Страница:
– Гости, пришедшие в гости. – Вэйше подняла бровь. – Ничего не просят, не хотят остаться. Отдохните до завтра. Финрой в отлучке. Нет-нет, Эльрик, это не мои коварные замыслы, поверь. Он придет завтра. И, может быть, вы сумеете уговорить его ввязаться в ту глупую войну. А сейчас пойдемте, я покажу вам, где расположиться.
Она поднималась-скользила по стеклянным ступеням хрупкой с виду лестницы. Следом шла Легенда, а за ней Эльрик. Шефанго поглядывал то на эльфийку, то на Вэйше, то на стены, где переливались в переменчивом свете солнечных лучей непонятные, но красивые узоры. И едва не споткнулся о лежащий на ступеньках клинок, залюбовавшись женщинами. Да-да. Он просто так себе валялся, и Вэйше, а вслед за ней и Легенда просто наступили на лезвие, словно не заметив меча.
Эльрик так не мог.
Он остановился. Пожал плечами и, резонно рассудив, что спросить все равно не у кого, не Вэйше же принадлежит клинок, поднял оружие.
Охнул от восторга – теплая шершавая рукоять словно сама скользнула в ладонь. Улеглась там, как кошка в хозяйском кресле, – отложить меч просто сил не было.
Вэйше обернулась. И обе пары глаз – чернущие и ярко-синие расширились:
– Так это твое?
– Что? Гм... – Эльрик подумал о том, чтобы положить клинок обратно на лестницу. Но понял, что куда угодно, только не на ступеньки, где ходят по нему ногами. – Нет, не мое. Оно здесь, у вас, валялось. В смысле, он. Ну, или она. Да вы же по нему только что прополз... прошли, я хочу сказать. И Легенда.
Он стоял с чужим мечом в руках и чувствовал себя дурак дураком. Может, здесь так принято, по оружию ногами ходить. А может... А кракен его знает, что еще может быть на вершине Цошэн.
– Я его не заметила, – покачала головой эльфийка. – На стены засмотрелась.
– И я его не видела, – кивнула Вэйше. Синеглазая. – Я его вообще никогда не вижу. Он твой.
– Да нет же. – Эльрик сжал зубы, чтобы не оскалиться сердито. – Мои у меня. – Он шевельнул плечами, сообразил, что перевязь с клинками несет в другой руке, и показал Вэйше ножны с торчащими из них темными рукоятками. – Вот. А этот здесь лежал.
– Все верно. Лежал, – кивнула она. – Не знаю где, но раз ты говоришь, что на ступеньках, значит, так оно и есть. Он твой.
– Вы что, издеваетесь? – тихо уточнил шефанго.
– Эльрик, – осторожно окликнула его Легенда.
Он выдохнул, заставляя себя успокоиться.
– Финрой принес меч, – сообщила Вэйше, словно не замечая, что гость ее сейчас может и вспомнить, с какими намерениями он шел к ней в дом. – Его попросили сохранить, пока не придет владелец. Ну а владельцем, как и положено, должен был оказаться тот, кто этот меч взять сумеет. Ты сумел. Значит, он твой. Пойдемте, что стоять? Если тебе интересно, Эльрик, Финрой расскажет, что знает. Но знает он немногое.
Ничего не оставалось, кроме как пойти за ней. И клинок прихватить. Все равно расстаться с ним не получилось бы. Душа переворачивалась и начинала истошно голосить: бери, пока дают. Эльрик склонен был списывать вопли души на бесчисленные поколения предков-пиратов. Однако списывай не списывай, а действительно, пока дают, надо брать.
"А если не дают – отбирать”, – услужливо напомнила о себе древняя мудрость Ям Собаки.
Люди говорили: “Дают – бери, бьют – беги”. Но кто бы, интересно, осмелился побить шефанго?
Вот и рождались в Империи истины одна другой нахальнее.
– Здесь тебе будет удобно, – услышал он напевный голос Вэйше. И осознал себя в просторной светлой комнате. Перевязь с мечами уже висела на вычурном стеклянном крюке, драгоценный клинок покоился в стеклянной же стойке. Когда успел? – Мебель, как ты привык, низкая. Вода – там, за той дверью. Захочешь есть – появится еда. Я бы с радостью задержалась здесь. – Она улыбнулась, заглянув ему в лицо. Сначала черными глазами. Потом – синими, И синева эта что-то болезненно, но сладко ворохнула на самом дне души. – Но тебе очень скоро понадобятся все твои силы. Я склонна иногда дарить, не глядя. И не тем, кому стоило бы. Так что отдыхай и ни о чем не заботься.
– Спасибо. – Неожиданно для себя самого он поклонился ей, как кланяются в Империи женщинам, чья красота изумляет.
Вэйше один к одному скопировала благосклонный кивок, каким одаривает дама восхищенного мужчину.
– Ты и вправду считаешь меня красивой?
– Ты красива.
– Вот что мне всегда было непонятно, – пропела она. – Твой народ ценит красоту, вы готовы убивать за нее и умирать. Но при этом вы умеете найти ее почти во всем. Трудно так жить?
– Наоборот. – Эльрик покачал головой. – Мир должен быть красивым. Иначе зачем ему быть?
Вэйше молча выскользнула из комнаты. Хрупкая дверь закрылась за ее спиной. Шефанго снова огляделся, приучая себя к мысли о том, что все здесь настоящее. После нескольких месяцев походной жизни даже избушка в лагере Сорхе и то показалась бы роскошью. А тут... Светлые ковры, пушистые и упругие, куда там знаменитым кашхарским. Обитые шелком стены. Низкая, широченная лежанка с накинутым покрывалом из легчайшего даже на вид голубоватого меха. Разбросаны по ковру подушки. На низком столике, притаившемся в уголке, стоит выжидающе дивной работы кальян. И висит в теплом воздухе едва уловимый запах тонких благовоний.
– Нет в жизни большего счастья, чем снять сапоги, – пробурчал де Фокс. – Все остальное – вторично и есть лишь приятное, но не обязательное дополнение.
Это не было одной из истин Ям Собаки. Куда там Ямам Собаки? Это было истиной всех времен и всех народов. От диких людей до выспренних эльфов. Эльрик мог бы гордиться собой. Он нашел эту истину сам.
Тресса де Фокс
Чистая одежда. Мягкие подушки. Кальян. И целый день впереди, чтобы ничего не делать. Можно просто лежать. И грустить. Но клинок я все-таки держала под рукой, не могла чувствовать себя в безопасности рядом с сумасшедшей хозяйкой дома. А она рядом. Здесь, на вершине Цошэн, она повсюду рядом, куда ни прячься.
Если она говорит правду, от нее вообще нигде не спрячешься. Не верю. Никому я здесь не верю. И что толку от оружия, когда имеешь дело с дамами вроде Вэйше? Ладно хоть страшно мне не было. Устала я бояться. Зато было грустно.
