Красота (распутство)
   Выращивание потомства требовало все больше труда, и когда это стало непосильно одним только самкам, перед Создателем встал вопрос о том, как им помочь. Помощь пришла со стороны менее удачливых самцов, которые постоянно толклись возле гаремов. Самки постепенно осознали выгоду своего положения «мужней жены» и решили дарить их своим вниманием в обмен на помощь и заботу. Поскольку хозяева гаремов в обмене не участвовали, возник динамический избыток самок. Проблема выбора самки обострялась фактом, что та стала дорога. Для истории важно и то, что у самки появилась иная цель совокупления. Самке теперь было необходимо стимулировать самца, чтобы он проявлял заботу и добывал для нее «ресурсы». По всем этим причинам самкам пришлось развивать в себе привлекательные для самцов качества – они стали красивыми и всегда готовыми к совокуплению. Более красивая самка уже могла выбирать, кто больше предложит за ее услуги. Наступило время выбора и для самки. Отдельные самки стали прикрывать части тела, чтобы привлекать самцов и регулировать доступ к телу. Эту брачную фазу можно назвать распутной. Или наоборот – скромной.
Интеллект (свобода)
   Возможность заполучить самку иным способом, нежели с помощью силы или хитрости, стимулировала самцов на поиски материальных ресурсов, которые можно обменивать на доступ к самке. Так они развили в себе интеллект, который в свою очередь стал сильнее привлекать самок, потому что гарантировал более надежный источник ресурсов, чем разовый обмен. Самки стали еще сильнее конкурировать за таких самцов, становясь все привлекательнее и подтачивая изнутри гарем. Усилиями изобретательных и заботливых самцов материальных ресурсов становилось все больше, а развитие интеллекта (и соответственно воспитания ребенка) в свою очередь требовало их все сильнее. Постепенно система гарема ослабела до такой степени, что стали появляться «вольные» самки (без сомнения самые красивые), сбегающие оттуда, чтобы поменять себе хозяина. Иерархия, основанная только на силе, дала трещину. Для самок стали ценными и другие качества самцов, и их выбор стал сложен и запутан – самки предпочитали не только тех, кто их защищал, но и тех, кто о них заботился.
Коварство (промискуитет)
   По мере того, как у наших предков жизнь складывалось все удачнее и удачнее, они расплодились, стали враждовать и, в конце концов, поедать друг друга. Наступила новая фаза эволюции, отсутствующая у животных – схватка на выживание с себе подобными. Вражда потребовала коллективных действий. В одиночку защищать гарем стало невозможно, и он рухнул окончательно, сменившись групповым браком, семьей или, если угодно, групповым гаремом, в форме племени, стаи или, если угодно, стада. Однако каждый коллектив чреват внутренними конфликтами. Общие ресурсы, добываемые самцами, распределялись среди самок неравномерно – каждая была красива по-своему, при этом ресурсов для воспитания требовалось все больше. Появилась конкуренция между самками за ограниченные ресурсы, и они развили в себе коварство и хитрость. Так в рамках группового брака произошел возврат к исходной ситуации хаоса, но уже на новом уровне – и среди самцов, и среди самок теперь существовало неравенство.
Женская любовь (полигамия)
   Женское коварство оказалось источником постоянных разладов и конфликтов. Так же, как в свое время у самцов, каждая самка стремилась заполучить для своего потомства все ресурсы. Но это было невозможно. Единственный выход для озадаченного Создателя был монополизировать самкой ресурсы какого-то определенного самца посредством постоянной личной привязанности. С другой стороны, для самки по природе естественно иметь только одного хозяина. Но как выбрать? Необходим и самый сильный самец, и самый способный, и самый заботливый, а главное – только «свой». Критерии выбора самца стали настолько сложны, что Создателю потребовался новый механизм – женская любовь. Любовь породила и сопутствующую ревность – страх остаться одной, плюс страх остаться без помощи. На выручку самке пришла необходимость выживания общины, требующая ее постоянного количественного роста – размер общины прямо пропорционален ее силе и способности выжить. Рост общины добавлял новые конфликты – большая семья менее управляема. Появились уровни иерархии общины – роды и кланы – и на самом нижнем уровне иерархии дело неуклонно шло к парной семье. Потребности же в любви у самцов не было, поскольку в доступе к самкам для них пока ничего не изменилось – они стремились иметь их всех или хотя бы кого можно.
Мужская любовь (моногамия)
   Но самка и тут не остановилась. Теперь ревность разрушала полигамию изнутри – самка не хотела делить самца с соперницами, чем постоянно расстраивала Создателя. Она все время плела интриги, провоцировала междоусобицы и устраивала брачную неразбериху, что ослабляло общину перед лицом врага. Но была и более серьезная причина для перемен. Воспитание мужского потомства – вождей и воинов – требовало участия не только самок, но и самцов. Так к матери добавился отец, а полигамия плавно перетекла в следующую брачную фазу – моногамию. Она была оптимальна для самок и справедлива для самцов. Впрочем, к этому времени самки и самцы стали уже чем-то напоминать людей.
   Как и с предыдущими фазами, с моногамией возникла новая проблема выбора – теперь для мужчины – и к женской любви добавилась мужская. Однако взаимная любовь, как единственная скрепляющая сила семьи, была недостаточно прочна. Еще не сдавались пережитки прошлого – грубая сила и стремление заиметь побольше женщин со стороны мужчины, и в меньшей степени ветреность, стремление поиметь что-то «слева» (или ресурсы, или лучшие гены) у женщин. На помощь пришли мораль и законы, которые помогали регулировать брачные союзы. Поскольку мужчинам ради моногамии пришлось поступиться большим, чем женщинам, общество смотрело на их действия сквозь пальцы. Это казалось разумным компромиссом, потому что стремление поиметь больше самок – физиологическое, а стремление поиметь больше ресурсов – экономическое. С моногамией усилилась роль мужчины. Если до этого момента женщина была единственной ценностью, то теперь индивидуальная роль мужчины в выживании потомства стала не менее важной. Правда ценность эта была социальная, а не биологическая.
??? (эмансипация)
   Укрепление государства, повышение благосостояния, расширение гражданских свобод и потребность в рабочей силе привело к наделению женщины всеми мужскими правами и экономическими возможностями. Мораль и брачные законы упразднены – каждый может жить так, как хочет. Освобождение женщины от уз брака и предоставление ей полной свободы в выборе своей судьбы под защитой государственной власти привели к тому, что любовь, не успев толком родиться, скончалась, и ее место заняли другие социальные механизмы. Впрочем, ни один из них не нацелен на полноценное воспитания детей, которое требует длительного участия обоих родителей, а то и бабушек с дедушками, что начисто отсекает свободные браки как возможную альтернативу. Собственно с нынешним разгулом эмансипации неясно, как будет происходить воспитание, размножение и вообще выживание. Ясно только, что ни любовь, ни брак, ни семья в том виде, в каком они сейчас оказались, никому особо и не нужны, даже Создателю. О женщинах и детях заботится государство, отцы вымирают как класс, роль мужчины в семье непонятна, а романтическая любовь соответственно расщепилась на любовь к родной коммунистической партии и тем, что называется «заниматься любовью», очевидно за неимением более подходящего термина. Поэтому и история любви получилась такая короткая.

Еще раз про любовь

   Прежде чем переходить к деньгам, еще раз уточним, что же представляет (или представляла? или была задумана представлять?) собой любовь.
   И с точки зрения критерия выбора, и с точки зрения цели выбора, любовь мужчины и женщины была разная, как и сами полы, и основывалась на разных качествах. Любовь мужчины всегда основывалась на красоте женщины, попутно породив эстетику и искусство, и выражалась прежде всего в стремлении покорить женщину, подчинить, сделать частью своей жизни. Но с женщиной все было гораздо сложнее. В ее любви слились и пассивность, и желание собственного выбора, и подчинение силе, гарантирующей безопасность, и стремление к интеллекту и трудолюбию, как синониму заботы и ресурсов. Женская любовь прежде всего выражалась в желании покориться, отдать себя, стать частью жизни мужчины. Только самые тупые самки продолжали предпочитать разовый обмен, вызывая неприязнь и насмешки. Когда примитивная иерархия силы самцов сменилась на сложную систему социальных лестниц и личных качеств, разобраться в ней женщине стало необычайно сложно. Появилась мужская «красота» как сплав самых разных физических, психических и социальных качеств и любовь, основанная на такой «красоте». Поскольку женская любовь появилась раньше мужской, можно предположить, что она сильнее и глубже. Ученые люди полагают, что любовь порождается оптимальным совпадением разнообразных критериев – генных, психических, физиологических, философских, культурных и личностных, а также врожденных и приобретенных архетипов и идеалов, и конечно, с добавкой немалой дозы просто случайных факторов. Смысл такой сложности – гарантировать в совокупности наилучшую выживаемость всего общества и поменьше бессмысленных склок между его членами из-за «самых-самых». Достаточно заметить, что любовь очень разборчива и многогранна и порождает совершенно удивительные сочетания. Любовь есть стимул к продолжению рода, отточенный эволюцией, хотя, возможно, и не до конца, механизм отбора; и, разумеется, магический, не поддающийся рациональному анализу Главный Закон Природы.
   Мужская и женская любовь не только разная, они и не взаимодополняющие. Если бы это было иначе, из них можно было бы сложить нечто законченное целое – некий круг жизни, достигнуть предела, совершенства. Но предел – это остановка, а жизнь требует продолжения. И поэтому мужская и женская любовь не дополняют друг друга, а создают стимул, спираль, сжатую пружину, которая наполнена потенциальной энергией развития и движения. Вклады мужчины и женщины на алтарь любви может и равноценные, но совершенно разные. Мужчина служит своего рода опорой, становясь на которую, пуская в которую корни, женщина растет и расцветает детьми. Она как бы зерно жизни, а мужчина – почва, хотя со стороны может показаться, что все наоборот. Но со стороны такое кажется, если смотреть только на биологический феномен любви и не видеть главного – социального феномена, который в моногамном браке также важен.
   Для женщины мужская любовь – это почти чудо. В самом деле, обрушившееся с неба, ничем необъяснимое желание мужчины заботиться о ней, опекать, содержать, потакать прихотям, носить на руках, холить, лелеять и вообще молиться как на икону, при этом ничего не требуя взамен – разве это не чудо? Для мужчины таких чудес природой не предусмотрено. Женская любовь означает для него нечто совершенно другое, часто совершенно противоположное. Если мужчина дает женщине своей любовью все, что ей надо для счастья, пожалуй, только кроме денег, если их у него нет, то женщина не дает мужчине ничего, кроме детей и семейного уюта – то есть того, что нужно в первую очередь ей самой. В женской любви к мужчине нет самопожертвования (если не считать ее самую главную жертву – собственное тело), понимания, духовного родства. Все это она приберегла для детей. Мужское стремление к самореализации и успеху ей внутренне чуждо и интересно только с точки зрения материальной выгоды и возможно самолюбия. Женщина жаждет только «принадлежать», быть необходимой как кислород. И как кислород, свободно парить по жизни, не вникая в то, а зачем, собственно, он нужен. Зато взамен она требует от мужчины все, включая деньги. А если их нет – она заставит мужчину их добыть. И женская любовь, признание женщиной его мужских качеств, служит для мужчины стимулом и наградой – знаком его способности реализоваться в обществе, служить опорой семье и детям.
   Способность внушить такую любовь для женщины важнее, чем любить самой – слишком велика разница. Поэтому женщина делает все возможное и невозможное, чтобы добиться нужного результата. Как кудесница, творящая чудеса, женщина стремиться околдовать мужчину, очаровать его и затмить его разум. Окутывая себя тайной, она опутывает жертву магией волшебства, неизвестного ей самой. Мужчина, со своей стороны, очень примитивен в приемах покорения женщины – он материален и приземлен. Его задача – сложить к ногам женщины все свои достижения, убедить в способности добыть все, что ей нужно. Он не способен на чудо. Чудо нужно ему самому. Но творить чудеса – нелегкий труд, полный риска и жестокой конкуренции со стороны других волшебниц. Возможно, эмансипация – вполне практичный способ для эволюции уйти в мир разума, расчета и простой материальной логики, не требующей зыбких оккультных оснований?
   Но несмотря на все отличия, любовь мужчины и женщины похожа в главном – она притягивает к противоположному полу. Это фундаментальное свойство человека, высшая степень полового (не в смысле сексуального, а в смысле… полового) влечения, в той или иной мере присущего всем двуполым живым существам, и в этом смысле можно считать, что это движитель биологического эволюционного процесса. Любовь – это сила, преодолевающая разделение на мужчину и женщину, формирующая четвероногое «существо», гораздо лучше приспособленное к жизни, чем его двуногие половинки. В любви присутствует два разнонаправленных и в то же время согласованных начала – стремление отдать себя и стремление присвоить объект любви. Когда любовь взаимна, эти начала сливаются, порождая прочный биологический сплав, если нет, любящая половина стремится компенсировать обоими этими началами недостающее. Потребность помочь, поддержать, развить, добиться совместного успеха вознаграждается счастьем самоотдачи, самореализации, обретения смысла собственного существования. Желание привязать к себе, завладеть объектом любви, сделать его своей собственностью удовлетворяет потребность в спокойствии и уверенности в будущем.
   Способна ли любовь указать правильный выбор? Возможно да, поскольку это единственный природный механизм. Возможно нет, поскольку в дело вмешиваются деньги. Способна ли любовь связывать людей навсегда? Возможно да, и примеры такие есть. Возможно нет, потому что в дело опять вмешиваются деньги.

Краткая история денег

   Точка происхождения денег как мерила всякого общественно-полезного труда или потребительской стоимости товара надежно затерялась в анналах истории. Вполне возможно деньги появились даже раньше этого самого полезного труда, поскольку бесполезный, или полезный, но не оплаченный, труд всегда был, а деньги не всегда были эквивалентом именно его. Даже и сейчас не являются. То же самое можно сказать и о товарах. Продается и покупается все, что угодно, включая душу, совесть и даже самую жизнь, какой уж тут товар. Истоки денег глубже. На самом деле деньги – это мерило всякой собственности, всякого изменения собственности, всякого намека на изменение собственности.
Появление собственности (самки)
   И появилась собственность, как мы знаем по последним данным, почти одновременно с самими полами. Слабый пол, собственно, и был первой собственностью. Экономическая наука учит нас далее, что деньги в качестве меры стоимости возникли только из необходимости обмена. Пока не было обмена, мера ни к чему. Но это только на первый, научный взгляд. Если же опереться на нравственно-духовный, то можно заметить, что даже без обмена есть некая глубоко запрятанная в душу потребность в сравнении собственности. Та самая, которая заставляет покупать все более престижные шмотки. Да и логика подсказывает – прежде чем обменять, надо сравнить. Так что потребность в сравнении куда первичней. И произрастает эта потребность из тех же самых былинных эпох, освященных постоянным мордобоем. А как же иначе установить среди самцов надежную, качественную иерархию? Не будешь же каждое утро начинать все сначала? Поэтому первой мерой собственности и прообразом денег были самки. Именно их количество и было чином, рангом и ступенью в качественной иерархии самцов. И «считать» нужно было именно самцам, хотя и на глазок. Особенность этого этапа заключалась в том, что самки были одновременно и собственностью и ее мерой.
   Если на первый взгляд все эти рассуждения кажутся нелогичными, следует вспомнить о том, что есть собственность. Всякая собственность – это отчуждаемая полезность. Все, что необходимо или желательно человеку, и при этом может быть присвоено, становится собственностью. Даже любая фикция, даже абсолютное отсутствие чего-либо может стать полезно, если оно как-то связано с уже существующей собственностью. Возьмем все полезные для первобытных людей субстанции: воздух, вода, пища, тепло, жилье, земля, самка, защита. Все это, кроме воздуха, постепенно стало собственностью. Воздух пока еще трудно захапать, слишком многие сопротивляются, вот он и ничейный. В этом ряду пища и самки наиболее легко подаются присвоению, но с пищей две проблемы – она периодически кончается и ее трудно считать. И если счет первобытным людям был пока не особенно важен, то вот недолговечность пищи явно не позволяет считать ее прототипом первой – надежной, индивидуальной – собственности. Так что самки тут стоят вне конкуренции. Резонное возражение о том, что самец тоже весьма полезен для самки, и теоретически тоже мог бы стать собственностью, к большому огорчению гуманистически и феминистически настроенного исследователя наталкивается на простой факт, что у самки не было средств обратить самца в свою собственность. Вся мифическая власть женщины над мужчиной, столь важная и весомая в современном обществе, в джунглях, где обитали первобытные люди, едва ли имела какое-то значение.
   Кстати о власти. Как нетрудно заметить, власть есть оборотная сторона собственности.
Обмен собственности (рабы)
   Но самки недолго оставались в гордом одиночестве. Собственность со временем распространилась и на самцов, что деликатно называется рабовладельческим строем. Конечно тогда «рабы» были нужны для совсем других целей, чем принято думать – главным образом это были непортящиеся запасы пищи. Захват пленных и обращение их в рабов организовали первую систему собственности, где самки и самцы подвергались первобытному учету. Поэтому, кстати, и первые числа выглядели как человечки. И конечно, дотошный исследователь, понимая, что самцов и самок считали отдельно, не забудет отметить про себя причину того, почему 1 и 0 как самые важные цифры приобрели именно такие начертания.
   С легкой руки теоретиков принято считать, что обмен (и деньги) возник вследствие «общественного разделения труда», но на самом деле дело обстояло прямо наоборот – разделение труда возникло вследствие обмена. Сам обмен есть следствие других причин. Конечно, мы не будем затрагивать совсем уж философской причины – что любое практическое действие есть действие направленное на увеличение полезности и поэтому есть по сути манипуляция некой собственностью. Ограничимся более конкретными причинами. Первая – противоречия между личными предпочтениями членов коллектива. Одним нравятся блондинки, другим брюнетки. Один ест много, другой мало. У одного десять детей, у другого двадцать. Сравнение собственности выявило ее не только количественное, но и качественное неравенство и породило потребность в отделении меры от собственности. Мера как бы тоже породилась, но пока бессознательно. Вторая – закон силы. Все знают, что легче украсть, чем заработать, сломать, чем сделать и отнять, чем отдать. Поэтому до идиллической эры мира и труда было еще очень далеко. Однако если захват пленных был полезен для коллектива, то внутренние распри – прямо наоборот. И если власть по-прежнему просто отбирала, то всем остальным пришлось искать другие пути. Влияние коллектива, как и в случае падения гарема, привело к первой мирной операции – обмену, по иронии судьбы оказавшемуся механизмом поиска меры. Таким образом, если первым способом обогащения был отъем, то вторым стал обмен. Если первой причиной появления денег было желание обрести и утвердить положение в коллективе, то второй стали персональные вкусы, личные потребности и желания.
   Опять о власти. При незыблемости принципа «степень власти = количество собственности», обмен невозможен без личной собственности, хоть и принадлежащей тогдашней рядовой «личности» на крайне хлипких основаниях.
Производство собственности (зерно и скот)
   Захват и грабежи привели к накоплению собственности. Вслед за захватчиками тащились мародеры, ставшие меновыми торговцами. Параллельно люди нашли еще более удобные способы накопления, сильно облегчавшие жизнь – земледелие и скотоводство. Рабов стало выгоднее использовать для труда, а мера перешла в сознательную фазу, мысленно отделилась от собственности и стала отмерять уже не только ее саму, но также труд и торговые долги. Физически она благополучно переселилась в вес соли, мешки зерна и головы скота. Принуждение власти по-прежнему не знало границ, и помимо всего прочего она собирала с подданных дань, отмеряя и присваивая собственность независимо от любого общественно-полезного труда и торговли его результатами. Однако личная собственность подданных стала перерастать в частную (т. е. «неприкосновенную») и чем больше ее было, тем больше было свободы и тем активнее обмен.
   Незаметно мера собственности стала стимулом к накоплению собственности. Причина такой метаморфозы лежит на поверхности – полезность полезна своей полезностью и много ее не бывает. Поэтому собственность есть благо. И чем проще ее измерять, тем отчетливее столбовая дорога к ее приобретению и накоплению – от разбоя и насилия до выдумки и труда. Все эти пути были досконально исследованы, все возможности по приобретению и отъему, наследованию и конфискации, работе и изображению работы, разведаны и опробованы. Формы общества стали определяться способом добычи собственности, что назвали «способом производства», хотя далеко не всегда это было собственно производство. Но суть не меняется – брачные отношения дополнились «производственными» в качестве стимула развития и трансформации всего человеческого общества, а вместо самки самцы стали все больше стремиться к выгоде. Так самки своим самоотверженным примером показали самцам путь к светлому будущему и деньги стали приобретать все большее влияние, стимулируя освоение окружающего жизненного пространства.
Эмансипация собственности (символы)
   С расширением обмена и отмиранием отъема, рабов стало проще отпустить на «волю» и заставить самим платить налоги, что практикуется до сих пор. Сами же натуральные подати, включая трудовую и солдатскую повинность, оказалось сподручней заменить символическими. Помимо упорядочения поборов, это давало власти дополнительную выгоду. В качестве символов власть сначала использовала ракушки, потом отчеканила монеты, а потом нарисовала бумажки. Новые платежные средства – материализованная мера – быстро пошли в народные массы в силу своего удобства и сильно подстегнули торговлю. Так противоречие между желанием подданных иметь и желанием власти отнять стало источником появления денег и двигателем дальнейшего развития общества. Ради денег стали развиваться наука, культура и ремесло, а сами деньги лезть во все щели, куда только можно, что, впрочем, далеко выходит за рамки нашего интереса.
   Попытки человечества на ощупь выявить наиболее эффективные пути накопления собственности обнаружили, что манипуляции с самими символическими деньгами тоже выгодны. Деньги оказались не только универсальной собственностью, но и загадочным механизмом по ее производству, воспроизводству и даже перепроизводству. Остановимся на минутку и приглядимся к такому замечательному и по-своему тоже символическому факту, что первые ссудные кассы были открыты при храмах на деньги священных вавилонских блудниц. Замечательному не только как точка экстатического слияния любви и денег, но и как символ отрицания и любви, и денег. Почему блудницы отрицают любовь, понятно, но почему ссудная касса отрицает деньги? Потому что такая касса, будучи прообразом банка, открыла великую тайну – символические деньги, не имеющие собственной полезности и введенные государством как символ абсолютного владения всей собственностью, обладают способностью самопроизвольно расти в количестве, обесценивая себя и удорожая все остальное, что ими представлено. А поскольку человек есть субъект собственности, он, а вернее его труд по ее приобретению, дешевеет тоже. Таким образом, этап символических денег – будь то ракушки или записи в памяти компьютера, стал принципиально новым этапом в развитии общества. Собственность стала слишком дорога для человека, она тоже стала своего рода символом, и он теперь гонится за ней как белка в колесе. Этим и объясняется упомянутый расцвет науки, культуры и ремесел, ибо собственности больше нет, а есть только труд.
   Вот такой интересный налог придумало государство в виде денег. Что невольно навевает мысль об эмансипации. С эмансипацией, как мы знаем, женщины перешли в «собственность» всего государства. Но собственность эта виртуальная, хотя освобождение от пут мужчины и было вполне реальным. Власть вообще характеризуется стремлением отобрать собственность у своих подданных. И в данном случае можно сказать, что обе попытки были вполне удачны и в чем-то даже дополняли друг друга. Как женщины стали виртуальной собственностью государства, так и вся остальная собственность перешла виртуально к нему же, как эмитенту символических денег. Круг замкнулся?