— В одном можешь быть уверен, приятель — при встрече я тебя сразу узнаю.
Фил хотел окликнуть их, пойти за ними, убежать вместе с ними, но были вполне понятные причины, по которым он должен был остаться здесь. К тому же они его не приглашали составить компанию. На какое-то мгновение Фил задержался у стола. Небо из оливкового стало темно-серым. Очертания двери и перил в проходе потеряли свою резкость и слились в одно темное пятно. Фил через рулевую выбежал на палубу и закричал:
— Джейкоб! Джейкоб!
Матросы, стоявшие на карауле у пушек, заметно нервничали, но не хотели этого показывать. Один из них позвал Фила:
— Боцман, так какие-то странные звуки.
— Может быть, нам зарядить пушки и приготовить такелаж? — спросил другой.
— Спокойно! Джейкоб, Джейкоб! — Фил бросился на ют.
Там никого не было. На корме тоже. Дул легкий бриз, и волны мягко омывали борта «Розы Девона». Палубы были пусты.
— Джейкоб! — еще раз крикнул Фил. Теперь уже в сторону моря. Но ответа опять не последовало. Джейкоб ушел.
Фил постоял на палубе еще некоторое время, чутко прислушиваясь к каждому звуку. Голоса на берегу стихли, но из гавани к кораблю медленно двигалась лодка. Весла работали быстро и неравномерно. Беспокойство Фила усиливало еще и то, что на борту неизвестного судна началось заметное движение. До этого оно не подавало никаких признаков жизни.
Фил взял судьбу «Розы Девона» в свои руки. Он перегнулся через орудие, стоящее на юте, и закричал, но не громко:
— Эй, там! Наверх, на реи! Приготовься поднять паруса!
Призыв к деятельности вселил в матросов уверенность и придал им мужества. Они бесшумно вскарабкались по такелажу и притаились. Но даже их приглушенные голоса барабанной дробью отдавались в ушах юноши.
Джейкоб ушел! На этот раз боцману вспомнились старинные рассказы о крысах, которые бегут с корабля, как только почуют надвигающуюся опасность.
ГЛАВА 17
ГЛАВА 18
ГЛАВА 19
Фил хотел окликнуть их, пойти за ними, убежать вместе с ними, но были вполне понятные причины, по которым он должен был остаться здесь. К тому же они его не приглашали составить компанию. На какое-то мгновение Фил задержался у стола. Небо из оливкового стало темно-серым. Очертания двери и перил в проходе потеряли свою резкость и слились в одно темное пятно. Фил через рулевую выбежал на палубу и закричал:
— Джейкоб! Джейкоб!
Матросы, стоявшие на карауле у пушек, заметно нервничали, но не хотели этого показывать. Один из них позвал Фила:
— Боцман, так какие-то странные звуки.
— Может быть, нам зарядить пушки и приготовить такелаж? — спросил другой.
— Спокойно! Джейкоб, Джейкоб! — Фил бросился на ют.
Там никого не было. На корме тоже. Дул легкий бриз, и волны мягко омывали борта «Розы Девона». Палубы были пусты.
— Джейкоб! — еще раз крикнул Фил. Теперь уже в сторону моря. Но ответа опять не последовало. Джейкоб ушел.
Фил постоял на палубе еще некоторое время, чутко прислушиваясь к каждому звуку. Голоса на берегу стихли, но из гавани к кораблю медленно двигалась лодка. Весла работали быстро и неравномерно. Беспокойство Фила усиливало еще и то, что на борту неизвестного судна началось заметное движение. До этого оно не подавало никаких признаков жизни.
Фил взял судьбу «Розы Девона» в свои руки. Он перегнулся через орудие, стоящее на юте, и закричал, но не громко:
— Эй, там! Наверх, на реи! Приготовься поднять паруса!
Призыв к деятельности вселил в матросов уверенность и придал им мужества. Они бесшумно вскарабкались по такелажу и притаились. Но даже их приглушенные голоса барабанной дробью отдавались в ушах юноши.
Джейкоб ушел! На этот раз боцману вспомнились старинные рассказы о крысах, которые бегут с корабля, как только почуют надвигающуюся опасность.
ГЛАВА 17
ВИЛЛИ КОНТИ
С корабля увидели, как от берега отплыла лодка. Люди в ней изо всех сил налегали на весла, а вслед им неслись крики. По гавани эхом разлетались возгласы на английском и на испанском, сопровождаемые выстрелами. Вдалеке вспыхнул маяк. Некоторое время он мигал, а потом погас. На берегу зажглись факелы. Крики стали громче. Вслед за уходящей лодкой пустились в погоню. Преследователи отчаянно гребли веслами, чтобы догнать беглецов.
По сравнению с ярким звездным небом и тихой гаванью, шум и суета казались ничтожными. Днем морщинистые склоны диких гор своим величием подавляли гавань, но звездной ночью эти горы казались просто карликовыми холмами. Даже крики и громкое эхо от них становилось слабее в бескрайнем просторе ночи.
Люди в первой лодке гребли неравномерно и неслаженно, но каждый старался, как мог. И это помогало им держаться намного впереди своих преследователей. Они подошли уже близко к кораблю, укрылись в его тени и сложили весла.
— Веревки, придурки! — закричал Старик. — Бросьте нам веревки! Свяжите эту пташку, которую мы поймали и поднимите наверх! Давайте, ребята, тащите его! Отлично! Я доберусь до него, чего бы мне это не стоило. Бросайте веревки с носа и кормы! Хорошо! Все поднимаются по очереди, один за другим. Все поднялись? Отлично! Затаскивайте лодку! Отлично сработано, Джейкоб! Поднимаем якорь и уходим!
Было очевидно, что у тех, кто взобрался на корабль, есть что рассказать, но времени для разговоров уже не оставалось. Люди, преследующие их в море, бросили весла и лодка остановилась, покачиваясь на волнах. Продолжать погоню было бессмысленно. На борту неизвестного корабля появились признаки того, что там готовят орудия к бою, но никаких действий с их стороны пока не последовало. Старик уже не обращал на них внимания. Он расхаживал по палубе, то и дело ругался и отдавал приказания:
— Держи против ветра! Пошевеливайся! Натягивай, натягивай! Подгоняй их, боцман, не жалей! Освободить марсель! Эй ты, наверх, на рею марселя! Ножом, парень, ножом! Эй, у штурвала! Резче, резче! Есть! Так держать!
С юта раздался уверенный, голос Гарри Малькольма:
— Орудие готово, Том! Я стреляю!
— Хорошо, давай! — ответил Старик. — Если не попадешь с первого раза, стреляй еще раз.
Орудие было заряжено так, чтобы отстреливаться в случае, если корабль будет взят на абордаж. С баков увидели, как чиркнула спичка. Чрез мгновение раздался выстрел и осколки градом посыпались на лодки, стоящие вдали. Они услышали громкий всплеск. С моря доносились крики и проклятья. В бледном лунном свете было видно, что снаряд попал в цель.
