Ильин Андрей. Криминальный отдел

   Торговец умолк.
   — Вот так-то. А теперь скажи мне, знаешь ты банк «Стройсервис»?
   — Слышал.
   — А о том, что с одним его работником произошло, не слышал?
   — А что случилось?
   — Не важно. Но если что-нибудь такое узнаешь — немедленно сообщи.
   — Вы же знаете… Если узнаю — первому вам.
   — Ладно. Скажи лучше, кто его прикрывает? Банк.
   — Точно не знаю. Но кажется, Голубь.
   — Голубой, что ли?
   — Нет. Фамилия у него Голубь.
   — На хрена мне фамилии. Вы же друг друга по фамилиям и именам не знаете. Ты мне клички давай. Которые вместо удостоверений личности.
   — Бурый.
   — Ты к нему подходы имеешь?
   — Откуда. Голубь высоко летает. За облаками. Мне туда ходу нет.
   — А у кого есть?
   — Трудно сказать…
   — А ты скажи. Не тяни вола за… хвост. Не набивай цену. Все равно выложишь. Только с убытком для себя и своего бизнеса.
   — Нет. Не знаю.
   — А кто знает?
   — Кто знает, за так просто не скажет.
   — Что?! Ты никак на дополнительный гонорар намекаешь?
   — Зачем мне гонорар? Мне своих денег хватает. А только тот, кто знает то, что вам нужно, за просто так болтать не станет.
   — А за деньги станет?
   — За деньги станет!
   — Тогда ты их ему и дашь!
   — Я не дам. Свои деньги не дам. У меня лишних нет.
   — А кто даст?
   — Вы. У вас ведь есть специальные, на такой случай, фонды. Для оплаты информации. Я точно знаю, что есть.
   На мгновение Григорьев даже растерялся. Сексот показал зубы. Да не просто зубы, а медвежьи клыки. Или он действительно стал бизнесменом, что из каждой ситуации пытается извлечь материальную выгоду, или догадался, что на этот раз следователь выступает не от лица органов.
   — В общем, так, дискутировать с тобой я не буду. Завтра к полудню узнаешь, что просил. И на обычном месте…
   — А если не узнаю?
   — Если не узнаешь? То все равно узнаешь…
   В дверь котельной забарабанили Ногами.
   — Завтра! В час дня. На обычном месте! — грозно повторил следователь. — А сейчас гони товар и будь здоров.
   Продавец, вздохнув, передал следователю маленький, со спичечный коробок, полиэтиленовый пакетик.
   — А не мало? На те деньги, что я тебе дал, — спросил Григорьев. — Может, ты еще обвесом покупателей занимаешься?
   — Какие деньги? Гражданин начальник! — зло сказал продавец. — Я и так…
   — Смотри у меня, если, не дай бог, недовес обнаружу. И если завтра к полудню…
   — Не уверен я, гражданин… Дверь котельной отворилась мощным пинком ботинка.
   — Ты что, гад, делаешь? — грозно спросили сверху три недавно вышедших из котельной парня.
   — А что случилось? — поинтересовался Григорьев.
   — То самое! Эта сволочь нам вместо «травки» какую-то лабуду подсунула. Вроде использованного банного веника. А тебе?
   — Еще не знаю. Не пробовал.
   — А ты попробуй.
   Парни угрожающе надвинулись на продавца.
   — Гони деньги обратно!
   — Какие деньги? Какой веник? Хороший товар…
   — Деньги давай! Лепила!
   — Что, совсем никуда товар? — озабоченно спросил Григорьев.
   — Дерьмо. Полное дерьмо! — подтвердили парни.
   — Тогда я тоже лучше деньги возьму, — вздохнул следователь и внимательно посмотрел на продавца.
   — И ему тоже деньги отдавай! — прикрикнули парни. — И нам!
   — Какие деньги? Он мне вообще денег не давал, — возмутился продавец.
   — Ну да, а товар ты мне за просто так подарил? За красивые глазки? — показал всем желающим Григорьев пакетик. — Так не бывает.