Можно грустить, когда лежишь с комфортом на пушистом ковре, таращишься в прозрачный потолок, разглядываешь поредевшие облака и никуда не торопишься. Вот в чем дело. Сад лишал воли к действию. Наверное, так оно и должно было быть, ведь даже в наших сказках Валхдэй – чертоги Двуликой – часто называют Вал-рейх. На человеческий язык одним словом и не переведешь. “Залы завершения” – пустой звук. Но смысл объяснить можно. Валрейх – конечная цель, вершина. И дальше некуда. Незачем просто. В чем-то Вэйше права: жизнь – это Любовь, и жить стоит только ради нее.
Может быть, ради нее я до сих пор и живу? Зачем еще было идти на гору эту проклятую? Чтобы Финроя к Сорхе привести. И награду потребовать. А Эфу какие кракены на Цошэн понесли? Сдается мне, по здравом размышлении, что те же. Мотивы те же, хотя цель конечная иной была. И если взглянуть на все с точки зрения Легенды, с эльфийкой нельзя не согласиться: Йорик во всем виноват. Его была идея, а мы все стали исполнителями.
Только у Легенды не правильный взгляд. Слишком уж предвзятый. Йорик-то не для себя старался. Для себя, если уж на то пошло, как раз я трудилась. Ох и запутано все... Не разобраться. Да и надо ли?.. Стоп. Кое в чем действительно надо.
Вэйше сказала, что не властна возвращать жизнь. В это я верю. Действительно, не помню ни одной сказки, в которой Двуликая оживляла бы покойников. Добравшись до ее чертогов, можно было встретиться с умершим там. Встретиться и остаться. Валрейх. Залы завершения. Да. И точно так же можно было встретиться в Валрейхе с живым возлюбленным. Ну, всякое бывало. Перегибы случались. Мамы с папами противились. Мам с папами тоже понять можно, ежели дочка – наследница, а возлюбленный – менестрель, у которого в кармане вошь на аркане, а из титулов только “король пропойц...” или пропийцев? В общем, всех понять можно. Иные такие менестрели уходили искать Валхдэйлэ. И те, кто не забрасывал поисков или не погибал в пути, рано или поздно приходили к Двуликой. Богиня Любви и Смерти, она с легкостью способна убить тело, забрав душу в свои чертоги. А там – новое воплощение, молодые счастливы, жизнь продолжается. И какая жизнь! Как в сказке. Может, даже лучше.
Да. И праздник возвращается. Почему Вэйше не предложила Легенде остаться? Астандо-то живехонек, если я все правильно поняла. Ладно Йорик, с ним неясно, то ли жив он, то ли умер. Душа к телу привязана, сотто на страже – ни то ни се, в общем. Но у эльфийки у моей совсем другая беда. И возлюбленного ее вполне можно вытащить сюда. То есть если он и вправду любит. А если не любит – одарить. Это ж запросто. Или Вэйше этого сделать не может? Силенок не хватает. Потому и не заикается даже. Врет? Надо полагать, врет. Настоящая Двуликая властна во всех мирах, где есть любовь. Называют ее по-разному, однако чтят одинаково. А эта, значит, только здесь. Ну, тоже резонно. Если вспомнить предположения Йорика о том, что Остров – отдельный мир. Игрушечный мир. Игрушечные боги. Игрушечная война. И Вэйше – игрушечная. Я бы за такие игрушки головы отрывала... М-да. Опять занесло.
***
Легенда без стука распахнула дверь. И застыла на пороге, увидев свернувшуюся на подушках девушку.
– Эфа?
Шефанго молча помотала головой. Потянулась лениво:
– Тресса.
– Эльрик?
– Что-то вроде. Улучшенный вариант. Что случилось?
Эльфийка молчала. Смотрела озадаченно. Что-то себе думала. Потом вошла в комнату:
– Нужно какое-то время, чтобы привыкнуть. Ты... у тебя память сохраняется, да?
– У меня все сохраняется, – сообщила Тресса тоном уставшего ментора, – личность одна. Просто она становится то мужчиной, то женщиной. Я помню все вплоть до самых интимных подробностей. Так что случилось-то? Или мне в Эльрика перекинуться?
– Каких подробностей?
– Легенда, не бери в голову. Ты, по-моему, не в себе. Так мне стать мужчиной, или просто расскажешь?
Эльфийка села на широкое ложе. Обхватила руками колени. И глянула на Трессу.
– Она оказала, что Астандо может появиться здесь.
– Угу. – Шефанго кивнула. – И все будет так, как вы захотите, да?
– Да. Все, как в сказках о Двуликой. Раз я добралась сюда, она может исполнить мою мечту. Остаться здесь – то же самое, что попасть домой. Двуликая властна над всеми мирами...
– Где есть любовь. Так оставайся.
– Да, – вздохнула Легенда. – Чего уж проще? Я чуть было не согласилась. Сразу. Но...
Тресса смотрела с неподдельным интересом. Ждала продолжения.
– Она говорит правду, – задумчиво произнесла эльфийка. – Уж поверь мне, Вэйше не лгала нам. Она действительно воплощение Двуликой, богиня Любви и Смерти. И она в силах исполнить то, что обещает. Только я почему-то не могу так.
– Почему?
– Боюсь, это окажется иллюзией. Нет, я не думаю, что она зачарует меня и Астандо будет просто мороком. Вэйше может призвать его душу и дать ей здесь новое тело. Только... здесь – это здесь.
– А вернуть тебя домой она не может?
– Я спрашивала. Нет. Не может. Этот проклятый Остров – как зашитый наглухо карман. Не карман даже. Помнишь, ты... в смысле, Эльрик сравнивал магический полог с походной чернильницей. Ну так здесь то же самое. Боги способны уходить и приходить, а люди, пока они живы, вынуждены оставаться.
– А умереть?
– Не могу. Не хочу. Даже ради Астандо. Я слишком люблю жить, чтобы умирать добровольно. Может быть, это и не правильно.
– Это правильно, – покачала головой шефанго. – Только так и надо. Ты отказалась?
– Я обещала подумать. Соблазн велик.
– Значит, отказалась.
– Как у тебя все просто!
– Это ты уже говорила. Да. Я существо незамысловатое. Зато мне и жить легче.
– Конечно, – скептически пробормотала Легенда. – Можешь объяснить мне, о чем говорили Вэйше там, внизу? Когда встретила нас?
– А о чем она говорила?
– О тебе. Об... Эльрике.
– У нас принято говорить: ты-Эльрик или ты-Тресса, это если, скажем, ты мне – Эльрику будешь обо мне – Трессе рассказывать.
– Что? Ах да, понятно. Так о чем говорила Вэйше?
– Это я у тебя только что спросила.
– Эфа... тьфу! – Легенда поморщилась и с полминуты сидела молча, раздраженно постукивая пальцами по колену. – Запутаюсь я с тобой, – недовольно сказала она. – И все-таки что значит “тот, другой, который в тебе”?
– А... Ты вот о чем? Не знаю. Честно, не знаю. По-моему, она сумасшедшая.
– Богиня? Боги сумасшедшими не бывают. Даже такие. Хотя, конечно, у нее в сам образ заложена некая... нестабильность. Ты... ты-Эльрик любил когда-нибудь?
