Страница:
Девушка завертела головой, напрасно напрягая зрение. Она смогла разглядеть только широкоплечего солдата, толкавшего ее каталку.
– Где мы? – без надежды на ответ снова спросила Мари.
– Включить генератор! – глухая команда принеслась откуда-то сверху.
Что-то заклокотало, раздался вибрирующий металлический звук. На стенах, ближайшая оказалась в нескольких сотнях метров от девушки, замигали, раскаляясь, лампы дневного света.
– Ого! – Мари округлила глаза, пытаясь добиться малейшей реакции солдата, которого успела окрестить Конвоиром. – Нас привезли в секретную правительственную пещеру и теперь на мне и на Перевязанном, – кивнула в сторону недавнего собеседника, – будут ставить запрещенные опыты?
Помещение действительно напоминало пещеру. Высокие своды, скорее всего, образовывали купол, не видимый в темноте. Холодные стены покрывала мелкая изморось влаги. Вот только не хватало сталактитов и сталагмитов – вечного атрибута пещер. Кроме того стены явно изготовили, «отлили» из армированного бетона. По ощущениям Мари, помещение имело не меньше двух километров в диаметре. Впрочем, она могла и ошибиться.
Сквозь десятки овальных входов в пещеру вливались сотни людей: солдаты в полном обмундировании, мужчины в деловых костюмах, перепуганные женщины, некоторые прижимали к груди хныкающих детей; многие тащили сумки и чемоданы. Большинство людей было едва одето. Кажется, их загнали сюда, принудительно вытащив из постелей.
Самым странным для Мари оказалось то, что все молчали. Никто не перешептывался, не бубнил. Только шорох ботинок, туфель и босых ног.
– Активировать подъемник.
В центре пещеры загрохотало. Пол ощутимо завибрировал, сверху посыпалась бетонная крошка. Кто-то вскрикнул от неожиданности – за шиворот попало каменное крошево.
Мари приподнялась, насколько позволили ремни, и уставилась на громадный каменный круг, медленно уходящий в бетон; диск вращался, ввинчивался в пол, затем ушел куда-то в сторону. Из образовавшейся дыры еще сильнее потянуло затхлостью. В шахте заскрипели крепления подъемного механизма, скрывавшегося за люком.
Платформа остановилась в полуметре ниже уровня пола. Солдаты подволокли к ней тяжелые металлические сходни. Поднимая искры и нещадно лязгая, они упали вниз.
Военные слаженно построились кольцом вокруг платформы. За ними расположились десятки каталок, в точности таких, на какой лежала Мари. За каталками толпились люди. Из арочных отверстий в стенах появлялись все новые и новые. Если бы Мари удалось окинуть пещеру взглядом сверху, она бы удивилась: здесь собралось уже не менее десятка тысяч израильтян.
– Первая группа – вперед! – скомандовал тот же голос.
«Интересно, – подумала Мари, – как они ориентируются здесь, где и какая группа?»
На полу появились фосфоресцирующие линии. Пробежали через все пространство пещеры, очертили платформу ровными лучами.
Каталку толкнули, провезли между рядов солдат, с грохотом спустили по трапу.
– Ожидание – сорок минут, – сообщил кто-то.
Зашипели невидимые пневматические трубки. Где-то внизу заревел исполинский мотор. Платформа содрогнулась и поплыла вниз, с каждой секундой наращивая темп движения. Бетонные стены колодца, разделенные на четыре сектора направляющими механизмами лифта, плавно заскользили вверх. Вскоре от пещеры осталось лишь воспоминание – слабое пятнышко света наверху.
– Кто-нибудь скажет мне, что происходит? – не стерпела Мари. – Я наблюдатель ООН и имею право знать.
– Не ори! – ответили из темноты. – Внизу тебе все объяснят.
– Что за долбаная секретность?! Куда меня приволокли?! Почему привязали?
– По-видимому, – предположил знакомый голос, – нас привязали, чтобы мы не свалились при движении с каталок. Наверное, мы больны.
– Говорите за себя, – облегченно, поскольку хоть кто-то поддержал разговор, произнесла девушка. – У меня отличное здоровье. Но да черт с ней, с этой больничной телегой. Мне больше интересен тот фарс, в котором мы сейчас участвуем. Что все-таки, мать вашу, происходит?
– Вы русская? – В тоне собеседника угадывалось, что он улыбается. – Ругаетесь совершенно по-русски.
– Бельгийка, из Валлонии.
– О, горячая кровь!
Мари хмыкнула и призналась:
– Впрочем, вы отчасти правы. Я успела побывать замужем за русским.
– Ух. Голос такой молодой, а уже успели…
– К чертям любезности! – огрызнулась девушка. – Мы с вами где-то у черта на рогах, вокруг немые солдафоны. Может, лучше подкинете пару версий происходящего?
Парень некоторое время молчал.
– Полагаю, мы стали свидетелями конца света.
– Да вы что? – преувеличенно удивилась Мари. – Потому нас упрятали глубоко под землю? Чтобы спасти остатки человечества, переждать Апокалипсис в укрытии, а потом возродить цивилизацию?
– Думаю, так. Других объяснений у меня нет. С начала года и до этого момента лишь на нашем полуострове произошли тридцать два землетрясения.
– Сколько? – изумилась девушка. – На моей памяти их было восемь. Откуда такая цифра?
– Из новостей. Если верить побасенкам политиков и ученых, матушка Земля решила всех нас наказать. Ну, знаете, за вырубку лесов, убийство фитопланктона в океанах…
– Вы тоже смотрели фильмы «2012» и «Послезавтра», – сделала вывод Мари, пока не вдумываясь, куда же из ее памяти девалось время, за которое столько всего произошло. – Но что-то мне не верится в глобальное потепление.
