Мужчины разом заговорили, но повелительный жест женщины заставил всех замолчать. Вдова посмотрела на Лайама.
   – Он применил заклятия. Сначала вывел из строя стражу, потом квестора Проуна, потом напал на меня. Смерть Пассендуса – дело его рук. Он сам сказал, как все было, собираясь перерезать мне горло.
   Вдова уставилась на широкую рану в боку мертвеца.
   – Его убили, спасая вам жизнь? – Лайам кивнул, и женщина прикусила губу. – Вся эта история мне не очень-то нравится. Преступник умер, оставив после себя ядовитые сорняки. Как нам теперь с ними бороться? Как узнать, сколько магических текстов он продал? Кому? Как разыскать сообщников негодяя?
   Упрек, звучавший в ее голосе, был справедлив. «Демонология», пущенная мальчишкой в продажу, уже стоила жизни одному человеку, а вскоре умрет еще и чета Хандуитов. Вдова, наверное, уже вынесла им приговор. Кто знает, сколько таких пособий с его легкой руки смущают умы жителей Южного Тира, ставя на грань жизни и смерти самых неосторожных из них? Вдова недаром обеспокоена, Лайам сочувствовал ей. Однако в то же самое время он не мог не считать, что Каммер получил по заслугам. И не беда, что этот отъявленный негодяй ускользнул от официального приговора суда. Меньше будет работы писцам. «Да, кстати, и палачам!» – подумал он, внутренне усмехаясь.
   Проун заерзал на скамье.
   – Он перебил бы всех нас, госпожа председательница!
   – О, этого, безусловно, нельзя было допустить! – сказала вдова несколько раздраженно. Впрочем, она тут же взяла себя в руки. – Ладно, господа, я вас ни в чем не виню. На этом заседание ареопага мы, я полагаю, закончим, хотя было бы много лучше, если бы оно завершилось иначе. Я велю занести в протокол, что подсудимый попытался напасть на членов суда, чем подтвердил собственную виновность. – Черная дама поджала губы. – Тут уж ничего не поделаешь. Ладно. Эдил Куспиниан, – эдил поклонился, – у вас еще не пропала охота нас столовать? – Эдил поклонился еще раз. – Тогда, господа, все свободны. Встретимся в восемь, за ужином. Думаю, мы его заслужили.
   Она одарила каждого холодным кивком и повернулась, чтобы уйти. В ушах Лайама застучало – стук походил на отголоски безумного смеха. Лайам вздрогнул от ужаса, но тут же сообразил, что это всего лишь пульсация крови. Он зябко передернул плечами и облегченно вздохнул.
   В маленькой группе заседателей ареопага выглядел более-менее радостным только Эласко, лица остальных его спутников были угрюмы. Проун, надувшись, вышагивал впереди – с физиономией, полосатой от свежих царапин. Куспиниан мрачно молчал, погрузившись в свои размышления. Время от времени он морщился, словно проглотил что-то кислое, и окидывал Лайама настороженным взглядом.
   Сам Лайам, возможно, и разделил бы с Эласко радость победы, но он ощущал себя невероятно усталым. Тело его ныло, он жаждал лишь одного – добраться до «Длани Герцога» и завалиться в кровать. «Я честно заработал свой отдых!» Хандуиты признались, преступника он поймал – опасного, между прочим, преступника, такого опасного, что от поимки его все отказались. «Ну, кто кого поймал – это еще вопрос!» Впрочем, как ни крути, а Каммер точно сбежал бы, не выскочи Лайам за ним. «Думаешь, этот тип кинулся улепетывать, потому что увидел тебя?» – мысленно спросил он у Фануила.
   Дракончик, возлежавший у него на руках, сонно пошевелился.
   «Возможно. А возможно и потому, что вдова велела привести пострадавших. Какая разница, почему он пытался сбежать? Это теперь не важно, а гадать бесполезно».
