Хьюздон Биверли. Серебряные фонтаны. Книга 1

   Лео начал представлять гостей друг другу. Вновь я была благодарна ему за то, что он был со мной. Затем я увидела мистера Бистона в нарядном белом стихаре, вертевшегося около церковной двери. С ним была маленькая пухленькая женщина, приседающая в приветствии, словно встревоженный дрозд. Я пошла к нему, он, устремился навстречу.
   – Леди Ворминстер, я очень надеюсь, что вам это не досадит, но Люсинде так хотелось посмотреть крестины малышки...
   – Она – желанная гостья, мистер Бистон. Может быть, ей будет приятно прийти к нам вместе с вами и отведать кусочек крестильного пирога?
   – Вы так добры, леди Ворминстер, вы так добры. Ах, мой лорд...
   – Добрый вечер, мистер Бистон. У вас все готово?
   – Конечно, конечно, – затрепетал мистер Бистон.
   Когда мои глаза привыкли к полумраку внутри церкви, я увидела целый ряд женских лиц вокруг купели – Клара, ее мать, Мод Винтерслоу, бабушка Витерс, Мэри Тайсон со старой миссис Тайсон. Затем я услышала хныканье Розы и быстро обернулась.
   – С ней все в порядке, Эми, – твердо сказал Лео и провел меня туда, где нам были положены две подушечки для колен. Трое крестных заняли свои места рядом с купелью, чуть позади них Элен держала Розу. Пастор обернулся к крестным, я услышала его низкий голос, спрашивающий:
   – Это дитя уже было окрещено или нет?
   Сэр Джордж уверенно ответил «нет», и служба началась.
   – Возлюбленное дитя, зачатое и рожденное во грехе, как и все люди...
   Эти слова ударили меня, и я подумала – нет, она не зачата во грехе, это ребенок моего мужа. Его неуклюжее тело возвышалось рядом со мной, успокаивая меня своим присутствием.
   Я пыталась внимательно слушать каждое слово, но ничего не могла с собой поделать – пока мы стояли на коленях, мои пальцы тянулись к Розе, когда мы встали, мои глаза не отрывались от нее – мое дитя, мое прекрасное дитя! Я следила, как Элен предусмотрительно сняла с Розы чепчик с оборками и вручила ее леди Бартон, которая передала ее, словно роскошно упакованный сверток, мистеру Бистону. Я вытянула шею – Роза выглядела недовольной. Когда вода намочила ей головку под слова: «Роза Агнес, нарекаю тебя именем Отца...», она стала еще недовольнее. После второго макания недовольство Розы сменилось возмущением, а после третьего она разразилась громким криком протеста. Я рванулась вперед, но рука Лео остановила меня. Я заметила, что он трясется от сдерживаемого смеха.
   Служба мне очень понравилась, но, когда мы ехали в машине назад, я опять начала паниковать.
   – Лео, а вдруг никто не будет разговаривать, вдруг все будут сидеть молча...
   – Эми, я совершенно уверен, что нечего беспокоиться за общество, где есть Этти Бартон, которая в одиночку заполнит любую тишину.
   Он оказался прав. Говорливости леди Бартон хватило на всех. Когда она начала говорить о войне, я насторожила уши. Она уверяла в том, что к Рождеству война закончится, потому что в середине лета мы собираемся разгромить врага в большом сражении.
   – Тсс, мама, не распространяй слухи, – прервал ее сэр Джордж. – Немцы могут услышать.
   – Не будь глупым, дорогой. Я уверена, что они уже знают. Об этом только и говорят в Солсбери.
   Постепенно трое мужчин образовали группу с одной стороны стола, но я видела, что Альби все еще нервничает из-за присутствия сэра Джорджа. Вскоре я заметила, что он совсем исчез. Я потянулась разливать чай, Лео помог мне, поставив чашки поближе.
   – Альби ушел, – прошептала я.
   – Наверное, он нужнее сейчас в зале для слуг, чтобы открывать добавочные бутылки шампанского.
   – Добавочные бутылки?
