Но сопротивления никто не оказывал. И не собирался. Потому что был не в состоянии.
В углу, в обшарпанном, с торчащими во все стороны лохмотьями обивки кресле полулежал мужик Совершенно пьяный мужик. На коленях у которого лежала такая же драная, как кресло, кошка. Которой пьяный мужик угрожал смертью, за которую ему ничего и ни от кого не будет…
Завидев незнакомых, сильно пахнущих собакой людей, кошка выгнула дугой спину и прыгнула на пол.
— Вы че, парни? — ошарашенно спросил мужик
Кошка, угрожающе урча, приблизилась к ноге Грибова. И зашипела, выставив вперед лапу с выпущенными во все стороны когтями.
— Я же сказал, всем оставаться на местах, — сказал Грибов и отодвинул кошку ногой в сторону.
— Вы, в натуре, откуда? — спросил мужик
— Из бюро добрых услуг.
— Каких услуг? — не понял мужик.
— Добрых. По экстренному выведению из состояния запоя. Околонаучными методами. Другие нуждающиеся в доме есть?
— Нет, только я и Мурка.
Грибов быстро осмотрел помещение. Но ничего не нашел, кроме пустых ящиков и бутылок. И еще переносного магнитофона.
— Ну и где она? — очень по-доброму спросил Грибов.
— Кто она?
— Девочка? Девочка где?
— Какая девочка?
— Вот эта, — сказал Грибов и включил переносной магнитофон.
«Мама. Это я. У меня все хорошо. Меня никто не обижает. Я очень соскучилась…» — сказал магнитофон.
— Ах ты гад! — выдохнул Григорьев. И сжал в руке пистолет. Так, что костяшки пальцев побелели.
Мужик опасливо скосился на пистолет. И сполз на пол. На колени. И так и остался стоять, в коленопреклоненном состоянии. То ли не имея сил подняться. То ли испытывая глубокое раскаяние.
— Не хотел, ребята. Честное слово, не хотел. Заставили…
— Где девочка? Урод! — взял мужика за грудки Григорьев.
— Какая… — завел было старую песню мужик.
— Дочь моя! — заорал Григорьев. — Которую я безумно люблю. И за которую готов зарыть десяток таких ублюдков, как ты! Где дочь моя?! — и рванул воротник рубахи так, что короткой пулеметной очередью во все стороны полетели пуговицы.
Вопли исстрадавшегося по отсутствию дочери папаши впечатляют больше, чем сухие вопросы ведущего допрос следователя Особенно если у того папаши в дрожащей руке боевой пистолет.
— Девочка? Ах девочка…
— Да! Дочь! Моя! — заходился в крике Григорьев, выпуская на перекошенные губы обильную слюну.
— Дочка его. Любимая. За которую он… В состоянии аффекта, — подтвердил Грибов.
— Ах дочь его? Дочь ваша… Так она не здесь. Она в другом доме, — быстро проговорил насмерть перепуганный пьяница. — С ней все нормально. Все хорошо.
— Где в другом?.. — встряхнул Григорьев свою жертву. — Где это место?
— Где — не знаю. Честное слово, не знаю. Мне говорили. Я делал. А больше…
— Врешь?
— Ну честное слово! Ну мамой клянусь! — канючил, плакал, стукался головой о грязный пол коленопреклоненный мужик.
— А деньги? Деньги где? Или тоже не знаешь?
— Какие деньги?
— Которые ты три часа назад получил. В «дипломате».
— Первый раз слышу о деньгах. Не знаю ни о каких деньгах.
Григорьев приблизил свое перекошенное лицо. Вплотную к неустановленной принадлежности чужому лицу.
— Сейчас я тебя убью, — известил он, — потому что ты сволочь и лжец. И не знаешь, где моя дочь. И не знаешь, где деньги. Которые получил три часа тому назад. Убью, и никто меня за это не накажет.
— Ах деньги, — «вспомнил» пьяница, — в «дипломате»? Так бы сразу и сказали. Что деньги. Есть деньги. Вот они деньги. Я просто сразу не понял.
И вытащил из-под кресла, на котором сидел и возле которого теперь стоял, — «дипломат».
— Этот, — кивнул Грибов, — он самый.
— Ну если близко лисий хвост, значит, близко лиска, — сказал Григорьев. — Значит, мы на правильном пути. — И, щелкнув замками, открыл «дипломат».
В «дипломате» лежали деньги. Несколько пачек российских купюр самого мелкого достоинства.
— А… — сказал Григорьев, — а где все остальное?
— Ну вот же! — показал мужик на несколько пустых бутылок, валяющихся вблизи кресла.
— Что? Вот на это…
— Ну нет, конечно. Еще закуска. Только я ее съел.
Следователи обалдело смотрели на пустой, как сама пустота, «дипломат». На рассыпавшиеся по полу деньги, на пьяницу и на пустые бутылки из-под водки
— А где же миллионы? Где доллары? — недоуменно спросил Григорьев.
— По всей видимости, там, где им надлежит быть. У преступников. Или на пути к ним, — жестко сказал Грибов. — В общем, сделал нас банкир. Как потерявших нюх собак. Дурно пахнущую кость бросил, в которую мы и вцепились. Кость бросил, а мясо увел. Мимо нас увел. И теперь везет его вымогателям. Два миллиона долларов.
Вначале банковскую охрану отсек. А потом нас, дураков. А мы еще радовались своей проницательности…
Все, плакали доллары. Теперь между ним и преступниками никто не стоит. Мы были последними… Теперь он, уверен, уже встречает свою дочь. Если она жива. Или свою смерть. Если они убили ее раньше.
Теперь мы уже ничего не сможем сделать. Потому что не успеем ничего сделать. Он обошел нас на финишной прямой…
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Глава 33
Глава 34
В углу, в обшарпанном, с торчащими во все стороны лохмотьями обивки кресле полулежал мужик Совершенно пьяный мужик. На коленях у которого лежала такая же драная, как кресло, кошка. Которой пьяный мужик угрожал смертью, за которую ему ничего и ни от кого не будет…
Завидев незнакомых, сильно пахнущих собакой людей, кошка выгнула дугой спину и прыгнула на пол.
— Вы че, парни? — ошарашенно спросил мужик
Кошка, угрожающе урча, приблизилась к ноге Грибова. И зашипела, выставив вперед лапу с выпущенными во все стороны когтями.
— Я же сказал, всем оставаться на местах, — сказал Грибов и отодвинул кошку ногой в сторону.
— Вы, в натуре, откуда? — спросил мужик
— Из бюро добрых услуг.
