Страница:
Что-то пожирало. Неспешно, но с грязным чавканьем, истекая липкой слюной, пожирало... ее.
– Брат! Брат, это... – Жало стилета ударило и полыхнуло плавясь.
Это было больно и... странно. Потому что изнутри рос, разливался, накатывался волной поток холода. Ледяного холода.
– ...это пустота. Это Пустота... Помоги мне. Брат! Оно... убивает меня. Помоги мне! Помоги мне. Ест меня... Помоги... оно ест ме...
Крохотная, сжавшаяся в комок фигурка Легенды. Схватить ее и бежать. Бежать вперед. Пока тот, второй, не догнал. Пока первый не ударил снова. Пока...
Голос, всего один голос, еще кричал что-то за спиной. Звал брата. И удивление в нем сменялось тревогой, затем страхом, а потом ужас звенел в каждом слове, в каждом звуке. Ужас, который лишь подхлестывал, заставляя бежать еще быстрее.
Что-то пожрало пожирателя. Меньше всего Эльрику хотелось встретиться с этим “чем-то”. Пусть лучше оно, чем бы оно ни было, отвлечется на того, который остался.
И он бежал, пока мог бежать. А потом шел. Долго. До темноты. И только когда первые звезды глянули с высокого неба, остановился. Усадил Легенду на расстеленный плащ. Она молчала. Смотрела куда-то в пустоту остановившимся взглядом. Эльрик осторожно взял ее руки. Ледяные ладони. Маленькие. Крохотные в его руках.
Жалость и нежность мешались с насмешкой. Смеялся над собой. Над кем тут еще смеяться?
И грел дыханием тонкие пальчики. Гладил золотые, легкие как облако волосы. Осторожно, такая нежная была у нее кожа, что боялся оцарапать огрубелыми своими ладонями, отогревал лицо. Застывшее. Белое. И счастлив был, когда кровь прилила к загорелым щекам. И руки потеплели. Когда слезы прорвали запруды век и потекли. И замершая фигурка словно сломалась, прижалась, обхватив руками шею.
Легенда плакала. И это было правильно. Ей нужно было плакать. Если плачет – значит жива. Значит, не сожрали душу, не опустошили, не уничтожили.
Она плакала.
"Астандо...” – звала иногда, словно звенели ледяные колокольца. Но Астандо, кем бы он ни был, был далеко. И Эльрик укачивал-убаюкивал эльфийку на руках. Укачивал. И ненавидел... Он сам не знал толком, кого ненавидел. Тех... или то, что заставляет женщин, красивых, хрупких и нежных женщин брать в руки оружие. То, что делает их из возлюбленных бойцами. То, что толкает их, призванных дарить жизнь, на путь отнимающих жизни.
Он шептал древние, как мир, его родной мир, заговоры, отгоняющие страх. Заговоры, дарующие сон и спокойствие. Старые, памятные еще с детства, не те, что говорили и говорят над детьми матери на Анго, а те, что знают эльфы. Разными словами можно взывать к одним и тем же добрым, хранящим Силам.
– Душного ужаса сгинет угар, – тихо продолжила Легенда И вытерла слезы о его плечо – Ты знаешь это, да? Откуда?
– Солнце взойдет, и ручей зажурчит, – улыбнулся Эльрик.
– Зелень лужайки тронут лучи. – Эльфийка по-прежнему сидела, обхватив его шею. Но не плакала. Уже не плакала. – Утро настанет растает туман... Боги, Эльрик, я слышала это так давно.
– Ночь – это правда, страхи – обман, – закончил он, машинально перейдя на орочий язык. Единственный раз, когда слышал он этот наговор, он слышал его от орка, старого-старого отцовского приятеля. И сейчас, прогоняя страхи Легенды, Эльрик переводил. С орочьего на эльфийский... А когда понял, что эльфийка пришла в себя, на радостях позабыл о переводе.
Легенда дернулась, оттолкнула его и сама подалась назад. Зеленые глаза блеснули знакомым холодом.
– Что это были за твари?
– Не знаю. – Эльрик пожал плечами. Усталость навалилась такая, словно за все эти дни он не спал ни минуты. – Какие-то пожиратели душ.
– Спасибо, – коротко бросила Легенда.
– Пожалуйста. За что?
– За то, что вытащил.
– На моем месте так поступил бы каждый, – безразлично пробормотал шефанго. – Или как там положено говорить?
– Где?
– Да в книжках с моралью. Ладно. Не важно. – Он встал со скрипом и отправился за сушняком. Благо, что на склонах Цошэн мертвых деревьев торчало превеликое множество. Легенда развязала рюкзак с припасами. Каждый занимался своим делом. Вечерний распорядок был привычен до зевоты.
– У нас говорят: “Свет – это правда, страхи – обман”, – сказала эльфийка, когда костер уже горел и закипала вода в котелке. Вопреки обыкновению, этим вечером они не ограничились водой из фляжек. Холодало, если и не с каждым шагом, то уж с каждой милей точно. – “Ночь – это правда” из орочьих заговоров.
– Так ведь и заговор ночной. А эльфы, насколько я знаю, ничего не имеют против ночи.
– Ну, сложилось так... – Легенда потянулась к мешочку с травами и взвилась на ноги, брезгливо стряхивая что-то с сапога. – Крыса!
– М-мит перз, – с чувством произнес Эльрик, убирая нож. – Ты меня специально пугаешь?
– Правда, крыса. – Эльфийка обошла костер, внимательно глядя под ноги. – Только странная.
– Это сонный сурок. – Шефанго зевнул. – Нет, два сонных сурка. Три... Четвертый. Какого кракена?
Толстые короткошерстные зверьки выходили к костру и, останавливаясь, садились на жирные гузки. За четвертым появился пятый. А за пятым – Дхис, вытанцовывающий что-то на последней трети себя. Сурки покачивались в такт.
Легенда сдавленно булькнула и села на землю.
– Эльрик, – она закусила губу, чтобы не смеяться, – Эльрик, он же тебя подкармливает. Он же... Господи, карающий и дарящий! Ты посмотри, что вытворяет твоя дареная змея!
– Это змей. Он что думает, я буду сворачивать им шеи?
– А почему нет?
– Так не охотятся.
– А тебе никто и не предлагает охотиться. Тебе еду привели. Считай, к столу подали. Перестань глупить и помоги мне готовить.
Уже скоро от котелка пошел одуряющий запах. Потом в готовый бульон накрошили сухарей, превратив варево в жидкую кашицу. И ели из котелка, потому как мисками пренебрегли, Легенда и Эльрик с Дхисом. Змей старательно выволакивал с ложки куски нежного мяса, которые невозможно было удержать навесу, валился с ними на землю, утянутый весом, и там расправлялся с добычей быстро, но без лишней жадности.
– Ты безобразно мало ешь, – заметила Легенда, вычерпав треть котелка. – Почему вдруг?
– Я мало ем?!
