Страница:
Из Белы - когда Николай Николаевич признает возможным - перейдем в Тырнов. Кавказские дела все портят. Сегодня был такой ветер ночью, что не давал спать - рвало палатку. Беда на биваке иметь такой чуткий сон, как я. Твой любящий муженек Николай.
Я завтра дежурным, как нарочно для похода. Начальнику артиллерии также послан офицерский Георгиевский крест и по 4 солдатских креста на роту, штурмовавших укрепления. С наградами этими послан молодой Голицын (Миша). Видно, письмо жены Лори и его болезнь нервная тронули государя. Его отправляют в Петербург и Москву со знаменами, только что доставленными из Никополя. Горяинов говорит: "Нужно же в сорочке родиться, и даром прослывет за героя в России, тогда как здесь плакал на срам всей Главной квартире". Ainsi s' 1'histoire!*. Я успокоил Горяинова, сказав, что радуюсь за жену и отца Лори.
No 17
9 июля. Бивак на р. Янтре в с. Бела
Фельдъегерь, вчера прибывший в Главную квартиру, доставил мне письмо из Петербурга, но увы, ни строчки от тебя, моя бесценная жинка. На упреки мои фельдъегерь, мой старый знакомый, отвечал: "Душевно желал доставить вам письмо и два раза спрашивал жандарма Руденко, ответившего мне, что не получал письма из деревни". Зная, что пишешь исправно, заключаю, что вы хорошенько не знали дней проезда чрез Казатин фельдъегерей (таким образом лишь можно объяснить, что то приезжают они без писем, то доставляют два, а однажды даже три письма разом) и что доставка писем из деревни до станции не хорошо устроена. Чем дальше мы уедем в глубь Болгарии, тем важнее для меня получение твоих милых строчек. Ты знаешь мое благоразумение и покорность воле божией, а потому уверена, что я беспокоиться и волноваться не буду, но все-таки желательно не лишать меня этого утешения. Снеситесь с Руденко для точного определения дней проезда курьеров, и лучше высылать про запас за день, чем опаздывать. Хотя это идет вразрез с закоренелыми обычаями добрейшей матушки, любящей останавливать почту для запаздывающих писем, но ввиду того, что поезда остановить нельзя и что я далеко, надеюсь, что и она согласится написать заблаговременно, а не в последнюю минуту?!
8-го, вчера, как ты знаешь из предыдущего письма, я был дежурным. Ночью перед тем снова поднялся вихрь, сделалось сыро и холодно. Я прозяб в палатке и не мог почти спать от лая собак, шума и возни бивачной, усилившихся от предстоявшего в 4 часа выступления. Неприятное было ощущение вставать, менять белье и умываться в полумраке и сырости. Стариной тряхнул бухарской! В 5-м часу я уже был совершенно готов. Войска и обозы выступали. Мой был всех исправнее и явился ранее всех на сборное место. Дмитрий путешествует "комфортабельно" в коляске вслед за царским легким обозом и прибывает на бивак часом (и более) ранее фургона, в котором сидит Иван, зачисленного в тяжелый обоз Главной квартиры. Дмитрий и Иван здоровы. Может успокоиться Елена кашель у мужа почти прошел. Когда холодно, я его упорно приглашаю лечь со мной в палатку, но он еще более упорно отказывается, предпочитая ночевать в фургонной палатке вместе с Иваном.
Хотя обоз императорской Главной квартиры наполовину облегчили, беспорядок и суматоха невообразимые как при снятии с бивака, так и при постановке на ночлег. Гоф-фурьеру переехали чрез обе ноги крытым фургоном - остался цел. Другую повозку лошади подхватили, причем пристяжная разнесла лицо одному из конюхов и др.
В 6 час. государь сел на коня, и мы тронулись с главными силами бригады пехотной, оставленной для прикрытия императорской Главной квартиры. Составили накануне подробную диспозицию и расписали, где мы должны были идти, в каком месте должны были следовать легкий и тяжелый наши обозы, но я, зная государя, вперед говорил, что он бросит прикрытие и, пожалуй, опередит авангард. Так и случилось. Поздоровавшись с войсками, государь пошел полным шагом на высоты, и мы скоро перестали слышать веселые солдатские песни, под которые маршируют наши бравые пехотинцы.
Свита должна была постоянно подгонять рысцою своих лошадей, один Адад шел за хвостом царской лошади или сбоку по извивающейся в полгоры тропинке! Я сдерживал кроткого и бодрого коня своего, которого нельзя не полюбить за его походные качества. Дорога была пустынная, одна лишь деревня болгарская - Рулич - лежит по пути. Карты и наши, и австрийские врут. В деревне турецкие дома, как и по всему пути, были пусты, жители-мусульмане, убежденные, что мы их будем резать, как они резали болгар в прошлом году, бежали тотчас по занятии нами Систово. Пройдя верст 13 или 14, мы дошли до лесистого холма вправо от дороги и слезли с лошадей для привала под деревьями, окаймляющими ручей, протекавший между дорогою и холмом. Государю [дали] бурку, он сел, прислонившись спиной к дереву, и стал рассматривать карты. Мы все разместились вокруг - кто стоял, кто сел под деревьями, кто лег на траву. Я занялся своими конями, не зевающими на привалах и принимающимися тотчас же за траву. Я помог Христо напоить их перед тем, как снова сесть на коня. Адад и Али так сжились, что не могут обойтись один без другого и принимаются ржать и топать копытами, как только удалишь одного от другого. Пока мы наслаждались кейфом (отличный сюжет картины), прискакали два адъютанта главнокомандующего - Попов и Орлов. Первый привез ключ Никополя и объяснил последние распоряжения главнокомандующего. Криденер отправлен атаковать Плевно, куда ушла бригада из Никополя и куда, как я опасаюсь, идут войска турецкие из Виддина. Николай Николаевич предполагал (ошибочно, по моему мнению), что заманит Абдул-Керима в открытый бой пред осадою Рущука, и движением своим по ту сторону Балкан растянул непомерно (для действия во фланг наступающим из Разграда туркам) свои войска. Владимир Александрович стоит против Рущука левым флангом к Дунаю, правым - лицом к Лому. Наследник с 1 дивизиею пехотной и кавалериею Воронцова. Шаховской направлен к Осман-Базару, а все пустое пространство - в 40 верст и более - наблюдается лишь кавалериею. За этим пространством в центре расположили императорскую Главную квартиру с бригадою пехоты в Беле, так что мы чуть не на аванпостах будем находиться. Если бы турки были предприимчивы, они нагрянули бы на правую оконечность корпуса наследника и повалили бы на Белу. Они могли бы обратить императорскую Главную квартиру в отступление (даже поспешное), прижать великого князя Владимира и наследника к Дунаю тылом и разрезать русскую армию на две части.