   Полезно там или нет, но в словах Фануила имелся резон. Возможно, Каммер и впрямь решился бежать, испугавшись, что девицы выведут его на чистую воду. Он погиб, но смерть эта, в общем-то, на руку госпоже Саффиан. Иначе она до сих пор бы прикидывала, допрашивать его или нет по делу убитого мага. А тут все чудесным образом разрешилось. И разрешилось, надо сказать, справедливо. Хотя и не совсем традиционным путем.
   Прогулка по вечереющим улочкам Уоринсфорда заметно улучшила настроение Лайама. День догорал, слабые отблески солнца на западных скатах крыш постепенно тускнели. «Ох, до чего же мне хочется есть!»
   В вестибюле гостиницы мужчины расстались. Эдил и молодой квестор сказали, что посидят в общем зале до ужина. Проун молча кивнул и зашагал к лестнице, а Лайам от него приотстал. Не потому, что еле тащил ноги, просто ему хотелось хотя бы на пару минут избавиться от общества этого индюка. Интересно, пойдет ли Проун на ужин? Что до Лайама, то он с большим удовольствием чего-нибудь съест и опрокинет бокальчик вина! Бокальчик-другой, а возможно, даже и третий!
   В комнате было прохладно, но гостиничный истопник уже колдовал на коленях возле камина, а вокруг Проуна на полусогнутых приплясывал его личный слуга. Он раздевал своего хозяина, а тот немолчно брюзжал.
   – Не хочу ничего слушать, любезнейший! Закрыты аптеки или открыты, мне до того дела нет! Сейчас же ступай за припарками, пластырями, примочками! Не видишь, олух, – твой господин жестоко изранен? Ступай же, не мешкай, ступай!
   Оба парня – и слуга, и работник, – коротко поклонившись Лайаму, выскочили из комнаты. Проун, покряхтывая, принялся завершать свой ночной туалет.
   «Вот ведь зануда! – подумал Лайам, устраивая Фануила на сумках. – Эй, малыш, ты не хочешь поесть?»
   «Нет. Мне лучше как следует выспаться. Я и не думал, что эта история так меня утомит». Лайам пощекотал уродца под мордочкой, и тот прижмурил глаза.
   – Сегодня я не чувствую себя в состоянии отужинать вместе со всеми, – донеслось от кровати. – Будьте добры, передайте всем остальным мои извинения.
   Лайам, прежде чем дать ответ, потянулся. Мускулы тут же отозвались сладкой болью. «Вежливость требует, чтобы я стал его уговаривать, но…»
   – Я передам.
   В красном ночном колпаке, с физиономией в красных расчесах Проун походил на шута.
   – Разве вы не возьмете с собой вашу тварь? А кто, в таком случае, поручится за ее поведение?
   – Любезнейший квестор, – устало ответил Лайам, – сегодня этот малыш ни в каких ручательствах не нуждается. Ему крепко досталось. Он будет спать.
   Толстяк хрюкнул и грузно откинулся на подушки.
   – Ха! Что ему магия? Он ведь такой толстокожий. Если уж заводить разговор о том, кому сегодня, досталось, так это, конечно же, мне. Я просто умираю от боли!
   Лайам хотел было объяснить, каким легким и нехлопотным образом можно от этой боли избавиться, но делать этого он не стал, а просто пожелал толстяку доброй ночи и вышел.
   Два стакана вина быстро восстановили его силы. Он сидел в общем зале, лениво прислушиваясь к разговору соседей по столику. Эласко с Куспинианом, тоже успевшие пригубить стаканчик-другой, обсуждали местную деловую текучку. Они оговаривали списки ночных патрулей, прикидывали, сколько народу стечется к пристани в будущий праздник, посмеивались, припоминая ужимки карманника, пойманного на рынке. Лайаму все это было не очень-то интересно, и он мог спокойно отдаться течению собственных мыслей.
   По правде говоря, никаких особенных мыслей в голове у него не имелось, так что он просто сидел и потягивал потихоньку свой третий стакан. В конце концов, после двух суматошных деньков можно и отдохнуть от раздумий. Когда соседи жестами или взглядами пытались вовлечь его в разговор, Лайам лишь улыбался и делал глоток, показывая, что и рад бы поговорить, но у него есть занятие поважнее. Эдил укоризненно крякал, Эласко тактично кивал, хотя его распирало от любопытства. Чувствовалось, что в голове уоринфордского квестора роится масса вопросов и что он при удобном случае их непременно задаст.