   – Обычно подобные приемы заметно расширены, благодаря прибытию таких светил истонского села, как Марта Витерс и Мод Винтерслоу, да и присутствие этих двух леди заметно увеличивает расход алкогольных напитков.
   – Мисс Винтерслоу не пьет, – встряхнула я головой. – Она сама говорила мне, что не пьет ни глотка, разве только в медицинских целях.
   Лео поднял свои густые брови.
   – Без сомнения, она забыла информировать тебя, с какой удручающей частотой с ней случаются запои по поводу слабого здоровья.
   – Просто не представляю! – уставилась я на него. – После того, как она так отзывалась о миссис Джонстон!
   – Мир – такое безнравственное место, Эми.
   Я догадалась, что он смеется надо мной. Наверное, он выпил немало шампанского, раз стал таким веселым.
   Из кроватки раздался громкий крик. Я настояла, чтобы Роза присутствовала на своем крестильном чае, а теперь она решила, что тоже хочет выпить.
   – Тебе лучше подняться наверх, Эми, – улыбнулся Лео. – Она еще не понимает слова «нет».
   Я опасалась, что она намочит мое новое платье, поэтому сняла его, затем сняла крестильный наряд с Розы и легла с ней в постель. Мы свернулись с ней клубочком, обе в кружевных шелковых рубашках. Здесь было так уютно, что я почти заснула, когда раздался стук в дверь.
   – Войдите, – крикнула я, думая, что это Клара, но вошла не она, а Лео.
   Он закрыл за собой дверь и подошел к кровати.
   – Мне пришлось... подняться сюда самому... все слуги внизу, – привычное заикание вновь появилось в его голосе, сейчас оно было очень заметно. – Бартоны скоро уезжают. Джордж должен вернуться в город этим вечером.
   Лео остановился, глядя на меня – и я внезапно смутилась. Он подошел еще ближе и протянул руки:
   – Давай... я подержу ее... пока ты одеваешься.
   Я много раз кормила перед ним Розу, но, когда лежишь в ночной рубашке на кровати, кормление выглядит несколько иначе. Я торопливо застегнула сорочку и, передав ему Розу, выскользнула из кровати. К счастью, мое платье лежало рядом, я быстро надела его, повернувшись к Лео спиной. Я обернулась к нему, только когда начала приводить в порядок волосы.
   – Я снова надену Розе крестильную одежду, – сказала я. – Она в ней красавица, не правда ли?
   – Да, – подойдя к двери, он тихо сказал что-то, похожее на: «И ты тоже». Я сказала себе, что ослышалась, но все же мои пальцы тряслись так, что я с трудом застегнула мелкие жемчужные пуговицы.
 
   Когда гости разошлись, в гостиной стало скучновато.
   – Роза Агнес, – вздохнула Беата, – это наводит на воспоминания. Как мило, что ты назвала ее так, Эми. Агги гордилась бы этим.
   Лео встал.
   – Извините меня, но Селби сказал, что забежит ко мне перекинуться словом, пока я здесь. Кое-какие дела требуют внимания.
   Мы с Беатой сидели, тихо разговаривая об Агнес и мальчиках. Зашла Клара, чтобы спросить, не нужен ли нам свежий чай. Ее наколка сбилась набок, лицо разрумянилось.
   – Ну и штучка же этот ваш кузен, моя леди! Всех нас очаровал. Буквально потряс и Мод Винтерслоу, и бабушку Витерс, и не только их, – она подошла ближе. – Я никогда еще не видела, чтобы Элен так много разговаривала с молодыми людьми. Она разборчивая, эта Элен. – Клара пошла к двери, что-то напевая себе под нос, а я пожалела, что не могу присоединиться к веселью внизу.
   Беата и Альби отъезжали шестичасовым поездом.
   – Приезжайте к нам еще, – сказал Лео Беате, – и вы тоже, мистер Томсон, если в следующий отпуск у вас появится причуда побывать в деревне.
   Альби заметно обрадовался приглашению, поэтому я добавила:
   – Альби, осмелюсь сказать, что Флора будет рада проститься с тобой. Выбери время забежать ненадолго в детскую.
