Вот, оказывается, как выглядит его работа. Десятки толстых, как энциклопедии, папок, в которых он должен прочитать каждую страницу. Тысячи страниц!.. Теперь понятно, почему, возвращаясь домой, он…
   — Ну что там? — толкнув в бок, заинтересованно спросила хозяйка.
   — Что? — не поняла в первое мгновение Татьяна.
   — Пришла она к твоему супружнику?
   — Она? Нет еще. Пока не пришла. Наверное, надо подождать немного.
   — Тогда жди. Надо ее, стерву, на чистую воду вывести. А то знаю я их — губы намажут, юбки под сиськи задерут и крутятся и крутятся перед мужиком. Вместо того, чтобы работать. Управы на них нет…
   Татьяна, не отвечая, смотрела в бинокль.
   — Своих мужиков найти не могут, чужих отбивают. Я бы им за такое дело все ноги повыдергивала. Чтобы вертеть было нечем. Ну что? Не видать?
   — Нет.
   — У нас на заводе тоже одна такая гулящая была. Все на чужих мужиков кидалась. Ух, не любили ее бабы. Сколько разов волосья выдирали. А она за свое… Не видать?
   — Нет.
   — А может, ты не так глядишь? Слышь, дай мне биноклю, может, я чего угляжу. Ну дай, дай… Татьяна передала бинокль.
   — Этот, что ли, твой? Который весь в папках?
   — Этот.
   — А где же он с ней? На этих папках, что ли?
   — Я не знаю… Может быть…
   — От чего удумали! Вместо того чтобы папки читать, они на них… вместо перины! Поди и папок столько взял, чтобы помягче…
   — Что вы такое говорите?
   — Я говорю? Это же ты говоришь, что они на рабочем месте.
   Сергей поднял трубку телефона.
   — По телефону говорит. Не иначе с ней договаривается…
   — Дайте мне, пожалуйста, бинокль.
   — Погоди, сейчас. Я токма на нее взгляну, на разлучницу эту.
   — Дайте бинокль! — почти крикнула Татьяна.
   — Да на ты, на. Чего кричишь? Я тебя пустила… Ну хоть потом дашь посмотреть, когда она придет?
   — Дам. Потом дам.
   Татьяна внимательно наблюдала за мужем. Как он коротко говорил и, слушая ответ, резко сжимал зубы.
   Значит, возможно, они. Наверное, они, раз он так… Сергей встал из-за стола и стал быстро собираться. Уходит! Торопится! Значит, они назначили ему встречу.
   Сергей вышел из кабинета. Татьяна быстро перевела объективы бинокля на вход в здание.
   — Ну чего там? Пришла она?
   — Что? Пришла.
   — Дай поглядеть! Ну дай поглядеть!..
   Сергей мелькнул в проеме стеклянной двери. Вышел, замер на секунду на крыльце и, словно что-то увидев, сбежал по ступенькам вниз.
   — Ну дай, говорю, биноклю, — дергала за рукав хозяйка квартиры. — Ну дай…
   — Да погодите вы! — довольно резко попросила Татьяна, отрывая глаза от бинокля, чтобы видеть всю улицу.
   Увидела, как из стоящей возле обочины машины выбрались два парня. И быстро пошли навстречу Сергею. Тот, увидев их, остановился. И оглянулся, словно ища пути отступления.
   — Ну? Ну чего они там делают? Целует он ее? Или уже лапает? Если на работе, то, наверное, лапает. На работе некогда антимонии разводить…
   Парни приблизились вплотную к Сергею, обступили его и, поводя возле самого его лица пальцами, начали разговор. О чем они говорили, было непонятно. Но Татьяне казалось, что они угрожают. Угрожают ее мужу.
   Она быстро переводила бинокль с лица на лицо. С лица мужа на ненавистные ей лица приставших к нему парней. Один из них был ей знаком. Потому что был там, в машине, возле подъезда. Это он стучал пальцем по стеклу часов, назначая встречу. А теперь…
   Теперь он попытался схватить Сергея за руку. И даже схватил, потянул на себя. Но Сергей сбросил чужую руку и быстро пошел прочь.