Орлов привез известие о молодецкой экспедиции казачьего отряда под начальством полковника Жеребкова (две сотни донских, два орудия и эскадрон лейб-гвардии казачьего полка), прошедшего в один день из Тырнова в Сельви до Ловчи (около 100 верст). С 10 час. бились они до вечера сначала с башибузуками (до 2 тыс.), а потом и с пехотою. 30 верст шли они таким образом с боем и взяли одну за другой на "ура" три позиции, которые защищала пехота (низам). Казаки явили чудеса отваги и предприимчивости. Лошадей у них убито и ранено много, но людей всего три ранено. Раз их спешили, чтобы штурмовать местные высоты. От жары и усталости люди изнемогли и просили Жеребкова дозволить им штурмовать холмы, на которых засела пехота, на конях, обязуясь взять позицию. Они слово сдержали и перекололи в кустах много турок. Такой был наведен панический страх стремительными атаками, что когда пришлось в 9-м часу вечера брать гору перед г. Ловчи (последняя остановка турок), достаточно [было] ротмистру Мурадову с 6-ю казаками вскакать на вершину горы сзади турецкого расположения (на фланге) и крикнуть "ура!", повторенное взбиравшимися с трудом казаками сзади, чтобы турки побежали. Их преследовали выстрелами из двух орудий, вскакавших на гору. Люди и лошади стали - не могли двинуться. В Ловче их угощали, как везде, теплым молоком, вином, баранами, жареными гусями и пр. Болгар вооружили найденным у мусульман оружием и составили временное управление из выборных болгар.
Около 10 час. мы подошли к прекрасному каменному мосту. Последние 10 верст шли мы по прекрасному и широкому шоссе, построенному Мидхадом из Рущука в Тырнов в одну сторону и в Софию в другую, на р. Янтре. На другой стороне селение, на левом берегу вправо от дороги каменная хана (постоялый двор), где у нас устроена полевая телеграфическая станция (полевой русский телеграф уже действует на всем протяжении от Зимницы через Систов в Павлов икс. Бела в одну сторону, а в Тырнов - в другую) и где мы нашли несколько кавалерийских офицеров раненных (большей частью Лубенского гусарского полка). Государь поздоровался с людьми телеграфного парка, стоявшего биваком у хана, и слез с лошади, чтобы навестить раненых. У одного из них была отрублена рука взмахом черкесской сабли. Тут находился командир 1-го эскадрона гусарского Брандт со своими двумя племянниками, служившими в том же эскадроне и также раненными. Замечательно, что они все не могли толком объяснить, в каком именно деле и где ранены. Мы могли понять лишь, что они дрались с черкесами в одной из ежедневных схваток при производстве рекогносцировок. Досадно, что, несмотря на частые встречи с черкесами, еще ни одного из них не схватили живым. Войска наши возмущены зверствами, совершаемыми ими над нашими убитыми и ранеными, всех обезглавливают, отрезают уши, носы и пр.
Тыльная часть (то есть та, что сзади наших войск боевых) у нас очень плохо организована. Оказалось, что раненые брошены в ханы без доктора, ухода и даже пищи. Если бы мы сюда не попали, им пришлось немало бы страдать, пока довезли бы их до сел. Павлово, где госпиталь Красного Креста.
Пока государь слезал с лошади, казак донской дернул меня за фалду, сказав: "Ваше превосходительство, кому передать телеграмму государю императору?". Ты знаешь, как часто случалось, что какое-то внутреннее впечатление при получении телеграмм заставляет меня отгадывать содержание. И тут я тотчас почувствовал, что весть добрая и что мы перешли Балканы. Но так как я пренебрегаю подслуживаться и, по заведенному порядку, все телеграммы подаются генералу Щеглову, который расписывается и передает их по принадлежности, я отыскал сего государственного мужа и приказал казаку принять от него расписку, которую он от меня требовал. Как только Щеглов поднес телеграмму и государь прочитал, лицо его просияло, и он прочитал нам вслух, окруженный ранеными, известие, что 5 июля Гурко овладел с боя Казанлыком и занял дер. Шибку и что 7-го укрепленная позиция в дефиле, сильно занятая турками и атакованная с севера и юга, ими покинута, причем брошены пушки, знамена и лагерь. Я первый крикнул вместе с государем "ура!", подхваченное свитою, ранеными, казаками и телеграфистами. Прекрасная минута и чудная обстановка. В группе восторженных выделялись три фигуры с разными оттенками равнодушия, неудовольствия и даже злобы скрытой - Вердер, Бертолсгейм и Веллеслей.
Замечательно, что на моем дежурстве государь получил весть о переходе Дуная, о занятии Тырново и, наконец, о занятии Шибки и Казанлыка! Je porte bonheur - pourvu que ceta dure? On n'a pas 1'air de le remarquer*.
Мы сели на коней. За мостом ожидало нас все наличное болгарское духовенство (между прочим, 80-летний старик-священник) с несколькими вооруженными нами уже болгарами. Государь, не слезая с лошади, поцеловал крест и Евангелие. Болгары кричали: "живит царь Александр!", и процессия тронулась. Перед государем шло духовенство и несли белую хоругвь, на которой было написано крупным буквами "Александр - освободитель". При входе в селение справа стоял лагерем саперный батальон, отправляющийся в Рущук, а влево - наш авангард, который мы догнали. Государь крикнул солдатикам, что мы перешли Балканы. Загремело "ура!", и шапки вверх полетели. Оригинальная торжественная картина! Раздался звук колокола у церкви, и мы туда направились. Церковь убогая, низенькая, темная. Священник отслужил нечто вроде молебна, причем поминал нашего господаря царя Александра императора, наследника, весь царский дом, русское православное воинство и пр.
Учитель школьный стал на кафедру и выразил в изрядной речи благодарность и надежду в будущем болгарского народа. Государь, не дождавшись конца, вышел и направился верхом чрез селение в отведенный ему покинутый турецкий дом, принадлежащий Мегмед-бею, богатому помещику. Мегмед-бей вел себя хорошо и защитил болгар от черкесов в прошлом году. Он хотел бежать, как только узнал о переправе в Систове, но болгары уговорили остаться. Когда же подошли войска наши - не вытерпел и последовал примеру всего турецкого населения, бегущего в Шумлу и за Балканы. Государю разбили палатку на внутреннем дворике, равно как и Адлербергу, Милютину и Суворову. Остальных разместили в комнатах дома (стекла выбиты, и все расхищено). Столовую палатку разбили на первом дворе. Экипажи, люди, лошади, конвой разместили по соседству. Свита разбрелась по домам - турецким и болгарским. Христе нашел мне в 100 шагах от государя дом зажиточного болгарина-крестьянина. Вычистил комнату, поставил мою кровать и стол, и я поместился довольно порядочно. Верховых моих поставил в темную конюшню, ограждающую их от мух и дозволяющую Ададу "сновать", по выражению Христо. Дмитрия и Ивана поместили в соседней комнате и на балконе, который мне служит отчасти гостиной. Лошади и экипажи на дворе под глазами. Корм нашли, вода хорошая, чего же больше?