   — Не бывает, — подтвердили парни. — Гони деньги!
   — Тогда пусть вернут товар, — потребовал торговец. — Без товара деньги не отдам.
   — Угробить его, и всех дел, — предложил один из парней.
   — Давай деньги, и разойдемся миром, — еще раз предложил Григорьев.
   — Не, миром уже не пойдет, — сказал один из парней и саданул торговцу кулаком в ухо.
   Тот вскрикнул. И с ненавистью посмотрел в глаза следователю.
   — Я завтра, завтра к полудню верну, — сказал он.
   — Нет, к полудню поздно, — сказал Григорьев.
   — К полудню поздно! На хрена нам к полудню. Где тебя искать в полдень? — заголосили они, тыча кулаками под ребра проштрафившегося продавца.
   — Сам видишь. Обстоятельства изменились. Покупатели говорят, завтра поздно. Говорят, надо прямо сейчас.
   — А ты чего? Ты чего в стороне? — спросил кто-то из парней. И, изловчившись, пнул ненавистного работника подпольной торговли ногой в живот.
   — А что, мне тоже?
   — Конечно. Он же всех нас. Он же и тебя…
   Григорьев демонстративно засучил рукав. Показывая, что вынужден. Чтобы не выйти из образа.
   — Я вспомнил! — что есть сил заорал избиваемый сексот. — Я готов. Я прямо сейчас.
   Но парни его уже не слушали. Парни вошли в раж.
   — Эй, мужики! — попробовал урезонить их Григорьев. — Пустите меня. Мне тоже надо.
   Но его не слышали и не слушали.
   — А ну разойдись! — заорал Григорьев и ткнул ближайшего парня кулаком под почки. — Дай мне! Дай я с этим гадом потолкую.
   — Пусти его. Ему тоже надо, — сказал один.
   Парни расступились.
   Григорьев сгреб продавца в охапку, поднял на уровень лица и тихо сказал:
   — Ну?
   Тот зажмурил глаза.
   — Убьют ведь, — пожалел Григорьев. И слегка ударил лбом по близкой переносице.
   — Советская, семнадцать. Спросишь Гришку, — быстро ответил перепуганный торгаш.
   — Тогда падай и умирай. Чтобы выжить, — прошептал следователь. И, размахнувшись, не без удовольствия въехал своему сексоту в живот. И вторым ударом в подбородок.
   Тот плюхнулся на землю и замер, неестественно вывернув руки и ноги.
   — Убил. На хрен! — тихо выдохнул кто-то из парней.
   — Да ну! — не поверил Григорьев. И слегка три раза пнул поверженного обидчика носком ботинка в ребра. Тот не шевельнулся.
   — Точно, убил! — ахнули парни. — Теперь амба! — и опрометью бросились к лестнице.
   — Чего стоишь? Беги, дурак! Беги, пока мусора не нагрянули! — крикнули они на ходу.
   И разом, втроем, выдавились сквозь дверь наружу.
   — Живой? — спросил Григорьев.
   — Это нечестно, — тихо сказал «умерший» продавец.
   — Что нечестно? Спасать тебя от возмущенных покупателей?
   — Таким способом информацию выбивать нечестно.
   — А банные веники вместо товара всучивать честно? Впрочем, возможно, я ошибаюсь. И потому предлагаю вернуть твоих гостей обратно. Чтобы продолжить прерванную дискуссию о правилах торговли.
   Ну что? Пока они не успели далеко убежать…
   Сексот молчал.
   — Вот и лежи. Раз умер. И в следующий раз думай, когда, с кем и по какому поводу торговаться…

Глава 15

   Дверь не открывалась.
   Грибов надавил на кнопку звонка еще раз. И не отнимал палец секунд тридцать.
   С внутренней стороны послышался какой-то шум.
   — Проверка из жэка. По жалобе, — крикнул Грибов. — Открывайте! Тишина.
   — А то я вызову участкового и слесаря.