   Парни что-то крикнули вдогонку и не спеша пошли к машине. К той, из которой вышли. К своей машине.
   Татьяна направила бинокль на номер. И, запоминая, зашептала его.
   — Два. Семнадцать…
   — Чего? Какие семнадцать? Ей лет семнадцать? Чего они там? Разделись? Или так. Задрамши? На столе?.. Тогда дай мне поглядеть. Ты обещала!
   Татьяна, оттолкнув хозяйку, бросилась к двери, на ходу засовывая бинокль в футляр, а футляр в сумку.
   — А мне-то! — крикнула вдогонку женщина. — Ты мне хоть скажи, как он ее… Я же тебя пустила!..
   Татьяна бежала вниз по лестнице, перескакивая через две ступеньки, рискуя сломать каблуки.
   Выскочила из подъезда. Пробежала по двору до арки. Выскочила на улицу, побежала, не обращая внимания на устремленные на нее удивленные взгляды прохожих.
   Машина тронулась с места.
   «Догнать! Надо их догнать!» — мгновенно решила Татьяна.
   Бросилась к ближайшей, стоящей у обочины машине. Рывком распахнула дверцу. Упала на переднее сиденье.
   — Поехали! — скомандовала она.
   — Что? — удивленно спросил мужчина за рулем. — Куда поехали?
   — Туда поехали, — ткнула рукой Татьяна.
   — Мне в другую сторону.
   — Ну я вас очень прошу, — мгновенно сменила тон Татьяна. И ласково положила свою ладонь на руку водителя на баранке. — Я вас очень прошу. Именно вас.
   — Куда поедем? — оживленно спросил водитель, оглядываясь по сторонам.
   — Вон за той машиной.
   — Зачем за машиной? У меня есть свободная квартира, — многозначительно сказал водитель. И положил горячую, потную руку на колено Татьяны. — Едем сразу туда? Или вначале в ресторан?
   Татьяна смотрела на ползущую вверх по колготкам руку. И смотрела на удаляющуюся машину. За которой надо было гнаться. Но уже поздно было гнаться…
   Машина скрылась за поворотом.
   — Ну так что?
   — Что — что?
   — Мы едем? Если едем, то надо быстрее. Пока моя жена…
   — Руку убери, — жестко сказала Татьяна, глядя на свою ногу. И на мгновенно замершую на ней чужую руку.
   — Что? — удивился вдруг изменившемуся тону водитель.
   — Руку с моей ноги убери! Если не хочешь, чтобы я тебе лобовое стекло вышибла, — сказала Татьяна, зажав в кулаке пряжку ремня безопасности.
   — Ты что? Ты же сама ко мне села! — обалдел водитель, опасливо косясь на прыгающую в руках Татьяны пряжку. — Ты же сама ко мне! А теперь стекло!..
   — Я ошиблась. Я думала, это автобус, — сказала Татьяна. — А это не автобус! — И, поправив юбку, вылезла из машины.
   — Дура! — крикнул водитель, убирая с сиденья пряжку ремня безопасности. — Сама лезет, сама…
   К машине, беспрерывно оглядываясь на удаляющуюся фигуру Татьяны и постепенно замедляя шаг, подошла женщина.
   — Ну слава богу! — воскликнул водитель. — Я уж тебя заждался.
   — Кто это? — спросила женщина.
   — Кто? О чем ты?
   — О той бабе, что только что вылезла из машины.
   — Ах эта? Это так… Голосовала она.
   — Стоящую машину?
   — Ну да. Попросила подвезти. Я сказал, что не могу. Что жду…
   — А почему она тогда села? Если ты ее везти отказался.
   — Она села? Ну да, села… Чтобы… адрес спросить. Ну да, адрес. Куда надо ехать, если бы я поехал. Но я не поехал, а только объяснил, как надо ехать, если ехать…
   — А пока объяснял, за коленки ее хватал?
   — Я?!
   — Ты! Подлец! Зачем, чтобы объяснить, куда ехать, садить в машину?! На минуту нельзя оставить, чтобы ты бабу себе в машину не заманил…
   — Что ты говоришь?
