Страница:
Несмотря на распахнутое окно, вонь в комнате все-таки ощущалась.
– Ладно, – сказал Лайам, – по крайней мере, я знаю, кто извлечет пользу из нашего посещения. Идемте к нему.
Владелец гостиницы выслушал Лайама с недоверием, но как только гости направились к двери, он бросился к лестнице, на ходу подзывая слуг.
На улице Лайам задумался, что делать дальше, Эласко деликатно молчал.
В Саузварке, например, ему самому вовсе незачем было бы таскаться по каким-то гостиницам или аптекам. Эдил Кессиас поручил бы все это своим подчиненным, а те, без сомнения, справились бы с таким поручением, ибо отличались толковостью и расторопностью в своем большинстве. А вот в расторопности уоринсфордских стражников Лайам вовсе не был уверен. «Значит, – вздохнул он, – придется действовать самому. А там посмотрим, куда заведет кривая…»
– Послушайте, не пора ли нам с вами чего-нибудь перехватить?
Эласко пожал плечами и повернул к таверне, из которой они только что вышли, но Лайам остановил его и указал рукой на скопище ларьков и палаток. Это был рынок, и он находился всего в квартале от них.
– Там, пожалуй, и перекусим.
Рынок, осененный шпилем расположенного невдалеке пантеона, живописно смотрелся, но планировки не имел никакой. Молодые люди долго рыскали и кружили по его лабиринту, пока, наконец, в самом дальнем конце площади не наткнулись на лоток, где торговали горячей едой. Лайам купил себе пару запеченных в тесте колбасок и вонзил в одну из них зубы еще по дороге к небольшому скверу с фонтаном, за которым уже возвышалась громада святилища всех богов. Эласко шагал рядом с ним, подозрительно разглядывая свой бутерброд.
Лайам коротко хохотнул.
– Вижу, вам не часто приходится есть на улице, а?
– У нас в доме свой повар, – смущенно отозвался Эласко и смолк.
— Вы живете с родителями?
— Да, с семьей. Мой отец— здешний торговец.
– А он ничего не может знать о судне под названием «Тигр»?
Они нашли свободную скамейку и сели. Солнце грело, но не припекало, со стороны фонтана текла прохлада, колбаски оказались отменными, и Лайам пришел в отличное расположение духа.
Эласко не сразу сообразил, о каком судне идет речь, а вспомнив, покачал головой.
– Боюсь, что нет. С Фрипортом он почти не торгует. Его интересы связаны с княжествами Суви. – Он вновь понюхал свой бутерброд, затем добавил: – Это на северо-западе – за Альекиром.
Лайам кивнул. Он знал, где находятся княжества, но никогда там не бывал, хотя его не раз заносило в соседние с ними земли.
– Вы, насколько я понимаю, второй сын в семье?
Юноша, решив наконец-то, что отравление ему не грозит, уже вознамерился откусить кусочек колбаски, но приостановился и склонил голову набок.
– Нет, не второй. И не третий, и не четвертый, а старший. А что?
– Да нет, ничего, – торопливо ответил Лайам. – Просто старшие сыновья обычно идут по стопам отцов, а младшие… делают другую карьеру.
– О да, в большинстве семей все происходит именно так. Честно говоря, мой отец очень переживал, когда узнал, что я поступаю на службу. Но я искал себе дела поинтереснее, чем купля-продажа, и до сих пор думаю, что не прогадал. Наверное, вы поймете, о чем я. Мне нравится стоять на страже закона, поддерживать в Уоринсфорде порядок и охранять покой горожан.
– Меня-то как раз больше манит торговля, – признался Лайам и, спохватившись, добавил: – Но каждый сам выбирает дорогу, и в этом смысле, мне кажется, я могу вас понять.
С натяжкой, конечно, с превеликой натяжкой. От достатка служить не идут. Эласко, словно заглянув в его мысли, покраснел и уткнулся в свой бутерброд. Ел он, впрочем, с большим аппетитом и, проглотив последний кусок, весело улыбнулся.
– Наверное, дело охраны правопорядка поставлено в Саузварке гораздо лучше, чем тут?
– Да нет, особой разницы я не вижу, – ответил Лайам. «Разве что саузваркский эдил – не хапуга и совсем не заносчив».
– И все же служить в Саузварке, мне кажется, интереснее во сто крат. Быть на виду у его высочества, исполнять важнейшие его поручения! Умоляю вас, расскажите, что он за человек?
«Этот Эласко – довольно приятный парень, но в географии не силен!»
– Боюсь, что этого я вам не скажу. Я живу в Саузварке недавно, а герцог туда наведывается очень нечасто. Но даже если бы он вдруг и приехал, вряд ли меня пригласили бы на прием.
Молодой квестор дернулся, как от удара.
– Так вы никогда его не видали? – изумленно воскликнул он.
– Никогда, – подтвердил Лайам, озадаченный реакцией собеседника. – Когда герцог в последний раз объезжал побережье, меня вообще не было в Таралоне.
Эласко, покраснев от смущения, сбивчиво заговорил:
– Простите, квестор… просто эдил Куспиниан говорил… Простите, я, видно, не так его понял.
– А что такое он говорил?
– Только то, что вы с его высочеством – на короткой ноге. То ли госпожа председательница ему это сказала, то ли квестор Проун… впрочем, не все ли равно? Умоляю, забудьте мои слова и ничего не говорите эдилу! Это моя оплошность, а не его!
«Так вот почему Куспиниан со мной столь любезен, – сообразил Лайам, улыбаясь в душе. – Что ж, если эдилу угодно так думать, то кто я такой, чтобы выводить его из заблуждения? Ареопаг не отвечает за то, что творится в чужих головах!»
– Ладно, забудем об этом, – отозвался он и подумал, что эту фразу в ближайшее время ему, возможно, придется повторять не раз и не два. – Я вроде бы сыт. Мы можем вернуться к работе.
Они споласкивали руки в чаше фонтана, когда услышали оклик вдовы Саффиан.
– Квестор Ренфорд! – вдова приближалась к ним со стороны пантеона. Неподдельное удивление на лице ее быстро переросло в откровенное недовольство. – Как вы тут оказались? Вы что, так и не удосужились дойти до тюрьмы?
Лайам невольно почувствовал себя виноватым.
– Прошу прощения, госпожа председательница. Мы просто остановились тут, чтобы перекусить.
Вдова повернулась к Эласко.
– Неужто в крепости не нашлось приличной еды?
Пятна, оставленные на щеках юноши недавним волнением, снова побагровели. Он раскрыл было рот, но тут же закрыл, не издав при этом ни звука.