Мы находим Белу комфортабельным помещением после всего изведанного. Опасаемся лишь блох, клопов и т.д. Для удовлетворения любопытства добрейшей матушки объясню вам вкратце движения отрядов Гурко и князя Святополк-Мирского для овладения Балканами.
Вы припомните, что 25-го овладели Тырновом. 30-го туда прибыл с 9-ю дивизиею (Святополк-Мирского) главнокомандующий, а Гурко двинулся к балканскому проходу Хан-Кёй (долиною Калифасы). 2-го он овладел Хан-Кёй с боя и повернул направо на Казанлык, послав лишь казачий отряд в Иени-Загру для прервания телеграфного сообщения Шумлы с Адрианополем на Ямбольской железной дороге. Со 2-го по 5-е происходили ежедневно битвы между отрядом Гурко и турками. Наконец, 5-го овладели с боя Казанлыком (причем Евгений Максимилианович контужен в руку) и заняли дер. Шибку у подошв Балкан. 5-го числа атаковали с фронта от Габрова укрепленную турецкую позицию в дефиле Шибки (князь Святополк-Мирский), но были отбиты с уроном значительным. Силы наши были недостаточны (Орловский полк пехотный и казаки), у турок около 14 батальонов и сильные укрепления. Святополку послали подкрепление (большая ошибка главнокомандующего, отправили для взятия с фронта заранее укрепленной турками позиции один лишь пехотный полк, отделивший еще от себя несколько рот в Троянов проход), но, между прочим, узнав о занятии Казанлыка и Шибки, атаковали 7-го снова. На этот раз турки (в том числе египтяне), убедившись, что с тыла идут также русские и что при промедлении все защитники Шибки будут взяты, бежали к западу, бросив три знамени, лагерь, обозы и склады. Теперь 9-я дивизия заняла все три прохода прочным образом, а один полк и Сливно. Главнокомандующий готовится идти с 8-м корпусом и отрядом Гурко за Балканы. Но мне кажется при настоящих обстоятельствах движение это неосторожным. Мы имели дело с малыми, отдельными отрядами турок. Главные их силы невредимы и сосредоточены в Шумле, Разграде и Осман-Базаре, тогда как мы разбросались. Нигде у нас нет резерва, и государь с бригадою пехоты стоит почти на аванпостах в средине пустого пространства (верст с 50 до 60), разделяющего войска тырновские (Николай Николаевич) от войск наследника. Турецкому главнокомандующему стоило бы только начать решительное наступление по направлению к Беле, и он может отбросить государя к Систову, припереть наследника к Дунаю, отрезать Николаю Николаевичу сообщения и раздвоить нашу армию, поставив в самое критическое положение. Николаю Николаевичу надо бы наступать на Осман-Базар и принудить турецкую армию принять бой, разбить ее, и тогда он смело может идти за Балканы. Пока фланги не обеспечены и армия турецкая цела, движение наше может быть пагубно и не представляется серьезным! Вообще молодечество, развившееся в армии, ведет к частным подвигам, к бесцельной и страшной трате людей, к бессвязности в общих действиях.
9-го было гораздо свежее в воздухе, ибо всю ночь шел дождь и было холодно. Мы отлично спали и не продрогли под крышей. Все жалуются на клопов, но у меня такая чистая комната (хотя и бумага в окне вместо стекла), что ничего подобного нет. Зато я поместился почти на выезде деревни дальше всех от императорской Главной квартиры и живу себе, как в деревне. Чудное утро. Мысленно переношусь в наш край, в Круподерницы. Бела расположена на ручье в овраге, но и раскинулась по холмам. Такие же мазанки белые, как наши малороссийские, ныряющие из волн зелени садов и фруктовых деревьев, окружающих каждую хату. Такие же плетни отделяют дворы, и столько же хмеля навалено на этих последних. Поросята везде снуют, Катя была бы довольна?! Только вместо соломенных крыш - черепичные.
Народ и одеждою, и походкою, и приемами, и ухватками, и речью напоминает хохлов. В прежнее время мне было бы все равно, а теперь и болгарское селение кажется как-то особенно милым потому только, что походит на обстановку милых сердцу! Даже Христо и тот сказал мне сегодня: "Точно наше Погребище", а когда я спросил, почему не сравнивает с Круподерницами, он отвечал, ухмыляясь: "Круподерницы лучше!" Болгары чуть на меня не молятся, и когда я сижу на своем балконе, приходят со всех сторон на меня посмотреть, издали ухмыляются и говорят моим людям: "Он был нашим заступником, он войско для нас привел(!), мы его царем у себя выберем и будем просить у императора Александра!". У других зато корма для лошадей нет, тогда как у меня всегда вдоволь (правда, за деньги).
Служили в столовой палатке молебен по случаю балканского перехода, а после завтрака государь отправился со всеми нами верхом, объехал позиции и биваки, занятые главными силами с авангардом бригады, охраняющей нас и Белу. Подумаешь - точно на маневрах, и долго ли здесь до беды.
Дали знать (болгары), что в 8-ми верстах от нашего бивака 200 башибузуков, собирающихся напасть ночью. Послали на разведку сотню терских казаков (конвоя) и роту гвардейцев. Оказалось, как я и ожидал, что пустой слух. У страха глаза велики! Отряд обошел 30 верст и наткнулся лишь на несколько десятков частью вооруженных жителей-мусульман, скрывающихся в соседнем великолепном старинном дубовом лесу со скотом и пожитками. Деревни по пути брошены (мусульманские), и караулят их 2-3 собаки. Великолепная жатва стоит на корню. Les jours se suivent, mais ne se ressemblent pas*.