– Любил? Нет. Я хочу сказать, если я – Эльрик, та никогда. Не успел просто. Детских влюбленностей – выше мачты, но чтобы парус сорвало, такого не было. Легенда, мне тринадцать лет было, когда я здесь оказалась.
Глаза у эльфийки стали задумчивыми-задумчивыми.
– Так у... у тебя-Эльрика... то есть, говоришь, просто не успел?
– Влюбиться не успел – Шефанго сделала явственный акцент на первом слове. – Даже не влюбиться, а полюбить. А женщины, конечно, были. В тринадцать-то лет большой уж мальчик, не находишь.
– Не нахожу. – Легенда скрестила ноги и уперлась подбородком в кулаки. – Значит, не проверить, правду она сказала или нет.
– Вэйше? О чем?
– О том, что тебе любить не дано. Тебе-Эльрику. Ну, помнишь, тот, другой, которого она одарила столь щедро, что тебе уже просто не хватило?
– Помню, Ни словечка не поняла, честное слово. Я-Эльрик мог бы полюбить тебя. Правда. Ты очень красивая, а для нас зачастую это становится самым главным. Но... ты такая стерва, Легенда!
Эльфийка ошалело моргала, не в силах ни возразить, ни возмутиться. А Тресса пожала плечами:
– Ну, ты ведь правда стерва. Жесткая, властолюбивая. Наглая, как... м-да, ты и слов-то таких не знаешь. Ты настолько наглая, что даже откровенной быть не боишься. Нет, может, это смелость, конечно. Можно и так назвать. Только как ни назови, а любить тебя – это самому себе погребальный дарк строить.
– Спасибо.
– Пожалуйста. Я тоже стерва. И тоже наглая. Эльриком будучи, я б тебе такого в жизни не сказала.
– Эльриком будучи, ты похуже штуки откалывала. Откалывал. А, не важно! Значит, ты не поняла, о чем говорила Вэйше?
– Нет. Да и зачем? Тебе это надо?
– Мне нужно знать, с кем я рядом. Кто дерется со мной вместе, понимаешь? И какие-то неясности... кто знает, во что они могут вылиться?
– Ни во что. – Тресса махнула рукой. – Достаточно того, что я шефанго. Все другие странности могут отдыхать.
– Да? А меч?
– Этот? – Девушка положила ладонь на витую рукоять нового своего оружия. – Он мне нравится. Но почему ты думаешь, что меч имеет отношение к “тому, другому”? В конце концов, было же пророчество о “воине из народа воинов”. Может, меч любой шефанго мог взять. Или ты, если бы на стены не засматривалась. Или еще кто-нибудь. Понахальнее.
– Неубедительно. – Легенда, задумавшись, покусала губу. – Но других объяснений действительно нет. Есть хочешь?
– Как ни странно, да.
– Почему странно?
– Потому что я не могу есть, когда боюсь, или когда ожидаю чего-то, или... или, например, перед боем.
– Так у тебя и вправду “с перепугу аппетит пропадает”?
– А, – Тресса ухмыльнулась, показав на секунду клыки, – правда. У тебя это одним из пунктов обвинения в демонизме было.
– А сейчас ты ничего не боишься, не ждешь и не готовишься к бою?
– В том-то и дело. А ведь надо бы. Завтра появится Финрой. Все самое интересное еще даже не начиналось.
– У нас верят, – медленно произнесла Легенда, без удивления обозрев возникший между ними дастархан, – что в садах Двуликой никто никуда не спешит. И ничего не ждет. Делает то, что считает нужным. Живет так, как хочет жить. Творит то, к чему тянется душа. Спокойно. Неторопливо. Потому что эти сады – венец всех стремлений.
– У нас в это тоже верят. А я хочу есть. Значит, все правда. Ты любишь, когда много черного или красного перца?
– Я не люблю...
– Поздно. Да попробуй. Джэршэитская кухня тебе понравится. Как раз под стать характеру.
***
День прошел. И ночь прищурилась глазами-звездами над грустным садом Вэйше. Юный месяц повис над прозрачной крышей. Эльрик лежал на тахте, закинув руки за голову, и с некоторым сожалением думал, что стать женщиной было во всех отношениях правильным ходом. Трессе Легенда доверяла больше. И относилась покровительственно. А такое отношение надежнее, чем недоверчивый страх.
Эльфы. С ними и с обычными-то тяжело. А уж с эльфами, наполовину очеловечившимися, и вовсе невозможно.
О чем там говорила Вэйше? “Тот, другой...” Музыкальный бред, сродни виртуозной импровизации, когда в россыпи звуков угадывается намек на мелодию. Но только намек. Да и тот не больше чем иллюзия. Математически выверенной гармонии, ясной чистоты и закономерности в такой музыке не найти.
Пела флейта. Звенел чуть слышно звездный свет, разбиваясь на лучики о стеклянные грани крыши и стен.
Эльрик спал.
Новый меч лежал рядом. Спокойный. Холодный. Равнодушный-
А во сне увидел шефанго себя. Как в зеркале. Но в зеркале постаревшем. И бессмертный может быть старым, только смертным не дано понять этой старости.
Как отполированные рубины – алые глаза. Жестче складки у губ. Угловатые выступы скул. Свое лицо. Но чужое. Знакомое. Неузнаваемое.
И ленивая безмятежность. Безмятежность ему, юному, рвущемуся к цели, готовому умереть, но не сдаться, неведомая. Непонятная.
Чужой рассеянный взгляд вдруг сфокусировался на нем. Бывает так во сне? Во сне еще не так бывает. Жуткое чувство, словно разглядывают сквозь прицел.
А потом изогнулись раздраженно тонкие губы,
– Вот настырный-то, а, – на пределе слышимости пророкотал низкий голос. – Сгинь с глаз моих.
И кончилось все. Только голова болела с минуту.
Бывает так во сне?
Может быть. Чего только во сне не бывает?
Встал он по обыкновению рано. Под душем грустно размышлял о прелестях цивилизации, обретенных на столь короткое время. Уходить от этакого блага добровольно – мыслимое ли дело? А ведь собирается именно уходить.
Тонкая струна нетерпеливого ожидания, заглушенная вчера усталостью и грустной завершенностью сада Вэйше, сегодня вновь звенела. Чуть слышно, правда, но это все-таки была жизнь. Его жизнь.
В дверь постучали, когда Эльрик заканчивал завтракать. Он кивнул. Потом сообразил, что его не видят, и пошел открывать. Орать “войдите” сквозь здешние стены было занятием бесполезным.
Взгляд шефанго уперся в прозрачные синие льдинки с черными дырами зрачков. Глаза в глаза. Стоявший за дверью не уступал Эльрику в росте. А в ширину и вовсе превосходил.
– Финрой, – хрипловато сообщил неприятный голос. – Искал меня, воин?
Эльрик отступил, приглашая пришельца в комнату.