– Мы только что осмотрели гостиницу, где был убит Пассендус, – сказал Лайам, начиная сердиться, – и решили, что в крепость возвращаться не стоит.
– Ах, значит, вы так решили! А позвольте узнать, почему? Разве тело чародея не там? Разве Хандуитов куда-нибудь перевели? Что вам понадобилось в гостинице? – Вдова гневно прищурилась и попыталась скрестить на груди руки, но ей помешала корзина.
– А также мы навестили книготорговца, – севшим от робости голосом добавил Эласко.
– Который, кстати, сообщил нам прелюбопытные вещи.
Лайам вкратце пересказал вдове, чем они с Эласко занимались все утро, упомянув отдельно о том, что им удалось выведать у старичка-книгочея, и подчеркнув, что теперь между двумя преступлениями стала проглядывать связь. Суровое лицо председательницы смягчилось не сразу, но в конце концов она неохотно кивнула, то ли в знак одобрения, то ли задумавшись о чем-то своем.
– Так что сейчас мы хотим обойти городских фармацевтов, – закончил свой монолог Лайам и, после довольно продолжительной паузы, пояснил: – Чародеи частенько заглядывают в аптеки, сударыня, вы и сами должны это знать.
– Да-да, они вечно охотятся за редкими травами, – рассеянно проговорила вдова и вдруг встрепенулась. – Что ж, я вижу, вы не теряли времени зря. Прошу извинить мою резкость, я просто была очень удивлена, увидев вас здесь. Последние годы у ареопага не возникало необходимости вести дознание вне мест заключения.
– Понимаю, сударыня.
Не возникало необходимости! А что можно выяснить, торча за решеткой? Что они вообще себе думают, эти странные господа? И где находилась сама госпожа председательница все эти часы? Уж точно не в крепости. Лайам недовольно скривился и тут же себя осадил. Кто может запретить бедной женщине почтить память мужа? Но все-таки можно было бы и подсократить ритуал. Особенно когда делаешь вид, что сокрушаешься о каждой потраченной впустую минуте…
Вдова задумчиво хмурилась, покусывая губу.
– Все идет хорошо, но… но мне не нравится упоминание о холодной палате. Я всегда… я всегда полагала, что ее существование больше легенда, чем явь.
«Она часа три непрерывно молилась, – напомнил себе Лайам. – Тут немудрено и свихнуться».
– Похоже, что нет.
– Нет, – пробормотала женщина. – Нет, значит – нет. Продолжайте дознание, квестор. Мне надо посовещаться… мне… в общем, встретимся позже – в тюрьме.
Она побрела к рынку, погруженная в свои размышления. Ей, видите ли, надо посовещаться, но с кем? Когда вдова исчезла из виду, Лайам щелкнул пальцами и громко, с наслаждением выбранился.
– Поняла ли она, что мы собираемся выследить чародея? Думаю, нет.
– Боюсь, нет, – согласился Эласко. – Она словно бы не в себе.
– Хм, да… Ладно, забудем. Да и аптекари сами к нам не придут. Где тут ближайшая лавочка, набитая травками и порошками?
Эласко на миг задумался, затем решительно двинулся к рынку – по горячему следу госпожи Саффиан.
Городские часы пробили шесть, и Лайам с чувством проклял всех на свете аптекарей и сборщиков трав.
Они начали с того, что переговорили со всеми рыночными лоточниками, торговавшими травами и безвредными зельями, но никто из них не припомнил покупателя с харкоутским выговором. «Что вы, сэр, тот, кто живет в Харкоуте, все может купить и там!»
– Ладно, – оптимистично заявил он, покидая площадь, усеянную палатками, киосками и ларьками. – Человек мало-мальски сведущий к этой шушере не пойдет. Поспрашиваем в аптеках.
Эласко, воодушевленный его уверенностью, с готовностью закивал.
Они протащились по всем аптекам Уоринсфорда, и каждое посещение отнимало у них частицу надежды хотя бы что-нибудь для себя прояснить. Наконец эта надежда исчезла бесследно. Физиономия Эласко сделалась кислой, своего лица Лайам не видел, но он и без того догадывался, что его спутник может на нем прочитать. В последние полгода ни к одному местному аптекарю никакие странные незнакомцы не обращались, да и откуда бы им взяться, милорды? Уоринсфорд – город маленький, тут у каждого клиентура своя. Даже чистенький фармацевт, над входом в лавку которого красовалась горделивая надпись «Поставщик королевской гильдии магов», ничем не сумел обрадовать высоких гостей. Он имел дело только с посредниками, которые время от времени забирали у него травы и снадобья и переправляли их дальше – в Торквей.
Чувство горечи, охватившее Лайама, усиливалось с каждой минутой, однако упрямство не давало ему прекратить бесполезный обход. Маг, если только он настоящий, а не поддельный, просто не может не сноситься с аптеками. Ему ведь постоянно нужна всякая всячина, которую только там и найдешь.
– Ах, этот чертов книжный червяк! – вырвалось у него, когда последний удар колокола затих. – Ну почему он не ослеп чуточку позже?
Они снова стояли на набережной – возле грязной припортовой лавчонки. Шарлатан, ее содержавший и удовлетворявший спрос портового люда на снадобья известного рода, тоже не смог им ничего сообщить. Эласко виновато потупился, потом собрался что-то сказать, но Лайам остановил его жестом. Если тут кое-кто опять начнет извиняться, ему не избежать купания в холодной реке.
– Боюсь, мы впустую потратили время, – заявил он, получая мрачное удовольствие от собственных слов. – Мне очень жаль. Нам нужно вернуться в крепость. Возможно, госпожа председательница сумеет нас как-нибудь вразумить. Или ваш раскрасавец-эдил придумает что-то.
Солнце уже садилось, но работа в порту не стихала. Тут по-прежнему было полно грузчиков и телег. Силуэты судов скользили над золотистой водой, тени их парусов пересекали Уорин. Лайам ничего этого не замечал. Нахохлившись и сунув руки в карманы, он брел к тюрьме, понимая, что день потрачен впустую. Поражение всегда поражение, даже если ты в том нисколько не виноват.
Слабое утешение принес ему и визит к травнику, снабжавшему Хандуитов лекарствами. То, что просила пересылать для нее болезная Ровиана, оказалось на деле мазью от ревматизма, вызывающей бледность и раздражение горла, если принимать ее внутрь. Лайам велел в другой раз послать симулянтке нечто похожее, но абсолютно безвредное, чтобы мадам Хандуит чудесным образом исцелилась. Это, конечно, доказывает, что Хандуиты пытались ввести следствие в заблуждение, но с целью, в общем, невинной – вызвать жалость к себе. И потом, каждый волен глотать что угодно. Не надо только насылать на своих родичей демонов, однако чем теперь подтвердить, что кто-то этих демонов насылал?
