Страница:
– Ты можешь деться в Хорн, – напомнил Тир.
– А ты нет. – Шаграт, кажется, был страшно доволен. – Они тебя слушаются, это тоже правило?
– Нет, – отрезал Тир, – это не правило. Им так удобнее, вот и все. Но тебе, зеленый, тоже будет удобнее слушаться меня, по крайней мере, до тех пор, пока ты не научишься не ссать в фонтаны. Это понятно?
– Понятно. – Шаграт перестал ухмыляться. – Надо делать то, что велит Эрик, и не делать то, чего не велишь ты. Тогда я буду в Стае, а Цыпа облезет.
– Слышу голос разума. И для начала перестань называть Казимира Цыпой.
– Ладно! – Шаграт с готовностью закивал. – Слушай, а правда, что ты со своей машиной… это… – Он задергал ушами и стал корчить рожи, явно пытаясь подобрать цензурное слово, несмотря на то, что таковых в его лексиконе просто не водилось.
– Неправда.
– А хрена ли тогда ты ее держишь в спальне?
– С чего ты взял?
– Ха! Да кто об этом не знает?!
Он действительно оставлял Блудницу в спальне. От того, что машина всегда рядом, висит себе, развернувшись носом к высокому окну, на душе становилось спокойней. Тир знал почему: если что-то случится, он всегда успеет вывести Блудницу из-под удара. Чего он не знал, так это когда и какую из своих машин спасти не успел. Может быть, давила память об оставшемся на Земле болиде? Видимо, да. И, как бы там ни было, оставлять Блудницу в одиночестве надолго он точно не собирался.
– Чтоб не бежать далеко, если вдруг пожар. – Он встал. – Все, Шаграт, главное ты усвоил. Теперь иди и проспись. На втором этаже есть свободные комнаты.
Ранним утром Шаграт, не утративший охотничьих навыков, бесшумно подкрался к Сарен и вежливо спросил рассольчику. Истошный визг тихой обычно женщины разбудил всю Гвардейскую улицу.
А к разнообразным слухам о Тире и его странностях добавилось еще несколько. Утешением мог послужить разве что тот факт, что по сравнению с орком Блудницу сплетники стали считать приемлемым вариантом.
ГЛАВА 7
– Что я делаю? – не понял Тир.
– Очаровываешь моих аристократов. Не вздумай отпираться, я же не слепой. Стоит их недовольству набрать силу, как самые отъявленные сдают назад и какое-то время готовы с вами мириться. Чья это заслуга?
– Моя. Но я так развлекаюсь. Развлечение нельзя переводить на постоянную основу, иначе оно превратится в работу.
– Ты думаешь, меня это беспокоит?
– Думаю, не беспокоит, ваше сиятельство. Но в любом случае для постоянного эффекта нужно регулярное общение. А общаться с аристократами – это ваша прерогатива. Ваше сиятельство.
– Я подумаю, что можно сделать, – слегка угрожающе пообещал Эрик.
– Что, все так плохо?
– С появлением Шаграта атмосфера начала становиться утомительной. Да, кстати, Суслик, заинтересованные люди выяснили, кто такой Тир, которому Эрик фон Геллет предоставил защиту.
– Давно?
– Не меньше двух недель назад. Подтверждение я получил только вчера. Это не повод паниковать, но будь осторожен. Открыто на тебя никто не нападет, однако если появится шанс убить тебя тайком и замести следы, этим шансом непременно воспользуются.
– Я всегда осторожен…
Тир сделал паузу. Поймал выжидательный взгляд Эрика и серьезно спросил:
– Я могу идти?
– Ты бессистемен, – сказал Эрик. – Либо это система, созданная специально, чтобы действовать на нервы.
– Второе, ваше сиятельство. – Тир улыбнулся. – Так я могу идти?
– Иди.
Аристократы. Геллетская знать. И без них нельзя, и с ними хреново.
Эти люди не хотели от Эрика ничего плохого, им всего-то и нужно было, чтобы Стая перестала быть чем-то особенным, уравнялась в правах и обязанностях с остальными гвардейцами. И аргументы приводились разумные: какими бы мастерами ни были пилоты Стаи, только война покажет, заслуживают ли они своего особого статуса. А ведь и статус был еще не определен.
Тиру наплевать было на статус, никто не отнял бы ни у него, ни у остальных их особости, и отношение Эрика не слишком его беспокоило, не убил бы – и ладно. Но благодаря особому положению пилоты Стаи могли обучать других гвардейцев. Это вменялось им в обязанности. Причем обучать они могли тех, кого выберут сами, а не тех, на кого показывал командир полка.
Поэтому единственные перемены, которые Тир готов был допустить, – это официальное признание Стаи особым подразделением. С особыми полномочиями. Которые никто и никогда уже не посмел бы оспорить.
Пока что они считались рядовыми гвардейцами, и даже Казимир, командир эскадрильи, получивший звание гвардии лейтенанта, имел право вести себя по отношению к ним, как лейтенант по отношению к рядовым. Казимир этого не делал. Никто, включая командира полка, не сомневался в том, что полк сам по себе, а Стая – сама по себе. Но до каких пор будет существовать это молчаливое соглашение, Тир не знал. Никто из них не знал.
За неделю, прошедшую после предупреждения Эрика, у Стаи случилось целых четыре свободных дня.
Свободный день означал, что граф летать не будет и занятий с гвардейцами не будет тоже. У Стаи было очень гибкое расписание, в котором полетам с Эриком отводилось хорошо если два часа в сутки, часов шесть было посвящено тренингу гвардейцев, а все оставшееся время – полетам без Эрика в соответствии с выданными заданиями.
А еще бывали свободные дни. Когда Эрик не давал даже заданий и Тир сам решал, чем будет заниматься Стая.
Правда, никогда раньше это не случалось так часто, как в последнее время.
Тир предполагал, что у графа появилось слишком много проблем, возможно, связанных с тем, что он взял под свою защиту демона. Личного опыта у Тира не было, но он думал, что с демонами довольно много мороки.
Сегодня они охотились в районе Стифура – городка, расположенного на юге Геллета, в углу, образованном границами Радзимы и графства Когерд.
Хорошее место для работы. Для охоты. Свободный день – это свободный день. Совсем не обязательно посвящать его отработке группового пилотажа. В конце концов, бой одиночки против группы – это тоже полезная тренировка.
Всем известно, что одинокий пилот в цветах чужого государства – законная добыча для того, кто первый его увидит. За три с небольшим месяца существования Стаи их двуцветные скромные машины еще не успели примелькаться в небе. Их не боялись. Их провокациям верили.