Матрос начал чистить пушку. Гарри Малькольм зачерпнул полный ковш пороха и, стараясь держаться подальше от дула, стал перемешивать его. Потом вытер руки, закрыл бочку, отложил пробойник и приказала готовиться ко второму залпу.
Старик засмеялся сквозь зубы.
— Спустись вниз, Джейкоб, — крикнул он, — и принеси им ядро из оружейного ящика. Перед тем, как уйти, мы должны пустить ко дну одну их этих водяных крыс. Джейкоб, Джейкоб!
Джейкоб не отвечал. Вместо него раздался голос Филипа Маршама.
— Он ушел.
— Ушел? — переспросил Старик. В темноте по его лицу было трудно что-либо прочитать, но его голос насторожил матросов.
— Ушел? — повторил Старик и посмотрел вниз в темноту. Его лицо скрывала тень. Он поднял руку и подозвал боцмана.
Филип вскарабкался по лестнице и оказался рядом с ним.
— Ты сказал, он ушел, — медленно и спокойно произнес Старик. — Когда?
— Я не знаю. Он остался караулить на палубе, а я спустился вниз ужинать.
— Как он ушел?
— Этого я тоже не знаю. Я был в каюте. Туда вошли трое посторонних.
— Трое посторонних? Продолжай. — Старик выпрямился и, улыбаясь, скрестил руки на груди. Он не пропустил ни одного слова из того, что говорил боцман.
— Когда ты вышел на палубу, его уже не было. — Старик постучал пальцами по перилам. — Ты ведь учился. Сможешь повести корабль?
— Смогу.
— Хорошо, теперь нам пригодятся твои знания. Помнишь тот день, когда мы встретились с тобой на дороге? Я не скоро забуду того напыщенного чудака с книгой. Мы здорово над ним посмеялись тогда и весело провели время. Мы частенько потешались над ним еще тогда, когда он жил в Байдфорде. Джейкобу это не нравилось, хотя он сам терпеть не мог этого парня. — Старик взглянул Филипу в глаза и улыбнулся. — Я с Мартином тогда ловок пошутил. Но все это в прошлом. И Джейкоб ушел! Пусть идет. Семь бед — один ответ. Ступай на нос, боцман, и не спускай глаз с моря. Не уходи дальше грот-мачты, пока я не разрешу тебе.
Когда Фил был уже на лестнице, Старик обратился к нему:
— Помни, боцман, не уходи дольше грот-мачты, пока я не разрешу тебе. Ты мне не нравишься. Но я хочу, чтобы ты знал: я не терплю, когда кто-то вмешивается в мои дела.
Том Джордан говорил с Филом дружелюбно, но юноша был не настолько слеп, чтобы не заметить подозрительности в его обращении с ним. Он остановился у баков и посмотрел назад. Старик отдавал приказания рулевому. Корабль благополучно покинул гавань и опять держал курс вдоль побережья. Следов погони не было. Старик спустился с юта, переговорил с несколькими матросами и крикнул:
— Эй, Мартин, Пол, приведите этого парня.
С этими словами он вошел в каюту. Там его ждал Гарри Мэлькольм.
Мартин Барвик и Пол Крейг направились туда, где все это время лежал связанный, которого они подняли на борт. Пока он находился на корабле, он не издал ни звука и не пошевелился. Они молча взяли его с двух сторон за голову и за ноги и понесли в каюту. Дверь закрылась, и наступила долгая тишина.
Для некоторых все это оставалось загадкой. В том числе и для боцмана. Многие перешептывались между собой и обменивались кивками. Они знали, в чем дело. Корабль плыл вперед. Реи на мачтах скрипели от качки. Ветер поднимал волны и они окатывали палубу. Небо заволокло тучами. Собирался дождь. На корабле стояла зловещая тишина. Каждая минута тянулась долго и мучительно. Напряжение нарастало. Вдруг из каюты раздался громкий крик. Люди, сидевшие на палубе, вздрогнули и посмотрели друг на друга. Фил вскочил.
— Сядь, парень, — успокоил его плотник.
— Убери руки!
— Нет, будет лучше, если я попридержу тебя.
— Убери руки! Прочь с дороги!
— Нет, я выполняю приказ.
Из каюты снова раздался крик. Одной рукой Фил схватился за кинжал.
— Полегче, боцман. Твоя глупость может тебе дорого стоить. Не один я слежу за тобой.
При этих словах трое матросов, которые сидели у грот-мачты, встали. Они посмотрели в сторону Фила и плотника. Один из них медленно двинулся к ним.
Фил не боялся вступить в схватку, ко он трезво смотрел на вещи и быстро сообразил, что сейчас он один против всех. Это усугубляло неравенство. Его сердце часто забилось и на лбу выступил холодный пот.
— Что с ним делают? — спросил он.
— Только то, что он сам заслужил, — ответил подошедший к ним матрос.
В голове Фила пронеслась мысль. Он бросил взгляд в сторону темного далекого берега. Единственный глаз плотника следил за каждым его движением и это жест не ускользнул от него.
— Нет, — произнес он. — Это глупая самонадеянность.
Плотник почесал бороду. Он был по-своему добрым малым. Боцман ему нравился и ему хотелось поскорее избавиться от своей унизительной обязанности, но сейчас это было невозможно. Он глубоко вздохнул и расправил плечи.
— Когда я был ребенком, — начал он, — я слышал историю об одном человеке. Его звали Майлс Филипс. Его выбросили на берег в Мексике или где-то там. То, что ему пришлось выстрадать от рук индейцев или испанцев, может любого научить благоразумию. Они бросили его в тюрьму и морили голодом. Они до полусмерти замучили его инквизицией. Многих из тех, кто был с ним они убили или отправили на каторжные работы. Его самого и некоторых других они продали в рабство. Его мучения были ужасны. Но тут до него дошли слухи, что в тех морях плавает сэр Фрэнсис Дрейк, и тогда он убежал, чтобы присоединиться к нему. Но они поймали его, этого Майкла Филипса, заточили в кандалы и снова бросили в тюрьму, но ему еще раз удалось бежать. Бог помогал ему. Он сумел освободиться от коков и добрался до Англии. Но выстрадал он много: злые москиты, пытки индейцев, испанцев, инквизицию и еще много чего. Один старик, который знал Майлса Филипса, говорил мне, что вся его история рассказана в книге господина Хэклсута. И каждый, кто умеет читать, может сам в этом убедиться. Читать я не умею, но заучил эту историю наизусть, чтобы не повадно было убегать с корабля на незнакомую землю.
Филип Маршам не слышал и половины из того, что говорил плотник. В его ушах все еще стояли те крики. Они больше не повторялись. На палубе воцарилась тишина, нарушаемая только размеренным рассказом плотника. Юноша перебирал в голове все события и тщетно пытался найти объяснение крикам.