Получаю плачевное известие, что 7-го вечером 1-я бригада 5-й дивизии Шильдер-Шульднера со стороны Никополя, а из Булгарени - Костромской полк подошли к Плевно (где был прежде уже казачий разъезд, вышедший из города), наткнулись на значительные силы, потеряли много (бригада совершенно расстроена, и оба полковых командира убиты), и должны были отступить врозь по тем дорогам, по которым пришли. Главнокомандующий направил туда самого Криденера из Никополя, головную бригаду 4-го корпуса из Зимницы и бригаду пехоты с двумя кавалерийскими полками из Тырнова, из корпуса Шаховского. Надо полагать, что в Плевну направилась часть Виддинского корпуса, если не весь, но что войска наши совладают. Жаль потери и нравственного впечатления. Причины неудачи, по всей вероятности, самоуверенность и неосмотрительность при подходе к городу. Вечером за чаем приехал курьер от Циммермана (Гершельман) с известием, что линия железной дороги Черноводы-Кюстенджи в наших руках, турки бежали с укрепленной позиции в Меджидие к Силистрии. Циммерман очень доволен Юзефовичем и Белоцерковцевым, управляющими занятым нами краем. Некрасовцы{30} оказывают нам великие услуги. Не то было в 1828, 1829 годах и в 1854 году. Кто обратил их на путь истинный, разбудил в них племенное чувство, пригрел и приблизил к нам? Toute modestie part* могу сказать, что я сослужил эту службу России, действуя систематически в том смысле на заблудших овец в течение 12 лет. Никто и не вспомнит и не заметит трудового результата, спасибо мне не скажет, но дело само за себя говорит, и моя совесть меня удовлетворит.
То же самое можно сказать и о болгарах. Старик Суворов заметил намедни, что никогда в прежние войны они пальцем не шевелили, чтобы нам помочь, и стакана воды не давали. Теперь иное. Откуда подъем народного духа, самосознания, убеждения в Солидарности с нами, желание избавиться от турок и идти с нами? Медленная, черная работа продолжалась долго. Экзархат послужил к объединению болгар и сознанию их славянства. Тяжелая борьба, мною выдержанная из-за них с турками, европейцами и греками, приносит плоды. Если их поведут разумно, то окончательные плоды могут быть хороши. Опасаюсь, что события у нас{31} собьют болгар с пути, мною им указанного. Уже и теперь проявляются безобразия своевольства. Первые эшелоны войск наших встречаются везде как избавители. С каждым новым эшелоном болгары заметно охлаждаются: у них отнимают коров, волов, птицу, продукты (недавно казак отрубил в Систове руку болгарину, защищавшему своего вола), врываются в дома, ухаживают за дочками и женами и т.п. Болгары жалуются, расправы не находят. Того и смотри, будут молить Бога, чтобы поскорее избавил от избавителей. Дело Черкасского предупредить произвол, но он распоряжается бюрократически и везде запаздывает живым делом. Совсем поставил себя в другие отношения.
10 июля
Отец Никольский служил обедню в болгарской церкви. Первая обедня русская при русском императоре на почве болгарской, очищенной от турок! Мы возвращаем наш долг родине просветителей Кирилла и Мефодия!
Прибыли курьеры со всех сторон: от наследника, с Кавказа и от Николая Николаевича - великий князь Николай Николаевич младший, Струков и пр. Говорят, что турки не хотят принимать ожидавшейся на р. Ломе битвы и ушли из Ходинея* к Рущуку, где около 40 тыс. войска лагерем. Наследник готовится приступить к обложению крепости. Дело нелегкое. Посланные от главнокомандующего привезли знамена и подробное донесение о занятии балканских проходов. Церетелев уцелел и был везде. Не понимаю, как Гурко дал себя дважды надуть туркам: 6-го выслали из Шибки они белый флаг и парламентера навстречу наступавшим с юга 13-му и 15-му стрелковым батальонам, и когда наши, поверив, что сдаются турки, подошли, встретили их общим залпом, положившем на месте 142 лучших стрелка. Ты можешь себе представить негодование наших, усилившееся еще более, когда 7-го, удостоверившись, что у всех раненых и убитых наших (батальоны отступили) были отрезаны руки, носы, уши, а у других головы. 7-го комедия с парламентерским флагом возобновилась, и пока шли переговоры, турки удрали с горы. Теперь движение вперед Гурко приостановлено. Дадут кавалерии отдохнуть и подтянут войска, слишком растянувшиеся. Чрез две недели, полагаю, возобновится решительное наступление на Адрианополь.
Вчера мне пришлось много возиться по приказанию государя как с Веллеслеем, так и с нашим приятелем Гикою. Англичанину и австрийцу я должен был объяснить всю мерзость поведения турок, ожесточение, которое они неминуемо возбудят в наших войсках и пр. Wellesley убедил я (сам диктовал) послать телеграмму в этом смысле Derby, а для подкрепления в Англии партии мира (Салисбюри) было добавлено, что английский агент нашел государя и меня в прежнем миролюбивом расположении, что, не делая предложений (suitables)** о мире, турки принудят нас вопреки желанию государя дойти до Константинополя и стать на высотах, командующих Босфором, но что Англия имеет одно лишь средство в своих руках предупредить это событие - принудить турок просить у нас непосредственно мира, сделав такие предложения, которые общественное у нас мнение допустило бы принять. Я передал при этом Веллеслею, что мусульмане просят у наших отрядных начальников оставлять по 2 казака в деревне для охранения от болгар, их убивающих. Это обстоятельство служит лучшим доказательством, что без занятия Болгарии русскими войсками обойтись нельзя на первое время.
Гике пришлось выговаривать за бездействие румын и понудить их взять у нас в Никополе для препровождения в Россию 5 тыс. пленных турок и перейти чрез Дунай в Никополь для занятия этого пункта и освобождения корпуса Криденера, ныне ослабленного. Долго спорил я с Гикою, чтобы доказать необходимость быстрого перехода в Никополь румын, и заставил его отправить телеграмму князю Карлу, а самому отправиться в Главную квартиру Румынской армии. Посмотрим, что выйдет.
Сейчас фельдъегерь доставил мне милейшие письма ваши, бесподобная жинка моя и добрейшая матушка, от 5 июля. Очень жалею, что письма мои производят на Катю неприятные впечатления. Пишу все, что попадается под перо без разбора, не переписывая и не имея даже возможности 5 минут после дать себе отчет в том, что попало в мой дневник. Это служит ручательством и должно бы успокаивать относительно того, что все, до меня касающееся и меня интересующее, будет вам известно.
Сюда явился Теплов. Иванов Адриан будет переводчиком при государе.
Целую ваши ручки. Обнимаю бесценную подругу и милых деток тысячекратно. Благодарю их за грамотки. Леля написал лучше на этот раз. Мой привет всем сожителям вашим. Благословляю деток.
Твой любящий муженек и неизменный друг Николай.
No 18
12-13 июля. Бивак на р. Янтре в с. Бела
Не успел я с прошлым фельдъегерем ответить подробно на ваши милые грамотки, ненаглядная жинка моя. Они доставлены были вечером за 2 часа до отправления фельдъегеря, и притом мне совестно обременять вас слишком длинными письмами.