– Мне тоже не верится, – поддержал ее сосед, – ведь я – климатолог. И все же не могу поспорить с фактами. За последние несколько лет на страну обрушивались страшные ураганы, запад изрядно затапливало десятками цунами. А сколько людей лежит в больницах с солнечными ударами и ожогами. Или лежало…
– Эй, Конвоир, – позвала Мари солдата. – Что, действительно началось светопреставление? Планета гибнет от солнечной активности?
Вместо ответа со дна шахты поднялась сильнейшая вибрация. В недрах земли загрохотало, будто там бушевала гроза. Со стен посыпались камни. Сверху раздался истошный вопль. Что-то со свистом рухнуло вниз с такой силой, что платформа содрогнулась. На щеку Мари упали горячие капли.
– Не удержался солдат, – грустно прокомментировали из темноты. – А по протоколу должен был стоять в десяти метрах от края. Хорошо хоть с собой никого не забрал…
Ему не ответили. Зашуршали одеждой, оттаскивая труп разбившегося человека подальше от каталок.
Перевязанный молчал. Мари билась в беззвучной истерике. Все указывало на то, что на поверхности планеты бушует некий страшный катаклизм. Иначе зачем все эти люди так глубоко под землей?
Платформа бесшумно скользила вниз. Рокот моторов приближался, а вместе с ним подземный холод сменялся несмелой теплотой.
Ужгород,
– Где мы? – без надежды на ответ снова спросила Мари.
– Включить генератор! – глухая команда принеслась откуда-то сверху.
Что-то заклокотало, раздался вибрирующий металлический звук. На стенах, ближайшая оказалась в нескольких сотнях метров от девушки, замигали, раскаляясь, лампы дневного света.
– Ого! – Мари округлила глаза, пытаясь добиться малейшей реакции солдата, которого успела окрестить Конвоиром. – Нас привезли в секретную правительственную пещеру и теперь на мне и на Перевязанном, – кивнула в сторону недавнего собеседника, – будут ставить запрещенные опыты?
Помещение действительно напоминало пещеру. Высокие своды, скорее всего, образовывали купол, не видимый в темноте. Холодные стены покрывала мелкая изморось влаги. Вот только не хватало сталактитов и сталагмитов – вечного атрибута пещер. Кроме того стены явно изготовили, «отлили» из армированного бетона. По ощущениям Мари, помещение имело не меньше двух километров в диаметре. Впрочем, она могла и ошибиться.
Сквозь десятки овальных входов в пещеру вливались сотни людей: солдаты в полном обмундировании, мужчины в деловых костюмах, перепуганные женщины, некоторые прижимали к груди хныкающих детей; многие тащили сумки и чемоданы. Большинство людей было едва одето. Кажется, их загнали сюда, принудительно вытащив из постелей.
Самым странным для Мари оказалось то, что все молчали. Никто не перешептывался, не бубнил. Только шорох ботинок, туфель и босых ног.
– Активировать подъемник.
В центре пещеры загрохотало. Пол ощутимо завибрировал, сверху посыпалась бетонная крошка. Кто-то вскрикнул от неожиданности – за шиворот попало каменное крошево.
Мари приподнялась, насколько позволили ремни, и уставилась на громадный каменный круг, медленно уходящий в бетон; диск вращался, ввинчивался в пол, затем ушел куда-то в сторону. Из образовавшейся дыры еще сильнее потянуло затхлостью. В шахте заскрипели крепления подъемного механизма, скрывавшегося за люком.
Платформа остановилась в полуметре ниже уровня пола. Солдаты подволокли к ней тяжелые металлические сходни. Поднимая искры и нещадно лязгая, они упали вниз.
Военные слаженно построились кольцом вокруг платформы. За ними расположились десятки каталок, в точности таких, на какой лежала Мари. За каталками толпились люди. Из арочных отверстий в стенах появлялись все новые и новые. Если бы Мари удалось окинуть пещеру взглядом сверху, она бы удивилась: здесь собралось уже не менее десятка тысяч израильтян.
– Первая группа – вперед! – скомандовал тот же голос.
«Интересно, – подумала Мари, – как они ориентируются здесь, где и какая группа?»
На полу появились фосфоресцирующие линии. Пробежали через все пространство пещеры, очертили платформу ровными лучами.
Каталку толкнули, провезли между рядов солдат, с грохотом спустили по трапу.
– Ожидание – сорок минут, – сообщил кто-то.
Зашипели невидимые пневматические трубки. Где-то внизу заревел исполинский мотор. Платформа содрогнулась и поплыла вниз, с каждой секундой наращивая темп движения. Бетонные стены колодца, разделенные на четыре сектора направляющими механизмами лифта, плавно заскользили вверх. Вскоре от пещеры осталось лишь воспоминание – слабое пятнышко света наверху.
– Кто-нибудь скажет мне, что происходит? – не стерпела Мари. – Я наблюдатель ООН и имею право знать.
– Не ори! – ответили из темноты. – Внизу тебе все объяснят.
– Что за долбаная секретность?! Куда меня приволокли?! Почему привязали?
– По-видимому, – предположил знакомый голос, – нас привязали, чтобы мы не свалились при движении с каталок. Наверное, мы больны.
– Говорите за себя, – облегченно, поскольку хоть кто-то поддержал разговор, произнесла девушка. – У меня отличное здоровье. Но да черт с ней, с этой больничной телегой. Мне больше интересен тот фарс, в котором мы сейчас участвуем. Что все-таки, мать вашу, происходит?
– Вы русская? – В тоне собеседника угадывалось, что он улыбается. – Ругаетесь совершенно по-русски.
– Бельгийка, из Валлонии.
– О, горячая кровь!
Мари хмыкнула и призналась:
– Впрочем, вы отчасти правы. Я успела побывать замужем за русским.
– Ух. Голос такой молодой, а уже успели…
– К чертям любезности! – огрызнулась девушка. – Мы с вами где-то у черта на рогах, вокруг немые солдафоны. Может, лучше подкинете пару версий происходящего?
Парень некоторое время молчал.
– Полагаю, мы стали свидетелями конца света.
– Да вы что? – преувеличенно удивилась Мари. – Потому нас упрятали глубоко под землю? Чтобы спасти остатки человечества, переждать Апокалипсис в укрытии, а потом возродить цивилизацию?
– Думаю, так. Других объяснений у меня нет. С начала года и до этого момента лишь на нашем полуострове произошли тридцать два землетрясения.
– Сколько? – изумилась девушка. – На моей памяти их было восемь. Откуда такая цифра?
– Из новостей. Если верить побасенкам политиков и ученых, матушка Земля решила всех нас наказать. Ну, знаете, за вырубку лесов, убийство фитопланктона в океанах…
– Вы тоже смотрели фильмы «2012» и «Послезавтра», – сделала вывод Мари, пока не вдумываясь, куда же из ее памяти девалось время, за которое столько всего произошло. – Но что-то мне не верится в глобальное потепление.
– Мне тоже не верится, – поддержал ее сосед, – ведь я – климатолог. И все же не могу поспорить с фактами. За последние несколько лет на страну обрушивались страшные ураганы, запад изрядно затапливало десятками цунами. А сколько людей лежит в больницах с солнечными ударами и ожогами. Или лежало…
– Эй, Конвоир, – позвала Мари солдата. – Что, действительно началось светопреставление? Планета гибнет от солнечной активности?
Вместо ответа со дна шахты поднялась сильнейшая вибрация. В недрах земли загрохотало, будто там бушевала гроза. Со стен посыпались камни. Сверху раздался истошный вопль. Что-то со свистом рухнуло вниз с такой силой, что платформа содрогнулась. На щеку Мари упали горячие капли.
– Не удержался солдат, – грустно прокомментировали из темноты. – А по протоколу должен был стоять в десяти метрах от края. Хорошо хоть с собой никого не забрал…
Ему не ответили. Зашуршали одеждой, оттаскивая труп разбившегося человека подальше от каталок.
Перевязанный молчал. Мари билась в беззвучной истерике. Все указывало на то, что на поверхности планеты бушует некий страшный катаклизм. Иначе зачем все эти люди так глубоко под землей?
Платформа бесшумно скользила вниз. Рокот моторов приближался, а вместе с ним подземный холод сменялся несмелой теплотой.
Ужгород,
Закарпатская область, Украина
20–21 марта 2012
Для простого обывателя археологи сродни древним жрецам – кажется, что их жизнь соткана из неизведанного. Конечно, все это стереотипы, выработанные в нашем сознании фильмами об Индиане Джонсе и компьютерными игрушками о лихой девице Ларе Крофт. Но все же доля правды здесь имеется. Так что даже уход крупного археолога в мир иной становится поводом для появления всевозможных ненаучных гипотез. После смерти ученого в его квартире остаются исполненные загадок недописанные трактаты, интригующие записки, книги с таинственными заметками на полях. В опустевшем кабинете пылятся древние свитки, ксерокопии ценнейших исторических документов, старинные вазочки и гипсовые копии величественных статуй, альбомы по старинной архитектуре, картотеки с тысячами кусочков картона, исписанных неровным почерком, напоминающим древние письмена. А вместе с ними в воздухе витает какая-то недосказанность, хитроватая интрига: вот она – разгадка – перед тобой, сумей только собрать все осколки вместе, и получишь изумительной красоты витраж.
Со стены на тебя взирают фотографии и портреты известных мыслителей. Кажется, они с подозрением следят за тобой, соображая, что же будет делать гость в этом хмуром кабинете? Неужели продолжит дело своего отца? Тогда пусть помнит две цитаты, вырезанные на лакированной табличке над дверью: «Зри в корень» и «Постигни истину в целом».
– Да-да, – рассеянно пробормотал Антон.
Облокотился на стол, сминая локтями россыпь документов. Взгляд рассеянно блуждал по комнате.
Щербатая фарфоровая ваза немыслимых размеров, Китай. Кажется, настоящая, эпохи Мин или начала Цин. Почерневшее от времени копье австралийских аборигенов в углу. Рядом, на груде гончарных инструментов, окаменелый бумеранг из той же Австралии. Запыленная репродукция «Тайной вечери» Леонардо да Винчи. Деревянный тотем из Северной Америки с огромными ушами и носом-клювом. Нефритовая статуэтка Кецалькоатля из Мексики. Несколько глиняных табличек, испещренных загадочно переплетенными трещинками. Скифский шлифовальный круг, на нем – золотые браслеты, позеленевшая бронзовая пектораль, бусы и наколенники неизвестного происхождения. И тут же в рамочке старая фотография, где сын и отец Аркудовы запечатлены в некрополе Саккара у пирамиды фараона Унаса. Одна из сотен других, пылящихся в пухлых фотоальбомах.
– Что же ты мне оставил, папа? – грустно спросил Антон, глядя на фотографию. – Сумасшествие какое-то.
Встал, походил по комнате, огибая стол, загроможденный книгами по археологии. Остановился у окна, устало потер виски.
Над Ужгородом поднималось солнце. Карпаты озарялись рассветом и набирали контраст на фоне колеблющейся ярко-желтой дымки. В ущельях еще царила полутьма. Редкие звезды спешили окутаться туманом и скрыться в глубинах космоса.
У подъезда слышалось монотонное шарканье метлы. В проулок заехало потрепанное такси. Прогрохотало разболтанными колесами и неспешно закатилось за поворот.
Если ученый в течение долгих лет исследует тайны майя, ацтеков, шумеров, египтян, древних греков и десятков других цивилизаций, на каком-то этапе он перестает быть ученым. И превращается в мистика. Или… сумасшедшего. Слишком уж много всяких недосказанностей в легендах и мифах. Еще больше их в разнообразных рисунках, ритуалах и верованиях. Сумей, попробуй постичь все это великолепие и остаться в здравом рассудке.
– Предлагаешь обратиться к психиатру? Может, он разгадает твою шараду? – хмыкнул Антон, взяв со стола фотокарточку.
Из застекленной рамочки ему улыбался высокий толстяк, обнимающий за плечи парнишку лет тринадцати. Прищуренные глаза, паутина морщинок на лбу, переносице и щеках. Коротенькая бородка, широкие скулы и оттопыренные уши. Копна седых волос под примятой панамкой. Приветственно поднятая рука с короткими пальцами. На безымянном – широкое золотое кольцо, посеченное маленькими крестами. И насупившийся мальчик, в котором с трудом можно узнать нынешнего Антона Игоревича Аркудова.
Сквозь открытую форточку легонько задувал горный ветер. Во второй руке Антона находились, трепеща уголками, старые рецепты и история болезни. Отец страдал обсессивно-компульсивным расстройством и принудительно годами лечился. Потому в необходимость решить папину задачу сын не верил.
– Возможно, я делаю глупость, – сам себе признался Антон, грустно улыбаясь.
Вернулся за стол, склонился над открытым блокнотом. Бумаги, завалившие покрытую зеленым сукном столешницу, тихо шелестели на ветру.
– Но ты попросил – и я должен подчиниться.
Несмотря на свои причуды, старик заслужил любовь и добрую память. Последнюю волю покойного археолога надлежало исполнить.
Отец скончался от воспаления мозга ровно год назад. Но только сегодня сыну впервые за долгое время удалось проведать старика. Поехать на могилу, в знак скорби оставить небольшой букет полевых цветов – папа обожал такие. Прижаться к холодному мрамору, помолчать, глотая неожиданные слезы. А потом, запасшись в супермаркете пузатой бутылкой местной водки, своим ключом открыть обтянутую дерматином дверь. Пройти по коридору, снять простыни с зеркал (после смерти старого археолога в квартиру никто не входил). Зажечь в каждой комнате свет, вдохнуть неприятный запах запустения. Тяжело рухнуть в отцовское кресло, поднимая пыль. Свинтить крышечку, влить в себя немыслимое количество выпивки. Всхлипнуть, глотая слезу, и, уткнувшись в локоть, задремать на столе. В полночь проснуться и вытащить из верхнего ящика стола пухлый картонный конверт с надписью «Сын, открой его после моей смерти». Внутри обнаружить старый потрепанный блокнот, исписанный мелким почерком; никакого построения предложений – беспорядочные наборы слов и каких-то цифр. И только на последней странице несколько осмысленных абзацев:
Несколько раз Антон в ярости вскакивал. Хватал дневник обеими руками и размахивался, собираясь вышвырнуть записи в окно. Несколько секунд напряжения и злости. Затем взгляд падал на фотографию. Сын вздыхал и садился обратно за стол.
Потирал лицо, моргал и, задумавшись, подолгу смотрел в потолок. Никак не мог вспомнить путешествие на остров Пасхи. Антону казалось, что на самом деле отец не брал его на тот маленький островок, утыканный головами каменных великанов. Возможно, поездка была лишь плодом больного воображения Игоря Аркудова. Была еще одна версия: Антон мог позабыть путешествие; к сожалению, кое-что из психических проблем отца передалось и сыну.
Антон рано потерял мать. Кажется, он еще не умел разговаривать, когда Ирину Олеговну Аркудову увезла «Скорая помощь», и мама больше не вернулась. Уже всемирно известный археолог, сорокасемилетний Игорь Аркудов постарался сделать все, чтобы компенсировать сыну отсутствие материнской любви. Он всюду брал мальчика с собой. В воспоминаниях Антона звенел чистотой холодный воздух Альп, струились узкие тропинки в Аппалачах, скрипели знойные пески Ливийской пустыни. А еще были хрустальное небо над Аркаимом и грозовые тучи вокруг вершин полуострова Юкатан, и шумные воды Анхеля, быстрины Амазонки и Оби. Все это стало для ребенка огромным и бесконечно красивым домом.
К восьми годам Антон Аркудов побывал в семнадцати странах и бегло разговаривал на девяти языках. Взрослые поражались, слушая, как кудрявый мальчишка, запинаясь и водя пальцем по строкам, читает древнеегипетские и арамейские тексты. Многие называли Антона «вундеркиндом», что в более поздние времена стало обозначаться как ребенок-индиго.
Отец не нарадовался. Глядите, люди! У известного ученого растет сынишка-гений. Весь в отца. Скоро войдет в зенит науки и будет пачками делать открытия.
Парень действительно обладал воистину могучим интеллектом. Он запоминал невероятные объемы информации, легко учился и все схватывал на лету. В десять – его диковинные познания включали уже шестнадцать языков, в том числе четыре мертвых. На горизонте уже маячили разнообразные премии и дипломы. «Самому молодому ученому в мире», «Самому любознательному», «Самому гениальному»… Но в тринадцать Антон Аркудов внезапно изменился. Куда и девалась жажда к открытиям? Мальчик перестал интересоваться наукой. Говаривали, что сработала шутливая формула – «на детях гениев природа отдыхает»: аномально развитый мозг Антона словно выключили – он стал обыкновенным ребенком. Знания куда-то испарились, притупилась проницательность. Исчезла потребность накапливать информацию. Из гениального сына известнейшего археолога, к сожалению отца, получился обычнейший пацан. Игорь Аркудов тяжело пережил такую метаморфозу сына: все чаще мальчик оставался дома, а звездный отец с тяжелой душой отправлялся на раскопки очередного храма; какой смысл брать с собой отпрыска, если тому не интересна древность? Кстати, эта самая поездка в Саккару и была их последним совместным путешествием.
