Народы, становившиеся жертвой монгольского нашествия, вряд ли понимали, какого рода сила на них обрушивается и по каким правилам действует эта сила. Орда Чингисхана щадила только тех, кто сдавался на милость победителей: покорившихся присоединяли к себе, и так увеличивали ордынское могущество. Но с оказавшими сопротивление расправлялись беспощадно. Приверженец "черной веры", Чингисхан сделал девизом своих походов свирепое заявление: "Милосердие не приносит ничего, кроме вреда". В отношении нарушителей "Ясы" (ничего о "Ясе" не ведавших) монголы применяли тот самый жуткий способ ведения войны, который прежде пытался применить к ним Китай: "заклание", геноцид.
Столкнувшись с монголами, Хорезм заплатил за свое свободолюбие гибелью своего народа. Хорезмшах был виновен в убийстве монгольских послов, но месть за это нарушение "Ясы" войска Чингисхана обрушили на ни в чем не повинное население края. Не щадя ни младенцев, ни женщин, ни стариков, монголы стремились истребить всех жителей Хорезма: уцелели лишь спасавшиеся бегством, и из этих беглецов вряд ли многие решились вернуться на "закланную" родину. В боях с монголами полегла степная туркменская гвардия, затем настала очередь городов. После взятия столицы Хорезма Гурганджа (Ургенча) - этот город был затоплен водами Амударьи. В то время в Гургандже существовал целый квартал, населенный русскими купцами, ведшими торговлю с Хорезмом. Как сообщают мусульманские авторы, во время нападения монголов все эти русичи вышли на стены Гурганджа с мечами в руках, проявляли чудеса героизма при обороне города и пали вместе со всеми его защитниками. Очевидно, при "заклании" Хорезма погибла вся его православная община, включая духовенство и архиепископа. Это произошло в 1219 году. Успевший отступить с частью войска хорезмийский царевич Джалаль-ад-Дин стал главным вождем сопротивления монголам, - и это ещё более усугубило бедствия его родного края. Монголы называли Хорезм "злой землей" и охотились на хорезмийских туркмен и на горожан-хорезмийцев, как на диких зверей, стремясь превратить край в пустыню. Так погиб хорезмийский этнос и безвозвратно исчезла древняя "гирканская" культура. Впоследствии хорезмийские города начали восстанавливаться, край вновь заселился - но уже в основном выходцами из Маверроунахра, не столь пострадавшего от монголов. Еще несколько столетий спустя новый хозяин Средней Азии, Амир Темур, перенявший многие советы "Великой Ясы", вновь подверг геноциду непокорный Гургандж, приказав сровнять его с землей и распахать эту землю, а затем велел восстановить город; но заселяли его опять-таки согдийцы. С тех пор, хотя туркменская компонента в некоторой степени и сохранилась в этническом облике Хорезма, этот край уже нельзя было называть кровно родственным Туркменистану.
Туркменистан также оказал упорное сопротивление монгольским завоевателям - и также подвергся страшному разрушению, хотя и не в столь жуткой степени, как Хорезм. Был разграблен и сожжен центр древнейшей цивилизации - Мерв, о котором географ Якут писал: "Мерв - знаменитейший из городов Хорасана. В городе десять библиотек, подобных которым я не видел нигде в мире". Погибли не только сокровища книжных знаний, но и сами деятели науки и религии. В частности, последнее письменное упоминание о Мервской митрополии относится к началу ХIII века, то есть к домонгольскому периоду: по всей видимости, кафедра митрополитов Мерва рухнула вместе с падением города. Хотя несториане в монгольской империи непомерно возвысились, эту кафедру восстанавливать они не сочли нужным - в мусульманском Туркменистане оставалось слишком мало несторианских общин, и управлять ими было поручено архиереям Самарканда.
После смерти Чингисхана монгольские завоевания не только не остановились, но приобрели грандиозный размах. В 30-х годах ХIII века степные армии закончили покорение Северного Китая, завоевали Иран, Армению, Грузию, Русь, разгромили Польшу, Венгрию, Болгарию. Держава ханов-Чингисидов, Великая Орда, становилась одной из величайших во всемирной истории империей.
Чингисхану удалось не только основать империю, но и обеспечить для неё государственное управление. Ближайшим его советником был царевич из киданьской династии, Елюй Чуцай, сказавший: "Можно завоевать весь мир, сидя на коне, но управлять им с коня невозможно". Чингисхан воспринял этот совет: уже при объединении Степи начали формироваться монгольские "министерства" (среди них было и "управление по религиозным делам"). При комплектовании штатов советников не обращали внимания ни на национальность, ни на вероисповедание, смотрели только на деловые качества. Какой-нибудь грамотный найман или тюрк, только что взятый в плен ханскими войсками, мог сразу же занять видный пост в государстве. Естественно, что выдвигались прежде всего выходцы из самых культурных областей: Уйгурии, Маверроунахра, Маргианы.
Сами себя завоеватели именовали "моалами" (монголами), но в покоряемых ими странах их чаще называли "татарами". Для Китая называть так всех степняков было традиционным. Для других краев сыграло свою роль то, что отряды монгольского народа татар обычно шли в авангарде монгольских армий. Татары дольше других степняков сопротивлялись Чингису и примкнули к нему в числе последних, поэтому из них формировали "штрафные батальоны", которые шли впереди войск и направлялись в самые опасные места. Первыми из завоевателей, с которыми сталкивались народы Европы и Малой Азии, оказывались татары. Оттого имя "татар" стало применяться ко всем ханским воинам, а впоследствии, как говорит летописец, "сделалось славным и грозным". Называли их и двойным именем "татаро-монголы".
Однако ко времени расширения империи именовать ордынцев "татаро-монголами" можно было лишь весьма приблизительно. В армиях Великой Орды появились полки тюрок, чжурчженей, тибетцев, китайцев, славян. Формировались войска исключительно из добровольцев. Сплачивало эту разноверную и разноязычную массу воинов то, что монгольские ханы умели не только быть беспощадными к противникам, но и награждать своих сторонников.
Разумеется, принципом руководства таким войском и управления таким государством должна была явиться веротерпимость.