Я завтра дежурным, как нарочно для похода. Начальнику артиллерии также послан офицерский Георгиевский крест и по 4 солдатских креста на роту, штурмовавших укрепления. С наградами этими послан молодой Голицын (Миша). Видно, письмо жены Лори и его болезнь нервная тронули государя. Его отправляют в Петербург и Москву со знаменами, только что доставленными из Никополя. Горяинов говорит: "Нужно же в сорочке родиться, и даром прослывет за героя в России, тогда как здесь плакал на срам всей Главной квартире". Ainsi s' 1'histoire!*. Я успокоил Горяинова, сказав, что радуюсь за жену и отца Лори.
No 17
9 июля. Бивак на р. Янтре в с. Бела
Фельдъегерь, вчера прибывший в Главную квартиру, доставил мне письмо из Петербурга, но увы, ни строчки от тебя, моя бесценная жинка. На упреки мои фельдъегерь, мой старый знакомый, отвечал: "Душевно желал доставить вам письмо и два раза спрашивал жандарма Руденко, ответившего мне, что не получал письма из деревни". Зная, что пишешь исправно, заключаю, что вы хорошенько не знали дней проезда чрез Казатин фельдъегерей (таким образом лишь можно объяснить, что то приезжают они без писем, то доставляют два, а однажды даже три письма разом) и что доставка писем из деревни до станции не хорошо устроена. Чем дальше мы уедем в глубь Болгарии, тем важнее для меня получение твоих милых строчек. Ты знаешь мое благоразумение и покорность воле божией, а потому уверена, что я беспокоиться и волноваться не буду, но все-таки желательно не лишать меня этого утешения. Снеситесь с Руденко для точного определения дней проезда курьеров, и лучше высылать про запас за день, чем опаздывать. Хотя это идет вразрез с закоренелыми обычаями добрейшей матушки, любящей останавливать почту для запаздывающих писем, но ввиду того, что поезда остановить нельзя и что я далеко, надеюсь, что и она согласится написать заблаговременно, а не в последнюю минуту?!
8-го, вчера, как ты знаешь из предыдущего письма, я был дежурным. Ночью перед тем снова поднялся вихрь, сделалось сыро и холодно. Я прозяб в палатке и не мог почти спать от лая собак, шума и возни бивачной, усилившихся от предстоявшего в 4 часа выступления. Неприятное было ощущение вставать, менять белье и умываться в полумраке и сырости. Стариной тряхнул бухарской! В 5-м часу я уже был совершенно готов. Войска и обозы выступали. Мой был всех исправнее и явился ранее всех на сборное место. Дмитрий путешествует "комфортабельно" в коляске вслед за царским легким обозом и прибывает на бивак часом (и более) ранее фургона, в котором сидит Иван, зачисленного в тяжелый обоз Главной квартиры. Дмитрий и Иван здоровы. Может успокоиться Елена кашель у мужа почти прошел. Когда холодно, я его упорно приглашаю лечь со мной в палатку, но он еще более упорно отказывается, предпочитая ночевать в фургонной палатке вместе с Иваном.
Хотя обоз императорской Главной квартиры наполовину облегчили, беспорядок и суматоха невообразимые как при снятии с бивака, так и при постановке на ночлег. Гоф-фурьеру переехали чрез обе ноги крытым фургоном - остался цел. Другую повозку лошади подхватили, причем пристяжная разнесла лицо одному из конюхов и др.
В 6 час. государь сел на коня, и мы тронулись с главными силами бригады пехотной, оставленной для прикрытия императорской Главной квартиры. Составили накануне подробную диспозицию и расписали, где мы должны были идти, в каком месте должны были следовать легкий и тяжелый наши обозы, но я, зная государя, вперед говорил, что он бросит прикрытие и, пожалуй, опередит авангард. Так и случилось. Поздоровавшись с войсками, государь пошел полным шагом на высоты, и мы скоро перестали слышать веселые солдатские песни, под которые маршируют наши бравые пехотинцы.
Свита должна была постоянно подгонять рысцою своих лошадей, один Адад шел за хвостом царской лошади или сбоку по извивающейся в полгоры тропинке! Я сдерживал кроткого и бодрого коня своего, которого нельзя не полюбить за его походные качества. Дорога была пустынная, одна лишь деревня болгарская - Рулич - лежит по пути. Карты и наши, и австрийские врут. В деревне турецкие дома, как и по всему пути, были пусты, жители-мусульмане, убежденные, что мы их будем резать, как они резали болгар в прошлом году, бежали тотчас по занятии нами Систово. Пройдя верст 13 или 14, мы дошли до лесистого холма вправо от дороги и слезли с лошадей для привала под деревьями, окаймляющими ручей, протекавший между дорогою и холмом. Государю [дали] бурку, он сел, прислонившись спиной к дереву, и стал рассматривать карты. Мы все разместились вокруг - кто стоял, кто сел под деревьями, кто лег на траву. Я занялся своими конями, не зевающими на привалах и принимающимися тотчас же за траву. Я помог Христо напоить их перед тем, как снова сесть на коня. Адад и Али так сжились, что не могут обойтись один без другого и принимаются ржать и топать копытами, как только удалишь одного от другого. Пока мы наслаждались кейфом (отличный сюжет картины), прискакали два адъютанта главнокомандующего - Попов и Орлов. Первый привез ключ Никополя и объяснил последние распоряжения главнокомандующего. Криденер отправлен атаковать Плевно, куда ушла бригада из Никополя и куда, как я опасаюсь, идут войска турецкие из Виддина. Николай Николаевич предполагал (ошибочно, по моему мнению), что заманит Абдул-Керима в открытый бой пред осадою Рущука, и движением своим по ту сторону Балкан растянул непомерно (для действия во фланг наступающим из Разграда туркам) свои войска. Владимир Александрович стоит против Рущука левым флангом к Дунаю, правым - лицом к Лому. Наследник с 1 дивизиею пехотной и кавалериею Воронцова. Шаховской направлен к Осман-Базару, а все пустое пространство - в 40 верст и более - наблюдается лишь кавалериею. За этим пространством в центре расположили императорскую Главную квартиру с бригадою пехоты в Беле, так что мы чуть не на аванпостах будем находиться. Если бы турки были предприимчивы, они нагрянули бы на правую оконечность корпуса наследника и повалили бы на Белу. Они могли бы обратить императорскую Главную квартиру в отступление (даже поспешное), прижать великого князя Владимира и наследника к Дунаю тылом и разрезать русскую армию на две части.