Тот и вошел. Бросил взгляд на клинки, висящие на стене. Хмыкнул, узрев меч, лежащий на мягком покрывале тахты. Осмотрел лук в видавшем виды колчане. Прошелся по комнате чуть косолапо, цепко. Огромный и широкий, как гора. Плеснул в кубок вина из стоящего на столике кувшина. И обернулся к молчащему шефанго:
– Что? Язык проглотил? – И Эльрик закрыл дверь.
– Мйе вас описывали странно. Тело обезьяны в доспехах... нет, это я еще мог как-то понять, неясно только было, в доспехах вы как обезьяна или всегда как обезьяна в доспехах.
Он видел, как брови Финроя сошлись на переносице. Но в глазах не было гнева. Только недоумение. Ухмыльнувшись, Эльрик продолжал:
– А вот вторая часть, как бишь там... да, с головой благородной птицы со сросшимися зубами. Вот это, извините, было выше моего понимания. Ну, не мог я представить себе птицу с зубами. Сросшимися. Да еще при этом претендующую на благородство. А если уж учесть, что в доспехах эта птица, как обезьяна... Нет. Полный штиль и даже на веслах никак.
– Угу. – Финрой покачал головой. – А сейчас?
– Что сейчас? – почтительно спросил шефанго.
– Сейчас представляешь? – мягко поинтересовался Финрой.
Эльрик покачал головой:
– Все равно не представляю. К тому же вы описанию не соответствуете.
– А ты молчал, потому что сравнивал?
– Ну да.
– Ладно. Рассказывай. – Финрой сел на ковер, привычно подогнув ноги. – Насчет обезьяны и птицы я уже понял. Это мой, так сказать, рабочий облик. Рассказывай остальное. Зачем ты здесь?
– Вообще-то нас здесь двое. – Эльрик уселся напротив. – А пришли мы из джунглей Сорхе, чтобы позвать вас на войну.
– Здесь все джунгли – Сорхе. Куришь? – Финрой покосился на кальян, но достал маленькую каменную трубку. – Траву куришь?
Шефанго поморщился:
– Толку-то с нее? Нет.
– Устойчив к наркоте, – кивнул Финрой. – А я вот курю. Хотя тоже устойчив. Как добирались?
– Снизу вверх.
– Понятненько. – Гость (или хозяин?) колдовал с трубочкой. Потом удовлетворенно вздохнул, затянулся и надолго задержал дыхание. Когда он выдохнул и клуб дыма поднялся к потолку, медленно рассеиваясь, даже Эльрик почувствовал легкое головокружение.
– Хорошая травка, – кивнул Финрой. – А ты расслабься, шефанго. Я тебе не враг. И если веду себя нагло, так исключительно оттого, что положение обязывает. Как вы добирались? Как через джунгли прошли?
– Пробежали. – Эльрик поморщился. – Действительно, пробежали. Часть пути по болотам сделали, а дальше уж... Уходило нас десятеро. А добрались мы двое.
– Вэйше сказала, ты с женщиной пришел. Зачем же вы ее с собой потащили?
– Свои сложности. – Де Фокс тоже достал трубку.
– Меня не касаются, да?
– Вам они незачем.
– А это уж предоставь мне самому решать. – Финрой снова затянулся. И прикрыл глаза, задерживая выдох. – Ну, рассказывай. Все рассказывай. По порядку. Я пойду с тобой, поскольку обещал, но я должен знать, как там и что. – Он растянулся на подушках, и валуны мускулов прокатились под одеждой. Эльрику показалось даже, что он слышит едва различимый рокот, словно где-то далеко, сталкиваясь друг с другом, рушатся скалы. – Рассказывай-рассказывай, – ободрил его Финрой. – А потом я тебе расскажу то, что тебе интересно. Я не все знаю, но чем смогу, поделюсь. Итак, Сорхе решила, что ты Предсказанный?
И Эльрик начал рассказывать.
Это заняло на удивление много времени. Казалось бы, случилось всего ничего, но приходилось делать остановки, возвращаться, объяснять то, что самому было понятно без всяких слов. Особенно много путаницы получилось из его отношений с Йориком. Финрой хмыкал, хрюкал, тер переносицу. Качал изумленно головой.
– Слышал я, что вы можете пол менять, но одно дело слышать, а совсем другое... м-да, слышать. Вы ведь мне не подотчетны, вы вообще никому не подотчетны. Неприкаянные такие. Творец ваш, если и был, сгинул давно. Вэйше одна лишь с твоим народом дело имеет. А она тоже, знаешь, если чего объяснить берется, так только больше запутывает.
С этим трудно было не согласиться”.
Однако мало-помалу, отступая и спотыкаясь, рассказ о давних и недавних событиях подошел к концу. Опустели к тому времени четыре кувшина с вином. И не одну трубку выкурил Финрой, придя в состояние легкой эйфории. Да и Эльрик, удивляясь, что же за зелье курит собеседник, чувствовал себя странно, надышавшись пахучим дымом. Захотелось есть. И они прервались, чтобы слегка подкрепиться. Когда за стенами уже сгущались сумерки, Финрой отодвинул дастархан и сыто буркнул:
– Ладно. Не скажу, чтобы все было ясно, но кое-что понятно. Теперь спрашивай.
– Что это за меч? – тут же выпалил шефанго.
– Этот-то? – Короткий взгляд в сторону ложа. – Не знаю. Знаю только, что он твой, раз ты сумел увидеть его и удержать в руках. Сила в нем. Почуял ты, нет?
– Почуял. Но не понял.
– Я тоже. Но для нас, богов, эта сила смертельна. Атак, по мелочи... славный клинок. Щит бы к нему еще, и совсем хорошо. Не ломается. Заточки не просит. Камень режет, как масло. А может не резать, ежели тебе не надо. Вот и все.
– Негусто.
– Да уж. Но с клинком своим, воин, ты сам разобраться должен. Тут никто тебе не советчик. Что еще?
– Из-за чего схлестнулись боги и оборотни?
– Из-за Кристалла. О том, что он дает могущество, ты и так знаешь. А вот о том, что Кристалл не принадлежит ни тем, ни другим, – об этом вы все только догадывались. Ну так правильно догадывались. Понимаешь, боги – душа этого крохотного мирка. А оборотни – его тело. Вроде как в Злом Лесу. Только там сотто и деревья. Две части одного целого. А Кристалл раньше принадлежал Хранителю. Это великая милость для мира – получить Кристалл. Он появляется лишь там, где Свет и Тьма или вот, как здесь, Тело и Дух существуют в относительном мире. Мир поколебался, Хранитель был уничтожен, и Кристалл оказался потерян для обеих сторон. У богов его нет. А оборотни не в состоянии им воспользоваться.
– Если боги победят?..
– Не знаю, Эльрик. – Финрой покачал головой. – Не знаю. Если они уничтожат оборотней, может статься, у них и получится подчинить Кристалл. Одна сторона вместо двух – это тоже относительное спокойствие и мир. Но может статься, что, погубив оборотней, боги погубят и себя тоже. Одна сторона – это нарушение Закона.
– Какого?