Отправляясь охотиться, Тир стремился в первую очередь к повышению статуса Стаи. В гвардейском полку, где служили в основном ветераны, им все еще не хватало авторитета. Поди-ка объясни людям, уже не раз повоевавшим, на каких основаниях ты, новичок, учишь их летать. Заставляешь думать, искать, проверять в учебных боях новые тактические приемы. Да они знают о боях в разы больше, чем ты. И не об учебных, а о настоящих, таких, в которых убивают, таких, из которых они вышли живыми, и вышли с победой.
Совсем другое дело, когда у новичка на счету несколько сбитых машин.
И уж совсем хорошо, когда этот новичок не просто сбивает машины, а убивает пилотов, захватывая почти неповрежденные болиды в качестве трофея. Одним, двумя захваченными болидами может похвалиться любой гвардеец. Совпадение, везение, стечение обстоятельств. А пятью? А десятком? Как относиться к пилоту, для которого захват неповрежденных машин в бою в одиночку против группы – закономерность, а не фантастическое везение?
Это уже искусство.
С таким пилотом нужно считаться.
Остальные, разделяя мнение Тира, во главу угла ставили все-таки деньги. Болиды стоили ох как дорого, и за машину, взятую с минимумом повреждений, армия платила порой пятую часть ее стоимости. А это размер жалованья за полгода. Хотя конечно, пятая часть – это если очень повезет. Но даже и десять процентов – сотня олов – на дороге не валяются.
В среднем за каждый болид пилот Стаи получал двести пятьдесят олов, и ни у кого ни разу не возникло проблем с тем, чтобы истратить эти деньги бессмысленно и безвозвратно.
Тиру тратиться было особо не на что, зато вся Гвардейская улица знала, что у него всегда можно перехватить денег до выплаты жалованья. А Матушка досадовала на то, что такой завидный парень: непьющий и негулящий, наотрез отказывается свести знакомство хотя бы с одной из ее, Матушки, юных приятельниц, достигших призывного… в смысле, подходящего для замужества возраста. Отговорки в том смысле, что Тир зато все время нарывается на драки со «Стальными», Матушка отметала как неубедительные.
– С Железяками все дерутся, – ворчала она. – Тебя хоть не бьют. А хозяйку в дом надо, а то завел себе, господи прости, шантрапу эту зеленую. Люди думают всякое…
Зеленой шантрапой Матушка именовала Шаграта. А тот, относясь к Матушке с таким же пиететом, как и вся Стая, даже не думал обижаться.
На границе Стая сама себе становилась живцом и ловцом. Поодиночке они разлетались в разные стороны, выманивали охотников до чужих болидов, убивали или выводили из строя пилотов, а машины отгоняли на ближайшее летное поле Геллета.
Система управления болидов была устроена таким образом, что двигатели выключались, как только терялся контакт с пальцами пилота. Машина какое-то время продолжала двигаться по инерции, а потом повисала в воздухе, к ней можно было подходить, открывать колпак, выкидывать пилота или труп пилота… По этому пункту в Стае не было единодушия. Падре, Риттер и Мал не вытряхивали ни трупы, ни даже живых людей. Живых они доставляли на землю и оказывали первую помощь, после чего везли в лазарет при летном поле, а убитых опять-таки тащили в ближайший населенный пункт, где их могли похоронить как подобает.
Тир с Шагратом считали такой подход напрасной тратой времени.
Размышления о том, на какие еще уступки готова идти Стая и как долго эти люди будут терпеть его выходки, развлекали Тира, когда он с одним, а то и с двумя трофейными болидами на привязи летел на базу.
Грань между удивлением и презрением он пересекал по нескольку раз за день. Удивление тому, что его принимают таким, какой он есть, презрение к тем, кто готов принимать его таким просто потому, что он – часть команды. Тир не утруждал себя сохранением баланса, скользил с одной стороны на другую и считал правильными обе точки зрения.
Когда они летали вместе, вся Стая или Стая без Эрика, ему не удавалось даже приблизиться к грани. Он чувствовал только восхищенное изумление тем, что вот они, все шестеро, в одном небе, равные и достойные друг друга.
Странная штука человеческий характер. Ну или нечеловеческий, демонический. Все равно – странная штука.
Небо было холодным и чистым. Никого в пределах восприятия, только Стая. Они пролетели над Стифуром и продолжили двигаться на юго-восток, к радзимской границе. Поля внизу сменились лесом – голым, мерзлым, костлявым.
Всем хороши зимние полеты, одна беда – в кабине гораздо холоднее, чем летом. А летом, надо сказать, тоже не сахар.
Блудница ухнула вниз, и Тир сначала, не задумываясь, отдал отказавшему антиграву посмертный дар. Машина дернулась и вновь провалилась. Тут хоть все отдай… а ведь придется отдать, иначе смерть обоим.
Снизу, из леса, взвилась стая болидов. Зарябило в глазах от ярких красок, Тир зашипел от злости.
Двенадцать машин…
Под днище Блудницы поднырнул Шаграт. Задержал падение.
Ждали. С выключенными антигравами. Поэтому он и не засек их.
Грохот ШМГ. От напряжения заныло под ребрами… мимо. Первые выстрелы – все мимо. Стая целехонька.
Но это же только первые…
Падре, Мал и Риттер окружили Блудницу и болид Шаграта, закрутили карусель по всем плоскостям. Мать их, три машины против эскадрильи, это смешно.
Тир, сжав зубы, пытался сообразить, что происходит.
Антиграв его машины был мертв…
Шаграт дернулся вверх и сделал бочку, сбрасывая Блудницу. Очень вовремя. Шарики прошили воздух там, где Тир был еще мгновение назад.
Двигатели? Тоже молчат.
Снова удар о фюзеляж. Это Падре.
Спустя несколько секунд его сменил Мал, Мала – снова Шаграт, Шаграта – Риттер. Самый сумасшедший бой в жизни Тира. А он падает. Один за другим отдавая Стае посмертные дары, все, что добыл в Радзиме, все, что было до того, как Эрик…
Падре и Шаграт сбили двоих одновременно. Очередь Шаграта разбрызгала пилота по кабине, и Тир зарычал, провожая посмертные дары. Уходящие. Ничьи…
Оставалось надеяться, что их случайно подберет кто-нибудь из Стаи.
Задачей атакующих было уничтожить Блудницу. Только ее. Но они быстро сообразили, что нельзя игнорировать три болида, прикрывающих цель, и перераспределили атаки.
Падре потерял маневровый, закружился на месте, по инерции несясь вверх. Сориентировался, выровнял полет. Тир отдал еще одну жизнь, и выстрелы прошли по касательной, оставив вмятины в фюзеляже. Малу разнесли колпак, легко ранив осколками. Риттер вошел в пике, прошил болид противника очередью из ШМГ. Очередь прошла точно через пилота. Ну да, кабина – самое слабое место.