— Расскажите мне, — произнес он, — что случилось на берегу.
Плотник рассмеялся. Он был доволен тем, что ему удалось отвлечь мысли боцмана от происходящего.
— Ничего особенного. Они хотели заставить нас положить оружие у дверей, но Старик слишком умен, чтобы его можно было так просто обвести вокруг пальца. Он улыбался, раскланивался и пожимал им руки. Я держал ухо востро. Я понимаю испанскую речь, хотя выучить их язык мне стоило больших усилий и времени. Я услышал, как кто-то сказал по-испански: «Да, это он.» Я подумал про себя: Да поможет нам небо! Где я слышал этот голос?». Потом меня осенило и я спросил ребят: «Кто из нас знал, что этот парень, Вилли Конти, говорит по-испански?» Старик услышал меня, повернулся и в темноте различил лицо Вилли. Ты знаешь его — хитрый и ловкий, но вспыльчивый. «Это наш человек!» — закричал он. «Схватить его!». Я стоял ближе всех и сразу же бросился туда. Они уже не могли остановить нас или помешать. Старик, который тоже слышал слова Вилли Конти, закричал: «Назад, к лодке, ребята!» Сам посуди, Вилли Конти указал на нас и тем самым предал. Мы бросились назад к лодке, таща за собой Вилли. Все произошло так быстро и внезапно, что у них даже не было времени опомниться и сообразить, что к чему.
— Кто были другие англичане?
Плотник недоуменно посмотрел на юношу:
— Англичан там не было.
Фил встал и начал прохаживаться по палубе. Плотник и другие матросы наблюдали за ним. Одни ворчали и недоверчиво перешептывались. Другие успокаивали их.
— Нет, он надежный парень. Просто они были друзья, — услышал Фил чей-то голос.
Лицо плотника не выражало никаких чувств. Он не улыбался и не хмурился. Его заботили только собственные интересы. То, что происходило в каюте, его не волновало. Он относился в этому спокойно. К тому же он недолюбливал беднягу Вилли, но вот к его другу выражал искреннюю симпатию и его беспокоило, что Филип принимает несчастье Вилли Конти так близко к сердцу.
— Иди сюда, парень, — обратился он к Филу. — Сядь и посмотри, какая хорошая ночь.
Фил облокотился на перила, запустил руки в волосы и, покусывая губы, пристально смотрел в сторону далекого берега Кубы.
Он не боялся ни индейцев, ни насекомых, ни инквизиции. Было другое, что пугало его намного больше.
Он больше не мог выносить тяжелых хрипов, доносившихся из каюты. Он повернулся. В руке у него блестел кинжал, но плотник уже схватил его.
— Не надо, парень, не надо! — прошептал он.
Фил знал, что плотник делал это не со зла и не мог заставить себя пустить в ход кинжал. Хотя только с его помощью он мог вырваться из цепких рук, которые крепко держали его. Некоторое время они раскачивались так из стороны в сторону. Другие матросы поспешили на помощь к плотнику, но тут дверь каюты открылась. Оттуда раздался хохот и голос Старика:
— Положите его здесь и крепко привяжите к мачте. Он должен благодарить меня за то, что я милостив.
По сравнению с ярким звездным небом и тихой гаванью, шум и суета казались ничтожными. Днем морщинистые склоны диких гор своим величием подавляли гавань, но звездной ночью эти горы казались просто карликовыми холмами. Даже крики и громкое эхо от них становилось слабее в бескрайнем просторе ночи.
Люди в первой лодке гребли неравномерно и неслаженно, но каждый старался, как мог. И это помогало им держаться намного впереди своих преследователей. Они подошли уже близко к кораблю, укрылись в его тени и сложили весла.
— Веревки, придурки! — закричал Старик. — Бросьте нам веревки! Свяжите эту пташку, которую мы поймали и поднимите наверх! Давайте, ребята, тащите его! Отлично! Я доберусь до него, чего бы мне это не стоило. Бросайте веревки с носа и кормы! Хорошо! Все поднимаются по очереди, один за другим. Все поднялись? Отлично! Затаскивайте лодку! Отлично сработано, Джейкоб! Поднимаем якорь и уходим!
Было очевидно, что у тех, кто взобрался на корабль, есть что рассказать, но времени для разговоров уже не оставалось. Люди, преследующие их в море, бросили весла и лодка остановилась, покачиваясь на волнах. Продолжать погоню было бессмысленно. На борту неизвестного корабля появились признаки того, что там готовят орудия к бою, но никаких действий с их стороны пока не последовало. Старик уже не обращал на них внимания. Он расхаживал по палубе, то и дело ругался и отдавал приказания:
— Держи против ветра! Пошевеливайся! Натягивай, натягивай! Подгоняй их, боцман, не жалей! Освободить марсель! Эй ты, наверх, на рею марселя! Ножом, парень, ножом! Эй, у штурвала! Резче, резче! Есть! Так держать!
С юта раздался уверенный, голос Гарри Малькольма:
— Орудие готово, Том! Я стреляю!
— Хорошо, давай! — ответил Старик. — Если не попадешь с первого раза, стреляй еще раз.
Орудие было заряжено так, чтобы отстреливаться в случае, если корабль будет взят на абордаж. С баков увидели, как чиркнула спичка. Чрез мгновение раздался выстрел и осколки градом посыпались на лодки, стоящие вдали. Они услышали громкий всплеск. С моря доносились крики и проклятья. В бледном лунном свете было видно, что снаряд попал в цель.
Матрос начал чистить пушку. Гарри Малькольм зачерпнул полный ковш пороха и, стараясь держаться подальше от дула, стал перемешивать его. Потом вытер руки, закрыл бочку, отложил пробойник и приказала готовиться ко второму залпу.
Старик засмеялся сквозь зубы.
— Спустись вниз, Джейкоб, — крикнул он, — и принеси им ядро из оружейного ящика. Перед тем, как уйти, мы должны пустить ко дну одну их этих водяных крыс. Джейкоб, Джейкоб!
Джейкоб не отвечал. Вместо него раздался голос Филипа Маршама.
— Он ушел.
— Ушел? — переспросил Старик. В темноте по его лицу было трудно что-либо прочитать, но его голос насторожил матросов.
— Ушел? — повторил Старик и посмотрел вниз в темноту. Его лицо скрывала тень. Он поднял руку и подозвал боцмана.
Филип вскарабкался по лестнице и оказался рядом с ним.
— Ты сказал, он ушел, — медленно и спокойно произнес Старик. — Когда?
— Я не знаю. Он остался караулить на палубе, а я спустился вниз ужинать.
— Как он ушел?
— Этого я тоже не знаю. Я был в каюте. Туда вошли трое посторонних.
