Вполголоса выругавшись по-итальянски, Родриго спрятал оружие и что-то отрывисто приказал одному из своих людей.
   Лили, собравшись с силами, прошептала:
   — Не надо… не подходите близко. Возможно, я… заразна.
   — Нет, — ответил Родриго на безупречном французском. — Вы не заразны. — Несколько мгновений спустя рядом оказалось мягкое одеяло. Родриго проворно завернул в него Лили, подхватил на руки и, легко поднявшись, большими шагами направился вон из квартиры. Он спустился вниз по лестнице к ожидавшей его с включенным двигателем машине. Увидев Родриго, водитель вышел и распахнул перед ним заднюю дверцу.
   Лили грубо, как сверток, бросили на заднее сиденье, по обе стороны от нее устроились Родриго и один из его спутников. Голова Лили безвольно откинулась на спинку. Она закрыла глаза и, снова почувствовав приступ острой боли в животе, тихонько застонала. Сил держаться прямо у нее не было, и она стала медленно заваливаться набок. Родриго сердито фыркнул, но подвинулся к ней поближе, подставив для опоры плечо.
   Физические страдания почти полностью парализовали мозг Лили, однако какая-то его частичка все же сохраняла способность мыслить трезво, не теряя бдительности. Лили понимала, что испытания для нее еще не закончились: и угроза смерти не миновала, и Родриго по-прежнему представляет опасность. Пока он ничего не говорит, отмалчивается, но это ровно ничего не значит. Хорошо, что он везет ее куда-то: ей окажут медицинскую помощь. Во всяком случае, Лили на это надеялась. Она рассчитывала, что Родриго не станет ее убивать. Гораздо проще было бы прикончить ее в квартире и потом скрыться: не нужно было бы придумывать, как избавиться от тела. Лили не знала, видел ли кто-нибудь, как Родриго выносил ее из дома, хотя и вполне допускала такую возможность, даже несмотря на то что он воспользовался черным ходом. Но свидетелей, судя по всему, Родриго не опасался. Лили предположила, что либо Сальваторе уже мертв, либо при смерти. Главой организации Нерви теперь становится Родриго. К нему переходит огромная власть — финансовая и политическая. Сальваторе многих держал на крючке.
   Лили из последних сил пыталась держать глаза открытыми, чтобы замечать дорогу, но веки смыкались помимо ее воли, и она в конце концов перестала бороться. Какая разница, куда ее везут? Ведь все равно ничего не изменишь.
   Всю дорогу мужчины ехали в молчании, никто не проронил ни единого слова. Явно ощущалось гнетущее напряжение. Но чем оно было вызвано — горем, тревогой или гневом, — Лили определить не могла, ведь никаких разговоров не велось. Ей показалось, что шум машин за окном вроде бы стал глуше, а потом наступила абсолютная тишина.
   Автомобиль подкатил к воротам огороженной территории, и они тут же раздвинулись. Водитель Тадео ловко провел белый «Мерседес», который едва проходил в узкий проем с зазором всего в несколько дюймов по бокам. Родриго дождался, пока автомобиль затормозит под портиком и Тадео выскочит наружу, чтобы открыть пассажирскую дверцу, а затем занялся Дениз Морель. Ее голова безвольно запрокинулась, и он понял, что женщина без сознания. Лицо ее приобрело нездоровый желтовато-серый оттенок, глаза ввалились, а от тела исходил отвратительный запах, такой же, как от отца.
   Родриго попытался заглушить в себе боль, его сердце болезненно сжалось. Ему до сих пор не верилось, что Сальваторе больше нет — так неожиданно все произошло. Новость еще не распространилась, но это лишь вопрос времени. Обстоятельства лишали Родриго роскоши оплакивать потерю. Они требовали от него стремительных действий — нужно было как можно скорее укрепить свои позиции и захватить власть до того, как отовсюду, словно стая шакалов, сбегутся соперники.