– Утром ты просыпаешься раньше и уверяешь меня, что позавтракал, пока я спала. Вечером ложишься позже. И я даже не спрашиваю, знаю: ты будешь врать, то ужинал, когда я заснула. Рыбу сегодня утром почти целиком слопала твоя... твой змей. Но вы устроили это дурацкое представление с перетягиванием хвоста, и я на это отвлеклась. Сейчас ты опять кормишь Дхиса... На самом деле, я не о том. – Эльфийка отложила ложку и уставилась на Эльрика задумчгвым взглядом. – Меня не интересует, что ты ешь не самом деле. Но мне хотелось бы знать, кто ты!
– Вроде представлялся, – напомнил де Фокс, вылавливая для Дхиса еще кусочек.
– Представлялся. И даже уверял меня позавчера в том, что ты не демон.
– Не демон.
– Может быть. Тогда я не поверила.
– Ничего удивительного, – без особого удивления откликнулся Эльрик. – Нас часто принимают за демонов. Ну, они тоже симпатяги. Клыки там, глаза, манеры опять же.
– Не ерничай.
– Я не демон.
– Знаешь, может быть, я поверю в это... Если ты сумеешь внятно объяснить, как получилось, что мы без потерь миновали шесть из девяти препятствий на этой поганой горе? Это при том, что нас уверяли: взойти на Цошэн невозможно! Ты хоть помнишь, что нам говорили в лагере?
– Чго невозможного нет, – глуховато ответил де Фокс. – Я не знаю, что говорили тебе.
– Ты можешь сколько угодно обижаться, это ничего не изменит. Эльрик, ты сам должен понимать... Ладно, объявить Эфу предсказанным воином – это была идея Сорхе, и здесь ты чист. Но дальше...
– Вообще-то это была идея Йорика. Дхис, куда ты полез весь в жире! Иди мыться!
– Как Йорика? – Легенда машинально подняла змея и перенесла к миске с водой. – Нет, ты просто не все знаешь. На самом деле, это Сорхе уверила его в том, что Эфа – тот самый. Вернее, та самая.
– Сорхе так Сорхе. – Эльрик достал трубку. – Какая, к акулам, разница? В чем я, по твоему мнению, нечист?
– Во всем прочем. – Эльфийка задумчиво загнула мизинец. – Во-первых, ты убил Эфу и занял ее тело, на что способны только демоны.
Глаза у шефанго, и без того большие, стали просто огромными.
– Во-вторых, ты с ходу раскусил ловушку в пещере.
– Но...
– Не перебивай меня, будь любезен. В-третьих, ты договорился с тем демоном-кабаном. В-четвертых, спокойно прошел сквозь скалу, да еще и меня пронес. В-пятых, убедил этих... ну, на воротах, пропустить нас. В-шестых, с легкостью миновал пожирателей душ. В-седьмых, ты, судя по всему, обходишься без человеческой пищи. Я сравниваю с Эфой и могу тебя уверить, она съедала куда больше. Да, и как итог... Ты не боишься. Ты здесь свой, как бы ни пытался ты сделать вид, что чувствуешь себя неуютно.
Эльрик забыл про трубку. Сидел молча, потирая пальцами узкий подбородок. Смотрел на Легенду.
Дхис вернулся мокрый и полез на свое место на запястье.
– Я не демон, – как-то потерянно пробормотал шефанго. Помотал головой. – Боги, бред какой. Я не демон. И... я не убивал Эфу. Она умерла сама. Понимаешь... – Он выдохнул и улегся на спину, глядя в холодное небо. – Как объяснить-то? Ну, просто память вернулась. Эфа, она не помнила ничего, потому и стала Эфой. А я... То, что она делала, идет вразрез со всеми нашими законами и правилами. А потом она вспомнила. Она не хотела вспоминать. И даже говорила тебе об этом, помнишь?
– Говорила, – кивнула Легенда. – Хочешь сказать, что это она заняла твое тело? Точнее, что ты превратился в Эфу, когда потерял память?
– Отвратительно, – констатировал Эльрик. – Да. Так оно и было. И, честно говоря, мне не хотелось бы лишний раз вспоминать эту... Тварь.
– Да по сравнению с тобой, малыш, Эфа была ангелом.
– Как ты меня назвала?!
– Малыш. Или ты предпочитаешь “мальчик”?
– Ясно. Первый признак взросления: не обижаться на глупые шутки. Что ты там еще вспоминала? Пещеру? Легенда, вот только не ври, что ты сама не поняла бы, в чем там дело.
– Ты понял раньше.
– У меня шесть чувств. На одно больше, чем у тебя. А хваленая женская интуиция работает, только когда дело идет к постели. Бинфэн и привратники – это просто классика убивалки наоборот.
– Что?
– Есть такие игры. – Эльрик перевернулся на бок, оперся на локоть и начал разглядывать Легенду. – Ну, вроде живых картинок. Там нужно убивать всех, кого ты видишь. А есть другие. Поумнее. Там нужно договариваться.
– Цошэн не игра.
– Боги! Легенда, ну ты же умная. Ты же очень умная. Для женщины. Ну подумай, был у нас шанс справиться с Бинфэном в бою?
– Нет. Но...
– Он что, сразу на нас накинулся?
– Нет...
– Он начал разговаривать. Так?
– С тобой.
– С нами. Просто я ответил первый. Ты думаешь, мне не было страшно? Еще как было. М-мать. Кто бы мне сказал, что я буду уверять женщину, да еще красивую женщину, в том, что боюсь. Но я действительно боюсь... боялся. Тогда.
А драться я боялся еще больше, чем разговаривать. Понимаешь?
– Предположим.
– Как пройти сквозь скалу, меня научил Бинфэн. И что сказать Мунсин, тоже он посоветовал.
– С чего вдруг этот демон...
– Да с ним же никто здесь отродясь не разговаривал! – Эльрик рывком поднялся. – Ты пойми. Все, кто шел... Это ведь мы от большого ума через Злой Лес поперлись. Другие обходили. Все, кто шел, пытались его убить. Так или иначе. Ты его видела? У него же оба рыла в шрамах, клыки сколоты, уши рваные. Свои с ним общались, а все другие бить кидались. И тут мы. Да он просто обалдел от такой наглости, понимаешь?
– Наглости?
– Это поначалу он думал, что мы его от страха хвалим. А потом, вроде как ты, за своего меня принял.
– Сядь, – попросила Легенда, – Длинный ты очень. А пожиратели как же?
– Не знаю. – Эльрик сел и уставился на трубку, которую все еще держал в руке. – Не знаю. Правда. Там что-то пришло и напугало их так, что они забыли о нас. Ну я и сбежал оттуда.
– Еще и меня унес.
– Ты предпочла бы остаться?! Зеш. Извини. Мне просто до сих пор страшно. Я слышал, как он... один из них... их двое было. Он кричал. Боги, как он кричал. Он пытался меня сожрать. Да. Но если бы я знал, как спасти его от того ужаса... Все, что угодно, лишь бы не слушать его криков.
– Ты слышал их?
Эльрик молча набивал трубку. Крошки табака сыпались на землю.
– Значит, ты тоже боишься, – констатировала Легенда.
– Иногда, – коротко бросил шефанго.
– И все-таки мы идем. Мы поднимаемся. Забавно будет, если твое безумие станет правдой.
– Какое еще безумие?
– Ну, уверенность в том, что ты дойдешь до Финроя.