   Отступил от двери, чтобы дать возможность рассмотреть себя получше, и изобразил самое недовольное, ограниченное и самоуверенное, на какое только был способен, выражение на лице. Которое должно было убедить любого сомневающегося, что он не врет, что он есть тот самый, отправленный на разбор жалобы чиновник жэка.
   — Ну все, иду за участковым… Дверь приоткрылась.
   — Чего тебе?
   — Вы что же это такое творите! — закричал «работник жэка», с порога пытаясь перехватить инициативу разговора в свои руки. — Всех нижних соседей залили! Они на лодках по квартирам плавают! Где у вас протечка?
   — Какая протечка? — слегка опешил жилец, быстро оглядывая лестничную площадку. — Нет у меня никакой протечки…
   Лестничная площадка была пуста, и жилец слегка успокоился. И попытался закрыть дверь.
   — Как это нет протечки? — возопил жилищно-коммунальный службист. — А отчего тогда у соседей вода? Позвольте удостовериться!
   И попытался протиснуться в дверь.
   — Ты чего это? — удивился жилец.
   — Удостовериться! — настырно повторил гость. — Как предписано. Хоть даже с милицией.
   — Ладно, заходи. Только по-быстрому.
   "Он или не он? — напряженно соображал следователь. — По словесному портрету и той единственной нашедшейся у жены фотографии — похож. Но по возрасту и по внешнему виду… По возрасту и виду этот лет на пятнадцать-двадцать старше. Или на двадцать алкогольных гекалитров старше?
   Он? Или не он?
   И что это за туфли в коридоре? Детского размера".
   — Ванна, вон она, — показал жилец, захлопывая и закрывая на засов входную дверь.
   А зачем закрывать на засов? Если через мгновение выпускать гостя обратно на лестницу. Привычка? Или он чего-то боится?
   Ванна была грязная. И сухая. Но главное, что в ней, кроме стоящих на полу пустых бутылок, на веревочной сушилке висело платье. Очень небольшого размера платье. Которое если и полезет, то только на миниатюрную женщину. Или девочку.
   — Тут все в порядке. Пройдемте на кухню.
   На кухне, за столом, над пустыми уже гранеными стаканами и разложенной на газетах маринованной килькой, сидели три небритых мужика. По всем признакам, давно сидели.
   — Кто это? — настороженно спросил один из них.
   — Из жэка. Воду посмотреть. Соседи написали.
   — Из какого такого жэка?
   — Из вашего. Из семнадцатого, — нагло соврал гость.
   — Из какого жэка? Я сам в жэке работаю. И всех там знаю. Таких там нет.
   — Я из другого семнадцатого.
   — А наш не семнадцатый. Наш сорок третий.
   — Ах сорок третий. Ну тогда я, наверное, не туда попал. Перепутал. Извините. Тогда я пойду.
   — Он сказал, что внизу соседей затопило. Что он по жалобе, — все еще продолжал оправдываться хозяин.
   — Какая вода?! Какой жэк?! Это же мусор. У него на роже написано, что он мусор.
   — Да ну? — удивились двое других собутыльников.
   — Точно! Я их за версту чую.
   — В общем, у вас все в порядке, протечек нет и опять же адрес не тот… — скороговоркой пробормотал следователь, отступая спиной в коридор и хватаясь за внезапно заболевшую грудь. С левой стороны. Возле висящей на ремнях кобуры.
   — А вот мы сейчас узнаем, кто это, — грозно сказал бывший знакомец, вставая из-за стола. — Держи его, мужики!
   — Стоять! — заорал Грибов, выхватывая из-под мышки пистолет. Мужики замерли.
   — Точно. Мусор, — мрачно сказал один из них. — Я же говорил, уходить надо. Пока не поздно. А теперь… поздно.
   — Лицом к стене, руки за голову, — приказал следователь. — Кто шевельнется…
   И подумал — а дальше что? Что делать дальше? Одному против четверых хоть и пьяненьких, но вполне боеспособных мужчин. Которым, если они те, за кого он их принимает, терять нечего. И которых следовало брать силами как минимум двух сводных опер-групп. Если по правилам. А не как он. Под видом легко вооруженного работника жэка.
   — Давай сюда телефон! — грозно потребовал следователь, показывая на стоящий на холодильнике аппарат.
   — Он не работает. Отключили за неуплату, — ответил хозяин.
   Дальше оставалось только попросить кого-нибудь из задержанных сбегать в ближайшее отделение милиции за помощью. Если следовать логике просьб.
   Идиотская ситуация.
   — Где девочка? — спросил следователь не столько чтобы услышать ответ, сколько чтобы выиграть время.
   — Какая девочка? — воровато стрельнув глазами, переспросил хозяин.
   — Сам знаешь какая. Дочь твоя где?
   — Моя дочь?
   — Так это была твоя дочь? — удивились собутыльники. — Что же ты не сказал?
   — Что не сказал?
   — Что она твоя дочь.
   — Да вы что, мужики! Разве бы я мог! Свою дочь!
   Теперь отступать было поздно. Теперь надо было дожимать. Любой ценой. То, что говорят преступники в момент ареста, потом, успокоившись, они почти никогда не повторяют. Теперь следовало угрожать, пугать, обещать замять дело. Теперь допустимо было делать все, что угодно, лишь бы он назвал адрес. Лишь бы спасти заложницу. И стать победителем, которых за мелкие нарушения норм ведения следствия не судят…
   — Где девочка?! — дико заорал Грибов. — Быстро говори адрес. Быстро!! Или я тебя пристрелю. Прямо здесь. При попытке оказания сопротивления при исполнении. Адрес?!
   — Какой?! — закричал в ответ хозяин квартиры, закрываясь рукой от заглянувшего ему в самую душу зрачка пистолетного дула.
   — Девочки адрес! Девочки! Где она находится?
   — В комнате.
   — В какой комнате? Где располагается эта комната? Говори. Ну!
   — Комната? Здесь располагается…
   — Где здесь?
   — Ну здесь. То есть там. То есть если из кухни, то сразу направо.
   — Здесь?! В квартире?
   — Ну да. В комнате.
   — Одна?
   — Нет. Она с Севкой. В комнате.
   Как в комнате? В соседней с кухней комнате? В двух шагах от него… Всего в двух шагах?! — мгновенно удивился Грибов. Неужели они не догадались спрятать ее понадежней? А просто притащили сюда и потребовали выкуп. И ждали выкуп. Коротая время беспробудной пьянкой. Неужели все так просто? Как и бывает в жизни…
   — Так вас пятеро?
   — С Севкой? Пятеро.
   — Чего вы орете? — сказал из-за спины следователя голос.
   — Вот он, Севка, — кивнули мужики на напоминающего габаритами платяной шкаф сообщника.
   — А это кто? — удивился Севка.
   — Милиция! — представился следователь. — Где девочка?
   — Там. В комнате.
   — Жива?
   — Минуту назад была жива.
   — Все. Теперь конец. Доигрались, — обреченно сказал кто-то из впечатанных лицом в стену мужиков. — Говорил, не надо было тащить ее сюда…
   — Руки за голову, лицом…
   — Ты чего орешь? — удивился Севка и с размаху залепил Грибову звонкую плюху.
   Грохнул выстрел. Но почему-то с опозданием на несколько секунд. Почему-то после того, как следователь увидел ослепительную, разлетающуюся искрами вспышку.
   — Ходу! — громко крикнул кто-то из мужиков.
   Расталкивая друг друга, преступники бросились в прихожую. И на лестницу.
   — Стоять! — слабо крикнул пришедший в себя следователь. И на заплетающихся ногах поплелся за ними.
   На лестничную площадку из-за приоткрытых дверей выглянули жильцы. И с удивлением увидели заходившего к ним недавно работника жэка. С дымящимся пистолетом в руке.
   — Чего это он? — спросил кто-то из них.
   — Говорил, жалобу проверять. Говорил — протечка.
   — Что, теперь с этим так строго?
   — Теперь да…
   Следователь доковылял до нижнего этажа и выглянул на улицу. Там было уже пусто.