   Альби помчался наверх – только хаки мелькнуло. Беата уставилась ему вслед.
   – Ай, что-то он увлекся этой Элен. Однако могло бы быть и хуже – он всегда был шустрым, наш Альби.
   Когда Альби, чуть раскрасневшись, спустился вниз, пролетка уже ждала. Все попрощались, и вскоре только мы с Лео остались стоять одни под вечерним солнцем.

Глава одиннадцатая

   Я не знала, как вести себя с Лео. Я убеждала себя, что он все еще любит французскую графиню, поэтому мне нечего стыдиться, что я держусь с ним отчужденно – но все-таки мне было стыдно, стыдно и неловко. Лео подошел ко мне чуть поближе, хотя и не слишком – он никогда не вставал очень близко к людям, – но поближе. Повернув ко мне свое большое тело, так, чтобы видеть мое лицо, он спросил:
   – Тебе... понравились... крестины?
   – Да, спасибо, – ответила я вежливым, официальным голосом, но, увидев, что довольство быстро исчезает с его лица, быстро добавила: – Очень, Лео, очень, спасибо тебе. И спасибо тебе за то, что ты потрудился приехать сюда.
   Довольное выражение вернулось на его лицо, превратившись в улыбку.
   – Мне нужно идти в детскую, – решительно сказала я. – Флоре пора купаться.
   Повернувшись, я пошла наверх, но Лео последовал за мной.
   – Я почти не видел сегодня Флору, – сказал он. Мне стало легче. Так вот зачем он задержался здесь, чтобы повидаться с Флорой! Конечно, она же была внучкой французской графини. Как только дверь открылась, Флора подбежала к нему, и он обнял ее. Без сомнения, радость на его лице была вызвана тем, что он приветствовал внучку любимой женщины. Я снова успокоилась.
   Мы пробыли в детской больше часа. Флора все еще была в восторге от вечеринки в зале для слуг. Она сказала нам, что пила шампанское. Элен поспешно прервала ее:
   – Только глоток, моя леди – на самом деле она только пузырьки понюхала. Вы ведь от них чихали, леди Флора?
   Флора так энергично затрясла головой, что ее светлые кудряшки запрыгали, вызвав во мне пронзительное воспоминание о любви. О Фрэнк, пожалуйста, останься живым! Будет большая битва, по словам леди Бартон, но когда она закончится, война будет выиграна и Фрэнк вернется домой.
   – Увидимся за ужином, Эми, – сказал Лео, выходя из детской.
   Я удивленно взглянула на него – Лео сказал Флоре, что завтра они не увидятся, потому что он уедет в Лондон.
   – Я думала, что ты уедешь в семь тридцать.
   – Нет, я решил отправиться завтра первым поездом.
   – Это так рано!
   – Знаю, – поморщился он, – но у нескольких наших пациентов усилилась лихорадка от воспаленных ран, поэтому я нужен там.
   Мистер Тимс накрыл ужин в утренней комнате, но когда я стала извиняться, Лео сказал:
   – Мне очень приятно ужинать здесь, Эми. Делай любые изменения, какие тебе захочется, – он улыбнулся. – Думаю, что я даже могу позволить себе не надевать здесь вечерний костюм на время военных действий.
   – По-твоему, они закончатся к Рождеству? – спросила я.
   Лео ответил не сразу.
   – История говорит, Эми, что когда силы равны, конца приходится ждать долго. Наполеоновский конфликт, например.
   – Сколько же тянулся этот конфликт?
   – Война между Англией и Францией тянулась двадцать два года, с короткими передышками.
   – Двадцать два года!
   – Сейчас другие обстоятельства – современное оружие, без сомнения, ускорит исход войны, – услышав это, я содрогнулась. – Давай, Эми, на этот вечер забудем о войне. Я не Тиресий, чтобы предвидеть будущее. Может, быть, Этти Бартон права. Я знаю, что Джордж надеется на лучшее.
   – И он – генерал, – с облегчением выдохнула я.
   – Именно. Выливание суден за ранеными не дает мне квалификации для надежных предсказаний.