   Когда семейный доктор сообщил, что недомогание Сальваторе по симптомам напоминает отравление грибами, Родриго среагировал мгновенно: немедленно отправил трех человек за месье Дюраном, а сам между тем, взяв в подручные Ламбертос, Чезаре и Тадео в качестве водителя, поехал к Дениз Морель. Она была последней, с кем встречался отец перед тем, как занемог. Да и яд — оружие женское, незаметное и неопределенное, эффективность которого трудно просчитать. Однако на сей раз оно оказалось слишком эффективным.
   Если виновницей смерти отца была эта женщина, то, выходит, она, вместо того чтобы бежать из страны, отравила и себя тоже. По правде говоря, Родриго не надеялся застать ее дома: по словам Сальваторе, она собиралась в Тулузу навестить больную мать. Родриго счел это ловкой отговоркой, но, похоже, ошибся. Или, точнее, возможность его ошибки была достаточно велика и не позволяла ему пристрелить ее на месте.
   Родриго вышел из машины и, взяв женщину под мышки, потащил с сиденья. Тадео помогал ему, но потом Родриго подхватил ее под колени второй рукой и поднял, прижав к груди. Женщина была среднего роста, около пяти с половиной футов, но довольно субтильная — даже в одежде она весила так мало, что Родриго нес ее без особого напряжения.
   —Доктор Джордано еще здесь? — спросил он и получил утвердительный ответ. — Передайте ему, что он мне нужен. — Родриго поднял Лили на второй этаж, в спальню для гостей. Ее бы не мешало отвезти в больницу, но охоты отвечать на вопросы посторонних у Родриго не было, а представители властных структур порой бывают до невозможности властными. Умрет так умрет. Он сделал все, что мог. Нельзя, конечно, сказать, чтобы Винченцо Джордано, который больше не практикует, а работает все дни напролет в финансировавшейся Сальваторе лаборатории в пригороде Парижа, был ненастоящим врачом, но все же не исключено, что если бы Сальваторе вызвал «скорую» пораньше и попросил отвезти его в больницу, то был бы сейчас жив. И тем не менее Родриго не подвергал сомнению правомерность принятого отцом решения обратиться именно к доктору Джордано, он даже понимал его. Когда в защите пробита брешь, осторожность — это все.
   Родриго опустил Дениз на кровать и склонился над ней, разглядывая ее и задаваясь вопросом, чем она все-таки могла приворожить отца. Ведь Сальваторе знал толк в женщинах. А в этой не было ровным счетом ничего особенного. Сейчас она выглядела и вовсе ужасно: нечесаные слипшиеся волосы, лицо как у покойника. Но и в свои лучшие минуты она не была красавицей. Лицо чересчур худое, чересчур аскетичное да ко всему прочему и прикус неправильный. Впрочем, именно благодаря этому прикусу ее верхняя губа выглядела полнее нижней, и это придавало ее чертам некую пикантность, которой в противном случае она была бы лишена.
   В Париже сколько угодно более красивых и стильных женщин, чем Дениз Морель, но Сальваторе, поди ж ты, захотел именно эту, причем проявил такое нетерпение, что не стал дожидаться, пока о ней соберут всю информацию. Первые два раза, неожиданно для него, она отказала ему в свидании, и нетерпение Сальваторе переросло в одержимость. Неужели она вскружила ему голову настолько, что он забыл об осторожности? И не является ли эта женщина косвенной виновницей его смерти?
   Боль и ярость Родриго были столь велики, что, всего лишь допустив такую вероятность, он уже был готов придушить эту Дениз Морель. Однако сквозь обуревавшие его чувства прорвался голос разума, хладнокровно напомнив Родриго, что она сможет рассказать то, что выведет его на след отравителя.