Язычниками "черной веры" были только монгольские ветераны, вместе с Чингисом некогда начинавшие объединение Степи. Попытка навязать языческий культ остальным подданным немедленно разрушила бы и армию, и державу: Чингисхан понимал это превосходно. В утвержденном им монгольском своде законов, "Великой Ясе", предписывалась неприкосновенность духовенства любой религии. Особое благоволение выказывалось к христианам. Правда, по "Ясе" ханы-Чингисиды не должны были исповедовать других вер, кроме древнемонгольской "черной". Однако вскоре же после смерти Чингиса этот запрет начали обходить.
В объединившейся Великой Степи несториане составляли большинство, и язычник Чингисхан всячески старался привлечь к себе их симпатии. Несторианские храмы воздвигались в ханской ставке; несториане занимали видные государственные должности, становились наместниками покоренных монголами областей. А "черная вера" не давала никаких привилегий: когда монгольский верховный жрец Кокочу попытался вмешаться в государственные дела, ему, по приказу Чингиса, переломали хребет. Одна из жен самого Чингиса была несторианкой. На несторианках он женил всех своих сыновей и наследников. Из них старший и нелюбимый Джучи был убит незадолго до смерти Чингисхана, вероятно, по его приказу. Второй, Чагатай, сам был несторианином, причем ревностным. Третий, Угэдей, ставший после смерти отца великим ханом, был женат на несторианке - меркитке Туракине. Она выписала из Константинополя мастеров-изографов, чтобы те украсили храм близ ханского дворца в монгольской столице Кара-Коруме. В этом храме были помещены большое серебряное Распятие, выполненные на золотошвейном верблюжьем сукне иконы Спасителя, Блаженной Девы (так несториане называли Пречистую Деву Марию), Крестителя Господня Иоанна, ангелов; иконы украшались драгоценными камнями. (Приглашение византийских художников означает, что несториане к тому времени уже утратили искусство иконописи.) Когда умер Угэдей, Туракина в течение нескольких лет возглавляла империю; при дворе её находился несторианский епископ. Женой младшего, Толуя, была дочь главы кераитов Ван-хана, принцесса Соркактани-беги. Своих сыновей, будущих великих ханов Мункэ, Хубилая и Ариг-бугу, и будущего властителя Персии Хулагу она воспитывала в пристрастии к несторианству.
Советники правителей-Чингисидов, как несториане, так и мусульмане, стремились обратить хана в свою веру. Для уйгуров религиозное рвение усугублялось ещё и корыстью: мусульманские купцы были соперниками уйгурских в торговле. В. В. Бартольд отмечает: "Началось соперничество культурных народов: мусульманских и уйгуров-несториан за влияние на ханов. Уйгуры были непримиримыми врагами мусульман. Религиозная вражда и политическое соперничество должны были принять особо ожесточенный характер в Средней Азии (то есть в Семиречье и Маверроунахре), где силы обеих партий были приблизительно равны". При первых Чингисидах казалось, что победа несториан обеспечена; впоследствии ситуация стала резко меняться.
Великая Орда не смогла избежать политических потрясений. Перед смертью Чингисхан разделил свое наследие между сыновьями. Чагатаю предназначалась Уйгурия, Семиречье, Маверроунахр. Угэдею достались Западная Монголия и Джунгария. Толую выпал "отцовский юрт", коренные монгольские земли. Не забыты были и дети убитого Джучи: им отводился удел от Хорезма до тех краев, "куда достигнут копыта монгольских коней". Эти внуки Чингиса тоже поделили между собой наследство: Орда-Ичэн взял себе Белую Орду, располагавшуюся между Иртышом и хребтом Тарабагатай, Батый (Бату) - Золотую Орду на Волге, Шейбани - Синюю Орду, простиравшуюся от Тюмени до Арала. Объединять же всю империю должна была власть великого хана.
Великие ханы избирались, вернее, утверждались на общемонгольских съездах - курултаях, где полководцы торжественно поднимали нового правителя "на белом войлоке", демонстрируя его народу. Однако, несмотря на всю демократичность этой процедуры, никому на курултае обычно и в голову не приходило избирать кого-то вместо законного наследника. Законом же престолонаследования у монголов был "минорат": после смерти отца его преемником делался младший сын. Первым этот закон нарушил сам Чингисхан, желавший, чтобы его власть воспринял не младший Толуй, а Угэдей, казавшийся ему более способным правителем. В дальнейшем это нарушение закона привело к соперничеству потомков Угэдея и Толуя и стало причиной монгольских междоусобиц, расколовших империю. Первым отделился хан Бату (Батый), сделавший свой удел - Золотую Орду самостоятельным государством. Туркменская земля оказалась разорванной надвое: Северный Туркменистан стал "крылом" Золотой Орды, Южный - отошел к ильханству Хулагу и его преемников в Персии.
В основанной Чингисханом гигантской державе несториане сразу же заняли выдающееся положение. Они составляли верхний слой ордынского общества: несторианские народы - уйгуры, кераиты, найманы - поставляли ханскому двору самых грамотных и деятельных чиновников. Правда, по "Великой Ясе", как мы уже упоминали, сами ханы не должны были отказываться от язычества, "черной веры". Но запрет этот был нарушен сразу же после смерти Чингиса, причем самым неожиданным образом. Верховным судьей империи и блюстителем "Ясы" был избран второй сын Чингисхана - Чагатай. И вот тот самый Чагатай, в котором видели оплот языческих законов, торжественно и принародно крестился в несторианском храме Самарканда.
По завещанию Чингисхана Чагатай, кроме звания судьи, получил ещё и огромный удел: он становился властителем Маверроунахра. Поведение несториан, получивших такого покровителя, в отношении к прежним своим благодетелям-мусульманам нельзя назвать иначе, как предательским.
При поддержке Чагатая несториане повели с мусульманами открытую борьбу за власть и влияние. Центром этой борьбы сделался Самарканд, кафедральный город несторианской митрополии.