   Он снова поднялся на этаж, в квартиру. И увидел лежащего на полу Севу. Удерживающего безвольно повисшую правую руку.
   — Ты чего стреляешься? — возмутился тот.
   — Вы арестованы! — ответил следователь и попытался заломить преступнику за спину здоровую руку. Но сил не хватило.
   — Заведи руку за спину, — потребовал он.
   — Зачем?
   — Положено!
   — Ладно, — согласился Сева.
   — Где девочка?
   — Там. В комнате.
   — Одна? Или еще кто-нибудь есть?
   — Не. Я был последний.
   — Сдвинешься с места — убью!
   Грибов на всякий случай выставил вперед пистолет и резким ударом ноги открыл дверь.
   В комнате стояла тахта. На тахте, на измятых простынях, лицом вниз лежала голая девочка Совсем другая девочка.
   — Ты, что ли, последний? — спросила она. — Или еще кто есть?
   — Что последний? — не понял следователь.
   — То же, что и другие. До тебя… — и раскинула ноги, одновременно присосавшись к горлышку бутылки.
   — Ты кто? — спросил Грибов.
   — Ну ты, мужик, будешь? Или ты импотент?
   — Я? Нет. То есть в этом случае да.
   — Тогда я пошла.
   Девочка встала и стала искать трусы.
   — Вот, — сказала она, — порвали. За трусы тоже придется заплатить.
   — Так ты кто? — еще раз спросил Грибов.
   — А тебе не все равно?
   — А лет тебе сколько?
   — Двенадцать.
   — Я из милиции, — сказал Грибов.
   — О-о! Из милиции. Тогда двадцать четыре.
   — А им сколько сказала?
   — Пятнадцать.
   — Понятно…
   Грибов засунул пистолет в кобуру и выглянул из комнаты.
   — Вы где ее подцепили?
   — Не знаю. Ее Петро привел.
   — И что сказал?
   — Сказал, что она школьница. И что по бутылке с брата.
   — Ну и что? Сбросились?
   — Вначале сбросились. А потом выпили.
   — А с ней как же?
   — С ней? С ней так сговорились. Припугнули, и все.
   — Понятно…
   Понятно, почему так резво разбегались. Думали, малолетку припугнули. Всей группой.
   — Слушай, а зачем ты на меня напал?
   — А чего ты орал? И пушкой грозил…
   — Ну, тогда я пошла… — сказала вышедшая из комнаты девица — Чао, мальчики. — И игриво махнула ручкой.
   — Эй, стой! — крикнул Грибов. — Погоди маленько.
   — Зачем?
   — Протокол составить.
   — Какой протокол? За что протокол, начальник?
   — За занятие проституцией.
   — Какой проституцией? Я же у них ничего не брала.
   — Не брала? — спросил следователь.
   — Брала! У всех брала! — подтвердил Сева. — По стакану водки.
   Водку к протоколу не подошьешь.
   — Когда я у вас то же самое делаю, это называется помощью органам правопорядка, — капризно сказала девица. — А когда не с вами — проституцией.
   — Где это «у вас»?
   — Сам знаешь, где у вас. В отделении. У вас.
   Так, в отделение звонить безнадежно, понял Грибов. Надо сообщать своим.
   — Подержи ее тут, — велел он подраненному алкоголику, — я позвонить схожу. Если отпустишь — значит, был с ней в сговоре. И пойдешь по статье «сводничество». Как сутенер. Понял?
   — Понял. А если не отпущу?
   — Если не отпустишь, оформим все это безобразие как мелкое хулиганство. Пятнадцать суток помашешь метлой. Хотя если бы моя воля…
   — Ладно, удержу.
   Сева сгреб двадцатичетырехлетнюю малолетку в охапку и запустил ей руку под блузку…
   — Ты чего? — возмутилась девица.
   — Того. Того самого! Ты мою водку допила?
   — Ну допила.