Внезапно их окружили мальчишки, они с визгом и воплями сражались за мяч. Стайка отчаянных сорванцов налетела, как освежающий шквал, и понеслась дальше – к причалам. Лайам остановился, глядя им вслед.
– Дети торговцев, – осмелился заметить Эласко, указывая на выстроившиеся вдоль набережной особняки. – Носятся всюду, как чумовые, будто за ними некому приглядеть. – Он помолчал и мотнул головой в сторону опрятного здания с красивым кирпичным фасадом. – А это – тот дом, где все и произошло.
– Да неужели?
Дом, некогда принадлежавший Элдину Хандуиту, вовсе не походил на мрачное и запущенное строение, успевшее угнездиться в воображении Лайама. Болтающиеся на ветру ставни, пустые проемы окон, за которыми словно что-то шевелится, заколоченный досками вход. «Наверное, так все и выглядело месяца четыре назад». Он расправил плечи и, глубоко вздохнув, тронул спутника за плечо.
– Идемте. Не стоит заставлять эдила Куспиниана тревожиться, что мы не успеем на ужин.
Они отвернулись от опрятного здания и, отбрасывая длинные тени, зашагали к темной громаде Водяных Врат.
8
– Ладно, – сказал Лайам, – по крайней мере, я знаю, кто извлечет пользу из нашего посещения. Идемте к нему.
Владелец гостиницы выслушал Лайама с недоверием, но как только гости направились к двери, он бросился к лестнице, на ходу подзывая слуг.
На улице Лайам задумался, что делать дальше, Эласко деликатно молчал.
В Саузварке, например, ему самому вовсе незачем было бы таскаться по каким-то гостиницам или аптекам. Эдил Кессиас поручил бы все это своим подчиненным, а те, без сомнения, справились бы с таким поручением, ибо отличались толковостью и расторопностью в своем большинстве. А вот в расторопности уоринсфордских стражников Лайам вовсе не был уверен. «Значит, – вздохнул он, – придется действовать самому. А там посмотрим, куда заведет кривая…»
– Послушайте, не пора ли нам с вами чего-нибудь перехватить?
Эласко пожал плечами и повернул к таверне, из которой они только что вышли, но Лайам остановил его и указал рукой на скопище ларьков и палаток. Это был рынок, и он находился всего в квартале от них.
– Там, пожалуй, и перекусим.
Рынок, осененный шпилем расположенного невдалеке пантеона, живописно смотрелся, но планировки не имел никакой. Молодые люди долго рыскали и кружили по его лабиринту, пока, наконец, в самом дальнем конце площади не наткнулись на лоток, где торговали горячей едой. Лайам купил себе пару запеченных в тесте колбасок и вонзил в одну из них зубы еще по дороге к небольшому скверу с фонтаном, за которым уже возвышалась громада святилища всех богов. Эласко шагал рядом с ним, подозрительно разглядывая свой бутерброд.
Лайам коротко хохотнул.
– Вижу, вам не часто приходится есть на улице, а?
– У нас в доме свой повар, – смущенно отозвался Эласко и смолк.
— Вы живете с родителями?
— Да, с семьей. Мой отец— здешний торговец.
– А он ничего не может знать о судне под названием «Тигр»?
Они нашли свободную скамейку и сели. Солнце грело, но не припекало, со стороны фонтана текла прохлада, колбаски оказались отменными, и Лайам пришел в отличное расположение духа.
Эласко не сразу сообразил, о каком судне идет речь, а вспомнив, покачал головой.
– Боюсь, что нет. С Фрипортом он почти не торгует. Его интересы связаны с княжествами Суви. – Он вновь понюхал свой бутерброд, затем добавил: – Это на северо-западе – за Альекиром.
Лайам кивнул. Он знал, где находятся княжества, но никогда там не бывал, хотя его не раз заносило в соседние с ними земли.
– Вы, насколько я понимаю, второй сын в семье?
Юноша, решив наконец-то, что отравление ему не грозит, уже вознамерился откусить кусочек колбаски, но приостановился и склонил голову набок.
– Нет, не второй. И не третий, и не четвертый, а старший. А что?
– Да нет, ничего, – торопливо ответил Лайам. – Просто старшие сыновья обычно идут по стопам отцов, а младшие… делают другую карьеру.
– О да, в большинстве семей все происходит именно так. Честно говоря, мой отец очень переживал, когда узнал, что я поступаю на службу. Но я искал себе дела поинтереснее, чем купля-продажа, и до сих пор думаю, что не прогадал. Наверное, вы поймете, о чем я. Мне нравится стоять на страже закона, поддерживать в Уоринсфорде порядок и охранять покой горожан.
– Меня-то как раз больше манит торговля, – признался Лайам и, спохватившись, добавил: – Но каждый сам выбирает дорогу, и в этом смысле, мне кажется, я могу вас понять.
С натяжкой, конечно, с превеликой натяжкой. От достатка служить не идут. Эласко, словно заглянув в его мысли, покраснел и уткнулся в свой бутерброд. Ел он, впрочем, с большим аппетитом и, проглотив последний кусок, весело улыбнулся.
– Наверное, дело охраны правопорядка поставлено в Саузварке гораздо лучше, чем тут?
– Да нет, особой разницы я не вижу, – ответил Лайам. «Разве что саузваркский эдил – не хапуга и совсем не заносчив».
– И все же служить в Саузварке, мне кажется, интереснее во сто крат. Быть на виду у его высочества, исполнять важнейшие его поручения! Умоляю вас, расскажите, что он за человек?
«Этот Эласко – довольно приятный парень, но в географии не силен!»
– Боюсь, что этого я вам не скажу. Я живу в Саузварке недавно, а герцог туда наведывается очень нечасто. Но даже если бы он вдруг и приехал, вряд ли меня пригласили бы на прием.
Молодой квестор дернулся, как от удара.
– Так вы никогда его не видали? – изумленно воскликнул он.
– Никогда, – подтвердил Лайам, озадаченный реакцией собеседника. – Когда герцог в последний раз объезжал побережье, меня вообще не было в Таралоне.
Эласко, покраснев от смущения, сбивчиво заговорил:
– Простите, квестор… просто эдил Куспиниан говорил… Простите, я, видно, не так его понял.
– А что такое он говорил?
– Только то, что вы с его высочеством – на короткой ноге. То ли госпожа председательница ему это сказала, то ли квестор Проун… впрочем, не все ли равно? Умоляю, забудьте мои слова и ничего не говорите эдилу! Это моя оплошность, а не его!