Блудницу удерживали, передавая друг другу, до верхушек деревьев. Не так уж и много осталось до земли. Но скорость… мать-перемать…
Отдав Блуднице последние жизни, Тир скорчился в кресле.
Почувствовал удар.
Еще один…
Лопнули привязные ремни.
Еще удар. Потом боль. Тир зажмурился, готовый провалиться в огонь.
Пламя взревело рядом, взметнуло желто-алые языки. Отступило.
Он открыл глаза.
Блудница лежала в полусотне шагов впереди и внизу, наполовину зарывшись в сугроб. Почти без повреждений, только колпак сорван. Ну да. И кресло отсутствует – вывернуто с корнем.
Так, а он-то сам где?
О-ох… понятно.
Ему под ребра, со спины, пробив почти насквозь, вошла толстая ветка. Которая медленно сгибалась под тяжестью тела. Значит, падать он еще не закончил.
Вокруг пробоины скапливалась кровь, впитывалась в одежду.
В небе Стая преследовала отступающего противника. Из двенадцати машин осталось восемь. Неплохой результат с учетом того, что остальных тоже добьют. Сейчас, когда не надо отвлекаться на Блудницу, восемь болидов четырем пилотам Стаи не соперники. Пусть даже из этих четверых двое почти калеки.
Мал спикировал, пронесся над верхушками деревьев, нырнул и завис рядом с Тиром. Разломав остатки колпака, громадный радзим повозился в кресле и устроился так, что Тир оказался наполовину на фюзеляже его болида, наполовину – у Мала на руках. Решение не лишено смысла. Теперь можно не бояться упасть.
Тир выцедил из Мала коктейль отрицательных эмоций. Страх, боль, злость, тревога, сожаление… все пошло в дело. Умирать не хотелось.
Риттер мелькнул рядом и исчез в небе.
Меньше чем через минуту к Малу присоединился Падре.
– Риттер полетел за медиками, – сказал он деловито. – Так, Суслик, снимать тебя с ветки нельзя – кровью истечешь. Будем пилить.
Ножовка из заговоренной стали была обязательной частью аварийного набора. Правда, предназначалась она для распиливания корпуса болида, если вдруг пилота заклинивало в машине, а никак не Для сбора пилотов по деревьям. Но сейчас это уж точно неважно.
– Будет больно, – сказал Падре, – ты потерпи.
И Тир, против воли, рассмеялся.
Кровь закапала на фюзеляж маловского болида, потекла изо рта, но перестать смеяться он не мог. Больно? Вот это больно? Черт, ну не смешно ли?
Падре нахмурился и ударил его по лицу.
Сразу полегчало.
Ветку перепилили. Тира благополучно доставили на землю. Затеяли возню, опираясь на небогатый опыт по оказанию первой помощи – Падре успел забыть почти все, чему учился в монастыре, а Мал никогда не применял на практике то, что рассказывали в училище.
Тир с некоторым удивлением осознал, что их эмоции не иссякают. И Мал и Падре продолжали бояться за него, злиться на уцелевших врагов, досадовать на себя – да много там чего было, годного в пищу, – несмотря на то, что он тянул из них чувства, уже не отрываясь, и оба давно должны были впасть в апатию. Похоже, дело в том, что источник эмоций – он сам, он питает их, он же их отбирает, и питает снова… причем без потерь для себя, не прилагая никаких усилий.
Шаграт посадил свою машину рядом с Блудницей. Открыл колпак и закурил. Вылезать он не торопился.
Ну а там и медики прибыли. Они должны были помочь, но первое, что сделал командир бригады, серьезный тощий дядька лет сорока, – наложил на Тира обездвиживающее заклинание.
И это было…
Неправильно. Это было опасно. Страшно…
Чужие люди.
Он не может шевельнуться. Не может защищаться.
Страшно.
Тир зарычал, пытаясь справиться с неподвижным непослушным телом. Рванулся. Пошевелиться удалось едва-едва, но этого оказалось достаточно, чтобы медик повторил заклинание.
– Что это? – сердито спросил у Падре второй, разворачивающий носилки. – Что за существо?
– Не ваше дело, – ответил Падре так же сердито. – Лечить его надо как человека, а остальное вас не касается. Что не так?
– Он боится, не видите, что ли?! – прозвучал голос Казимира. – Убери заклятие, ты, трубка клистирная!
ГЛАВА 8
Казимира снял с полетов командир полка. Приказал немедленно лететь в госпиталь. А там, на посадочной площадке, светлого князя встретил фон Геллет.
– Отправляйтесь вместе с медиками, – распорядился он, – Тир тяжело ранен…
– Насколько тяжело? – Казимир и сам мог представить насколько, если граф лично занялся этим делом. Но очень хотелось услышать что-нибудь обнадеживающее.
– Тяжело, – повторил фон Геллет. – Вот ваш шлиссдарк. Казимир, скажите, пока вы были в Приморье, Тир много убивал?
– Убивал? – Казимир слегка обалдел. – В Приморье? Да он вообще никого здесь не убил, кроме… одного человека. Нет. Не убивал. Совсем.
– Плохо, – пробормотал фон Геллет. – Очень плохо. Все. Отправляйтесь.
Шлиссдарк был модели «фоте» – маленький, крытый, размером примерно с лонгвийский анлэтхе, но гораздо более быстрый и маневренный. Он сразу, не поднявшись даже на уровень второго этажа, разогнался до максимальной скорости и помчался вслед за двухцветным болидом. Кто-то из Стаи был проводником, но кто, Казимир не знал.
Болид притормозил перед проемом телепорта, нырнул под арку и исчез. Шлиссдарк последовал за ним.
Потом Казимир узнал, что Риттер – это он прилетел в столицу за помощью – превысил все возможные полномочия, реквизировав деньги на телепорт в единственном на весь Стифурт банке. А в те минуты он только удивился: телепорты – это услуга для богатых. Для очень богатых.
Стифурт Казимир не узнал – никогда в нем не был. Городок мелькнул и пропал, понеслась навстречу заснеженная равнина. Болид влетел в лес, понесся меж стволов, и пилот медицинского шлиссдарка, чертыхаясь сквозь зубы, последовал за ним. Гораздо медленнее.
Посадить шлиссдарк там, где упал Тир, было негде. Поэтому оставшиеся метров сто бежали бегом, продираясь через подлесок и проваливаясь в сугробы. Казимир не бежал, а летел. Но медики все равно его обогнали. А потом он на какое-то время потерял способность соображать, когда увидел кровь на руках у Мала, увидел бледного, как будто даже отощавшего Падре. И Тира. И показалось, что тот тает, истекает кровью и тает, как тонкая церковная свечка.