   — То, что я видела. Собственными глазами! Давай сюда доверенность!
   — При чем здесь доверенность?
   — При том, чтобы ты в моей машине чужих баб не щупал!
   Женщина ловко выхватила из «бардачка» машины документы и сунула их в свою сумочку.
   — Отдай доверенность!
   — Не отдам!
   — Отдай! Меня без нее любой гаишник…
   — Все равно не отдам! Пока не скажешь, что это за баба была. Ну?!
   — Не знаю. Я ее первый раз видел.
   — И сразу посадил в машину? Не ври! Кобель!
   — Ну честное слово! Она сама села! Я ее не звал. Я сидел в машине, а она дверцу открыла и…
   — Так не бывает! Без приглашения женщины в машину не садятся!
   — Я точно говорю! Она сама…
   — Молчи, развратник! — крикнула женщина. И, залепив водителю пощечину, вылезла из машины. — Прощай! Совсем прощай!
   — А доверенность? — закричал вдогонку водитель.
   — Так доедешь! Я если не доедешь, то я заявлю, что ты угнал у меня машину. Казанова на колесах!
   — Отдай доверенность! Истеричка!..
   Татьяна быстрыми шагами шла к дому. Мимо остановок городского транспорта. Идти было неблизко. Но о троллейбусах и автобусах она забыла. Совсем забыла. Потому что думала о другом. Думала о муже. И об упущенной ею машине. С номером…
 

Глава 10

   В одном из длинных коридоров городской ГАИ стояли, сидели на стульях, тихо разговаривали дожидающиеся решения своей участи недисциплинированные водители.
   — Ну что, так и не вернули права?
   — Нет, не вернули. Твердят — вы нарушили правила дорожного движения.
   — А ты?
   — Я им говорю — это не я нарушил, это ваш инспектор нарушил, который вначале взятку взял, а потом права забрал, будучи пьяным в стельку! Он, даже если бы я нарушил, не мог видеть, что я нарушил, потому что на асфальте лицом вниз лежал!
   — А они что?
   — Они спрашивают — вы уверены, что он был в нетрезвом состоянии? И в этом состоянии вымогал у вас деньги? Я отвечаю — конечно. Они — почему вы так считаете?
   Я говорю — потому что он на асфальте лежал. И вместо свистка в жезл свистел. А махал свистком. Когда лежал. А когда деньги взял, сунул их вместо кармана в ширинку.
   Тут они мне — это не может служить доказательством вины инспектора дорожного движения.
   Я им — как так?
   Они — вот так. Мы, говорят, своим инспекторам верим больше, чем водителям! И даже пьяным инспекторам больше, чем трезвым водителям.
   Тогда я спрашиваю — а как же мне теперь быть? Как права вернуть?
   Очень просто. Идите, говорят, к этому инспектору, который забрал права, пусть он напишет рапорт по поводу того, что в тот день был пьян при исполнении служебных обязанностей и задержал вас незаконно, с целью получения взятки. И пусть бывший с ним напарник подтвердит факт его пьянства и взяточничества. И мы немедленно примем меры к искоренению имеющих место в нашей работе отдельных недостатков.
   Я им — да разве он согласится писать против себя?
   Конечно, говорят, согласится! Потому что у нас служат высокосознательные, преданные своему делу работники. Или, может быть, вы сомневаетесь в высоких моральных качествах офицерского и сержантского состава ГАИ?
   Нет, отвечаю, не сомневаюсь.
   — Так и не отдали?
   — Не отдали.
   — И что теперь делать будешь?
   — Майору жаловаться. Говорят, он такие вопросы в один день решает. Конечно, дороже, чем если инспектор на месте. Ну да куда деваться.
   — Да, без прав нельзя…
   — Глянь, баба вон сидит. Тоже, поди, прав лишили.
   — Этих надо лишать! Баба на трассе — это все равно что сумасшедший с гранатометом. Их надо с дорог поганой метлой!