– Просто Закона. Общего для всех. Нет ничего в мире, что имело бы только одну плоскость. Не вспоминай, пожалуйста, про геометрию. Я говорю о жизни, а не о математических теориях, понимаешь?
– То есть, став этой самой “одной плоскостью”, боги могут погибнуть?
Она поднималась-скользила по стеклянным ступеням хрупкой с виду лестницы. Следом шла Легенда, а за ней Эльрик. Шефанго поглядывал то на эльфийку, то на Вэйше, то на стены, где переливались в переменчивом свете солнечных лучей непонятные, но красивые узоры. И едва не споткнулся о лежащий на ступеньках клинок, залюбовавшись женщинами. Да-да. Он просто так себе валялся, и Вэйше, а вслед за ней и Легенда просто наступили на лезвие, словно не заметив меча.
Эльрик так не мог.
Он остановился. Пожал плечами и, резонно рассудив, что спросить все равно не у кого, не Вэйше же принадлежит клинок, поднял оружие.
Охнул от восторга – теплая шершавая рукоять словно сама скользнула в ладонь. Улеглась там, как кошка в хозяйском кресле, – отложить меч просто сил не было.
Вэйше обернулась. И обе пары глаз – чернущие и ярко-синие расширились:
– Так это твое?
– Что? Гм... – Эльрик подумал о том, чтобы положить клинок обратно на лестницу. Но понял, что куда угодно, только не на ступеньки, где ходят по нему ногами. – Нет, не мое. Оно здесь, у вас, валялось. В смысле, он. Ну, или она. Да вы же по нему только что прополз... прошли, я хочу сказать. И Легенда.
Он стоял с чужим мечом в руках и чувствовал себя дурак дураком. Может, здесь так принято, по оружию ногами ходить. А может... А кракен его знает, что еще может быть на вершине Цошэн.
– Я его не заметила, – покачала головой эльфийка. – На стены засмотрелась.
– И я его не видела, – кивнула Вэйше. Синеглазая. – Я его вообще никогда не вижу. Он твой.
– Да нет же. – Эльрик сжал зубы, чтобы не оскалиться сердито. – Мои у меня. – Он шевельнул плечами, сообразил, что перевязь с клинками несет в другой руке, и показал Вэйше ножны с торчащими из них темными рукоятками. – Вот. А этот здесь лежал.
– Все верно. Лежал, – кивнула она. – Не знаю где, но раз ты говоришь, что на ступеньках, значит, так оно и есть. Он твой.
– Вы что, издеваетесь? – тихо уточнил шефанго.
– Эльрик, – осторожно окликнула его Легенда.
Он выдохнул, заставляя себя успокоиться.
– Финрой принес меч, – сообщила Вэйше, словно не замечая, что гость ее сейчас может и вспомнить, с какими намерениями он шел к ней в дом. – Его попросили сохранить, пока не придет владелец. Ну а владельцем, как и положено, должен был оказаться тот, кто этот меч взять сумеет. Ты сумел. Значит, он твой. Пойдемте, что стоять? Если тебе интересно, Эльрик, Финрой расскажет, что знает. Но знает он немногое.
Ничего не оставалось, кроме как пойти за ней. И клинок прихватить. Все равно расстаться с ним не получилось бы. Душа переворачивалась и начинала истошно голосить: бери, пока дают. Эльрик склонен был списывать вопли души на бесчисленные поколения предков-пиратов. Однако списывай не списывай, а действительно, пока дают, надо брать.
"А если не дают – отбирать”, – услужливо напомнила о себе древняя мудрость Ям Собаки.
Люди говорили: “Дают – бери, бьют – беги”. Но кто бы, интересно, осмелился побить шефанго?
Вот и рождались в Империи истины одна другой нахальнее.
– Здесь тебе будет удобно, – услышал он напевный голос Вэйше. И осознал себя в просторной светлой комнате. Перевязь с мечами уже висела на вычурном стеклянном крюке, драгоценный клинок покоился в стеклянной же стойке. Когда успел? – Мебель, как ты привык, низкая. Вода – там, за той дверью. Захочешь есть – появится еда. Я бы с радостью задержалась здесь. – Она улыбнулась, заглянув ему в лицо. Сначала черными глазами. Потом – синими, И синева эта что-то болезненно, но сладко ворохнула на самом дне души. – Но тебе очень скоро понадобятся все твои силы. Я склонна иногда дарить, не глядя. И не тем, кому стоило бы. Так что отдыхай и ни о чем не заботься.
– Спасибо. – Неожиданно для себя самого он поклонился ей, как кланяются в Империи женщинам, чья красота изумляет.
Вэйше один к одному скопировала благосклонный кивок, каким одаривает дама восхищенного мужчину.
– Ты и вправду считаешь меня красивой?
– Ты красива.
– Вот что мне всегда было непонятно, – пропела она. – Твой народ ценит красоту, вы готовы убивать за нее и умирать. Но при этом вы умеете найти ее почти во всем. Трудно так жить?
– Наоборот. – Эльрик покачал головой. – Мир должен быть красивым. Иначе зачем ему быть?
Вэйше молча выскользнула из комнаты. Хрупкая дверь закрылась за ее спиной. Шефанго снова огляделся, приучая себя к мысли о том, что все здесь настоящее. После нескольких месяцев походной жизни даже избушка в лагере Сорхе и то показалась бы роскошью. А тут... Светлые ковры, пушистые и упругие, куда там знаменитым кашхарским. Обитые шелком стены. Низкая, широченная лежанка с накинутым покрывалом из легчайшего даже на вид голубоватого меха. Разбросаны по ковру подушки. На низком столике, притаившемся в уголке, стоит выжидающе дивной работы кальян. И висит в теплом воздухе едва уловимый запах тонких благовоний.
– Нет в жизни большего счастья, чем снять сапоги, – пробурчал де Фокс. – Все остальное – вторично и есть лишь приятное, но не обязательное дополнение.
Это не было одной из истин Ям Собаки. Куда там Ямам Собаки? Это было истиной всех времен и всех народов. От диких людей до выспренних эльфов. Эльрик мог бы гордиться собой. Он нашел эту истину сам.
Тресса де Фокс
Чистая одежда. Мягкие подушки. Кальян. И целый день впереди, чтобы ничего не делать. Можно просто лежать. И грустить. Но клинок я все-таки держала под рукой, не могла чувствовать себя в безопасности рядом с сумасшедшей хозяйкой дома. А она рядом. Здесь, на вершине Цошэн, она повсюду рядом, куда ни прячься.
Если она говорит правду, от нее вообще нигде не спрячешься. Не верю. Никому я здесь не верю. И что толку от оружия, когда имеешь дело с дамами вроде Вэйше? Ладно хоть страшно мне не было. Устала я бояться. Зато было грустно.
Можно грустить, когда лежишь с комфортом на пушистом ковре, таращишься в прозрачный потолок, разглядываешь поредевшие облака и никуда не торопишься. Вот в чем дело. Сад лишал воли к действию. Наверное, так оно и должно было быть, ведь даже в наших сказках Валхдэй – чертоги Двуликой – часто называют Вал-рейх. На человеческий язык одним словом и не переведешь. “Залы завершения” – пустой звук. Но смысл объяснить можно. Валрейх – конечная цель, вершина. И дальше некуда. Незачем просто. В чем-то Вэйше права: жизнь – это Любовь, и жить стоит только ради нее.