Жив он еще?!
Командир бригады произнес заклинание, набросил на Тира светло-зеленую тонкую сеть. Черт его разберет, что за штука. Но Казимир понял, что его демон жив. Тот рыкнул, изо рта плеснулась кровь, и сеть разлетелась в клочья. А в черных глазах забился такой панический ужас, что у Казимира аж сердце перевернулось. Медик – идиот! Их там у Гахса что, не учат хотя бы азам эмпатии?! – немедленно повторил заклятие. Нити сетки превратились в веревки. И Казимир в бешенстве едва не врезал медику в ухо.
– Сними заклятие! – приказал он.
Его не то чтобы проигнорировали: князей не игнорируют. Его попросили не мешать. И драконья кровь вскипела в светлом князе Мелецком.
– Сними заклятие, – повторил он уже совсем другим тоном. – Скажи ему не двигаться, и он не будет двигаться, хоть ты кожу с него сдери, но не смей его пугать, понял?
Медик гневно оглянулся… и действительно понял. Заклятие снял.
Дальше бригада действовала без накладок. Казимир присоединился к остаткам Стаи. Падре был задумчив, Мал – слегка подавлен. Риттер зол. Шаграт так и не вылез из болида, мрачно зыркая оттуда на всех окружающих.
Они что же, считали, что Стая неуязвима?
Казимир привык к легкому раздражению по поводу их избранности. Считалось, что они лучше летают. Ну ладно. С его точки зрения, это был спорный вопрос. Он знал, что он лучше их всех, всех, включая Тира, но Тир не раздражал так, как остальные. А сейчас Казимир вообще не понимал, как мог на него злиться.
Носилки уже поднялись над снегом и заскользили к шлиссдарку.
– Все, – поторопил командир бригады, – ваше высочество, пройдите в машину.
– Какой там «все», – Мал в два шага оказался рядом, – куда собрался, лекарь? Ты скажи, жить-то он будет?
– Будет, – проскрипел Шаграт.
На него уставились все, включая медиков.
– Будет, – подтвердил командир. – Раз не умер, то выживет.
А самого Тира гораздо больше собственного состояния интересовало, кто же и каким образом организовал столь эффективную засаду.
Болеть он не умел, поскольку раньше этим заниматься не приходилось, и не умел бесплодно размышлять, а ничего другого в госпитале делать было нельзя. Врачи здесь, в отличие от бригады неотложной помощи, знали, с кем имеют дело… или с чем? ладно, неважно. Знали, что он отличается от людей, и дурацких вопросов не задавали. Почти. Лучше бы они вообще ни о чем не спрашивали, но не может быть, чтоб, разобрав такую штуку, как Тир, на запчасти, врач удержался от вопросов.
Другое дело, что на вопросы можно не отвечать.
И все равно ни болеть он не умел, ни бесплодно размышлять… а выбора не было.
Первый день Тир еще держался. Ночью – даром, что едва мог шевелиться – поймал себя на том, что рассказывает сиделке про ее, сиделки, проблемы со здоровьем. Несовместимые с жизнью, надо заметить. Причем к тому моменту, как Тир понял, что делает, дама уже дозрела и внимала каждому его слову как завороженная.
Хотя почему как?
Вне всякого сомнения, нужно было продолжать начатое и съесть женщину. Тир так и поступил бы – он был не в том положении, чтобы задумываться о будущем – не нарушь их уединение светлый князь Мелецкий. Он, оказывается, остался в госпитале на ночь, а завтра должен был передать дежурство кому-то из Стаи.
– Ты что творишь? – спросил Казимир скорее озадаченно, нежели сердито. – Ты же ее загипнотизировал.
– Стой, – приказал ему Тир. – Не двигайся.
– Ну знаешь… – Казимир не сразу нашел, что сказать, – во мне змеиная кровь, ты не забыл? На меня эти штучки не действуют.
– Я случайно, – сказал Тир.
Казимир посмотрел на него молча, но укоризненно. Он ничего больше не сказал, Тир и так все понял и вывел сиделку из транса.
Она, разумеется, ничего не вспомнила. Пожаловалась на плохое самочувствие и вызвала сменщицу. Казимир до утра от Тира не отходил. Тир ждал, пока князь заснет или потеряет бдительность. Очень хотелось есть.
Он помнил, что обещал Эрику не забирать жизни, но ничего не мог с собой поделать.
Казимир не заснул. И бдительность не потерял. А за Тиром уже с утра стали присматривать внимательнее и поодиночке к нему не подходили. Ну а на двоих или больше человек его просто не хватило бы. Да и то, что кто-то из Стаи постоянно был рядом, останавливало людоедские порывы. Стаю есть нельзя. А есть людей в их присутствии – затруднительно. Бьют по рукам, мешают, а некоторые еще и ругаются чертовым демоном.
Тир заикнулся было о том, что «чертов демон» – тавтология. И надолго запомнил, что Риттер очень не любит умников.
Он ждал, когда сможет ходить, и думал, хватит ли у него тогда ума воздержаться от убийств или, наоборот, он передушит всех, до кого дотянется. С его точки зрения, мертвый персонал госпиталя принес бы гораздо больше пользы, чем живой. А когда речь заходила о пользе, Тир терял то немногое, что было в нем человеческого, и начинал мыслить строго рационально. Беда была лишь в том, что сейчас его рациональность не заглядывала вперед дальше, чем на один шаг.
Вечером второго дня к нему пришел Шаграт. И спросил:
– Блудница живая?
– Надеюсь, – сказал Тир. – Когда я в последний раз ее видел, была жива.
– Дурак, – Шаграт скорчил рожу, – я спрашиваю, она живая? Душа у нее есть?
– Есть, – сказал Тир.
Шаграт ушел, не прощаясь.
Блудница была жива. Причины отказа двигателей и антиграва выяснить не удавалось. Техники разводили руками. Маг из Вотаншилльского производственного центра тоже не смог ни найти, ни даже придумать убедительную причину. Как рассказывал Тиру Падре, на мага смотреть было жалко: такой конфуз, такая незадача. Машина ни с того ни с сего выходит из строя.
Тир решил, что были бы у Вотаншилла конкуренты, на мага действительно было бы жалко смотреть. А так… баловство это. Хоть половина машин из строя выйди, покупать их все равно больше не у кого.
– А ты нет. – Шаграт, кажется, был страшно доволен. – Они тебя слушаются, это тоже правило?