— Трое посторонних? Продолжай. — Старик выпрямился и, улыбаясь, скрестил руки на груди. Он не пропустил ни одного слова из того, что говорил боцман.
— Когда ты вышел на палубу, его уже не было. — Старик постучал пальцами по перилам. — Ты ведь учился. Сможешь повести корабль?
— Смогу.
— Хорошо, теперь нам пригодятся твои знания. Помнишь тот день, когда мы встретились с тобой на дороге? Я не скоро забуду того напыщенного чудака с книгой. Мы здорово над ним посмеялись тогда и весело провели время. Мы частенько потешались над ним еще тогда, когда он жил в Байдфорде. Джейкобу это не нравилось, хотя он сам терпеть не мог этого парня. — Старик взглянул Филипу в глаза и улыбнулся. — Я с Мартином тогда ловок пошутил. Но все это в прошлом. И Джейкоб ушел! Пусть идет. Семь бед — один ответ. Ступай на нос, боцман, и не спускай глаз с моря. Не уходи дальше грот-мачты, пока я не разрешу тебе.
Когда Фил был уже на лестнице, Старик обратился к нему:
— Помни, боцман, не уходи дольше грот-мачты, пока я не разрешу тебе. Ты мне не нравишься. Но я хочу, чтобы ты знал: я не терплю, когда кто-то вмешивается в мои дела.
Том Джордан говорил с Филом дружелюбно, но юноша был не настолько слеп, чтобы не заметить подозрительности в его обращении с ним. Он остановился у баков и посмотрел назад. Старик отдавал приказания рулевому. Корабль благополучно покинул гавань и опять держал курс вдоль побережья. Следов погони не было. Старик спустился с юта, переговорил с несколькими матросами и крикнул:
— Эй, Мартин, Пол, приведите этого парня.
С этими словами он вошел в каюту. Там его ждал Гарри Мэлькольм.
Мартин Барвик и Пол Крейг направились туда, где все это время лежал связанный, которого они подняли на борт. Пока он находился на корабле, он не издал ни звука и не пошевелился. Они молча взяли его с двух сторон за голову и за ноги и понесли в каюту. Дверь закрылась, и наступила долгая тишина.
Для некоторых все это оставалось загадкой. В том числе и для боцмана. Многие перешептывались между собой и обменивались кивками. Они знали, в чем дело. Корабль плыл вперед. Реи на мачтах скрипели от качки. Ветер поднимал волны и они окатывали палубу. Небо заволокло тучами. Собирался дождь. На корабле стояла зловещая тишина. Каждая минута тянулась долго и мучительно. Напряжение нарастало. Вдруг из каюты раздался громкий крик. Люди, сидевшие на палубе, вздрогнули и посмотрели друг на друга. Фил вскочил.
— Сядь, парень, — успокоил его плотник.
— Убери руки!
— Нет, будет лучше, если я попридержу тебя.
— Убери руки! Прочь с дороги!
— Нет, я выполняю приказ.
Из каюты снова раздался крик. Одной рукой Фил схватился за кинжал.
— Полегче, боцман. Твоя глупость может тебе дорого стоить. Не один я слежу за тобой.
При этих словах трое матросов, которые сидели у грот-мачты, встали. Они посмотрели в сторону Фила и плотника. Один из них медленно двинулся к ним.
Фил не боялся вступить в схватку, ко он трезво смотрел на вещи и быстро сообразил, что сейчас он один против всех. Это усугубляло неравенство. Его сердце часто забилось и на лбу выступил холодный пот.
— Что с ним делают? — спросил он.
— Только то, что он сам заслужил, — ответил подошедший к ним матрос.
В голове Фила пронеслась мысль. Он бросил взгляд в сторону темного далекого берега. Единственный глаз плотника следил за каждым его движением и это жест не ускользнул от него.
— Нет, — произнес он. — Это глупая самонадеянность.
Плотник почесал бороду. Он был по-своему добрым малым. Боцман ему нравился и ему хотелось поскорее избавиться от своей унизительной обязанности, но сейчас это было невозможно. Он глубоко вздохнул и расправил плечи.
— Когда я был ребенком, — начал он, — я слышал историю об одном человеке. Его звали Майлс Филипс. Его выбросили на берег в Мексике или где-то там. То, что ему пришлось выстрадать от рук индейцев или испанцев, может любого научить благоразумию. Они бросили его в тюрьму и морили голодом. Они до полусмерти замучили его инквизицией. Многих из тех, кто был с ним они убили или отправили на каторжные работы. Его самого и некоторых других они продали в рабство. Его мучения были ужасны. Но тут до него дошли слухи, что в тех морях плавает сэр Фрэнсис Дрейк, и тогда он убежал, чтобы присоединиться к нему. Но они поймали его, этого Майкла Филипса, заточили в кандалы и снова бросили в тюрьму, но ему еще раз удалось бежать. Бог помогал ему. Он сумел освободиться от коков и добрался до Англии. Но выстрадал он много: злые москиты, пытки индейцев, испанцев, инквизицию и еще много чего. Один старик, который знал Майлса Филипса, говорил мне, что вся его история рассказана в книге господина Хэклсута. И каждый, кто умеет читать, может сам в этом убедиться. Читать я не умею, но заучил эту историю наизусть, чтобы не повадно было убегать с корабля на незнакомую землю.
Филип Маршам не слышал и половины из того, что говорил плотник. В его ушах все еще стояли те крики. Они больше не повторялись. На палубе воцарилась тишина, нарушаемая только размеренным рассказом плотника. Юноша перебирал в голове все события и тщетно пытался найти объяснение крикам.
— Расскажите мне, — произнес он, — что случилось на берегу.
Плотник рассмеялся. Он был доволен тем, что ему удалось отвлечь мысли боцмана от происходящего.
— Ничего особенного. Они хотели заставить нас положить оружие у дверей, но Старик слишком умен, чтобы его можно было так просто обвести вокруг пальца. Он улыбался, раскланивался и пожимал им руки. Я держал ухо востро. Я понимаю испанскую речь, хотя выучить их язык мне стоило больших усилий и времени. Я услышал, как кто-то сказал по-испански: «Да, это он.» Я подумал про себя: Да поможет нам небо! Где я слышал этот голос?». Потом меня осенило и я спросил ребят: «Кто из нас знал, что этот парень, Вилли Конти, говорит по-испански?» Старик услышал меня, повернулся и в темноте различил лицо Вилли. Ты знаешь его — хитрый и ловкий, но вспыльчивый. «Это наш человек!» — закричал он. «Схватить его!». Я стоял ближе всех и сразу же бросился туда. Они уже не могли остановить нас или помешать. Старик, который тоже слышал слова Вилли Конти, закричал: «Назад, к лодке, ребята!» Сам посуди, Вилли Конти указал на нас и тем самым предал. Мы бросились назад к лодке, таща за собой Вилли. Все произошло так быстро и внезапно, что у них даже не было времени опомниться и сообразить, что к чему.