   — Кто их погонит? Баба с гаишником всегда договорится. Им есть чем платить. Хоть даже на месте. Это нам, бедолагам…
   Татьяна второй час сидела в очереди в кабинет майора Воробьева и наслушалась уже столько историй про взятки и придирки инспекторов, что уже почти не любила того майора за дверью.
   — Ваша очередь. Проходите, женщина. Татьяна встала и, распахнув дверь, решительно шагнула в кабинет.
   Майор, не глядя на дверь, читал газету.
   — Если ДТП без смертельного исхода, то штраф по квитанции, — недовольно сказал он. — Или…
   — Но я совсем не по…
   — Если не сбивали совсем, то двадцать по квитанции. Или…
   Майор поднял голову. И вдруг, словно подброшенный стулом, выскочил из-за стола. Заулыбался, пошел навстречу, раскрывая объятия.
   — Ой! Какие люди о нас вспомнили! Какие люди!.. Татьяна, выставив вперед руки, стала отступать назад к двери.
   — Воробьев! Погоди, Воробьев! Опять ты за свое!
   — Опять. Только не за свое, а за твое!
   — Ну хватит, Воробьев! Я к тебе по делу! Ты должен мне помочь!
   — Что, прямо здесь? — заулыбался майор.
   — Перестань паясничать. Мне нужно узнать хозяина одной машины.
   — Что, ДТП? На тебя кто-то наехал? Или ты на кого-то наехала?
   — Не важно.
   — Как не важно? А вдруг ты задавила десять человек и теперь пытаешься с моей помощью свалить вину на другого? Для чего склоняешь меня к разглашению служебной информации. К соучастию в совершенном тобой преступлении.
   — Ну хватит! Скажи, можешь помочь или нет?
   — ГАИ все может. ГАИ может даже больше, чем уголовный розыск.
   — Ну хорошо — поможешь или нет?
   — Будет зависеть от твоего поведения. Как ты понимаешь, я рискую своим положением.
   — Нет, Воробьев. У нас с тобой все. У нас с тобой тысячу лет все.
   — Это у тебя все. А у меня…
   — Ты поможешь?
   — За что?
   — За просто так. Ну или за деньги. Сколько у вас стоит подобного рода услуга?
   — Я деньги с женщин не беру. Похоже, правду говорили в очереди. Насчет женщин и гаишников.
   — Я тебя очень прошу. Я тебя почти никогда ни о чем не просила. Ну хочешь, я перед тобой на колени встану? Прямо сейчас встану.
   — Ну зачем сразу на колени?
   — Пошляк!.. И подлец!
   — Нет, не подлец. К подлецу ты бы не пришла.
   — Хорошо, не подлец. Действительно, не подлец. Просто обиженный мужик. Очень хороший, но обиженный. Мной обиженный. Несправедливо обиженный. Дурой бабой, на которую даже обижаться…
   — Для мужа стараешься?
   — Для семьи!
   — Ладно, давай свой номер.
   — Вот. Я его написала…
   Воробьев снял со стоящего на столе телефона трубку, набрал номер.
   — Егоров? Не в службу, а в дружбу, посмотри в картотеке номер… Когда? А побыстрее нельзя? Да, очень нужно. Через десять минут? Хорошо. Через десять минут, — повернулся он к Татьяне. — Надо подождать.
   — Может, я пока в коридоре постою? Там очередь…
   — Ничего, посидят. Им полезно. Татьяна заерзала на стуле.
   — Как живешь? — спросил Воробьев.
   — Хорошо. То есть раньше лучше, а теперь хуже. Поэтому к тебе пришла…
   — А так бы не пришла?
   — Тут трудно сказать… Я не думала… — засуетилась, забормотала, пряча взгляд, Татьяна.
   Но Воробьев смотрел прямо ей в глаза. Очень внимательно смотрел. И очень требовательно.
   — Не пришла бы? Нет?
   — Понимаешь, Воробьев… — И вдруг, подняв глаза, твердо сказала:
   — Нет! Не пришла. Извини, Воробьев, но…
   Несколько минут Татьяна и майор молчали, глядя в стороны. Каждый в свою сторону. Больше говорить было не о чем. Потому что самое главное было сказано…
   Звонку телефона оба обрадовались, как спасению.