– Нет, – отрезал Тир, – это не правило. Им так удобнее, вот и все. Но тебе, зеленый, тоже будет удобнее слушаться меня, по крайней мере, до тех пор, пока ты не научишься не ссать в фонтаны. Это понятно?
– Понятно. – Шаграт перестал ухмыляться. – Надо делать то, что велит Эрик, и не делать то, чего не велишь ты. Тогда я буду в Стае, а Цыпа облезет.
– Слышу голос разума. И для начала перестань называть Казимира Цыпой.
– Ладно! – Шаграт с готовностью закивал. – Слушай, а правда, что ты со своей машиной… это… – Он задергал ушами и стал корчить рожи, явно пытаясь подобрать цензурное слово, несмотря на то, что таковых в его лексиконе просто не водилось.
– Неправда.
– А хрена ли тогда ты ее держишь в спальне?
– С чего ты взял?
– Ха! Да кто об этом не знает?!
Он действительно оставлял Блудницу в спальне. От того, что машина всегда рядом, висит себе, развернувшись носом к высокому окну, на душе становилось спокойней. Тир знал почему: если что-то случится, он всегда успеет вывести Блудницу из-под удара. Чего он не знал, так это когда и какую из своих машин спасти не успел. Может быть, давила память об оставшемся на Земле болиде? Видимо, да. И, как бы там ни было, оставлять Блудницу в одиночестве надолго он точно не собирался.
– Чтоб не бежать далеко, если вдруг пожар. – Он встал. – Все, Шаграт, главное ты усвоил. Теперь иди и проспись. На втором этаже есть свободные комнаты.
Ранним утром Шаграт, не утративший охотничьих навыков, бесшумно подкрался к Сарен и вежливо спросил рассольчику. Истошный визг тихой обычно женщины разбудил всю Гвардейскую улицу.
А к разнообразным слухам о Тире и его странностях добавилось еще несколько. Утешением мог послужить разве что тот факт, что по сравнению с орком Блудницу сплетники стали считать приемлемым вариантом.
ГЛАВА 7
Неуловимый Джо отбегался по прериям.
Олег Медведев
Графство Геллет. Рогер. Месяц тнойгрэ
– Не знаю, как ты это делаешь, – сказал Эрик, – но собираюсь перевести это на постоянную основу. Для закрепления эффекта.– Что я делаю? – не понял Тир.
– Очаровываешь моих аристократов. Не вздумай отпираться, я же не слепой. Стоит их недовольству набрать силу, как самые отъявленные сдают назад и какое-то время готовы с вами мириться. Чья это заслуга?
– Моя. Но я так развлекаюсь. Развлечение нельзя переводить на постоянную основу, иначе оно превратится в работу.
– Ты думаешь, меня это беспокоит?
– Думаю, не беспокоит, ваше сиятельство. Но в любом случае для постоянного эффекта нужно регулярное общение. А общаться с аристократами – это ваша прерогатива. Ваше сиятельство.
– Я подумаю, что можно сделать, – слегка угрожающе пообещал Эрик.
– Что, все так плохо?
– С появлением Шаграта атмосфера начала становиться утомительной. Да, кстати, Суслик, заинтересованные люди выяснили, кто такой Тир, которому Эрик фон Геллет предоставил защиту.
– Давно?
– Не меньше двух недель назад. Подтверждение я получил только вчера. Это не повод паниковать, но будь осторожен. Открыто на тебя никто не нападет, однако если появится шанс убить тебя тайком и замести следы, этим шансом непременно воспользуются.
– Я всегда осторожен…
Тир сделал паузу. Поймал выжидательный взгляд Эрика и серьезно спросил:
– Я могу идти?
– Ты бессистемен, – сказал Эрик. – Либо это система, созданная специально, чтобы действовать на нервы.
– Второе, ваше сиятельство. – Тир улыбнулся. – Так я могу идти?
– Иди.
Аристократы. Геллетская знать. И без них нельзя, и с ними хреново.
Эти люди не хотели от Эрика ничего плохого, им всего-то и нужно было, чтобы Стая перестала быть чем-то особенным, уравнялась в правах и обязанностях с остальными гвардейцами. И аргументы приводились разумные: какими бы мастерами ни были пилоты Стаи, только война покажет, заслуживают ли они своего особого статуса. А ведь и статус был еще не определен.
Тиру наплевать было на статус, никто не отнял бы ни у него, ни у остальных их особости, и отношение Эрика не слишком его беспокоило, не убил бы – и ладно. Но благодаря особому положению пилоты Стаи могли обучать других гвардейцев. Это вменялось им в обязанности. Причем обучать они могли тех, кого выберут сами, а не тех, на кого показывал командир полка.
Поэтому единственные перемены, которые Тир готов был допустить, – это официальное признание Стаи особым подразделением. С особыми полномочиями. Которые никто и никогда уже не посмел бы оспорить.
Пока что они считались рядовыми гвардейцами, и даже Казимир, командир эскадрильи, получивший звание гвардии лейтенанта, имел право вести себя по отношению к ним, как лейтенант по отношению к рядовым. Казимир этого не делал. Никто, включая командира полка, не сомневался в том, что полк сам по себе, а Стая – сама по себе. Но до каких пор будет существовать это молчаливое соглашение, Тир не знал. Никто из них не знал.
За неделю, прошедшую после предупреждения Эрика, у Стаи случилось целых четыре свободных дня.
Свободный день означал, что граф летать не будет и занятий с гвардейцами не будет тоже. У Стаи было очень гибкое расписание, в котором полетам с Эриком отводилось хорошо если два часа в сутки, часов шесть было посвящено тренингу гвардейцев, а все оставшееся время – полетам без Эрика в соответствии с выданными заданиями.
А еще бывали свободные дни. Когда Эрик не давал даже заданий и Тир сам решал, чем будет заниматься Стая.
Правда, никогда раньше это не случалось так часто, как в последнее время.
Тир предполагал, что у графа появилось слишком много проблем, возможно, связанных с тем, что он взял под свою защиту демона. Личного опыта у Тира не было, но он думал, что с демонами довольно много мороки.
Сегодня они охотились в районе Стифура – городка, расположенного на юге Геллета, в углу, образованном границами Радзимы и графства Когерд.
Хорошее место для работы. Для охоты. Свободный день – это свободный день. Совсем не обязательно посвящать его отработке группового пилотажа. В конце концов, бой одиночки против группы – это тоже полезная тренировка.
Всем известно, что одинокий пилот в цветах чужого государства – законная добыча для того, кто первый его увидит. За три с небольшим месяца существования Стаи их двуцветные скромные машины еще не успели примелькаться в небе. Их не боялись. Их провокациям верили.