   К восьми они отправились в трапезную и обнаружили, что вдова Саффиан их уже ожидает. Рядом с ней сидел еще один гость – тот самый длиннобородый старик, что в зале суда объявлял о начале очередных разбирательств. Он встал и, неловко улыбаясь, поклонился вошедшим.
   – Я взяла на себя смелость пригласить старшего клерка ареопага отужинать с нами, – спокойно сказала госпожа Саффиан. – Я уверила почтенного Иоврама, что ему тут будут рады.
   Куспиниан широко улыбнулся.
   – О, безусловно, госпожа председательница! Вам следовало это сделать давно.
   Этот ужин – третий по счету – проходил, по мнению Лайама, куда приятнее, чем остальные. Куспиниан по большей части молчал, лишь иногда предлагая гостям попробовать то или иное блюдо, так что разговор тек сам собой. По молчаливому уговору никто из собравшихся не касался событий дня. Длиннобородый клерк, будучи среди всех старшим по возрасту, но младшим по рангу, поначалу смущался и сидел тише мыши, но несколько бокалов вина развязали ему язык. Он оказался просто кладезем всякого рода забавных историй и рассказал множество анекдотов из жизни торгового городка со странным названием Кроссрод-Фэ, славившегося ежегодными ярмарками и базаром. Лайам, зная что этот городок им предстоит посетить, стал подливать масла в огонь, задавая вопросы, старик в юмористическом тоне ему отвечал, и за столом то и дело вспыхивал смех.
   Когда принесли опорто, застольная беседа скатилась к базарам и ярмаркам вообще. Эласко припомнил о поездке своего родителя в Кэрнавон, на ярмарку горнодобытчиков, где того поразили упряжки в восемнадцать волов, влекущие за собой тележки, груженные золотом. Лайам в свою очередь рассказал о караванах, идущих через Карад-Ллан, каждый из которых растягивался на мили. Упоминания о Карад-Ллане было достаточно, чтобы разговор перескочил на северные края. Как Иовраму, так и Эласко было что сообщить о землях, где люди живут в домах, сложенных из уплотненного снега, ходят в шкурах и ежедневно сражаются с ледяными чудовищами. Большая часть того, что выдавалось рассказчиками за истину, являлось на деле вымыслом, но Лайам с ними спорить не стал. Даже когда разгоряченный вином юноша поведал собравшимся об исполинах, в боевые колесницы которых впряжены огнедышащие драконы.
   – Это страшные люди, – говорил молодой квестор, выкатывая глаза. – И живут они страшно долго, как и прирученные ими чудовища! Надеюсь, всем тут известно, что драконы живут много веков. А сколько лет вашему дракончику, Лайам?
   Вопрос застал Лайама врасплох.
   – Н-не знаю, – ответил он после минутного замешательства. – Понятия не имею.
   – Дракончик квестора Ренфорда не такой, на каких катаются великаны, – вступила в беседу вдова Саффиан, и насмешливый прищур ее глаз сказал Лайаму, что она знает цену застольным рассказам. – Это даже и не животное, а преданный друг, и его жизнь магически связана с жизнью хозяина. Однако, господа, уже поздно, – другим тоном продолжила женщина. – А мы должны покинуть Уоринсфорд рано утром. Эдил Куспиниан, примите мою благодарность за гостеприимство. Я хочу выпить за ваше здоровье.
   Следуя ее примеру, собравшиеся осушили бокалы, потом не преминули поднять тост и за герцога. За его высочество выпили стоя, и ужин на том завершился. Иоврам, снова засуетившийся, кинулся отодвигать кресло вдовы, потом побежал распахивать дверь, одновременно кланяясь Куспиниану. Кончилось это тем, что он споткнулся и выпал в дверной проем. Что с ним случилось дальше, Лайам не видел. Председательница суда удалилась к себе, а Лайама вдруг притиснул к стенке Эласко. Юноша крепко сжал ему руку.