– Он нужен мне.
– Память вернулась, и ты тоже захотел домой?
– Без Финроя Сорхе не захочет даже выслушать меня. А так... Может быть, она сменит гнев на милость.
– Начал наконец-то понимать, что к чему?
– Что понимать? Богиня невзлюбила Йорика. Уж не знаю за что. Он погиб. Почти погиб. Но в ее власти вернуть ему жизнь.
Легенда присвистнула и покачала головой:
– Вот это финт! А мне казалось, она небольшого ума.
– Она и есть небольшого, – рыкнул Эльрик, – додуматься же надо было – отправить на верную смерть лучших своих людей.
– Ничего-то ты не понимаешь. – Эльфийка улыбнулась загадочно и задумчиво. – Она его любит, этого твоего орка.
– Угу. – Шефанго раскурил трубку. – Это видно... Что?!
– Дошло наконец-то! – рассмеялась Легенда. – Я уж думала, ты никогда не поймешь. Да, представь себе, до появления Эфы Сорхе и Йорик... Ну, в общем, у них все было хорошо.
– Откуда ты знаешь?
– Да уж знаю. И не только я. Весь лагерь был в курсе. Собственно, это и не скрывалось никак. Только ты, святая простота, пребывал в неведении. Ну, не ты, конечно, а Эфа. Не суть важно. А вот когда Йорик запал на... гм... как бы это сказать-то? Ну, в общем, на Эфу он и запал. Тогда Сорхе и начала нервничать. Дальше – больше. От любви до ненависти, сам знаешь.
– Мит перз.
– А ты... в смысле, Эфа, она ведь даже не подозревала о том, что сотник в нее влюблен, да? Эльрик помотал головой:
– Она умерла раньше. Я знал. Узнал. Уже после того, как Йорик погиб. Она не знала даже о том, что сама влюбилась.
– Совсем весело, – озадаченно произнесла эльфийка. – А она-то с чего? В орка! Это же... они же животные.
– Ну, Сорхе ведь что-то нашла.
– Сорхе – богиня плодородия, ей все равно. Не орк, так медведь какой-нибудь. Она кого угодно может использовать.
– И любить?
– М-да. – Легенда вздохнула. – Я, честно говоря, так и не поняла до конца. Четыре раза в году, если верить Сорхе, она уматывала кого-нибудь до смерти своей любовью. Причем ей действительно было безразлично, человек это или животное. Главное, чтобы мужчина. Ну, самец. Это как-то связано с жизнью леса и с жизнью самой богини. А Йорик... Он у нее был вроде как на каждый день. Знаешь, я видела, как она переживала, когда Эфа... Когда поняла, что теряет своего сотника. Кажется, она и вправду его любила. Ведь бывает же такое, правда?
Шефанго молча пожал плечами. Все услышанное нужно было осмыслить. Пересмотреть. Осознать и по возможности разложить по полочкам, дабы выстроились все факты и фактики в складную картинку. Они и выстраивались, только...
– Ты считаешь, что Сорхе умнее, чем казалась?
– Ах да. – Эльфийка кивнула. – Если предположить, что богам дано предвидеть, ну, хоть немножко предвидеть, Сорхе могла знать, чем закончится наш поход. Да, она выманила оборотней на нашу дорогу, но если она знала, что мы пойдем по болотам, значит, оборотни были отправлены на заведомо ложный путь.
– Она могла просто прикрыть нас.
– Могла. Но вдруг бы Финрой решил, что это нечестно. Дальше ты сам догадаешься?
– Рассказывай.
– Ну, все очень просто. Сорхе знает, что все погибнут. Но знает также, что Йорик будет последним. Что его убьют в Злом Лесу. Что ты... что Эфа решит спасти его и дойдет до Финроя, чего бы ей это ни стоило. Таким образом, богиня получает все сразу. Помощь в войне. И своего орка, которого она милостиво согласится вернуть к жизни. Как ты думаешь, обязанный ей спасением Йорик и дальше будет поглядывать на некую шефанго?
Выгнувшееся над Цошэн небо слушало тяжелую тишину. Клубы табачного дыма тянулись к костру и терялись над огнем. Молчала Легенда. Молчал Эльрик. Глядели задумчиво на пляшущие языки пламени.
– Добра от этого не будет, – констатировал де Фокс.
– Не будет, – согласилась Легенда. – Но, знаешь, в такой ситуации женщины склонны хвататься за любую возможность. Обычно они этим портят все окончательно. Если бы только чужой опыт мог чему-то научить. Давай спать, Эльрик. Денек сегодня был – врагу не пожелаешь.
– Да. Спать надо.
***
Шефанго заснул сразу. А Легенда лежала, положив голову ему на плечо, и пыталась разобраться в себе самой. Недоверие к жутковатому спутнику исчезло. Не то чтобы она безоговорочно поверила всем его объяснениям. Нет. Легкость, с какой Эльрик договаривался с демонами, оставалась подозрительной, но... Верить хотелось, а это само по себе чего-нибудь да стоило.
Эльфийка разглядывала лицо спящего. Даже во сне напряженное. Красивое по-своему, но очень по-своему. Тонкое и резкое. Сейчас шефанго не казался страшным. Точнее, сейчас он не пугал до озноба. Просто не верилось, что эта серая демоническая маска может быть живой. А неживое не страшно.
Легенда улыбнулась чуть грустно.
Мальчик. Совсем мальчик. Самоуверенное нахальство слетело с него сегодня. В шестнадцать лет мальчишки любят казаться самыми-самыми, а загляни поглубже, что там? Ребенок. И зачастую ребенок испуганный.
Нет, Эльрик ребенком не был. Ни в коем случае. Самостоятельное и весьма опасное существо, из детства он вышел, казалось, очень давно. И все-таки... все-таки недоверие к нему, раздражительность, насмешливая злость сменились чуть грустной, почти материнской ласковостью. Как мало нужно женщине, чтобы отнестись вот так вот к любому мужчине. На несколько секунд увидеть его без маски.
Легенда вздохнула. Покровительственная нежность наполняла ее, чуть щемило сердце... Алые глаза открылись. Глянули в упор.
– Ты чего не спишь? – мягко прошелестел низкий голос. – Холодно?
Шефанго, как ребенка, укутал ее плащом, прижал к себе покрепче, осторожно поцеловал в лоб:
– Спи. Завтра еще идти.
– Вот тебе и мальчик! А сон навалился, будто только этого и ждал. Легенда соскользнула в мягкую темноту и, засыпая, успела еще усмехнуться. Она и сама не знала, над кем смеется. Может, над шефанго. А может, над собой.
6. МЕЧ
Так его и звали. Точнее, так его называли. Многие считали это именем. Были те, кто полагал, что это прозвище. Ошибались и те, и другие. Меч – это было его сутью. Обычно он был Мечом где-то очень глубоко, там, где раньше пребывала душа. Но случалось и так, что оружие брало верх над разумом. И тогда он весь становился Мечом. Впрочем, если такое и происходило, то лишь по обоюдному согласию – Меча и человека. Договор заключен был давно, и с тех пор ни разу не нарушался. По чести говоря, он и не задумывался никогда над тем, можно ли его нарушить. А Меч и подавно не думал на такие темы. Он вообще не умел думать.