   Воробьев быстро схватил трубку.
   — Уже нашел? Спасибо тебе. Само собой. С меня… Положил трубку. Пододвинул к себе лист бумаги с номером машины. Что-то быстро написал.
   — Фамилия хозяина машины. Его адрес. Его телефон. Все, что ты хотела.
   — Спасибо! — поблагодарила Татьяна. — Спасибо тебе, Воробьев. Я знала, что ты поможешь.
   И, перегнувшись через стол, чмокнула майора в щеку.
   — Хорошая ты баба. Жаль, не моя, — вздохнул тот.
   — Ты сам пробросался. Сам сменил одну хорошую на много плохих…
   Татьяна быстро пошла к выходу.
   Воробьев догнал ее, открыл дверь и несколько секунд, высунувшись в коридор, смотрел в сторону быстро идущей по коридору фигуры.
   Очередь, напряженно замерев, смотрела на майора и на уходящую женщину.
   — Ну, чего уши прижали? — грозно спросил майор, повернувшись к притихшим водителям. — Как ПДД нарушать, вы все герои. А как отвечать — хвосты поджали. А ну, кто первый хочет у меня права получить?
   Желающих не было. Проштрафившиеся водители потупили взоры.
   — Смелых нет? Тогда все ко мне в кабинет! Разом! Будем повторять правила дорожного движения. И если вы запнетесь хотя бы на одном пункте…
   — Но, товарищ майор, зачем нам знать правила дорожного движения, если мы уже имеем права…
   — Это самоуправство…
   — Он верно говорит. Мы уже сдавали на права…
   — Тогда вы сдавали на права, а теперь на права иметь права. Ясно?
   — Безобразие!
   — Обнаглели гаишники!
   — Кто сказал? Ты сказал? Ты? Кто еще сказал? — совершенно рассвирепел майор. — Кто не желает изучать ПДД — будет сдавать лично мне правила передвижения авто — и бронетехники в условиях боевых действий, на лишенных разметки фронтовых грунтовках…
   — Но зачем нам знать про бронетехнику?!
   — Затем, что — если завтра война! Затем, что вы не просто водители, а военнообязанные водители. И не дай вам бог перепутать, кто кому должен уступать дорогу на неосемафоренном перекрестке — танк, БМП или артиллерийское орудие на гужевом ходу! А ну — заходи по одному!
   Очередь потянулась к двери кабинета.
   — Ну я же говорил! — тихо сказал один из обреченных водителей. — Эти в отличие от нас всегда с теми столкуются. А нам отдуваться. Если у тех с этими что-нибудь не сладится.
   — Думаешь, у этого не сладилось?
   — Думаю, не сладилось. Думаю, у этого с той совсем не сладилось!..
 

Глава 11

   Электричка отстукивала колесами сто двадцатый километр. Почти все пассажиры в вагоне спали. Даже те, кто стоял в проходах.
   — Осторожней! — предупреждал Сергей наваливающегося на детей мужчину, присевшего на край скамейки.
   — Что? — вздрагивал, просыпаясь, мужчина.
   — Вы моих детей задавите.
   — Я?.. Ах, ну да… Простите.
   Мужчина отодвигался, но через несколько минут засыпал, клонясь телом к детям.
   — Послушайте, вы опять…
   — Что? Что такое?
   — Вы снова…
   — Платформа «Сто второй километр». Следующая остановка «Сосновка». Конечная, — раздался из-под потолка дребезжащий голос.
   Мужчина мгновенно проснулся, встал и стал протискиваться к выходу.
   Сергей тронул рукой детей.
   — Просыпайтесь. Мы подъезжаем. Просыпайтесь. Вы слышите меня?
   Дети ничего не слышали. Они крепко спали.
   — Вставайте!
   — Мы еще немножечко. Еще чуть-чуть, — хныкали дети, не открывая глаз.
   — У бабушки доспите.