   Он просто обязан разыскать убийцу и уничтожить его… или ее. Организация Нерви не вправе оставить такое преступление безнаказанным, иначе пострадает репутация Родриго. Он занял место Сальваторе, и никто не должен усомниться в его способностях или решительности. Найти врага — его долг. Версий случившегося, к сожалению, бессчетное множество. Когда дело касается убийства и денег, в круг подозреваемых попадают все. Поскольку Дениз тоже стала жертвой отравителя, не исключена версия убийства отца его бывшей ревнивой любовницей… или одним из бывших любовников Дениз.
   Доктор Винченцо Джордано деликатно постучал по косяку открытой двери и отступил назад. Родриго скользнул по нему взглядом. Доктор Джордано выглядел изможденным, его обычно аккуратно причесанные кудри цвета соли с перцем были растрепаны, словно он рвал на себе волосы. Врач был добрым другом отца с детства, и когда два часа назад Сальваторе не стало, он плакал, не стыдясь своих слез.
   — Почему она не умерла? — спросил Родриго, указывая на лежащую на кровати женщину.
   Винченцо пощупал пульс Дениз и прослушал сердце.
   — Может быть, еще умрет, — сказал он, проведя ладонью по своему усталому лицу. — У нее слишком частое и слабое сердцебиение. Скорее всего ей досталось меньше яда, чем вашему отцу.
   — Вы по-прежнему считаете, что это грибы?
   — Я сказал, что симптомы похожи на отравление грибами — в общем и целом. Но есть и отличия. Это прежде всего скорость действия яда. Сальваторе был крупным и крепким мужчиной. Вернувшись домой вчера почти в час ночи, он чувствовал себя нормально, а через шесть часов умер. Яд грибов действует медленнее. Даже от самых ядовитых умирают почти через двое суток. Так что симптомы схожи, но скорость действия различна.
   — Это не цианистый калий, не стрихнин?
   — Нет, не стрихнин. Симптомы другие. А цианистый калий убивает за считанные минуты, вызывая конвульсии. У Сальваторе конвульсий не было. Это больше похоже на отравление мышьяком, однако и тут отличий достаточно, чтобы исключить и эту возможность.
   — Есть какой-нибудь способ определить, что это за яд?
   Винченцо вздохнул.
   — Я вообще не уверен, что это яд. Возможно, какой-то вирус, тогда мы все подвергаемся опасности.
   — Тогда почему не заразился водитель отца? Вирус начинает действовать в течение нескольких часов, и водитель уже должен был бы заболеть.
   — Я сказал, возможно, но я ничего не утверждал. Если вы не будете возражать, стоило бы исследовать печень и почки Сальваторе, а также сравнить анализ его крови с анализом крови… Как ее зовут?
   — Дениз Морель.
   — Ах да! Помню. Он говорил. — Темные глаза Винченцо были печальны. — Кажется, он был влюблен.
   — Пф! В конце концов, он все равно бы к ней охладел. Так бывало всегда. — Родриго тряхнул головой, словно желая прояснить свои мысли. — Теперь это не важно. Вы можете спасти ее?
   — Нет. Я в данном случае бессилен что-либо сделать. Она либо выживет, либо нет.
   Оставив Винченцо брать пробы для анализов, Родриго направился в подвальное помещение, где его люди удерживали месье Дюрана. На француза было тяжело смотреть. Из носа тонкими ручейками струилась кровь, хотя люди Родриго били его в основном по телу. Так больнее, а остающиеся следы менее заметны.
   — Месье Нерви! — прохрипел хозяин ресторана при виде Родриго, появление которого заронило в его душу надежду, и зарыдал. — Умоляю, поверьте, что я ничего не знаю. Клянусь!
   Родриго придвинул стул и сел перед месье Дюраном, откинувшись на спинку и скрестив вытянутые длинные ноги.
   — Вчера вечером мой отец съел что-то в вашем ресторане, — сдержанно начал он.