Да. Но, как бы там ни было, с давних пор он и клинок стали тезками.
Когда-то давно, не сразу после договора – тогда навалилось слишком много дел и совершенно не нашлось времени вникнуть, – чуть позже, он понял, что отдал за Меч душу. Невелика потеря. Тем более что после первой своей смерти, точнее, после первого воскрешения, сознание подлинного бессмертия восполнило утрату. С лихвой. Произошел своеобразный обмен. И холодным металлом стал человек. А в лезвие клинка вплавилась черная, мудрая и уставшая, но живая душа. Оба только выиграли от сделки. Хотя по большей части ему казалось, что Меч получил меньше.
Впаянная в клинок душа его служила образцом, по которому вновь и вновь после смерти воссоздавалась личность. Умирать он не любил, кто из нестареющих любит умирать? Но временами случалось. Убивали. Иногда, чтобы сделать дело, приходилось погибать не единожды. Если бы, выполняя работу, он был человеком, а не Мечом, его, наверное, забавляли бы лица тех, кого следовало уничтожить. Но будучи живым оружием, в такие моменты он мог почувствовать только их страх. Страх людей, осознавших, что противник их бессмертен в самом что ни на есть полном смысле.
А еще были другие. Он называл их “не-Я”. Люди и нелюди, рассеянные по разным мирам. Все они так или иначе несли в себе частицу его души. Бывшей его души. И частицу клинка – души нынешней. Все они выполняли какую-то работу. Обычно единовременную. А закончив, погибали. Либо обретали свободу. Свободу от Меча. А ему оставалась их память. Их мысли и чувства. Их знания и опыт. С иными “не-Я” он успевал сродниться, и разрыв становился довольно болезненным. Потом долго приходили чужие воспоминания, чужая любовь и чужая ненависть. И нужно было напоминать себе о том, что это не его. Что это не имеет к нему отношения.
Некоторых “не-Я”, он знал только по снам. Странным, очень реальным снам.
Тот мальчик-шефанго, в компании с зеленоглазой эльфийкой идущий по горе сомнений, был скорее сном. Пока пожиратель душ не накинулся на него и не узрел глубоко-глубоко в душе мальчишки черный отблеск Меча. Потянуло же мразь на новые ощущения. Пришлось вмешаться, потому что смерть шефанго грозила ненужными осложнениями. Еще, чего доброго, понадобилось бы тащиться в тот сумрачный мир самому. А дел хватало и дома.
"Кто-то сожрал пожирателя”. Мальчик даже не подозревал, насколько он прав. Но вряд ли придет ему в голову, что “кто-то” был он сам. Точнее, часть его. Равнодушная и вечно голодная Пустота.
От вмешательства остался неприятный осадок – мальчишка сопротивлялся, сам того не сознавая, и выпроводил чужую волю без всякой деликатности. Потом долго болела голова. Эти шефанго...
Машинально потер пальцами виски. Глянул в зеркало. Красные глаза и длинная белая коса. Оскалил клыки в ухмылке.
Да. Эти шефанго.
А ниточка натянулась. И теперь волей-неволей он будет в курсе всего, что делает мальчик. Тоже ведь тезка. Тезка по старому его имени, которое помнят лишь немногие друзья.
И немногие враги, оставшиеся с незапамятных времен. Враги, убивать которых пока нельзя.
Остальные называли его Меч. Ему было все равно.
***
– Девятое сомнение – это Вэйше, – сказал Эльрик вместо “доброе утро”.
Легенда села, натягивая на плечи плащ.
Они начали спать вместе, как только похолодало. И ночью, рядом с шефанго, было тепло. Порой даже слишком тепло, когда к жару, что шел от Эльрика, добавлялось совсем некстати ее, Легенды, похотливое томление. Но что тут сделаешь? Красивый мальчик. Даже в те жуткие дни, когда она его боялась, какая-то часть сознания все равно мяукала мартовской кошкой.
Мда. Красивый мальчик. Только была у мальчика дурная привычка вставать еще до рассвета. То есть в самый холод он и просыпался. Очень скоро и Легенде становилось не до сна. Уснешь тут, пожалуй, когда каждая косточка от холода дрожит.
– Слушай, вы все так мало спите? – спросила она недовольно.
Смотреть на де Фокса и то было холодно. Этот ненормальный каждое утро не просто умывался – мылся. Хуже кота, честное слово. Коты хоть языком теплым вылизываются. А Эльрик в воде ледяной. И чем выше они поднимались, тем холоднее вода становилась. Легенда подумывала уже о том, чтобы вовсе бросить дурную привычку умываться по утрам, да как-то неловко было. Парень моется, а она даже на лицо не поплещет?
– Вы – это кто? – спросил Эльрик, доплетая косу.
– Шефанго. – Легенда спрятала нос под плащом.
– Не знаю. Кто как. Мне четырех часов хватает. А что?
– Холодно.
– Разминайся, – без всякого сочувствия посоветовал де Фокс. – Знаешь как согревает!
– Ну-ну, – уныло кивнула эльфийка. – Померз бы так, как я, я б на тебя посмотрела.
– Мне холодно, только когда страшно, – сообщил Эльрик. И принялся разводить костер. – Мы вообще-то на севере живем. Там льды всякие, вечная мерзлота, северное сияние опять же. Слышала о таких краях?
– Только в сказках. – Волоча за собой плащ, эльфийка перебралась к разгорающемуся огню. – И жить там нельзя. Опять врешь?
– Нет, – де Фокс покачал головой, – не вру. Мы правда там живем. Мы такие, ну вроде амфибий. Не совсем, конечно, но близко. Дельфины нам тоже сродни. В общем, купаться любим – страсть. А холодно вокруг... тоже страсть. Вот и пришлось приспосабливаться.
– Так прямо во “всяких льдах” и купаетесь?
– Зачем во льдах? – Эльрик говорил серьезно. – Подо льдами. В полынью ныряешь и вперед. До следующей.
– Ага. А питаетесь святым духом?
– Нет. Рыбой. – Шефанго вздохнул. – Ты тюлений жир ела когда-нибудь? Такая, скажу я тебе, гадость.
– Так ты у нас к рыбке привык, – сочувственно кивнула Легенда. – То-то мясо не жрешь.
– У меня с перепугу аппетит пропадает, – объяснил де Фокс и повесил над огнем котелок с водой. – Не веришь, да? Ну и правильно делаешь. На самом деле мы гоблинов разводим.
– Что?
– Да не что, а “кого”. Гоблинов. Ну, помнишь, в лагере, Гоблин? Начальник службы безопасности. Вот таких и разводим. Только жирных. И безмозглых. У них мозги атрофировались, потому что мы им создали нормальные жизненные условия. С потребительской корзиной у наших гоблинов все в порядке, хлеба хватает, а без зрелищ они обходятся. Вот. А мы их едим. Нет, некоторые дрессируют. Через несколько поколений дрессированных гоблинов можно получить разумное потомство, только император этого не одобряет. Зачем нам разумные? Тебе бы понравилось, если бы свиньи вдруг заговорили?