— Каких услуг? — не понял мужик.
— Добрых. По экстренному выведению из состояния запоя. Околонаучными методами. Другие нуждающиеся в доме есть?
— Нет, только я и Мурка.
Грибов быстро осмотрел помещение. Но ничего не нашел, кроме пустых ящиков и бутылок. И еще переносного магнитофона.
— Ну и где она? — очень по-доброму спросил Грибов.
— Кто она?
— Девочка? Девочка где?
— Какая девочка?
— Вот эта, — сказал Грибов и включил переносной магнитофон.
«Мама. Это я. У меня все хорошо. Меня никто не обижает. Я очень соскучилась…» — сказал магнитофон.
— Ах ты гад! — выдохнул Григорьев. И сжал в руке пистолет. Так, что костяшки пальцев побелели.
Мужик опасливо скосился на пистолет. И сполз на пол. На колени. И так и остался стоять, в коленопреклоненном состоянии. То ли не имея сил подняться. То ли испытывая глубокое раскаяние.
— Не хотел, ребята. Честное слово, не хотел. Заставили…
— Где девочка? Урод! — взял мужика за грудки Григорьев.
— Какая… — завел было старую песню мужик.
— Дочь моя! — заорал Григорьев. — Которую я безумно люблю. И за которую готов зарыть десяток таких ублюдков, как ты! Где дочь моя?! — и рванул воротник рубахи так, что короткой пулеметной очередью во все стороны полетели пуговицы.
Вопли исстрадавшегося по отсутствию дочери папаши впечатляют больше, чем сухие вопросы ведущего допрос следователя Особенно если у того папаши в дрожащей руке боевой пистолет.
— Девочка? Ах девочка…
— Да! Дочь! Моя! — заходился в крике Григорьев, выпуская на перекошенные губы обильную слюну.
— Дочка его. Любимая. За которую он… В состоянии аффекта, — подтвердил Грибов.
— Ах дочь его? Дочь ваша… Так она не здесь. Она в другом доме, — быстро проговорил насмерть перепуганный пьяница. — С ней все нормально. Все хорошо.
— Где в другом?.. — встряхнул Григорьев свою жертву. — Где это место?
— Где — не знаю. Честное слово, не знаю. Мне говорили. Я делал. А больше…
— Врешь?
— Ну честное слово! Ну мамой клянусь! — канючил, плакал, стукался головой о грязный пол коленопреклоненный мужик.
— А деньги? Деньги где? Или тоже не знаешь?
— Какие деньги?
— Которые ты три часа назад получил. В «дипломате».
— Первый раз слышу о деньгах. Не знаю ни о каких деньгах.
Григорьев приблизил свое перекошенное лицо. Вплотную к неустановленной принадлежности чужому лицу.
— Сейчас я тебя убью, — известил он, — потому что ты сволочь и лжец. И не знаешь, где моя дочь. И не знаешь, где деньги. Которые получил три часа тому назад. Убью, и никто меня за это не накажет.
— Ах деньги, — «вспомнил» пьяница, — в «дипломате»? Так бы сразу и сказали. Что деньги. Есть деньги. Вот они деньги. Я просто сразу не понял.
И вытащил из-под кресла, на котором сидел и возле которого теперь стоял, — «дипломат».
— Этот, — кивнул Грибов, — он самый.
— Ну если близко лисий хвост, значит, близко лиска, — сказал Григорьев. — Значит, мы на правильном пути. — И, щелкнув замками, открыл «дипломат».
В «дипломате» лежали деньги. Несколько пачек российских купюр самого мелкого достоинства.
— А… — сказал Григорьев, — а где все остальное?
— Ну вот же! — показал мужик на несколько пустых бутылок, валяющихся вблизи кресла.
— Что? Вот на это…
— Ну нет, конечно. Еще закуска. Только я ее съел.
Следователи обалдело смотрели на пустой, как сама пустота, «дипломат». На рассыпавшиеся по полу деньги, на пьяницу и на пустые бутылки из-под водки
— А где же миллионы? Где доллары? — недоуменно спросил Григорьев.
— По всей видимости, там, где им надлежит быть. У преступников. Или на пути к ним, — жестко сказал Грибов. — В общем, сделал нас банкир. Как потерявших нюх собак. Дурно пахнущую кость бросил, в которую мы и вцепились. Кость бросил, а мясо увел. Мимо нас увел. И теперь везет его вымогателям. Два миллиона долларов.
Вначале банковскую охрану отсек. А потом нас, дураков. А мы еще радовались своей проницательности…
Все, плакали доллары. Теперь между ним и преступниками никто не стоит. Мы были последними… Теперь он, уверен, уже встречает свою дочь. Если она жива. Или свою смерть. Если они убили ее раньше.
Теперь мы уже ничего не сможем сделать. Потому что не успеем ничего сделать. Он обошел нас на финишной прямой…
Глава 30
Банкир ехал в машине. Ехал по известному ему адресу. По известному одному только ему адресу. На заднем сиденье, в большом цветном полиэтиленовом пакете, лежали деньги. Два миллиона долларов. Не позже чем через полчаса он должен был увидеть свою дочь…
Глава 31
— А как ты с ними связь держал? — спросил Григорьев.
— Чего держал?
— Я говорю, как ты с хозяевами своими общался? Как узнавал, что делать? Или что не делать?
— Я? Никак не общался. Они мне звонили и говорили, что я должен сделать. Я и делал.
— А магнитофон?
— Магнитофон я в одном месте взял. Где мне сказали.
— Но ты их хотя бы раз видел?
— Кого?
— Хозяев!
— Нет. Ни разу. Они мне звонили и говорили…
— А «дипломат» взять тоже они приказали?
— Они.
— И место и время указали?
— Да.
Григорьев безнадежно махнул рукой.
— Все ясно. Игра втемную. Они ему задание и оплату. Он им — исполнение.
— А кто тебя первый раз к этой работе привлек? — спросил Грибов. — В самый первый раз?
— Меня? Мужик один.
— Какой мужик?
— Не знаю. Я его первый раз видел.
— А второй?
— Что второй?
— Второй раз видел?
— Нет. Больше нет…
Ситуация складывалась патовая. Для раскрытия преступления нужно было найти человека, который звонил и шантажировал родителей похищенной девочки. И он был найден, этот человек. Только толку от той победы было — ноль. Потому что связи от него никуда не шли. Он был один. И без девочки. Все, чем располагали сыщики, — это только голос на магнитофонной пленке. Который у них уже был.
— Ну что делать будем? — тихо спросил Григорьев своего напарника. Тот только плечами пожал.