— Кто были другие англичане?
Плотник недоуменно посмотрел на юношу:
— Англичан там не было.
Фил встал и начал прохаживаться по палубе. Плотник и другие матросы наблюдали за ним. Одни ворчали и недоверчиво перешептывались. Другие успокаивали их.
— Нет, он надежный парень. Просто они были друзья, — услышал Фил чей-то голос.
Лицо плотника не выражало никаких чувств. Он не улыбался и не хмурился. Его заботили только собственные интересы. То, что происходило в каюте, его не волновало. Он относился в этому спокойно. К тому же он недолюбливал беднягу Вилли, но вот к его другу выражал искреннюю симпатию и его беспокоило, что Филип принимает несчастье Вилли Конти так близко к сердцу.
— Иди сюда, парень, — обратился он к Филу. — Сядь и посмотри, какая хорошая ночь.
Фил облокотился на перила, запустил руки в волосы и, покусывая губы, пристально смотрел в сторону далекого берега Кубы.
Он не боялся ни индейцев, ни насекомых, ни инквизиции. Было другое, что пугало его намного больше.
Он больше не мог выносить тяжелых хрипов, доносившихся из каюты. Он повернулся. В руке у него блестел кинжал, но плотник уже схватил его.
— Не надо, парень, не надо! — прошептал он.
Фил знал, что плотник делал это не со зла и не мог заставить себя пустить в ход кинжал. Хотя только с его помощью он мог вырваться из цепких рук, которые крепко держали его. Некоторое время они раскачивались так из стороны в сторону. Другие матросы поспешили на помощь к плотнику, но тут дверь каюты открылась. Оттуда раздался хохот и голос Старика:
— Положите его здесь и крепко привяжите к мачте. Он должен благодарить меня за то, что я милостив.
ГЛАВА 18
МИЛОСТЬ ТОМА ДЖОРДАНА
В полдень корабль бросил якорь в широком заливе. С берегов его окружали горы и леса, образуя удобную и просторную гавань. Время тянулось медленно. «Роза Девона» спокойно покачивалась на волнах. На берегу ветер шелестел листьями деревьев. Дождевые потоки с гор усиливали течение и оно серебряными бликами светилось на солнце. На палубе, прикованный к мачте, лежал Вилли Конти. Нол Крейг сидел на страже около него и смотрел, чтобы никто не подходил и не пытался заговорить с Вилли. А недалеко от них плотник что-то вымерял, пилил и строгал. Разложив перед собой инструмент, он делал гроб.
Рядом с ним лежали гвозди. Он брал их и сколачивал гладкие, обструганные доски. По палубе разносился стук: «Тук-тук-тук». Матросы переглядывались. Кто-то посмеивался и говорил, что Старик редкий злодей. Старик вышел из своей каюты и даже не взглянул на прикованного к мачте юношу. Он долго наблюдал за плотником. Лицо его было мрачно. Потом с серьезным видом он подошел и встал рядом с Филипом.
— Есть люди, которые хотели перерезать этому парню глотку, — произнес он, — другие предлагали сжечь его на столбе или живьем содрать с него кожу. Но у меня доброе сердце и по натуре я милосердный человек. Да, он нарушил клятву и подло нас предал, но я не держу на него зла. Пришлось просто выкрутить ему руки, чтобы выудить из него признание. Больше он мне не нужен. Повторяю, я не держу на него зал. Я даже приказал сделать для него гроб. Ты когда-нибудь видел гроб лучше?
Что можно было бы на это ответить? Старик снова держал корабль в своих руках, несмотря на все прошлое недовольство и возмущение матросов. Его иронии они боялись больше, чем его гнева.
С наступлением темноты они пустили гроб в лодку, куда потом один за другим спустились матросы.
— Давай, боцман, — спокойно и торжественно произнес Старик. — Здесь есть еще одно весло.
Филу не оставалось ничего другого, как спуститься в лодку вместе со всеми и занять свое место у весла. В паре сидел плотник. Юноша взял весло и поставил его между коленями.
Посередине лодки лежал гроб. Всего было четыре весла, по два с каждой стороны. Рядом с каждым гребцом сидел еще один матрос. Двое сидели на носу. Еще двое и Старик — на корме. Вилли Конти положили на дно лодки перед стариком. Руки и ноги юноши были связаны.
Лодка отошла от корабля. Матросы налегали на весла, а Старик руководил ими. Лодка была перегружена, глубоко осела в воду и двигалась медленно.
Над ними кружили и монотонно жужжали москиты. Лодка мягко скользила по воде. Волны плескались о прибрежный песок. В пальмах шуршал ветер. На фоне звездного неба величественно возвышались горы. Это было то самое место, в котором человеческая душа раз и навсегда могли обрести покой. Но мало кто из них предавался сейчас подобным философским размышлениям. Натура человека загадочна и непостижима. Простое жужжание москитов может отвлечь его от мыслей о Вселенной и необъятной красоте мира.
Матросы отмахивались от комаров и громко ругались. Старик приказал им замолчать и продолжать грести. Они подошли уже близко к берегу, но высаживаться еще было рано.
Шло время. В тишине слышался только шум ветра, плеск волн и тяжелое дыхание матросов. Старик стоял на корме и выбирал место, где можно причалить лодку. Кто-то из матросов тоже глядел на берег. Тем временем Вилли Конти, связанный по рукам и ногам, незаметно шевелился на дне лодки. Он подтянул ноги таким образом, чтобы найти точку опоры. Неожиданно для всех он подпрыгнул и упал на спину рядом с бортом. Отсюда, извиваясь как змея, он отчаянно пытался перекинуть себя в воду.
Старик в ярости кинулся к Вилли, чтобы удержать его, и схватил за руку. Один из матросов, желая помочь ему в этом, изо всех сил ударил Вилли Конти прикладом по лицу, но при этом он задел Старика. Тот потерял равновесие и выпустил юношу. Прежде, чем кто-либо успел сообразить, что происходит, Вилли Конти выскользнул из лодки, и упав в воду, быстро пошел ко дну. Похоже, удар был смертельным. Вилли уже не выплыл. Смерть была для него единственным спасением. Старик взревел от ярости. Он был похож на дикого хищника, у которого украли добычу. Он резко повернулся к тому, кто его толкнул, схватил тяжелый гроб, приготовленный для Вилли Конти, поднял его над головой и швырнул в матроса.
Гроб угодил прямо ему в голову и упал за борт. Матрос схватился за раненную голову. Между пальцев у него сочилась кровь.
— Свинья! Осел! — рычал Старик. — Я уже собрался уложить тебя на место Вилли Конти. Но обойдемся без гроба. Ты не достоин этого.
Лодка уткнулась в белый песок. Старик вскочил на ноги и громко рассмеялся, видя, как его жертва трясется от страха.