«Так вот почему Куспиниан со мной столь любезен, – сообразил Лайам, улыбаясь в душе. – Что ж, если эдилу угодно так думать, то кто я такой, чтобы выводить его из заблуждения? Ареопаг не отвечает за то, что творится в чужих головах!»
– Ладно, забудем об этом, – отозвался он и подумал, что эту фразу в ближайшее время ему, возможно, придется повторять не раз и не два. – Я вроде бы сыт. Мы можем вернуться к работе.
Они споласкивали руки в чаше фонтана, когда услышали оклик вдовы Саффиан.
– Квестор Ренфорд! – вдова приближалась к ним со стороны пантеона. Неподдельное удивление на лице ее быстро переросло в откровенное недовольство. – Как вы тут оказались? Вы что, так и не удосужились дойти до тюрьмы?
Лайам невольно почувствовал себя виноватым.
– Прошу прощения, госпожа председательница. Мы просто остановились тут, чтобы перекусить.
Вдова повернулась к Эласко.
– Неужто в крепости не нашлось приличной еды?
Пятна, оставленные на щеках юноши недавним волнением, снова побагровели. Он раскрыл было рот, но тут же закрыл, не издав при этом ни звука.
– Мы только что осмотрели гостиницу, где был убит Пассендус, – сказал Лайам, начиная сердиться, – и решили, что в крепость возвращаться не стоит.
– Ах, значит, вы так решили! А позвольте узнать, почему? Разве тело чародея не там? Разве Хандуитов куда-нибудь перевели? Что вам понадобилось в гостинице? – Вдова гневно прищурилась и попыталась скрестить на груди руки, но ей помешала корзина.
– А также мы навестили книготорговца, – севшим от робости голосом добавил Эласко.
– Который, кстати, сообщил нам прелюбопытные вещи.
Лайам вкратце пересказал вдове, чем они с Эласко занимались все утро, упомянув отдельно о том, что им удалось выведать у старичка-книгочея, и подчеркнув, что теперь между двумя преступлениями стала проглядывать связь. Суровое лицо председательницы смягчилось не сразу, но в конце концов она неохотно кивнула, то ли в знак одобрения, то ли задумавшись о чем-то своем.
– Так что сейчас мы хотим обойти городских фармацевтов, – закончил свой монолог Лайам и, после довольно продолжительной паузы, пояснил: – Чародеи частенько заглядывают в аптеки, сударыня, вы и сами должны это знать.
– Да-да, они вечно охотятся за редкими травами, – рассеянно проговорила вдова и вдруг встрепенулась. – Что ж, я вижу, вы не теряли времени зря. Прошу извинить мою резкость, я просто была очень удивлена, увидев вас здесь. Последние годы у ареопага не возникало необходимости вести дознание вне мест заключения.
– Понимаю, сударыня.
Не возникало необходимости! А что можно выяснить, торча за решеткой? Что они вообще себе думают, эти странные господа? И где находилась сама госпожа председательница все эти часы? Уж точно не в крепости. Лайам недовольно скривился и тут же себя осадил. Кто может запретить бедной женщине почтить память мужа? Но все-таки можно было бы и подсократить ритуал. Особенно когда делаешь вид, что сокрушаешься о каждой потраченной впустую минуте…
Вдова задумчиво хмурилась, покусывая губу.
– Все идет хорошо, но… но мне не нравится упоминание о холодной палате. Я всегда… я всегда полагала, что ее существование больше легенда, чем явь.
«Она часа три непрерывно молилась, – напомнил себе Лайам. – Тут немудрено и свихнуться».
– Похоже, что нет.
– Нет, – пробормотала женщина. – Нет, значит – нет. Продолжайте дознание, квестор. Мне надо посовещаться… мне… в общем, встретимся позже – в тюрьме.
Она побрела к рынку, погруженная в свои размышления. Ей, видите ли, надо посовещаться, но с кем? Когда вдова исчезла из виду, Лайам щелкнул пальцами и громко, с наслаждением выбранился.
– Поняла ли она, что мы собираемся выследить чародея? Думаю, нет.
– Боюсь, нет, – согласился Эласко. – Она словно бы не в себе.
– Хм, да… Ладно, забудем. Да и аптекари сами к нам не придут. Где тут ближайшая лавочка, набитая травками и порошками?
Эласко на миг задумался, затем решительно двинулся к рынку – по горячему следу госпожи Саффиан.
Городские часы пробили шесть, и Лайам с чувством проклял всех на свете аптекарей и сборщиков трав.
Они начали с того, что переговорили со всеми рыночными лоточниками, торговавшими травами и безвредными зельями, но никто из них не припомнил покупателя с харкоутским выговором. «Что вы, сэр, тот, кто живет в Харкоуте, все может купить и там!»
– Ладно, – оптимистично заявил он, покидая площадь, усеянную палатками, киосками и ларьками. – Человек мало-мальски сведущий к этой шушере не пойдет. Поспрашиваем в аптеках.
Эласко, воодушевленный его уверенностью, с готовностью закивал.
Они протащились по всем аптекам Уоринсфорда, и каждое посещение отнимало у них частицу надежды хотя бы что-нибудь для себя прояснить. Наконец эта надежда исчезла бесследно. Физиономия Эласко сделалась кислой, своего лица Лайам не видел, но он и без того догадывался, что его спутник может на нем прочитать. В последние полгода ни к одному местному аптекарю никакие странные незнакомцы не обращались, да и откуда бы им взяться, милорды? Уоринсфорд – город маленький, тут у каждого клиентура своя. Даже чистенький фармацевт, над входом в лавку которого красовалась горделивая надпись «Поставщик королевской гильдии магов», ничем не сумел обрадовать высоких гостей. Он имел дело только с посредниками, которые время от времени забирали у него травы и снадобья и переправляли их дальше – в Торквей.
Чувство горечи, охватившее Лайама, усиливалось с каждой минутой, однако упрямство не давало ему прекратить бесполезный обход. Маг, если только он настоящий, а не поддельный, просто не может не сноситься с аптеками. Ему ведь постоянно нужна всякая всячина, которую только там и найдешь.
– Ах, этот чертов книжный червяк! – вырвалось у него, когда последний удар колокола затих. – Ну почему он не ослеп чуточку позже?
Они снова стояли на набережной – возле грязной припортовой лавчонки. Шарлатан, ее содержавший и удовлетворявший спрос портового люда на снадобья известного рода, тоже не смог им ничего сообщить. Эласко виновато потупился, потом собрался что-то сказать, но Лайам остановил его жестом. Если тут кое-кто опять начнет извиняться, ему не избежать купания в холодной реке.