— Может, пройдем по связям?
— Все его связи дальше ближайшей пивной не идут.
— А вдруг? Других зацепок все равно нет.
Грибов согласно кивнул. В данной ситуации предпринять ничего другого все равно было невозможно. А тут, если покопать и если при этой копке повезет, можно выцепить причинно-следственные связи.
Не бывает так, чтобы для исполнения таких конфиденциальных функций взяли человека просто с улицы. Должен был на него кто-то навести. И кому-то порекомендовать. Кто-то из своих. Кто хорошо его знает. Или хорошо изучил обстоятельства его жизни…
Правда, обычно подобная процедура докапывания до истины по второстепенным событиям жизни подозреваемого требует десятка многочасовых допросов. Это все равно что пытаться устанавливать форму брошенного в реку камня по кругам на воде. Но тех многих часов у сыщиков не было. Потому что их неразумный клиент уже шел на встречу с преступниками. Имея при себе два миллиона долларов наличности Шел скорее всего навстречу собственной смерти. Потому что убивают даже за тысячу долларов. А за два миллиона — почти всегда. Чтобы их, получив, тут же не лишиться.
Отсюда не оставалось ничего другого, как спрессовывать часы допросов в минуты. А лучше в секунды.
— Слышь, мужик, ты, наверное, здорово струхнул? — посочувствовал испуганному незнакомцу Грибов.
— Есть маленько, — признался тот.
— А теперь выпить хочешь? Чтобы расслабиться.
Мужик согласно кивнул, жадно косясь на недопитую бутылку. Необходимую ему в качестве противострессового лекарства.
— Ну тогда ладно, расслабься, раз такое дело. Мы же понимаем… Тебе теперь, может, несколько лет придется питаться исключительно безалкогольной баландой. На — пей, — милостиво разрешил Грибов и протянул пьянчужке бутылку.
За неимением «сыворотки правды» приходилось обходиться подручными средствами. Сорокаградусной крепости. Которые тоже имеют тенденцию развязывать языки.
— А вы? — участливо спросил мужик. — Как я один-то? Не по-людски так. Когда компания есть.
— Нам нельзя. У нас печень, — ответил Григорьев, — так что справляйся один. И за нас тоже.
Мужик не стал повторять своих предложений — запрокинул голову и «воткнул» в горло бутылку. И пока не осушил — не отлип.
— Все, — показал он на перевернутую вниз горлышком поллитровку, — теперь все.
Из бутылки не выкатилось ни единой капли. Словно ее высушили электрофеном.
— Спасибо вам, ребята.
— Да ладно. Водка-то твоя… — пожал плечами Грибов. — Садись пока. В ногах нужной всем нам правды нет.
Мужик расслабленно осел в кресло. И громко отрыгнул тем, что употребил.
— Слышь, дядя, а как тебя зовут? Вообще?
— Меня? Петром кличут.
— А где ты, Петя, живешь? — задал первый наводящий вопрос Григорьев. — Ну то есть мне интересно, где ты вообще живешь? Где живут такие замечательные Пети, как ты.
— Здесь. Здесь и живу, — показал на подвал пьянчужка.
— А до того, как здесь?
— Дома.
— Так у тебя еще и дом есть?
— А как же. Как без дома? Без дома — нельзя.
— А работаешь где?
— В доме.
— В своем? Ты что, домохозяин?
— Нет.
— А кто тогда?
— Ну этот. Который за всем присматривает. За чистотой там. За порядком. За которым если не присматривать, то знаешь какой бардак…
— Дворник, что ли?
— Нет, не дворник. Я в доме в одном. За хозяйством смотрю. И чтобы никто не влез. И за это там живу. В отдельной комнате.
— А почему сейчас не смотришь?
— Так ведь хозяева в отпуск уехали.
— И что же, они тебя там жить не оставили?
— Нет. Не оставили. Сказали в деревню к матери съездить.
— А ты?
— Ну я и поехал. А тут мужик. Ну, который я говорил…
Следователи переглянулись.
— А мужик этот сам к тебе подошел?
— Сам. Говорит, лицо твое располагает. Хороший мужик. Сразу угостил…
— И работу предложил?
— Предложил. А вы откуда знаете?
— Знаем.
Странно получается — хозяева уезжают и на основании этого отпускают восвояси сторожа, который отвечает за сохранность имущества. Очень странно. Пока хозяева в доме — нужен пригляд. А когда дом пустой — нет! Неувязочка выходит. Малая неувязочка. Но другой, за которую можно было бы уцепиться, все равно нет.
Здесь или мужика хорошим знакомым сторговали, или зачем-то из дома убрали. Либо и то и другое, вместе взятое. То есть из дома убрали и заодно использовали..
— Вот что, дядя Петя, скажи мне честно, у тебя дома утюг есть? — спросил Григорьев.
— Какой утюг? — совершенно не понял вопроса пьяница.
— Обыкновенный. Электрический. Которым белье гладят.
— Ну есть…
— Так вот ты его выключить забыл.
— Чего?
— Того самого! Ты его на хозяйском рояле оставил. Горячим вниз! Так что собирайся. Мы к тебе в гости едем.
— Зачем в гости?
— Ликвидировать предпосылки пожара…
— Чего держал?
— Я говорю, как ты с хозяевами своими общался? Как узнавал, что делать? Или что не делать?
— Я? Никак не общался. Они мне звонили и говорили, что я должен сделать. Я и делал.
— А магнитофон?
— Магнитофон я в одном месте взял. Где мне сказали.
— Но ты их хотя бы раз видел?
— Кого?
— Хозяев!
— Нет. Ни разу. Они мне звонили и говорили…
— А «дипломат» взять тоже они приказали?
— Они.
— И место и время указали?
— Да.
Григорьев безнадежно махнул рукой.
— Все ясно. Игра втемную. Они ему задание и оплату. Он им — исполнение.
— А кто тебя первый раз к этой работе привлек? — спросил Грибов. — В самый первый раз?
— Меня? Мужик один.
— Какой мужик?
— Не знаю. Я его первый раз видел.
— А второй?
— Что второй?
— Второй раз видел?
— Нет. Больше нет…
Ситуация складывалась патовая. Для раскрытия преступления нужно было найти человека, который звонил и шантажировал родителей похищенной девочки. И он был найден, этот человек. Только толку от той победы было — ноль. Потому что связи от него никуда не шли. Он был один. И без девочки. Все, чем располагали сыщики, — это только голос на магнитофонной пленке. Который у них уже был.
— Ну что делать будем? — тихо спросил Григорьев своего напарника. Тот только плечами пожал.