   – Очень прошу вас, задержитесь еще на минутку. Нам необходимо поговорить. Я чувствую, мне многому следует у вас поучиться. – Язык молодого квестора пока что не заплетался, но обычную деликатность в нем уже сменила назойливость, свидетельствуя о том, что он крепко хватил.
   Лайам попытался освободиться.
   – Я бы и рад, но мне надо складывать вещи. Давайте отложим разговор на потом.
   – Вы можете поговорить с квестором Ренфордом утром, – изрек стоявший неподалеку эдил.
   – Но утром ареопаг уезжает!
   – Я дам вам полдня, Уокен, вы проводите поезд и наговоритесь с квестором всласть.
   Эласко открыл было рот, но Куспиниан многозначительно повторил:
   – Утром, Уокен, утром! – и до молодого человека дошло.
   – Да-да, конечно, – быстро сказал он, отпуская руку Лайама. – Я могу условиться с вами о встрече?
   Лайам пожал плечами.
   – Конечно. Если только вас не страшит ранний подъем.
   Эласко несколько раз кивнул и, стараясь твердо ступать, удалился. Куспиниан повлек Лайама к двери, покровительственно похлопывая его по плечу.
   – Ну, а со мной-то вы не откажетесь потолковать?
   «Что им всем от меня в этом городе надо?»
   – Безусловно, мастер эдил!
   Что надо Эласко, в принципе было понятно, но мыслей Куспиниана угадать он не мог.
   – Простите Уокена, – сказал эдил, подталкивая Лайама к столику в общем зале таверны. – Порой он бывает невероятно докучлив.
   – Он ничего плохого не хочет, – ответил Лайам, движимый внезапным желанием защитить сотоварища. – Хорошо, когда молодой человек так пытлив. И… и наивен. – Словечко само соскочило с его языка, и Лайам скривился. Кто он такой, чтобы определять, кто наивен, кто нет?
   Однако Куспиниану это определение явно понравилось.
   – Наивен, – повторил он, – и очень пытлив. Да, таков наш Эласко. – Улыбка сползла с его лица. Он стал серьезен. – Вы, кажется, понемногу занимаетесь торговлей, не так ли?
   Поскольку совсем недавно – на одном из прошлых застолий – эдил не очень-то лестно отозвался об этом роде занятий, вопрос несколько выбил Лайама из колеи.
   – Да. Но на деле – даже менее чем понемногу. У меня партнерство в одном из торговых домов Саузварка. В этом сезоне мы снарядили семь кораблей.
   – А ваши суда заглядывают в Уоринсфорд?
   – Нет. Мы осваиваем Колифф и Рашкаттерский залив, они не ходят по рекам.
   – Но может быть, какие-то ваши товары идут через нас?
   – Да, кое-какие, – осторожно сказал Лайам. На самом деле большая часть товаров, заполнявших трюмы ушедшей в море флотилии, Уоринсфорда не миновала. Металл Кэрнавона, стекло и посуда с верховий Уорина, ткани и шерсть. И если корабли благополучно вернутся, то в западные и северные области Таралона по этой же речке пойдут заморские пряности и ковры.
   – И все они облагаются налогами, так? Поборы за погрузку-разгрузку, насколько я знаю, грабительские, а существует еще и утруска, а?
   Эта так называемая утруска раздражала торговцев больше всего. Посредники, орудующие в перевалочных городках типа Уоринсфорда, имели обыкновение объявлять часть товаров, идущих через их руки, порченной, то есть, попросту говоря, присваивали эту часть. Поделать с этим ничего было нельзя, и купцы, вздыхая и охая, списывали убытки в «утруску».
   – Поборы порой бывают действительно высоки, – согласился Лайам.
   Куспиниан с сочувствием кивнул, затем расправил плечи и наклонился к нему. Он смотрелся очень внушительно. Могучий торс, мощная шея, львиная голова.