– Боюсь, мы впустую потратили время, – заявил он, получая мрачное удовольствие от собственных слов. – Мне очень жаль. Нам нужно вернуться в крепость. Возможно, госпожа председательница сумеет нас как-нибудь вразумить. Или ваш раскрасавец-эдил придумает что-то.
Солнце уже садилось, но работа в порту не стихала. Тут по-прежнему было полно грузчиков и телег. Силуэты судов скользили над золотистой водой, тени их парусов пересекали Уорин. Лайам ничего этого не замечал. Нахохлившись и сунув руки в карманы, он брел к тюрьме, понимая, что день потрачен впустую. Поражение всегда поражение, даже если ты в том нисколько не виноват.
Слабое утешение принес ему и визит к травнику, снабжавшему Хандуитов лекарствами. То, что просила пересылать для нее болезная Ровиана, оказалось на деле мазью от ревматизма, вызывающей бледность и раздражение горла, если принимать ее внутрь. Лайам велел в другой раз послать симулянтке нечто похожее, но абсолютно безвредное, чтобы мадам Хандуит чудесным образом исцелилась. Это, конечно, доказывает, что Хандуиты пытались ввести следствие в заблуждение, но с целью, в общем, невинной – вызвать жалость к себе. И потом, каждый волен глотать что угодно. Не надо только насылать на своих родичей демонов, однако чем теперь подтвердить, что кто-то этих демонов насылал?
Внезапно их окружили мальчишки, они с визгом и воплями сражались за мяч. Стайка отчаянных сорванцов налетела, как освежающий шквал, и понеслась дальше – к причалам. Лайам остановился, глядя им вслед.
– Дети торговцев, – осмелился заметить Эласко, указывая на выстроившиеся вдоль набережной особняки. – Носятся всюду, как чумовые, будто за ними некому приглядеть. – Он помолчал и мотнул головой в сторону опрятного здания с красивым кирпичным фасадом. – А это – тот дом, где все и произошло.
– Да неужели?
Дом, некогда принадлежавший Элдину Хандуиту, вовсе не походил на мрачное и запущенное строение, успевшее угнездиться в воображении Лайама. Болтающиеся на ветру ставни, пустые проемы окон, за которыми словно что-то шевелится, заколоченный досками вход. «Наверное, так все и выглядело месяца четыре назад». Он расправил плечи и, глубоко вздохнув, тронул спутника за плечо.
– Идемте. Не стоит заставлять эдила Куспиниана тревожиться, что мы не успеем на ужин.
Они отвернулись от опрятного здания и, отбрасывая длинные тени, зашагали к темной громаде Водяных Врат.
8
От стражников, томившихся возле крепости в карауле, они узнали, что остальные члены судейской комиссии уже покинули стены тюрьмы и что ужин назначен, как и вчера, на восемь. Эласко предложил проводить Лайама до гостиницы, но тот заверил юношу, что и сам распрекрасно найдет дорогу. Ему хотелось немного побыть одному. Они пожали друг другу руки, и Эласко ушел.
«Фануил, – мысленно позвал Лайам, как только молодой человек скрылся из виду. – Возвращайся в гостиницу и жди меня там».
«Да, мастер».
Лайам вскинул голову и через пару мгновений увидел, как маленькая черная тень взвилась над стенами крепости и метнулась к востоку. Тогда он и сам побрел в сторону пантеона, рассчитывая пройти к гостинице уже знакомым путем. Он шел, сосредоточенно глядя себе под ноги, и размышлял.
Мысль, что оба убийства в чем-то смыкаются, была сама по себе неплоха, но в деталях гуляла. Новая проработка версии могла обнаружить зацепки, которые ранее от Лайама ускользали. Если «нужный человек» – чародей, почему он не сносился с аптекарями? Возможно, ему от них ничего и не требовалось, однако верилось в это с трудом. Подлинный маг не упустит случая покопаться в кореньях и травках. Прежний хозяин дракончика регулярно наведывался к фармацевтам, хотя покупал у них что-то далеко не всегда. Мастер Танаквиль порой наносил им визиты из одной любознательности, чтобы, как он говаривал Фануилу, «знать, что у этих пентюхов можно достать».
Лайам попробовал предположить, что незнакомец – не чародей, и тут же себя одернул. Пассендуса не закололи, не задушили, не застрелили из лука. Он был убит при помощи магии. Ни одна, даже самая развеселая, шутка на свете не может вызвать на лице человека столь жуткий оскал.
«Значит, он – чародей, умеющий искусно маскироваться. И только особенный, предположительно харкоутский, выговор может выдать его». Но харкоутский выговор сам по себе – далеко не улика. Через Харкоут идет вся торговля, и тамошние торговцы и моряки рассыпаны по всему королевству, словно горох.
Нахмурившись, Лайам выбросил из головы «нужного человека» и попытался сосредоточиться на Хандуитах. Чтобы их обвинить, не хватало совсем ерунды, и это ужасно его раздражало. Дурость уоринсфордских властей лишила саузваркского квестора возможности себя проявить, а ведь он мог разобраться со всем этим легко, красиво и быстро. Супруги, безусловно, виновны, но каким образом это теперь доказать?
Он миновал пантеон. Солнце спряталось за крышами зданий, и городские улицы погрузились во тьму. Теперь он стал подвергать сомнению собственную уверенность в виновности подозреваемых. Хандуиты вполне могли вызвать демона с невинными целями. Каждому любопытно узнать, что сулит ему завтрашний день. И впрямь, если вдуматься, зачем для убийства обычного человека призывать в помощники потустороннюю тварь? Это все равно что снаряжать против муравья катапульту. «Нужный человек» применил против Пассендуса магию просто потому, что он маг. Но ведь Хандуиты-то – никакие не маги. Демонология для них – темный лес. Ну пришла им охота убить своего родича, так зачем городить огород? Почему бы попросту его не зарезать, не отравить или не вытолкнуть из окна?
Ответ пришел неожиданно и был так прост, что Лайам замер на пороге гостиницы.
«Мастер?»
«Тсс! Помолчи!»
Он даже не попытался нашарить дракончика взглядом.
Многие знали, что Элдин Хандуит собирает запретные манускрипты. Многим было известно, что человек он замкнутый, скрытный и по ночам запирается у себя наверху. И если однажды бедолагу, свихнувшегося на магических опытах, растерзала бы какая-то жуткая тварь, кто усомнился бы в том, что он сам виноват в собственной смерти? Лайам очень живо представил себе Хандуитов, горестно качающих головами. «Бедный Элдин, он нас не слушал, он всегда поступал по-своему, небо ему судья!»