Может быть, ради нее я до сих пор и живу? Зачем еще было идти на гору эту проклятую? Чтобы Финроя к Сорхе привести. И награду потребовать. А Эфу какие кракены на Цошэн понесли? Сдается мне, по здравом размышлении, что те же. Мотивы те же, хотя цель конечная иной была. И если взглянуть на все с точки зрения Легенды, с эльфийкой нельзя не согласиться: Йорик во всем виноват. Его была идея, а мы все стали исполнителями.
Только у Легенды не правильный взгляд. Слишком уж предвзятый. Йорик-то не для себя старался. Для себя, если уж на то пошло, как раз я трудилась. Ох и запутано все... Не разобраться. Да и надо ли?.. Стоп. Кое в чем действительно надо.
Вэйше сказала, что не властна возвращать жизнь. В это я верю. Действительно, не помню ни одной сказки, в которой Двуликая оживляла бы покойников. Добравшись до ее чертогов, можно было встретиться с умершим там. Встретиться и остаться. Валрейх. Залы завершения. Да. И точно так же можно было встретиться в Валрейхе с живым возлюбленным. Ну, всякое бывало. Перегибы случались. Мамы с папами противились. Мам с папами тоже понять можно, ежели дочка – наследница, а возлюбленный – менестрель, у которого в кармане вошь на аркане, а из титулов только “король пропойц...” или пропийцев? В общем, всех понять можно. Иные такие менестрели уходили искать Валхдэйлэ. И те, кто не забрасывал поисков или не погибал в пути, рано или поздно приходили к Двуликой. Богиня Любви и Смерти, она с легкостью способна убить тело, забрав душу в свои чертоги. А там – новое воплощение, молодые счастливы, жизнь продолжается. И какая жизнь! Как в сказке. Может, даже лучше.
Да. И праздник возвращается. Почему Вэйше не предложила Легенде остаться? Астандо-то живехонек, если я все правильно поняла. Ладно Йорик, с ним неясно, то ли жив он, то ли умер. Душа к телу привязана, сотто на страже – ни то ни се, в общем. Но у эльфийки у моей совсем другая беда. И возлюбленного ее вполне можно вытащить сюда. То есть если он и вправду любит. А если не любит – одарить. Это ж запросто. Или Вэйше этого сделать не может? Силенок не хватает. Потому и не заикается даже. Врет? Надо полагать, врет. Настоящая Двуликая властна во всех мирах, где есть любовь. Называют ее по-разному, однако чтят одинаково. А эта, значит, только здесь. Ну, тоже резонно. Если вспомнить предположения Йорика о том, что Остров – отдельный мир. Игрушечный мир. Игрушечные боги. Игрушечная война. И Вэйше – игрушечная. Я бы за такие игрушки головы отрывала... М-да. Опять занесло.
***
Легенда без стука распахнула дверь. И застыла на пороге, увидев свернувшуюся на подушках девушку.
– Эфа?
Шефанго молча помотала головой. Потянулась лениво:
– Тресса.
– Эльрик?
– Что-то вроде. Улучшенный вариант. Что случилось?
Эльфийка молчала. Смотрела озадаченно. Что-то себе думала. Потом вошла в комнату:
– Нужно какое-то время, чтобы привыкнуть. Ты... у тебя память сохраняется, да?
– У меня все сохраняется, – сообщила Тресса тоном уставшего ментора, – личность одна. Просто она становится то мужчиной, то женщиной. Я помню все вплоть до самых интимных подробностей. Так что случилось-то? Или мне в Эльрика перекинуться?
– Каких подробностей?
– Легенда, не бери в голову. Ты, по-моему, не в себе. Так мне стать мужчиной, или просто расскажешь?
Эльфийка села на широкое ложе. Обхватила руками колени. И глянула на Трессу.
– Она оказала, что Астандо может появиться здесь.
– Угу. – Шефанго кивнула. – И все будет так, как вы захотите, да?
– Да. Все, как в сказках о Двуликой. Раз я добралась сюда, она может исполнить мою мечту. Остаться здесь – то же самое, что попасть домой. Двуликая властна над всеми мирами...
– Где есть любовь. Так оставайся.
– Да, – вздохнула Легенда. – Чего уж проще? Я чуть было не согласилась. Сразу. Но...
Тресса смотрела с неподдельным интересом. Ждала продолжения.
– Она говорит правду, – задумчиво произнесла эльфийка. – Уж поверь мне, Вэйше не лгала нам. Она действительно воплощение Двуликой, богиня Любви и Смерти. И она в силах исполнить то, что обещает. Только я почему-то не могу так.
– Почему?
– Боюсь, это окажется иллюзией. Нет, я не думаю, что она зачарует меня и Астандо будет просто мороком. Вэйше может призвать его душу и дать ей здесь новое тело. Только... здесь – это здесь.
– А вернуть тебя домой она не может?
– Я спрашивала. Нет. Не может. Этот проклятый Остров – как зашитый наглухо карман. Не карман даже. Помнишь, ты... в смысле, Эльрик сравнивал магический полог с походной чернильницей. Ну так здесь то же самое. Боги способны уходить и приходить, а люди, пока они живы, вынуждены оставаться.
– А умереть?
– Не могу. Не хочу. Даже ради Астандо. Я слишком люблю жить, чтобы умирать добровольно. Может быть, это и не правильно.
– Это правильно, – покачала головой шефанго. – Только так и надо. Ты отказалась?
– Я обещала подумать. Соблазн велик.
– Значит, отказалась.
– Как у тебя все просто!
– Это ты уже говорила. Да. Я существо незамысловатое. Зато мне и жить легче.
– Конечно, – скептически пробормотала Легенда. – Можешь объяснить мне, о чем говорили Вэйше там, внизу? Когда встретила нас?
– А о чем она говорила?
– О тебе. Об... Эльрике.
– У нас принято говорить: ты-Эльрик или ты-Тресса, это если, скажем, ты мне – Эльрику будешь обо мне – Трессе рассказывать.
– Что? Ах да, понятно. Так о чем говорила Вэйше?
– Это я у тебя только что спросила.
– Эфа... тьфу! – Легенда поморщилась и с полминуты сидела молча, раздраженно постукивая пальцами по колену. – Запутаюсь я с тобой, – недовольно сказала она. – И все-таки что значит “тот, другой, который в тебе”?
– А... Ты вот о чем? Не знаю. Честно, не знаю. По-моему, она сумасшедшая.
– Богиня? Боги сумасшедшими не бывают. Даже такие. Хотя, конечно, у нее в сам образ заложена некая... нестабильность. Ты... ты-Эльрик любил когда-нибудь?
– Любил? Нет. Я хочу сказать, если я – Эльрик, та никогда. Не успел просто. Детских влюбленностей – выше мачты, но чтобы парус сорвало, такого не было. Легенда, мне тринадцать лет было, когда я здесь оказалась.