Кроме того, в стране бесновалась перестройка. Научно-исследовательские институты закрывались, фактически разграбляли музеи, и государственные дотации на науку изрядно оскудели. К 1991 году финансирование археологов упало почти до нуля. Даже «номер один отечественной археологии» – Игорь Аркудов – был вынужден прозябать в нищете. Заграничные поездки прекратились, и ученому пришлось искать другую работу. У него осталась только трехкомнатная квартира в Киеве, «не приватизированная», – потому ее отобрало государство; семья Аркудовых перебралась на Закарпатье, где отцу удалось заполучить «двухкомнатку по смешной цене» и «в счет заслуг перед наукой».
Антона определили в среднюю школу. Там он с удивлением отметил, что кроме бородатых археологов и лысоватых научных сотрудников на свете есть и дети. Такие же, как он, ребята и девчонки. Возможно, менее умные, зато жизнерадостные. Невероятно интересные новые увлечения. Футбол и «казаки-разбойники» вместо: «скажи-ка, что означает во-он тот иероглиф в углу погребальной камеры». Детские анекдоты и девчоночьи смешки на лавочках в парке – отличная замена ночевкам под раскаленным египетским небом. Как хороша незамысловатая радость общения со сверстниками!
Реальность настоящей детской, а затем и юношеской жизни увлекла Антона. Он почти не обращал внимания на отца, который, безуспешно пытаясь выбить финансирование хоть на какие-либо раскопки, отстраненно работал с книгами.
Школу Антон окончил не ахти (у многих вундеркиндов с учебой случаются проблемы). Идти «на вышку» не собирался. У него начался тот нездоровый период, когда молодежное тунеядство скрывает горизонты будущего. В этом возрасте пенный хмельной напиток и схематичный секс на чердаке многоквартирного дома видятся лучшей перспективой, чем стезя ученого. Но повзрослеть пришлось.
От безделья помог излечиться отец. Игорь Аркудов грохнул пухлым кулаком по столу и сказал, что либо сын его станет образованным человеком, либо пусть катится к чертовой матери. «Меня хоть не позорь! Ведь был такой умный мальчик. А стало длинноволосое чмо в нестираных джинсах…» В общем, крепко поссорились.
Антон ушел из дома. Но, самое странное, решил доказать отцу, что длинноволосым чмом не является: отправился учиться.
Высшее образование Антон запланировал получить в столице. Причем не собирался идти по стопам «осерчавшего бати» – вместо археологии избрал обычную историю. Поехал в Киев и некоторое время жил у знакомых отца. В первый год экзамены успешно провалил; оказалось, что вместо хронологии раскопок в Междуречье и особенностей датировки по глиняным черепкам необходимо знать обыкновенную историю Украины. Отправился снашивать солдатские сапоги в Одессу. В периоды между нарядами и караулами, нехитрыми армейскими ритуалами и знакомством с «дедовщиной» упорно осваивал науку.
С годами к молодому человеку начал возвращаться интеллект одаренного ребенка. И стимулом служили команды ротного напополам с ежеутренними криками «подъем!» – сам признавался.
Поступил и экстерном окончил Киевский национальный университет имени Тараса Шевченко с красным дипломом. Сперва попробовал себя учителем в школе. «Слава богу, что только год!» Затем работал в государственном архиве и в обновленной Национальной академии наук Украины. Познакомился с красивой студенткой-биологом того же КНУ, мечтавшей о полетах в космос. И вместе с нею полетел в супружескую жизнь. К молодой семье со временем прибавилась крошечная девочка. Чуть позже убавилась жена. Юлия Аркудова умудрилась попасть по обмену опытом в российскую космическую программу и вырвалась за пределы планеты. Антон, весьма далекий от реальной жизни, обнаружил, что в нагрузку к работе на кафедре истории прибавились обычные домашние хлопоты: подгузники-присыпки, грязная посуда и целая куча не менее важных дел. Хотя и любил жену и дочь, но в глубине души, а зачастую и в беседах с друзьями он сознавался, что хуже него на белом свете никто не живет.
Со стены на тебя взирают фотографии и портреты известных мыслителей. Кажется, они с подозрением следят за тобой, соображая, что же будет делать гость в этом хмуром кабинете? Неужели продолжит дело своего отца? Тогда пусть помнит две цитаты, вырезанные на лакированной табличке над дверью: «Зри в корень» и «Постигни истину в целом».
– Да-да, – рассеянно пробормотал Антон.
Облокотился на стол, сминая локтями россыпь документов. Взгляд рассеянно блуждал по комнате.
Щербатая фарфоровая ваза немыслимых размеров, Китай. Кажется, настоящая, эпохи Мин или начала Цин. Почерневшее от времени копье австралийских аборигенов в углу. Рядом, на груде гончарных инструментов, окаменелый бумеранг из той же Австралии. Запыленная репродукция «Тайной вечери» Леонардо да Винчи. Деревянный тотем из Северной Америки с огромными ушами и носом-клювом. Нефритовая статуэтка Кецалькоатля из Мексики. Несколько глиняных табличек, испещренных загадочно переплетенными трещинками. Скифский шлифовальный круг, на нем – золотые браслеты, позеленевшая бронзовая пектораль, бусы и наколенники неизвестного происхождения. И тут же в рамочке старая фотография, где сын и отец Аркудовы запечатлены в некрополе Саккара у пирамиды фараона Унаса. Одна из сотен других, пылящихся в пухлых фотоальбомах.