Отправляясь охотиться, Тир стремился в первую очередь к повышению статуса Стаи. В гвардейском полку, где служили в основном ветераны, им все еще не хватало авторитета. Поди-ка объясни людям, уже не раз повоевавшим, на каких основаниях ты, новичок, учишь их летать. Заставляешь думать, искать, проверять в учебных боях новые тактические приемы. Да они знают о боях в разы больше, чем ты. И не об учебных, а о настоящих, таких, в которых убивают, таких, из которых они вышли живыми, и вышли с победой.
Совсем другое дело, когда у новичка на счету несколько сбитых машин.
И уж совсем хорошо, когда этот новичок не просто сбивает машины, а убивает пилотов, захватывая почти неповрежденные болиды в качестве трофея. Одним, двумя захваченными болидами может похвалиться любой гвардеец. Совпадение, везение, стечение обстоятельств. А пятью? А десятком? Как относиться к пилоту, для которого захват неповрежденных машин в бою в одиночку против группы – закономерность, а не фантастическое везение?
Это уже искусство.
С таким пилотом нужно считаться.
Остальные, разделяя мнение Тира, во главу угла ставили все-таки деньги. Болиды стоили ох как дорого, и за машину, взятую с минимумом повреждений, армия платила порой пятую часть ее стоимости. А это размер жалованья за полгода. Хотя конечно, пятая часть – это если очень повезет. Но даже и десять процентов – сотня олов – на дороге не валяются.
В среднем за каждый болид пилот Стаи получал двести пятьдесят олов, и ни у кого ни разу не возникло проблем с тем, чтобы истратить эти деньги бессмысленно и безвозвратно.
Тиру тратиться было особо не на что, зато вся Гвардейская улица знала, что у него всегда можно перехватить денег до выплаты жалованья. А Матушка досадовала на то, что такой завидный парень: непьющий и негулящий, наотрез отказывается свести знакомство хотя бы с одной из ее, Матушки, юных приятельниц, достигших призывного… в смысле, подходящего для замужества возраста. Отговорки в том смысле, что Тир зато все время нарывается на драки со «Стальными», Матушка отметала как неубедительные.
– С Железяками все дерутся, – ворчала она. – Тебя хоть не бьют. А хозяйку в дом надо, а то завел себе, господи прости, шантрапу эту зеленую. Люди думают всякое…
Зеленой шантрапой Матушка именовала Шаграта. А тот, относясь к Матушке с таким же пиететом, как и вся Стая, даже не думал обижаться.
На границе Стая сама себе становилась живцом и ловцом. Поодиночке они разлетались в разные стороны, выманивали охотников до чужих болидов, убивали или выводили из строя пилотов, а машины отгоняли на ближайшее летное поле Геллета.
Система управления болидов была устроена таким образом, что двигатели выключались, как только терялся контакт с пальцами пилота. Машина какое-то время продолжала двигаться по инерции, а потом повисала в воздухе, к ней можно было подходить, открывать колпак, выкидывать пилота или труп пилота… По этому пункту в Стае не было единодушия. Падре, Риттер и Мал не вытряхивали ни трупы, ни даже живых людей. Живых они доставляли на землю и оказывали первую помощь, после чего везли в лазарет при летном поле, а убитых опять-таки тащили в ближайший населенный пункт, где их могли похоронить как подобает.
Тир с Шагратом считали такой подход напрасной тратой времени.
Размышления о том, на какие еще уступки готова идти Стая и как долго эти люди будут терпеть его выходки, развлекали Тира, когда он с одним, а то и с двумя трофейными болидами на привязи летел на базу.
Грань между удивлением и презрением он пересекал по нескольку раз за день. Удивление тому, что его принимают таким, какой он есть, презрение к тем, кто готов принимать его таким просто потому, что он – часть команды. Тир не утруждал себя сохранением баланса, скользил с одной стороны на другую и считал правильными обе точки зрения.
Когда они летали вместе, вся Стая или Стая без Эрика, ему не удавалось даже приблизиться к грани. Он чувствовал только восхищенное изумление тем, что вот они, все шестеро, в одном небе, равные и достойные друг друга.
Странная штука человеческий характер. Ну или нечеловеческий, демонический. Все равно – странная штука.
Небо было холодным и чистым. Никого в пределах восприятия, только Стая. Они пролетели над Стифуром и продолжили двигаться на юго-восток, к радзимской границе. Поля внизу сменились лесом – голым, мерзлым, костлявым.
Всем хороши зимние полеты, одна беда – в кабине гораздо холоднее, чем летом. А летом, надо сказать, тоже не сахар.
Блудница ухнула вниз, и Тир сначала, не задумываясь, отдал отказавшему антиграву посмертный дар. Машина дернулась и вновь провалилась. Тут хоть все отдай… а ведь придется отдать, иначе смерть обоим.
Снизу, из леса, взвилась стая болидов. Зарябило в глазах от ярких красок, Тир зашипел от злости.
Двенадцать машин…
Под днище Блудницы поднырнул Шаграт. Задержал падение.
Ждали. С выключенными антигравами. Поэтому он и не засек их.
Грохот ШМГ. От напряжения заныло под ребрами… мимо. Первые выстрелы – все мимо. Стая целехонька.
Но это же только первые…
Падре, Мал и Риттер окружили Блудницу и болид Шаграта, закрутили карусель по всем плоскостям. Мать их, три машины против эскадрильи, это смешно.
Тир, сжав зубы, пытался сообразить, что происходит.
Антиграв его машины был мертв…
Шаграт дернулся вверх и сделал бочку, сбрасывая Блудницу. Очень вовремя. Шарики прошили воздух там, где Тир был еще мгновение назад.
Двигатели? Тоже молчат.
Снова удар о фюзеляж. Это Падре.
Спустя несколько секунд его сменил Мал, Мала – снова Шаграт, Шаграта – Риттер. Самый сумасшедший бой в жизни Тира. А он падает. Один за другим отдавая Стае посмертные дары, все, что добыл в Радзиме, все, что было до того, как Эрик…
Падре и Шаграт сбили двоих одновременно. Очередь Шаграта разбрызгала пилота по кабине, и Тир зарычал, провожая посмертные дары. Уходящие. Ничьи…
Оставалось надеяться, что их случайно подберет кто-нибудь из Стаи.
Задачей атакующих было уничтожить Блудницу. Только ее. Но они быстро сообразили, что нельзя игнорировать три болида, прикрывающих цель, и перераспределили атаки.