   Лео произнес это таким тоном, что я поняла – он опять впадет в мрачное настроение, если я срочно не вмешаюсь. Поэтому я стала рассказывать ему о детях, о всяких умных штучках, которые Флора сказала и сделала, о том, что Роза уже хорошо и крепко держит головку.
   – Она любит смотреть вокруг, моя Роза, и она так чудесно улыбается.
   Лео слушал, каждый раз улыбаясь моим словам. Однако сам он не говорил много, он всегда так вел себя со мной. Я представила, как он сидит в этой же комнате за завтраком с французской графиней. С ней он разговаривал, я знала это – даже даря ей книги, он писал в них любовные письма. При мысли об этом жалость к Лео пронзила мое сердце. Зная про него такое, я чувствовала себя ближе к нему, чем прежде, потому что это у нас было общее – мы оба любили безнадежно, любовью, которая никогда не вернется.
   – Лео, ты будешь пить кофе в гостиной? – спросила я его после десерта.
   – Спасибо, Эми, с большим удовольствием. Когда мы вставали из-за стола, он сказал:
   – Селби сообщил мне, что твоя новая гостиная уже отделана.
   – Да, уже готова. Занавески уже повешены. Ты хочешь пойти и взглянуть на нее?
   – Да, мне... интересно.
   Наверху, в комнате, Лео огляделся вокруг.
   – Мне казалось, что ты предпочитаешь более... изощренный, более украшенный стиль, – заметил он.
   – Ох, разве тебе это не понравилось?
   – Очень понравилось, просто это не то, что я ожидал.
   – Беата говорит, что стены выглядят пустыми, потому что на них только одна картина, – нерешительно сказала я.
   – Тогда закажи еще. Съезди как-нибудь в Лондон, если в Истоне нет картин по твоему вкусу.
   Я собрала все свое мужество.
   – Такие картины есть – только они твои. Густые брови Лео вопросительно поднялись.
   – Мои?
   – Те картины, которые были у тебя в Кью, – и поспешно добавила, – может быть, не все.
   Лео взглянул на меня искоса.
   – Нет, лишь одна-две из них... с трудом подходят... для гостиной леди.
   – Но там есть одна, где девушка с младенцем. Флоре она понравилась. И еще одна. Где девушка с розами.
   – Может быть, лучше не Афродиту? – посмотрел он на меня.
   – Она мне понравилась.
   – Ладно... согласен.
   Я лукаво взглянула на него.
   – Отошли ее художнику, чтобы он нарисовал ей что-нибудь из одежды – например, блузку с большим вырезом и короткую юбку, как носят школьницы.
   – Что?! – ужаснулся Лео. – Неужели ты это говоришь всерьез?
   Я хихикнула.
   – Конечно, нет – она и так хорошо выглядит, – на мгновение, я испугалась, вдруг Лео рассердится на меня за попытку поддразнить его, но он тоже засмеялся. Наверное, вино, которое мы пили за ужином после шампанского, сделало и меня тоже чуточку легкомысленной.
   Внизу, в большой гостиной, я поиграла немного с Розой между двумя чашками кофе. Лео молча наблюдал за нами. Я заметила, что его кофе совсем остыл.
   – Хочешь свежего кофе перед прогулкой с Неллой? – спросила я.
   Он встряхнулся, словно большой медведь, впервые вылезший из берлоги после зимней спячки.
   – Нет, спасибо. Я, пожалуй, взял бы с собой Розу на прогулку по саду.
   – Розу? Но...
   – Естественно, ей будет лучше, если ты пойдешь тоже.
   – Ну, я не знаю... слишком поздно.
   – Но правительство издало декрет, что сегодня – день перехода на летнее время, и любезно переставило часы вперед, чтобы, дать нам побольше солнечного света. Кроме того, я думаю, что Роза должна отпраздновать свои крестины.
   Почему бы нет? Солнце еще светило.
   – Тогда, я заверну ее потеплее, хорошо?
 
   Мы прошли через белые ворота в высокой кирпичной стене, между столбами, под зеленеющей листьями аркой. На поляне Лео свернул налево, по направлению к аллее вьюнковых роз. Там он остановился.