   — А я не до… Так что давай… Раз оплачено. А то меня отвлекли…
   Следователь Грибов вышел из дома и направился к ближайшему телефону-автомату… В потревоженной голове гудело. На душе было погано, как в не чищенной десять лет выгребной яме.
   — Дежурный? — спросил он.
   — Дежурный.
   — Говорит следователь Грибов. Приезжайте по адресу… Нет. Всего лишь незарегистрированный притон… Нет, случайно. Но все равно, запишите на наш отдел…

Глава 16

   — Как же это ты так? — спросил Григорьев.
   — Вот так. Я думал, там девочка, а там — «девочка». И «мальчики»…
   — И на старуху бывает проруха.
   — На старуху, может, и бывает…
   Следователи сидели в машине и лениво жевали бутерброды. И холодные, задохнувшиеся в полиэтиленовом мешке пирожки.
   — Люська пекла?
   — Что пекла?
   — Я говорю, пирожки жена пекла?
   — Жена. Еще вчера.
   — Вот видишь, тебе жена пирожки печет, а ты по притонам ходишь. С малолетними проститутками. Нехорошо получается.
   — Кончай издеваться. И так тошно. Пятый день, и хоть бы…
   В «бардачке» заверещал мобильный телефон.
   — Слушаю, — сказал Грибов, — ладно.
   — Кто?
   — Дежурный. Говорит, нас генерал ищет. Просил перезвонить.
   — Ну так звони.
   — Нет, вначале доем. Все равно сказать нечего…
   Но доесть не успел. Телефон зазвонил снова.
   — Слушаю… — И тут же изменился в лице, ткнул большим пальцем вверх: генерал. Сам звонит! — Да.
   Да.
   Отрабатывали версии. Я по отцу. Григорьев по связям.
   Нет. Пока ничего существенного…
   Что?! Когда? Десять минут назад? И точное время? И адрес? А девочка? Когда девочку? Потом? После денег? Все понял. Еду…
   — Ну что? Что такое? — нетерпеливо спросил Григорьев.
   — Объявился. Объявился, гад! Позвонил родителям. Назначил встречу. Пока мы тут…
   — Значит, все-таки объявился…
   — Давай ставь мигалку. Нам не позже чем через пятнадцать минут надо быть у генерала.
   Григорьев вытащил, налепил на крышу мигалку. Грибов резко разогнал машину, развернул и, включив сирену, выкатился на левую полосу.

Глава 17

   Генерал был в кабинете. И был не один.
   — Товарищ генерал…
   — Молчите! — раздраженно махнул рукой генерал. — Проходите и слушайте.
   Напротив генерала навзрыд плакала мать девочки. И молча стоял отец.
   — И что дальше? — вежливо спросил генерал.
   — Дальше он сказал, что, если будет кто-нибудь еще, если он что-то заметит, он не ручается за ее жизнь. За жизнь дочери. Что это единственная наша возможность…
   — И что вы решили? — напряженно спросил генерал.
   — Мы ничего не решали. Мы сразу позвонили вам.
   — По своему телефону? — быстро спросил Грибов.
   — Нет. От соседей. Как вы и просили. И приехали.
   — Это правильно сделали, что сразу. Надеюсь, вы понимаете, что теперь продолжать частное расследование бессмысленно? Что теперь придется обращаться за официальной помощью?
   — Не понимаю!
   — Как то есть…
   — Он сказал, что если что-то заметит, то не ручается за ее жизнь.
   — Но если мы пустим это дело на самотек, шансов спасти девочку еще меньше…
   — Но он сказал, что не ручается за ее жизнь!
   — Я разделяю ваше беспокойство. Но попробуйте подумать хладнокровно. Без эмоций. Руководствуясь только здравым смыслом. И логикой.
   Передача будет проходить в два этапа. Вначале деньги. Потом заложница. Не сразу. Потом… Понимаете? Где гарантии, что второй этап будет? Что, получив деньги, он не попытается скрыться? Вы понимаете, о чем я говорю?
   — Понимаю.
   — А если он получит деньги и скроется, вряд ли он станет отдавать девочку. Вряд ли захочет рисковать, отдавая единственного, который его знает в лицо, свидетеля. Тем более то, что он желал иметь, он уже будет иметь.