– Брат! Брат, это... – Жало стилета ударило и полыхнуло плавясь.
Это было больно и... странно. Потому что изнутри рос, разливался, накатывался волной поток холода. Ледяного холода.
– ...это пустота. Это Пустота... Помоги мне. Брат! Оно... убивает меня. Помоги мне! Помоги мне. Ест меня... Помоги... оно ест ме...
Крохотная, сжавшаяся в комок фигурка Легенды. Схватить ее и бежать. Бежать вперед. Пока тот, второй, не догнал. Пока первый не ударил снова. Пока...
Голос, всего один голос, еще кричал что-то за спиной. Звал брата. И удивление в нем сменялось тревогой, затем страхом, а потом ужас звенел в каждом слове, в каждом звуке. Ужас, который лишь подхлестывал, заставляя бежать еще быстрее.
Что-то пожрало пожирателя. Меньше всего Эльрику хотелось встретиться с этим “чем-то”. Пусть лучше оно, чем бы оно ни было, отвлечется на того, который остался.
И он бежал, пока мог бежать. А потом шел. Долго. До темноты. И только когда первые звезды глянули с высокого неба, остановился. Усадил Легенду на расстеленный плащ. Она молчала. Смотрела куда-то в пустоту остановившимся взглядом. Эльрик осторожно взял ее руки. Ледяные ладони. Маленькие. Крохотные в его руках.
Жалость и нежность мешались с насмешкой. Смеялся над собой. Над кем тут еще смеяться?
И грел дыханием тонкие пальчики. Гладил золотые, легкие как облако волосы. Осторожно, такая нежная была у нее кожа, что боялся оцарапать огрубелыми своими ладонями, отогревал лицо. Застывшее. Белое. И счастлив был, когда кровь прилила к загорелым щекам. И руки потеплели. Когда слезы прорвали запруды век и потекли. И замершая фигурка словно сломалась, прижалась, обхватив руками шею.
Легенда плакала. И это было правильно. Ей нужно было плакать. Если плачет – значит жива. Значит, не сожрали душу, не опустошили, не уничтожили.
Она плакала.
"Астандо...” – звала иногда, словно звенели ледяные колокольца. Но Астандо, кем бы он ни был, был далеко. И Эльрик укачивал-убаюкивал эльфийку на руках. Укачивал. И ненавидел... Он сам не знал толком, кого ненавидел. Тех... или то, что заставляет женщин, красивых, хрупких и нежных женщин брать в руки оружие. То, что делает их из возлюбленных бойцами. То, что толкает их, призванных дарить жизнь, на путь отнимающих жизни.
Он шептал древние, как мир, его родной мир, заговоры, отгоняющие страх. Заговоры, дарующие сон и спокойствие. Старые, памятные еще с детства, не те, что говорили и говорят над детьми матери на Анго, а те, что знают эльфы. Разными словами можно взывать к одним и тем же добрым, хранящим Силам.
Твари ночные тебе не страшны,
Всех их разгонит лучик луны,
Клевера листик развеет кошмар
– Душного ужаса сгинет угар, – тихо продолжила Легенда И вытерла слезы о его плечо – Ты знаешь это, да? Откуда?
– Солнце взойдет, и ручей зажурчит, – улыбнулся Эльрик.
– Зелень лужайки тронут лучи. – Эльфийка по-прежнему сидела, обхватив его шею. Но не плакала. Уже не плакала. – Утро настанет растает туман... Боги, Эльрик, я слышала это так давно.
– Ночь – это правда, страхи – обман, – закончил он, машинально перейдя на орочий язык. Единственный раз, когда слышал он этот наговор, он слышал его от орка, старого-старого отцовского приятеля. И сейчас, прогоняя страхи Легенды, Эльрик переводил. С орочьего на эльфийский... А когда понял, что эльфийка пришла в себя, на радостях позабыл о переводе.
Легенда дернулась, оттолкнула его и сама подалась назад. Зеленые глаза блеснули знакомым холодом.
– Что это были за твари?
– Не знаю. – Эльрик пожал плечами. Усталость навалилась такая, словно за все эти дни он не спал ни минуты. – Какие-то пожиратели душ.
– Спасибо, – коротко бросила Легенда.
– Пожалуйста. За что?
– За то, что вытащил.
– На моем месте так поступил бы каждый, – безразлично пробормотал шефанго. – Или как там положено говорить?
– Где?
– Да в книжках с моралью. Ладно. Не важно. – Он встал со скрипом и отправился за сушняком. Благо, что на склонах Цошэн мертвых деревьев торчало превеликое множество. Легенда развязала рюкзак с припасами. Каждый занимался своим делом. Вечерний распорядок был привычен до зевоты.
– У нас говорят: “Свет – это правда, страхи – обман”, – сказала эльфийка, когда костер уже горел и закипала вода в котелке. Вопреки обыкновению, этим вечером они не ограничились водой из фляжек. Холодало, если и не с каждым шагом, то уж с каждой милей точно. – “Ночь – это правда” из орочьих заговоров.
– Так ведь и заговор ночной. А эльфы, насколько я знаю, ничего не имеют против ночи.
– Ну, сложилось так... – Легенда потянулась к мешочку с травами и взвилась на ноги, брезгливо стряхивая что-то с сапога. – Крыса!
– М-мит перз, – с чувством произнес Эльрик, убирая нож. – Ты меня специально пугаешь?
– Правда, крыса. – Эльфийка обошла костер, внимательно глядя под ноги. – Только странная.
– Это сонный сурок. – Шефанго зевнул. – Нет, два сонных сурка. Три... Четвертый. Какого кракена?
Толстые короткошерстные зверьки выходили к костру и, останавливаясь, садились на жирные гузки. За четвертым появился пятый. А за пятым – Дхис, вытанцовывающий что-то на последней трети себя. Сурки покачивались в такт.
Легенда сдавленно булькнула и села на землю.
– Эльрик, – она закусила губу, чтобы не смеяться, – Эльрик, он же тебя подкармливает. Он же... Господи, карающий и дарящий! Ты посмотри, что вытворяет твоя дареная змея!
– Это змей. Он что думает, я буду сворачивать им шеи?
– А почему нет?
– Так не охотятся.
– А тебе никто и не предлагает охотиться. Тебе еду привели. Считай, к столу подали. Перестань глупить и помоги мне готовить.
Уже скоро от котелка пошел одуряющий запах. Потом в готовый бульон накрошили сухарей, превратив варево в жидкую кашицу. И ели из котелка, потому как мисками пренебрегли, Легенда и Эльрик с Дхисом. Змей старательно выволакивал с ложки куски нежного мяса, которые невозможно было удержать навесу, валился с ними на землю, утянутый весом, и там расправлялся с добычей быстро, но без лишней жадности.
– Ты безобразно мало ешь, – заметила Легенда, вычерпав треть котелка. – Почему вдруг?
– Я мало ем?!