Падре потерял маневровый, закружился на месте, по инерции несясь вверх. Сориентировался, выровнял полет. Тир отдал еще одну жизнь, и выстрелы прошли по касательной, оставив вмятины в фюзеляже. Малу разнесли колпак, легко ранив осколками. Риттер вошел в пике, прошил болид противника очередью из ШМГ. Очередь прошла точно через пилота. Ну да, кабина – самое слабое место.
Блудницу удерживали, передавая друг другу, до верхушек деревьев. Не так уж и много осталось до земли. Но скорость… мать-перемать…
Отдав Блуднице последние жизни, Тир скорчился в кресле.
Почувствовал удар.
Еще один…
Лопнули привязные ремни.
Еще удар. Потом боль. Тир зажмурился, готовый провалиться в огонь.
Пламя взревело рядом, взметнуло желто-алые языки. Отступило.
Он открыл глаза.
Блудница лежала в полусотне шагов впереди и внизу, наполовину зарывшись в сугроб. Почти без повреждений, только колпак сорван. Ну да. И кресло отсутствует – вывернуто с корнем.
Так, а он-то сам где?
О-ох… понятно.
Ему под ребра, со спины, пробив почти насквозь, вошла толстая ветка. Которая медленно сгибалась под тяжестью тела. Значит, падать он еще не закончил.
Вокруг пробоины скапливалась кровь, впитывалась в одежду.
В небе Стая преследовала отступающего противника. Из двенадцати машин осталось восемь. Неплохой результат с учетом того, что остальных тоже добьют. Сейчас, когда не надо отвлекаться на Блудницу, восемь болидов четырем пилотам Стаи не соперники. Пусть даже из этих четверых двое почти калеки.
Мал спикировал, пронесся над верхушками деревьев, нырнул и завис рядом с Тиром. Разломав остатки колпака, громадный радзим повозился в кресле и устроился так, что Тир оказался наполовину на фюзеляже его болида, наполовину – у Мала на руках. Решение не лишено смысла. Теперь можно не бояться упасть.
Тир выцедил из Мала коктейль отрицательных эмоций. Страх, боль, злость, тревога, сожаление… все пошло в дело. Умирать не хотелось.
Риттер мелькнул рядом и исчез в небе.
Меньше чем через минуту к Малу присоединился Падре.
– Риттер полетел за медиками, – сказал он деловито. – Так, Суслик, снимать тебя с ветки нельзя – кровью истечешь. Будем пилить.
Ножовка из заговоренной стали была обязательной частью аварийного набора. Правда, предназначалась она для распиливания корпуса болида, если вдруг пилота заклинивало в машине, а никак не Для сбора пилотов по деревьям. Но сейчас это уж точно неважно.
– Будет больно, – сказал Падре, – ты потерпи.
И Тир, против воли, рассмеялся.
Кровь закапала на фюзеляж маловского болида, потекла изо рта, но перестать смеяться он не мог. Больно? Вот это больно? Черт, ну не смешно ли?
Падре нахмурился и ударил его по лицу.
Сразу полегчало.
Ветку перепилили. Тира благополучно доставили на землю. Затеяли возню, опираясь на небогатый опыт по оказанию первой помощи – Падре успел забыть почти все, чему учился в монастыре, а Мал никогда не применял на практике то, что рассказывали в училище.
Тир с некоторым удивлением осознал, что их эмоции не иссякают. И Мал и Падре продолжали бояться за него, злиться на уцелевших врагов, досадовать на себя – да много там чего было, годного в пищу, – несмотря на то, что он тянул из них чувства, уже не отрываясь, и оба давно должны были впасть в апатию. Похоже, дело в том, что источник эмоций – он сам, он питает их, он же их отбирает, и питает снова… причем без потерь для себя, не прилагая никаких усилий.
Шаграт посадил свою машину рядом с Блудницей. Открыл колпак и закурил. Вылезать он не торопился.
Ну а там и медики прибыли. Они должны были помочь, но первое, что сделал командир бригады, серьезный тощий дядька лет сорока, – наложил на Тира обездвиживающее заклинание.
И это было…
Неправильно. Это было опасно. Страшно…
Чужие люди.
Он не может шевельнуться. Не может защищаться.
Страшно.
Тир зарычал, пытаясь справиться с неподвижным непослушным телом. Рванулся. Пошевелиться удалось едва-едва, но этого оказалось достаточно, чтобы медик повторил заклинание.
– Что это? – сердито спросил у Падре второй, разворачивающий носилки. – Что за существо?
– Не ваше дело, – ответил Падре так же сердито. – Лечить его надо как человека, а остальное вас не касается. Что не так?
– Он боится, не видите, что ли?! – прозвучал голос Казимира. – Убери заклятие, ты, трубка клистирная!
ГЛАВА 8
Наступает время истин, тьма легла у ног.
Э. Р. Транк
Казимира снял с полетов командир полка. Приказал немедленно лететь в госпиталь. А там, на посадочной площадке, светлого князя встретил фон Геллет.
– Отправляйтесь вместе с медиками, – распорядился он, – Тир тяжело ранен…
– Насколько тяжело? – Казимир и сам мог представить насколько, если граф лично занялся этим делом. Но очень хотелось услышать что-нибудь обнадеживающее.
– Тяжело, – повторил фон Геллет. – Вот ваш шлиссдарк. Казимир, скажите, пока вы были в Приморье, Тир много убивал?
– Убивал? – Казимир слегка обалдел. – В Приморье? Да он вообще никого здесь не убил, кроме… одного человека. Нет. Не убивал. Совсем.
– Плохо, – пробормотал фон Геллет. – Очень плохо. Все. Отправляйтесь.
Шлиссдарк был модели «фоте» – маленький, крытый, размером примерно с лонгвийский анлэтхе, но гораздо более быстрый и маневренный. Он сразу, не поднявшись даже на уровень второго этажа, разогнался до максимальной скорости и помчался вслед за двухцветным болидом. Кто-то из Стаи был проводником, но кто, Казимир не знал.
Болид притормозил перед проемом телепорта, нырнул под арку и исчез. Шлиссдарк последовал за ним.
Потом Казимир узнал, что Риттер – это он прилетел в столицу за помощью – превысил все возможные полномочия, реквизировав деньги на телепорт в единственном на весь Стифурт банке. А в те минуты он только удивился: телепорты – это услуга для богатых. Для очень богатых.
Стифурт Казимир не узнал – никогда в нем не был. Городок мелькнул и пропал, понеслась навстречу заснеженная равнина. Болид влетел в лес, понесся меж стволов, и пилот медицинского шлиссдарка, чертыхаясь сквозь зубы, последовал за ним. Гораздо медленнее.