   – Мои возможности в Уоринсфорде не так уж малы, – заговорил он доверительным тоном, – и мне будет приятно в меру своих сил помочь вам и вашим партнерам. Я не слишком сведущ в торговле, но могу, например, присматривать за здешними молодцами, чтобы они честно вели с вами дела. А если уж и таможенники начнут к вам относиться по-дружески, то это ведь будет совсем хорошо, а?
   Лайам не сразу сообразил, что ему предлагается взятка. А сообразив, поначалу не мог в это поверить. «Ну, скажите на милость, зачем ему меня подкупать?»
   Куспиниан по-своему истолковал его замешательство и, разведя руками, изобразил на физиономии совершенное простодушие.
   – Мы все воздаем должное нашему господину, так почему не воздать должное и его доверенным лицам? Человек, приближенный к его высочеству… вот что, квестор, давайте-ка попросту! Что вы скажете о положении дел в нашем маленьком городке?
   – Скажу, что все у вас тут довольно неплохо, – выдавил из себя опешивший Лайам и смолк. Дурень, никто не интересуется твоим мнением, тебя спрашивают, что ты скажешь герцогу об уоринсфордских властях? Куспиниан по-прежнему считает тебя приятелем герцога, ведь ты так и не удосужился внести ясность в этот вопрос.
   Эдил нахмурился, но быстро собой овладел.
   – Довольно неплохо? – спросил он с напускной беспечностью. – Таможня не зарывается, посредников держат в узде – и всего лишь неплохо?
   Ты ведь уже решил, что махинации этого типа тебя не касаются. Если наместники герцога нечистоплотны, то это его головная боль, а не твоя. Однако тебе предлагают взятку. Тебя считают фигурой и берут в оборот. Как теперь поступить? Оскорбиться? Или спустить это дело на тормозах? Или?.. Лайам поскреб подбородок. Сказать Куспиниапу, что он и в глаза герцога не видал, было теперь неловко. И потом, это ведь так соблазнительно – отжать у жулья кучу денег одним кивком головы. Тут даже кривить душой не придется. Герцогу, если Лайам с ним все-таки свидится, и в голову не придет о чем-то его спросить.
   «Правда, Куспиниан останется в дураках, но дурно ли обмануть казнокрада?»
   С другой стороны, сговор с мошенником – уже преступление. Чего стоят стражи закона, готовые нарушить закон? «Ты же член судейской коллегии, – укорил Лайам себя. – Тебе в эту сторону и думать заказано!»
   Кто-то в его душе издевательски хмыкнул.
   «Ты проделывал кое-что и похуже!» – напомнил внутренний голос. Лайам скривился. Это было давно, но тем не менее – было. Пару раз в пиковых обстоятельствах ему доводилось и воровать. А куда человеку деваться, когда и карман его, и желудок пусты?
   «Проделывал, когда у меня не было выхода. А сейчас деньги мне не нужны».
   В конце концов, Лайам принял решение. Опираясь не на мораль, а на реалии обстоятельств – деньги ему не нужны. Однако он был гостем Куспиниана, и это обязывало его облечь свой отказ в учтивую форму.
   – Я думаю, слово «неплохо» можно заменить словом «прекрасно», – эдил внимательно слушал, прищурив глаза. – Если герцог меня о вас спросит, я так ему и скажу. И пожалуйста, не беспокойтесь об остальном. Я уверен – ваши посредники вполне достойные люди, не стоит их обижать. Что до таможни, то мне совсем не нужны какие-то льготы. Я счастлив платить, то что плачу. – Лайам помолчал, чтобы до эдила дошел смысл его слов. Глаза Куспиниана расширились, он сморгнул и склонил голову набок. – Надеюсь, теперь между нами никаких неясностей нет?
   Эдил вновь прищурился, разглядывая собеседника, потом осторожно кашлянул и сказал:
   – Я опасаюсь, что вы не так меня поняли, квестор. Я всего лишь хотел…
   – Я уверен – все, чего бы вы ни хотели, преследовало самые достойные цели. Однако давайте останемся при своих. Мне ничего не требуется от вас, а вам нечего меня опасаться. Благодарю за приятный ужин.