— Убирайся! Если еще раз ты попадешься мне на глаза, я перережу тебе глотку? Понял? Перережу глотку!
— Нет, нет, не прогоняй меня! Не прогоняй! — закричал матрос. — О Боже! Только не это! Индейцы или испанцы прикончат меня! Дикие животные разорвут меня на куски. Нет! Нет!
Старик улыбнулся и протянул руку за мушкетом. Беднягу охватил ужас. Держась рукой за раненную голову, он скрылся за пальмами. Не раздалось ни одного выстрела. Никто не потянулся за ножом или шпагой, пока вопли несчастного не стихли вдали, но Старик все-таки выстрелил ему вслед, заставив его вскрикнуть.
— Эй, Мартин, возьми весло этого негодяя, — приказал Старик и развернул лодку к морю.
Они гребли молча и были рады тому, что могут хоть как-то отвлечь себя от мрачных мыслей. Деятельность — вот что позволяет человеку не думать о том, что его гнетет.
Ночью, когда все уже крепко спали, Мартин вдруг неожиданно вскочил и разбудил всех пронзительным криком, чем вызвал ужасный переполох на палубе. Он открыл глаза и повторял про себя:
— О Боже! Ну и сон! Ну и сон! — Он протер глаза, как бы избавляясь от ужасного видения.
На корабле продолжали недовольно ворчать. Это одна из человеческих слабостей, от которой людям не так-то легко избавиться. Но о замене капитана разговоров больше не заводили. Некоторые надеялись на то, что теперь удача будет на их стороне. Они говорили о той добыче, которую уже захватили, мечтали о добыче, которая еще ждет их впереди, и вспоминали вкус крепких напитков и лакомств, которыми их встретит мамаша Тейлор в Байдфорде. Другие же воздерживались от разговоров и лишь молча покачивали головами. Было видно, что они мечтали покинуть этот корабль. Но какие бы настроения не преобладали на борту «Розы Девона», толку от этих разговоров не было никакого.
Весь следующий день и всю ночь они стояли на якоре. Матросы ели, пили и грелись на солнышке. На «Розе Девона» были хорошие запасы и пока они не испытывали нужды ни в еде, ни в выпивке, но каждый, у кого была голова на плечах, понимал, что на борту что-то не так. С исчезновением Джейкоба, который так ловко ускользнул от своих обязанностей, корабль потерял какую-то прочность и единство целей, пусть даже и преступных.
Не стало и Вилли Конти! Как сказано в древней книге: «одному попала в рот муха, другому — волос, один не удержался на подмостках, другой упал с порога. Все они приняли смерть. У человека много путей, которыми он идет к своему последнему пристанищу и которые отрывают его от груди матери-земли».
Вилли Конти погиб ужасной смертью, но он избежал худшего. Филипу Маршаму суждено было пережить своего друга, но на его долю выпали такие испытания, от которых другой по воле судьбы был избавлен.
Обо всем этом Фил долго размышлял. Мук совести он боялся больше, чем всех пыток инквизиции. Ему почему-то опять вспомнился старый рыцарь в красном плаще. Одним словом, в голове Фила созрел план и он выжидал подходящего момента.
На вторую ночь, когда Старик расслабился и потерял бдительность, Фил пробрался на нос корабля и перелез через борт. По веревке, которую он специально приготовил, он спустился в лодку Тома Джордана. Действовал он бесшумно, чтобы его не услышали с палубы. Сев в лодку, он взял весла и стал грести к берегу. Будучи человеком с четной душой, он мог терпеть компанию этих головорезов, но не вечно.
Добравшись до берега, он втащил лодку на песок так, чтобы ее было хорошо видно с корабля. При желании они могли доплыть до нее. Не долго думая, Фил направился в сторону холмов. Поднявшись на вершину, он оглянулся и некоторое время наблюдал, как «Роза Девона» плавно раскачивается на волнах. Он надеялся, что больше никогда не увидит этот корабль. Потом он посмотрел вниз на мерцающий залив. Там на дне лежало мертвое тело Вилли Конти. Фил отвернулся и быстро зашагал через холмы прочь от залива.
Рядом с ним лежали гвозди. Он брал их и сколачивал гладкие, обструганные доски. По палубе разносился стук: «Тук-тук-тук». Матросы переглядывались. Кто-то посмеивался и говорил, что Старик редкий злодей. Старик вышел из своей каюты и даже не взглянул на прикованного к мачте юношу. Он долго наблюдал за плотником. Лицо его было мрачно. Потом с серьезным видом он подошел и встал рядом с Филипом.
— Есть люди, которые хотели перерезать этому парню глотку, — произнес он, — другие предлагали сжечь его на столбе или живьем содрать с него кожу. Но у меня доброе сердце и по натуре я милосердный человек. Да, он нарушил клятву и подло нас предал, но я не держу на него зла. Пришлось просто выкрутить ему руки, чтобы выудить из него признание. Больше он мне не нужен. Повторяю, я не держу на него зал. Я даже приказал сделать для него гроб. Ты когда-нибудь видел гроб лучше?
Что можно было бы на это ответить? Старик снова держал корабль в своих руках, несмотря на все прошлое недовольство и возмущение матросов. Его иронии они боялись больше, чем его гнева.
С наступлением темноты они пустили гроб в лодку, куда потом один за другим спустились матросы.
— Давай, боцман, — спокойно и торжественно произнес Старик. — Здесь есть еще одно весло.
Филу не оставалось ничего другого, как спуститься в лодку вместе со всеми и занять свое место у весла. В паре сидел плотник. Юноша взял весло и поставил его между коленями.
Посередине лодки лежал гроб. Всего было четыре весла, по два с каждой стороны. Рядом с каждым гребцом сидел еще один матрос. Двое сидели на носу. Еще двое и Старик — на корме. Вилли Конти положили на дно лодки перед стариком. Руки и ноги юноши были связаны.
Лодка отошла от корабля. Матросы налегали на весла, а Старик руководил ими. Лодка была перегружена, глубоко осела в воду и двигалась медленно.
Над ними кружили и монотонно жужжали москиты. Лодка мягко скользила по воде. Волны плескались о прибрежный песок. В пальмах шуршал ветер. На фоне звездного неба величественно возвышались горы. Это было то самое место, в котором человеческая душа раз и навсегда могли обрести покой. Но мало кто из них предавался сейчас подобным философским размышлениям. Натура человека загадочна и непостижима. Простое жужжание москитов может отвлечь его от мыслей о Вселенной и необъятной красоте мира.
Матросы отмахивались от комаров и громко ругались. Старик приказал им замолчать и продолжать грести. Они подошли уже близко к берегу, но высаживаться еще было рано.