Посадить шлиссдарк там, где упал Тир, было негде. Поэтому оставшиеся метров сто бежали бегом, продираясь через подлесок и проваливаясь в сугробы. Казимир не бежал, а летел. Но медики все равно его обогнали. А потом он на какое-то время потерял способность соображать, когда увидел кровь на руках у Мала, увидел бледного, как будто даже отощавшего Падре. И Тира. И показалось, что тот тает, истекает кровью и тает, как тонкая церковная свечка.
Жив он еще?!
Командир бригады произнес заклинание, набросил на Тира светло-зеленую тонкую сеть. Черт его разберет, что за штука. Но Казимир понял, что его демон жив. Тот рыкнул, изо рта плеснулась кровь, и сеть разлетелась в клочья. А в черных глазах забился такой панический ужас, что у Казимира аж сердце перевернулось. Медик – идиот! Их там у Гахса что, не учат хотя бы азам эмпатии?! – немедленно повторил заклятие. Нити сетки превратились в веревки. И Казимир в бешенстве едва не врезал медику в ухо.
– Сними заклятие! – приказал он.
Его не то чтобы проигнорировали: князей не игнорируют. Его попросили не мешать. И драконья кровь вскипела в светлом князе Мелецком.
– Сними заклятие, – повторил он уже совсем другим тоном. – Скажи ему не двигаться, и он не будет двигаться, хоть ты кожу с него сдери, но не смей его пугать, понял?
Медик гневно оглянулся… и действительно понял. Заклятие снял.
Дальше бригада действовала без накладок. Казимир присоединился к остаткам Стаи. Падре был задумчив, Мал – слегка подавлен. Риттер зол. Шаграт так и не вылез из болида, мрачно зыркая оттуда на всех окружающих.
Они что же, считали, что Стая неуязвима?
Казимир привык к легкому раздражению по поводу их избранности. Считалось, что они лучше летают. Ну ладно. С его точки зрения, это был спорный вопрос. Он знал, что он лучше их всех, всех, включая Тира, но Тир не раздражал так, как остальные. А сейчас Казимир вообще не понимал, как мог на него злиться.
Носилки уже поднялись над снегом и заскользили к шлиссдарку.
– Все, – поторопил командир бригады, – ваше высочество, пройдите в машину.
– Какой там «все», – Мал в два шага оказался рядом, – куда собрался, лекарь? Ты скажи, жить-то он будет?
– Будет, – проскрипел Шаграт.
На него уставились все, включая медиков.
– Будет, – подтвердил командир. – Раз не умер, то выживет.
А самого Тира гораздо больше собственного состояния интересовало, кто же и каким образом организовал столь эффективную засаду.
Болеть он не умел, поскольку раньше этим заниматься не приходилось, и не умел бесплодно размышлять, а ничего другого в госпитале делать было нельзя. Врачи здесь, в отличие от бригады неотложной помощи, знали, с кем имеют дело… или с чем? ладно, неважно. Знали, что он отличается от людей, и дурацких вопросов не задавали. Почти. Лучше бы они вообще ни о чем не спрашивали, но не может быть, чтоб, разобрав такую штуку, как Тир, на запчасти, врач удержался от вопросов.
Другое дело, что на вопросы можно не отвечать.
И все равно ни болеть он не умел, ни бесплодно размышлять… а выбора не было.
Первый день Тир еще держался. Ночью – даром, что едва мог шевелиться – поймал себя на том, что рассказывает сиделке про ее, сиделки, проблемы со здоровьем. Несовместимые с жизнью, надо заметить. Причем к тому моменту, как Тир понял, что делает, дама уже дозрела и внимала каждому его слову как завороженная.
Хотя почему как?
Вне всякого сомнения, нужно было продолжать начатое и съесть женщину. Тир так и поступил бы – он был не в том положении, чтобы задумываться о будущем – не нарушь их уединение светлый князь Мелецкий. Он, оказывается, остался в госпитале на ночь, а завтра должен был передать дежурство кому-то из Стаи.
– Ты что творишь? – спросил Казимир скорее озадаченно, нежели сердито. – Ты же ее загипнотизировал.
– Стой, – приказал ему Тир. – Не двигайся.
– Ну знаешь… – Казимир не сразу нашел, что сказать, – во мне змеиная кровь, ты не забыл? На меня эти штучки не действуют.
– Я случайно, – сказал Тир.
Казимир посмотрел на него молча, но укоризненно. Он ничего больше не сказал, Тир и так все понял и вывел сиделку из транса.
Она, разумеется, ничего не вспомнила. Пожаловалась на плохое самочувствие и вызвала сменщицу. Казимир до утра от Тира не отходил. Тир ждал, пока князь заснет или потеряет бдительность. Очень хотелось есть.
Он помнил, что обещал Эрику не забирать жизни, но ничего не мог с собой поделать.
Казимир не заснул. И бдительность не потерял. А за Тиром уже с утра стали присматривать внимательнее и поодиночке к нему не подходили. Ну а на двоих или больше человек его просто не хватило бы. Да и то, что кто-то из Стаи постоянно был рядом, останавливало людоедские порывы. Стаю есть нельзя. А есть людей в их присутствии – затруднительно. Бьют по рукам, мешают, а некоторые еще и ругаются чертовым демоном.
Тир заикнулся было о том, что «чертов демон» – тавтология. И надолго запомнил, что Риттер очень не любит умников.
Он ждал, когда сможет ходить, и думал, хватит ли у него тогда ума воздержаться от убийств или, наоборот, он передушит всех, до кого дотянется. С его точки зрения, мертвый персонал госпиталя принес бы гораздо больше пользы, чем живой. А когда речь заходила о пользе, Тир терял то немногое, что было в нем человеческого, и начинал мыслить строго рационально. Беда была лишь в том, что сейчас его рациональность не заглядывала вперед дальше, чем на один шаг.
Вечером второго дня к нему пришел Шаграт. И спросил:
– Блудница живая?
– Надеюсь, – сказал Тир. – Когда я в последний раз ее видел, была жива.
– Дурак, – Шаграт скорчил рожу, – я спрашиваю, она живая? Душа у нее есть?
– Есть, – сказал Тир.
Шаграт ушел, не прощаясь.
Блудница была жива. Причины отказа двигателей и антиграва выяснить не удавалось. Техники разводили руками. Маг из Вотаншилльского производственного центра тоже не смог ни найти, ни даже придумать убедительную причину. Как рассказывал Тиру Падре, на мага смотреть было жалко: такой конфуз, такая незадача. Машина ни с того ни с сего выходит из строя.
Тир решил, что были бы у Вотаншилла конкуренты, на мага действительно было бы жалко смотреть. А так… баловство это. Хоть половина машин из строя выйди, покупать их все равно больше не у кого.