Орлов привез известие о молодецкой экспедиции казачьего отряда под начальством полковника Жеребкова (две сотни донских, два орудия и эскадрон лейб-гвардии казачьего полка), прошедшего в один день из Тырнова в Сельви до Ловчи (около 100 верст). С 10 час. бились они до вечера сначала с башибузуками (до 2 тыс.), а потом и с пехотою. 30 верст шли они таким образом с боем и взяли одну за другой на "ура" три позиции, которые защищала пехота (низам). Казаки явили чудеса отваги и предприимчивости. Лошадей у них убито и ранено много, но людей всего три ранено. Раз их спешили, чтобы штурмовать местные высоты. От жары и усталости люди изнемогли и просили Жеребкова дозволить им штурмовать холмы, на которых засела пехота, на конях, обязуясь взять позицию. Они слово сдержали и перекололи в кустах много турок. Такой был наведен панический страх стремительными атаками, что когда пришлось в 9-м часу вечера брать гору перед г. Ловчи (последняя остановка турок), достаточно [было] ротмистру Мурадову с 6-ю казаками вскакать на вершину горы сзади турецкого расположения (на фланге) и крикнуть "ура!", повторенное взбиравшимися с трудом казаками сзади, чтобы турки побежали. Их преследовали выстрелами из двух орудий, вскакавших на гору. Люди и лошади стали - не могли двинуться. В Ловче их угощали, как везде, теплым молоком, вином, баранами, жареными гусями и пр. Болгар вооружили найденным у мусульман оружием и составили временное управление из выборных болгар.
Около 10 час. мы подошли к прекрасному каменному мосту. Последние 10 верст шли мы по прекрасному и широкому шоссе, построенному Мидхадом из Рущука в Тырнов в одну сторону и в Софию в другую, на р. Янтре. На другой стороне селение, на левом берегу вправо от дороги каменная хана (постоялый двор), где у нас устроена полевая телеграфическая станция (полевой русский телеграф уже действует на всем протяжении от Зимницы через Систов в Павлов икс. Бела в одну сторону, а в Тырнов - в другую) и где мы нашли несколько кавалерийских офицеров раненных (большей частью Лубенского гусарского полка). Государь поздоровался с людьми телеграфного парка, стоявшего биваком у хана, и слез с лошади, чтобы навестить раненых. У одного из них была отрублена рука взмахом черкесской сабли. Тут находился командир 1-го эскадрона гусарского Брандт со своими двумя племянниками, служившими в том же эскадроне и также раненными. Замечательно, что они все не могли толком объяснить, в каком именно деле и где ранены. Мы могли понять лишь, что они дрались с черкесами в одной из ежедневных схваток при производстве рекогносцировок. Досадно, что, несмотря на частые встречи с черкесами, еще ни одного из них не схватили живым. Войска наши возмущены зверствами, совершаемыми ими над нашими убитыми и ранеными, всех обезглавливают, отрезают уши, носы и пр.
Тыльная часть (то есть та, что сзади наших войск боевых) у нас очень плохо организована. Оказалось, что раненые брошены в ханы без доктора, ухода и даже пищи. Если бы мы сюда не попали, им пришлось немало бы страдать, пока довезли бы их до сел. Павлово, где госпиталь Красного Креста.
Пока государь слезал с лошади, казак донской дернул меня за фалду, сказав: "Ваше превосходительство, кому передать телеграмму государю императору?". Ты знаешь, как часто случалось, что какое-то внутреннее впечатление при получении телеграмм заставляет меня отгадывать содержание. И тут я тотчас почувствовал, что весть добрая и что мы перешли Балканы. Но так как я пренебрегаю подслуживаться и, по заведенному порядку, все телеграммы подаются генералу Щеглову, который расписывается и передает их по принадлежности, я отыскал сего государственного мужа и приказал казаку принять от него расписку, которую он от меня требовал. Как только Щеглов поднес телеграмму и государь прочитал, лицо его просияло, и он прочитал нам вслух, окруженный ранеными, известие, что 5 июля Гурко овладел с боя Казанлыком и занял дер. Шибку и что 7-го укрепленная позиция в дефиле, сильно занятая турками и атакованная с севера и юга, ими покинута, причем брошены пушки, знамена и лагерь. Я первый крикнул вместе с государем "ура!", подхваченное свитою, ранеными, казаками и телеграфистами. Прекрасная минута и чудная обстановка. В группе восторженных выделялись три фигуры с разными оттенками равнодушия, неудовольствия и даже злобы скрытой - Вердер, Бертолсгейм и Веллеслей.
Замечательно, что на моем дежурстве государь получил весть о переходе Дуная, о занятии Тырново и, наконец, о занятии Шибки и Казанлыка! Je porte bonheur - pourvu que ceta dure? On n'a pas 1'air de le remarquer*.
Мы сели на коней. За мостом ожидало нас все наличное болгарское духовенство (между прочим, 80-летний старик-священник) с несколькими вооруженными нами уже болгарами. Государь, не слезая с лошади, поцеловал крест и Евангелие. Болгары кричали: "живит царь Александр!", и процессия тронулась. Перед государем шло духовенство и несли белую хоругвь, на которой было написано крупным буквами "Александр - освободитель". При входе в селение справа стоял лагерем саперный батальон, отправляющийся в Рущук, а влево - наш авангард, который мы догнали. Государь крикнул солдатикам, что мы перешли Балканы. Загремело "ура!", и шапки вверх полетели. Оригинальная торжественная картина! Раздался звук колокола у церкви, и мы туда направились. Церковь убогая, низенькая, темная. Священник отслужил нечто вроде молебна, причем поминал нашего господаря царя Александра императора, наследника, весь царский дом, русское православное воинство и пр.
Учитель школьный стал на кафедру и выразил в изрядной речи благодарность и надежду в будущем болгарского народа. Государь, не дождавшись конца, вышел и направился верхом чрез селение в отведенный ему покинутый турецкий дом, принадлежащий Мегмед-бею, богатому помещику. Мегмед-бей вел себя хорошо и защитил болгар от черкесов в прошлом году. Он хотел бежать, как только узнал о переправе в Систове, но болгары уговорили остаться. Когда же подошли войска наши - не вытерпел и последовал примеру всего турецкого населения, бегущего в Шумлу и за Балканы. Государю разбили палатку на внутреннем дворике, равно как и Адлербергу, Милютину и Суворову. Остальных разместили в комнатах дома (стекла выбиты, и все расхищено). Столовую палатку разбили на первом дворе. Экипажи, люди, лошади, конвой разместили по соседству. Свита разбрелась по домам - турецким и болгарским. Христе нашел мне в 100 шагах от государя дом зажиточного болгарина-крестьянина. Вычистил комнату, поставил мою кровать и стол, и я поместился довольно порядочно. Верховых моих поставил в темную конюшню, ограждающую их от мух и дозволяющую Ададу "сновать", по выражению Христо. Дмитрия и Ивана поместили в соседней комнате и на балконе, который мне служит отчасти гостиной. Лошади и экипажи на дворе под глазами. Корм нашли, вода хорошая, чего же больше?