— Может, пройдем по связям?
— Все его связи дальше ближайшей пивной не идут.
— А вдруг? Других зацепок все равно нет.
Грибов согласно кивнул. В данной ситуации предпринять ничего другого все равно было невозможно. А тут, если покопать и если при этой копке повезет, можно выцепить причинно-следственные связи.
Не бывает так, чтобы для исполнения таких конфиденциальных функций взяли человека просто с улицы. Должен был на него кто-то навести. И кому-то порекомендовать. Кто-то из своих. Кто хорошо его знает. Или хорошо изучил обстоятельства его жизни…
Правда, обычно подобная процедура докапывания до истины по второстепенным событиям жизни подозреваемого требует десятка многочасовых допросов. Это все равно что пытаться устанавливать форму брошенного в реку камня по кругам на воде. Но тех многих часов у сыщиков не было. Потому что их неразумный клиент уже шел на встречу с преступниками. Имея при себе два миллиона долларов наличности Шел скорее всего навстречу собственной смерти. Потому что убивают даже за тысячу долларов. А за два миллиона — почти всегда. Чтобы их, получив, тут же не лишиться.
Отсюда не оставалось ничего другого, как спрессовывать часы допросов в минуты. А лучше в секунды.
— Слышь, мужик, ты, наверное, здорово струхнул? — посочувствовал испуганному незнакомцу Грибов.
— Есть маленько, — признался тот.
— А теперь выпить хочешь? Чтобы расслабиться.
Мужик согласно кивнул, жадно косясь на недопитую бутылку. Необходимую ему в качестве противострессового лекарства.
— Ну тогда ладно, расслабься, раз такое дело. Мы же понимаем… Тебе теперь, может, несколько лет придется питаться исключительно безалкогольной баландой. На — пей, — милостиво разрешил Грибов и протянул пьянчужке бутылку.
За неимением «сыворотки правды» приходилось обходиться подручными средствами. Сорокаградусной крепости. Которые тоже имеют тенденцию развязывать языки.
— А вы? — участливо спросил мужик. — Как я один-то? Не по-людски так. Когда компания есть.
— Нам нельзя. У нас печень, — ответил Григорьев, — так что справляйся один. И за нас тоже.
Мужик не стал повторять своих предложений — запрокинул голову и «воткнул» в горло бутылку. И пока не осушил — не отлип.
— Все, — показал он на перевернутую вниз горлышком поллитровку, — теперь все.
Из бутылки не выкатилось ни единой капли. Словно ее высушили электрофеном.
— Спасибо вам, ребята.
— Да ладно. Водка-то твоя… — пожал плечами Грибов. — Садись пока. В ногах нужной всем нам правды нет.
Мужик расслабленно осел в кресло. И громко отрыгнул тем, что употребил.
— Слышь, дядя, а как тебя зовут? Вообще?
— Меня? Петром кличут.
— А где ты, Петя, живешь? — задал первый наводящий вопрос Григорьев. — Ну то есть мне интересно, где ты вообще живешь? Где живут такие замечательные Пети, как ты.
— Здесь. Здесь и живу, — показал на подвал пьянчужка.
— А до того, как здесь?
— Дома.
— Так у тебя еще и дом есть?
— А как же. Как без дома? Без дома — нельзя.
— А работаешь где?
— В доме.
— В своем? Ты что, домохозяин?
— Нет.
— А кто тогда?
— Ну этот. Который за всем присматривает. За чистотой там. За порядком. За которым если не присматривать, то знаешь какой бардак…
— Дворник, что ли?
— Нет, не дворник. Я в доме в одном. За хозяйством смотрю. И чтобы никто не влез. И за это там живу. В отдельной комнате.
— А почему сейчас не смотришь?
— Так ведь хозяева в отпуск уехали.
— И что же, они тебя там жить не оставили?
— Нет. Не оставили. Сказали в деревню к матери съездить.
— А ты?
— Ну я и поехал. А тут мужик. Ну, который я говорил…
Следователи переглянулись.
— А мужик этот сам к тебе подошел?
— Сам. Говорит, лицо твое располагает. Хороший мужик. Сразу угостил…
— И работу предложил?
— Предложил. А вы откуда знаете?
— Знаем.
Странно получается — хозяева уезжают и на основании этого отпускают восвояси сторожа, который отвечает за сохранность имущества. Очень странно. Пока хозяева в доме — нужен пригляд. А когда дом пустой — нет! Неувязочка выходит. Малая неувязочка. Но другой, за которую можно было бы уцепиться, все равно нет.
Здесь или мужика хорошим знакомым сторговали, или зачем-то из дома убрали. Либо и то и другое, вместе взятое. То есть из дома убрали и заодно использовали..
— Вот что, дядя Петя, скажи мне честно, у тебя дома утюг есть? — спросил Григорьев.
— Какой утюг? — совершенно не понял вопроса пьяница.
— Обыкновенный. Электрический. Которым белье гладят.
— Ну есть…
— Так вот ты его выключить забыл.
— Чего?
— Того самого! Ты его на хозяйском рояле оставил. Горячим вниз! Так что собирайся. Мы к тебе в гости едем.
— Зачем в гости?
— Ликвидировать предпосылки пожара…
Глава 32
Банкир ехал долго Потому что страховался, не исключая возможности еще какой-нибудь, кроме тех двух, от которых он избавился, слежки. Он постоянно оглядывался в зеркала заднего вида, часто поворачивал в боковые улицы и проулки, притормаживал и снова резко разгонял машину. Делал он это совершенно любительски, по канонам просмотренных на домашнем видео боевиков, и будь за ним установлено профессиональное наблюдение, все равно ничего бы не углядел.
Но наблюдения не было.
Исколесив десятка два улиц, банкир подъехал наконец к известному ему дому — большому, огороженному мощным забором загородному особняку. Запарковал машину, взял пластиковый пакет и подошел к калитке. Калитка, как и условливались, была открыта. Он толкнул ее от себя и прошел внутрь двора Остановился у двери и три раза позвонил.
Дверь открылась. На пороге стоял немалого роста детина. Несмотря на ночную прохладу, в рубашке с короткими рукавами. И фиолетовыми татуировками, начинающимися от запястий и уходящими под срез рукава.
— Тебе чего? — недовольно спросил он.
— Я к Лекарю, — назвал банкир известную детине кличку.
— А-а. К Лекарю. Тогда проходи.
Банкир шагнул в дом. Детина выглянул в дверь, внимательно осмотрелся по сторонам и закрыл ее на все возможные запоры, которые лязгали и клацали в полумраке неосвещенного коридора, как взводимые оружейные затворы.