– Утром ты просыпаешься раньше и уверяешь меня, что позавтракал, пока я спала. Вечером ложишься позже. И я даже не спрашиваю, знаю: ты будешь врать, то ужинал, когда я заснула. Рыбу сегодня утром почти целиком слопала твоя... твой змей. Но вы устроили это дурацкое представление с перетягиванием хвоста, и я на это отвлеклась. Сейчас ты опять кормишь Дхиса... На самом деле, я не о том. – Эльфийка отложила ложку и уставилась на Эльрика задумчгвым взглядом. – Меня не интересует, что ты ешь не самом деле. Но мне хотелось бы знать, кто ты!
– Вроде представлялся, – напомнил де Фокс, вылавливая для Дхиса еще кусочек.
– Представлялся. И даже уверял меня позавчера в том, что ты не демон.
– Не демон.
– Может быть. Тогда я не поверила.
– Ничего удивительного, – без особого удивления откликнулся Эльрик. – Нас часто принимают за демонов. Ну, они тоже симпатяги. Клыки там, глаза, манеры опять же.
– Не ерничай.
– Я не демон.
– Знаешь, может быть, я поверю в это... Если ты сумеешь внятно объяснить, как получилось, что мы без потерь миновали шесть из девяти препятствий на этой поганой горе? Это при том, что нас уверяли: взойти на Цошэн невозможно! Ты хоть помнишь, что нам говорили в лагере?
– Чго невозможного нет, – глуховато ответил де Фокс. – Я не знаю, что говорили тебе.
– Ты можешь сколько угодно обижаться, это ничего не изменит. Эльрик, ты сам должен понимать... Ладно, объявить Эфу предсказанным воином – это была идея Сорхе, и здесь ты чист. Но дальше...
– Вообще-то это была идея Йорика. Дхис, куда ты полез весь в жире! Иди мыться!
– Как Йорика? – Легенда машинально подняла змея и перенесла к миске с водой. – Нет, ты просто не все знаешь. На самом деле, это Сорхе уверила его в том, что Эфа – тот самый. Вернее, та самая.
– Сорхе так Сорхе. – Эльрик достал трубку. – Какая, к акулам, разница? В чем я, по твоему мнению, нечист?
– Во всем прочем. – Эльфийка задумчиво загнула мизинец. – Во-первых, ты убил Эфу и занял ее тело, на что способны только демоны.
Глаза у шефанго, и без того большие, стали просто огромными.
– Во-вторых, ты с ходу раскусил ловушку в пещере.
– Но...
– Не перебивай меня, будь любезен. В-третьих, ты договорился с тем демоном-кабаном. В-четвертых, спокойно прошел сквозь скалу, да еще и меня пронес. В-пятых, убедил этих... ну, на воротах, пропустить нас. В-шестых, с легкостью миновал пожирателей душ. В-седьмых, ты, судя по всему, обходишься без человеческой пищи. Я сравниваю с Эфой и могу тебя уверить, она съедала куда больше. Да, и как итог... Ты не боишься. Ты здесь свой, как бы ни пытался ты сделать вид, что чувствуешь себя неуютно.
Эльрик забыл про трубку. Сидел молча, потирая пальцами узкий подбородок. Смотрел на Легенду.
Дхис вернулся мокрый и полез на свое место на запястье.
– Я не демон, – как-то потерянно пробормотал шефанго. Помотал головой. – Боги, бред какой. Я не демон. И... я не убивал Эфу. Она умерла сама. Понимаешь... – Он выдохнул и улегся на спину, глядя в холодное небо. – Как объяснить-то? Ну, просто память вернулась. Эфа, она не помнила ничего, потому и стала Эфой. А я... То, что она делала, идет вразрез со всеми нашими законами и правилами. А потом она вспомнила. Она не хотела вспоминать. И даже говорила тебе об этом, помнишь?
– Говорила, – кивнула Легенда. – Хочешь сказать, что это она заняла твое тело? Точнее, что ты превратился в Эфу, когда потерял память?
– Отвратительно, – констатировал Эльрик. – Да. Так оно и было. И, честно говоря, мне не хотелось бы лишний раз вспоминать эту... Тварь.
– Да по сравнению с тобой, малыш, Эфа была ангелом.
– Как ты меня назвала?!
– Малыш. Или ты предпочитаешь “мальчик”?
– Ясно. Первый признак взросления: не обижаться на глупые шутки. Что ты там еще вспоминала? Пещеру? Легенда, вот только не ври, что ты сама не поняла бы, в чем там дело.
– Ты понял раньше.
– У меня шесть чувств. На одно больше, чем у тебя. А хваленая женская интуиция работает, только когда дело идет к постели. Бинфэн и привратники – это просто классика убивалки наоборот.
– Что?
– Есть такие игры. – Эльрик перевернулся на бок, оперся на локоть и начал разглядывать Легенду. – Ну, вроде живых картинок. Там нужно убивать всех, кого ты видишь. А есть другие. Поумнее. Там нужно договариваться.
– Цошэн не игра.
– Боги! Легенда, ну ты же умная. Ты же очень умная. Для женщины. Ну подумай, был у нас шанс справиться с Бинфэном в бою?
– Нет. Но...
– Он что, сразу на нас накинулся?
– Нет...
– Он начал разговаривать. Так?
– С тобой.
– С нами. Просто я ответил первый. Ты думаешь, мне не было страшно? Еще как было. М-мать. Кто бы мне сказал, что я буду уверять женщину, да еще красивую женщину, в том, что боюсь. Но я действительно боюсь... боялся. Тогда.
А драться я боялся еще больше, чем разговаривать. Понимаешь?
– Предположим.
– Как пройти сквозь скалу, меня научил Бинфэн. И что сказать Мунсин, тоже он посоветовал.
– С чего вдруг этот демон...
– Да с ним же никто здесь отродясь не разговаривал! – Эльрик рывком поднялся. – Ты пойми. Все, кто шел... Это ведь мы от большого ума через Злой Лес поперлись. Другие обходили. Все, кто шел, пытались его убить. Так или иначе. Ты его видела? У него же оба рыла в шрамах, клыки сколоты, уши рваные. Свои с ним общались, а все другие бить кидались. И тут мы. Да он просто обалдел от такой наглости, понимаешь?
– Наглости?
– Это поначалу он думал, что мы его от страха хвалим. А потом, вроде как ты, за своего меня принял.
– Сядь, – попросила Легенда, – Длинный ты очень. А пожиратели как же?
– Не знаю. – Эльрик сел и уставился на трубку, которую все еще держал в руке. – Не знаю. Правда. Там что-то пришло и напугало их так, что они забыли о нас. Ну я и сбежал оттуда.
– Еще и меня унес.
– Ты предпочла бы остаться?! Зеш. Извини. Мне просто до сих пор страшно. Я слышал, как он... один из них... их двое было. Он кричал. Боги, как он кричал. Он пытался меня сожрать. Да. Но если бы я знал, как спасти его от того ужаса... Все, что угодно, лишь бы не слушать его криков.
– Ты слышал их?
Эльрик молча набивал трубку. Крошки табака сыпались на землю.
– Значит, ты тоже боишься, – констатировала Легенда.
– Иногда, – коротко бросил шефанго.
– И все-таки мы идем. Мы поднимаемся. Забавно будет, если твое безумие станет правдой.
– Какое еще безумие?
– Ну, уверенность в том, что ты дойдешь до Финроя.