Хан Чагатай, покровитель несториан, не отличался ни мудростью, ни дальновидностью, ни необходимой христианину кротостью. Еще Чингисхан, хорошо знавший этого своего сына, говорил о нем: "Чагатай ведь жесток, пусть около него с утра до вечера будет Коке-Чос (один из ханских советников). Пусть помогает ему обдумывать свои поступки". Но никакие советники не помогли Чагатаю избежать опрометчивых действий. В Маверроунахре, где мусульмане составляли большинство населения, он вздумал запретить обряды Ислама. При этом Чагатай ссылался даже не на несторианство, а на монгольские суеверия, по которым перерезать горло убиваемому барану или входить в текущую воду считалось дурным предзнаменованием. Мусульманские авторы сетуют на то, что при Чагатае никто не смел совершать намаз, - поскольку традиционное омовение перед молитвой было запретным; застигнутым в реке или ручье грозила казнь. По приказу Чагатая был казнен мусульманский ученый Абу Якуб Юсуф Секкаки. Когда Чагатай умер, мусульмане сложили ему эпитафию:
Вот тот, из-за которого народ воды речной страшился,
Сам в океан безбрежный смерти погрузился.
Опираясь на монгольские завоевания, несториане стремились все дальше распространить свое влияние в мусульманском мире. Покоритель Персии, монгольский полководец Чормаган был женат на несторианке, двух своих дочерей выдал замуж за несториан, вероятно, и сам был тайно крещен. Уполномоченным по религиозным делам (такие "министерства" монголы начали учреждать ещё при Чингисхане) в правительстве Чормагана являлся ревностный несторианин Симеон Раббан-ата, строивший храмы в Тебризе.
Чормаган выступил в поход, преследуя остатки хорезмийских войск. Монголы углубились в Месопотамию и вышли на берега Тигра: это был плацдарм для дальнейшего наступления на Ближний Восток. Хорезмийцы ушли в Египет, по пути отобрав у папских "крестоносцев" Иерусалим. Используя распри мусульманских правящих династий, "крестоносцы" выступили против Египта в союзе с мусульманской Сирией, но были вновь разгромлены в битве при Газе в 1244 году. А свободолюбивые хорезмийцы, которых в Египте обратили в "государственных рабов-солдат", подняли восстание и были полностью истреблены египтянами.
Сыновья Чингисхана, Угэдей, Чагатай и Толуй, ещё держались вместе, действовали сообща. Но в следующем поколении среди Чингисидов начались распри, дошедшие до смертельной вражды.
На курултае 1246 года великим ханом был избран Гуюк, сын Угэдея. Мать и жена его были несторианки, он рос и воспитывался в несторианском окружении, и ордынские несториане возлагали на него большие надежды. Однако, хотя Гуюк и стремился покровительствовать несторианской религии, политических чаяний несториан он не оправдал. Взойдя на престол, он заявил о своем намерении: согласно завещанию Чингиса, идти походом на Запад. Несториане же видели в римо-католиках союзников, даже заискивали перед ними и совершенно не желали войны монголов с европейскими государствами и папским Римом. Верхушка несториан, уйгурские финансовые воротилы жаждали иного: покорить мусульманские страны Востока, отнять у мусульманских купцов караванные дороги и перехватить у них огромные прибыли.
Плано Карпини пишет о хане Гуюке: "Говорили нам христиане, принадлежавшие к его челяди, что они твердо веруют, что он должен стать христианином, и явный признак этого они видят в том, что он держит христианских клириков и дает им содержание, также перед большой своей палаткой имеет всегда христианскую часовню; и они поют всенародно и открыто и звонят к часам, согласно обычаям греков, как бы ни была велика там толпа татар". Карпини не уточняет, о каком именно христианском исповедании идет речь. Однако в его свидетельстве содержится указание на "обычаи греков" (православных) и на колокольный звон. У несториан колоколов не было: они объясняли это тем, что не хотят уподобляться буддистам с их бесчисленными колоколами и колокольчиками. Так какого же исповедания были христиане, молившиеся в часовне перед "золотой юртой" великого хана - по "греческому обычаю" и с колокольным звоном? Вполне возможно, что часовня была православная и сам хан Гуюк склонялся к Православию. Такая догадка отчасти подтверждается тем, что Гуюк-хан приглашал на совет в Великую Орду византийских, сирийских, кавказских и русских православных священников. Планируя западный поход и ощущая в самой Орде сопротивление несторианской клики, Гуюк искал поддержку православных стран в намечавшейся войне с католической Европой. Однако несториане, враждебно относившиеся к православным, отнюдь не сочувствовали этому намерению хана. Гость из Православной Руси, великий князь Ярослав был оклеветан и отравлен по приказу матери Гуюка, несторианки Туракины.
Гуюк благоволил к христианам всех конфессий. При нем самаркандские несториане продолжали теснить мусульман. Побывавший в Самарканде в 1248 году Сембат, брат армянского царя Гетума I, не без злорадства отмечает: "Сарацины (то есть мусульмане), прежде наводившие страх на христиан, теперь сами терпят вдвое больше". Однако, говоря о нравах несториан, он указывает: "Те, которые здесь считаются проповедниками, заслуживали бы великого наказания". А Гильом Рубрук пишет: "Несториане - люди, не искушенные в тонкостях богословия, лихоимцы, пьяницы и многоженцы, поста по пятницам не соблюдают. - И добавляет о несторианских иереях: - Хотя они и учат Евангелию и вере, однако своей дурной жизнью и страстями, скорее, удаляют от Закона Христа, так как жизнь идолопоклонников более невинна, чем жизнь этих священников". Мнение римо-католика Рубрука можно было бы считать предвзятым, но в достоверности свидетельства монофизита Сембата (учитывая несторианско-монофизитскую "унию") сомневаться нет оснований. Впрочем, некоторые выходки тогдашних несториан говорят сами за себя.
На одном из часто проводившихся монгольскими правителями межрелигиозных диспутов несториане грубо оскорбили знаменитого имама Нур ад-дина Хорезми во время совершения им намаза. Современник описываемых событий, персидский историк Джузджани утверждает, что хан Гуюк был убит мусульманами за попустительство этому хулиганству: "В ту же ночь Гуюк за оскорбление имама лишился жизни; сыновья его на следующий день извинились перед оскорбленным и постарались удовлетворить его". О нравах несториан этот эпизод свидетельствует достаточно ясно. Однако в том, что касается обстоятельств смерти Гуюка, известие Джузджани сомнительно. В то время мусульмане при дворах монгольских властителей не имели ещё ни сил, ни влияния, которые позволяли бы мстить великому хану.