   Вы понимаете?
   — Понимаю.
   — У нас нет другого выхода, как взять его на первом этапе операции. До того, как он будет иметь возможность скрыться.
   — Но он сказал…
   — Хорошо, давайте поступим по-другому. Давайте исключим всякую возможность риска. Мы не будем задерживать его в момент получения выкупа. Из опасения, что за ним наблюдают его сообщники, охраняющие заложницу. Мы будем сопровождать его до момента передачи девочки. Или до того момента, когда станет ясно, что он пытается скрыться. И только когда выяснится, что он обманул вас…
   — А если он узнает заранее?
   — Он не сможет узнать заранее. Он ничего не сможет узнать. Утечка информации исключена. Мы оцепим место действия задолго до начала операции. И будем использовать в ней только узкий круг проверенных работников. Только тех, кто проработал в органах не менее пяти лет и в ком мы совершенно уверены. Поверьте мне, у нас есть опыт проведения подобных мероприятий. К сожалению, не вы первый, не вы последний…
   — Вы можете гарантировать, что… Что он ни о чем не догадается?
   — Могу. Почти на сто процентов.
   — Почти?
   — Хорошо, на девяносто девять и девять десятых процента. Десятую долю процента я оставляю на непредвиденный случай. Которого, уверен, не будет.
   Но при другом варианте развития событий, если пойти преступнику на уступки, если принять его условия, риск будет еще выше. Гораздо выше…
   — Хорошо, что потребуется от меня? Если я решусь. Мы решимся.
   — Согласие на операцию. И участие в операции. Ее успех или неуспех во многом зависит от вашего поведения. От того, насколько вы сможете быть спокойны, убедительны и насколько сможете взаимодействовать с нашими работниками.
   Решайтесь. Другого выхода у вас все равно нет. Другой выход может стоить вашей дочери жизни…
   — Когда я, когда мы должны дать ответ?
   — Не позже чем через полчаса…

Глава 18

   — Прошу доложить свои соображения по вновь выясненным фактам, — сказал генерал.
   Подполковник встал и откашлялся.
   — Прошу доложить разработчиков операции.
   Подполковник сел. Встал следователь Грибов.
   — Всех прочих прошу оппонировать.
   — Передача денег назначена на завтра… — начал доклад Грибов.
   — Где? И во сколько? — перебил его подполковник
   — В двадцать два часа. На улице Парковой.
   — Как так на улице? Почему такая неопределенность? Где конкретно должна? Где определено место передачи денег?
   — Конкретно нигде. Машина должна двигаться со скоростью десять-двадцать километров в час вдоль кромки тротуара, останавливаясь через каждые сто метров на две-три минуты. В какую из остановок к ней подойдут или еще как-то с ней свяжутся преступники, мы не знаем.
   — Мудрено.
   — Скорее разумно. Мы не можем блокировать улицу на всем ее протяжении. И не можем на скорости десять километров в час сопровождать машину так, чтобы при этом не привлечь к себе внимания.
   — А почему в двадцать два часа?
   — Я думаю потому, что уже достаточно темно, чтобы можно было незамеченным подскочить к машине из какого-нибудь малоприметного переулка или проходного проезда. И в то же время на улицах еще немало праздно шатающейся публики. Среди которой мы вряд ли отважимся открывать стрельбу на поражение.
   — Каким образом должна состояться передача денег?
   — Вся сумма в купюрах достоинством по сто долларов должна лежать на заднем сиденье машины вплотную к дверце. Дверца должна быть приоткрыта. Кроме банкира, в машине не должно быть никого. Сама машина должна иметь стандартное остекление. Никаких тонированных или матовых стекол. Никаких шторок.
   — А девочка?
   — Девочка будет передана на любой из следующих остановок. После того как они проверят и пересчитают деньги. Я так думаю, что они просто выпустят ее из какого-нибудь расположенного по ходу движения подъезда. Если есть кого выпускать…