– Он нужен мне.
– Память вернулась, и ты тоже захотел домой?
– Без Финроя Сорхе не захочет даже выслушать меня. А так... Может быть, она сменит гнев на милость.
– Начал наконец-то понимать, что к чему?
– Что понимать? Богиня невзлюбила Йорика. Уж не знаю за что. Он погиб. Почти погиб. Но в ее власти вернуть ему жизнь.
Легенда присвистнула и покачала головой:
– Вот это финт! А мне казалось, она небольшого ума.
– Она и есть небольшого, – рыкнул Эльрик, – додуматься же надо было – отправить на верную смерть лучших своих людей.
– Ничего-то ты не понимаешь. – Эльфийка улыбнулась загадочно и задумчиво. – Она его любит, этого твоего орка.
– Угу. – Шефанго раскурил трубку. – Это видно... Что?!
– Дошло наконец-то! – рассмеялась Легенда. – Я уж думала, ты никогда не поймешь. Да, представь себе, до появления Эфы Сорхе и Йорик... Ну, в общем, у них все было хорошо.
– Откуда ты знаешь?
– Да уж знаю. И не только я. Весь лагерь был в курсе. Собственно, это и не скрывалось никак. Только ты, святая простота, пребывал в неведении. Ну, не ты, конечно, а Эфа. Не суть важно. А вот когда Йорик запал на... гм... как бы это сказать-то? Ну, в общем, на Эфу он и запал. Тогда Сорхе и начала нервничать. Дальше – больше. От любви до ненависти, сам знаешь.
– Мит перз.
– А ты... в смысле, Эфа, она ведь даже не подозревала о том, что сотник в нее влюблен, да? Эльрик помотал головой:
– Она умерла раньше. Я знал. Узнал. Уже после того, как Йорик погиб. Она не знала даже о том, что сама влюбилась.
– Совсем весело, – озадаченно произнесла эльфийка. – А она-то с чего? В орка! Это же... они же животные.
– Ну, Сорхе ведь что-то нашла.
– Сорхе – богиня плодородия, ей все равно. Не орк, так медведь какой-нибудь. Она кого угодно может использовать.
– И любить?
– М-да. – Легенда вздохнула. – Я, честно говоря, так и не поняла до конца. Четыре раза в году, если верить Сорхе, она уматывала кого-нибудь до смерти своей любовью. Причем ей действительно было безразлично, человек это или животное. Главное, чтобы мужчина. Ну, самец. Это как-то связано с жизнью леса и с жизнью самой богини. А Йорик... Он у нее был вроде как на каждый день. Знаешь, я видела, как она переживала, когда Эфа... Когда поняла, что теряет своего сотника. Кажется, она и вправду его любила. Ведь бывает же такое, правда?
Шефанго молча пожал плечами. Все услышанное нужно было осмыслить. Пересмотреть. Осознать и по возможности разложить по полочкам, дабы выстроились все факты и фактики в складную картинку. Они и выстраивались, только...
– Ты считаешь, что Сорхе умнее, чем казалась?
– Ах да. – Эльфийка кивнула. – Если предположить, что богам дано предвидеть, ну, хоть немножко предвидеть, Сорхе могла знать, чем закончится наш поход. Да, она выманила оборотней на нашу дорогу, но если она знала, что мы пойдем по болотам, значит, оборотни были отправлены на заведомо ложный путь.
– Она могла просто прикрыть нас.
– Могла. Но вдруг бы Финрой решил, что это нечестно. Дальше ты сам догадаешься?
– Рассказывай.
– Ну, все очень просто. Сорхе знает, что все погибнут. Но знает также, что Йорик будет последним. Что его убьют в Злом Лесу. Что ты... что Эфа решит спасти его и дойдет до Финроя, чего бы ей это ни стоило. Таким образом, богиня получает все сразу. Помощь в войне. И своего орка, которого она милостиво согласится вернуть к жизни. Как ты думаешь, обязанный ей спасением Йорик и дальше будет поглядывать на некую шефанго?
Выгнувшееся над Цошэн небо слушало тяжелую тишину. Клубы табачного дыма тянулись к костру и терялись над огнем. Молчала Легенда. Молчал Эльрик. Глядели задумчиво на пляшущие языки пламени.
– Добра от этого не будет, – констатировал де Фокс.
– Не будет, – согласилась Легенда. – Но, знаешь, в такой ситуации женщины склонны хвататься за любую возможность. Обычно они этим портят все окончательно. Если бы только чужой опыт мог чему-то научить. Давай спать, Эльрик. Денек сегодня был – врагу не пожелаешь.
– Да. Спать надо.
***
Шефанго заснул сразу. А Легенда лежала, положив голову ему на плечо, и пыталась разобраться в себе самой. Недоверие к жутковатому спутнику исчезло. Не то чтобы она безоговорочно поверила всем его объяснениям. Нет. Легкость, с какой Эльрик договаривался с демонами, оставалась подозрительной, но... Верить хотелось, а это само по себе чего-нибудь да стоило.
Эльфийка разглядывала лицо спящего. Даже во сне напряженное. Красивое по-своему, но очень по-своему. Тонкое и резкое. Сейчас шефанго не казался страшным. Точнее, сейчас он не пугал до озноба. Просто не верилось, что эта серая демоническая маска может быть живой. А неживое не страшно.
Легенда улыбнулась чуть грустно.
Мальчик. Совсем мальчик. Самоуверенное нахальство слетело с него сегодня. В шестнадцать лет мальчишки любят казаться самыми-самыми, а загляни поглубже, что там? Ребенок. И зачастую ребенок испуганный.
Нет, Эльрик ребенком не был. Ни в коем случае. Самостоятельное и весьма опасное существо, из детства он вышел, казалось, очень давно. И все-таки... все-таки недоверие к нему, раздражительность, насмешливая злость сменились чуть грустной, почти материнской ласковостью. Как мало нужно женщине, чтобы отнестись вот так вот к любому мужчине. На несколько секунд увидеть его без маски.
Легенда вздохнула. Покровительственная нежность наполняла ее, чуть щемило сердце... Алые глаза открылись. Глянули в упор.
– Ты чего не спишь? – мягко прошелестел низкий голос. – Холодно?
Шефанго, как ребенка, укутал ее плащом, прижал к себе покрепче, осторожно поцеловал в лоб:
– Спи. Завтра еще идти.
– Вот тебе и мальчик! А сон навалился, будто только этого и ждал. Легенда соскользнула в мягкую темноту и, засыпая, успела еще усмехнуться. Она и сама не знала, над кем смеется. Может, над шефанго. А может, над собой.
6. МЕЧ
Так его и звали. Точнее, так его называли. Многие считали это именем. Были те, кто полагал, что это прозвище. Ошибались и те, и другие. Меч – это было его сутью. Обычно он был Мечом где-то очень глубоко, там, где раньше пребывала душа. Но случалось и так, что оружие брало верх над разумом. И тогда он весь становился Мечом. Впрочем, если такое и происходило, то лишь по обоюдному согласию – Меча и человека. Договор заключен был давно, и с тех пор ни разу не нарушался. По чести говоря, он и не задумывался никогда над тем, можно ли его нарушить. А Меч и подавно не думал на такие темы. Он вообще не умел думать.