– Что же ты мне оставил, папа? – грустно спросил Антон, глядя на фотографию. – Сумасшествие какое-то.
Встал, походил по комнате, огибая стол, загроможденный книгами по археологии. Остановился у окна, устало потер виски.
Над Ужгородом поднималось солнце. Карпаты озарялись рассветом и набирали контраст на фоне колеблющейся ярко-желтой дымки. В ущельях еще царила полутьма. Редкие звезды спешили окутаться туманом и скрыться в глубинах космоса.
У подъезда слышалось монотонное шарканье метлы. В проулок заехало потрепанное такси. Прогрохотало разболтанными колесами и неспешно закатилось за поворот.
Если ученый в течение долгих лет исследует тайны майя, ацтеков, шумеров, египтян, древних греков и десятков других цивилизаций, на каком-то этапе он перестает быть ученым. И превращается в мистика. Или… сумасшедшего. Слишком уж много всяких недосказанностей в легендах и мифах. Еще больше их в разнообразных рисунках, ритуалах и верованиях. Сумей, попробуй постичь все это великолепие и остаться в здравом рассудке.
– Предлагаешь обратиться к психиатру? Может, он разгадает твою шараду? – хмыкнул Антон, взяв со стола фотокарточку.
Из застекленной рамочки ему улыбался высокий толстяк, обнимающий за плечи парнишку лет тринадцати. Прищуренные глаза, паутина морщинок на лбу, переносице и щеках. Коротенькая бородка, широкие скулы и оттопыренные уши. Копна седых волос под примятой панамкой. Приветственно поднятая рука с короткими пальцами. На безымянном – широкое золотое кольцо, посеченное маленькими крестами. И насупившийся мальчик, в котором с трудом можно узнать нынешнего Антона Игоревича Аркудова.
Сквозь открытую форточку легонько задувал горный ветер. Во второй руке Антона находились, трепеща уголками, старые рецепты и история болезни. Отец страдал обсессивно-компульсивным расстройством и принудительно годами лечился. Потому в необходимость решить папину задачу сын не верил.
– Возможно, я делаю глупость, – сам себе признался Антон, грустно улыбаясь.
Вернулся за стол, склонился над открытым блокнотом. Бумаги, завалившие покрытую зеленым сукном столешницу, тихо шелестели на ветру.
– Но ты попросил – и я должен подчиниться.
Несмотря на свои причуды, старик заслужил любовь и добрую память. Последнюю волю покойного археолога надлежало исполнить.
Отец скончался от воспаления мозга ровно год назад. Но только сегодня сыну впервые за долгое время удалось проведать старика. Поехать на могилу, в знак скорби оставить небольшой букет полевых цветов – папа обожал такие. Прижаться к холодному мрамору, помолчать, глотая неожиданные слезы. А потом, запасшись в супермаркете пузатой бутылкой местной водки, своим ключом открыть обтянутую дерматином дверь. Пройти по коридору, снять простыни с зеркал (после смерти старого археолога в квартиру никто не входил). Зажечь в каждой комнате свет, вдохнуть неприятный запах запустения. Тяжело рухнуть в отцовское кресло, поднимая пыль. Свинтить крышечку, влить в себя немыслимое количество выпивки. Всхлипнуть, глотая слезу, и, уткнувшись в локоть, задремать на столе. В полночь проснуться и вытащить из верхнего ящика стола пухлый картонный конверт с надписью «Сын, открой его после моей смерти». Внутри обнаружить старый потрепанный блокнот, исписанный мелким почерком; никакого построения предложений – беспорядочные наборы слов и каких-то цифр. И только на последней странице несколько осмысленных абзацев:
«Раз уж тебе попала в руки эта книжечка, значит, я наконец убрался на покой. Считай эту запись глупой старческой прихотью, но ты должен узнать…
С чего бы начать, сынок?
Давай сначала о жизни, хорошо? Я очень тебя люблю. И внучку тоже. Как жаль, что старому дураку за все эти годы не удалось побаловать маленькую Свету. К большинству людей понимание приходит с возрастом. Я же оказался в никчемном меньшинстве. Понял, что надо жить настоящим, а не копаться в прошлом. Но слишком поздно. Болезнь перечеркнула все мои желания, оставив Игоря Аркудова лишь одиноким археологом, который никогда не держал свою внучку на руках. Ученый, а не дедушка, которым мог бы стать, если бы захотел…
Ты уж прости меня, ладно? Знаешь же мой несносный характер. Вернее, знал… Наверное, иначе бы ничего и не вышло… Ну да оставим этот разговор. Ты же простишь меня. Ты всегда был очень добрым мальчиком. И умным. Помню твой первый студенческий доклад… Как он мне тогда понравился, как я гордился тобой, надеясь, что ты пойдешь по моим стопам…
Но давай вернемся к абракадабре, которой заполнен этот дневник. Помнишь, в детстве мы с тобой играли в шпионов? Ну, тогда – на острове Пасхи, когда задерживался вертолет. Очень надеюсь, что помнишь. Я рассказывал тебе о методах шифрованного письма, которое использовали древние жрецы Шумера и Египта, чтобы сохранить свои знания и оградить их от невежественного плебса.
Вспомнил? Если нет – держи небольшую подсказку.
Каждое слово или буква в шифре может означать любую другую букву или цифру. Слова могут образовываться в любом направлении или состоять из отдельных букв, разбросанных по строкам. Чтобы интерпретировать зашифрованное в удобоваримый текст, необходимо знать ключ. С помощью ключа можно создать дешифровочную таблицу. А дальше останется только прочесть написанное.