   – Помнишь, Эми, тот вечер, когда мы разговаривали в самый первый раз? Я увольнял эту Дороти Перкинс, а ты считала, что это неверно – что я делаю ошибку. И ты говорила со мной, чтобы поправить меня. Ты помнишь?
   – Да, конечно, – вдруг заторопилась я. – Давай пойдем сюда – я покажу тебе «Генерала Джека». Он очень разросся в этом году, – я решительно пошла вперед. Лео последовал за мной.
   Мы обошли внутренний парк. Я рассказала ему о том, как растет каждая его роза, а он молча слушал, задавая незначащие вопросы. Роза заснула у него на руках – она все это видела раньше. Затем мы подошли к верхушке лестницы, взглянуть на мальчика, гордо восседающего на дельфине, и на «Гарланд розу», вьющуюся молодыми зелеными листьями по сучьям старой яблони. Лео стал спускаться по ступенькам. Я нехотя последовала за ним. Он остановился у скамейки на середине лестницы.
   – Посидим немного?
   По правде, мне не хотелось этого, но я подумала, что Роза стала тяжелой, а Лео не привык, как я, целый день носить ее на руках. Я села на скамью, Нелла растянулась на брюхе около моей ноги, а Лео грузно опустился рядом со мной. Он сидел чуть повернувшись, так, что мог смотреть прямо на «Гарланд», и молчал, а я от неожиданности не могла придумать, о чем говорить. Некоторое время мы сидели молча. Наконец он повернулся лицом ко мне.
   – Это кажется невероятным, не так ли? Вот я держу на руках Розу – а год назад она еще не существовала, даже и мысли о ней не было...
   Я сказала про себя – может быть, ты тогда не думал о ребенке, но я думала. В прошлую весну я не могла думать ни о чем другом. Я потянулась и погладила лицо моей спящей дочки.
   – Может быть, я была эгоистичной, когда хотела еще одного ребенка, но не жалею об этом.
   – Я тоже, – голос Лео был едва слышным, но хорошо различимым.
   Мне опять стало не по себе, и я заставила себя думать о французской графине. Наверное, Лео приводил ее сюда – но сейчас она мертва. Однако, ее сын пока жив. Я ничего не могла поделать с собой, я ничего не могла поделать со своей любовью к нему. Порой мне хотелось кричать от сожалений об этом, но все-таки я ничего не могла поделать с этим.
   Было ни к чему оставаться здесь, под вечерним солнцем, сидя рядом с мужчиной, который был моим мужем, и я встала.
   – Здесь свежо, мы простудим Розу.
   – Да, пожалуй, – тихо ответил Лео. – Пойдем, Эми, если тебе так будет лучше.
   На пути назад поток моей болтовни окончательно иссяк. Лео тоже не проронил ни слова, он заговорил, только когда мы вошли в холл:
   – Не знаю, смогу ли я приехать в следующую субботу на день рождения Флоры. Я вышлю подарки заранее, подари их ей от моего имени, если я не приеду. Вот она, твоя драгоценная дочка.
   Я взяла у него Розу.
   – Спасибо тебе, спасибо за то, что ты позволил мне все время держать ее с собой.
   – Я рад, что она доставляет тебе столько счастья, – голос Лео звучал официально. – Доброй ночи. Утром, конечно, я не смогу увидеться с тобой.
   Я подумывала, не встать ли мне пораньше, но теперь стало ясно, что Лео, не хотел, чтобы я провожала его.
   – Доброй ночи, Лео, – сказала я с облегчением. – Счастливого пути.
   – Спасибо.
   Он повернулся, и не оглядываясь пошел в свою библиотеку. Нелла последовала за ним преданной тенью у его ноги.