Известно, что Гуюк умер во время начатого им западного похода, - умер внезапно, скорее всего от яда. Выгодна его смерть была уж никак не мусульманам. Во главе общемонгольского войска Гуюк шел с целью смирить мятежную Золотую Орду, а затем - приступить к покорению Европы.
Вражда между Гуюком и золотоордынским ханом Бату вспыхнула во время первого западного похода монголов: тогда Гуюк обозвал Бату "старой бабой", именно за то, что тот снял главные силы с европейского направления и бросил их на Северную Русь. Тайных врагов у Гуюка было больше чем достаточно: и сторонники Бату, и законники языческой "Ясы", и наверняка имевшиеся среди его советников папские агенты (не случайно у одного из новейших историков вырвалось восклицание: "Смерть Гуюка спасла Европу!"). Но все же, по-видимому, с покровителем христиан Гуюком расправилась могущественная несторианская клика. Несториане имели в виду гораздо более выгодную, чем он, кандидатуру на престол великого хана. После внезапной смерти Гуюка во внешней политике монгольской империи произошел резкий поворот: острие завоевательных походов обращалось уже не на европейские государства, а на мусульманские страны. Такая война была давней (еще со времен похода Елюя Даши на Маверроунахр) мечтой уйгурских купцов, сочетавших приверженность к несторианству с корыстными интересами.
Великий хан Гуюк, по-видимому, был человеком искренним как в своих религиозных исканиях, так и в стремлении выполнить завещание Чингисхана. Его преемник на престоле Великой Орды, хан Мункэ был прежде всего ловкий политик. Он заявлял, что пять религий (христианство, мусульманство, буддизм, "черная вера", конфуцианство) как пять пальцев на одной руке одинаково дороги и нужны ему. На самом же деле Мункэ рассматривал религии как карты в большой политической игре. Он умел угодить язычникам, монгольский летописец одобрительно отзывается о нем: "Степенен, решителен, говорил мало, не любил пиршеств, о себе говаривал, что он следует примеру своих предков. Верил волхвам и ворожеям, при каждом предприятии призывал их к себе и ни одного дня без них не был". В Китае он поддерживал буддизм. На организуемых им диспутах несториане и мусульмане, основываясь на общей вере в Единого Бога и как бы восстанавливая былое добрососедство, против буддистов выступали вместе. Но, будучи ставленником несторианской партии, великий хан Мункэ прежде всего старался угождать политическим амбициям несториан.
На прошедшем в 1251 году при возглавлении Мункэ-хана общемонгольском курултае было решено: прекратить продвижение на Европу и завершить покорение Азии. Во главе завоевательных армий Мункэ поставил своих братьев. Хан Хубилай отправлялся в поход, чтобы окончательно подчинить монголам Китай. Целью наступления хана Хулагу являлась Палестина - это был "желтый крестовый поход" (термин Л. Н. Гумилева). На оба направления завоеваний несториане возлагали огромные надежды. Хубилай, по словам Марко Поло, в то время уже принял несторианское крещение, - он должен был возвысить несторианскую церковь в Китае. Хулагу был буддист; но жена его кераитка Докуз-хатун, являлась ревностной несторианкой и везла с собой целый штат священников-несториан, среди них - и епископа. Непосредственно во главе войск Хулагу стоял найман Кит-Бука, несторианин фанатичный.
"Желтому крестовому походу" придавалось значение особое. Мункэ-хан озаботился тем, чтобы приобрести союзников. Вместе с монголами выступал царь Малой Армении Гетум I. При заключении договора Мункэ торжественно поклялся, что в случае победы крестится со всем своим народом. Нет сомнений, что хан сдержал бы это слово: слишком лакомой добычей представлялись богатейшие мусульманские страны, чтобы отказываться от союзнических обязательств. К участию в походе Гетум I привлек ещё правителя созданного "крестоносцами" Антиохийского княжества, князя Боэмунда. Чтобы скрепить союз, армянский царь выдал свою дочь замуж за этого антиохийского князя.
Поход Хулагу начался триумфально. В 1258 году монголы взяли Багдад. Хан, по просьбе своей жены-несторианки, подарил дворец халифа несторианскому католикосу. Тот не долго думая вселился в апартаменты своего недавнего благодетеля. Католикос благословил Хулагу на "священную войну". В следующем году монголы окончили завоевание Месопотамии, покорили Сирию, войска Хулагу стояли уже у стен крепости Газа. Во всех городах, оказавших сопротивление, фанатичные несториане Кит-Буки первым делом жгли мечети. Местных несториан не только не грабили, но даже делились с ними военной добычей. Последней опорой мусульманского мира, последним мусульманским государством оставался Египет. Если бы Хулагу удалось одержать верх над Египтом, мусульмане повсюду оказались бы под властью несториан. Казалось, Ислам вот-вот падет, уступив место несторианской монгольской империи.
"Желтый крестовый поход" был несравненно опаснее и для мусульманской, и для православной веры на Востоке, чем остановленное сельджуками вторжение латинских "крестоносцев". Западные рыцари были явными оккупантами, их властвование не могло продолжаться долго и даже в марионеточных латинских "империях" и "княжествах" как мусульмане, так и православные сохраняли свои веру. А степняки, монголо-тюркское воинство Орды на Востоке было "своим"; к тому же ордынцы несравненно превосходили западных "крестоносцев" по боевым качествам, пощады же от монгольских несториан представителям иных религий и конфессий ждать не приходилось.
Великий хан Мункэ уже не сомневался в успехе "желтого крестового похода", а вот медлительность действий Хубилая в Китае его раздражала. Мункэ сам отправился в Китай, где принял на себя командование монгольскими войсками. В 1259 году он умер во время осады одной из китайских крепостей. В том же году (до или после смерти Мункэ - неизвестно) в Самарканде произошел очередной конфликт между несторианами и мусульманами. Очевидец, самаркандский мусульманин Ашраф-ад-Дин, рассказывал об этом так: "Молодой христианин (несторианин) в Самарканде принял Ислам, и самаркандские мусульмане осыпали его благодеяниями. Христиане пожаловались монгольскому начальнику на то, что мусульмане совращают в свою веру их детей. Начальник хотел заставить новообращенного юношу отказаться от Ислама, но юноша остался тверд и за это поплатился жизнью. Мусульмане обратились с жалобой к хану Берке, мусульманину. Берке велел убить всех христиан, участвовавших в этом деле. Они были перебиты в своей церкви, которая подверглась разрушению".
Столкнувшись с монголами, Хорезм заплатил за свое свободолюбие гибелью своего народа. Хорезмшах был виновен в убийстве монгольских послов, но месть за это нарушение "Ясы" войска Чингисхана обрушили на ни в чем не повинное население края. Не щадя ни младенцев, ни женщин, ни стариков, монголы стремились истребить всех жителей Хорезма: уцелели лишь спасавшиеся бегством, и из этих беглецов вряд ли многие решились вернуться на "закланную" родину. В боях с монголами полегла степная туркменская гвардия, затем настала очередь городов. После взятия столицы Хорезма Гурганджа (Ургенча) - этот город был затоплен водами Амударьи. В то время в Гургандже существовал целый квартал, населенный русскими купцами, ведшими торговлю с Хорезмом. Как сообщают мусульманские авторы, во время нападения монголов все эти русичи вышли на стены Гурганджа с мечами в руках, проявляли чудеса героизма при обороне города и пали вместе со всеми его защитниками. Очевидно, при "заклании" Хорезма погибла вся его православная община, включая духовенство и архиепископа. Это произошло в 1219 году. Успевший отступить с частью войска хорезмийский царевич Джалаль-ад-Дин стал главным вождем сопротивления монголам, - и это ещё более усугубило бедствия его родного края. Монголы называли Хорезм "злой землей" и охотились на хорезмийских туркмен и на горожан-хорезмийцев, как на диких зверей, стремясь превратить край в пустыню. Так погиб хорезмийский этнос и безвозвратно исчезла древняя "гирканская" культура. Впоследствии хорезмийские города начали восстанавливаться, край вновь заселился - но уже в основном выходцами из Маверроунахра, не столь пострадавшего от монголов. Еще несколько столетий спустя новый хозяин Средней Азии, Амир Темур, перенявший многие советы "Великой Ясы", вновь подверг геноциду непокорный Гургандж, приказав сровнять его с землей и распахать эту землю, а затем велел восстановить город; но заселяли его опять-таки согдийцы. С тех пор, хотя туркменская компонента в некоторой степени и сохранилась в этническом облике Хорезма, этот край уже нельзя было называть кровно родственным Туркменистану.
Туркменистан также оказал упорное сопротивление монгольским завоевателям - и также подвергся страшному разрушению, хотя и не в столь жуткой степени, как Хорезм. Был разграблен и сожжен центр древнейшей цивилизации - Мерв, о котором географ Якут писал: "Мерв - знаменитейший из городов Хорасана. В городе десять библиотек, подобных которым я не видел нигде в мире". Погибли не только сокровища книжных знаний, но и сами деятели науки и религии. В частности, последнее письменное упоминание о Мервской митрополии относится к началу ХIII века, то есть к домонгольскому периоду: по всей видимости, кафедра митрополитов Мерва рухнула вместе с падением города. Хотя несториане в монгольской империи непомерно возвысились, эту кафедру восстанавливать они не сочли нужным - в мусульманском Туркменистане оставалось слишком мало несторианских общин, и управлять ими было поручено архиереям Самарканда.
После смерти Чингисхана монгольские завоевания не только не остановились, но приобрели грандиозный размах. В 30-х годах ХIII века степные армии закончили покорение Северного Китая, завоевали Иран, Армению, Грузию, Русь, разгромили Польшу, Венгрию, Болгарию. Держава ханов-Чингисидов, Великая Орда, становилась одной из величайших во всемирной истории империей.
Чингисхану удалось не только основать империю, но и обеспечить для неё государственное управление. Ближайшим его советником был царевич из киданьской династии, Елюй Чуцай, сказавший: "Можно завоевать весь мир, сидя на коне, но управлять им с коня невозможно". Чингисхан воспринял этот совет: уже при объединении Степи начали формироваться монгольские "министерства" (среди них было и "управление по религиозным делам"). При комплектовании штатов советников не обращали внимания ни на национальность, ни на вероисповедание, смотрели только на деловые качества. Какой-нибудь грамотный найман или тюрк, только что взятый в плен ханскими войсками, мог сразу же занять видный пост в государстве. Естественно, что выдвигались прежде всего выходцы из самых культурных областей: Уйгурии, Маверроунахра, Маргианы.
Сами себя завоеватели именовали "моалами" (монголами), но в покоряемых ими странах их чаще называли "татарами". Для Китая называть так всех степняков было традиционным. Для других краев сыграло свою роль то, что отряды монгольского народа татар обычно шли в авангарде монгольских армий. Татары дольше других степняков сопротивлялись Чингису и примкнули к нему в числе последних, поэтому из них формировали "штрафные батальоны", которые шли впереди войск и направлялись в самые опасные места. Первыми из завоевателей, с которыми сталкивались народы Европы и Малой Азии, оказывались татары. Оттого имя "татар" стало применяться ко всем ханским воинам, а впоследствии, как говорит летописец, "сделалось славным и грозным". Называли их и двойным именем "татаро-монголы".
Однако ко времени расширения империи именовать ордынцев "татаро-монголами" можно было лишь весьма приблизительно. В армиях Великой Орды появились полки тюрок, чжурчженей, тибетцев, китайцев, славян. Формировались войска исключительно из добровольцев. Сплачивало эту разноверную и разноязычную массу воинов то, что монгольские ханы умели не только быть беспощадными к противникам, но и награждать своих сторонников.
Разумеется, принципом руководства таким войском и управления таким государством должна была явиться веротерпимость.
Язычниками "черной веры" были только монгольские ветераны, вместе с Чингисом некогда начинавшие объединение Степи. Попытка навязать языческий культ остальным подданным немедленно разрушила бы и армию, и державу: Чингисхан понимал это превосходно. В утвержденном им монгольском своде законов, "Великой Ясе", предписывалась неприкосновенность духовенства любой религии. Особое благоволение выказывалось к христианам. Правда, по "Ясе" ханы-Чингисиды не должны были исповедовать других вер, кроме древнемонгольской "черной". Однако вскоре же после смерти Чингиса этот запрет начали обходить.
В объединившейся Великой Степи несториане составляли большинство, и язычник Чингисхан всячески старался привлечь к себе их симпатии. Несторианские храмы воздвигались в ханской ставке; несториане занимали видные государственные должности, становились наместниками покоренных монголами областей. А "черная вера" не давала никаких привилегий: когда монгольский верховный жрец Кокочу попытался вмешаться в государственные дела, ему, по приказу Чингиса, переломали хребет. Одна из жен самого Чингиса была несторианкой. На несторианках он женил всех своих сыновей и наследников. Из них старший и нелюбимый Джучи был убит незадолго до смерти Чингисхана, вероятно, по его приказу. Второй, Чагатай, сам был несторианином, причем ревностным. Третий, Угэдей, ставший после смерти отца великим ханом, был женат на несторианке - меркитке Туракине. Она выписала из Константинополя мастеров-изографов, чтобы те украсили храм близ ханского дворца в монгольской столице Кара-Коруме. В этом храме были помещены большое серебряное Распятие, выполненные на золотошвейном верблюжьем сукне иконы Спасителя, Блаженной Девы (так несториане называли Пречистую Деву Марию), Крестителя Господня Иоанна, ангелов; иконы украшались драгоценными камнями. (Приглашение византийских художников означает, что несториане к тому времени уже утратили искусство иконописи.) Когда умер Угэдей, Туракина в течение нескольких лет возглавляла империю; при дворе её находился несторианский епископ. Женой младшего, Толуя, была дочь главы кераитов Ван-хана, принцесса Соркактани-беги. Своих сыновей, будущих великих ханов Мункэ, Хубилая и Ариг-бугу, и будущего властителя Персии Хулагу она воспитывала в пристрастии к несторианству.
Советники правителей-Чингисидов, как несториане, так и мусульмане, стремились обратить хана в свою веру. Для уйгуров религиозное рвение усугублялось ещё и корыстью: мусульманские купцы были соперниками уйгурских в торговле. В. В. Бартольд отмечает: "Началось соперничество культурных народов: мусульманских и уйгуров-несториан за влияние на ханов. Уйгуры были непримиримыми врагами мусульман. Религиозная вражда и политическое соперничество должны были принять особо ожесточенный характер в Средней Азии (то есть в Семиречье и Маверроунахре), где силы обеих партий были приблизительно равны". При первых Чингисидах казалось, что победа несториан обеспечена; впоследствии ситуация стала резко меняться.
Великая Орда не смогла избежать политических потрясений. Перед смертью Чингисхан разделил свое наследие между сыновьями. Чагатаю предназначалась Уйгурия, Семиречье, Маверроунахр. Угэдею достались Западная Монголия и Джунгария. Толую выпал "отцовский юрт", коренные монгольские земли. Не забыты были и дети убитого Джучи: им отводился удел от Хорезма до тех краев, "куда достигнут копыта монгольских коней". Эти внуки Чингиса тоже поделили между собой наследство: Орда-Ичэн взял себе Белую Орду, располагавшуюся между Иртышом и хребтом Тарабагатай, Батый (Бату) - Золотую Орду на Волге, Шейбани - Синюю Орду, простиравшуюся от Тюмени до Арала. Объединять же всю империю должна была власть великого хана.
Великие ханы избирались, вернее, утверждались на общемонгольских съездах - курултаях, где полководцы торжественно поднимали нового правителя "на белом войлоке", демонстрируя его народу. Однако, несмотря на всю демократичность этой процедуры, никому на курултае обычно и в голову не приходило избирать кого-то вместо законного наследника. Законом же престолонаследования у монголов был "минорат": после смерти отца его преемником делался младший сын. Первым этот закон нарушил сам Чингисхан, желавший, чтобы его власть воспринял не младший Толуй, а Угэдей, казавшийся ему более способным правителем. В дальнейшем это нарушение закона привело к соперничеству потомков Угэдея и Толуя и стало причиной монгольских междоусобиц, расколовших империю. Первым отделился хан Бату (Батый), сделавший свой удел - Золотую Орду самостоятельным государством. Туркменская земля оказалась разорванной надвое: Северный Туркменистан стал "крылом" Золотой Орды, Южный - отошел к ильханству Хулагу и его преемников в Персии.
В основанной Чингисханом гигантской державе несториане сразу же заняли выдающееся положение. Они составляли верхний слой ордынского общества: несторианские народы - уйгуры, кераиты, найманы - поставляли ханскому двору самых грамотных и деятельных чиновников. Правда, по "Великой Ясе", как мы уже упоминали, сами ханы не должны были отказываться от язычества, "черной веры". Но запрет этот был нарушен сразу же после смерти Чингиса, причем самым неожиданным образом. Верховным судьей империи и блюстителем "Ясы" был избран второй сын Чингисхана - Чагатай. И вот тот самый Чагатай, в котором видели оплот языческих законов, торжественно и принародно крестился в несторианском храме Самарканда.
По завещанию Чингисхана Чагатай, кроме звания судьи, получил ещё и огромный удел: он становился властителем Маверроунахра. Поведение несториан, получивших такого покровителя, в отношении к прежним своим благодетелям-мусульманам нельзя назвать иначе, как предательским.
При поддержке Чагатая несториане повели с мусульманами открытую борьбу за власть и влияние. Центром этой борьбы сделался Самарканд, кафедральный город несторианской митрополии.
Хан Чагатай, покровитель несториан, не отличался ни мудростью, ни дальновидностью, ни необходимой христианину кротостью. Еще Чингисхан, хорошо знавший этого своего сына, говорил о нем: "Чагатай ведь жесток, пусть около него с утра до вечера будет Коке-Чос (один из ханских советников). Пусть помогает ему обдумывать свои поступки". Но никакие советники не помогли Чагатаю избежать опрометчивых действий. В Маверроунахре, где мусульмане составляли большинство населения, он вздумал запретить обряды Ислама. При этом Чагатай ссылался даже не на несторианство, а на монгольские суеверия, по которым перерезать горло убиваемому барану или входить в текущую воду считалось дурным предзнаменованием. Мусульманские авторы сетуют на то, что при Чагатае никто не смел совершать намаз, - поскольку традиционное омовение перед молитвой было запретным; застигнутым в реке или ручье грозила казнь. По приказу Чагатая был казнен мусульманский ученый Абу Якуб Юсуф Секкаки. Когда Чагатай умер, мусульмане сложили ему эпитафию:
Вот тот, из-за которого народ воды речной страшился,
Сам в океан безбрежный смерти погрузился.
Опираясь на монгольские завоевания, несториане стремились все дальше распространить свое влияние в мусульманском мире. Покоритель Персии, монгольский полководец Чормаган был женат на несторианке, двух своих дочерей выдал замуж за несториан, вероятно, и сам был тайно крещен. Уполномоченным по религиозным делам (такие "министерства" монголы начали учреждать ещё при Чингисхане) в правительстве Чормагана являлся ревностный несторианин Симеон Раббан-ата, строивший храмы в Тебризе.
Чормаган выступил в поход, преследуя остатки хорезмийских войск. Монголы углубились в Месопотамию и вышли на берега Тигра: это был плацдарм для дальнейшего наступления на Ближний Восток. Хорезмийцы ушли в Египет, по пути отобрав у папских "крестоносцев" Иерусалим. Используя распри мусульманских правящих династий, "крестоносцы" выступили против Египта в союзе с мусульманской Сирией, но были вновь разгромлены в битве при Газе в 1244 году. А свободолюбивые хорезмийцы, которых в Египте обратили в "государственных рабов-солдат", подняли восстание и были полностью истреблены египтянами.
Сыновья Чингисхана, Угэдей, Чагатай и Толуй, ещё держались вместе, действовали сообща. Но в следующем поколении среди Чингисидов начались распри, дошедшие до смертельной вражды.
На курултае 1246 года великим ханом был избран Гуюк, сын Угэдея. Мать и жена его были несторианки, он рос и воспитывался в несторианском окружении, и ордынские несториане возлагали на него большие надежды. Однако, хотя Гуюк и стремился покровительствовать несторианской религии, политических чаяний несториан он не оправдал. Взойдя на престол, он заявил о своем намерении: согласно завещанию Чингиса, идти походом на Запад. Несториане же видели в римо-католиках союзников, даже заискивали перед ними и совершенно не желали войны монголов с европейскими государствами и папским Римом. Верхушка несториан, уйгурские финансовые воротилы жаждали иного: покорить мусульманские страны Востока, отнять у мусульманских купцов караванные дороги и перехватить у них огромные прибыли.
Плано Карпини пишет о хане Гуюке: "Говорили нам христиане, принадлежавшие к его челяди, что они твердо веруют, что он должен стать христианином, и явный признак этого они видят в том, что он держит христианских клириков и дает им содержание, также перед большой своей палаткой имеет всегда христианскую часовню; и они поют всенародно и открыто и звонят к часам, согласно обычаям греков, как бы ни была велика там толпа татар". Карпини не уточняет, о каком именно христианском исповедании идет речь. Однако в его свидетельстве содержится указание на "обычаи греков" (православных) и на колокольный звон. У несториан колоколов не было: они объясняли это тем, что не хотят уподобляться буддистам с их бесчисленными колоколами и колокольчиками. Так какого же исповедания были христиане, молившиеся в часовне перед "золотой юртой" великого хана - по "греческому обычаю" и с колокольным звоном? Вполне возможно, что часовня была православная и сам хан Гуюк склонялся к Православию. Такая догадка отчасти подтверждается тем, что Гуюк-хан приглашал на совет в Великую Орду византийских, сирийских, кавказских и русских православных священников. Планируя западный поход и ощущая в самой Орде сопротивление несторианской клики, Гуюк искал поддержку православных стран в намечавшейся войне с католической Европой. Однако несториане, враждебно относившиеся к православным, отнюдь не сочувствовали этому намерению хана. Гость из Православной Руси, великий князь Ярослав был оклеветан и отравлен по приказу матери Гуюка, несторианки Туракины.
Гуюк благоволил к христианам всех конфессий. При нем самаркандские несториане продолжали теснить мусульман. Побывавший в Самарканде в 1248 году Сембат, брат армянского царя Гетума I, не без злорадства отмечает: "Сарацины (то есть мусульмане), прежде наводившие страх на христиан, теперь сами терпят вдвое больше". Однако, говоря о нравах несториан, он указывает: "Те, которые здесь считаются проповедниками, заслуживали бы великого наказания". А Гильом Рубрук пишет: "Несториане - люди, не искушенные в тонкостях богословия, лихоимцы, пьяницы и многоженцы, поста по пятницам не соблюдают. - И добавляет о несторианских иереях: - Хотя они и учат Евангелию и вере, однако своей дурной жизнью и страстями, скорее, удаляют от Закона Христа, так как жизнь идолопоклонников более невинна, чем жизнь этих священников". Мнение римо-католика Рубрука можно было бы считать предвзятым, но в достоверности свидетельства монофизита Сембата (учитывая несторианско-монофизитскую "унию") сомневаться нет оснований. Впрочем, некоторые выходки тогдашних несториан говорят сами за себя.
На одном из часто проводившихся монгольскими правителями межрелигиозных диспутов несториане грубо оскорбили знаменитого имама Нур ад-дина Хорезми во время совершения им намаза. Современник описываемых событий, персидский историк Джузджани утверждает, что хан Гуюк был убит мусульманами за попустительство этому хулиганству: "В ту же ночь Гуюк за оскорбление имама лишился жизни; сыновья его на следующий день извинились перед оскорбленным и постарались удовлетворить его". О нравах несториан этот эпизод свидетельствует достаточно ясно. Однако в том, что касается обстоятельств смерти Гуюка, известие Джузджани сомнительно. В то время мусульмане при дворах монгольских властителей не имели ещё ни сил, ни влияния, которые позволяли бы мстить великому хану.
Известно, что Гуюк умер во время начатого им западного похода, - умер внезапно, скорее всего от яда. Выгодна его смерть была уж никак не мусульманам. Во главе общемонгольского войска Гуюк шел с целью смирить мятежную Золотую Орду, а затем - приступить к покорению Европы.
Вражда между Гуюком и золотоордынским ханом Бату вспыхнула во время первого западного похода монголов: тогда Гуюк обозвал Бату "старой бабой", именно за то, что тот снял главные силы с европейского направления и бросил их на Северную Русь. Тайных врагов у Гуюка было больше чем достаточно: и сторонники Бату, и законники языческой "Ясы", и наверняка имевшиеся среди его советников папские агенты (не случайно у одного из новейших историков вырвалось восклицание: "Смерть Гуюка спасла Европу!"). Но все же, по-видимому, с покровителем христиан Гуюком расправилась могущественная несторианская клика. Несториане имели в виду гораздо более выгодную, чем он, кандидатуру на престол великого хана. После внезапной смерти Гуюка во внешней политике монгольской империи произошел резкий поворот: острие завоевательных походов обращалось уже не на европейские государства, а на мусульманские страны. Такая война была давней (еще со времен похода Елюя Даши на Маверроунахр) мечтой уйгурских купцов, сочетавших приверженность к несторианству с корыстными интересами.
Великий хан Гуюк, по-видимому, был человеком искренним как в своих религиозных исканиях, так и в стремлении выполнить завещание Чингисхана. Его преемник на престоле Великой Орды, хан Мункэ был прежде всего ловкий политик. Он заявлял, что пять религий (христианство, мусульманство, буддизм, "черная вера", конфуцианство) как пять пальцев на одной руке одинаково дороги и нужны ему. На самом же деле Мункэ рассматривал религии как карты в большой политической игре. Он умел угодить язычникам, монгольский летописец одобрительно отзывается о нем: "Степенен, решителен, говорил мало, не любил пиршеств, о себе говаривал, что он следует примеру своих предков. Верил волхвам и ворожеям, при каждом предприятии призывал их к себе и ни одного дня без них не был". В Китае он поддерживал буддизм. На организуемых им диспутах несториане и мусульмане, основываясь на общей вере в Единого Бога и как бы восстанавливая былое добрососедство, против буддистов выступали вместе. Но, будучи ставленником несторианской партии, великий хан Мункэ прежде всего старался угождать политическим амбициям несториан.
На прошедшем в 1251 году при возглавлении Мункэ-хана общемонгольском курултае было решено: прекратить продвижение на Европу и завершить покорение Азии. Во главе завоевательных армий Мункэ поставил своих братьев. Хан Хубилай отправлялся в поход, чтобы окончательно подчинить монголам Китай. Целью наступления хана Хулагу являлась Палестина - это был "желтый крестовый поход" (термин Л. Н. Гумилева). На оба направления завоеваний несториане возлагали огромные надежды. Хубилай, по словам Марко Поло, в то время уже принял несторианское крещение, - он должен был возвысить несторианскую церковь в Китае. Хулагу был буддист; но жена его кераитка Докуз-хатун, являлась ревностной несторианкой и везла с собой целый штат священников-несториан, среди них - и епископа. Непосредственно во главе войск Хулагу стоял найман Кит-Бука, несторианин фанатичный.
"Желтому крестовому походу" придавалось значение особое. Мункэ-хан озаботился тем, чтобы приобрести союзников. Вместе с монголами выступал царь Малой Армении Гетум I. При заключении договора Мункэ торжественно поклялся, что в случае победы крестится со всем своим народом. Нет сомнений, что хан сдержал бы это слово: слишком лакомой добычей представлялись богатейшие мусульманские страны, чтобы отказываться от союзнических обязательств. К участию в походе Гетум I привлек ещё правителя созданного "крестоносцами" Антиохийского княжества, князя Боэмунда. Чтобы скрепить союз, армянский царь выдал свою дочь замуж за этого антиохийского князя.
Поход Хулагу начался триумфально. В 1258 году монголы взяли Багдад. Хан, по просьбе своей жены-несторианки, подарил дворец халифа несторианскому католикосу. Тот не долго думая вселился в апартаменты своего недавнего благодетеля. Католикос благословил Хулагу на "священную войну". В следующем году монголы окончили завоевание Месопотамии, покорили Сирию, войска Хулагу стояли уже у стен крепости Газа. Во всех городах, оказавших сопротивление, фанатичные несториане Кит-Буки первым делом жгли мечети. Местных несториан не только не грабили, но даже делились с ними военной добычей. Последней опорой мусульманского мира, последним мусульманским государством оставался Египет. Если бы Хулагу удалось одержать верх над Египтом, мусульмане повсюду оказались бы под властью несториан. Казалось, Ислам вот-вот падет, уступив место несторианской монгольской империи.
"Желтый крестовый поход" был несравненно опаснее и для мусульманской, и для православной веры на Востоке, чем остановленное сельджуками вторжение латинских "крестоносцев". Западные рыцари были явными оккупантами, их властвование не могло продолжаться долго и даже в марионеточных латинских "империях" и "княжествах" как мусульмане, так и православные сохраняли свои веру. А степняки, монголо-тюркское воинство Орды на Востоке было "своим"; к тому же ордынцы несравненно превосходили западных "крестоносцев" по боевым качествам, пощады же от монгольских несториан представителям иных религий и конфессий ждать не приходилось.
Великий хан Мункэ уже не сомневался в успехе "желтого крестового похода", а вот медлительность действий Хубилая в Китае его раздражала. Мункэ сам отправился в Китай, где принял на себя командование монгольскими войсками. В 1259 году он умер во время осады одной из китайских крепостей. В том же году (до или после смерти Мункэ - неизвестно) в Самарканде произошел очередной конфликт между несторианами и мусульманами. Очевидец, самаркандский мусульманин Ашраф-ад-Дин, рассказывал об этом так: "Молодой христианин (несторианин) в Самарканде принял Ислам, и самаркандские мусульмане осыпали его благодеяниями. Христиане пожаловались монгольскому начальнику на то, что мусульмане совращают в свою веру их детей. Начальник хотел заставить новообращенного юношу отказаться от Ислама, но юноша остался тверд и за это поплатился жизнью. Мусульмане обратились с жалобой к хану Берке, мусульманину. Берке велел убить всех христиан, участвовавших в этом деле. Они были перебиты в своей церкви, которая подверглась разрушению".