Мы находим Белу комфортабельным помещением после всего изведанного. Опасаемся лишь блох, клопов и т.д. Для удовлетворения любопытства добрейшей матушки объясню вам вкратце движения отрядов Гурко и князя Святополк-Мирского для овладения Балканами.
Вы припомните, что 25-го овладели Тырновом. 30-го туда прибыл с 9-ю дивизиею (Святополк-Мирского) главнокомандующий, а Гурко двинулся к балканскому проходу Хан-Кёй (долиною Калифасы). 2-го он овладел Хан-Кёй с боя и повернул направо на Казанлык, послав лишь казачий отряд в Иени-Загру для прервания телеграфного сообщения Шумлы с Адрианополем на Ямбольской железной дороге. Со 2-го по 5-е происходили ежедневно битвы между отрядом Гурко и турками. Наконец, 5-го овладели с боя Казанлыком (причем Евгений Максимилианович контужен в руку) и заняли дер. Шибку у подошв Балкан. 5-го числа атаковали с фронта от Габрова укрепленную турецкую позицию в дефиле Шибки (князь Святополк-Мирский), но были отбиты с уроном значительным. Силы наши были недостаточны (Орловский полк пехотный и казаки), у турок около 14 батальонов и сильные укрепления. Святополку послали подкрепление (большая ошибка главнокомандующего, отправили для взятия с фронта заранее укрепленной турками позиции один лишь пехотный полк, отделивший еще от себя несколько рот в Троянов проход), но, между прочим, узнав о занятии Казанлыка и Шибки, атаковали 7-го снова. На этот раз турки (в том числе египтяне), убедившись, что с тыла идут также русские и что при промедлении все защитники Шибки будут взяты, бежали к западу, бросив три знамени, лагерь, обозы и склады. Теперь 9-я дивизия заняла все три прохода прочным образом, а один полк и Сливно. Главнокомандующий готовится идти с 8-м корпусом и отрядом Гурко за Балканы. Но мне кажется при настоящих обстоятельствах движение это неосторожным. Мы имели дело с малыми, отдельными отрядами турок. Главные их силы невредимы и сосредоточены в Шумле, Разграде и Осман-Базаре, тогда как мы разбросались. Нигде у нас нет резерва, и государь с бригадою пехоты стоит почти на аванпостах в средине пустого пространства (верст с 50 до 60), разделяющего войска тырновские (Николай Николаевич) от войск наследника. Турецкому главнокомандующему стоило бы только начать решительное наступление по направлению к Беле, и он может отбросить государя к Систову, припереть наследника к Дунаю, отрезать Николаю Николаевичу сообщения и раздвоить нашу армию, поставив в самое критическое положение. Николаю Николаевичу надо бы наступать на Осман-Базар и принудить турецкую армию принять бой, разбить ее, и тогда он смело может идти за Балканы. Пока фланги не обеспечены и армия турецкая цела, движение наше может быть пагубно и не представляется серьезным! Вообще молодечество, развившееся в армии, ведет к частным подвигам, к бесцельной и страшной трате людей, к бессвязности в общих действиях.
9-го было гораздо свежее в воздухе, ибо всю ночь шел дождь и было холодно. Мы отлично спали и не продрогли под крышей. Все жалуются на клопов, но у меня такая чистая комната (хотя и бумага в окне вместо стекла), что ничего подобного нет. Зато я поместился почти на выезде деревни дальше всех от императорской Главной квартиры и живу себе, как в деревне. Чудное утро. Мысленно переношусь в наш край, в Круподерницы. Бела расположена на ручье в овраге, но и раскинулась по холмам. Такие же мазанки белые, как наши малороссийские, ныряющие из волн зелени садов и фруктовых деревьев, окружающих каждую хату. Такие же плетни отделяют дворы, и столько же хмеля навалено на этих последних. Поросята везде снуют, Катя была бы довольна?! Только вместо соломенных крыш - черепичные.
Народ и одеждою, и походкою, и приемами, и ухватками, и речью напоминает хохлов. В прежнее время мне было бы все равно, а теперь и болгарское селение кажется как-то особенно милым потому только, что походит на обстановку милых сердцу! Даже Христо и тот сказал мне сегодня: "Точно наше Погребище", а когда я спросил, почему не сравнивает с Круподерницами, он отвечал, ухмыляясь: "Круподерницы лучше!" Болгары чуть на меня не молятся, и когда я сижу на своем балконе, приходят со всех сторон на меня посмотреть, издали ухмыляются и говорят моим людям: "Он был нашим заступником, он войско для нас привел(!), мы его царем у себя выберем и будем просить у императора Александра!". У других зато корма для лошадей нет, тогда как у меня всегда вдоволь (правда, за деньги).
Служили в столовой палатке молебен по случаю балканского перехода, а после завтрака государь отправился со всеми нами верхом, объехал позиции и биваки, занятые главными силами с авангардом бригады, охраняющей нас и Белу. Подумаешь - точно на маневрах, и долго ли здесь до беды.
Дали знать (болгары), что в 8-ми верстах от нашего бивака 200 башибузуков, собирающихся напасть ночью. Послали на разведку сотню терских казаков (конвоя) и роту гвардейцев. Оказалось, как я и ожидал, что пустой слух. У страха глаза велики! Отряд обошел 30 верст и наткнулся лишь на несколько десятков частью вооруженных жителей-мусульман, скрывающихся в соседнем великолепном старинном дубовом лесу со скотом и пожитками. Деревни по пути брошены (мусульманские), и караулят их 2-3 собаки. Великолепная жатва стоит на корню. Les jours se suivent, mais ne se ressemblent pas*.
Получаю плачевное известие, что 7-го вечером 1-я бригада 5-й дивизии Шильдер-Шульднера со стороны Никополя, а из Булгарени - Костромской полк подошли к Плевно (где был прежде уже казачий разъезд, вышедший из города), наткнулись на значительные силы, потеряли много (бригада совершенно расстроена, и оба полковых командира убиты), и должны были отступить врозь по тем дорогам, по которым пришли. Главнокомандующий направил туда самого Криденера из Никополя, головную бригаду 4-го корпуса из Зимницы и бригаду пехоты с двумя кавалерийскими полками из Тырнова, из корпуса Шаховского. Надо полагать, что в Плевну направилась часть Виддинского корпуса, если не весь, но что войска наши совладают. Жаль потери и нравственного впечатления. Причины неудачи, по всей вероятности, самоуверенность и неосмотрительность при подходе к городу. Вечером за чаем приехал курьер от Циммермана (Гершельман) с известием, что линия железной дороги Черноводы-Кюстенджи в наших руках, турки бежали с укрепленной позиции в Меджидие к Силистрии. Циммерман очень доволен Юзефовичем и Белоцерковцевым, управляющими занятым нами краем. Некрасовцы{30} оказывают нам великие услуги. Не то было в 1828, 1829 годах и в 1854 году. Кто обратил их на путь истинный, разбудил в них племенное чувство, пригрел и приблизил к нам? Toute modestie part* могу сказать, что я сослужил эту службу России, действуя систематически в том смысле на заблудших овец в течение 12 лет. Никто и не вспомнит и не заметит трудового результата, спасибо мне не скажет, но дело само за себя говорит, и моя совесть меня удовлетворит.
То же самое можно сказать и о болгарах. Старик Суворов заметил намедни, что никогда в прежние войны они пальцем не шевелили, чтобы нам помочь, и стакана воды не давали. Теперь иное. Откуда подъем народного духа, самосознания, убеждения в Солидарности с нами, желание избавиться от турок и идти с нами? Медленная, черная работа продолжалась долго. Экзархат послужил к объединению болгар и сознанию их славянства. Тяжелая борьба, мною выдержанная из-за них с турками, европейцами и греками, приносит плоды. Если их поведут разумно, то окончательные плоды могут быть хороши. Опасаюсь, что события у нас{31} собьют болгар с пути, мною им указанного. Уже и теперь проявляются безобразия своевольства. Первые эшелоны войск наших встречаются везде как избавители. С каждым новым эшелоном болгары заметно охлаждаются: у них отнимают коров, волов, птицу, продукты (недавно казак отрубил в Систове руку болгарину, защищавшему своего вола), врываются в дома, ухаживают за дочками и женами и т.п. Болгары жалуются, расправы не находят. Того и смотри, будут молить Бога, чтобы поскорее избавил от избавителей. Дело Черкасского предупредить произвол, но он распоряжается бюрократически и везде запаздывает живым делом. Совсем поставил себя в другие отношения.
10 июля
Отец Никольский служил обедню в болгарской церкви. Первая обедня русская при русском императоре на почве болгарской, очищенной от турок! Мы возвращаем наш долг родине просветителей Кирилла и Мефодия!
Прибыли курьеры со всех сторон: от наследника, с Кавказа и от Николая Николаевича - великий князь Николай Николаевич младший, Струков и пр. Говорят, что турки не хотят принимать ожидавшейся на р. Ломе битвы и ушли из Ходинея* к Рущуку, где около 40 тыс. войска лагерем. Наследник готовится приступить к обложению крепости. Дело нелегкое. Посланные от главнокомандующего привезли знамена и подробное донесение о занятии балканских проходов. Церетелев уцелел и был везде. Не понимаю, как Гурко дал себя дважды надуть туркам: 6-го выслали из Шибки они белый флаг и парламентера навстречу наступавшим с юга 13-му и 15-му стрелковым батальонам, и когда наши, поверив, что сдаются турки, подошли, встретили их общим залпом, положившем на месте 142 лучших стрелка. Ты можешь себе представить негодование наших, усилившееся еще более, когда 7-го, удостоверившись, что у всех раненых и убитых наших (батальоны отступили) были отрезаны руки, носы, уши, а у других головы. 7-го комедия с парламентерским флагом возобновилась, и пока шли переговоры, турки удрали с горы. Теперь движение вперед Гурко приостановлено. Дадут кавалерии отдохнуть и подтянут войска, слишком растянувшиеся. Чрез две недели, полагаю, возобновится решительное наступление на Адрианополь.
Вчера мне пришлось много возиться по приказанию государя как с Веллеслеем, так и с нашим приятелем Гикою. Англичанину и австрийцу я должен был объяснить всю мерзость поведения турок, ожесточение, которое они неминуемо возбудят в наших войсках и пр. Wellesley убедил я (сам диктовал) послать телеграмму в этом смысле Derby, а для подкрепления в Англии партии мира (Салисбюри) было добавлено, что английский агент нашел государя и меня в прежнем миролюбивом расположении, что, не делая предложений (suitables)** о мире, турки принудят нас вопреки желанию государя дойти до Константинополя и стать на высотах, командующих Босфором, но что Англия имеет одно лишь средство в своих руках предупредить это событие - принудить турок просить у нас непосредственно мира, сделав такие предложения, которые общественное у нас мнение допустило бы принять. Я передал при этом Веллеслею, что мусульмане просят у наших отрядных начальников оставлять по 2 казака в деревне для охранения от болгар, их убивающих. Это обстоятельство служит лучшим доказательством, что без занятия Болгарии русскими войсками обойтись нельзя на первое время.
Гике пришлось выговаривать за бездействие румын и понудить их взять у нас в Никополе для препровождения в Россию 5 тыс. пленных турок и перейти чрез Дунай в Никополь для занятия этого пункта и освобождения корпуса Криденера, ныне ослабленного. Долго спорил я с Гикою, чтобы доказать необходимость быстрого перехода в Никополь румын, и заставил его отправить телеграмму князю Карлу, а самому отправиться в Главную квартиру Румынской армии. Посмотрим, что выйдет.
Сейчас фельдъегерь доставил мне милейшие письма ваши, бесподобная жинка моя и добрейшая матушка, от 5 июля. Очень жалею, что письма мои производят на Катю неприятные впечатления. Пишу все, что попадается под перо без разбора, не переписывая и не имея даже возможности 5 минут после дать себе отчет в том, что попало в мой дневник. Это служит ручательством и должно бы успокаивать относительно того, что все, до меня касающееся и меня интересующее, будет вам известно.
Сюда явился Теплов. Иванов Адриан будет переводчиком при государе.
Целую ваши ручки. Обнимаю бесценную подругу и милых деток тысячекратно. Благодарю их за грамотки. Леля написал лучше на этот раз. Мой привет всем сожителям вашим. Благословляю деток.
Твой любящий муженек и неизменный друг Николай.
No 18
12-13 июля. Бивак на р. Янтре в с. Бела
Не успел я с прошлым фельдъегерем ответить подробно на ваши милые грамотки, ненаглядная жинка моя. Они доставлены были вечером за 2 часа до отправления фельдъегеря, и притом мне совестно обременять вас слишком длинными письмами.