   Лайам встал, поклонился и зашагал в сторону лестницы, почти ожидая, что Куспиниан окликнет его, но этого не случилось.
   Он лежал поверх одеяла, вглядываясь в черноту балдахина. Рядом храпел Проун.
   Больше всего Лайама поражало вовсе не то, что ему осмелились предложить взятку – Кессиас предупреждал его о нечистоплотности уоринсфордских властей, а то, что он сам не прочь был эту взятку принять.
   «А вдруг Хандуиты первыми попытались бы тебя подкупить? Пообещали бы тебе мешок золота и сказали – не копай глубоко!» Тут ведь даже обманывать никого не пришлось бы. Никто ведь ему не приказывал соваться в подвал. Он и не сунулся бы, а приговор бы супругам вынесли более мягкий.
   В камине затрещали угли.
   Лайам поморщился, но неприятные мысли не выходили из головы. Сколько же он может стоить? За какую сумму его можно купить?
   «Ни у кого в Южном Тире не найдется таких капиталов!» – заверил он себя и попытался уснуть. И, уже засыпая, подумал: «А если все же найдется?..»

13

   Лайама разбудил стук в дверь. Когда он открыл глаза, сынишка конюха уже тащил с него одеяло:
   – Вставайте скорей! Все отъезжают, а вы не готовы! Ох, да у вас и сумки еще не уложены! Ладно, я ими займусь!
   Мальчишка вихрем пронесся по комнате, собирая в один ком все, что ему попадалось. Лайам не сразу сообразил, что Проуна в номере нет. Он спешно выскочил из постели и отнял у торопыги одежду, которую собирался надеть. Мальчишка опять заныл, что суд отъезжает, но Лайам отвесил ему легонькую затрещину, и нытик примолк. Одеваться и умываться пришлось по-военному быстро, что он и проделал, косясь, чтобы суматошный слуга не запихнул в сумки и Фануила.
   Одевшись, Лайам перепаковал свои вещи. Не потому, что надеялся уложить их лучше, чем маленький обормот. Просто ему хотелось отделить чистую одежду от грязной.
   – Забирай, – велел он огольцу, – и скажи там, что я сейчас буду.
   Мальчишка, обвесившись сумками, вылетел в коридор. Лайам набросил плащ, взял сумку с мечами и подошел к Фаиуилу.
   «Ты почему меня не разбудил?» – спросил он, ухватывая дракончика поперек живота и сажая на плечи.
   «Ты не просил, мастер».
   – Сам мог сообразить. Подумаешь – не просил, – бормотал Лайам, перескакивая через ступеньки. – Этот малец, я вижу, гораздо смышленей, чем ты. Возьму-ка я его к себе фамильяром.
   «Он в магии полный ноль».
   – Зато распрекрасно таскает поклажу.
   Когда Лайам вскочил в седло, поезд только начал выстраиваться, так что извиняться за опоздание ему не пришлось. Он зло глянул на затянутую в бархат жирную спину Проуна и стал пристегивать сумку к седлу.
   Даймонд затанцевал, Лайам укоротил повод. Чалый прекрасно себя чувствовал, за ним был хороший пригляд. Подбежавший мальчишка доложил, что багаж господина уложен на вьючную лошадь. Лайам кивнул и бросил ему серебряную монетку.
   – Доедем до места – получишь вторую. Если, конечно, и впредь будешь таким же усердным. Восхищенный мальчишка так и остался стоять столбом на дороге, хотя караван уже тронулся в путь. Лайам застегнул камзол – предрассветный воздух был свеж и прохладен. Он ехал чуть позади председательницы ареопага, перед которой в седлах покачивались уоринсфордские стражи и Проун. Охранники громко переговаривались, толстяк, надувшись, молчал.
   Вдова хорошо держалась в седле, бросив на переднюю луку поводья. Когда поезд выехал на главную улицу, она придержала своего скакуна.