 
   На следующий день я попросила Клару сказать миссис Джонстон, что его светлость разрешил мне распаковать картины и повесить у себя любые, какие мне захочется. Пришел Джесси, разнорабочий, а с ним юный Бен из конюшни, и я стала выбирать картину. Вместе с мужчинами я переходила от картины к картине, показывая их Розе. Это было похоже на встречу со старыми друзьями, только лучше, потому что я знала истории тех, чьи имена были на табличках под картинами. Я прочитала их в книге греческих мифов и легенд, которую мне дал Лео. Моими любимыми были три картины, такие светлые и счастливые, что, казалось, можно было чувствовать солнечное тепло, идущее с них.
   Я подошла к изображению Навсикаи, которая прислонилась к колонне, подперев подбородок рукой – словно размышляла, что подать Одиссею на ужин, и вдруг увидела, что он уплыл. О ней я знала все, но в книге, которую мне дал Лео, не было ничего ни о Бальнеатрикс, ни о Клитии. Мне нравилась Бальнеатрикс, которая держала поднос со льняными полотенцами и чуть улыбалась, словно предлагала их, но я совсем не понимала, что делает Клития. Она стояла на коленях, залитая солнцем, с протянутыми кверху руками и головой, склоненной набок, так, что ее длинные волосы струились по спине. Они были такими же золотистыми, как мои, и так же вились, но мои все-таки были длиннее – я могла сидеть на них, а она вряд ли могла сидеть на своих.
   В последнюю очередь я подошла к Психее. Мне нравилась эта картина, но было в ней нечто, тревожившее меня. Я знала, кто такая Психея – прекрасная принцесса, в которую влюбился Эрот. Но, хотя Эрот был богом любви, он боялся, что его ревнивая мать, Афродита, причинит вред его невесте, поэтому увез Психею в зачарованный дворец. Каждую ночь в темноте он приходил и любил ее, но Психея никогда не видела его лица и постепенно стала думать, что вышла замуж за отвратительного монстра. В конце концов, она узнала правду, но только после ужасных испытаний. Бедная Психея!
   Свертки для Флоры прибыли, и я убрала их подальше вместе со своим подарком. Я каждый вечер шила одежду для Флориной куклы, и теперь у нее был полный комплект, даже пара крохотных корсетов. В субботу утром я сразу же пошла в детскую, чтобы помочь Флоре распаковать подарки. Мы вместе одели куклу, а затем она взяла калейдоскоп, подарок Лео. Я показала ей, как глядеть в глазок, а затем быстро повернула трубку, так, что сверкающие цветные стекла сложились в новый узор. Флора пристально следила за его изменениями, затем увлеклась весело раскрашенными кубиками с алфавитом, которые Лео прислал вместе с калейдоскопом. Она сосредоточенно уселась с ними на полу и стала складывать их один на другой, отстраняя мою руку.
   – Нет, это сделает Флора.
   Я подняла отвергнутый калейдоскоп и приставила к своему глазу. Я еще не смотрела в него прежде. Теперь я вертела его и вертела, быстро, медленно, затем опять быстро – завороженная тем, как одни и те же кусочки стекла могут создавать столько разных узоров. Флора неожиданно толкнула свою башню из кубиков – они раскатились по полу, а она взвизгнула от восторга. Вдруг Флора оборвала визг и обернулась к двери. Ее лицо засияло, она мигом вскочила на ноги и помчалась через комнату.
   – Папа! Папа!
   Лео заключил ее в объятия.
   – Доброе утро, моя Флора, с днем рождения тебя! – но под улыбкой было видно, какими усталыми были его глаза, и я почувствовала запах карболки, которой он отмывался перед уходом из госпиталя – очевидно, с этой лихорадкой были проблемы. На мгновение Лео повернулся ко мне. – Доброе утро, Эми, – а затем Флора потащила его с собой, чтобы он помог ей построить новую шаткую башню из деревянных кубиков. В детской появился мистер Тимс.
   – Мой лорд, завтрак будет накрыт через пять минут. Услышав его, Флора ухватилась за руку Лео.
   – Папа не пойдет.
   Лео взглянул на Тимса, его глаза были запавшими от усталости.
   – Может быть, я поем здесь, я приехал ненадолго.
   – Дора, приготовь стол, – кивнула Элен. – И место для ее светлости тоже.
