Страница:
Игнатьев Николай Павлович
Походные письма 1877 года
Игнатьев Николай Павлович
Походные письма 1877 года
{1} Так обозначены ссылки на примечания. Примечания после текста.
* Так обозначены постраничные ссылки. Они собраны после примечаний.
Подготовка текста, вступительная статья и комментарии В. М. Хевролиной
Аннотация издательства: Впервые публикуемые письма видного российского дипломата Н. П. Игнатьева, от лица России поставившего свою подпись под Сан-Стефанским мирным договором 1878 г., представляют собой по сути дела дневник, в котором образно и эмоционально запечатлены яркие эпизоды русско-турецкой войны 1877-1878 гг.
Содержание
Н. П. Игнатьев и его "Походные письма 1877 года". В. М. Хевролина.
Письма NoNo 1-21
Письма NoNo 22-40
Примечания
Постраничные сноски
Н. П. Игнатьев и его "Походные письма 1877 года"
3 марта 1998 г. болгарский народ отметил 120-летие своего освобождения от пятивекового османского ига. 19 февраля (3 марта) 1878 г. в местечке Сан-Стефано близ Константинополя был подписан мирный договор между Россией и Турцией, согласно которому создавалось Болгарское национальное государство. От лица России свою подпись под ним поставил бывший российский посол в Турции Николай Павлович Игнатьев. В Болгарии чтут память Игнатьева, его именем названа одна из центральных улиц Софии. На протяжении своей дипломатической и общественной деятельности Игнатьев неизменно отстаивал интересы болгарского народа. Он содействовал созданию самостоятельной болгарской церкви, независимой от греческой константинопольской патриархии, последовательно выступал за автономию славянских провинций Османской империи, за независимость Сербского и Черногорского княжеств.
Н. Д. Игнатьев был одним из выдающихся дипломатов 50-70-х годов XIX в. Более 20 лет он отдал дипломатической деятельности. С его именем связаны многие яркие страницы истории внешней политики России, в том числе установление дипломатических и торговых сношений с Бухарой (1858 г.), заключение Пекинского договора с Китаем (1860 г.), Сан-Стефанский договор (1878 г.), провозгласивший независимость Сербии, Черногории и Румынии и создание Болгарского автономного княжества.
Н. П. Игнатьев родился 17 января 1832 г. в Санкт-Петербурге. Его отец Павел Николаевич Игнатьев - занимал ответственные государственные посты: был директором Пажеского корпуса, санкт-петербургским генерал-губернатором, в 70-х годах - председателем Комитета министров. Н.П.Игнатьев с блеском закончил Пажеский корпус, а затем Академию Генерального штаба, получив при окончании последней большую серебряную медаль. Во время Крымской войны он находился в так называемых образцовых войсках, размещенных на прибалтийском побережье для его охраны и возведения там укреплений. После войны он был назначен военным агентом в Лондон. Одновременно в качестве военного эксперта участвовал в определении новой границы на юге России после отторожения от нее Южной Бессарабии. По настоянию Игнатьева удалось оставить за Россией территории с русским и болгарским населением (Болград и др).
Находясь в Лондоне, Игнатьев основательно изучил историю Англии, ее внешнюю политику, состояние ее колоний. Пристальное внимание его привлекла английская экспансия в Малой Азии, на Аравийском полуострове, в Афганистане. Именно в это время Игнатьев окончательно утвердился во мнении, что Англия является главным врагом России и что, нанеся ей удар в ее азиатских колониях, Россия смогла бы успешно решить свои задачи на Балканах.
В 1857 г. Игнатьев вернулся в Петербург, где целиком отдался среднеазиатским делам. После крымского поражения Россия усилила внимание к Средней Азии, поставив задачу укрепления своих позиций в этом важном в стратегическом и экономическом отношении регионе. В 1858 г. в Среднюю Азию были отправлены три экспедиции с политическими и научными целями. Одной из них - во главе с Игнатьевым - удалось установить дипломатические отношения с Бухарским ханством и добиться благоприятных условий для русской торговли. Вскоре возведенному в чин генерал-майора Игнатьеву было дано другое ответственное поручение - определить русско-китайскую границу на Дальнем Востоке и добиться ратификации Китаем Айгуньского договора 1858 г., согласно которому Россия получала левобережье Амура. Эта задача была блестяще выполнена молодым дипломатом. По подписанному в ноябре 1860 г. Пекинскому договору в Приморье была определена русско-китайская граница, и к России отошла обширная территория до рек Уссури и Сунгача и оз. Ханка. Для русских торговцев в Китае предоставлялись существенные привилегии.
Правительство высоко оценило заслуги Игнатьева. В 28 лет он стал генерал-адъютантом, был награжден орденами Станислава и Владимира. За ним установилась прочная репутация способного дипломата. Игнатьева отличали инициатива и решительность, что ярко контрастировало с действиями большинства дипломатов николаевского времени, нерешительных и безынициативных, не желающих брать на себя какую-либо ответственность. Вскоре он был назначен директором Азиатского департамента Министерства иностранных дел, а в 1864 г. посланником (с 1867 г. - послом) в Константинополь.
Балканское направление в 50-70-х годах XIX в. было определяющим во внешней политике России. Капиталистическое развитие страны требовало расширения выхода на мировые рынки, в связи с этим особое значение приобретала проблема черноморских проливов, имевшая также и стратегический аспект. Еще в бытность директором Азиатского департамента, Игнатьев выработал свое видение российской политики на Балканах. Главной ее задачей он считал восстановление позиций России, утраченных после Крымской войны. Для этого надо было отрешиться от приоритета принципа защиты православия и перейти к поддержке национально-освободительных стремлений балканских народов. Игнатьев был решительным сторонником создания на Балканах независимых национальных государств при поддержке России. По его мысли, эти государства должны были стать опорой России в этом регионе. Конечной же целью, полагал он, оставалось решение в интересах России проблемы проливов, ведь последние при известных условиях могли быть открыты султаном для военного флота враждебных России держав, что создавало угрозу южному побережью страны.