   – Квестор Ренфорд, у меня есть к вам вопрос.
   – Да, сударыня? Я к вашим услугам.
   Черная дама какое-то время молчала. Затем спросила:
   – Вчера, на заседании, как вы узнали, что Каммер сбежал? – Женщина повернула голову и посмотрела спутнику прямо в глаза, потом показала на Фануила. – Это все ваш фамильяр?
   – Да, сударыня. Он чувствует, когда рядом творят заклинания.
   Ему явно задали не тот вопрос, который собирались задать, но вдова уже на него не смотрела. Лицо ее опять обратилось в маску спокойного безразличия.
   Уоринсфорд просыпался рано. Улицы были еще темны, но пекарни уже открывались, прислуга выплескивала помои в желоба сточных канав, к рынку сплошным потоком двигались скрипучие телеги селян. Лайама так умилила эта картина, что он глубоко вздохнул. Пекарь, мимо лотка которого он проезжал, сунул ему в руки горячую булочку. Лайам принял ее с улыбкой и бросил монетку расторопному продавцу.
   Возле северного выезда из Уоринсфорда процессию поджидал одинокий всадник. Он поклонился Проуну и вдове Саффиан, потом пристроился рядом с Лайамом.
   – Доброе утро, – слабо улыбнулся Эласко. Вид у него был довольно зеленоватый.
   – Доброе утро. Я думал, вы подъедете прямо к гостинице.
   – Ох, Лайам, – Эласко всплеснул руками, словно ему был брошен серьезный упрек, – ехать сюда мне было ближе, и я подумал…– Он, не договорив, смущенно пожал плечами. Ареопаг выехал за городскую черту. Лайам ждал потока вопросов, но молодой квестор только пыхтел, стараясь удержаться в седле. Разговора не получалось.
   «Мальчишка вчера опять перебрал», – подумал Лайам с усмешкой.
   – Не лучше ли вам вернуться? – участливо спросил он, придерживая коня. – Вам ведь сейчас не очень-то хорошо.
   – Ох, – ответил молодой человек, пошатнувшись в седле, – пожалуй, я так и сделаю. Если только вы не сочтете это проявлением неуважения.
   – Не сочту, – хмыкнул Лайам.
   – Если бы не головная боль и эта ужасная тошнота… я бы… мне… мне хотелось расспросить вас о многом. Мне кажется, вы могли бы научить меня большему, чем все торквейские профессора.
   «Ну как же, как же… И с чего это людям приходит в голову подобная чушь?»
   – Но похмелье лечить я все-таки не умею, – Лайам послал Даймонда вбок, вытесняя юношу из колонны. – Спасибо, что приехали меня проводить, я очень тронут, Уокен. Мне было приятно с вами работать. Если будете в Саузварке, навестите меня. Эдил Кессиас знает, где я живу.
   Эласко просиял.
   – Благодарю вас, Лайам. Могу ли я вам написать? Если столкнусь с какой-нибудь неразрешимой загадкой? Мы регулярно сносимся с Саузварком, так что…
   – Конечно, Уокен. Только не думайте, что я семи пядей во лбу.
   «Не хватало еще, чтобы меня завалили письмами. Впрочем, надо же мальчику у кого-то учиться. В Уоринсфорде, как видно, его учить не хотят. Пусть себе пишет!»
   Они пожали друг другу руки, и юноша, пришпорив свою лошадку, устремился вперед, чтобы попрощаться с госпожой Саффиан. Лайам остался ожидать на обочине, потом махнул Эласко рукой, показывая, что возвращаться не стоит. Тот понял его и, сделав ответный жест, поскакал к городу по боковой дороге. Солнце, только что показавшееся из-за горизонта, окрасило стены Уоринсфорда в розовый цвет. Лайам вспомнил о Каммере, о Хандуитах, о своем разговоре с Куспинианом и решил, что расставание с этим местечком вряд ли его опечалит. Дав шпоры Даймонду, он послал его с места в карьер и вскоре занял свое место в колонне.