   Итак, мы поели в детской. Лео сказал мне, что не спал уже сутки, а к полудню должен уехать обратно. Двое из VAD тяжело болели этой загадочной лихорадкой, поэтому он был на двойном дежурстве. Он собирался вернуться на одиннадцатичасовом поезде.
   – Но, Лео, ты, конечно, имеешь право остаться и отдохнуть.
   – Я обещал, – пожал он плечами. – Я посплю в поезде.
   Позавтракав, Лео стал выглядеть лучше, но скоро ему пора было уезжать. Я оставила Элен утешать Флору, а сама понесла Розу вниз, чтобы попрощаться с ним.
   Двумя днями позже на имя Флоры прибыл другой сверток. В нем оказалась красивая кукла с нежным восковым лицом и вьющимися золотыми волосами, разодетая в шелк, кружева и атлас. Она была послана из Гамаже, но было неясно, кто послал ее. Я предположила, что это добавочный подарок от Лео, а, может быть, и от леди Бартон, из-за того, что Флору обошли, когда дарили подарки на крестины Розе. Однако следующая почта разрешила загадку. Мистер Тимс принес мне письмо. Я уставилась на конверт, мое сердце подскочило к горлу.
   – Я понимаю, что это для леди Флоры, но она еще не умеет читать... – озабоченно сказал мистер Тимс.
   – Спасибо, – взяв конверт с серебряного подноса, я с трудом удержала его в руках – так они дрожали. Я подождала, пока за мистером Тимсом закроется дверь, и вскрыла конверт. Я только однажды видела этот небрежный почерк, но узнала его мгновенно.
   Моя любимая Флора!
   Посыпаю тебе подарок и надеюсь, что он не опоздает к твоему дню рождения. Твой дядя Фрэнк поздравляет тебя с днем рождения и желает тебе всего самого наилучшего. Много ли ты получила подарков? Надеюсь, тебе будет очень приятно играть с ними. Подарила ли тебе твоя милая мама праздничный поцелуй? Я уверен, что подарила. Попроси, чтобы она подарила тебе еще один, от меня. Знаешь, Флора, как-то в прошлом твой дядя Фрэнк очень безответственно обошелся с твоей мамой, и это причинило ей несчастье. Теперь он сожалеет о том, что огорчил ее своим поступком (хотя не сожалеет о самом поступке), и хочет, чтобы ты попросила ее простить меня. Если она согласна простить меня, напиши мне письмецо и сообщи об этом, милая Флора, а если нет – все равно напиши. Ведь нам, бедным солдатам, так холодно и одиноко в этих мерзких сырых окопах, поэтому мы всегда очень рады письму.
   Внизу стояла жирная, размашистая подпись: «От дяди Фрэнка, с любовью».
 
   Я снова и снова перечитывала письмо, мои руки дрожали, дыхание сбивалось. «Если она согласна простить меня...» Конечно, я была согласна, как я могла не простить его? Я попыталась выбросить это из головы – все-таки письмо написано Флоре. Но он же знал, что Флора не умеет читать. Кукла была для Флоры, письмо – для меня.
   Весь день я носила письмо в кармане, украдкой вынимая его, когда была одна с Розой. Скоро я выучила его наизусть, но все равно вынимала, чтобы подержать в руках бумагу, которую держал он, и прочитать слова, которые писал он.
   Каждый раз, читая слова Фрэнка, я видела и другие слова, напечатанные сверху на странице: На действительной службе В БРИТАНСКИХ ПОЛЕВЫХ ВОЙСКАХ.
   Конечно, я знала, где был Фрэнк, с какими опасностями встречался лицом к лицу, но его письмо с этим недвусмысленным заголовком отдалось во мне словно ружейный выстрел.
   Фрэнк просил меня написать ответ, но я сознавала, что мне не следует этого делать. Это было дурно, он не был моим мужем. Но он был отцом Флоры, поэтому ответить должна была Флора. Я могла написать за нее и сообщить ему, как ей понравилась его кукла, как она приставляет калейдоскоп к глазу куклы и крутит трубку, понимая, что узоры там меняются, хотя и не видя их – моя умная Флора.