Глаза у эльфийки стали задумчивыми-задумчивыми.
– Так у... у тебя-Эльрика... то есть, говоришь, просто не успел?
– Влюбиться не успел – Шефанго сделала явственный акцент на первом слове. – Даже не влюбиться, а полюбить. А женщины, конечно, были. В тринадцать-то лет большой уж мальчик, не находишь.
– Не нахожу. – Легенда скрестила ноги и уперлась подбородком в кулаки. – Значит, не проверить, правду она сказала или нет.
– Вэйше? О чем?
– О том, что тебе любить не дано. Тебе-Эльрику. Ну, помнишь, тот, другой, которого она одарила столь щедро, что тебе уже просто не хватило?
– Помню, Ни словечка не поняла, честное слово. Я-Эльрик мог бы полюбить тебя. Правда. Ты очень красивая, а для нас зачастую это становится самым главным. Но... ты такая стерва, Легенда!
Эльфийка ошалело моргала, не в силах ни возразить, ни возмутиться. А Тресса пожала плечами:
– Ну, ты ведь правда стерва. Жесткая, властолюбивая. Наглая, как... м-да, ты и слов-то таких не знаешь. Ты настолько наглая, что даже откровенной быть не боишься. Нет, может, это смелость, конечно. Можно и так назвать. Только как ни назови, а любить тебя – это самому себе погребальный дарк строить.
– Спасибо.
– Пожалуйста. Я тоже стерва. И тоже наглая. Эльриком будучи, я б тебе такого в жизни не сказала.
– Эльриком будучи, ты похуже штуки откалывала. Откалывал. А, не важно! Значит, ты не поняла, о чем говорила Вэйше?
– Нет. Да и зачем? Тебе это надо?
– Мне нужно знать, с кем я рядом. Кто дерется со мной вместе, понимаешь? И какие-то неясности... кто знает, во что они могут вылиться?
– Ни во что. – Тресса махнула рукой. – Достаточно того, что я шефанго. Все другие странности могут отдыхать.
– Да? А меч?
– Этот? – Девушка положила ладонь на витую рукоять нового своего оружия. – Он мне нравится. Но почему ты думаешь, что меч имеет отношение к “тому, другому”? В конце концов, было же пророчество о “воине из народа воинов”. Может, меч любой шефанго мог взять. Или ты, если бы на стены не засматривалась. Или еще кто-нибудь. Понахальнее.
– Неубедительно. – Легенда, задумавшись, покусала губу. – Но других объяснений действительно нет. Есть хочешь?
– Как ни странно, да.
– Почему странно?
– Потому что я не могу есть, когда боюсь, или когда ожидаю чего-то, или... или, например, перед боем.
– Так у тебя и вправду “с перепугу аппетит пропадает”?
– А, – Тресса ухмыльнулась, показав на секунду клыки, – правда. У тебя это одним из пунктов обвинения в демонизме было.
– А сейчас ты ничего не боишься, не ждешь и не готовишься к бою?
– В том-то и дело. А ведь надо бы. Завтра появится Финрой. Все самое интересное еще даже не начиналось.
– У нас верят, – медленно произнесла Легенда, без удивления обозрев возникший между ними дастархан, – что в садах Двуликой никто никуда не спешит. И ничего не ждет. Делает то, что считает нужным. Живет так, как хочет жить. Творит то, к чему тянется душа. Спокойно. Неторопливо. Потому что эти сады – венец всех стремлений.
– У нас в это тоже верят. А я хочу есть. Значит, все правда. Ты любишь, когда много черного или красного перца?
– Я не люблю...
– Поздно. Да попробуй. Джэршэитская кухня тебе понравится. Как раз под стать характеру.
***
День прошел. И ночь прищурилась глазами-звездами над грустным садом Вэйше. Юный месяц повис над прозрачной крышей. Эльрик лежал на тахте, закинув руки за голову, и с некоторым сожалением думал, что стать женщиной было во всех отношениях правильным ходом. Трессе Легенда доверяла больше. И относилась покровительственно. А такое отношение надежнее, чем недоверчивый страх.
Эльфы. С ними и с обычными-то тяжело. А уж с эльфами, наполовину очеловечившимися, и вовсе невозможно.
О чем там говорила Вэйше? “Тот, другой...” Музыкальный бред, сродни виртуозной импровизации, когда в россыпи звуков угадывается намек на мелодию. Но только намек. Да и тот не больше чем иллюзия. Математически выверенной гармонии, ясной чистоты и закономерности в такой музыке не найти.
Пела флейта. Звенел чуть слышно звездный свет, разбиваясь на лучики о стеклянные грани крыши и стен.
Эльрик спал.
Новый меч лежал рядом. Спокойный. Холодный. Равнодушный-
А во сне увидел шефанго себя. Как в зеркале. Но в зеркале постаревшем. И бессмертный может быть старым, только смертным не дано понять этой старости.
Как отполированные рубины – алые глаза. Жестче складки у губ. Угловатые выступы скул. Свое лицо. Но чужое. Знакомое. Неузнаваемое.
И ленивая безмятежность. Безмятежность ему, юному, рвущемуся к цели, готовому умереть, но не сдаться, неведомая. Непонятная.
Чужой рассеянный взгляд вдруг сфокусировался на нем. Бывает так во сне? Во сне еще не так бывает. Жуткое чувство, словно разглядывают сквозь прицел.
А потом изогнулись раздраженно тонкие губы,
– Вот настырный-то, а, – на пределе слышимости пророкотал низкий голос. – Сгинь с глаз моих.
И кончилось все. Только голова болела с минуту.
Бывает так во сне?
Может быть. Чего только во сне не бывает?
Встал он по обыкновению рано. Под душем грустно размышлял о прелестях цивилизации, обретенных на столь короткое время. Уходить от этакого блага добровольно – мыслимое ли дело? А ведь собирается именно уходить.
Тонкая струна нетерпеливого ожидания, заглушенная вчера усталостью и грустной завершенностью сада Вэйше, сегодня вновь звенела. Чуть слышно, правда, но это все-таки была жизнь. Его жизнь.
В дверь постучали, когда Эльрик заканчивал завтракать. Он кивнул. Потом сообразил, что его не видят, и пошел открывать. Орать “войдите” сквозь здешние стены было занятием бесполезным.
Взгляд шефанго уперся в прозрачные синие льдинки с черными дырами зрачков. Глаза в глаза. Стоявший за дверью не уступал Эльрику в росте. А в ширину и вовсе превосходил.
– Финрой, – хрипловато сообщил неприятный голос. – Искал меня, воин?
Эльрик отступил, приглашая пришельца в комнату.
Тот и вошел. Бросил взгляд на клинки, висящие на стене. Хмыкнул, узрев меч, лежащий на мягком покрывале тахты. Осмотрел лук в видавшем виды колчане. Прошелся по комнате чуть косолапо, цепко. Огромный и широкий, как гора. Плеснул в кубок вина из стоящего на столике кувшина. И обернулся к молчащему шефанго:
– Что? Язык проглотил? – И Эльрик закрыл дверь.