— Наверх проходи.
По полутемной лестнице банкир поднялся на второй этаж, откуда сочился тусклый свет. Сзади, тяжело скрипя ступенями и дыша ему в затылок, поднимался сопровождающий.
— Направо.
Банкир повернул направо.
— Тут пришли! — сказал сопровождающий, заглянув в дверь.
— Запусти. А сам погуляй пока.
За столом сидел человек. Совершенно нормального вида. Без наколок и шрамов. Вполне интеллигентного вида человек. По кличке Лекарь.
— Деньги принесли? — спросил он.
— Принес, — ответил банкир.
— Где?
— Вот они, — показал банкир пакет.
— Сколько?
— Все, что вы просили.
— Можно удостовериться? — спросил Лекарь.
— Пожалуйста.
И несильно размахнувшись, банкир бросил на стол, за которым сидел Лекарь, пакет.
— Где дочь?
— В соседней комнате. Там, — показал Лекарь глазами на дверь. И точно так же, как банкир деньги, бросил на стол ключ.
Банкир взял ключ, прошел, открыл и распахнул дверь.
Его дочь сидела на раскладном диване. В небольшой, с зарешеченными окнами комнате. Возле дивана стоял столик, на котором горкой лежали пустые грязные тарелки. И остатки какой-то еды.
— Папа! — вскрикнула девочка. — Папа! Ты пришел! Почему тебя так долго не было?
— Я пришел, — сказал отец, — как и обещал. — И протянул навстречу дочери руки.
Она вскочила с кресла и бросилась ему на грудь.
— Тебя так долго не было. Я так ждала. Они такие противные…
— Кто?
— Те дяди, — кивнула она на дверь, — я думала, что ты уже никогда не придешь.
— Ну успокойся. Вот он я. Вот он.. Пришел.
— А где мама?
— Мама дома. Тебя ждет.
— Мы сейчас поедем? Сразу поедем?
— Сейчас, сразу. Я только с дядей поговорю. Совсем немного. Ты подождешь меня здесь? Хорошо?
— А ты быстро?
— Быстро. Очень быстро. Мне надо только сказать ему несколько слов. И мы пойдем домой…
— Ты меня не обманываешь? Ты не уйдешь? — тихо спросила дочь.
— Нет. Я тебя не обманываю. Все будет хорошо…
Но наблюдения не было.
Исколесив десятка два улиц, банкир подъехал наконец к известному ему дому — большому, огороженному мощным забором загородному особняку. Запарковал машину, взял пластиковый пакет и подошел к калитке. Калитка, как и условливались, была открыта. Он толкнул ее от себя и прошел внутрь двора Остановился у двери и три раза позвонил.
Дверь открылась. На пороге стоял немалого роста детина. Несмотря на ночную прохладу, в рубашке с короткими рукавами. И фиолетовыми татуировками, начинающимися от запястий и уходящими под срез рукава.
— Тебе чего? — недовольно спросил он.
— Я к Лекарю, — назвал банкир известную детине кличку.
— А-а. К Лекарю. Тогда проходи.
Банкир шагнул в дом. Детина выглянул в дверь, внимательно осмотрелся по сторонам и закрыл ее на все возможные запоры, которые лязгали и клацали в полумраке неосвещенного коридора, как взводимые оружейные затворы.
— Наверх проходи.
По полутемной лестнице банкир поднялся на второй этаж, откуда сочился тусклый свет. Сзади, тяжело скрипя ступенями и дыша ему в затылок, поднимался сопровождающий.
— Направо.
Банкир повернул направо.
— Тут пришли! — сказал сопровождающий, заглянув в дверь.
— Запусти. А сам погуляй пока.
За столом сидел человек. Совершенно нормального вида. Без наколок и шрамов. Вполне интеллигентного вида человек. По кличке Лекарь.
— Деньги принесли? — спросил он.
— Принес, — ответил банкир.
— Где?
— Вот они, — показал банкир пакет.
— Сколько?
— Все, что вы просили.
— Можно удостовериться? — спросил Лекарь.
— Пожалуйста.
И несильно размахнувшись, банкир бросил на стол, за которым сидел Лекарь, пакет.
— Где дочь?
— В соседней комнате. Там, — показал Лекарь глазами на дверь. И точно так же, как банкир деньги, бросил на стол ключ.
Банкир взял ключ, прошел, открыл и распахнул дверь.
Его дочь сидела на раскладном диване. В небольшой, с зарешеченными окнами комнате. Возле дивана стоял столик, на котором горкой лежали пустые грязные тарелки. И остатки какой-то еды.
— Папа! — вскрикнула девочка. — Папа! Ты пришел! Почему тебя так долго не было?
— Я пришел, — сказал отец, — как и обещал. — И протянул навстречу дочери руки.
Она вскочила с кресла и бросилась ему на грудь.
— Тебя так долго не было. Я так ждала. Они такие противные…
— Кто?
— Те дяди, — кивнула она на дверь, — я думала, что ты уже никогда не придешь.
— Ну успокойся. Вот он я. Вот он.. Пришел.
— А где мама?
— Мама дома. Тебя ждет.
— Мы сейчас поедем? Сразу поедем?
— Сейчас, сразу. Я только с дядей поговорю. Совсем немного. Ты подождешь меня здесь? Хорошо?
— А ты быстро?
— Быстро. Очень быстро. Мне надо только сказать ему несколько слов. И мы пойдем домой…
— Ты меня не обманываешь? Ты не уйдешь? — тихо спросила дочь.
— Нет. Я тебя не обманываю. Все будет хорошо…
Глава 33
— Здесь? — спросил Григорьев.
— Здесь, — ответил алкаш Петя.
— Уверен?
— Обижаете. Это же мой дом. Я здесь каждый метр… Вот этими самыми руками.
— А другой, кроме парадного, вход в дом есть?
— Есть.
— Где?
— С той стороны. Где моя комната.
— А твоя комната с остальными помещениями сообщается?
— Чего?
— Я говорю, ты в дом из своей комнаты попасть можешь?
— Могу. Я же за ним смотреть должен.
— Может, у тебя и ключ от твоей конуры при себе имеется? — на всякий случай спросил Грибов.
— Как же. Вот он! — показал Петя. — Я всегда его с собой ношу.
Следователи многозначительно переглянулись.
— Ну что, посмотрим?
— Давай попробуем. За смотрины калым не берут.
Сыщики потянулись к ручкам дверей.
— Ах да, — вдруг вспомнил Григорьев, — а там-то что? — и ткнул в лобовое стекло пальцем.
— Там? Там магазин. А если направо, то остановка автобуса… — показал, протянув с заднего сиденья руку, Петя.
Григорьев быстро перехватил его просунутую вперед кисть, пристегнул к ней наручники, другую сторону которых защелкнул на рулевом колесе.
— Ты тут пока посиди. Машину посторожи. А то нынче угонщиков развелось… И если что — кричи.
— А вы куда?
— Мы? Погулять. По-быстрому. Следователи быстро вышли из машины и направились к забору дома.
— Ты генералу не сообщил? — уточнил Григорьев.
— Генералу нет. У генерала своих забот полон рот. Дежурному сказал. В общих чертах Что если через три часа..
— Что-то ты часто звонишь дежурному насчет трех часов.
— Не часто. Всего второй раз за день…
Следователи обошли дом и в тихом, скрытом от посторонних глаз месте перемахнули через забор. Через уже второй забор за несколько часов. Впрочем, прятаться особой надобности не было. Вокруг царила темнота, хоть глаз выколи. О торчащие во все стороны ветки.
— Черт!
Двор был захламлен. Похоже, их новый знакомый Петя подвирал насчет того, что каждый метр…
А вот насчет второй, с тыльной стороны дома двери не соврал. Дверь была. И очень легко открылась изъятым у него ключом. И еще одна дверь была, которая вела в хозяйские апартаменты.
Сыщики вытащили и проверили оружие.
— А если здесь никого нет? — спросил Григорьев.
— Выйдем, как зашли.
— А если есть? Но не те?
— Скажем, нас Петька послал бутылку забрать. Которую он заховал где-то в комнатах, когда их убирал.
— Бутылка — это да. Это причина!.. Следователи вскрыли дверь, протиснулись в небольшой коридор и снова пошли, почти соприкасаясь со стенами спинами, — впереди более опытный Григорьев, в прикрытии Грибов. Пошли осторожно, буквально по сантиметру продвигая вперед ногу, чтобы случайно не задеть какую-нибудь мебель.
Первая комната — ствол налево. И плавно повести вдоль периметра стен. Больше ориентируясь на слух. Потому что глаза в такой темноте почти не работают.
Пусто.
Вторая комната. Вновь уши и идущий с ними в связке пистолет ощупывают сантиметры пустоты
И снова ничего.
«Свет!» — тронул Григорьев напарника за плечо
«Вижу», — ответно пожал протянутую руку Грибов.
Свет сочился со второго этажа.
Крадучись, стараясь не издать ни единого шороха, сыщики двинулись по лучу. Который должен был вывести их к людям. Только неизвестно, к каким людям. Может быть, к совсем посторонним людям, которые после трудного рабочего дня читали под светом настольной лампы газеты. Или сонеты Шекспира…
Дверь. Молчаливый, одними жестами разбор потенциально опасных направлений.
— Ты — направо. Я — налево.
— Понял тебя.
— Ну…
Разом, сдвоенным ударом ног под замок сыщики выбили дверь. И вкатились в помещение.
— Руки! Руки на стол!
За столом, перекладывая пачки зеленых банкнот, сидел человек. Поодаль от него — еще один.
— Руки! Я сказал! — грозно повторил приказание Григорьев. — Или стреляю!
Незнакомцы вытянули по столу руки.
— Мусора! — злобно сказал один из них.
— Не мусора, а представители всегда правого порядка, — поправил Григорьев.
— Где девочка? Ну?!
— Там, — кивнул на дверь тот, что младше.
Тот, что постарше, только презрительно скривился.
— Деньги пододвинь, — показал Грибов на доллары, — тебе они уже все равно не пригодятся.
Деньги были главной уликой. Главным доказательством корыстных начал преступления.
Незнакомец резко отбросил от себя пачки денег
— На, возьми!
Пачки посыпались на пол. Прием старый. Как сам преступный мир. Рассчитанный на то, чтобы следователь наклонился над рассыпанными вещдоками и получил удар по затылку тупым тяжелым предметом. Например, кулаком вон того, отъевшегося на добытых преступной деятельностью харчах бугая.
Э нет. Не пойдет.
Следователи не наклонились над деньгами. Лишь мельком взглянули на них.
На первый взгляд денег было недостаточно. Уже меньше, чем должно было быть
— А где остальные?
— Все здесь.
— Ладно, разберемся…
Грибов двинулся к двери. За которой должна была быть девочка. Если еще была.
— Кто шевельнется — пуля, — предупредил он.
Но дверь он открыть не успел. Дверь открылась сама. На пороге стоял банкир. С дочерью на руках.
— Слава Богу! — одновременно вырвалось у следователей. — Живы…
— Живы… — ответил банкир.
— Там еще кто-нибудь есть?
— Нет. Больше никого. Только эти, — кивнул банкир на распластанных по столу преступников.
Теперь можно было расслабиться И заняться главным делом. Ковкой горячего железа. Которое еще не остыло. И готово было давать признательные показания.
— Ну! — с угрозой в голосе сказал Григорьев. — Кто будет разговаривать первым? Кто желает смягчить свою участь чистосердечным признанием? Которое примет во внимание суд. Кто первый желает? Потому что второй не в счет.
И вплотную приблизился к преступникам И Грибов приблизился Чтобы страховать его от возможных эксцессов.
Они приблизились к преступникам, уже перестав обращать внимание на спасенных Не потому, что были черствыми людьми, а потому, что были профессиональными сыщиками. Потому что после факта спасения спасенные становятся вторичны, первичны — преступники. Которые знают отсутствующих на месте преступления сообщников Которые знают организаторов.
— Ну так кто нанял вас для этого дела? Кто? — задал главный вопрос Грибов. — Отвечать!!!
— Он! — ответил более молодой преступник И показал за спины следователей.
— Я! — сказал сзади них голос.
Очень знакомый тембром голос. И совершенно незнакомый интонациями.
— Я, — повторил голос.
Очень похожий на голос банкира.
Следователи обернулись.
И увидели направленный на них пистолет Очень хороший автоматический, стреляющий длинными очередями пистолет. И еще увидели дочь банкира, которая прикрывала корпус банкира
— Оружие на стол. Стрелять было некуда. Стрелять можно было только в девочку.
— Оружие на стол! — еще раз повторил банкир. — А вы подберите их пушки, — приказал он возлежащим на столе преступникам.
Те зашевелились.
— Лежать! — гаркнул Григорьев, поводя пистолетом в их сторону.
Так все и замерли: один пистолет уперт в следователей, другой в банкира и в его дочь, третий в бандитов.
— И все же оружие на стол! — повторил приказание банкир. И, развернув пистолет, упер его в голову девочки. — Считаю до трех. Раз!
— Вы что, стрелять будете? В родную дочь? — не поверил Грибов.
— В приемную. А потом в вас. Если вы не выполните мою просьбу. Два!..
Следователи переглянулись. Использовать силовые методы было невозможно. Потому что траектория полета пули от ствола до виска самая короткая. И самая неодолимая.
Сыщики отбросили пистолеты. Которые тут же перехватили поднявшиеся со стола преступники.
— Как же вы так? — укоризненно произнес Лекарь. — Легавых на хвосте притащили…
— Не я. Я оставил их полтора часа назад.
— А кто же их привел?
— Не знаю.
— Слышь, — обратился Лекарь к своему молодому помощнику, — пошустри по округе. Там их машина должна быть. И если их кто-то привел, то тот, кто привел.
Сыщики слегка дернулись в сторону.
— Руки. Руки на стол! — скомандовал Лекарь и резко ударил ближнего к себе следователя кулаком в живот. Так, что тот согнулся и лег на предложенное ему место.
— Вот так.
— Слышь, вернись. Свяжи им вначале руки, — приказал Лекарь, — только осторожно. Узлы не затягивай. Чтобы на коже не осталось никаких следов…
— Папа, что это? Зачем ты… — растерянно спросила наблюдающая за тем, что происходит, и ничего не понимающая дочь. Дочь, которая продолжала прижиматься к папе.
— Затем, дочка, — ответил банкир, — за тем самым, — и показал на разбросанные по полу пачки долларов.
— Здесь, — ответил алкаш Петя.
— Уверен?
— Обижаете. Это же мой дом. Я здесь каждый метр… Вот этими самыми руками.
— А другой, кроме парадного, вход в дом есть?
— Есть.
— Где?
— С той стороны. Где моя комната.
— А твоя комната с остальными помещениями сообщается?
— Чего?
— Я говорю, ты в дом из своей комнаты попасть можешь?
— Могу. Я же за ним смотреть должен.
— Может, у тебя и ключ от твоей конуры при себе имеется? — на всякий случай спросил Грибов.
— Как же. Вот он! — показал Петя. — Я всегда его с собой ношу.
Следователи многозначительно переглянулись.
— Ну что, посмотрим?
— Давай попробуем. За смотрины калым не берут.
Сыщики потянулись к ручкам дверей.
— Ах да, — вдруг вспомнил Григорьев, — а там-то что? — и ткнул в лобовое стекло пальцем.
— Там? Там магазин. А если направо, то остановка автобуса… — показал, протянув с заднего сиденья руку, Петя.
Григорьев быстро перехватил его просунутую вперед кисть, пристегнул к ней наручники, другую сторону которых защелкнул на рулевом колесе.
— Ты тут пока посиди. Машину посторожи. А то нынче угонщиков развелось… И если что — кричи.
— А вы куда?
— Мы? Погулять. По-быстрому. Следователи быстро вышли из машины и направились к забору дома.
— Ты генералу не сообщил? — уточнил Григорьев.
— Генералу нет. У генерала своих забот полон рот. Дежурному сказал. В общих чертах Что если через три часа..
— Что-то ты часто звонишь дежурному насчет трех часов.
— Не часто. Всего второй раз за день…
Следователи обошли дом и в тихом, скрытом от посторонних глаз месте перемахнули через забор. Через уже второй забор за несколько часов. Впрочем, прятаться особой надобности не было. Вокруг царила темнота, хоть глаз выколи. О торчащие во все стороны ветки.
— Черт!
Двор был захламлен. Похоже, их новый знакомый Петя подвирал насчет того, что каждый метр…
А вот насчет второй, с тыльной стороны дома двери не соврал. Дверь была. И очень легко открылась изъятым у него ключом. И еще одна дверь была, которая вела в хозяйские апартаменты.
Сыщики вытащили и проверили оружие.
— А если здесь никого нет? — спросил Григорьев.
— Выйдем, как зашли.
— А если есть? Но не те?
— Скажем, нас Петька послал бутылку забрать. Которую он заховал где-то в комнатах, когда их убирал.
— Бутылка — это да. Это причина!.. Следователи вскрыли дверь, протиснулись в небольшой коридор и снова пошли, почти соприкасаясь со стенами спинами, — впереди более опытный Григорьев, в прикрытии Грибов. Пошли осторожно, буквально по сантиметру продвигая вперед ногу, чтобы случайно не задеть какую-нибудь мебель.
Первая комната — ствол налево. И плавно повести вдоль периметра стен. Больше ориентируясь на слух. Потому что глаза в такой темноте почти не работают.
Пусто.
Вторая комната. Вновь уши и идущий с ними в связке пистолет ощупывают сантиметры пустоты
И снова ничего.
«Свет!» — тронул Григорьев напарника за плечо
«Вижу», — ответно пожал протянутую руку Грибов.
Свет сочился со второго этажа.
Крадучись, стараясь не издать ни единого шороха, сыщики двинулись по лучу. Который должен был вывести их к людям. Только неизвестно, к каким людям. Может быть, к совсем посторонним людям, которые после трудного рабочего дня читали под светом настольной лампы газеты. Или сонеты Шекспира…
Дверь. Молчаливый, одними жестами разбор потенциально опасных направлений.
— Ты — направо. Я — налево.
— Понял тебя.
— Ну…
Разом, сдвоенным ударом ног под замок сыщики выбили дверь. И вкатились в помещение.
— Руки! Руки на стол!
За столом, перекладывая пачки зеленых банкнот, сидел человек. Поодаль от него — еще один.
— Руки! Я сказал! — грозно повторил приказание Григорьев. — Или стреляю!
Незнакомцы вытянули по столу руки.
— Мусора! — злобно сказал один из них.
— Не мусора, а представители всегда правого порядка, — поправил Григорьев.
— Где девочка? Ну?!
— Там, — кивнул на дверь тот, что младше.
Тот, что постарше, только презрительно скривился.
— Деньги пододвинь, — показал Грибов на доллары, — тебе они уже все равно не пригодятся.
Деньги были главной уликой. Главным доказательством корыстных начал преступления.
Незнакомец резко отбросил от себя пачки денег
— На, возьми!
Пачки посыпались на пол. Прием старый. Как сам преступный мир. Рассчитанный на то, чтобы следователь наклонился над рассыпанными вещдоками и получил удар по затылку тупым тяжелым предметом. Например, кулаком вон того, отъевшегося на добытых преступной деятельностью харчах бугая.
Э нет. Не пойдет.
Следователи не наклонились над деньгами. Лишь мельком взглянули на них.
На первый взгляд денег было недостаточно. Уже меньше, чем должно было быть
— А где остальные?
— Все здесь.
— Ладно, разберемся…
Грибов двинулся к двери. За которой должна была быть девочка. Если еще была.
— Кто шевельнется — пуля, — предупредил он.
Но дверь он открыть не успел. Дверь открылась сама. На пороге стоял банкир. С дочерью на руках.
— Слава Богу! — одновременно вырвалось у следователей. — Живы…
— Живы… — ответил банкир.
— Там еще кто-нибудь есть?
— Нет. Больше никого. Только эти, — кивнул банкир на распластанных по столу преступников.
Теперь можно было расслабиться И заняться главным делом. Ковкой горячего железа. Которое еще не остыло. И готово было давать признательные показания.
— Ну! — с угрозой в голосе сказал Григорьев. — Кто будет разговаривать первым? Кто желает смягчить свою участь чистосердечным признанием? Которое примет во внимание суд. Кто первый желает? Потому что второй не в счет.
И вплотную приблизился к преступникам И Грибов приблизился Чтобы страховать его от возможных эксцессов.
Они приблизились к преступникам, уже перестав обращать внимание на спасенных Не потому, что были черствыми людьми, а потому, что были профессиональными сыщиками. Потому что после факта спасения спасенные становятся вторичны, первичны — преступники. Которые знают отсутствующих на месте преступления сообщников Которые знают организаторов.
— Ну так кто нанял вас для этого дела? Кто? — задал главный вопрос Грибов. — Отвечать!!!
— Он! — ответил более молодой преступник И показал за спины следователей.
— Я! — сказал сзади них голос.
Очень знакомый тембром голос. И совершенно незнакомый интонациями.
— Я, — повторил голос.
Очень похожий на голос банкира.
Следователи обернулись.
И увидели направленный на них пистолет Очень хороший автоматический, стреляющий длинными очередями пистолет. И еще увидели дочь банкира, которая прикрывала корпус банкира
— Оружие на стол. Стрелять было некуда. Стрелять можно было только в девочку.
— Оружие на стол! — еще раз повторил банкир. — А вы подберите их пушки, — приказал он возлежащим на столе преступникам.
Те зашевелились.
— Лежать! — гаркнул Григорьев, поводя пистолетом в их сторону.
Так все и замерли: один пистолет уперт в следователей, другой в банкира и в его дочь, третий в бандитов.
— И все же оружие на стол! — повторил приказание банкир. И, развернув пистолет, упер его в голову девочки. — Считаю до трех. Раз!
— Вы что, стрелять будете? В родную дочь? — не поверил Грибов.
— В приемную. А потом в вас. Если вы не выполните мою просьбу. Два!..
Следователи переглянулись. Использовать силовые методы было невозможно. Потому что траектория полета пули от ствола до виска самая короткая. И самая неодолимая.
Сыщики отбросили пистолеты. Которые тут же перехватили поднявшиеся со стола преступники.
— Как же вы так? — укоризненно произнес Лекарь. — Легавых на хвосте притащили…
— Не я. Я оставил их полтора часа назад.
— А кто же их привел?
— Не знаю.
— Слышь, — обратился Лекарь к своему молодому помощнику, — пошустри по округе. Там их машина должна быть. И если их кто-то привел, то тот, кто привел.
Сыщики слегка дернулись в сторону.
— Руки. Руки на стол! — скомандовал Лекарь и резко ударил ближнего к себе следователя кулаком в живот. Так, что тот согнулся и лег на предложенное ему место.
— Вот так.
— Слышь, вернись. Свяжи им вначале руки, — приказал Лекарь, — только осторожно. Узлы не затягивай. Чтобы на коже не осталось никаких следов…
— Папа, что это? Зачем ты… — растерянно спросила наблюдающая за тем, что происходит, и ничего не понимающая дочь. Дочь, которая продолжала прижиматься к папе.
— Затем, дочка, — ответил банкир, — за тем самым, — и показал на разбросанные по полу пачки долларов.
Глава 34
Теперь их в комнате было только пятеро. Банкир, следователи, молодой бандит и девочка. Еще один бандит куда-то ушел. И все его ждали. Зачем-то ждали.
— Интересно, на что вы рассчитываете? — спросил из положения мордой вниз Грибов.
— На то и рассчитывает, — ответил за банкира лежащий в том же положении Григорьев. — Сорвать куш и, пока суд да дело, смотаться с деньгами за кордон. Вместе с женой и дочерью. Подальше от кредиторов.
— А вот здесь вы не правы, — не согласился банкир. — Я никуда не собираюсь уезжать. Вернее, не собирался до этого момента. Я, знаете ли, патриот. Я Родину люблю. Ее леса, поля, реки и недра. Тем более что на распродаже Родины сейчас такие бабки делаются, что «их» капиталистам и не снились. Особенно теми делаются, кто эти бабки имеет. В качестве начального капитала. Для раскрутки еще больших бабок…
Но теперь, кажется, мне придется изменить самому себе. Придется уехать. Потому что, честно говоря, достали вы меня, парни. Своей чрезмерной опекой. С самого начала кровь портили и в конце чуть все дело не завалили. Правильно про вас ваш генерал говорил — въедливые вы. Очень. Как москиты.
— И что вы собираетесь делать?
— Для начала пристрелить вас.
— Интересно, на что вы рассчитываете? — спросил из положения мордой вниз Грибов.
— На то и рассчитывает, — ответил за банкира лежащий в том же положении Григорьев. — Сорвать куш и, пока суд да дело, смотаться с деньгами за кордон. Вместе с женой и дочерью. Подальше от кредиторов.
— А вот здесь вы не правы, — не согласился банкир. — Я никуда не собираюсь уезжать. Вернее, не собирался до этого момента. Я, знаете ли, патриот. Я Родину люблю. Ее леса, поля, реки и недра. Тем более что на распродаже Родины сейчас такие бабки делаются, что «их» капиталистам и не снились. Особенно теми делаются, кто эти бабки имеет. В качестве начального капитала. Для раскрутки еще больших бабок…
Но теперь, кажется, мне придется изменить самому себе. Придется уехать. Потому что, честно говоря, достали вы меня, парни. Своей чрезмерной опекой. С самого начала кровь портили и в конце чуть все дело не завалили. Правильно про вас ваш генерал говорил — въедливые вы. Очень. Как москиты.
— И что вы собираетесь делать?
— Для начала пристрелить вас.