Да. Но, как бы там ни было, с давних пор он и клинок стали тезками.
Когда-то давно, не сразу после договора – тогда навалилось слишком много дел и совершенно не нашлось времени вникнуть, – чуть позже, он понял, что отдал за Меч душу. Невелика потеря. Тем более что после первой своей смерти, точнее, после первого воскрешения, сознание подлинного бессмертия восполнило утрату. С лихвой. Произошел своеобразный обмен. И холодным металлом стал человек. А в лезвие клинка вплавилась черная, мудрая и уставшая, но живая душа. Оба только выиграли от сделки. Хотя по большей части ему казалось, что Меч получил меньше.
Впаянная в клинок душа его служила образцом, по которому вновь и вновь после смерти воссоздавалась личность. Умирать он не любил, кто из нестареющих любит умирать? Но временами случалось. Убивали. Иногда, чтобы сделать дело, приходилось погибать не единожды. Если бы, выполняя работу, он был человеком, а не Мечом, его, наверное, забавляли бы лица тех, кого следовало уничтожить. Но будучи живым оружием, в такие моменты он мог почувствовать только их страх. Страх людей, осознавших, что противник их бессмертен в самом что ни на есть полном смысле.
А еще были другие. Он называл их “не-Я”. Люди и нелюди, рассеянные по разным мирам. Все они так или иначе несли в себе частицу его души. Бывшей его души. И частицу клинка – души нынешней. Все они выполняли какую-то работу. Обычно единовременную. А закончив, погибали. Либо обретали свободу. Свободу от Меча. А ему оставалась их память. Их мысли и чувства. Их знания и опыт. С иными “не-Я” он успевал сродниться, и разрыв становился довольно болезненным. Потом долго приходили чужие воспоминания, чужая любовь и чужая ненависть. И нужно было напоминать себе о том, что это не его. Что это не имеет к нему отношения.
Некоторых “не-Я”, он знал только по снам. Странным, очень реальным снам.
Тот мальчик-шефанго, в компании с зеленоглазой эльфийкой идущий по горе сомнений, был скорее сном. Пока пожиратель душ не накинулся на него и не узрел глубоко-глубоко в душе мальчишки черный отблеск Меча. Потянуло же мразь на новые ощущения. Пришлось вмешаться, потому что смерть шефанго грозила ненужными осложнениями. Еще, чего доброго, понадобилось бы тащиться в тот сумрачный мир самому. А дел хватало и дома.
"Кто-то сожрал пожирателя”. Мальчик даже не подозревал, насколько он прав. Но вряд ли придет ему в голову, что “кто-то” был он сам. Точнее, часть его. Равнодушная и вечно голодная Пустота.
От вмешательства остался неприятный осадок – мальчишка сопротивлялся, сам того не сознавая, и выпроводил чужую волю без всякой деликатности. Потом долго болела голова. Эти шефанго...
Машинально потер пальцами виски. Глянул в зеркало. Красные глаза и длинная белая коса. Оскалил клыки в ухмылке.
Да. Эти шефанго.
А ниточка натянулась. И теперь волей-неволей он будет в курсе всего, что делает мальчик. Тоже ведь тезка. Тезка по старому его имени, которое помнят лишь немногие друзья.
И немногие враги, оставшиеся с незапамятных времен. Враги, убивать которых пока нельзя.
Остальные называли его Меч. Ему было все равно.
***
– Девятое сомнение – это Вэйше, – сказал Эльрик вместо “доброе утро”.
Легенда села, натягивая на плечи плащ.
Они начали спать вместе, как только похолодало. И ночью, рядом с шефанго, было тепло. Порой даже слишком тепло, когда к жару, что шел от Эльрика, добавлялось совсем некстати ее, Легенды, похотливое томление. Но что тут сделаешь? Красивый мальчик. Даже в те жуткие дни, когда она его боялась, какая-то часть сознания все равно мяукала мартовской кошкой.
Мда. Красивый мальчик. Только была у мальчика дурная привычка вставать еще до рассвета. То есть в самый холод он и просыпался. Очень скоро и Легенде становилось не до сна. Уснешь тут, пожалуй, когда каждая косточка от холода дрожит.
– Слушай, вы все так мало спите? – спросила она недовольно.
Смотреть на де Фокса и то было холодно. Этот ненормальный каждое утро не просто умывался – мылся. Хуже кота, честное слово. Коты хоть языком теплым вылизываются. А Эльрик в воде ледяной. И чем выше они поднимались, тем холоднее вода становилась. Легенда подумывала уже о том, чтобы вовсе бросить дурную привычку умываться по утрам, да как-то неловко было. Парень моется, а она даже на лицо не поплещет?
– Вы – это кто? – спросил Эльрик, доплетая косу.
– Шефанго. – Легенда спрятала нос под плащом.
– Не знаю. Кто как. Мне четырех часов хватает. А что?
– Холодно.
– Разминайся, – без всякого сочувствия посоветовал де Фокс. – Знаешь как согревает!
– Ну-ну, – уныло кивнула эльфийка. – Померз бы так, как я, я б на тебя посмотрела.
– Мне холодно, только когда страшно, – сообщил Эльрик. И принялся разводить костер. – Мы вообще-то на севере живем. Там льды всякие, вечная мерзлота, северное сияние опять же. Слышала о таких краях?
– Только в сказках. – Волоча за собой плащ, эльфийка перебралась к разгорающемуся огню. – И жить там нельзя. Опять врешь?
– Нет, – де Фокс покачал головой, – не вру. Мы правда там живем. Мы такие, ну вроде амфибий. Не совсем, конечно, но близко. Дельфины нам тоже сродни. В общем, купаться любим – страсть. А холодно вокруг... тоже страсть. Вот и пришлось приспосабливаться.
– Так прямо во “всяких льдах” и купаетесь?
– Зачем во льдах? – Эльрик говорил серьезно. – Подо льдами. В полынью ныряешь и вперед. До следующей.
– Ага. А питаетесь святым духом?
– Нет. Рыбой. – Шефанго вздохнул. – Ты тюлений жир ела когда-нибудь? Такая, скажу я тебе, гадость.
– Так ты у нас к рыбке привык, – сочувственно кивнула Легенда. – То-то мясо не жрешь.
– У меня с перепугу аппетит пропадает, – объяснил де Фокс и повесил над огнем котелок с водой. – Не веришь, да? Ну и правильно делаешь. На самом деле мы гоблинов разводим.
– Что?
– Да не что, а “кого”. Гоблинов. Ну, помнишь, в лагере, Гоблин? Начальник службы безопасности. Вот таких и разводим. Только жирных. И безмозглых. У них мозги атрофировались, потому что мы им создали нормальные жизненные условия. С потребительской корзиной у наших гоблинов все в порядке, хлеба хватает, а без зрелищ они обходятся. Вот. А мы их едим. Нет, некоторые дрессируют. Через несколько поколений дрессированных гоблинов можно получить разумное потомство, только император этого не одобряет. Зачем нам разумные? Тебе бы понравилось, если бы свиньи вдруг заговорили?