   — Ну папа…
   — Вставайте, вставайте…
   Позевывающие пассажиры потянулись к выходу. Последним, уже из пустого вагона, вышел, волоча за руки детей, Сергей.
   — Давайте, давайте шагайте.
   От платформы сразу свернули направо и пошли по мокрой, вьющейся среди деревьев тропинке.
   — Скоро мы придем? Ну скоро придем?.. — канючили дети.
   — Скоро. Вон видите, фонарь горит? До него дойдем, а там два шага…
   От фонаря повернули влево и вдоль забора дошли до ворот.
   — Ну вот видите. Уже пришли.
   Сергей постучал в окно дома. Шторка отдернулась. За горшками с комнатными цветами мелькнуло чье-то лицо.
   — Кто там?
   — Я. Сергей.
   — Какой Сергей?
   — Да ты что, мама, это я.
   — Сергей? Ты?..
   — Я. Открывай.
   Звякнул крючок на двери. Быстрые шаги застучали во дворе. Калитка открылась.
   — Здравствуй, мама. Вот, привез тебе внуков погостить, — быстро, опережая вопросы, проговорил Сергей.
   — Ты почему так поздно? Уморил детей совсем. Смотри, они на ходу спят! — обхватила, потащила любимых внуков в дом. — Устали, бедненькие? Спать хотите?
   — Баб, а у тебя молоко есть?
   — Есть, есть у меня молочко. В холодильнике в крынке стоит.
   — А сметана?
   — И сметана есть.
   Открыла холодильник, вытащила, разлила по стаканам молоко.
   — Кушайте, милые, кушайте…
   — Ну все, я пошел, — шагнул к порогу Сергей.
   — Куда пошел? — удивилась мать. — Ночь на дворе!
   — На электричку. Я еще могу успеть на последнюю электричку. Закрой за мной.
   Мать с недовольным видом вышла во двор. Не нравились ей ночные походы сына. Ни в детстве не нравились, ни теперь. Хулиганы из соседнего двора ей мерещились. И бандиты, поджидающие жертву на тропе к железнодорожной платформе.
   — Остался бы ты лучше. Поел. Переночевал. А с первой утренней электричкой поехал.
   — Не могу, мама. Рано утром мне надо быть на работе.
   — У тебя что-то случилось? — пытливо вглядываясь в лицо сына, спросила мать.
   — Нет, ничего не случилось. У них в школе недельный карантин объявили. День-деньской болтаются без дела. А мы на работе. Пусть лучше пока у тебя побудут.
   — Пусть побудут. Места хватит, — ответила мать, застегивая на пиджаке великовозрастного сына пуговицы. — Воротник подними. Горло застудишь.
   — Мама!
   — Ну ладно, иди. Раз тебе так надо. А только все равно не дело это по ночам неизвестно где лазить…
   К электричке Сергей почти бежал, отбрасывая от лица ветки, проваливаясь ногами в ямы, хлюпая полуботинками по невидимым в темноте лужам.
   В электричке, в тамбуре, он долго счищал с себя грязь. А потом дремал, привалившись головой к вагонному окну.
   На вокзале он поймал машину и через пятнадцать минут был дома.
   Дверь он открыть не успел. Дверь, как только он сунул ключ в замочную скважину, распахнулась сама,
   — Где дети? Где ты? Куда вы все делись? — закричала с порога жена. — Я тут с ума схожу! Не знаю, что подумать!
   — Там записка. Я записку на столе оставил.
   — Почему ты один? Где дети? Где?!
   — У мамы. В деревне. Я их в деревню увез.
   — Зачем? У них же учеба.
   — Я понимаю, что учеба. Но мне сегодня на работу мать позвонила, говорит, прихворнула, какие-то предчувствия ее мучают, хочет внуков увидеть. Я подумал — пусть. Неделя в учебе ничего не решает.
   — А меня ты мог предупредить?
   — Не мог… То есть мог. Я тебе записку оставил. На столе.
   — Скажи, зачем ты увез детей? — еще раз, уже гораздо спокойней, спросила Татьяна, вплотную придвинувшись к мужу и заглядывая ему в глаза.
   — