Заговор против хана Дженкши организовывала его собственная мать, фанатичная мусульманка. Она уговорила другого своего сына, Есун-Тимура, убить Дженкши и взойти на его престол. Тот поддался на её внушения, но его совесть не выдержала совершенного преступления. Братоубийца сошел с ума: в припадке безумия Есун-Тимур вырезал грудь матери, проклиная её за то, что она подстрекала пролить братнюю кровь. Сумасшедшего хана низложил Чингисид угэдейской ветви, Али-султан, человек жестокий (мусульманские авторы тоже называют его "свирепым тираном").
К дворцовым смутам прибавилось общенародное бедствие: в Семиречье начала свирепствовать чума. Али-Султан объявил, что во всех несчастьях виноваты христиане. Латинские миссионеры в Алмалыке вместе со своим епископом Ричардом погибли мучительной смертью; затем по всему Семиречью началась резня несториан. Волны мусульманского фанатизма перекатились в Маверроунахр, где захватил власть дервиш Халиль, называвший себя потомком Чингиса (в источниках, приводящих списки Чингисидов, - его имя не значится, возможно, это был самозванец). Халиль перенял у своего соперника Али-Султана лозунг "джихада" - мусульманской "священной войны" - и также приступил к истреблению несториан. Так порочные методы несторианских и латинских миссий привели к резне 1339 года, когда брат убивал брата. Несторианская Церковь в Центральной Азии была почти полностью уничтожена.
Религиозная война страшнее обычной войны. Она отличается жестокостью и беспощадностью. Думая, что поднимаются на защиту своих святынь, люди могут впасть в ослепление фанатизма - и тогда уже не способны разглядеть в своем противнике брата по человечеству. Фанатичные толпы часто не слушают ни законных правителей, ни даже религиозных наставников. Что самое ужасное - страдает множество невинных людей. А ведь в Библии сказано: "Голос крови брата твоего вопиет ко Господу от земли" (Быт.4,10). Еще более грозные слова звучат в Коране: "Кто убил душу человеческую без вины, тот как будто бы убил людей всех" (Сура 5, аят 35/32/).
Л. Н. Гумилев высказывает предположение, что "именно удар в спину, нанесенный римо-католиками, сделал несторианскую церковь на Востоке нежизнеспособной и беззащитной перед буддизмом и мусульманством, разделившими в конце ХIV века несторианское наследство". Однако это мнение далеко не бесспорно. Миссионерскую практику самих несториан, особенно в мусульманской среде, смело можно назвать самоубийственной.
К чести Туркменистана можно отметить, что здесь не было межрелигиозной бойни. Туркменские мусульмане предоставили несторианским общинам возможность угасать естественным образом, от отсутствия духовенства.
Преемниками монгольских династий во владычестве над Центральной Азией стали Амир Темур и его потомки. Историк Ибн-Арабшах сообщает, что одна из жен Амира Темура, дочь Хызр-хана, была несторианкой. Однако неясно: как это могло быть? Ведь её отец, хан Могулистана Хызр-Ходжа отличался приверженностью к мусульманству и даже проводил насильственную исламизацию уйгуров. Как же и где эта женщина приняла несторианскую веру? Возможно, что именно её крещение привело к трагическим событиям, разыгравшимся в Самарканде.
Известно, что несторианским проповедникам удалось окрестить какую-то из жен Амира Темура. Но он был не из тех людей, которые позволяют хозяйничать посторонним в своем гареме. Последовала казнь миссионеров и полное истребление несторианской общины в Самарканде. Часть несториан попыталась укрыться в своих убежищах за арыком Даргом, но их настигли и перебили. Перед пещерой, в которой спрятались последние беглецы, развели огромный костер, и те задохнулись от дыма. До новейших времен в окрестностях Самарканда (в Паст-Даргомском районе) сохранились памятники того давнего разгрома: развалины, называемые "кафир-кала" - "укрепление неверных", а поблизости - "кафир-мола" - "пещера неверных", где задохнулись несториане.
Некоторые исследователи считают, что Амир Темур "уничтожил последних христиан Центральной Азии". Однако это мнение действительности не соответствует. С самого начала своего правления Амир Темур, при том, что являлся ревностным мусульманином, руководствовался многими положениями "Великой Ясы" Чингисхана, в том числе - необходимой для правителя империи веротерпимостью. Уничтожение самаркандских несториан было не религиозным актом, а его личной реакцией на их миссионерскую выходку. Самаркандская несторианская община погибла в 1376 году, а побывавший при дворе Амира Темура через сорок лет после этого посол кастильского короля Рюи Гонсалес де Клавихо встретил в Самарканде множество христиан - и несториан, и сирийских яковитов, и армян, и греков (православных). Эти люди были переселены Амиром Темуром из завоеванных стран в его столицу: как известно, он свозил отовсюду "самых красивых, самых умелых, самых знающих и самых талантливых", чтобы и их трудами Самарканд украшался ещё больше.
По-видимому, в ХV веке в Центральной Азии ещё имелись укрывавшиеся в глухих местах отдельные общины несториан, а возможно, и других исповеданий. Однако их существование в "катакомбах", при отсутствии епископата и, следовательно, без возможности рукополагать новых священников должно было неминуемо угаснуть. В 1603 году латинский миссионер Гоэс беседовал с правителем восточнотуркестанского города Джамина (ныне Карашар), который хвалил христианство и рассказывал, что христианами были его предки. Однако Гоэс, пересекший всю Центральную Азию, нигде не нашел никаких христиан.
В ХIII веке багдадский несторианский католикос-патриарх имел в своем ведении 25 митрополий, 126 епископских кафедр. В следующем столетии сохранилась только горстка малочисленных несторианских общин в горах Урминэ и Курдистана. Могучая несторианская церковная организация как бы мгновенно остановилась в своем развитии и стала рассыпаться в прах.
Возвышение несториан дошло до того, что они стояли на пороге создания охватывающей всю Азию "христианской империи третьего типа", - отличающейся как от православных держав Византии и Руси, так и от римо-католических государств Запада. Л. Н. Гумилев утверждает даже: "Тысячелетняя история Азии от Мраморного до Желтого моря - это история сложения и гибели этноконфессиональной несторианской цивилизации". В своем фундаментальном труде "Поиски вымышленного царства", ныне являющимся главным пособием по изучению духовной истории Азии монгольского периода, он пишет: "Проблема исчезновения несторианства столь сложна, что заслуживает специального исследования не меньшего объема, чем предпринятое нами". Востоковед Айдер Куркчи подчеркивает: "После Л. Н. Гумилева до сих пор не существует второй попытки "взять тему" - описать причину падения несторианства на Востоке". Взгляд на события, связанные с "несбывшейся историей несторианства", требует анализа исторической ситуации не в одной Центральной Азии, но и в Персии, и в Китае, а в монгольской период - и на Руси. С православной точки зрения эта проблема представляет отнюдь не только исследовательский интерес, но тесно соприкасается со многими животрепещущими проблемами современности. Происшедший всего за несколько десятилетий (по историческим масштабам - мгновенно) крах мощной несторианской организации во всех странах средневековой Азии служит ярким примером того, к чему может привести любое искажение веры и разрыв общения с Вселенской Соборной Церковью. Порочные методы прозелитизма, некогда применявшиеся несторианами и приведшие к почти полному их истреблению в межрелигиозной резне 1339 года, в точности напоминают методику многих нынешних сект: это указание на грозную опасность, которую таит в себе деятельность сектантов в современных центральноазиатских государствах и вообще в мусульманских странах.
Казалось, что несторианам всякий раз не хватало какого-то "чуть-чуть" для осуществления их планов, для достижения величия и господства. Чагатай "чуть-чуть" не успел подавить мусульман Маверроунахра. Мункэ "чуть-чуть" не крестился вместе со своей монгольской державой. Хулагу "чуть-чуть" не сокрушил весь вообще мусульманский мир. В лице Ариг-Буги "чуть-чуть" не появился великий хан, способный объявить несторианство государственной религией империи Чингисидов. Так что же это за "чуть-чуть"? Почему Господь не попустил несторианству восторжествовать?
Погибельным "чуть-чуть" для несториан, как для любых еретиков, явилось отступление от чистоты Христовой веры. Вроде бы "чуточное" искажение догматов или канонов Святой Церкви Господней приводит к ущербности мировоззрения. Отсюда: забвение о спасении собственной души и лихорадочное стремление обратить всех окружающих в свою "конфессию". Отсюда: вместо стремления в Царство Небесное - является желание властвовать и господствовать здесь, на земле. "Чуточная" ложь, примешанная к Божественной Истине, разверзается пропастью, уходящей в бездну погибели.
В истории несторианства не было таких грязных и кровавых страниц, как в истории средневекового папского Рима. Однако при возвышении несторианской церкви в ней уже появлялись те же черты, что и в папизме: властолюбие, политиканство, высокомерие, неразборчивость в средствах и методах проповеди, развращенность духовенства, падение нравов среди верующих.
Напряженность в отношениях между мусульманским и христианским мирами, во многих регионах остро чувствующаяся и в наши дни, коренится именно в средневековых авантюрах папизма и несторианства. До пресловутых "крестовых походов" мусульмане видели в христианстве близкую и дружественную религию; арабские халифы, духовные главы мусульман, христианам покровительствовали. Латинские рыцари и монгольские несториане, шедшие огнем и мечом навязывать свои верования мусульманам, разрушили это согласие. Именно с тех пор мусульмане стали называть христиан не "назаретянами", к которым Коран предписывает уважение и дружелюбие, а "кафирами" - "неверными". Это предубеждение может быть преодолено только православным смирением и кротостью, нелицемерной христианской любовью.
В современных исторических трудах можно встретить сетования: мол, только из-за предательства римо-католиков, обманувших ожидания искавших с ними союза несториан, потерпел поражение "желтый крестовый поход", - иначе, дескать, весь Восток стал бы "христианским". Но это - только человеческие мирские умствования по поводу путей Промысла Божия. Какое именно "христианство" сулил успех монгольских "крестоносцев"? Мы знаем, что Православную Византию разрушили "крестоносцы" папские, вероломно захватившие в 1204 году Константинополь. Какая участь могла ожидать Православную Русь, зажатую между латинством и несторианством? Мы знаем о враждебности несториан к православным: трудно сомневаться в том, что, будь их воля, несторианская деятельность в Московской Руси мало чем отличалась бы от латинских насильственных "миссий" в юго-западных русских областях, захваченных Литвой и Польшей. Но Господь не попустил еретического ига для Русской земли.
Исторический выбор народы Центральной Азии сделали в пользу Ислама: после арабского завоевания большинство населения приняло мусульманство. Однако ещё шесть столетий здесь спокойно существовали многочисленные христианские общины: отношение к мусульманам оставалось благосклонным. Только властолюбие несториан и порочные методы несторианских миссий привели их к крушению.
Если бы христиане Центральной Азии остались "мелькитами", сберегли бы святыню Православной веры, - нет сомнения, что история Церкви здесь была бы неразрывной, без длившегося около четырех веков "провала" в молитве и совершении Таинств. Проповедь Православия тиха и мирна, она чуждается навязчивого прозелитизма: эта проповедь есть прежде всего исповедание любви к Богу и людям, свидетельствуемое чистотой христианской жизни. Такой путь вызывает уважение у приверженцев Ислама.
На протяжении веков многократно возникали тяжелейшие конфликты между мусульманами и римо-католиками, несторианами, а затем и протестантами. Однако последователи, умеющие отделять религию от политики, могут засвидетельствовать: на всем протяжении истории между Исламом и Православием конфликтов не возникало никогда. Яркий пример тому: действия мусульманских правителей Золотой Орды. Восточные Патриархаты сохранялись на территории Египетского и Турецкого султанатов и ныне свободно действуют в мусульманском мире. Еще один ярчайший пример добрососедства мусульман и православных: история основанной в ХIХ веке Туркестанской (Среднеазиатской) епархии Русской Православной церкви.
Первый Туркестанский архипастырь ХIХ века, архиепископ Софония (Сокольский), глубоко изучивший историю Центральной Азии, пишет: "Все громадное, многовековое здание несторианства не устояло в искусительном огне народных переворотов. В нем недоставало смиренной преданности в волю Божию и закрепления его узами Евангельской любви, духовного общения и единения с Церковью Вселенской, - а ещё более недоставало оживления его духом Истины Божией, духом Православия. И вот это дело, казавшееся Божиим и святым, - сгорело, рухнуло и рассыпалось, подобно тем предприятиям и делам, которые слагаются "не из злата, серебра и камения честна, а из дерева, сена и трости" (1 Кор. 3, 12)".
Туркменский народ, избежав религиозных потрясений, не избежал потрясений политических. При переходе власти от Чингисидов к Амиру Темуру и его династии по земле Туркменистана вновь прокатилась война. Эпоху Темура и Темуридов называют "мусульманским Ренессансом": попав в систему Темуридских государств, Туркменистан начал несколько оправляться от бедствий, испытанных при монгольском владычестве. Строятся величественные здания, среди них - знаменитая мечеть в Анау, восстанавливаются мавзолеи Бурейды и аль-Хакама в Мерве. Развиваются искусства, среди них - и фресковая портретная живопись, керамика с изображениями животных и растений, на знаменитых туркменистанских коврах появляется не только орнамент, но и изображение коней и караванов верблюдов. (Вопреки распространенному мнению, запрет на изображение живых существ в Исламе не обязателен и был принят далеко не во всех мусульманских странах.) Туркменские мастера достигают высокого искусства в чеканке, резьбе по камню и дереву, изготавливают стекло, не уступающее венецианским образцам. Развиваются религиозная мысль, суфийская литература и поэзия.
Однако и этот период истории не был безоблачным: Темуриды не смогли хранить мир между собою. Туркменская земля не раз становилась ареной их междоусобиц. И уже в эту эпоху начались набеги так называемых "узбекских" ханов.
"Узбекские" ханы имеют к современному узбекскому народу весьма косвенное отношение. Амир Темур в своем "Уложении" весьма резко отзывается об этих "узбеках", - имея в виду, конечно, отнюдь не население своего родного Маверроунахра. Степные вожди, называвшие себя "узбеками", были потомками мусульманских вельмож хана Узбека, ордынских ветеранов, оставшихся при его дворе после исламизации. Когда распалась Золотая Орда, "узбекская" аристократия ушла в Великую Степь - и там, имея опыт государственной и полководческой деятельности, сумела возглавить кочевников и создать собственные армии. Жители Маверроунахра с древнейших времен отличались лояльностью к действующей власти: когда их край был "чагатайским улусом", они называли себя "чагатаями", а когда воцарились "узбекские" династии - стали именоваться узбеками, и это имя народа сохранилось по сей день.
В начале ХVI века "узбекские" армии завоевывают Маверроунахр. Затем начинается длительнейшая и кровавая борьба за Туркменистан, которую ведут отнюдь не туркменские силы. В соперничество за обладание многострадальной землей вступают персидско-азербайджанская династия Сефевидов, Бухарский "узбекский" эмират и Хорезмийский "узбекский" султанат (ставший впоследствии Хивинским "узбекским" ханством). Каждый из противоборствующих властителей подкупом, коварством или насилием стремится привлечь на свою сторону туркменские племена: вновь под чужими знаменами туркмены идут друг против друга, льется братская кровь. Из числа персидских правителей особой жестокостью отличался Надиршах, по чьему приказу была разрушена Мервская плотина: прежде плодороднейшие земли стали пустыней. Надиршах собирал с туркмен "налог кровью", забирая в свое войско всех, способных носить оружие, - а семьи этих солдат в это же время обременялись непосильными поборами. Разрозненный народ не имел сил свергнуть тирана. Восстали текинцы, - Надиршах восстание подавил и приказал складывать башни из голов казненных повстанцев.
В целом ситуация в Центральной Азии была практически такой же, как положение Руси во времена удельных междоусобиц, когда "князья друг на друга крамолу ковали". В разные периоды на территории региона насчитывалось до сорока государствоподобных образований: местные правители стремились в кровавых конфликтах расширить свои владения или обогатиться за счет соседей. От междоусобной резни не спасало ни единство мусульманской веры, ни этническое тюркское родство, ни сходство языков: братья шли войной на братьев. Развивались дичайшие формы государственного "бизнеса": грабеж соседей и захват пленных для продажи в рабство казались выгоднее, чем мирное развитие собственной экономики. Ужас ситуации усугублялся персидской экспансией, набегами калмыков, казахов и афганских племен. Посланец Петра I Флорио Беневени, побывавший в этом краю в 1723 году, отмечал: "Все генерально между собою драки имеют". По подсчетам историков, в течение целых трех столетий Центральная Азия имела всего шесть мирных лет: все остальное время в различных "горячих точках" шло кровопролитие.
Даже в этой тягостной ситуации положение туркменского народа являлось наихудшим. Воинская доблесть - качество, которое для других народов служило началом создания собственной государственности, для туркмен обернулось бедствием. Абулгази-хан, один из лучших правителей Хивы, искренне симпатизировавший туркменам, однажды обмолвился фразой: "Всем нужна туркменская конница". Это утверждение имеет жуткий смысл: всем нужна была туркменская конница - всем нужна была туркменская кровь. Страшное разорение родной земли Туркменистана вынуждало многих искать лучшей доли в иных краях: и туркменские роды становились на службу чужим правителям. Туркменские отряды оказались на службе у эмиров Бухары или беков Шахрисабза, у казахских ханов или калмыцких тайшей. Туркменскую конницу первой бросали в огонь междоусобиц, и в кровавой игре удельных властолюбий туркмены несли наибольшие потери. Скорбь народа отразилась в строках гениального туркменского поэта Махтумкули:
Грабеж и бедность. И, греша,
Ожесточается душа;
И ветер, яростью дыша,
Огнем проходит над степями.
В Хорезмийско-Хивинском государстве туркменская гвардия играла особую роль, и туркменская аристократия постепенно начала выдвигаться в правительственные круги. Несколько раз туркменским вельможам даже удавалось оттеснить ордынскую династию и самим на некоторое время возглавить Хорезм. Но, как и прежде сельджуки, так и эти туркменские правители "пользы народу не принесли", - ибо думали лишь о своей власти и чести или, в лучшем случае, только о собственном племени, а не обо всем туркменском народе. Лучшие сыны народа остро чувствовали необходимость объединения; Махтумкули призывал:
Теке, гоклен, языр, алиль, иомуд Пускай семьей единою живут.
Однако мудрого и самоотверженного вождя, способного дать Туркменистану единство, не находилось.
Невыносимые условия жизни в смутные времена заставляли людей уходить в дальнюю эмиграцию. Десятки тысяч туркмен переселялись в стабильные государства: в Турецкий султанат или в Россию (несколько многочисленных туркменских родов осело в Астрахани). Русский царь Петр I, известный своим стремлением "прорубать окна" на различные моря, сделал попытку выйти на Каспий. Туркмены были проводниками отряда князя Бековича-Черкасского, погибшего в этой военной авантюре. В России туркмены были хорошо известны: и честностью своих купцов, и гостеприимством, проявляемым в своем собственном краю. Русский "торговый человек" Мартын Кондратьев в 1647 году отмечал: "Туркменские люди пропускают нас вцеле, и шкоды никакой ни в чем от туркменцев не бывает". Туркмены соперничали с калмыками за получение выгодной работы: охраны направлявшихся в глубь Азии русских купеческих караванов. Туркменский правитель Хорезма Исфендиар-хан вынашивал идею союза Хорезма, России и Бухары для борьбы с набегами калмыков. Туркмены искали союза и дружбы с Россией (но, конечно, отнюдь не российского военного вторжения, как это произошло впоследствии).
Духовной опорой туркменского народа в тяжелые времена стал суфизм: аскетически-политическая форма Ислама, многими своими чертами напоминающая православное монашество.
Суфизм есть реакция на "мир, лежащий во зле": суфий отрешается от этого зла, уходя в свой внутренний мир и занимаясь его совершенством. Суфийская литература, прежде всего - поэзия, сочетает в себе красоту формы и глубину философской мысли. Широкое распространение суфизма в Туркменистане началось ещё в ХI веке. Изобретателем знаменитой суфийской поэтической строфы "рубайя" был туркмен Абу-Саид. В городе Нисе (бывшей столице древней Парфии) находилось более 400 почитаемых гробниц суфийских шейхов, так что Нису называли "Малой Сирией". Жизнеописания шейхов служили для туркмен таким же утешением, как для русских - жития святых.
Отток туркменов-сельджуков за пределы родной земли, тяжелейший монгольский гнет, роль наемного "воинского мяса" в центральноазиатских междоусобицах - все это грозило гибелью, полным уничтожением туркменского этноса. Однако, хотя и не сумев достичь единения политического, туркмены сохранили глубинное духовное единство, - потому в жутких условиях смогли совершить главное: выстоять и выжить, сохраниться как народ, способный вновь заявить о себе в истории.
В наши дни Президент Сапармурат Туркменбаши с полным правом утверждает: "Да, у нас не было государства, но у нас были сильные и энергичные предки. Благодаря им, несмотря на тяжелейшие испытания, туркмены сохранили свой язык, традиции и обычаи, развили свое самобытное искусство, пропущенное через сито чистоты и таланта народа. Мы можем гордиться этим".
В 1839 году Казахский Большой Жуз в поисках защиты от кокандско-афганских нашествий принял решение о присоединении к Российской империи, а затем - восставшие против власти Коканда киргизы Таласской и Чуйской долин тоже призвали на помощь Россию. За этим мирным продвижением в Центральную Азию последовала военная авантюра императора Александра II, затеявшего соперничество с Великобританией за "сферы влияния на Востоке". Ни в Маверроунахр, ни в Туркменистан русского "белого царя" не звал никто: дальнейшие события явились интервенцией, завоевательной войной. Русские войска захватили государства Маверроунахра, из-за своей раздробленности и взаимных распрей не сумевшие устоять против завоевателей (независимость сохранил только Бухарский эмират). Но в Туркменистане могучая Российская империя нежданно встретила твердое сопротивление.
"Двадцать долгих лет туркмены, одновременно отражая нашествие хивинцев, бухарцев, иранцев, курдов, вели борьбу с царскими войсками... Победоносно завоевывая все новые земли в Средней Азии, русская армия споткнулась и надолго застряла в Туркменистане. Каждый шаг царских войск в глубь туркменских земель стоил обеим сторонам многих человеческих жизней", - пишет Овез Гундогдыев.
В ведении военных действий туркмены отличались благородством, словно в соответствии со своим героическим эпосом "Героглы":
Из-за угла не нападай,
Лишь трусы прячутся в углы.
Идя на бой, предупреждай:
Сражаться идет Героглы!
Гениальный полководец завоевателей, генерал Скобелев (личность весьма неоднозначная: в Средней Азии он оставил по себе недобрую память), положившись на честное слово туркмен, в сопровождении их отряда спокойно разъезжал по покоряемому краю.
К сожалению, противоположная сторона таким благородством не отличалась. Некоторые российские генералы не понимали и не желали понимать, в каком краю оказались. Этих военных карьеристов раздражала невозможность посылки в Петербург победных реляций. На их совести клевета на туркмен и провоцирование русских войск на жестокость. Русская армия, известная своим человечным отношением к мирному населению, нигде и никогда - ни прежде, ни после - не проявляла себя так недостойно, как при завоевании Туркменистана. Это завоевание - позорное пятно российской истории, требующее покаяния в сознании русского народа и в честных трудах русских историков.
К дворцовым смутам прибавилось общенародное бедствие: в Семиречье начала свирепствовать чума. Али-Султан объявил, что во всех несчастьях виноваты христиане. Латинские миссионеры в Алмалыке вместе со своим епископом Ричардом погибли мучительной смертью; затем по всему Семиречью началась резня несториан. Волны мусульманского фанатизма перекатились в Маверроунахр, где захватил власть дервиш Халиль, называвший себя потомком Чингиса (в источниках, приводящих списки Чингисидов, - его имя не значится, возможно, это был самозванец). Халиль перенял у своего соперника Али-Султана лозунг "джихада" - мусульманской "священной войны" - и также приступил к истреблению несториан. Так порочные методы несторианских и латинских миссий привели к резне 1339 года, когда брат убивал брата. Несторианская Церковь в Центральной Азии была почти полностью уничтожена.
Религиозная война страшнее обычной войны. Она отличается жестокостью и беспощадностью. Думая, что поднимаются на защиту своих святынь, люди могут впасть в ослепление фанатизма - и тогда уже не способны разглядеть в своем противнике брата по человечеству. Фанатичные толпы часто не слушают ни законных правителей, ни даже религиозных наставников. Что самое ужасное - страдает множество невинных людей. А ведь в Библии сказано: "Голос крови брата твоего вопиет ко Господу от земли" (Быт.4,10). Еще более грозные слова звучат в Коране: "Кто убил душу человеческую без вины, тот как будто бы убил людей всех" (Сура 5, аят 35/32/).
Л. Н. Гумилев высказывает предположение, что "именно удар в спину, нанесенный римо-католиками, сделал несторианскую церковь на Востоке нежизнеспособной и беззащитной перед буддизмом и мусульманством, разделившими в конце ХIV века несторианское наследство". Однако это мнение далеко не бесспорно. Миссионерскую практику самих несториан, особенно в мусульманской среде, смело можно назвать самоубийственной.
К чести Туркменистана можно отметить, что здесь не было межрелигиозной бойни. Туркменские мусульмане предоставили несторианским общинам возможность угасать естественным образом, от отсутствия духовенства.
Преемниками монгольских династий во владычестве над Центральной Азией стали Амир Темур и его потомки. Историк Ибн-Арабшах сообщает, что одна из жен Амира Темура, дочь Хызр-хана, была несторианкой. Однако неясно: как это могло быть? Ведь её отец, хан Могулистана Хызр-Ходжа отличался приверженностью к мусульманству и даже проводил насильственную исламизацию уйгуров. Как же и где эта женщина приняла несторианскую веру? Возможно, что именно её крещение привело к трагическим событиям, разыгравшимся в Самарканде.
Известно, что несторианским проповедникам удалось окрестить какую-то из жен Амира Темура. Но он был не из тех людей, которые позволяют хозяйничать посторонним в своем гареме. Последовала казнь миссионеров и полное истребление несторианской общины в Самарканде. Часть несториан попыталась укрыться в своих убежищах за арыком Даргом, но их настигли и перебили. Перед пещерой, в которой спрятались последние беглецы, развели огромный костер, и те задохнулись от дыма. До новейших времен в окрестностях Самарканда (в Паст-Даргомском районе) сохранились памятники того давнего разгрома: развалины, называемые "кафир-кала" - "укрепление неверных", а поблизости - "кафир-мола" - "пещера неверных", где задохнулись несториане.
Некоторые исследователи считают, что Амир Темур "уничтожил последних христиан Центральной Азии". Однако это мнение действительности не соответствует. С самого начала своего правления Амир Темур, при том, что являлся ревностным мусульманином, руководствовался многими положениями "Великой Ясы" Чингисхана, в том числе - необходимой для правителя империи веротерпимостью. Уничтожение самаркандских несториан было не религиозным актом, а его личной реакцией на их миссионерскую выходку. Самаркандская несторианская община погибла в 1376 году, а побывавший при дворе Амира Темура через сорок лет после этого посол кастильского короля Рюи Гонсалес де Клавихо встретил в Самарканде множество христиан - и несториан, и сирийских яковитов, и армян, и греков (православных). Эти люди были переселены Амиром Темуром из завоеванных стран в его столицу: как известно, он свозил отовсюду "самых красивых, самых умелых, самых знающих и самых талантливых", чтобы и их трудами Самарканд украшался ещё больше.
По-видимому, в ХV веке в Центральной Азии ещё имелись укрывавшиеся в глухих местах отдельные общины несториан, а возможно, и других исповеданий. Однако их существование в "катакомбах", при отсутствии епископата и, следовательно, без возможности рукополагать новых священников должно было неминуемо угаснуть. В 1603 году латинский миссионер Гоэс беседовал с правителем восточнотуркестанского города Джамина (ныне Карашар), который хвалил христианство и рассказывал, что христианами были его предки. Однако Гоэс, пересекший всю Центральную Азию, нигде не нашел никаких христиан.
В ХIII веке багдадский несторианский католикос-патриарх имел в своем ведении 25 митрополий, 126 епископских кафедр. В следующем столетии сохранилась только горстка малочисленных несторианских общин в горах Урминэ и Курдистана. Могучая несторианская церковная организация как бы мгновенно остановилась в своем развитии и стала рассыпаться в прах.
Возвышение несториан дошло до того, что они стояли на пороге создания охватывающей всю Азию "христианской империи третьего типа", - отличающейся как от православных держав Византии и Руси, так и от римо-католических государств Запада. Л. Н. Гумилев утверждает даже: "Тысячелетняя история Азии от Мраморного до Желтого моря - это история сложения и гибели этноконфессиональной несторианской цивилизации". В своем фундаментальном труде "Поиски вымышленного царства", ныне являющимся главным пособием по изучению духовной истории Азии монгольского периода, он пишет: "Проблема исчезновения несторианства столь сложна, что заслуживает специального исследования не меньшего объема, чем предпринятое нами". Востоковед Айдер Куркчи подчеркивает: "После Л. Н. Гумилева до сих пор не существует второй попытки "взять тему" - описать причину падения несторианства на Востоке". Взгляд на события, связанные с "несбывшейся историей несторианства", требует анализа исторической ситуации не в одной Центральной Азии, но и в Персии, и в Китае, а в монгольской период - и на Руси. С православной точки зрения эта проблема представляет отнюдь не только исследовательский интерес, но тесно соприкасается со многими животрепещущими проблемами современности. Происшедший всего за несколько десятилетий (по историческим масштабам - мгновенно) крах мощной несторианской организации во всех странах средневековой Азии служит ярким примером того, к чему может привести любое искажение веры и разрыв общения с Вселенской Соборной Церковью. Порочные методы прозелитизма, некогда применявшиеся несторианами и приведшие к почти полному их истреблению в межрелигиозной резне 1339 года, в точности напоминают методику многих нынешних сект: это указание на грозную опасность, которую таит в себе деятельность сектантов в современных центральноазиатских государствах и вообще в мусульманских странах.
Казалось, что несторианам всякий раз не хватало какого-то "чуть-чуть" для осуществления их планов, для достижения величия и господства. Чагатай "чуть-чуть" не успел подавить мусульман Маверроунахра. Мункэ "чуть-чуть" не крестился вместе со своей монгольской державой. Хулагу "чуть-чуть" не сокрушил весь вообще мусульманский мир. В лице Ариг-Буги "чуть-чуть" не появился великий хан, способный объявить несторианство государственной религией империи Чингисидов. Так что же это за "чуть-чуть"? Почему Господь не попустил несторианству восторжествовать?
Погибельным "чуть-чуть" для несториан, как для любых еретиков, явилось отступление от чистоты Христовой веры. Вроде бы "чуточное" искажение догматов или канонов Святой Церкви Господней приводит к ущербности мировоззрения. Отсюда: забвение о спасении собственной души и лихорадочное стремление обратить всех окружающих в свою "конфессию". Отсюда: вместо стремления в Царство Небесное - является желание властвовать и господствовать здесь, на земле. "Чуточная" ложь, примешанная к Божественной Истине, разверзается пропастью, уходящей в бездну погибели.
В истории несторианства не было таких грязных и кровавых страниц, как в истории средневекового папского Рима. Однако при возвышении несторианской церкви в ней уже появлялись те же черты, что и в папизме: властолюбие, политиканство, высокомерие, неразборчивость в средствах и методах проповеди, развращенность духовенства, падение нравов среди верующих.
Напряженность в отношениях между мусульманским и христианским мирами, во многих регионах остро чувствующаяся и в наши дни, коренится именно в средневековых авантюрах папизма и несторианства. До пресловутых "крестовых походов" мусульмане видели в христианстве близкую и дружественную религию; арабские халифы, духовные главы мусульман, христианам покровительствовали. Латинские рыцари и монгольские несториане, шедшие огнем и мечом навязывать свои верования мусульманам, разрушили это согласие. Именно с тех пор мусульмане стали называть христиан не "назаретянами", к которым Коран предписывает уважение и дружелюбие, а "кафирами" - "неверными". Это предубеждение может быть преодолено только православным смирением и кротостью, нелицемерной христианской любовью.
В современных исторических трудах можно встретить сетования: мол, только из-за предательства римо-католиков, обманувших ожидания искавших с ними союза несториан, потерпел поражение "желтый крестовый поход", - иначе, дескать, весь Восток стал бы "христианским". Но это - только человеческие мирские умствования по поводу путей Промысла Божия. Какое именно "христианство" сулил успех монгольских "крестоносцев"? Мы знаем, что Православную Византию разрушили "крестоносцы" папские, вероломно захватившие в 1204 году Константинополь. Какая участь могла ожидать Православную Русь, зажатую между латинством и несторианством? Мы знаем о враждебности несториан к православным: трудно сомневаться в том, что, будь их воля, несторианская деятельность в Московской Руси мало чем отличалась бы от латинских насильственных "миссий" в юго-западных русских областях, захваченных Литвой и Польшей. Но Господь не попустил еретического ига для Русской земли.
Исторический выбор народы Центральной Азии сделали в пользу Ислама: после арабского завоевания большинство населения приняло мусульманство. Однако ещё шесть столетий здесь спокойно существовали многочисленные христианские общины: отношение к мусульманам оставалось благосклонным. Только властолюбие несториан и порочные методы несторианских миссий привели их к крушению.
Если бы христиане Центральной Азии остались "мелькитами", сберегли бы святыню Православной веры, - нет сомнения, что история Церкви здесь была бы неразрывной, без длившегося около четырех веков "провала" в молитве и совершении Таинств. Проповедь Православия тиха и мирна, она чуждается навязчивого прозелитизма: эта проповедь есть прежде всего исповедание любви к Богу и людям, свидетельствуемое чистотой христианской жизни. Такой путь вызывает уважение у приверженцев Ислама.
На протяжении веков многократно возникали тяжелейшие конфликты между мусульманами и римо-католиками, несторианами, а затем и протестантами. Однако последователи, умеющие отделять религию от политики, могут засвидетельствовать: на всем протяжении истории между Исламом и Православием конфликтов не возникало никогда. Яркий пример тому: действия мусульманских правителей Золотой Орды. Восточные Патриархаты сохранялись на территории Египетского и Турецкого султанатов и ныне свободно действуют в мусульманском мире. Еще один ярчайший пример добрососедства мусульман и православных: история основанной в ХIХ веке Туркестанской (Среднеазиатской) епархии Русской Православной церкви.
Первый Туркестанский архипастырь ХIХ века, архиепископ Софония (Сокольский), глубоко изучивший историю Центральной Азии, пишет: "Все громадное, многовековое здание несторианства не устояло в искусительном огне народных переворотов. В нем недоставало смиренной преданности в волю Божию и закрепления его узами Евангельской любви, духовного общения и единения с Церковью Вселенской, - а ещё более недоставало оживления его духом Истины Божией, духом Православия. И вот это дело, казавшееся Божиим и святым, - сгорело, рухнуло и рассыпалось, подобно тем предприятиям и делам, которые слагаются "не из злата, серебра и камения честна, а из дерева, сена и трости" (1 Кор. 3, 12)".
Туркменский народ, избежав религиозных потрясений, не избежал потрясений политических. При переходе власти от Чингисидов к Амиру Темуру и его династии по земле Туркменистана вновь прокатилась война. Эпоху Темура и Темуридов называют "мусульманским Ренессансом": попав в систему Темуридских государств, Туркменистан начал несколько оправляться от бедствий, испытанных при монгольском владычестве. Строятся величественные здания, среди них - знаменитая мечеть в Анау, восстанавливаются мавзолеи Бурейды и аль-Хакама в Мерве. Развиваются искусства, среди них - и фресковая портретная живопись, керамика с изображениями животных и растений, на знаменитых туркменистанских коврах появляется не только орнамент, но и изображение коней и караванов верблюдов. (Вопреки распространенному мнению, запрет на изображение живых существ в Исламе не обязателен и был принят далеко не во всех мусульманских странах.) Туркменские мастера достигают высокого искусства в чеканке, резьбе по камню и дереву, изготавливают стекло, не уступающее венецианским образцам. Развиваются религиозная мысль, суфийская литература и поэзия.
Однако и этот период истории не был безоблачным: Темуриды не смогли хранить мир между собою. Туркменская земля не раз становилась ареной их междоусобиц. И уже в эту эпоху начались набеги так называемых "узбекских" ханов.
"Узбекские" ханы имеют к современному узбекскому народу весьма косвенное отношение. Амир Темур в своем "Уложении" весьма резко отзывается об этих "узбеках", - имея в виду, конечно, отнюдь не население своего родного Маверроунахра. Степные вожди, называвшие себя "узбеками", были потомками мусульманских вельмож хана Узбека, ордынских ветеранов, оставшихся при его дворе после исламизации. Когда распалась Золотая Орда, "узбекская" аристократия ушла в Великую Степь - и там, имея опыт государственной и полководческой деятельности, сумела возглавить кочевников и создать собственные армии. Жители Маверроунахра с древнейших времен отличались лояльностью к действующей власти: когда их край был "чагатайским улусом", они называли себя "чагатаями", а когда воцарились "узбекские" династии - стали именоваться узбеками, и это имя народа сохранилось по сей день.
В начале ХVI века "узбекские" армии завоевывают Маверроунахр. Затем начинается длительнейшая и кровавая борьба за Туркменистан, которую ведут отнюдь не туркменские силы. В соперничество за обладание многострадальной землей вступают персидско-азербайджанская династия Сефевидов, Бухарский "узбекский" эмират и Хорезмийский "узбекский" султанат (ставший впоследствии Хивинским "узбекским" ханством). Каждый из противоборствующих властителей подкупом, коварством или насилием стремится привлечь на свою сторону туркменские племена: вновь под чужими знаменами туркмены идут друг против друга, льется братская кровь. Из числа персидских правителей особой жестокостью отличался Надиршах, по чьему приказу была разрушена Мервская плотина: прежде плодороднейшие земли стали пустыней. Надиршах собирал с туркмен "налог кровью", забирая в свое войско всех, способных носить оружие, - а семьи этих солдат в это же время обременялись непосильными поборами. Разрозненный народ не имел сил свергнуть тирана. Восстали текинцы, - Надиршах восстание подавил и приказал складывать башни из голов казненных повстанцев.
В целом ситуация в Центральной Азии была практически такой же, как положение Руси во времена удельных междоусобиц, когда "князья друг на друга крамолу ковали". В разные периоды на территории региона насчитывалось до сорока государствоподобных образований: местные правители стремились в кровавых конфликтах расширить свои владения или обогатиться за счет соседей. От междоусобной резни не спасало ни единство мусульманской веры, ни этническое тюркское родство, ни сходство языков: братья шли войной на братьев. Развивались дичайшие формы государственного "бизнеса": грабеж соседей и захват пленных для продажи в рабство казались выгоднее, чем мирное развитие собственной экономики. Ужас ситуации усугублялся персидской экспансией, набегами калмыков, казахов и афганских племен. Посланец Петра I Флорио Беневени, побывавший в этом краю в 1723 году, отмечал: "Все генерально между собою драки имеют". По подсчетам историков, в течение целых трех столетий Центральная Азия имела всего шесть мирных лет: все остальное время в различных "горячих точках" шло кровопролитие.
Даже в этой тягостной ситуации положение туркменского народа являлось наихудшим. Воинская доблесть - качество, которое для других народов служило началом создания собственной государственности, для туркмен обернулось бедствием. Абулгази-хан, один из лучших правителей Хивы, искренне симпатизировавший туркменам, однажды обмолвился фразой: "Всем нужна туркменская конница". Это утверждение имеет жуткий смысл: всем нужна была туркменская конница - всем нужна была туркменская кровь. Страшное разорение родной земли Туркменистана вынуждало многих искать лучшей доли в иных краях: и туркменские роды становились на службу чужим правителям. Туркменские отряды оказались на службе у эмиров Бухары или беков Шахрисабза, у казахских ханов или калмыцких тайшей. Туркменскую конницу первой бросали в огонь междоусобиц, и в кровавой игре удельных властолюбий туркмены несли наибольшие потери. Скорбь народа отразилась в строках гениального туркменского поэта Махтумкули:
Грабеж и бедность. И, греша,
Ожесточается душа;
И ветер, яростью дыша,
Огнем проходит над степями.
В Хорезмийско-Хивинском государстве туркменская гвардия играла особую роль, и туркменская аристократия постепенно начала выдвигаться в правительственные круги. Несколько раз туркменским вельможам даже удавалось оттеснить ордынскую династию и самим на некоторое время возглавить Хорезм. Но, как и прежде сельджуки, так и эти туркменские правители "пользы народу не принесли", - ибо думали лишь о своей власти и чести или, в лучшем случае, только о собственном племени, а не обо всем туркменском народе. Лучшие сыны народа остро чувствовали необходимость объединения; Махтумкули призывал:
Теке, гоклен, языр, алиль, иомуд Пускай семьей единою живут.
Однако мудрого и самоотверженного вождя, способного дать Туркменистану единство, не находилось.
Невыносимые условия жизни в смутные времена заставляли людей уходить в дальнюю эмиграцию. Десятки тысяч туркмен переселялись в стабильные государства: в Турецкий султанат или в Россию (несколько многочисленных туркменских родов осело в Астрахани). Русский царь Петр I, известный своим стремлением "прорубать окна" на различные моря, сделал попытку выйти на Каспий. Туркмены были проводниками отряда князя Бековича-Черкасского, погибшего в этой военной авантюре. В России туркмены были хорошо известны: и честностью своих купцов, и гостеприимством, проявляемым в своем собственном краю. Русский "торговый человек" Мартын Кондратьев в 1647 году отмечал: "Туркменские люди пропускают нас вцеле, и шкоды никакой ни в чем от туркменцев не бывает". Туркмены соперничали с калмыками за получение выгодной работы: охраны направлявшихся в глубь Азии русских купеческих караванов. Туркменский правитель Хорезма Исфендиар-хан вынашивал идею союза Хорезма, России и Бухары для борьбы с набегами калмыков. Туркмены искали союза и дружбы с Россией (но, конечно, отнюдь не российского военного вторжения, как это произошло впоследствии).
Духовной опорой туркменского народа в тяжелые времена стал суфизм: аскетически-политическая форма Ислама, многими своими чертами напоминающая православное монашество.
Суфизм есть реакция на "мир, лежащий во зле": суфий отрешается от этого зла, уходя в свой внутренний мир и занимаясь его совершенством. Суфийская литература, прежде всего - поэзия, сочетает в себе красоту формы и глубину философской мысли. Широкое распространение суфизма в Туркменистане началось ещё в ХI веке. Изобретателем знаменитой суфийской поэтической строфы "рубайя" был туркмен Абу-Саид. В городе Нисе (бывшей столице древней Парфии) находилось более 400 почитаемых гробниц суфийских шейхов, так что Нису называли "Малой Сирией". Жизнеописания шейхов служили для туркмен таким же утешением, как для русских - жития святых.
Отток туркменов-сельджуков за пределы родной земли, тяжелейший монгольский гнет, роль наемного "воинского мяса" в центральноазиатских междоусобицах - все это грозило гибелью, полным уничтожением туркменского этноса. Однако, хотя и не сумев достичь единения политического, туркмены сохранили глубинное духовное единство, - потому в жутких условиях смогли совершить главное: выстоять и выжить, сохраниться как народ, способный вновь заявить о себе в истории.
В наши дни Президент Сапармурат Туркменбаши с полным правом утверждает: "Да, у нас не было государства, но у нас были сильные и энергичные предки. Благодаря им, несмотря на тяжелейшие испытания, туркмены сохранили свой язык, традиции и обычаи, развили свое самобытное искусство, пропущенное через сито чистоты и таланта народа. Мы можем гордиться этим".
В 1839 году Казахский Большой Жуз в поисках защиты от кокандско-афганских нашествий принял решение о присоединении к Российской империи, а затем - восставшие против власти Коканда киргизы Таласской и Чуйской долин тоже призвали на помощь Россию. За этим мирным продвижением в Центральную Азию последовала военная авантюра императора Александра II, затеявшего соперничество с Великобританией за "сферы влияния на Востоке". Ни в Маверроунахр, ни в Туркменистан русского "белого царя" не звал никто: дальнейшие события явились интервенцией, завоевательной войной. Русские войска захватили государства Маверроунахра, из-за своей раздробленности и взаимных распрей не сумевшие устоять против завоевателей (независимость сохранил только Бухарский эмират). Но в Туркменистане могучая Российская империя нежданно встретила твердое сопротивление.
"Двадцать долгих лет туркмены, одновременно отражая нашествие хивинцев, бухарцев, иранцев, курдов, вели борьбу с царскими войсками... Победоносно завоевывая все новые земли в Средней Азии, русская армия споткнулась и надолго застряла в Туркменистане. Каждый шаг царских войск в глубь туркменских земель стоил обеим сторонам многих человеческих жизней", - пишет Овез Гундогдыев.
В ведении военных действий туркмены отличались благородством, словно в соответствии со своим героическим эпосом "Героглы":
Из-за угла не нападай,
Лишь трусы прячутся в углы.
Идя на бой, предупреждай:
Сражаться идет Героглы!
Гениальный полководец завоевателей, генерал Скобелев (личность весьма неоднозначная: в Средней Азии он оставил по себе недобрую память), положившись на честное слово туркмен, в сопровождении их отряда спокойно разъезжал по покоряемому краю.
К сожалению, противоположная сторона таким благородством не отличалась. Некоторые российские генералы не понимали и не желали понимать, в каком краю оказались. Этих военных карьеристов раздражала невозможность посылки в Петербург победных реляций. На их совести клевета на туркмен и провоцирование русских войск на жестокость. Русская армия, известная своим человечным отношением к мирному населению, нигде и никогда - ни прежде, ни после - не проявляла себя так недостойно, как при завоевании Туркменистана. Это завоевание - позорное пятно российской истории, требующее покаяния в сознании русского народа и в честных трудах русских историков.