Подсказку найдешь в кабинете. Только присмотрись. И помни, что ключ – имена тех тринадцати, на которых ты обожал смотреть. Ну, тех самых, кто в неполном комплекте не более десяти лет назад родился между Берингом и Енисеем! Ты обязательно вспомнишь.
(зачеркнуто)
Но тебе ведь, наверное, не терпится узнать, зачем мне эта таинственность? Узнаешь из записей. Хотя…
Знаю, насколько ты занят работой и ребенком. У тебя ведь может не найтись времени, чтобы заняться бумажками старика. Ведь правда?
В таком случае, чтобы время нашлось, придется тебя заинтриговать. Держи!
Ты же знаешь, что я занимался вопросами возникновения человеческой цивилизации. Где я только ни был, и тебя с собой возил, мой мальчик. Наверняка ты вспомнишь коридоры и надписи пирамид в Саккаре. Или холодную пещеру в Челябинской области (ты, совсем крошечный, тогда еще здорово испугался, когда упали камни с утеса). Впрочем, не о том я сейчас… Ворошение старых костей в африканских пустынях и много где еще позволило сделать мне важнейшее открытие в жизни. Причем не только в моей, но и в жизни всего человечества! Веришь, а? Возможно, что на момент моей смерти, уже продается книга «Первый шаг», автор – Игорь Аркудов. Возможно, она даже стала в ряд с бестселлерами таких авторов, как Захария Ситчин, Алан Элфорд и Эрик фон Деникен.
Если книгой не пахнет, значит, я не успел. Или меня опередили.
Сын, в этом блокноте собраны все факты и выведена теория того, как на самом деле на планете Земля возникла цивилизация. Причем теперь я точно знаю, каким образом обустроена жизнь человека и что происходит с планетой на данный момент. Скажи, ведь землетрясения и наводнения продолжаются? А метеоритные дожди уже начались? А полярные сияния на экваторе?
Очень надеюсь, что моя теория неверна. В ином случае…
Послушай, сын, к сожалению, это знание невероятно опасно. Блокнот, который ты держишь в руке, буде я прав, может навлечь на тебя страшную угрозу!
Знаешь, лучше сожги эту чертову книгу. У меня рука не поднялась, а у тебя поднимется.
Вот перечитал и сам над собой хохочу. Выглядит как бред сумасшедшего. Ну, прости старика. Возьми, да и брось в камин. Даже не сомневайся!
Но, если я все же прав, ты должен (слышишь меня?), должен узнать обо всем!!!
Прости за сумбурные строки. Но открытым текстом написать тебе не могу. Подозреваю, что записи уничтожат. Или уже уничтожили, и весь мой труд пошел насмарку. На всякий случай эта книга некоторое время будет храниться у Толика (помнишь его?). После моей смерти, когда минует опасность, он сунет ее в верхний ящик стола и сообщит тебе о моей просьбе. Кстати, когда все прочтешь, Толика не трогай. Он совершенно не в курсе происходящего. Я не хочу, чтобы его убили. Он хороший человек и старается все делать правильно.
Итак, если ты добрался до моего стола и взял в руки конверт… Пожалуйста, расшифруй эти записи и постарайся их опубликовать. Можешь считать это моей последней волей.
Если и тебя накрыли колпаком… Сын! Просто забирай семью и убегай! На последней странице дневника указаны координаты места, где я построил убежище. Обязательно забери с собой Юлию и Светлану – для них места хватит. И не высовывайте нос до 2015 года! Уж лучше сидеть взаперти, чем увидеть то, что предсказывает моя теория на 2012 год.
Обнимаю.
Любящий тебя отец!
Игорь Аркудов.24 февраля 2011.
P.S. Возможно, ты опоздал, и Это уже началось. Тогда беги в горы. Расшифруй только последнюю страницу – и беги! Когда все закончится, расскажи всем и каждому об этой трагедии. Если останется хоть кто-то, способный дышать и слушать…Ночь была исполнена похмельем и удивленным непониманием. Антон ломал голову над проклятым блокнотом и никак не мог найти подходящий ключ. Зная постоянную манеру отца интриговать и недоговаривать, он не слишком изумился, прочитав «завещание». Но атмосфера таинственности его бесила.
Я люблю тебя. Живи!»
Несколько раз Антон в ярости вскакивал. Хватал дневник обеими руками и размахивался, собираясь вышвырнуть записи в окно. Несколько секунд напряжения и злости. Затем взгляд падал на фотографию. Сын вздыхал и садился обратно за стол.
Потирал лицо, моргал и, задумавшись, подолгу смотрел в потолок. Никак не мог вспомнить путешествие на остров Пасхи. Антону казалось, что на самом деле отец не брал его на тот маленький островок, утыканный головами каменных великанов. Возможно, поездка была лишь плодом больного воображения Игоря Аркудова. Была еще одна версия: Антон мог позабыть путешествие; к сожалению, кое-что из психических проблем отца передалось и сыну.
Антон рано потерял мать. Кажется, он еще не умел разговаривать, когда Ирину Олеговну Аркудову увезла «Скорая помощь», и мама больше не вернулась. Уже всемирно известный археолог, сорокасемилетний Игорь Аркудов постарался сделать все, чтобы компенсировать сыну отсутствие материнской любви. Он всюду брал мальчика с собой. В воспоминаниях Антона звенел чистотой холодный воздух Альп, струились узкие тропинки в Аппалачах, скрипели знойные пески Ливийской пустыни. А еще были хрустальное небо над Аркаимом и грозовые тучи вокруг вершин полуострова Юкатан, и шумные воды Анхеля, быстрины Амазонки и Оби. Все это стало для ребенка огромным и бесконечно красивым домом.