Эта догадка придавала смысл и кое-каким мелочам, которые прежде не лезли ни в какие ворота. Голубой мелок с дохлой кошкой, найденные в спальне убитого, и должны были там обнаружиться. Демону приказали перенести их туда. Как доказательство того, что Хандуит-старший сам творил заклинание. А Хандуиты-младшие не успели стереть пентаграмму вовсе не потому, что были потрясены случившимся, а потому, что не ожидали скорого прихода незваных гостей. «Они не думали, что демону захочется насладиться воплями жертвы. Они полагали, что тварь убьет их родича тихо и что им хватит времени все прибрать не спеша». Но жуткие крики Элдина Хандуита привлекли внимание стражи и подняли с постели служанку. И преступников взяли с поличным.
Губы Лайама раздвинула торжествующая усмешка. Когда все выводы окончательно сформировались, он переправил их Фануилу вместе с вопросом:
«Ну как?»
Фануил спикировал откуда-то сверху и шлепнулся на камни крыльца. «Все сходится, мастер!»
Подхватив дракончика на руки, Лайам вошел в гостиницу и быстрым шагом двинулся к своей комнате.
«А настоящие чародеи вполне могут обходиться и без аптек».
Лайам нахмурился. Уродец опять подслушивал.
«Давай пока забудем о деле Пассендуса. Сосредоточимся на Хандуитах. Подумаем, куда мог деваться листок с заклинанием. Допустим, его и впрямь отдали демону, и тот действительно уничтожил бумагу».
К счастью, Проуна в номере не оказалось. Лайам тщательно запер дверь, вытащил из угла дорожную сумку и принялся ее разбирать, продолжая разговор с Фануилом.
«Нет, мастер. Лорда тьмы следовало отпустить».
– Разве невозможно его отпустить без этого текста?
«Невозможно. Загляни в свою книгу, и ты все поймешь».
Лайам достал из кармана «Демонологию» и открыл на странице, номер которой подсказал ему Фануил. «Вызов лорда-убийцы» гласил заголовок, ниже красовался чертеж пентаграммы, дальше шел текст заклинания, к нему прилагалось пространное наставление. Само заклинание являло собой набор труднопроизносимых и лишенных всякого смысла слов, но наставление читалось легко. Рисуется пентаграмма, с помощью заклинания вызывается демон, ему говорят, кого надо убить. Демон может уйти, только когда умертвит названного человека, и отпустить его можно, лишь стоя внутри защитного круга. Процедура отпущения была достаточно сложной и также сопровождалась длинной словесной абракадаброй, запомнить которую не представлялось возможным. Далее – после пробела – шло предостережение, взятое в рамку:
«Лорд-убийца не должен вырваться на свободу и выйти из воли призвавшего его мага, ибо мало какие беды сравнимы с этой бедой. Помните о судьбе Рисселя из дома Северное, натравившего демона на дом Яффадвинов. Риссель не сумел отпустить лорда тьмы восвояси, и его земли подверглись опустошению. Таковой же была участь и всех соседних земель».
«Это очень старое наставление, пояснил Фануил. – Оно составлено задолго до того, как Семнадцать семейств пришли в Таралон».
– Так-так.
Водя пальцем по линиям пентаграммы, Лайам спросил:
«Значит, можно предположить, что Хандуиты сумели отпустить своего лорда?»
«Если бы не сумели, в Уоринсфорде сейчас не осталось бы ни души».
Ему представилось, как Хандуиты, теснясь на пятачке, ограниченном пентаграммой, торопливо бормочут слова отпущения, в то время как стражники рыщут по дому, выкрикивая их имена. Им удается отпустить демона, и что же потом? Они пытаются стереть пентаграмму, а куда девается текст?
«Успевают они его каким-то образом уничтожить? Или все-таки нет?» Почему-то ему вдруг показалось, что текст этот находится в книге. Точно такой же, какую он держит в руках. Он повертел в голове эту мысль. Итак, Эльзевир ползает по полу с тряпкой, а Ровиана пытается избавиться от довольно пухлого томика. Ей необходимо его уничтожить. «Но как? Выбросить некуда. Остается лишь сжечь!» Но в подвале нет ни очага, ни камина. Значит, что же? Использовать как-то огонь свечи или фонаря? Но чтобы сжечь «Демонологию» на пламени свечки, надо иметь в запасе приблизительно вечность.
«Оставь в покое „Демонологию“, мастер. Они утверждают, что пользовались отдельным листком».
– Мало ли что они утверждают!
«Прикинь-ка вот что, продолжил он мысленно, по-прежнему обводя пальцем контуры пентаграммы. Маг, приехавший из Харкоута, очень искусен. „Демонология“ ему не нужна. В конце концов, это просто учебник. Зачем ему рвать учебник на части? Почему не продать его целиком?»
«Пособие мог расплести книготорговец».
«Нет. Он знал, что на целую книгу Хандуит клюнет скорей».
Чем дольше Лайам об этом раздумывал, тем больше в нем крепла уверенность, что его догадка верна. Она потрясала своей четкостью, связывая разрозненные фактики воедино и привнося кое-какую конкретность в портрет «нужного человека», пока еще не имеющий определенных черт. О боги, в каком страхе, должно быть, металась по подвалу злосчастная Ровиана, не зная, куда девать обжигающую ей руки улику!
«Мы не можем этого утверждать, остерег его Фануил. – У нас нет фактических подтверждений».
– Конечно-конечно, – кивнул Лайам, жестом прерывая зануду.
«Сжечь книгу она не могла, так что же она с ней сделала? Спрятала! Она спрятала ее где-то в подвале!»
«Мы не можем этого знать», – повторил упрямо уродец.
– Знать не можем, – согласился Лайам, язвительно ухмыляясь. – Но выяснить – можем.
Он не опоздал, но все равно оказался последним, и с его появлением собравшиеся стали рассаживаться, после чего обнаружилось, что за столом не хватает матушки Хэл. Эдил Куспиниан, покосившись на пустое местечко, объявил, что та не придет, и повелительно потряс колокольчиком, давая понять слугам, что их уже заждались.
Ужин в обилии яств не уступал вчерашнему, однако его течение было иным. Эдил вел себя на диво учтиво, а Лайама попросту принялся опекать, подкладывая ему лучшие кусочки в тарелку и неустанно нахваливая искусство гостиничных поваров.
