Страница:
И свободу «не быть» ей тоже предоставляет государство. Причем с большим, хоть и не осознанным желанием. Как мы знаем, любые экономические отношения есть отношения собственности – хоть между людьми, хоть между вещами, хоть между всеми ими вместе и властью. «Свободные» граждане – все те же экономические рабы, как и раньше. Они платят налоги за каждое свое действие, и их рабство выражается категорией «долженствования»: они должны деньги – универсальные символы собственности. Но и виртуально владея всей собственностью посредством «своих» денег, и физически владея ею (например, конфискуя при нарушении «своего» закона), государство позволяет подданным формально владеть и обмениваться ею, строя как деловые отношения между условными, юридическими сторонами, так и личные экономические отношения между людьми. Государство лишь «снимает пенку», появляющуюся от экономической деятельности подданных. Более того, если внимательно приглядеться, суть прогресса общества – все более свободные формы собственности. Не отказываясь от основного принципа, что все принадлежит ей, власть заинтересована в этой символической свободе. Чем свободнее подданные в своих экономических действиях, тем общество эффективнее и прогрессивнее, а пенка – жирнее. И поскольку женщина в силу своей стоимости является не только субъектом собственности, но и объектом, свободное владение ею лежит в самом русле прогресса, а собственность на нее мужчины соответствует самой сути денег.
Все знают, и в этом можно не сомневаться, насколько непрочны и временны были бы любовные союзы, не скрепляй их совместный финансовый, материальный и любой другой практический интерес. Связующая, а в чем-то и цементирующая сила денег такова, что зачастую даже любовь не способна разорвать их узы. А разве не в этом и заключался первоначальный, исходный замысел Создателя? Объединить людей, сотворить из них прочную, саморазвивающуюся ячейку, способную выстоять житейские бури, мимолетные страсти и экономические невзгоды. Как прекрасно деньги справляются тут со своей ролью дополнения и развития любви! Как настоятельно они требуют своего места в личных, семейных отношениях!
Поэтому самая правильная частная собственность на женщину – в семье. Все остальное – только мелкий, материалистический, бездушный суррогат. Без связей не бывает союзов. И любовь, и деньги связывают. И когда эти узлы затянуты в одну сторону, мы можем видеть и прочную семью, и действительно прочные личные отношения. Уж достаточно прочные для того, чтобы растить детей и всячески продолжать жизнь дальше.
Скрупулезный анализ частной собственности, содержащийся в пространных предыдущих рассуждениях, выявил три упрямых факта:
1. Собственность на женщину необходима.
2. Собственность на женщину возможна.
3. Собственность на женщину отсутствует.
Вообще-то последний факт как бы самоочевиден всем, физически пребывающим в наше время в нашем месте. Его сопоставление с первым позволяет нам на один шаг приблизиться к разгадке – теперь мы знаем, почему рухнула семья. А его сопоставление со вторым объясняет, что никаких фундаментальных, эволюционных, объективных причин для этого нет. Значит, проблема с женской эмансипацией не в самом ее наличии, а в том виде, как она осуществилась, в том, что ей таки удалось разрушить отношения собственности между полами. Но поскольку другой женской эмансипации мы пока не знаем, будем для краткости считать, что та эмансипация что есть, во всем и виновата. Вместо решения частных задач и исправления мелких исторических недоразумений, эта нелепая эмансипация взяла да и эмансипировала женщину от мужчины. Семья потеряла свой фундамент – собственность, основанную на деньгах. Экономическая зависимость женщины уступила место чисто деловым отношениям. Но деньги в таких отношениях выступают в своем общественном виде, как противоположность любви. И семья разрушилась.
Все также знают, а кто не знает, тому можно только позавидовать, к чему приводит уничтожение частной собственности. Поэтому задача любого прогрессивного мыслителя не только вскрыть, но и указать, и направить. И направление это очевидно. Это направление любви. Деньги, вторгнувшиеся мутной революционной волной в личные отношения, должны быть подчинены любви, развернуты в ту же сторону. Тогда они вместе образуют истинную частную собственность, которую не удастся конфисковать даже самому пламенному революционеру.
Любовь и деньги правят миром. И пока в семью не вернутся отношения собственности, правление это будет кособоким, каким мы его и наблюдаем воочию. А земной шар вместе с его цивилизацией так и будет вращаться в разные стороны.
Смысл жизни
Другие аспекты метафизики
Глава III. Деньги-любовь как социальная дилемма
Эмансипация как провокация
Верхом наивности было бы думать, что женщины могли быть свободны, когда все общество было основано на насилии, от которого страдали и мужчины тоже. Само собой, женщина всегда была на подчиненном положении, и еще раньше – физической собственностью. Но ее не «угнетали», ею пользовались, что самих женщин, разумеется, вполне устраивало. Потому что кто будет защищать женщину посреди беспрерывного насилия? Кто будет ее кормить посреди беспрерывного голода? Кто ее любит и ею обладает. И такое обладание женщине – счастье, потому что альтернатива… Но не будем о грустном.
Веселее было бы послушать теоретиков «раскрепощения» женщины, которые очевидно считали, что женщину нужно было защищать и содержать просто потому, что она святая. Разжигая в читательницах обиду на «угнетателей», хитрозадые теоретики и знатоки женской психики одновременно раздували и эгоцентризм слабого пола, чувство исключительности и права на особенное к себе отношение. В их многотомных изысканиях и душераздирающих баснях, выборочно понадерганных из истории, были такие ужасы, что волосы дыбом вставали. Но как известно, чем наглее ложь, тем больше хочется в нее верить. И впечатлительные современники, а особенно современницы, так прониклись, что и до сих пор не могут думать о женщине иначе как о вечной жертве своей тяжкой доли. В той теоретической писанине было все, от издевательств над женщинами до надругательств над женщинами. Не было только издевательств и надругательств над мужчинами, кои составляли остальные 90 % человеческой истории. И не было счастливых и довольных женщин. Их постарались не заметить, дабы не портить картину.
А самое смешное, что многие женщины вовсе не хотели независимости, понимая, что это не только ответственность, но и большой, просто невообразимый геморрой. Но их дружно затравили адепты «нового времени», «прогресса», «сексуальной революции» и «современного матриархата», что вообще-то напоминало массовую шизофрению. Конечно, было бы несправедливо огульно грести всех одной гребенкой. Не только многие женщины, но и многие мужчины понимали и понимают нелепость происходящего, организуя очаги интеллектуально-домашнего сопротивления. Но они стыдливо опираются на семейные ценности, архаичные традиции или права отцов, которых самые передовые женщины вообще перестали считать за людей. Сама же идея эмансипации остается чем-то святым и непорочным. Неприкасаемым даже.
Собственно мужчины эти просто перехватили инициативу у самих женщин. Первым двигателем эмансипации были, разумеется, несчастливые женщины и если бы все пошло своим медленным естественным путем, вероятнее всего результат был бы совсем иным – умеренным, сбалансированным и гармоничным. Но женскими идеями воспользовались к их, и нашей, общей беде. И идеи, и самих женщин подхватили и понесли, гордо держа над головой во имя светлого будущего и гуманизма.
Если трезвым взором вникнуть в суть того, что произошло, то надо признать – провокация удалась на славу и принесла именно те плоды, которых от нее ждали провокаторы. Эмансипация – лекарство от физической, абсолютной власти, будь-то то собственность или подданные. Все это, как мы видели, произошло задолго до «эмансипации женщины». Сохранилась только полигамная, гаремная отрыжка физического владения – семейное правовое неравенство. Эту отрыжку и следовало аккуратно вылечить, сохранив главное – отношения любви и собственности в семье. Предоставив женщинам гарантию от предвзятого отношения, от издержек неудавшегося брака и разочарований преданной любви, общество надолго решило бы проблему злоупотреблений власти – как в государстве, так и в семье. Предоставило бы возможность любви освободиться от своих варварских корней, как в свое время произошло с деньгами. И, как и деньги, любовь возможно сыграла бы в обществе новую роль, открыла какое-нибудь реальное чудо, по типу того, что явили нам символические деньги.
Но вместо всего этого, возбудив доверчивое женское сердечко кровавыми баснями о домашних деспотах, тиранах и извергах, подстрекатели бабьего бунта оторвали его от «грубого вонючего парнокопытного» и бросили на произвол судьбы. Власть мужчины была подорвана на корню.
Государство «всеобщего» благоденствия
Частная собственность
Все знают, а кто не знает, тот вот-вот узнает, что такое частная собственность. Это когда к любви добавляются деньги, а к деньгам – любовь. И такое бывает! Бывает, когда личные отношения просто нуждаются в отношениях собственности. У равных и независимых партнеров материальные интересы обычно направлены в разные стороны, а если и совпадают, то только временно. Единый, по настоящему неделимый, цельный и общий интерес требует, чтобы обе стороны являлись таким же единым, неделимым целым. Только тогда разрушитель личных отношений – деньги – служит одновременно и строителем. И как раз в случае классической семьи, мы и наблюдаем подтверждение этой, ныне, правда, редкой, возможности.Все знают, и в этом можно не сомневаться, насколько непрочны и временны были бы любовные союзы, не скрепляй их совместный финансовый, материальный и любой другой практический интерес. Связующая, а в чем-то и цементирующая сила денег такова, что зачастую даже любовь не способна разорвать их узы. А разве не в этом и заключался первоначальный, исходный замысел Создателя? Объединить людей, сотворить из них прочную, саморазвивающуюся ячейку, способную выстоять житейские бури, мимолетные страсти и экономические невзгоды. Как прекрасно деньги справляются тут со своей ролью дополнения и развития любви! Как настоятельно они требуют своего места в личных, семейных отношениях!
Поэтому самая правильная частная собственность на женщину – в семье. Все остальное – только мелкий, материалистический, бездушный суррогат. Без связей не бывает союзов. И любовь, и деньги связывают. И когда эти узлы затянуты в одну сторону, мы можем видеть и прочную семью, и действительно прочные личные отношения. Уж достаточно прочные для того, чтобы растить детей и всячески продолжать жизнь дальше.
Скрупулезный анализ частной собственности, содержащийся в пространных предыдущих рассуждениях, выявил три упрямых факта:
1. Собственность на женщину необходима.
2. Собственность на женщину возможна.
3. Собственность на женщину отсутствует.
Вообще-то последний факт как бы самоочевиден всем, физически пребывающим в наше время в нашем месте. Его сопоставление с первым позволяет нам на один шаг приблизиться к разгадке – теперь мы знаем, почему рухнула семья. А его сопоставление со вторым объясняет, что никаких фундаментальных, эволюционных, объективных причин для этого нет. Значит, проблема с женской эмансипацией не в самом ее наличии, а в том виде, как она осуществилась, в том, что ей таки удалось разрушить отношения собственности между полами. Но поскольку другой женской эмансипации мы пока не знаем, будем для краткости считать, что та эмансипация что есть, во всем и виновата. Вместо решения частных задач и исправления мелких исторических недоразумений, эта нелепая эмансипация взяла да и эмансипировала женщину от мужчины. Семья потеряла свой фундамент – собственность, основанную на деньгах. Экономическая зависимость женщины уступила место чисто деловым отношениям. Но деньги в таких отношениях выступают в своем общественном виде, как противоположность любви. И семья разрушилась.
Все также знают, а кто не знает, тому можно только позавидовать, к чему приводит уничтожение частной собственности. Поэтому задача любого прогрессивного мыслителя не только вскрыть, но и указать, и направить. И направление это очевидно. Это направление любви. Деньги, вторгнувшиеся мутной революционной волной в личные отношения, должны быть подчинены любви, развернуты в ту же сторону. Тогда они вместе образуют истинную частную собственность, которую не удастся конфисковать даже самому пламенному революционеру.
Любовь и деньги правят миром. И пока в семью не вернутся отношения собственности, правление это будет кособоким, каким мы его и наблюдаем воочию. А земной шар вместе с его цивилизацией так и будет вращаться в разные стороны.
Смысл жизни
Вернемся к нашим женщинам и их неуловимому счастью, которое мы так беспечно оставили в конце 1-й главы. Если посмотреть на женскую интуицию с позиций развития материи, то надо прямо сказать: женщины сильно предвосхитили прогресс. Деньги пока еще не заменили любовь, несмотря на все их старания, и долг мужчин – вернуть здравый смысл прогрессу, а любовь – женщинам.
Ибо при всем богатстве проявлений и многообразии любви, нам никак нельзя просмотреть самый важный ее аспект – одухотворяющий, иными словами придающий смысл существованию, наполняющий самоуважением и осознанием собственной значимости душу женщины. Без любви женщина обречена чувствовать себя неполноценной, невостребованной и не особенно нужной. Восхищенные взгляды и материальная компенсация за «любовные отношения», безусловно, придают ценность телу, но ценность душе придает только любовь. Только принесение себя в жертву на алтарь любви выступает как актуализация потенциальной женской биологической и материнской ценности. Самая полная отдача, возможная от жизни, обретение собственной полезности и нужности, невозможно без полноценной любви и ее производного – детей. И если по каким-то причинам эта возможность, или вернее необходимость, оказывается неосуществленной, душа наполняется жгущим ощущением пустоты. Заполнение этой пустоты невозможно деньгами, но деньги могут создать иллюзию потребности в человеке, его значимости для общества и его личностной реализации. Иллюзия эта создается не тем, что деньги наличествуют, а тем, что общество платит деньги в знак признания личных заслуг. Таким образом, любая другая личностная реализация, будь то профессиональная, творческая или общественная, вполне может на какое-то время сгодиться для женщины как заменитель отсутствующей любви. Внушение эмансипированным обществом именно этой иллюзии оказалось весьма продуктивно для экономики. В ожидании любви молодая женщина так или иначе ищет себя в обществе как личность, ищет свой путь, направление применения своей душевной энергии. Но иллюзия самореализации вполне может постепенно вытеснить любовь на периферию психики. И чем дольше женщина ждет, не имея возможности найти свою любовь, тем сильнее она привыкает, тем прочнее иллюзия. Так формируются многочисленные «активистки» и успешные бизнесменши, которые, втягиваясь в круговорот самовыражения и защищая свою психику от разочарований любви, а вернее ее отсутствия, направляют личную энергию и нерастраченный душевный потенциал в другое русло, русло деятельности, признаваемой и оплачиваемой обществом посредством денег.
Но эта иллюзия до конца остается только иллюзией, только заменителем любви. Ценность женщины мешает ей на пути покорения собственности, на пути социального успеха. Чего не скажешь о мужчине, который тут как рыба в воде. Его стремление к собственности, как путь самореализации, есть следствие «второсортности» мужчины как биологического пола. «Я» мужчины изначально пусто по сравнению с женщиной и поэтому мужчины отличаются от женщин тем, что способны принести в жертву собственности все, включая и жизнь, в чем все мы неоднократно убеждались в недавние годы. Эта способность проистекает от заложенного природой подсознательного ощущения, что мужчина – уже есть жертва, расходный материал, прилагательное к женщине. Изначальная ценностная пустота мужчины заставляет его стремиться наполнить ее, приобрести собственную значимость, которая, в свою очередь, позволяет приобретать еще больше собственности, жертвуя уже имеющейся. Так рождается роль мужчины как социального борца, первопроходца, покорителя. Так рождается его социальная ценность, статус, положение и престиж. Все то, чем он может впоследствии поделиться с женщиной.
Но не отдать целиком! Потому что для мужчины социальная самореализация является основной и главной, а вовсе не сводится к финальной жертве женщине. В исходном дуализме полов, первой ступенью самца на пути к самке была необходимость добиться ее, конкурируя с другими самцами силой, хитростью, интеллектом. То есть первоначальные шаги самца, его ближайшая цель, отлична от доступа к самке. Поэтому в обществе мужчина прежде всего творец, работник, защитник. Любовь для мужчины является конечной биологической, но не социальной целью. Хоть и важной, но только частью его жизни. Аналогично, признание женщиной ценности мужчины – это только часть признания его обществом и другая часть важна не меньше, а даже больше – уважение коллег, соратников и конечно наличие денег, как знаков признательности любыми прочими «покупателями» его вклада в социум.
Для самки же никаких препятствий на пути к самцу не существовало. Возможность привлечь самцов зависела только от ее собственной ценности, от ее способности быть матерью, от ее красоты. Поэтому привлекательность женщины, внимание к ней мужчин, любовь – одновременно первая и социальная, и биологическая потребность, наследуемая второй – детьми. Без любви нет цели в жизни и нет самой женщины – только любовь вносит смысл в ее жизнь. Женщина, которую не любят, – это никому не нужная, бесполезная и неоцененная женщина, пусть она хоть утонет в «успехе». Напротив, повышение ее ценности посредством денег приводит к ее «обобществлению», противоречит самой сути женщины, сути половых отношений, которые для женщины – основные. Женщина, стремящаяся к богатству, так же противоестественна, как мужчина, стремящийся к собственной красоте.
Упрощенно можно сказать, что деньги – смысл существования мужчины, в то время как любовь – смысл существования женщины. А неуловимое женское счастье (неотделимое от мужского) в достижении и того, и другого.
Но умудренный читатель наверняка не захочет довольствоваться такой простотой. Как известно, смысл жизни любит, чтобы о нем постоянно думали. И особенно обидно в приведенной формуле положение мужчины, который выглядит банальным стяжателем рядом с женщиной, приносящей себя в жертву любви. Действительно, куда же девает мужчина все эти деньги, которые составляют смысл его жизни, если он не отдает их женщине?
Все знают, как часто мужчины тратят свои силы и время на ерунду, за которую не платят, копаются в чем-то бесполезном, пропадают на копеечной «любимой» работе, отправляются в рискованные экспедиции, гробят свое здоровье, придумывают пустые идеи, которые потом, после их смерти, двигают мир вперед. Зачем? Затем что мужчина возвращает себя обществу. Отдает ему свою индивидуальность, зная, что она не может быть измерена никакими деньгами. Он жертвует собой ради него. Ну или по крайней мере жаждет. А это любовь!
Поэтому закончим философию так. Женщина принадлежит мужчине, мужчина – обществу, а смысл жизни – в любви.
И потому его нет.
Ибо при всем богатстве проявлений и многообразии любви, нам никак нельзя просмотреть самый важный ее аспект – одухотворяющий, иными словами придающий смысл существованию, наполняющий самоуважением и осознанием собственной значимости душу женщины. Без любви женщина обречена чувствовать себя неполноценной, невостребованной и не особенно нужной. Восхищенные взгляды и материальная компенсация за «любовные отношения», безусловно, придают ценность телу, но ценность душе придает только любовь. Только принесение себя в жертву на алтарь любви выступает как актуализация потенциальной женской биологической и материнской ценности. Самая полная отдача, возможная от жизни, обретение собственной полезности и нужности, невозможно без полноценной любви и ее производного – детей. И если по каким-то причинам эта возможность, или вернее необходимость, оказывается неосуществленной, душа наполняется жгущим ощущением пустоты. Заполнение этой пустоты невозможно деньгами, но деньги могут создать иллюзию потребности в человеке, его значимости для общества и его личностной реализации. Иллюзия эта создается не тем, что деньги наличествуют, а тем, что общество платит деньги в знак признания личных заслуг. Таким образом, любая другая личностная реализация, будь то профессиональная, творческая или общественная, вполне может на какое-то время сгодиться для женщины как заменитель отсутствующей любви. Внушение эмансипированным обществом именно этой иллюзии оказалось весьма продуктивно для экономики. В ожидании любви молодая женщина так или иначе ищет себя в обществе как личность, ищет свой путь, направление применения своей душевной энергии. Но иллюзия самореализации вполне может постепенно вытеснить любовь на периферию психики. И чем дольше женщина ждет, не имея возможности найти свою любовь, тем сильнее она привыкает, тем прочнее иллюзия. Так формируются многочисленные «активистки» и успешные бизнесменши, которые, втягиваясь в круговорот самовыражения и защищая свою психику от разочарований любви, а вернее ее отсутствия, направляют личную энергию и нерастраченный душевный потенциал в другое русло, русло деятельности, признаваемой и оплачиваемой обществом посредством денег.
Но эта иллюзия до конца остается только иллюзией, только заменителем любви. Ценность женщины мешает ей на пути покорения собственности, на пути социального успеха. Чего не скажешь о мужчине, который тут как рыба в воде. Его стремление к собственности, как путь самореализации, есть следствие «второсортности» мужчины как биологического пола. «Я» мужчины изначально пусто по сравнению с женщиной и поэтому мужчины отличаются от женщин тем, что способны принести в жертву собственности все, включая и жизнь, в чем все мы неоднократно убеждались в недавние годы. Эта способность проистекает от заложенного природой подсознательного ощущения, что мужчина – уже есть жертва, расходный материал, прилагательное к женщине. Изначальная ценностная пустота мужчины заставляет его стремиться наполнить ее, приобрести собственную значимость, которая, в свою очередь, позволяет приобретать еще больше собственности, жертвуя уже имеющейся. Так рождается роль мужчины как социального борца, первопроходца, покорителя. Так рождается его социальная ценность, статус, положение и престиж. Все то, чем он может впоследствии поделиться с женщиной.
Но не отдать целиком! Потому что для мужчины социальная самореализация является основной и главной, а вовсе не сводится к финальной жертве женщине. В исходном дуализме полов, первой ступенью самца на пути к самке была необходимость добиться ее, конкурируя с другими самцами силой, хитростью, интеллектом. То есть первоначальные шаги самца, его ближайшая цель, отлична от доступа к самке. Поэтому в обществе мужчина прежде всего творец, работник, защитник. Любовь для мужчины является конечной биологической, но не социальной целью. Хоть и важной, но только частью его жизни. Аналогично, признание женщиной ценности мужчины – это только часть признания его обществом и другая часть важна не меньше, а даже больше – уважение коллег, соратников и конечно наличие денег, как знаков признательности любыми прочими «покупателями» его вклада в социум.
Для самки же никаких препятствий на пути к самцу не существовало. Возможность привлечь самцов зависела только от ее собственной ценности, от ее способности быть матерью, от ее красоты. Поэтому привлекательность женщины, внимание к ней мужчин, любовь – одновременно первая и социальная, и биологическая потребность, наследуемая второй – детьми. Без любви нет цели в жизни и нет самой женщины – только любовь вносит смысл в ее жизнь. Женщина, которую не любят, – это никому не нужная, бесполезная и неоцененная женщина, пусть она хоть утонет в «успехе». Напротив, повышение ее ценности посредством денег приводит к ее «обобществлению», противоречит самой сути женщины, сути половых отношений, которые для женщины – основные. Женщина, стремящаяся к богатству, так же противоестественна, как мужчина, стремящийся к собственной красоте.
Упрощенно можно сказать, что деньги – смысл существования мужчины, в то время как любовь – смысл существования женщины. А неуловимое женское счастье (неотделимое от мужского) в достижении и того, и другого.
Но умудренный читатель наверняка не захочет довольствоваться такой простотой. Как известно, смысл жизни любит, чтобы о нем постоянно думали. И особенно обидно в приведенной формуле положение мужчины, который выглядит банальным стяжателем рядом с женщиной, приносящей себя в жертву любви. Действительно, куда же девает мужчина все эти деньги, которые составляют смысл его жизни, если он не отдает их женщине?
Все знают, как часто мужчины тратят свои силы и время на ерунду, за которую не платят, копаются в чем-то бесполезном, пропадают на копеечной «любимой» работе, отправляются в рискованные экспедиции, гробят свое здоровье, придумывают пустые идеи, которые потом, после их смерти, двигают мир вперед. Зачем? Затем что мужчина возвращает себя обществу. Отдает ему свою индивидуальность, зная, что она не может быть измерена никакими деньгами. Он жертвует собой ради него. Ну или по крайней мере жаждет. А это любовь!
Поэтому закончим философию так. Женщина принадлежит мужчине, мужчина – обществу, а смысл жизни – в любви.
И потому его нет.
Другие аспекты метафизики
Безусловно, только рациональное, логическое рассмотрение вселенских эволюционных процессов страдает однобокостью, особенно кричащей в свете противопоставления денег и любви, что в ноосфере массового сознания зачастую ассоциируется с борьбой рассудка и эмоций, разума и чувств. Таким образом сама дилемма взывает к более объективному подходу, к иррациональному и даже чувственному, что присуще женскому взгляду на мир. Конечно, мир этот как всегда сложнее даже такого дуального анализа. Деньги так же непознаваемы и трансцендентны как любовь, что особенно наглядно в свете последних экономических кризисов, а любовь – так же рациональна и гносеологична как деньги, стоит только вспомнить, что это весьма практичный селекционный механизм.
Как мужской взгляд неотделим от когнитивной экзистенции, так и женский – от рефлексивной экспликации. Как ясность неотделима от мрака, так и небо от земли, лево от право, а читатели от писателей. Поэтому можно было бы остановиться на отвлеченно философском срезе проблемы и рассмотреть дилемму в плоскости идеального и материального, субъективного и объективного, а также духовного и телесного. Или можно было бы углубиться в таинства онтологии, осветить бездны теологии, развернуть парадигмы космологии и окунуться в мистику духовно-божественной эмпирики дилеммы, как порождения борьбы добра и зла, истины и лжи, самоотверженности и эгоизма, высокого и низкого, холодного и горячего. Можно было бы также трактовать дилемму Деньги-Любовь как апогей единоборства двух всепроникающих начал – жизнеутверждения и самоуничтожения, как антитезу разделения полов, единение живых существ в их абсолютном, первородном, однополом инобытии, как постижение потерянной в момент зарождения полов космической гармонии. Анализ дилеммы можно было бы даже, в конце концов, вычленить из полового контекста, выхватить из семантики эмансипации, отмежевать от детерминизма эволюции и осмыслить ее просто как познание сущей реальности через отражение ТЫ в зеркале Я через призму ОНО. Но кому все это надо?
Как мужской взгляд неотделим от когнитивной экзистенции, так и женский – от рефлексивной экспликации. Как ясность неотделима от мрака, так и небо от земли, лево от право, а читатели от писателей. Поэтому можно было бы остановиться на отвлеченно философском срезе проблемы и рассмотреть дилемму в плоскости идеального и материального, субъективного и объективного, а также духовного и телесного. Или можно было бы углубиться в таинства онтологии, осветить бездны теологии, развернуть парадигмы космологии и окунуться в мистику духовно-божественной эмпирики дилеммы, как порождения борьбы добра и зла, истины и лжи, самоотверженности и эгоизма, высокого и низкого, холодного и горячего. Можно было бы также трактовать дилемму Деньги-Любовь как апогей единоборства двух всепроникающих начал – жизнеутверждения и самоуничтожения, как антитезу разделения полов, единение живых существ в их абсолютном, первородном, однополом инобытии, как постижение потерянной в момент зарождения полов космической гармонии. Анализ дилеммы можно было бы даже, в конце концов, вычленить из полового контекста, выхватить из семантики эмансипации, отмежевать от детерминизма эволюции и осмыслить ее просто как познание сущей реальности через отражение ТЫ в зеркале Я через призму ОНО. Но кому все это надо?
Глава III. Деньги-любовь как социальная дилемма
Поэтому не будем больше терять время, а отдохнув под сенью философских кущ и выплыв на свет божий из нирваны самопознания, вернемся в наше проклятое время и посмотрим, как физические процессы, протекающие в глубинах мироздания, накладываются на меркантильные интересы, таящиеся в недрах общества. Пока все, что нам удалось выяснить в результате праздного любопытства – это что в обществе разрушены абсолютно необходимые личные отношения собственности и уменьшилась эволюционная роль любви. Впрочем последнее – ненаучная догадка, в отличии от первого – тревожного эмпирического факта. Будем надеяться, что мучительные раздумья позволят нам теперь выявить рычаги воздействия упомянутых процессов, определить точку приложения их опоры, распознать оси искривления социума и ухватить мозолистыми руками суть ответа на предмет вопроса. Чем и займемся.
Впрочем, эту скучную главу можно также безболезненно пропустить. Если что, все занимательные выводы где-то в конце.
Впрочем, эту скучную главу можно также безболезненно пропустить. Если что, все занимательные выводы где-то в конце.
Эмансипация как провокация
История
Начнем с того, что сказки о «вековом угнетении» – не более чем политическая пропаганда и ложь, придуманная политиками в своих многомудрых целях. Не было никакого угнетения. А если и было, то в совсем варварские времена, задолго до моногамии. И не женщин, а рабов и рабынь. Кто, кроме самой женщины, может решить, любить ей мужа или нет? Или, по мнению этих знатоков сексуальных отношений, нормальный мужчина в упор не знает разницы между любящей женщиной и бездушным телом? Кроме того, даже и в самые дикие времена существовали знатные женщины, пользующиеся куда большей свободой, чем большинство населения, не говоря уж о всемогущих единовластных правительницах. А к тому времени, когда в больных головах озабоченных знатоков появилась идея тотальной эмансипации, все это вообще было преданьями старины глубокой. К тому времени оба пола вдохновенно сотрудничали в целях борьбы уже не за выживание, а за обогащение. Вдохновенно, как в анекдоте – папа любит маму, мама любит сынулю, сынуля любит хомячка и т. д. Вот такая семейная любовь. И такое же, только с обратным знаком «угнетение» и «эксплуатация», если этими звонкими словечками можно выразить обычные, сочетающиеся с любовью, обязанности – защита, забота, содержание. Именно такого рода эксплуатации подвергался мужчина женщиной. Еще раз, мужчина женщиной, а не наоборот. Что же касается браков по расчету, этого грязного пятна на стерильной человеческой истории, то мужчину частенько женили точно так же – не спрашивая. Циничная хитрость подхода теоретиков эмансипации заключалась в том, что личные семейные проблемы, обобщив, сделали социальными, а мужчин и женщин, противопоставив – врагами. Ибо как еще должны относиться угнетаемые к угнетателям?Верхом наивности было бы думать, что женщины могли быть свободны, когда все общество было основано на насилии, от которого страдали и мужчины тоже. Само собой, женщина всегда была на подчиненном положении, и еще раньше – физической собственностью. Но ее не «угнетали», ею пользовались, что самих женщин, разумеется, вполне устраивало. Потому что кто будет защищать женщину посреди беспрерывного насилия? Кто будет ее кормить посреди беспрерывного голода? Кто ее любит и ею обладает. И такое обладание женщине – счастье, потому что альтернатива… Но не будем о грустном.
Веселее было бы послушать теоретиков «раскрепощения» женщины, которые очевидно считали, что женщину нужно было защищать и содержать просто потому, что она святая. Разжигая в читательницах обиду на «угнетателей», хитрозадые теоретики и знатоки женской психики одновременно раздували и эгоцентризм слабого пола, чувство исключительности и права на особенное к себе отношение. В их многотомных изысканиях и душераздирающих баснях, выборочно понадерганных из истории, были такие ужасы, что волосы дыбом вставали. Но как известно, чем наглее ложь, тем больше хочется в нее верить. И впечатлительные современники, а особенно современницы, так прониклись, что и до сих пор не могут думать о женщине иначе как о вечной жертве своей тяжкой доли. В той теоретической писанине было все, от издевательств над женщинами до надругательств над женщинами. Не было только издевательств и надругательств над мужчинами, кои составляли остальные 90 % человеческой истории. И не было счастливых и довольных женщин. Их постарались не заметить, дабы не портить картину.
Настоящее
Еще смешнее, что все эти фокусы в конечном итоге привели к тому, что освобожденную от опеки мужчины страдалицу так нагрузили работой, что эта доля превратилась в просто невыносимую! В конечном итоге освобождение женщины стало перманентной задачей эмансипированного общества. И задача эта становилась все сложнее. Парадоксальным образом, чем больше общество ее освобождало, тем сильнее женщина нуждалась в освобождении. Теоретики и практики эмансипации как первые ученики, взяли пример со строителей коммунизма в отдельно взятой стране – у тех, как известно, было так – чем больше его строишь, тем сильнее в нем классовая борьба. Вот и тут тоже. Молчаливое, но упорное сопротивление классовых врагов женщины в лице реакционно настроенных, патриархальных, собственнических мужчин, никак не слабело. Всё-то они хотели заграбастать несчастных женщин. Поэтому бескомпромиссная борьба с социальным неравенством женщины, ее приниженным положением, ее постоянной и все углубляющейся дискриминацией и в семье, и в сфере занятости, и в политике, и в науке, и в искусстве, и везде где только можно, навсегда захватила сердца и умы культурной и политической элиты «цивилизованных» стран. Причем упор делался как раз на экономической зависимости женщин, в чем, и надо заметить довольно правильно, они углядывали корень зла. Своим вульгарным материализмом они засекли и сумели подрубить под корень саму любовь, что навевает мысль, что эти борцы вовсе не такие уж скудоумные, как могло показаться. Скорее это некое коллективное воплощение самого Разрушителя! Но от таких обобщений мы, пожалуй, все же воздержимся.А самое смешное, что многие женщины вовсе не хотели независимости, понимая, что это не только ответственность, но и большой, просто невообразимый геморрой. Но их дружно затравили адепты «нового времени», «прогресса», «сексуальной революции» и «современного матриархата», что вообще-то напоминало массовую шизофрению. Конечно, было бы несправедливо огульно грести всех одной гребенкой. Не только многие женщины, но и многие мужчины понимали и понимают нелепость происходящего, организуя очаги интеллектуально-домашнего сопротивления. Но они стыдливо опираются на семейные ценности, архаичные традиции или права отцов, которых самые передовые женщины вообще перестали считать за людей. Сама же идея эмансипации остается чем-то святым и непорочным. Неприкасаемым даже.
Заговор
Тут, наверное, к месту будет поинтересоваться – а зачем понадобилось такое разрушение общества? Конечно, из самых лучших побуждений. А какие еще у политиков могут быть побуждения? Не власть же и деньги. И не создание же на пустом месте взбудораженных масс, необходимых для этого? Так что природу самых лучших побуждений мы оставим за рамками. Будем считать, что ими двигало стремление к всеобщему счастью.Собственно мужчины эти просто перехватили инициативу у самих женщин. Первым двигателем эмансипации были, разумеется, несчастливые женщины и если бы все пошло своим медленным естественным путем, вероятнее всего результат был бы совсем иным – умеренным, сбалансированным и гармоничным. Но женскими идеями воспользовались к их, и нашей, общей беде. И идеи, и самих женщин подхватили и понесли, гордо держа над головой во имя светлого будущего и гуманизма.
Если трезвым взором вникнуть в суть того, что произошло, то надо признать – провокация удалась на славу и принесла именно те плоды, которых от нее ждали провокаторы. Эмансипация – лекарство от физической, абсолютной власти, будь-то то собственность или подданные. Все это, как мы видели, произошло задолго до «эмансипации женщины». Сохранилась только полигамная, гаремная отрыжка физического владения – семейное правовое неравенство. Эту отрыжку и следовало аккуратно вылечить, сохранив главное – отношения любви и собственности в семье. Предоставив женщинам гарантию от предвзятого отношения, от издержек неудавшегося брака и разочарований преданной любви, общество надолго решило бы проблему злоупотреблений власти – как в государстве, так и в семье. Предоставило бы возможность любви освободиться от своих варварских корней, как в свое время произошло с деньгами. И, как и деньги, любовь возможно сыграла бы в обществе новую роль, открыла какое-нибудь реальное чудо, по типу того, что явили нам символические деньги.
Но вместо всего этого, возбудив доверчивое женское сердечко кровавыми баснями о домашних деспотах, тиранах и извергах, подстрекатели бабьего бунта оторвали его от «грубого вонючего парнокопытного» и бросили на произвол судьбы. Власть мужчины была подорвана на корню.
Государство «всеобщего» благоденствия
Оторвав мужчину и женщину друг от друга, эмансипация вернула нас во времена первобытного хаоса, из которого только зародилась моногамная семья. Тут можно спросить – как же так, если мы вновь оказались в хаосе, почему все пошло иначе, чем раньше? Раньше все было так романтично. Из хаоса появилась любовь, семья. А теперь только разврат и всеобщая дегенерация.
Действительно, разница есть. Разница в том, что тогда женщина не была свободной, а принадлежала мужчинам. Они за нее рвали друг другу волосы, глотку и все остальное, что попадется под руку. Сейчас культура дала мужчинам по граблям, связала им руки и вообще опутала их с ног до головы своими гуманными и туманными идеями. А женщина? А женщина вообще не может быть свободна – одна она никогда не выживет в этом мире. Не говоря уж о воспитании детей. Поэтому вслед за эмансипацией в новом прекрасном обществе остро встала потребность опять присвоить ее. Правда не в том, или точнее не столько в том смысле, как раньше. Теперь это ее защита, поддержка, помощь и т. д. и т. п. За этот сизифов труд взялось государство, которое в те времена было меньше и лучше. И в реальности недолгая женская свобода обернулась безраздельным владением бездушного государства.
Но бесполезный труд только из обезьяны сделал человека. Из нормального государства мужчин он сотворил «государство-няньку» с разросшимися социальными программами, разжиревшими охранительными органами, распухшими бюджетами и раздутыми налогами. Суть этого государства-няньки, второпях выросшего вслед за эмансипацией – помощь одиноким, обиженным и просто симпатичным женщинам. Без большой натяжки можно сказать, что процессы эмансипации + разрушения семьи + усиления социальной роли государства – по сути один и тот же процесс, занявший в цивилизованных странах весь последний век, что можно считать прямо таки рекордом по историческим меркам. И конечно все функции семьи тоже плавно перешли к государству, включая воспитание, начальное образование, содержание матери и ребенка, поддержка стариков и инвалидов. Государство уже стало самым большим работодателем и все еще продолжает расти как на дрожжах. Почти 70 % госбюрократии и сферы «социальных услуг» – сами женщины, нашедшие там приют, опору и защиту от мужа. В результате то, что делал один мужчина, теперь делают тысячи женщин, поддерживая и приободряя друг друга.
Действительно, разница есть. Разница в том, что тогда женщина не была свободной, а принадлежала мужчинам. Они за нее рвали друг другу волосы, глотку и все остальное, что попадется под руку. Сейчас культура дала мужчинам по граблям, связала им руки и вообще опутала их с ног до головы своими гуманными и туманными идеями. А женщина? А женщина вообще не может быть свободна – одна она никогда не выживет в этом мире. Не говоря уж о воспитании детей. Поэтому вслед за эмансипацией в новом прекрасном обществе остро встала потребность опять присвоить ее. Правда не в том, или точнее не столько в том смысле, как раньше. Теперь это ее защита, поддержка, помощь и т. д. и т. п. За этот сизифов труд взялось государство, которое в те времена было меньше и лучше. И в реальности недолгая женская свобода обернулась безраздельным владением бездушного государства.
Но бесполезный труд только из обезьяны сделал человека. Из нормального государства мужчин он сотворил «государство-няньку» с разросшимися социальными программами, разжиревшими охранительными органами, распухшими бюджетами и раздутыми налогами. Суть этого государства-няньки, второпях выросшего вслед за эмансипацией – помощь одиноким, обиженным и просто симпатичным женщинам. Без большой натяжки можно сказать, что процессы эмансипации + разрушения семьи + усиления социальной роли государства – по сути один и тот же процесс, занявший в цивилизованных странах весь последний век, что можно считать прямо таки рекордом по историческим меркам. И конечно все функции семьи тоже плавно перешли к государству, включая воспитание, начальное образование, содержание матери и ребенка, поддержка стариков и инвалидов. Государство уже стало самым большим работодателем и все еще продолжает расти как на дрожжах. Почти 70 % госбюрократии и сферы «социальных услуг» – сами женщины, нашедшие там приют, опору и защиту от мужа. В результате то, что делал один мужчина, теперь делают тысячи женщин, поддерживая и приободряя друг друга.