– Мйе вас описывали странно. Тело обезьяны в доспехах... нет, это я еще мог как-то понять, неясно только было, в доспехах вы как обезьяна или всегда как обезьяна в доспехах.
Он видел, как брови Финроя сошлись на переносице. Но в глазах не было гнева. Только недоумение. Ухмыльнувшись, Эльрик продолжал:
– А вот вторая часть, как бишь там... да, с головой благородной птицы со сросшимися зубами. Вот это, извините, было выше моего понимания. Ну, не мог я представить себе птицу с зубами. Сросшимися. Да еще при этом претендующую на благородство. А если уж учесть, что в доспехах эта птица, как обезьяна... Нет. Полный штиль и даже на веслах никак.
– Угу. – Финрой покачал головой. – А сейчас?
– Что сейчас? – почтительно спросил шефанго.
– Сейчас представляешь? – мягко поинтересовался Финрой.
Эльрик покачал головой:
– Все равно не представляю. К тому же вы описанию не соответствуете.
– А ты молчал, потому что сравнивал?
– Ну да.
– Ладно. Рассказывай. – Финрой сел на ковер, привычно подогнув ноги. – Насчет обезьяны и птицы я уже понял. Это мой, так сказать, рабочий облик. Рассказывай остальное. Зачем ты здесь?
– Вообще-то нас здесь двое. – Эльрик уселся напротив. – А пришли мы из джунглей Сорхе, чтобы позвать вас на войну.
– Здесь все джунгли – Сорхе. Куришь? – Финрой покосился на кальян, но достал маленькую каменную трубку. – Траву куришь?
Шефанго поморщился:
– Толку-то с нее? Нет.
– Устойчив к наркоте, – кивнул Финрой. – А я вот курю. Хотя тоже устойчив. Как добирались?
– Снизу вверх.
– Понятненько. – Гость (или хозяин?) колдовал с трубочкой. Потом удовлетворенно вздохнул, затянулся и надолго задержал дыхание. Когда он выдохнул и клуб дыма поднялся к потолку, медленно рассеиваясь, даже Эльрик почувствовал легкое головокружение.
– Хорошая травка, – кивнул Финрой. – А ты расслабься, шефанго. Я тебе не враг. И если веду себя нагло, так исключительно оттого, что положение обязывает. Как вы добирались? Как через джунгли прошли?
– Пробежали. – Эльрик поморщился. – Действительно, пробежали. Часть пути по болотам сделали, а дальше уж... Уходило нас десятеро. А добрались мы двое.
– Вэйше сказала, ты с женщиной пришел. Зачем же вы ее с собой потащили?
– Свои сложности. – Де Фокс тоже достал трубку.
– Меня не касаются, да?
– Вам они незачем.
– А это уж предоставь мне самому решать. – Финрой снова затянулся. И прикрыл глаза, задерживая выдох. – Ну, рассказывай. Все рассказывай. По порядку. Я пойду с тобой, поскольку обещал, но я должен знать, как там и что. – Он растянулся на подушках, и валуны мускулов прокатились под одеждой. Эльрику показалось даже, что он слышит едва различимый рокот, словно где-то далеко, сталкиваясь друг с другом, рушатся скалы. – Рассказывай-рассказывай, – ободрил его Финрой. – А потом я тебе расскажу то, что тебе интересно. Я не все знаю, но чем смогу, поделюсь. Итак, Сорхе решила, что ты Предсказанный?
И Эльрик начал рассказывать.
Это заняло на удивление много времени. Казалось бы, случилось всего ничего, но приходилось делать остановки, возвращаться, объяснять то, что самому было понятно без всяких слов. Особенно много путаницы получилось из его отношений с Йориком. Финрой хмыкал, хрюкал, тер переносицу. Качал изумленно головой.
– Слышал я, что вы можете пол менять, но одно дело слышать, а совсем другое... м-да, слышать. Вы ведь мне не подотчетны, вы вообще никому не подотчетны. Неприкаянные такие. Творец ваш, если и был, сгинул давно. Вэйше одна лишь с твоим народом дело имеет. А она тоже, знаешь, если чего объяснить берется, так только больше запутывает.
С этим трудно было не согласиться”.
Однако мало-помалу, отступая и спотыкаясь, рассказ о давних и недавних событиях подошел к концу. Опустели к тому времени четыре кувшина с вином. И не одну трубку выкурил Финрой, придя в состояние легкой эйфории. Да и Эльрик, удивляясь, что же за зелье курит собеседник, чувствовал себя странно, надышавшись пахучим дымом. Захотелось есть. И они прервались, чтобы слегка подкрепиться. Когда за стенами уже сгущались сумерки, Финрой отодвинул дастархан и сыто буркнул:
– Ладно. Не скажу, чтобы все было ясно, но кое-что понятно. Теперь спрашивай.
– Что это за меч? – тут же выпалил шефанго.
– Этот-то? – Короткий взгляд в сторону ложа. – Не знаю. Знаю только, что он твой, раз ты сумел увидеть его и удержать в руках. Сила в нем. Почуял ты, нет?
– Почуял. Но не понял.
– Я тоже. Но для нас, богов, эта сила смертельна. Атак, по мелочи... славный клинок. Щит бы к нему еще, и совсем хорошо. Не ломается. Заточки не просит. Камень режет, как масло. А может не резать, ежели тебе не надо. Вот и все.
– Негусто.
– Да уж. Но с клинком своим, воин, ты сам разобраться должен. Тут никто тебе не советчик. Что еще?
– Из-за чего схлестнулись боги и оборотни?
– Из-за Кристалла. О том, что он дает могущество, ты и так знаешь. А вот о том, что Кристалл не принадлежит ни тем, ни другим, – об этом вы все только догадывались. Ну так правильно догадывались. Понимаешь, боги – душа этого крохотного мирка. А оборотни – его тело. Вроде как в Злом Лесу. Только там сотто и деревья. Две части одного целого. А Кристалл раньше принадлежал Хранителю. Это великая милость для мира – получить Кристалл. Он появляется лишь там, где Свет и Тьма или вот, как здесь, Тело и Дух существуют в относительном мире. Мир поколебался, Хранитель был уничтожен, и Кристалл оказался потерян для обеих сторон. У богов его нет. А оборотни не в состоянии им воспользоваться.
– Если боги победят?..
– Не знаю, Эльрик. – Финрой покачал головой. – Не знаю. Если они уничтожат оборотней, может статься, у них и получится подчинить Кристалл. Одна сторона вместо двух – это тоже относительное спокойствие и мир. Но может статься, что, погубив оборотней, боги погубят и себя тоже. Одна сторона – это нарушение Закона.
– Какого?
– Просто Закона. Общего для всех. Нет ничего в мире, что имело бы только одну плоскость. Не вспоминай, пожалуйста, про геометрию. Я говорю о жизни, а не о математических теориях, понимаешь?
– То есть, став этой самой “одной плоскостью”, боги могут погибнуть?