– Может быть, в Дипенмуре имеются кулинары и поискуснее, но вряд ли вам приходилось пробовать что-либо, идущее в сравнение с местными бараньими отбивными. Их готовят особым способом, и, согласитесь, они чудо как хороши. Не положить ли вам еще пару котлеток?
– Да-да, конечно, – сказал Лайам, протягивая тарелку. «Видно, он и впрямь полагает, что герцогу без меня день не в день».
– Приятно иметь дело с людьми, понимающими толк в хорошей еде.
Вдова Саффиан, сидевшая дотоле спокойно, вдруг отложила в сторону вилку и нож.
– Простите, любезный эдил, нельзя ли нам отступиться сегодня от правила не говорить о делах во время еды?
Куспиниан, уже успевший положить на тарелку Лайама отбивные, благодушно махнул рукой.
– Как пожелаете, госпожа председательница. Серьезные раздумья порой очень даже способствуют возбуждению аппетита! Пожалуйста, как пожелаете!
– Благодарю, – вдова облокотилась на стол, растирая костяшки пальцев. – Меня очень тревожит дело, связанное с холодной палатой. Настолько, что я даже подумываю, не отказаться ли нам от него?
Проун хрюкнул от неожиданности и шумно сглотнул, взгляд Куспиниана выразил удивление.
– С холодной палатой?
– С самым мощным подразделением гильдии магов, – пояснила вдова. – Убийство чародея каким-то краем затрагивает их интересы. Ареопагу незачем нарываться на неприятности. Думаю, это дело надо закрыть.
«Фануил, – мысленно позвал Лайам, как только молодой человек скрылся из виду. – Возвращайся в гостиницу и жди меня там».
«Да, мастер».
Лайам вскинул голову и через пару мгновений увидел, как маленькая черная тень взвилась над стенами крепости и метнулась к востоку. Тогда он и сам побрел в сторону пантеона, рассчитывая пройти к гостинице уже знакомым путем. Он шел, сосредоточенно глядя себе под ноги, и размышлял.
Мысль, что оба убийства в чем-то смыкаются, была сама по себе неплоха, но в деталях гуляла. Новая проработка версии могла обнаружить зацепки, которые ранее от Лайама ускользали. Если «нужный человек» – чародей, почему он не сносился с аптекарями? Возможно, ему от них ничего и не требовалось, однако верилось в это с трудом. Подлинный маг не упустит случая покопаться в кореньях и травках. Прежний хозяин дракончика регулярно наведывался к фармацевтам, хотя покупал у них что-то далеко не всегда. Мастер Танаквиль порой наносил им визиты из одной любознательности, чтобы, как он говаривал Фануилу, «знать, что у этих пентюхов можно достать».
Лайам попробовал предположить, что незнакомец – не чародей, и тут же себя одернул. Пассендуса не закололи, не задушили, не застрелили из лука. Он был убит при помощи магии. Ни одна, даже самая развеселая, шутка на свете не может вызвать на лице человека столь жуткий оскал.
«Значит, он – чародей, умеющий искусно маскироваться. И только особенный, предположительно харкоутский, выговор может выдать его». Но харкоутский выговор сам по себе – далеко не улика. Через Харкоут идет вся торговля, и тамошние торговцы и моряки рассыпаны по всему королевству, словно горох.
Нахмурившись, Лайам выбросил из головы «нужного человека» и попытался сосредоточиться на Хандуитах. Чтобы их обвинить, не хватало совсем ерунды, и это ужасно его раздражало. Дурость уоринсфордских властей лишила саузваркского квестора возможности себя проявить, а ведь он мог разобраться со всем этим легко, красиво и быстро. Супруги, безусловно, виновны, но каким образом это теперь доказать?
Он миновал пантеон. Солнце спряталось за крышами зданий, и городские улицы погрузились во тьму. Теперь он стал подвергать сомнению собственную уверенность в виновности подозреваемых. Хандуиты вполне могли вызвать демона с невинными целями. Каждому любопытно узнать, что сулит ему завтрашний день. И впрямь, если вдуматься, зачем для убийства обычного человека призывать в помощники потустороннюю тварь? Это все равно что снаряжать против муравья катапульту. «Нужный человек» применил против Пассендуса магию просто потому, что он маг. Но ведь Хандуиты-то – никакие не маги. Демонология для них – темный лес. Ну пришла им охота убить своего родича, так зачем городить огород? Почему бы попросту его не зарезать, не отравить или не вытолкнуть из окна?
Ответ пришел неожиданно и был так прост, что Лайам замер на пороге гостиницы.
«Мастер?»
«Тсс! Помолчи!»
Он даже не попытался нашарить дракончика взглядом.
Многие знали, что Элдин Хандуит собирает запретные манускрипты. Многим было известно, что человек он замкнутый, скрытный и по ночам запирается у себя наверху. И если однажды бедолагу, свихнувшегося на магических опытах, растерзала бы какая-то жуткая тварь, кто усомнился бы в том, что он сам виноват в собственной смерти? Лайам очень живо представил себе Хандуитов, горестно качающих головами. «Бедный Элдин, он нас не слушал, он всегда поступал по-своему, небо ему судья!»
Эта догадка придавала смысл и кое-каким мелочам, которые прежде не лезли ни в какие ворота. Голубой мелок с дохлой кошкой, найденные в спальне убитого, и должны были там обнаружиться. Демону приказали перенести их туда. Как доказательство того, что Хандуит-старший сам творил заклинание. А Хандуиты-младшие не успели стереть пентаграмму вовсе не потому, что были потрясены случившимся, а потому, что не ожидали скорого прихода незваных гостей. «Они не думали, что демону захочется насладиться воплями жертвы. Они полагали, что тварь убьет их родича тихо и что им хватит времени все прибрать не спеша». Но жуткие крики Элдина Хандуита привлекли внимание стражи и подняли с постели служанку. И преступников взяли с поличным.
Губы Лайама раздвинула торжествующая усмешка. Когда все выводы окончательно сформировались, он переправил их Фануилу вместе с вопросом:
«Ну как?»
Фануил спикировал откуда-то сверху и шлепнулся на камни крыльца. «Все сходится, мастер!»
Подхватив дракончика на руки, Лайам вошел в гостиницу и быстрым шагом двинулся к своей комнате.
«А настоящие чародеи вполне могут обходиться и без аптек».
Лайам нахмурился. Уродец опять подслушивал.
«Давай пока забудем о деле Пассендуса. Сосредоточимся на Хандуитах. Подумаем, куда мог деваться листок с заклинанием. Допустим, его и впрямь отдали демону, и тот действительно уничтожил бумагу».
К счастью, Проуна в номере не оказалось. Лайам тщательно запер дверь, вытащил из угла дорожную сумку и принялся ее разбирать, продолжая разговор с Фануилом.
«Нет, мастер. Лорда тьмы следовало отпустить».
– Разве невозможно его отпустить без этого текста?
«Невозможно. Загляни в свою книгу, и ты все поймешь».
Лайам достал из кармана «Демонологию» и открыл на странице, номер которой подсказал ему Фануил. «Вызов лорда-убийцы» гласил заголовок, ниже красовался чертеж пентаграммы, дальше шел текст заклинания, к нему прилагалось пространное наставление. Само заклинание являло собой набор труднопроизносимых и лишенных всякого смысла слов, но наставление читалось легко. Рисуется пентаграмма, с помощью заклинания вызывается демон, ему говорят, кого надо убить. Демон может уйти, только когда умертвит названного человека, и отпустить его можно, лишь стоя внутри защитного круга. Процедура отпущения была достаточно сложной и также сопровождалась длинной словесной абракадаброй, запомнить которую не представлялось возможным. Далее – после пробела – шло предостережение, взятое в рамку:
«Лорд-убийца не должен вырваться на свободу и выйти из воли призвавшего его мага, ибо мало какие беды сравнимы с этой бедой. Помните о судьбе Рисселя из дома Северное, натравившего демона на дом Яффадвинов. Риссель не сумел отпустить лорда тьмы восвояси, и его земли подверглись опустошению. Таковой же была участь и всех соседних земель».
«Это очень старое наставление, пояснил Фануил. – Оно составлено задолго до того, как Семнадцать семейств пришли в Таралон».
– Так-так.
Водя пальцем по линиям пентаграммы, Лайам спросил:
«Значит, можно предположить, что Хандуиты сумели отпустить своего лорда?»
«Если бы не сумели, в Уоринсфорде сейчас не осталось бы ни души».
Ему представилось, как Хандуиты, теснясь на пятачке, ограниченном пентаграммой, торопливо бормочут слова отпущения, в то время как стражники рыщут по дому, выкрикивая их имена. Им удается отпустить демона, и что же потом? Они пытаются стереть пентаграмму, а куда девается текст?
«Успевают они его каким-то образом уничтожить? Или все-таки нет?» Почему-то ему вдруг показалось, что текст этот находится в книге. Точно такой же, какую он держит в руках. Он повертел в голове эту мысль. Итак, Эльзевир ползает по полу с тряпкой, а Ровиана пытается избавиться от довольно пухлого томика. Ей необходимо его уничтожить. «Но как? Выбросить некуда. Остается лишь сжечь!» Но в подвале нет ни очага, ни камина. Значит, что же? Использовать как-то огонь свечи или фонаря? Но чтобы сжечь «Демонологию» на пламени свечки, надо иметь в запасе приблизительно вечность.
«Оставь в покое „Демонологию“, мастер. Они утверждают, что пользовались отдельным листком».
– Мало ли что они утверждают!
«Прикинь-ка вот что, продолжил он мысленно, по-прежнему обводя пальцем контуры пентаграммы. Маг, приехавший из Харкоута, очень искусен. „Демонология“ ему не нужна. В конце концов, это просто учебник. Зачем ему рвать учебник на части? Почему не продать его целиком?»
«Пособие мог расплести книготорговец».
«Нет. Он знал, что на целую книгу Хандуит клюнет скорей».
Чем дольше Лайам об этом раздумывал, тем больше в нем крепла уверенность, что его догадка верна. Она потрясала своей четкостью, связывая разрозненные фактики воедино и привнося кое-какую конкретность в портрет «нужного человека», пока еще не имеющий определенных черт. О боги, в каком страхе, должно быть, металась по подвалу злосчастная Ровиана, не зная, куда девать обжигающую ей руки улику!
«Мы не можем этого утверждать, остерег его Фануил. – У нас нет фактических подтверждений».
– Конечно-конечно, – кивнул Лайам, жестом прерывая зануду.
«Сжечь книгу она не могла, так что же она с ней сделала? Спрятала! Она спрятала ее где-то в подвале!»
«Мы не можем этого знать», – повторил упрямо уродец.
– Знать не можем, – согласился Лайам, язвительно ухмыляясь. – Но выяснить – можем.
* * *
Побрившись и переодевшись, Лайам спустился в трапезную ужасно довольный собой. «Демонологию» он надежно укрыл от чужих глаз на дне одной из своих сумок, охрану которых поручил Фануилу, но грело его вовсе не это. Лайама окрыляла уверенность, что дело Хандуитов практически разрешено.Он не опоздал, но все равно оказался последним, и с его появлением собравшиеся стали рассаживаться, после чего обнаружилось, что за столом не хватает матушки Хэл. Эдил Куспиниан, покосившись на пустое местечко, объявил, что та не придет, и повелительно потряс колокольчиком, давая понять слугам, что их уже заждались.
Ужин в обилии яств не уступал вчерашнему, однако его течение было иным. Эдил вел себя на диво учтиво, а Лайама попросту принялся опекать, подкладывая ему лучшие кусочки в тарелку и неустанно нахваливая искусство гостиничных поваров.
– Может быть, в Дипенмуре имеются кулинары и поискуснее, но вряд ли вам приходилось пробовать что-либо, идущее в сравнение с местными бараньими отбивными. Их готовят особым способом, и, согласитесь, они чудо как хороши. Не положить ли вам еще пару котлеток?
– Да-да, конечно, – сказал Лайам, протягивая тарелку. «Видно, он и впрямь полагает, что герцогу без меня день не в день».
– Приятно иметь дело с людьми, понимающими толк в хорошей еде.
Вдова Саффиан, сидевшая дотоле спокойно, вдруг отложила в сторону вилку и нож.
– Простите, любезный эдил, нельзя ли нам отступиться сегодня от правила не говорить о делах во время еды?
Куспиниан, уже успевший положить на тарелку Лайама отбивные, благодушно махнул рукой.
– Как пожелаете, госпожа председательница. Серьезные раздумья порой очень даже способствуют возбуждению аппетита! Пожалуйста, как пожелаете!
– Благодарю, – вдова облокотилась на стол, растирая костяшки пальцев. – Меня очень тревожит дело, связанное с холодной палатой. Настолько, что я даже подумываю, не отказаться ли нам от него?
Проун хрюкнул от неожиданности и шумно сглотнул, взгляд Куспиниана выразил удивление.
– С холодной палатой?
– С самым мощным подразделением гильдии магов, – пояснила вдова. – Убийство чародея каким-то краем затрагивает их интересы. Ареопагу незачем нарываться на неприятности. Думаю, это дело надо закрыть.