— Началось! — сказал он. И мы посмотрели на небо, которое было серым и низким. — Но ты не переживай. Деревья ждали этот дождик, он им нравится.
   — Они тебе говорили?
   — Говорили.
   Мы стояли на остановке и слушали дождь. Это тоже интересно — слушать дождь. Только машины мешали. Да и народу на остановке было много — от дождя прятались.
   — Все шумят, шумят, — сказал Геня.
   Тут я рассказала ему о своем сложном положении, о том, что сегодня вечером мне надо будет объясниться с родителями.
   Дубровский задумался.
   — Ладно, — сказал он. — Сегодня вечером я к вам приду и все объясню. Ты тут ни при чем.
   — Как это ни при чем? Я очень даже при чем.
   — Я твой старший брат. Понятно?
   — Понятно.
   — В семь часов я буду у вас.
   И Дубровский, зажав портфель под мышкой, зашагал по улице под проливным дождем.
   Дома Дуся встретила меня убийственным молчанием. «Все плохо, — подумала я. — Раз Дуся молчит, значит, плохо».
   Поужинав, папа сказал:
   — Пора нам с тобой серьезно поговорить. Что у вас за мероприятия каждый день?
   Тут раздался звонок.
   Папа открыл дверь. На пороге стоял Дубровский. Его светлые волосы были мокры от дождя.
   — Проходите, — сказал папа как-то неуверенно.
   Геня был длиннее папы на голову.
   Все посмотрели на меня.
   — Знакомьтесь, это мой старший брат Геня.
   Геня подал руку маме, папе, потом Дусе.
   — Раздевайся, — сказала я, — чувствуй себя как дома.
   — Аферист какой-то, — прошептала Дуся.
   А папа с мамой плохо ориентировались в обстановке. Они были вежливы и в то же время слегка бледны.
   — Садись, — сказала я Гене.
   Геня сел. Папа с мамой тоже сели, а Дуся осталась стоять.
   — Я учусь в девятом «Г» классе, — начал Геня. — Наш класс взял шефство над шестым «В» классом.
   И тут все облегченно вздохнули и сразу всё поняли.
   — Значит, вы шеф! — весело сказала мама и стала угощать Геню чаем.
   — Не шеф, а мой старший брат.
   — Для всех игра, а для тебя серьезно, — сказала мама.
   — Для меня тоже серьезно, — глядя в чашку, сказал Геня.
   Тут у мамы руки опустились, и она в лице изменилась.
   — Он такой же, как она, — сказала Дуся. — Сразу видно.
   — Что видно? — спросила я.
   — Не знаю — что, только видно.
   Папа участия в разговоре не принимал, все присматривался к Дубровскому, а потом спросил:
   — Выходит, ты наш сын?
   Геня пожал плечами:
   — Не то, чтобы совсем, но вообще выходит.
   Папа постучал пальцами по столу, задумался. Я поняла, что сейчас он что-то важное скажет. Папа всегда стучал пальцами перед тем, как что-то важное сказать.
   — Пожалуй, я согласен, — сказал папа.
   Геня улыбнулся.
   — Поздравляю тебя, Дуся, — сказала я. — У тебя сейчас тоже есть брат.
   Дуся промолчала. По-моему, Дубровский понравился ей с первого взгляда.
   Труднее было с мамой. Она заплакала. А поплакав, сказала:
   — Разве я против шефства? Но ведь этот мальчик без царя в голове. Он же сам отстающий.
   — Нет, — сказал Геня. — Я уже успевающий. Мне пора. Я завтра приду.
   — И часто ты будешь приходить? — спросила Дуся.
   — Часто.
   Когда Геня уходил, мама опять всплакнула, наверно, не хотелось ей с Геней расставаться.
   — Шумно у вас, — сказал Геня уже в дверях.
 
   На следующий день наш класс вместе с 9 «Г» готовился к собранию. Мы, младшие братья и сестры, должны были рассказать о своих старших братьях и сестрах, а они — старшие — о нас, младших.
   После уроков снова все собрались в актовом зале. Мы сели с Геней рядом.
   С докладом выступила Тамара Фетисова.
   — Прошел месяц, как мы взяли шефство над шестым «В» классом, — сказала она. — И результаты налицо. Успеваемость в шестом «В» классе поднялась и стала почти стопроцентной. А в нашем девятом «Г» стала стопроцентной.
   Потом Тамара перешла к рассказу об индивидуальной работе. Особенно долго она рассказывала об Игоре Забродине, о том, как он день и ночь учит уроки с Вадимом Хазбулатовым, и о том, как они ходили вместе в кино «Всадник без головы» и как устроили семейное чаепитие.