   На лице француза мелькнуло выражение крайнего недоумения и замешательства. Родриго безошибочно угадал его мысли: так, значит, его избили до полусмерти только потому, что у Сальваторе Нерви несварение желудка?
   — Но… но, — беспомощно залепетал месье Дюран. — Я, разумеется, верну деньги. Ему стоило лишь сказать. — И, осмелев, добавил: — Не было необходимости так со мной…
   — Он ел грибы? — задал вопрос Родриго.
   И снова выражение недоумения.
   — Он и сам знает, что нет. Он заказал цыпленка в винном соусе со спаржей, а у мадемуазель Морель был палтус. Нет, грибов не было.
   Среди присутствующих находился Фронте, постоянный водитель Сальваторе. Мужчина склонился к Родриг и что-то прошептал ему на ухо. Тот кивнул.
   — Фронте говорит, мадемуазель Морель почувствовала себя скверно сразу же после того, как они покинули ресторан. — «Стало быть, она отравилась первой, — подумал Родриго. — Первая съела отравленную пищу? Или яд подействовал на нее быстрее из-за ее малого веса?»
   — Дело вовсе не в моей еде, месье, — до глубины души оскорбился Дюран. — Ведь ни один из клиентов не заболел, жалоб ни от кого не поступало. Палтус был свежий но даже если б это было не так, месье Нерви его ведь не ел.
   — Тогда что ели они оба?
   — Ничего, — с готовностью ответил месье Дюран. — исключением разве что хлеба. Хотя я не видел, чтобы мадмуазель Морель к нему прикасалась. Месье пил вино, редчайшее бордо, «Шато Максимильен» восемьдесят второго года, а мадемуазель, как обычно, кофе. Месье уговаривал ее попробовать вино, но оно не пришлось ей по вкусу.
   — Значит, они оба пили вино?
   — Она сделала лишь один маленький глоточек. Как уже упоминал, она не любительница вина. — Хозяин ресторана с чисто французским изумлением пожал плечами, желая показать, что подобная странность выше его пот мания, однако факт есть факт.
   И все же вчера вечером она выпила вина, пусть и очень немного. Неужели этот яд такой силы, что даже один глоток создает угрозу для жизни?
   — Вино осталось?
   — Нет. Месье Нерви все выпил.
   В этом не было ничего удивительного. Сальваторе никогда не пьянел, а потому пил гораздо больше, чем обычно пьют итальянцы.
   — А бутылка? Бутылка сохранилась?
   — Я уверен, что она еще в мусорном баке. За рестораном.
   Родриго приказал двум своим людям отыскать в мусорном контейнере порожнюю бутылку из-под бордо, а затем снова обратился к месье Дюрану.
   — Ну ладно. Погостите какое-то время у меня, — улыбнулся он одними губами, — пока бутылка с остатками вина не пройдет анализ.
   — Но это может…
   — …занять не один день. Уверен, что встречу понимание с вашей стороны. Может быть, Винченцо удастся получить результаты в своей лаборатории и раньше, хотя твердой уверенности в этом нет.
   Месье Дюран нерешительно, с запинкой спросил:
   — Ваш отец… он очень болен?
   — Нет, не очень, — ответил Родриго, поднимаясь со стула. — Он умер. — И собственные слова вновь больно резанули его по сердцу.
   К началу следующего дня Лили поняла, что будет жить. Через два дня то же самое подтвердил и доктор Джордано. Лили потребовалось трое суток, чтобы найти в себе силы встать с постели и принять ванну, в которой она испытывала острую потребность. Ноги у нее так тряслись, что до ванной пришлось добираться, держась за мебель. Голова кружилась, и все по-прежнему расплывалось перед глазами, но она знала: самое страшное позади.
   Лили отчаянно боролась за то, чтобы сохранить трезвый ум, и отказывалась от обезболивающих средств, которыми пичкал ее доктор Джордано, желая дать ей возможность отдохнуть. Правда, когда ее везли во владения Нерви, Лили потеряла сознание и без воздействия каких-либо препаратов. Она отлично владела французским, однако этот язык был ей все же чужим, и Лили опасалась, что седативное средство, ослабив ее контроль над собой, позволит ненароком вырваться какому-то слову на ее родном американском английском. И Лили старалась убедить доктора, что боится умереть во сне и что, по ее мнению, она способна бороться с болезнью, лишь оставаясь в сознании. Джордано как врач понимал всю смехотворность данного утверждения, но подчинился ее воле. «Иногда, — сказал он, — выздоровление пациента зависит в большей степени от его психического состояния, нежели от физического».
   Когда Лили медленно, с трудом передвигая ноги, вышла из оборудованной по последнему слову техники мраморной ванной, Родриго, одетый в черную водолазку и черные брюки, как предвестник беды на фоне белых и кремовых тонов спальни, ждал ее в кресле у кровати.
   Лили тотчас насторожилась. Играть с Родриго, как она играла с Сальваторе, невозможно. Как ни хитер был Сальваторе, а его сын умнее, он более жесток и коварен, и это надо иметь в виду. Кроме того, Сальваторе влекло к ней, чего нельзя сказать о Родриго. Для отца она была молодой женщиной, расположение которой он стремился завоевать, тогда как Родриго был моложе ее на три года и мог похвастаться не одной победой над женщинами.
   На Лили была ее собственная пижама, доставленная ей вчера из дома. Однако, обнаружив в ванной на крючке толстый турецкий халат, она обрадовалась возможности укутаться еще и в него. Родриго относился к разряду мужчин, обладающих вызывающей сексуальной привлекательностью.
   На таких обычно заглядываются женщины, и Лили, как и все, не могла не реагировать на это, хотя того, что она знала о нем, было довольно, чтобы преисполниться к нему ненавистью. Родриго был замешан почти во всех преступлениях своего отца, хотя в убийствах, толкнувших Лили на месть, и не участвовал. В то время обстоятельства удерживали его в Южной Америке.
   Лили с трудом добралась до постели и села, уцепившись за спинку кровати. Судорожно сглотнув, она проговорила:
   — Вы спасли мне жизнь. — Ее тоненький голосок прозвучал слабо. Она и сама выглядела тоненькой и слабой. И совершенно беззащитной.
   Родриго пожал плечами.
   — Как выясняется, нет. Винченцо — доктор Джордано — уверяет, что ничем не мог вам помочь. Вы поправились сами, хотя ущерб вашему здоровью все же нанесен. Доктор толковал что-то насчет сердечного клапана.
   Лили уже знала об этом: сегодня утром доктор Джордано то же самое сообщил ей. Но ведь она понимала, что идет на риск.
   — Ваша печень, однако, восстановится. И цвет лица у вас уже лучше.
   — Никто так и не сказал мне, в чем дело. Откуда вы узнали, что я больна? Что, Сальваторе тоже заболел?
   — Да, — ответил Родриго. — И он не поправился.
   В ответ на это заявление от Лили ожидали чего угодно, только, естественно, не вздоха облегчения, а потому она вызвала в памяти образы Аверилла, Тины и болтающей без умолку Зии с ее подростковой неуклюжестью и ясным живым личиком. Лили так не хватало Зии, что ее сердце разрывалось от боли. Глаза Лили наполнились слезами, которые тут же побежали по щекам.
   — Это был яд, — спокойно проговорил Родриго, сохраняя на лице невозмутимое выражение, точно разговор шел о погоде. Но это не могло обмануть Лили. Она понимала, что Родриго в ярости. — Яд содержался в бутылке с вином, которое он пил. Похоже, это был синтетический, составленный по специальному заказу яд, очень сильного действия. Когда симптомы проявились, было уже слишком поздно. Месье Дюран из ресторана сказал, что вы пробовали это вино.
   — Да, один глоток. — Лили вытерла слезы. — Я не люблю вино, но Сальваторе настаивал, чтобы я попробовала его, и мой отказ начинал его злить. Поэтому я согласилась… я сделала лишь один маленький глоток, чтобы доставить ему удовольствие. Как это ужасно!
   — Вам повезло. По словам Винченцо, яд такой силы, что, сделай вы глоток побольше, вам бы не выжить.
   Вспомнив про боль и тошноту, Лили содрогнулась. Как же ей было плохо, и это при том, что она не выпила ни глотка, только губы намочила.
   — Кто это сделал? Ведь вино могло попасть к кому, угодно. Это что, какой-то террорист, которому все равно, кого убивать?
   — Думаю, хотели убить именно отца. Всем известно его пристрастие, а «Шато Максимильен» восемьдесят второго года — большая редкость. И все-таки остается загадкой, каким образом бутылка попала к месье Дюрану за день до того, как отец зарезервировал в его ресторане столик.
   — Но он мог предложить это вино кому угодно.
   — Рискуя утратить расположение отца, который не простил бы, если бы столь раритетное вино предложили не ему? Не думаю. Следовательно, отравитель очень хорошо знает месье Дюрана, его ресторан и его клиентуру.
   — Но каким образом? Как им удалось подмешать яд г вино? Ведь бутылку откупорили на наших глазах.
   — Полагаю, яд впрыснули через пробку, с помощью тончайшей подкожной иглы. Она не оставляет следов. Не исключено даже, что в их распоряжении имелось необходимое оборудование, чтобы откупорить бутылку, а потом снова ее запечатать. Месье Дюрану несказанно повезло: я тоже не верю ни в его виновность, нив виновность кого-либо из обслуживавших вас официантов.
   Лили, совсем обессилев, дрожала от слабости. Сотрясавшая ее тело дрожь не укрылась от внимания Родриго.
   — Вы можете оставаться здесь до полного выздоровления, — любезно предложил он, поднимаясь с кресла. — Скажите, если вам что-то понадобится.
   — Благодарю, — ответила Лили и выдала самую большую ложь в своей жизни: — Родриго, я очень сожалею о смерти Сальваторе. Он был… он был… — Он был гнусным убийцей и сукиным сыном. Лили, снова вспомнив личико Зии, выдавила из себя еще одну слезу.
   — Спасибо за соболезнование, — холодно поблагодарил Родриго и вышел из комнаты.
   Лили не пустилась в пляс от радости, она была слишком слаба и к тому же знала, что комната нашпигована камерами скрытого наблюдения. Поэтому она просто легла в постель и попыталась найти убежище в благотворном сне, однако из-за охватившего ее ликования смогла лишь ненадолго задремать.
   Ее миссия выполнена. Теперь остается исчезнуть до того, как Родриго выяснит, что Дениз Морель не существует.

Глава 3

   Двумя днями позже Родриго и его младший брат Деймон стояли у могилы отца на своей родине в Италии. Отец с матерью воссоединились после смерти и теперь снова, как при жизни, были рядом. Могила Сальваторе утопала в цветах. Часть их Родриго с Деймоном переложили на могилу матери.
   День выдался прохладным, но солнечным, дул легкий ветерок. Деймон, заложив руки в карманы, запрокинул голову к небу. Его красивое лицо было омрачено горем.
   — Какие у тебя теперь планы? — Он взглянул на брата.
   — Найду того, кто это сделал, и убью, — ответил Родриго без колебаний. Развернувшись, братья побрели прочь от; могил. — Надо опубликовать в печати сообщение о папиной смерти.Скрывать дальше нельзя. Это заставит некоторых занервничать, заволноваться о судьбе контрактов, за которые теперь отвечаю я, и мне придется все улаживать. Возможно, мы потеряем часть доходов, но это не отразится на наших делах. К тому же это временные потери. Доходы от вакцины возместят убытки и даже превысят их. Намного.
   — А что, Винченцо наверстал упущенное время? — спросил Деймон, который обладал более жесткой деловой хваткой, чем Родриго. Именно он заправлял большей частью финансовых дел из своей штаб-квартиры в Швейцарии.
   — Работа продвигается, хотя мы рассчитывали на большее. Он уверяет, что к следующему лету закончит.
   — Стало быть, учитывая понесенные нами потери, дела обстоят лучше, чем я ожидал. — В результате несчастного случая в лаборатории Винченцо существенная часть исследований была утрачена.
   — Он и его люди много работают. — А будут работать еще больше, если Родриго заметит, что они выбиваются из графика. Вакцина имела слишком большое значение, чтобы позволить Винченцо нарушить сроки.
   — Держи меня в курсе, — сказал Деймон. Братья договорились, что, по соображениям безопасности, не будут встречаться до тех пор, пока не вычислят и не поймают отравителя. Деймон оглянулся на свежую могилу. Его глаза были полны боли и ярости, и то же самое чувствовал Родриго.
   — До сих пор не могу поверить, — проговорил он чуть слышно.
   — Я знаю. — Братья обнялись, не стыдясь своих чувств, а потом разошлись по машинам.
   Каждый отправлялся на свой частный аэродром, а оттуда на корпоративных самолетах они вылетали домой. Встреча с младшим братом, единственным оставшимся близким ему человеком, облегчила боль Родриго. Несмотря на то, что поводом для встречи братьев послужило несчастье, она была согрета теплом существовавшей между ними дружбы. И теперь они снова возвращались каждый в свой мир — связанный с миром брата и вместе с тем существовавший отдельно: Деймон — следить за финансами, а Родриго — вершить месть за смерть отца. Но какие бы шаги ни предпринял Родриго, он знал, что может рассчитывать на поддержку брата.
   Беда только в том, что продвинуться в поисках убийцы Сальваторе ему никак не удавалось. Винченцо продолжал исследования яда, которые могли дать зацепку относительно его происхождения, а Родриго пристально следил за конкурентами отца, ожидая, что они хоть чем-то выдадут свою осведомленность о смерти Сальваторе, и пытаясь заметить любое отклонение от их обычной схемы ведения дел. Логичнее было бы заподозрить в убийстве отца его нелегальных партнеров, но Родриго не исключал из круга подозреваемых никого. Убийцей мог оказаться кто угодно, даже член их собственной организации или кто-то имеющий отношение к правительству. Сальваторе участвовал во многих делах, и скорее всего кто-то, пожадничав, решил все прибрать к своим рукам. Оставалось только узнать — кто.
   — Отвезите мадемуазель Морель домой, — распорядился Родриго, обращаясь к Тадео. Уже неделю женщина находилась в его доме, и ее состояние больше не вызывало опасений. Но хотя она редко покидала свою комнату, под одной крышей с чужим человеком Родриго чувствовал себя неуютно. Он все еще был поглощен упрочением своих позиций внутри организации (к сожалению, нашлись двое, посчитавших, будто ему далеко до своего отца, и поднявших вопрос о его властных полномочиях, и Родриго пришлось избавиться от них), а чужой мог ненароком увидеть или услышать то, что ему не предназначалось. Родриго решил, что будет спокойнее, когда дом освободится от посторонних.
   Всего через несколько минут перед входом стояла машина, и женщина со своими немногочисленными пожитками погрузилась в нее. После того как Тадео увез француженку, Родриго зашел в кабинет Сальваторе — теперь уже его кабинет — и устроился за огромным письменным столом, который так любил отец. Перед Родриго лежал отчет Винченцо об исследованиях остатков вина в извлеченной из ресторанного мусорного бака бутылки. Он уже просмотрел его раньше, как только получил, но теперь принялся изучать подробно, стараясь не упустить из внимания ни малейшей детали.