К восьми годам Антон Аркудов побывал в семнадцати странах и бегло разговаривал на девяти языках. Взрослые поражались, слушая, как кудрявый мальчишка, запинаясь и водя пальцем по строкам, читает древнеегипетские и арамейские тексты. Многие называли Антона «вундеркиндом», что в более поздние времена стало обозначаться как ребенок-индиго.
Отец не нарадовался. Глядите, люди! У известного ученого растет сынишка-гений. Весь в отца. Скоро войдет в зенит науки и будет пачками делать открытия.
Парень действительно обладал воистину могучим интеллектом. Он запоминал невероятные объемы информации, легко учился и все схватывал на лету. В десять – его диковинные познания включали уже шестнадцать языков, в том числе четыре мертвых. На горизонте уже маячили разнообразные премии и дипломы. «Самому молодому ученому в мире», «Самому любознательному», «Самому гениальному»… Но в тринадцать Антон Аркудов внезапно изменился. Куда и девалась жажда к открытиям? Мальчик перестал интересоваться наукой. Говаривали, что сработала шутливая формула – «на детях гениев природа отдыхает»: аномально развитый мозг Антона словно выключили – он стал обыкновенным ребенком. Знания куда-то испарились, притупилась проницательность. Исчезла потребность накапливать информацию. Из гениального сына известнейшего археолога, к сожалению отца, получился обычнейший пацан. Игорь Аркудов тяжело пережил такую метаморфозу сына: все чаще мальчик оставался дома, а звездный отец с тяжелой душой отправлялся на раскопки очередного храма; какой смысл брать с собой отпрыска, если тому не интересна древность? Кстати, эта самая поездка в Саккару и была их последним совместным путешествием.
Кроме того, в стране бесновалась перестройка. Научно-исследовательские институты закрывались, фактически разграбляли музеи, и государственные дотации на науку изрядно оскудели. К 1991 году финансирование археологов упало почти до нуля. Даже «номер один отечественной археологии» – Игорь Аркудов – был вынужден прозябать в нищете. Заграничные поездки прекратились, и ученому пришлось искать другую работу. У него осталась только трехкомнатная квартира в Киеве, «не приватизированная», – потому ее отобрало государство; семья Аркудовых перебралась на Закарпатье, где отцу удалось заполучить «двухкомнатку по смешной цене» и «в счет заслуг перед наукой».
Антона определили в среднюю школу. Там он с удивлением отметил, что кроме бородатых археологов и лысоватых научных сотрудников на свете есть и дети. Такие же, как он, ребята и девчонки. Возможно, менее умные, зато жизнерадостные. Невероятно интересные новые увлечения. Футбол и «казаки-разбойники» вместо: «скажи-ка, что означает во-он тот иероглиф в углу погребальной камеры». Детские анекдоты и девчоночьи смешки на лавочках в парке – отличная замена ночевкам под раскаленным египетским небом. Как хороша незамысловатая радость общения со сверстниками!
Реальность настоящей детской, а затем и юношеской жизни увлекла Антона. Он почти не обращал внимания на отца, который, безуспешно пытаясь выбить финансирование хоть на какие-либо раскопки, отстраненно работал с книгами.
Школу Антон окончил не ахти (у многих вундеркиндов с учебой случаются проблемы). Идти «на вышку» не собирался. У него начался тот нездоровый период, когда молодежное тунеядство скрывает горизонты будущего. В этом возрасте пенный хмельной напиток и схематичный секс на чердаке многоквартирного дома видятся лучшей перспективой, чем стезя ученого. Но повзрослеть пришлось.
От безделья помог излечиться отец. Игорь Аркудов грохнул пухлым кулаком по столу и сказал, что либо сын его станет образованным человеком, либо пусть катится к чертовой матери. «Меня хоть не позорь! Ведь был такой умный мальчик. А стало длинноволосое чмо в нестираных джинсах…» В общем, крепко поссорились.
Антон ушел из дома. Но, самое странное, решил доказать отцу, что длинноволосым чмом не является: отправился учиться.
Высшее образование Антон запланировал получить в столице. Причем не собирался идти по стопам «осерчавшего бати» – вместо археологии избрал обычную историю. Поехал в Киев и некоторое время жил у знакомых отца. В первый год экзамены успешно провалил; оказалось, что вместо хронологии раскопок в Междуречье и особенностей датировки по глиняным черепкам необходимо знать обыкновенную историю Украины. Отправился снашивать солдатские сапоги в Одессу. В периоды между нарядами и караулами, нехитрыми армейскими ритуалами и знакомством с «дедовщиной» упорно осваивал науку.
С годами к молодому человеку начал возвращаться интеллект одаренного ребенка. И стимулом служили команды ротного напополам с ежеутренними криками «подъем!» – сам признавался.
Поступил и экстерном окончил Киевский национальный университет имени Тараса Шевченко с красным дипломом. Сперва попробовал себя учителем в школе. «Слава богу, что только год!» Затем работал в государственном архиве и в обновленной Национальной академии наук Украины. Познакомился с красивой студенткой-биологом того же КНУ, мечтавшей о полетах в космос. И вместе с нею полетел в супружескую жизнь. К молодой семье со временем прибавилась крошечная девочка. Чуть позже убавилась жена. Юлия Аркудова умудрилась попасть по обмену опытом в российскую космическую программу и вырвалась за пределы планеты. Антон, весьма далекий от реальной жизни, обнаружил, что в нагрузку к работе на кафедре истории прибавились обычные домашние хлопоты: подгузники-присыпки, грязная посуда и целая куча не менее важных дел. Хотя и любил жену и дочь, но в глубине души, а зачастую и в беседах с друзьями он сознавался, что хуже него на белом свете никто не живет.