Шло время. В тишине слышался только шум ветра, плеск волн и тяжелое дыхание матросов. Старик стоял на корме и выбирал место, где можно причалить лодку. Кто-то из матросов тоже глядел на берег. Тем временем Вилли Конти, связанный по рукам и ногам, незаметно шевелился на дне лодки. Он подтянул ноги таким образом, чтобы найти точку опоры. Неожиданно для всех он подпрыгнул и упал на спину рядом с бортом. Отсюда, извиваясь как змея, он отчаянно пытался перекинуть себя в воду.
Старик в ярости кинулся к Вилли, чтобы удержать его, и схватил за руку. Один из матросов, желая помочь ему в этом, изо всех сил ударил Вилли Конти прикладом по лицу, но при этом он задел Старика. Тот потерял равновесие и выпустил юношу. Прежде, чем кто-либо успел сообразить, что происходит, Вилли Конти выскользнул из лодки, и упав в воду, быстро пошел ко дну. Похоже, удар был смертельным. Вилли уже не выплыл. Смерть была для него единственным спасением. Старик взревел от ярости. Он был похож на дикого хищника, у которого украли добычу. Он резко повернулся к тому, кто его толкнул, схватил тяжелый гроб, приготовленный для Вилли Конти, поднял его над головой и швырнул в матроса.
Гроб угодил прямо ему в голову и упал за борт. Матрос схватился за раненную голову. Между пальцев у него сочилась кровь.
— Свинья! Осел! — рычал Старик. — Я уже собрался уложить тебя на место Вилли Конти. Но обойдемся без гроба. Ты не достоин этого.
Лодка уткнулась в белый песок. Старик вскочил на ноги и громко рассмеялся, видя, как его жертва трясется от страха.
— Убирайся! Если еще раз ты попадешься мне на глаза, я перережу тебе глотку? Понял? Перережу глотку!
— Нет, нет, не прогоняй меня! Не прогоняй! — закричал матрос. — О Боже! Только не это! Индейцы или испанцы прикончат меня! Дикие животные разорвут меня на куски. Нет! Нет!
Старик улыбнулся и протянул руку за мушкетом. Беднягу охватил ужас. Держась рукой за раненную голову, он скрылся за пальмами. Не раздалось ни одного выстрела. Никто не потянулся за ножом или шпагой, пока вопли несчастного не стихли вдали, но Старик все-таки выстрелил ему вслед, заставив его вскрикнуть.
— Эй, Мартин, возьми весло этого негодяя, — приказал Старик и развернул лодку к морю.
Они гребли молча и были рады тому, что могут хоть как-то отвлечь себя от мрачных мыслей. Деятельность — вот что позволяет человеку не думать о том, что его гнетет.
Ночью, когда все уже крепко спали, Мартин вдруг неожиданно вскочил и разбудил всех пронзительным криком, чем вызвал ужасный переполох на палубе. Он открыл глаза и повторял про себя:
— О Боже! Ну и сон! Ну и сон! — Он протер глаза, как бы избавляясь от ужасного видения.
На корабле продолжали недовольно ворчать. Это одна из человеческих слабостей, от которой людям не так-то легко избавиться. Но о замене капитана разговоров больше не заводили. Некоторые надеялись на то, что теперь удача будет на их стороне. Они говорили о той добыче, которую уже захватили, мечтали о добыче, которая еще ждет их впереди, и вспоминали вкус крепких напитков и лакомств, которыми их встретит мамаша Тейлор в Байдфорде. Другие же воздерживались от разговоров и лишь молча покачивали головами. Было видно, что они мечтали покинуть этот корабль. Но какие бы настроения не преобладали на борту «Розы Девона», толку от этих разговоров не было никакого.
Весь следующий день и всю ночь они стояли на якоре. Матросы ели, пили и грелись на солнышке. На «Розе Девона» были хорошие запасы и пока они не испытывали нужды ни в еде, ни в выпивке, но каждый, у кого была голова на плечах, понимал, что на борту что-то не так. С исчезновением Джейкоба, который так ловко ускользнул от своих обязанностей, корабль потерял какую-то прочность и единство целей, пусть даже и преступных.
Не стало и Вилли Конти! Как сказано в древней книге: «одному попала в рот муха, другому — волос, один не удержался на подмостках, другой упал с порога. Все они приняли смерть. У человека много путей, которыми он идет к своему последнему пристанищу и которые отрывают его от груди матери-земли».
Вилли Конти погиб ужасной смертью, но он избежал худшего. Филипу Маршаму суждено было пережить своего друга, но на его долю выпали такие испытания, от которых другой по воле судьбы был избавлен.
Обо всем этом Фил долго размышлял. Мук совести он боялся больше, чем всех пыток инквизиции. Ему почему-то опять вспомнился старый рыцарь в красном плаще. Одним словом, в голове Фила созрел план и он выжидал подходящего момента.
На вторую ночь, когда Старик расслабился и потерял бдительность, Фил пробрался на нос корабля и перелез через борт. По веревке, которую он специально приготовил, он спустился в лодку Тома Джордана. Действовал он бесшумно, чтобы его не услышали с палубы. Сев в лодку, он взял весла и стал грести к берегу. Будучи человеком с четной душой, он мог терпеть компанию этих головорезов, но не вечно.
Добравшись до берега, он втащил лодку на песок так, чтобы ее было хорошо видно с корабля. При желании они могли доплыть до нее. Не долго думая, Фил направился в сторону холмов. Поднявшись на вершину, он оглянулся и некоторое время наблюдал, как «Роза Девона» плавно раскачивается на волнах. Он надеялся, что больше никогда не увидит этот корабль. Потом он посмотрел вниз на мерцающий залив. Там на дне лежало мертвое тело Вилли Конти. Фил отвернулся и быстро зашагал через холмы прочь от залива.
ГЛАВА 19
СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ
С наступлением дня на «Розе Девона» обнаружили побег боцмана. На берегу стояла лодка и все могли видеть, каким образом он ушел. Настроение на корабле стало мрачное и злобное.
С горы можно было видеть, как «Роза Девона» расправила свои паруса и белой птицей пошла в море. Но смотреть было некому. Ничто не нарушало величавого спокойствия залива в это летнее утро. На голубом небе ярко светило солнце, зеленые пальмы плавно шелестели листвой, вторя шуму волн. В сказочной красоте этого места не осталось и следа жестокости.
Филип Маршам шел через холмы по узкому полуострову между двумя заливами. Дорога была тяжелой. Филу приходилось то спускаться, то подниматься. Но к восходу солнца он уже прошел весь полуостров. Дорога привела его в болотистую местность. В темноте пробираться между тростниками и камышами было почти невозможно. Фил решил обойти болото стороной и вышел к берегу. Здесь дорога стала удобнее. Он прошел через лес и пересек зеленую долину. По пути Фил отмечал для себя, что растительность в тропиках богатая и пышная. Ему попадались самые разнообразные деревья, цветы, фрукты.
Взошло солнце. Фил напился из ручья и съел кусок хлеба из того скудного запаса, который прихватил с собой с корабля. Долго задерживаться на одном месте он не осмеливался и поэтому вновь отправился в путь. Через некоторое время ему попались две хижины. Около них на солнце сушились рыболовецкие снасти и сети. Фил уже начал уставать от жары. Солнце палило нещадно. Он выбрал тенистое место и решил немного передохнуть, а потом опять, задержавшись надолго продолжил свой путь. Небо стало затягивать тучами, но его это не смущало. Он упорно шел вперед. Та же решимость вела его и раньше, когда он бежал из Лондона в Байдфорд в графстве Девон.
Ощущение погони подгоняло его. Этих мест он не знал и четкой цели у него не было, но для себя он твердо решил, что на «Розу Девона» он больше не вернется, чтобы ни случилось. Наступает время, когда чаша терпения и покорности переполняется. Так было и с Филом. Он уже не обращал внимания на непогоду, и, не останавливаясь, двигался дальше.
Ветер не на шутку разбушевался. Небо заволокло тучами, и по земле прокатились раскаты грома. Начался ливень. Он косыми струями хлестал по листьям деревьев, как будто тысячи мечей скрестились на поле брани. Молния вспыхивала и вновь исчезала в тучах за горизонтом. В это время землю сотрясали удары грома. Они раскатистым эхом спускались с гор и замирали внизу, словно черные ангелы сошлись в смертной битве. Для юноши, который родился в Англии и прошел школу морского ремесла в северных водах, такая буря была знакома только по рассказам моряков. Фил попытался укрыться от дождя, но тщетно. Он уже промок до нитки. Гром и рев бури наполняли его ужасом и он спокойно вздохнул только тогда, когда все затихло. Буря длилась не более часа, а потом снова взошло солнце. Стало теплее, но дышать было тяжело. В воздухе стояла духота.
Природа между тем оживала. Насекомые выбрались их своих нор и зажужжали в траве и листьях деревьев. Фила опять одолевали москиты. От них не было спасения. Каждое лето эти насекомые возвращаются в эти края. Люди, которые живут здесь долгое время, уже привыкли к ним. Их ядовитые укусы, казалось, не действуют на местных жителей. Но человеку, не привыкшему к здешнему климату, приходилось туго. Руки Фила распухли так, что он с трудом мог ими двигать. Лицо отекло и раздулось. Глаза превратились в узкие щепки и Фил едва различал дорогу. На ощупь пробираясь между деревьями, ослабевший от голода и жажды, он опять вышел к берегу. Он прищурил опухшие веки и разглядел вдали «Розу Девона», с которой бежал. Он поклялся себе, что никогда больше не вернется туда, но сейчас мучения его были настолько невыносимы, что он был бы рад найти спасение на борту корабля. И пусть даже они его повесят. Но «Роза Девона» медленно уходила вдаль. Море было спокойное. От бури не осталось и следа. Фил присел на камень. Силы оставили его и он в изнеможении растянулся на земле.
С горы можно было видеть, как «Роза Девона» расправила свои паруса и белой птицей пошла в море. Но смотреть было некому. Ничто не нарушало величавого спокойствия залива в это летнее утро. На голубом небе ярко светило солнце, зеленые пальмы плавно шелестели листвой, вторя шуму волн. В сказочной красоте этого места не осталось и следа жестокости.
Филип Маршам шел через холмы по узкому полуострову между двумя заливами. Дорога была тяжелой. Филу приходилось то спускаться, то подниматься. Но к восходу солнца он уже прошел весь полуостров. Дорога привела его в болотистую местность. В темноте пробираться между тростниками и камышами было почти невозможно. Фил решил обойти болото стороной и вышел к берегу. Здесь дорога стала удобнее. Он прошел через лес и пересек зеленую долину. По пути Фил отмечал для себя, что растительность в тропиках богатая и пышная. Ему попадались самые разнообразные деревья, цветы, фрукты.
Взошло солнце. Фил напился из ручья и съел кусок хлеба из того скудного запаса, который прихватил с собой с корабля. Долго задерживаться на одном месте он не осмеливался и поэтому вновь отправился в путь. Через некоторое время ему попались две хижины. Около них на солнце сушились рыболовецкие снасти и сети. Фил уже начал уставать от жары. Солнце палило нещадно. Он выбрал тенистое место и решил немного передохнуть, а потом опять, задержавшись надолго продолжил свой путь. Небо стало затягивать тучами, но его это не смущало. Он упорно шел вперед. Та же решимость вела его и раньше, когда он бежал из Лондона в Байдфорд в графстве Девон.
Ощущение погони подгоняло его. Этих мест он не знал и четкой цели у него не было, но для себя он твердо решил, что на «Розу Девона» он больше не вернется, чтобы ни случилось. Наступает время, когда чаша терпения и покорности переполняется. Так было и с Филом. Он уже не обращал внимания на непогоду, и, не останавливаясь, двигался дальше.
Ветер не на шутку разбушевался. Небо заволокло тучами, и по земле прокатились раскаты грома. Начался ливень. Он косыми струями хлестал по листьям деревьев, как будто тысячи мечей скрестились на поле брани. Молния вспыхивала и вновь исчезала в тучах за горизонтом. В это время землю сотрясали удары грома. Они раскатистым эхом спускались с гор и замирали внизу, словно черные ангелы сошлись в смертной битве. Для юноши, который родился в Англии и прошел школу морского ремесла в северных водах, такая буря была знакома только по рассказам моряков. Фил попытался укрыться от дождя, но тщетно. Он уже промок до нитки. Гром и рев бури наполняли его ужасом и он спокойно вздохнул только тогда, когда все затихло. Буря длилась не более часа, а потом снова взошло солнце. Стало теплее, но дышать было тяжело. В воздухе стояла духота.
Природа между тем оживала. Насекомые выбрались их своих нор и зажужжали в траве и листьях деревьев. Фила опять одолевали москиты. От них не было спасения. Каждое лето эти насекомые возвращаются в эти края. Люди, которые живут здесь долгое время, уже привыкли к ним. Их ядовитые укусы, казалось, не действуют на местных жителей. Но человеку, не привыкшему к здешнему климату, приходилось туго. Руки Фила распухли так, что он с трудом мог ими двигать. Лицо отекло и раздулось. Глаза превратились в узкие щепки и Фил едва различал дорогу. На ощупь пробираясь между деревьями, ослабевший от голода и жажды, он опять вышел к берегу. Он прищурил опухшие веки и разглядел вдали «Розу Девона», с которой бежал. Он поклялся себе, что никогда больше не вернется туда, но сейчас мучения его были настолько невыносимы, что он был бы рад найти спасение на борту корабля. И пусть даже они его повесят. Но «Роза Девона» медленно уходила вдаль. Море было спокойное. От бури не осталось и следа. Фил присел на камень. Силы оставили его и он в изнеможении растянулся на земле.