   — Опыт Игоря Забродина должен стать достоянием всех, — сказала Тамара. — К сожалению, не все наши шефы отнеслись к своей работе добросовестно. Вот, например, Дубровский. Правда, учиться он стал хорошо. У него даже мало троек. — Тамара призадумалась, она явно не знала, как проанализировать создавшееся положение, ведь Дубровский всегда числился в неподдающихся. — Дубровский может учиться на «хорошо» и «отлично», — заверила Тамара, — и в то же время он не проявляет активности и заражает своим пессимизмом Веткину, которая легко поддается дурному влиянию. Я думаю, нам нужно сделать соответствующие выводы.
   Я очень внимательно слушала Тамару и ждала, какие будут выводы. Но Тамара села. А потом снова встала и сказала:
   — Вначале поговорим о положительных примерах, а потом Дубровский расскажет нам о проделанной работе.
   Положительных примеров было много. Особенно восторженно говорила моя подруга Таня.
   — Я хочу быть такой, как моя старшая сестра Тамара Фетисова, — закончила она свою речь. — Тамара подает мне положительный пример во всем. Я даю слово, что мой портрет тоже будет висеть на доске Почета!
   Все зааплодировали, а Капустин даже «ура» закричал.
   Таня была счастлива, как будто ее портрет уже висел на доске Почета.
   Мы с братом Геней вели себя скромно.
   — Чего шуметь-то? — сказал он.
   Когда аплодисменты стихли, Тамара сказала:
   — А сейчас пусть расскажет о своей работе Дубровский.
   Геня вышел на сцену, спрятал руки за спину и стал смотреть в угол, где висел портрет Менделеева.
   — У тебя есть план шефской работы? — спросила Тамара.
   — Нет. А зачем он?
   — Вот видишь. А мы тебе доверили воспитание.
   Я очень волновалась за Геню, но никак не могла придумать, что бы такое убедительное сказать.
   — Ты, Дубровский, опять не справился с общественным поручением, — вздохнула Тамара.
   — Справился! — крикнула я. — У нас дома чаепитие было!
   Все засмеялись, а Геня чуть заметно улыбнулся.
   — Иди, Веткина, сюда, — безнадежным голосом сказала Тамара. — Может быть, ты нам чего-нибудь расскажешь, дополнишь отчет Дубровского.
   Я вышла и встала рядом с Геней. Он мне показался таким высоким, что надо было запрокидывать голову, чтоб взглянуть на него.
   — Геня Дубровский мой брат, — сказала я. — Настоящий. Только я об этом сначала не знала, и он не знал, а потом уже узнали.
   Все затихли.
   — Как это настоящий? — спросила Тамара.
   — Потому что настоящий, — сказала я. — Спросите мою сестру Дусю.
   — Фантастика какая-то! — Большие серые глаза Тамары смотрели на нас недоуменно.
   — Сочиняет она все! — громко сказала подруга Таня.
   Тамара посмотрела на меня так осуждающе, как будто я ее в чем-то жестоко обманула.
   — Рассказывай о работе, Веткина, — голосом, не допускающим возражения, сказала Тамара. — Какие мероприятия у вас были еще, кроме чаепития?
   — Мы ездили в старый парк, — сказала я.
   — И что вы там делали?
   — Смотрели в небо.
   По залу снова почему-то прокатился смех.
   — Хватит, Веткина, сочинять, — сказала Тамара. — Садитесь оба на место.
   Мы с Геней сели.
   — Дубровский не справился с общественным поручением, — сказала Тамара. — Я думаю, мы дадим ему что-нибудь попроще. А у Веткиной есть сестра, поэтому другого брата назначать ей не будем.
   — Вот ты и осталась без брата! — сказала Таня.
   — Я же сказала, что это мой настоящий брат. Спросите папу и маму! — громко сказала я.
   — Чего шуметь, — сказал Геня. — Конечно, ты моя сестра.
   — Это ваше дело, — доброжелательным, спокойным голосом сказала Галя Яковлева. — Лично я вам верю. Такой случай вполне возможен.
   Мы с Геней улыбнулись, полные благодарности Гале Яковлевой.
   А на улице было тепло, сухо, солнечно.
   Не сговариваясь, мы с братом поехали в старый парк.
   По озеру, как лодочки, плавали листочки. Красные, оранжевые, желтые.
   Небо было высоко-высоко. Земной шар, на котором мы лежали, раскинув руки, мягко покачивался и плыл в пространстве.
КОНЕЦ