Игнатьев не исключал возможности прямо договориться с Турцией об изменении режима проливов в пользу России, а в случае сопротивления этому европейских держав допускал даже захват проливов*. Вкратце свою программу он выразил в следующих словах: "Господство России в Царьграде и особенно в проливах, независимость славян в союзе и под покровительством России по мнению каждого истого патриота выражает необходимое требование исторического призвания развития России"**. Эта идея разделялась многими деятелями российского консерватизма, в том числе и славянофилами. Как и они, Игнатьев свято верил в то, что историческая миссия России состояла в собирании славянских земель и ограждении их от агрессии других европейских держав. "В видах ограждения будущности России я считал необходимым, чтобы славянское знамя было исключительно принадлежностью русского царя и чтобы отнюдь не допускать усиления влияния никакой другой державы, в особенности же Австро-Венгрии, на Балканском полуострове", - писал он*. Игнатьев считал необходимым развивать в славянах чувство преданности императорской России с тем, чтобы славянские земли на Балканах служили бы "для нас полным обеспечением для наших оборонительных или наступательных продвижений на юге"**. В национально-освободительном движении балканских народов он видел прежде всего орудие ослабления Турции и осуществления внешнеполитических задач России, хотя не был чужд и гуманным целям.
Уже в начале 60-х годов Игнатьев сформировался как дипломат, поддерживающий принципы так называемой "национальной" внешней политики. Ее сторонники требовали активизации и самостоятельности действий России на международной арене, возрождения ее внешнеполитического могущества. Эти идеи разделяли такие видные государственные деятели, как военный министр Д. А. Милютин, председатель Комитета министров П. П. Гагарин, дипломаты А. И. Нелидов, А. С. Ионин, П. А. Сабуров, генералы Р. А. Фадеев, М. Г. Черняев, Н. Н. Обручев, публицисты М. Н. Катков, И. С.Аксаков и многие другие.
Руководство Министерства иностранных дел во главе с министром А.М.Горчаковым придерживалось иных позиций во внешней политике, предпочитая действовать осторожно и в согласии с европейскими кабинетами. Слишком свежа была память о коалиции держав в период Крымской войны. Путь выхода России из международной изоляции виделся руководителям российской внешней политики в союзе с Германией и Австро-Венгрией, что вызывало резкие протесты национал-патриотов.
Противостояние позиций Игнатьева и руководства Министерства иностранных дел стало очевидным вскоре по приезде его в Константинополь. Направляя туда молодого дипломата, Горчаков рассчитывал, что тот будет придерживаться осторожного курса и действовать в рамках "европейского концерта". Усиление политического влияния России на Балканах не должно было, по мысли Горчакова, сопровождаться народными восстаниями и иными социально-политическими катаклизмами. Это могло привести к распаду Османской империи, плодами чего в первую очередь воспользовались бы европейские державы.
В Константинополе Игнатьев, благодаря своей энергии и предприимчивости, вскоре занял заметное место в дипломатическом корпусе и завязал близкие знакомства с видными европейскими дипломатами - Э. Дерби, Р. Солсбери, Ф. Зичи и другими. Он постарался завоевать симпатии и ряда турецких министров и, главное, самого султана Абдул-Азиса и его сына принца Иззетдина. Вскоре турки стали называть его первым после султана лицом в империи, всесильным "московским" пашой. "Турецкие министры его боялись и были у него в руках", вспоминал дипломат Ю. С. Карцов*. Игнатьев принимал активное участие в решении многих политических проблем Балкан, стремясь отстоять интересы России и балканских народов.
50-70-годы XIX в. характеризовались бурной политической жизнью в Балканском регионе, что было связано с усилением национально-освободительных процессов и стремлением балканских народов к политической независимости. Образование Румынии, создание Балканского союза, восстание греческого населения О.Крит, движение за независимость болгарской церкви, восстание в Боснии и Герцеговине в 1875 г., в Болгарии в 1876 г. - Игнатьеву приходилось вести сложные дипломатические переговоры в связи с этими событиями, организовывать помощь населению и беженцам. Он неоднократно выступал в поддержку требований борющихся за свою независимость народов. Однако ввиду противодействия европейских держав и осторожной политики российского МИД его инициативы не реализовывались.
Крупной дипломатической победой Игнатьева явилось решение Константинопольской конференции послов европейских держав (декабрь 1876 январь 1877 г.). Конференция потребовала от Порты предоставления автономии христианским провинциям Османской империи. Отказ султана принять это требование предопределил объявление Россией войны Турции.
В первый период русско-турецкой войны - до начала сентября 1877 г. Игнатьев находился в императорской Главной квартире (ставке), дислоцировавшейся вначале в Румынии, а после перехода в середине июня русскими войсками Дуная - в Болгарии. Русское командование ожидало, что Турция, ввиду превосходства России в военной силе, не сможет долго сопротивляться и обратится с просьбой о мире еще до наступления осени. Игнатьев был вызван в Главную квартиру для подготовки и проведения переговоров о мире. Однако вопреки ожиданиям после первоначальных успехов русские встретили неожиданное сопротивление турок, сумевших перебросить в Болгарию крупные силы из западных провинций. Неудачные штурмы крепости Плевна в июле и августе опрокинули первоначальные планы. Война затягивалась, и русскому командованию уже пришлось думать о ее завершении на более или менее почетных условиях, но менее выгодных.
Находясь более трех месяцев в императорской Главной квартире, Игнатьев, помимо дежурств при императоре, не имел других определенных занятий. Он выполнял отдельные поручения: вел переговоры с различными иностранными делегациями, беседовал с дипломатическими агентами европейских держав, встречался с иностранными корреспондентами. Его кипучая, жаждавшая деятельности натура не могла мириться с невостребованностью, пассивностью существования, тем более, когда рядом развертывалась драма войны. Однако Игнатьев, похоже, не стремился к участию в военных действиях, он не имел никакого военного опыта, тем более в командовании крупными боевыми соединениями. Мелькнувшая было у Д. А. Милютина мысль поручить Игнатьеву дивизию или корпус осталась нереализованной.
Игнатьев имел много времени для наблюдений и размышлений, тем более, что он, будучи в центре событий, располагал сведениями о ходе военных действий на различных участках фронта. Как хорошо знакомому с историей различных военных кампаний, к тому же знавшему местные условия, ему с особой ясностью были видны стратегические и тактические ошибки командования, благодаря которым план "молниеносной" войны - быстрого похода на Константинополь и разгрома турок был сорван. Затягивание войны делало пребывание Игнатьева в армии бесцельным, к тому же ухудшившееся после тяжелой болезни состояние здоровья побудило его вернуться в начале сентября в Россию. Но через два месяца он вновь был вызван в Главную квартиру.
К началу зимы положение на балканском театре военных действий изменилось в пользу русских. Осада Плевны, измученный гарнизон которой терял последние силы, близилась к концу. Горные проходы Балкан удалось отстоять от турок. Армия готовилась к переходу через Балканы, и на ее пути не было сколько-нибудь значительных сил противника. Командование Действующей армии, ожидая обращения турок о мирных переговорах, решило разработать условия мира и сообщить их главам союзных держав - Германии и Австро-Венгрии. Для этого требовались опытные дипломаты. В середине ноября Игнатьев вновь приехал в Болгарию. Он был свидетелем падения Плевны, о чем красочно рассказал в письмах к жене.
Составив краткие наброски условий мира и получив одобрение Александра II, Игнатьев в начале декабря вернулся в Россию, где работал над более подробным проектом текста мирного договора. Написанный им документ по своему содержанию отличался от решений Константинопольской конференции. Военные победы окрылили командование. Основными статьями предварительного проекта явились решения о предоставлении независимости Сербии, Черногории и Румынии, а также создание Болгарского княжества на условиях политической автономии. Административная автономия, предполагалась и для Боснии и Герцеговины. В проекте договора отчетливо просматривалась мысль о том, что балканские государства должны обладать не только политической, но и экономической независимостью, дававшей им возможность противостоять австрийской экономической экспансии. Составленный Игнатьевым проект был в начале января обсужден на совещании у царя и одобрен, впоследствии он лег в основу Сан-Стефанского мирного договора. И хотя Берлинский конгресс, состоявшийся в июне 1878 г., пересмотрел и урезал ряд важных решений, принятых в Сан-Стефано, все же он вынужден был согласиться с образованием на Балканах независимых Сербии, Черногории и Румынии, а также Болгарского княжества (Северной Болгарии). Южная Болгария получила административную автономию. В 1885 г. обе части разделенной Болгарии соединились.
Берлинский конгресс поставил точку на дипломатической карьере Игнатьева. Общественные круги России выступили против берлинских решений. Игнатьева порицали за то, что он, подписывая Сан-Стефанский договор, не учел обстановку в Европе и превысил свои полномочия. Царь и Горчаков, одобрившие в свое время проект договора, не выступили в защиту дипломата, обрекая его на роль "козла отпущения". Игнатьеву, конечно, можно поставить в вину тот факт, что он не учел возможного сопротивления европейских держав русским требованиям в полной мере. Для него в целом была характерна переоценка сил России и недооценка противника. Кроме того, будучи длительное время за пределами России, он не сознавал серьезной опасности фактора ее внутренней дестабилизации. Однако он действовал с санкции Петербурга, где допустили серьезный дипломатический просчет, полагаясь на поддержку союзных держав.
Александр III, благоволивший к Игнатьеву, вернул его на государственную службу, назначив сначала министром государственных имуществ, а затем министром внутренних дел. Однако на последней должности Игнатьев пробыл недолго: император не одобрил его план созыва совещательного Земского собора.
С 1882 г. Игнатьев хотя и занимал почетную должность члена Государственного совета, но фактически был отстранен от государственной службы. Он отдался общественной деятельности, среди которой следует отметить его пребывание на посту председателя Петербургского славянского благотворительного общества. Он много работал над своими воспоминаниями, большая часть которых увидела свет уже после его смерти в 1908 г.* Период пребывания Игнатьева на посту посла в Константинополе и его деятельность во время Восточного кризиса 1875-1878 гт. освещены в них достаточно полно. Однако пребывание Игнатьева в 1877 г. в Болгарии во время войны не нашло отражения в мемуарах дипломата. Этот пробел восполняется письмами Игнатьева к жене, в которых он обстоятельно рассказывает обо всем, что видел и о чем размышлял. Эти письма по сути являются дневником дипломата, так как содержат подневную летопись событий - рассказы о боевых действиях, о жизни императорской Главной квартиры, о разговорах с собеседниками. В них выражены мысли и чувства автора, тосковавшего вдали от семьи, любимых и близких. Игнатьев сам называет свои письма дневником. Возможно, он имел в виду использовать их впоследствии для написания воспоминаний или опубликования в каком-нибудь ином виде, что нередко тогда практиковалось. Например, широко известный исследователям дневник генерала М.А.Газенкампфа, пребывавшего во время войны в Главной квартире Действующей армии, не являлся дневником в подлинном смысле слова, а представлял собой извлечения из писем автора к жене, пополненные служебными документами (Газенкампф М. Мой дневник. 1877-1878 гг. СПб., 1908. С. 1).
Глубокая содержательность и информативность писем Игнатьева, таким образом, может объясняться не только его стремлением подробно рассказать родным о ходе военных действий и всем, с ними связанном, но и намерением использовать письма позднее. Неизвестно, при жизни ли Игнатьева или уже после его смерти с писем была снята копия, возможно, с целью подготовки к печати. Однако они не были изданы. Можно предположить два варианта объяснений: большинство мемуаров Игнатьева было издано в период первой мировой войны, и до издания писем просто не могла дойти очередь, помешали революционные события. С другой стороны, следует обратить внимание на острую критическую настроенность автора, множество содержащихся в письмах обвинений в адрес военного командования, досадные замечания в связи с действиями лиц императорской фамилии, хотя в целом Игнатьев относился к ней с большим пиететом. Дипломат, человек весьма эмоциональный, не мог сдерживать своего негодования при виде безответственности и пассивности главнокомандующего и его штаба, множества ошибочных военных решений, бесполезной траты людских резервов и многих других просчетов. Вряд ли опубликование таких писем приветствовалось бы российскими национал-консервативными кругами.
Следует отметить, что Игнатьев по силе своих возможностей пытался как-то изменить существующее положение, он излагал свои соображения императору, ряду государственных и военных деятелей - Милютину, главнокомандующему вел. князю Николаю Николаевичу, начальнику штаба армии А. А. Непокойчицкому и другим. Но его предложения выслушивались и, за редким исключением, не принимались. Отводил душу он в письмах к жене, глубоко ему преданной и разделявшей его взгляды. День ото дня письма принимали все более критический характер, а оптимизм, наполнявший их в начале войны, сменялся пессимизмом и отчаянием. Это заставляло Игнатьева опасаться, чтобы письма не попали в чужие руки. Он неоднократно указывал жене на опасность, грозившую ему в случае, если содержание писем сделается известным (ведь почта нередко перлюстрировалась). Игнатьев старался поэтому отправлять письма с фельдъегерской почтой; и отсюда то, казалось бы, излишнее внимание, которое он уделял своевременной доставке писем.
Адресат писем - Екатерина Леонидовна Игнатьева, урожденная княжна Голицына, стала женой дипломата незадолго до его назначения посланником в Константинополь. Это была очень красивая и умная женщина, ставшая верным другом и помощницей своего мужа. Она сумела поставить дом в Константинополе на широкую ногу, сделать его местом приемов и встреч дипломатов и приезжих европейских знаменитостей. Подчас приходилось ей исполнять обязанности секретаря мужа, как о том свидетельствует в одном из писем сам Игнатьев. По его совету она завязала приятельские отношения с женами других европейских дипломатов и поддерживала их после отъезда из Турции.
У Игнатьевых было 7 детей (старший сын Павел умер в младенческом возрасте, этим же именем был назван третий сын, ставший в 1916 г. министром народного просвещения). Е. Л. Игнатьева была богата, ей принадлежало несколько имений, в том числе Круподерницы - в Казатинском уезде Киевской губернии. Там Игнатьевы любили проводить лето. Приезжая в Круподерницы во время летних отпусков, Игнатьев со страстью предавался сельскохозяйственным занятиям. Однако обширные проекты сельскохозяйственных преобразований, как правило, терпели крах, и жене, практической женщине, с трудом приходилось спасать положение.
В письмах Игнатьев уделяет большое внимание семье и хозяйству. Воспитание и обучение детей в семье требовали больших расходов. Да и содержание самого Игнатьева в Главной квартире обходилось недешево. Лица императорской свиты, к которой он был причислен, экипировались на свой счет и имели своих лошадей и обслугу. Игнатьев отправился в Болгарию с лакеем Дмитрием, кучером Иваном и конюхом Христо, со своими шестью лошадьми, фургоном и коляской. От казны он пользовался только столом, да и то не всегда. Основной доход семьи Игнатьевых, как свидетельствуют письма, состоял в суммах от продажи сельскохозяйственных продуктов, выращенных в имении, а также от аренды имений, которые постоянно покупались и затем закладывались или сдавались в аренду. Со временем хозяйственная деятельность Игнатьева потерпела крах. Как свидетельствовал его племянник А. А. Игнатьев, "когда-то Николай Павлович был гордостью семьи, а закончил он жизнь полунищим, разорившись на своих фантастических финансовых авантюрах. Владея сорока имениями, разбросанными по всему миру земли русской, заложенными и перезаложенными, он в то же время, как рассказывал мне отец, был единственным членом Государственного совета, на жалованье которого наложили арест"*.
Итак, письма Игнатьева открывают нам новую, доселе не известную сторону жизни выдающегося дипломата, в которой семья и дом играли значительную роль, являясь опорой во всех превратностях судьбы. Игнатьев предстает любящим и нежным мужем, отцом, барином, трогательно заботящимся о своих слугах, помещиком, стремящимся стать рачительным хозяином.
Однако не в этом главная ценность писем. Хотя история русско-турецкой войны известна с достаточной степенью подробности, все же письма сообщают нам немало нового и о боевых действиях (в частности, о неизвестных эпизодах войны), о геройских подвигах солдат и офицеров, и о состоянии командования, и о положении во время войны болгарского населения, пользующегося неизменным сочувствием Игнатьева. Безусловный интерес представляет описание уклада жизни Главной квартиры императора. Находившийся там одновременно с Игнатьевым Д. А. Милютин тоже оставил подробный дневник, однако этой проблемы почти не касался. Между тем вопросы организации управления, связи, снабжения, наконец, быта на войне также играют немаловажную роль. Значительное внимание Игнатьев уделяет фигуре императора, во многом противоречивой и сложной. В течение 6 месяцев Александр II пребывал на балканском театре военных действий, в основном в качестве наблюдателя. Его попытки принять участие в боях пресекались приближенными, опасавшимися за жизнь императора. В письмах Игнатьева царь выступает как человек, простой в общении с подчиненными, глубоко переживающий и радостные, и горестные известия, пытавшийся принести какую-то пользу, хотя бы посещая госпитали, и ищущий поддержки в беседах с солдатами и ранеными. Автор явно идеализирует царя, хотя и отмечает, что тот своим присутствием сковывал действия командования. В письмах содержатся характерные портреты других действующих лиц драмы, развернувшейся на Балканах - нерешительного главнокомандующего вел. князя Николая Николаевича, апатичного начальника штаба Непокойчицкого, его бездарного помощника Левицкого, заведующего гражданскими делами В. А. Черкасского и других. Как дипломат Игнатьев уделяет значительное внимание своим сотоварищам по дипломатическому корпусу, иностранным представителям и корреспондентам, беседы с которыми, в особенности с англичанином Уэлсли, представляют большой интерес в плане понимания дипломатической стороны войны. Любопытны также сведения о российских дипломатах, принимавших непосредственное участие в боевых действиях и награжденных Георгиевскими крестами - А. Н. Церетелеве, С. С. Татищеве (впоследствии известном историке и публицисте). Однако о важнейших дипломатических сюжетах Игнатьев либо умалчивает, либо говорит вскользь, что могло быть вызвано соображениями секретности. Характерно, что говоря о цели своего приезда в Главную квартиру в ноябре, он зашифровывает текст. В письмах содержатся колкие замечания в адрес канцлера А. М. Горчакова и посла в Лондоне П. А. Шувалова, с осторожными действиями которых Игнатьев был не согласен. Неприязненное отношение к Горчакову он испытывал давно. Последний сдерживал все попытки самостоятельных действий Игнатьева еще в бытность его в Константинополе. Горчаков недолюбливал молодого и энергичного дипломата также и за то, что тот, как полагал канцлер, метит на его место. Недоброжелатели Игнатьева, в частности А. Г. Жомини, распускали соответствующие слухи. Ю. С. Карцев вспоминал: "Игнатьев был бельмом на глазу у Горчакова. Всякий раз, когда он приезжал в Петербург, Горчаков говорил с раздражением: "Вы приехали, чтобы занять мое место?""*.
Походные письма 1877 года
{1} Так обозначены ссылки на примечания. Примечания после текста.
* Так обозначены постраничные ссылки. Они собраны после примечаний.
Подготовка текста, вступительная статья и комментарии В. М. Хевролиной
Аннотация издательства: Впервые публикуемые письма видного российского дипломата Н. П. Игнатьева, от лица России поставившего свою подпись под Сан-Стефанским мирным договором 1878 г., представляют собой по сути дела дневник, в котором образно и эмоционально запечатлены яркие эпизоды русско-турецкой войны 1877-1878 гг.
Содержание
Н. П. Игнатьев и его "Походные письма 1877 года". В. М. Хевролина.
Письма NoNo 1-21
Письма NoNo 22-40
Примечания
Постраничные сноски
Н. П. Игнатьев и его "Походные письма 1877 года"
3 марта 1998 г. болгарский народ отметил 120-летие своего освобождения от пятивекового османского ига. 19 февраля (3 марта) 1878 г. в местечке Сан-Стефано близ Константинополя был подписан мирный договор между Россией и Турцией, согласно которому создавалось Болгарское национальное государство. От лица России свою подпись под ним поставил бывший российский посол в Турции Николай Павлович Игнатьев. В Болгарии чтут память Игнатьева, его именем названа одна из центральных улиц Софии. На протяжении своей дипломатической и общественной деятельности Игнатьев неизменно отстаивал интересы болгарского народа. Он содействовал созданию самостоятельной болгарской церкви, независимой от греческой константинопольской патриархии, последовательно выступал за автономию славянских провинций Османской империи, за независимость Сербского и Черногорского княжеств.
Н. Д. Игнатьев был одним из выдающихся дипломатов 50-70-х годов XIX в. Более 20 лет он отдал дипломатической деятельности. С его именем связаны многие яркие страницы истории внешней политики России, в том числе установление дипломатических и торговых сношений с Бухарой (1858 г.), заключение Пекинского договора с Китаем (1860 г.), Сан-Стефанский договор (1878 г.), провозгласивший независимость Сербии, Черногории и Румынии и создание Болгарского автономного княжества.
Н. П. Игнатьев родился 17 января 1832 г. в Санкт-Петербурге. Его отец Павел Николаевич Игнатьев - занимал ответственные государственные посты: был директором Пажеского корпуса, санкт-петербургским генерал-губернатором, в 70-х годах - председателем Комитета министров. Н.П.Игнатьев с блеском закончил Пажеский корпус, а затем Академию Генерального штаба, получив при окончании последней большую серебряную медаль. Во время Крымской войны он находился в так называемых образцовых войсках, размещенных на прибалтийском побережье для его охраны и возведения там укреплений. После войны он был назначен военным агентом в Лондон. Одновременно в качестве военного эксперта участвовал в определении новой границы на юге России после отторожения от нее Южной Бессарабии. По настоянию Игнатьева удалось оставить за Россией территории с русским и болгарским населением (Болград и др).
Находясь в Лондоне, Игнатьев основательно изучил историю Англии, ее внешнюю политику, состояние ее колоний. Пристальное внимание его привлекла английская экспансия в Малой Азии, на Аравийском полуострове, в Афганистане. Именно в это время Игнатьев окончательно утвердился во мнении, что Англия является главным врагом России и что, нанеся ей удар в ее азиатских колониях, Россия смогла бы успешно решить свои задачи на Балканах.
В 1857 г. Игнатьев вернулся в Петербург, где целиком отдался среднеазиатским делам. После крымского поражения Россия усилила внимание к Средней Азии, поставив задачу укрепления своих позиций в этом важном в стратегическом и экономическом отношении регионе. В 1858 г. в Среднюю Азию были отправлены три экспедиции с политическими и научными целями. Одной из них - во главе с Игнатьевым - удалось установить дипломатические отношения с Бухарским ханством и добиться благоприятных условий для русской торговли. Вскоре возведенному в чин генерал-майора Игнатьеву было дано другое ответственное поручение - определить русско-китайскую границу на Дальнем Востоке и добиться ратификации Китаем Айгуньского договора 1858 г., согласно которому Россия получала левобережье Амура. Эта задача была блестяще выполнена молодым дипломатом. По подписанному в ноябре 1860 г. Пекинскому договору в Приморье была определена русско-китайская граница, и к России отошла обширная территория до рек Уссури и Сунгача и оз. Ханка. Для русских торговцев в Китае предоставлялись существенные привилегии.
Правительство высоко оценило заслуги Игнатьева. В 28 лет он стал генерал-адъютантом, был награжден орденами Станислава и Владимира. За ним установилась прочная репутация способного дипломата. Игнатьева отличали инициатива и решительность, что ярко контрастировало с действиями большинства дипломатов николаевского времени, нерешительных и безынициативных, не желающих брать на себя какую-либо ответственность. Вскоре он был назначен директором Азиатского департамента Министерства иностранных дел, а в 1864 г. посланником (с 1867 г. - послом) в Константинополь.
Балканское направление в 50-70-х годах XIX в. было определяющим во внешней политике России. Капиталистическое развитие страны требовало расширения выхода на мировые рынки, в связи с этим особое значение приобретала проблема черноморских проливов, имевшая также и стратегический аспект. Еще в бытность директором Азиатского департамента, Игнатьев выработал свое видение российской политики на Балканах. Главной ее задачей он считал восстановление позиций России, утраченных после Крымской войны. Для этого надо было отрешиться от приоритета принципа защиты православия и перейти к поддержке национально-освободительных стремлений балканских народов. Игнатьев был решительным сторонником создания на Балканах независимых национальных государств при поддержке России. По его мысли, эти государства должны были стать опорой России в этом регионе. Конечной же целью, полагал он, оставалось решение в интересах России проблемы проливов, ведь последние при известных условиях могли быть открыты султаном для военного флота враждебных России держав, что создавало угрозу южному побережью страны.
Игнатьев не исключал возможности прямо договориться с Турцией об изменении режима проливов в пользу России, а в случае сопротивления этому европейских держав допускал даже захват проливов*. Вкратце свою программу он выразил в следующих словах: "Господство России в Царьграде и особенно в проливах, независимость славян в союзе и под покровительством России по мнению каждого истого патриота выражает необходимое требование исторического призвания развития России"**. Эта идея разделялась многими деятелями российского консерватизма, в том числе и славянофилами. Как и они, Игнатьев свято верил в то, что историческая миссия России состояла в собирании славянских земель и ограждении их от агрессии других европейских держав. "В видах ограждения будущности России я считал необходимым, чтобы славянское знамя было исключительно принадлежностью русского царя и чтобы отнюдь не допускать усиления влияния никакой другой державы, в особенности же Австро-Венгрии, на Балканском полуострове", - писал он*. Игнатьев считал необходимым развивать в славянах чувство преданности императорской России с тем, чтобы славянские земли на Балканах служили бы "для нас полным обеспечением для наших оборонительных или наступательных продвижений на юге"**. В национально-освободительном движении балканских народов он видел прежде всего орудие ослабления Турции и осуществления внешнеполитических задач России, хотя не был чужд и гуманным целям.
Уже в начале 60-х годов Игнатьев сформировался как дипломат, поддерживающий принципы так называемой "национальной" внешней политики. Ее сторонники требовали активизации и самостоятельности действий России на международной арене, возрождения ее внешнеполитического могущества. Эти идеи разделяли такие видные государственные деятели, как военный министр Д. А. Милютин, председатель Комитета министров П. П. Гагарин, дипломаты А. И. Нелидов, А. С. Ионин, П. А. Сабуров, генералы Р. А. Фадеев, М. Г. Черняев, Н. Н. Обручев, публицисты М. Н. Катков, И. С.Аксаков и многие другие.
Руководство Министерства иностранных дел во главе с министром А.М.Горчаковым придерживалось иных позиций во внешней политике, предпочитая действовать осторожно и в согласии с европейскими кабинетами. Слишком свежа была память о коалиции держав в период Крымской войны. Путь выхода России из международной изоляции виделся руководителям российской внешней политики в союзе с Германией и Австро-Венгрией, что вызывало резкие протесты национал-патриотов.
Противостояние позиций Игнатьева и руководства Министерства иностранных дел стало очевидным вскоре по приезде его в Константинополь. Направляя туда молодого дипломата, Горчаков рассчитывал, что тот будет придерживаться осторожного курса и действовать в рамках "европейского концерта". Усиление политического влияния России на Балканах не должно было, по мысли Горчакова, сопровождаться народными восстаниями и иными социально-политическими катаклизмами. Это могло привести к распаду Османской империи, плодами чего в первую очередь воспользовались бы европейские державы.
В Константинополе Игнатьев, благодаря своей энергии и предприимчивости, вскоре занял заметное место в дипломатическом корпусе и завязал близкие знакомства с видными европейскими дипломатами - Э. Дерби, Р. Солсбери, Ф. Зичи и другими. Он постарался завоевать симпатии и ряда турецких министров и, главное, самого султана Абдул-Азиса и его сына принца Иззетдина. Вскоре турки стали называть его первым после султана лицом в империи, всесильным "московским" пашой. "Турецкие министры его боялись и были у него в руках", вспоминал дипломат Ю. С. Карцов*. Игнатьев принимал активное участие в решении многих политических проблем Балкан, стремясь отстоять интересы России и балканских народов.
50-70-годы XIX в. характеризовались бурной политической жизнью в Балканском регионе, что было связано с усилением национально-освободительных процессов и стремлением балканских народов к политической независимости. Образование Румынии, создание Балканского союза, восстание греческого населения О.Крит, движение за независимость болгарской церкви, восстание в Боснии и Герцеговине в 1875 г., в Болгарии в 1876 г. - Игнатьеву приходилось вести сложные дипломатические переговоры в связи с этими событиями, организовывать помощь населению и беженцам. Он неоднократно выступал в поддержку требований борющихся за свою независимость народов. Однако ввиду противодействия европейских держав и осторожной политики российского МИД его инициативы не реализовывались.
Крупной дипломатической победой Игнатьева явилось решение Константинопольской конференции послов европейских держав (декабрь 1876 январь 1877 г.). Конференция потребовала от Порты предоставления автономии христианским провинциям Османской империи. Отказ султана принять это требование предопределил объявление Россией войны Турции.
В первый период русско-турецкой войны - до начала сентября 1877 г. Игнатьев находился в императорской Главной квартире (ставке), дислоцировавшейся вначале в Румынии, а после перехода в середине июня русскими войсками Дуная - в Болгарии. Русское командование ожидало, что Турция, ввиду превосходства России в военной силе, не сможет долго сопротивляться и обратится с просьбой о мире еще до наступления осени. Игнатьев был вызван в Главную квартиру для подготовки и проведения переговоров о мире. Однако вопреки ожиданиям после первоначальных успехов русские встретили неожиданное сопротивление турок, сумевших перебросить в Болгарию крупные силы из западных провинций. Неудачные штурмы крепости Плевна в июле и августе опрокинули первоначальные планы. Война затягивалась, и русскому командованию уже пришлось думать о ее завершении на более или менее почетных условиях, но менее выгодных.
Находясь более трех месяцев в императорской Главной квартире, Игнатьев, помимо дежурств при императоре, не имел других определенных занятий. Он выполнял отдельные поручения: вел переговоры с различными иностранными делегациями, беседовал с дипломатическими агентами европейских держав, встречался с иностранными корреспондентами. Его кипучая, жаждавшая деятельности натура не могла мириться с невостребованностью, пассивностью существования, тем более, когда рядом развертывалась драма войны. Однако Игнатьев, похоже, не стремился к участию в военных действиях, он не имел никакого военного опыта, тем более в командовании крупными боевыми соединениями. Мелькнувшая было у Д. А. Милютина мысль поручить Игнатьеву дивизию или корпус осталась нереализованной.
Игнатьев имел много времени для наблюдений и размышлений, тем более, что он, будучи в центре событий, располагал сведениями о ходе военных действий на различных участках фронта. Как хорошо знакомому с историей различных военных кампаний, к тому же знавшему местные условия, ему с особой ясностью были видны стратегические и тактические ошибки командования, благодаря которым план "молниеносной" войны - быстрого похода на Константинополь и разгрома турок был сорван. Затягивание войны делало пребывание Игнатьева в армии бесцельным, к тому же ухудшившееся после тяжелой болезни состояние здоровья побудило его вернуться в начале сентября в Россию. Но через два месяца он вновь был вызван в Главную квартиру.
К началу зимы положение на балканском театре военных действий изменилось в пользу русских. Осада Плевны, измученный гарнизон которой терял последние силы, близилась к концу. Горные проходы Балкан удалось отстоять от турок. Армия готовилась к переходу через Балканы, и на ее пути не было сколько-нибудь значительных сил противника. Командование Действующей армии, ожидая обращения турок о мирных переговорах, решило разработать условия мира и сообщить их главам союзных держав - Германии и Австро-Венгрии. Для этого требовались опытные дипломаты. В середине ноября Игнатьев вновь приехал в Болгарию. Он был свидетелем падения Плевны, о чем красочно рассказал в письмах к жене.
Составив краткие наброски условий мира и получив одобрение Александра II, Игнатьев в начале декабря вернулся в Россию, где работал над более подробным проектом текста мирного договора. Написанный им документ по своему содержанию отличался от решений Константинопольской конференции. Военные победы окрылили командование. Основными статьями предварительного проекта явились решения о предоставлении независимости Сербии, Черногории и Румынии, а также создание Болгарского княжества на условиях политической автономии. Административная автономия, предполагалась и для Боснии и Герцеговины. В проекте договора отчетливо просматривалась мысль о том, что балканские государства должны обладать не только политической, но и экономической независимостью, дававшей им возможность противостоять австрийской экономической экспансии. Составленный Игнатьевым проект был в начале января обсужден на совещании у царя и одобрен, впоследствии он лег в основу Сан-Стефанского мирного договора. И хотя Берлинский конгресс, состоявшийся в июне 1878 г., пересмотрел и урезал ряд важных решений, принятых в Сан-Стефано, все же он вынужден был согласиться с образованием на Балканах независимых Сербии, Черногории и Румынии, а также Болгарского княжества (Северной Болгарии). Южная Болгария получила административную автономию. В 1885 г. обе части разделенной Болгарии соединились.
Берлинский конгресс поставил точку на дипломатической карьере Игнатьева. Общественные круги России выступили против берлинских решений. Игнатьева порицали за то, что он, подписывая Сан-Стефанский договор, не учел обстановку в Европе и превысил свои полномочия. Царь и Горчаков, одобрившие в свое время проект договора, не выступили в защиту дипломата, обрекая его на роль "козла отпущения". Игнатьеву, конечно, можно поставить в вину тот факт, что он не учел возможного сопротивления европейских держав русским требованиям в полной мере. Для него в целом была характерна переоценка сил России и недооценка противника. Кроме того, будучи длительное время за пределами России, он не сознавал серьезной опасности фактора ее внутренней дестабилизации. Однако он действовал с санкции Петербурга, где допустили серьезный дипломатический просчет, полагаясь на поддержку союзных держав.
Александр III, благоволивший к Игнатьеву, вернул его на государственную службу, назначив сначала министром государственных имуществ, а затем министром внутренних дел. Однако на последней должности Игнатьев пробыл недолго: император не одобрил его план созыва совещательного Земского собора.
С 1882 г. Игнатьев хотя и занимал почетную должность члена Государственного совета, но фактически был отстранен от государственной службы. Он отдался общественной деятельности, среди которой следует отметить его пребывание на посту председателя Петербургского славянского благотворительного общества. Он много работал над своими воспоминаниями, большая часть которых увидела свет уже после его смерти в 1908 г.* Период пребывания Игнатьева на посту посла в Константинополе и его деятельность во время Восточного кризиса 1875-1878 гт. освещены в них достаточно полно. Однако пребывание Игнатьева в 1877 г. в Болгарии во время войны не нашло отражения в мемуарах дипломата. Этот пробел восполняется письмами Игнатьева к жене, в которых он обстоятельно рассказывает обо всем, что видел и о чем размышлял. Эти письма по сути являются дневником дипломата, так как содержат подневную летопись событий - рассказы о боевых действиях, о жизни императорской Главной квартиры, о разговорах с собеседниками. В них выражены мысли и чувства автора, тосковавшего вдали от семьи, любимых и близких. Игнатьев сам называет свои письма дневником. Возможно, он имел в виду использовать их впоследствии для написания воспоминаний или опубликования в каком-нибудь ином виде, что нередко тогда практиковалось. Например, широко известный исследователям дневник генерала М.А.Газенкампфа, пребывавшего во время войны в Главной квартире Действующей армии, не являлся дневником в подлинном смысле слова, а представлял собой извлечения из писем автора к жене, пополненные служебными документами (Газенкампф М. Мой дневник. 1877-1878 гг. СПб., 1908. С. 1).
Глубокая содержательность и информативность писем Игнатьева, таким образом, может объясняться не только его стремлением подробно рассказать родным о ходе военных действий и всем, с ними связанном, но и намерением использовать письма позднее. Неизвестно, при жизни ли Игнатьева или уже после его смерти с писем была снята копия, возможно, с целью подготовки к печати. Однако они не были изданы. Можно предположить два варианта объяснений: большинство мемуаров Игнатьева было издано в период первой мировой войны, и до издания писем просто не могла дойти очередь, помешали революционные события. С другой стороны, следует обратить внимание на острую критическую настроенность автора, множество содержащихся в письмах обвинений в адрес военного командования, досадные замечания в связи с действиями лиц императорской фамилии, хотя в целом Игнатьев относился к ней с большим пиететом. Дипломат, человек весьма эмоциональный, не мог сдерживать своего негодования при виде безответственности и пассивности главнокомандующего и его штаба, множества ошибочных военных решений, бесполезной траты людских резервов и многих других просчетов. Вряд ли опубликование таких писем приветствовалось бы российскими национал-консервативными кругами.
Следует отметить, что Игнатьев по силе своих возможностей пытался как-то изменить существующее положение, он излагал свои соображения императору, ряду государственных и военных деятелей - Милютину, главнокомандующему вел. князю Николаю Николаевичу, начальнику штаба армии А. А. Непокойчицкому и другим. Но его предложения выслушивались и, за редким исключением, не принимались. Отводил душу он в письмах к жене, глубоко ему преданной и разделявшей его взгляды. День ото дня письма принимали все более критический характер, а оптимизм, наполнявший их в начале войны, сменялся пессимизмом и отчаянием. Это заставляло Игнатьева опасаться, чтобы письма не попали в чужие руки. Он неоднократно указывал жене на опасность, грозившую ему в случае, если содержание писем сделается известным (ведь почта нередко перлюстрировалась). Игнатьев старался поэтому отправлять письма с фельдъегерской почтой; и отсюда то, казалось бы, излишнее внимание, которое он уделял своевременной доставке писем.
Адресат писем - Екатерина Леонидовна Игнатьева, урожденная княжна Голицына, стала женой дипломата незадолго до его назначения посланником в Константинополь. Это была очень красивая и умная женщина, ставшая верным другом и помощницей своего мужа. Она сумела поставить дом в Константинополе на широкую ногу, сделать его местом приемов и встреч дипломатов и приезжих европейских знаменитостей. Подчас приходилось ей исполнять обязанности секретаря мужа, как о том свидетельствует в одном из писем сам Игнатьев. По его совету она завязала приятельские отношения с женами других европейских дипломатов и поддерживала их после отъезда из Турции.
У Игнатьевых было 7 детей (старший сын Павел умер в младенческом возрасте, этим же именем был назван третий сын, ставший в 1916 г. министром народного просвещения). Е. Л. Игнатьева была богата, ей принадлежало несколько имений, в том числе Круподерницы - в Казатинском уезде Киевской губернии. Там Игнатьевы любили проводить лето. Приезжая в Круподерницы во время летних отпусков, Игнатьев со страстью предавался сельскохозяйственным занятиям. Однако обширные проекты сельскохозяйственных преобразований, как правило, терпели крах, и жене, практической женщине, с трудом приходилось спасать положение.
В письмах Игнатьев уделяет большое внимание семье и хозяйству. Воспитание и обучение детей в семье требовали больших расходов. Да и содержание самого Игнатьева в Главной квартире обходилось недешево. Лица императорской свиты, к которой он был причислен, экипировались на свой счет и имели своих лошадей и обслугу. Игнатьев отправился в Болгарию с лакеем Дмитрием, кучером Иваном и конюхом Христо, со своими шестью лошадьми, фургоном и коляской. От казны он пользовался только столом, да и то не всегда. Основной доход семьи Игнатьевых, как свидетельствуют письма, состоял в суммах от продажи сельскохозяйственных продуктов, выращенных в имении, а также от аренды имений, которые постоянно покупались и затем закладывались или сдавались в аренду. Со временем хозяйственная деятельность Игнатьева потерпела крах. Как свидетельствовал его племянник А. А. Игнатьев, "когда-то Николай Павлович был гордостью семьи, а закончил он жизнь полунищим, разорившись на своих фантастических финансовых авантюрах. Владея сорока имениями, разбросанными по всему миру земли русской, заложенными и перезаложенными, он в то же время, как рассказывал мне отец, был единственным членом Государственного совета, на жалованье которого наложили арест"*.
Итак, письма Игнатьева открывают нам новую, доселе не известную сторону жизни выдающегося дипломата, в которой семья и дом играли значительную роль, являясь опорой во всех превратностях судьбы. Игнатьев предстает любящим и нежным мужем, отцом, барином, трогательно заботящимся о своих слугах, помещиком, стремящимся стать рачительным хозяином.
Однако не в этом главная ценность писем. Хотя история русско-турецкой войны известна с достаточной степенью подробности, все же письма сообщают нам немало нового и о боевых действиях (в частности, о неизвестных эпизодах войны), о геройских подвигах солдат и офицеров, и о состоянии командования, и о положении во время войны болгарского населения, пользующегося неизменным сочувствием Игнатьева. Безусловный интерес представляет описание уклада жизни Главной квартиры императора. Находившийся там одновременно с Игнатьевым Д. А. Милютин тоже оставил подробный дневник, однако этой проблемы почти не касался. Между тем вопросы организации управления, связи, снабжения, наконец, быта на войне также играют немаловажную роль. Значительное внимание Игнатьев уделяет фигуре императора, во многом противоречивой и сложной. В течение 6 месяцев Александр II пребывал на балканском театре военных действий, в основном в качестве наблюдателя. Его попытки принять участие в боях пресекались приближенными, опасавшимися за жизнь императора. В письмах Игнатьева царь выступает как человек, простой в общении с подчиненными, глубоко переживающий и радостные, и горестные известия, пытавшийся принести какую-то пользу, хотя бы посещая госпитали, и ищущий поддержки в беседах с солдатами и ранеными. Автор явно идеализирует царя, хотя и отмечает, что тот своим присутствием сковывал действия командования. В письмах содержатся характерные портреты других действующих лиц драмы, развернувшейся на Балканах - нерешительного главнокомандующего вел. князя Николая Николаевича, апатичного начальника штаба Непокойчицкого, его бездарного помощника Левицкого, заведующего гражданскими делами В. А. Черкасского и других. Как дипломат Игнатьев уделяет значительное внимание своим сотоварищам по дипломатическому корпусу, иностранным представителям и корреспондентам, беседы с которыми, в особенности с англичанином Уэлсли, представляют большой интерес в плане понимания дипломатической стороны войны. Любопытны также сведения о российских дипломатах, принимавших непосредственное участие в боевых действиях и награжденных Георгиевскими крестами - А. Н. Церетелеве, С. С. Татищеве (впоследствии известном историке и публицисте). Однако о важнейших дипломатических сюжетах Игнатьев либо умалчивает, либо говорит вскользь, что могло быть вызвано соображениями секретности. Характерно, что говоря о цели своего приезда в Главную квартиру в ноябре, он зашифровывает текст. В письмах содержатся колкие замечания в адрес канцлера А. М. Горчакова и посла в Лондоне П. А. Шувалова, с осторожными действиями которых Игнатьев был не согласен. Неприязненное отношение к Горчакову он испытывал давно. Последний сдерживал все попытки самостоятельных действий Игнатьева еще в бытность его в Константинополе. Горчаков недолюбливал молодого и энергичного дипломата также и за то, что тот, как полагал канцлер, метит на его место. Недоброжелатели Игнатьева, в частности А. Г. Жомини, распускали соответствующие слухи. Ю. С. Карцев вспоминал: "Игнатьев был бельмом на глазу у Горчакова. Всякий раз, когда он приезжал в Петербург, Горчаков говорил с раздражением: "Вы приехали, чтобы занять мое место?""*.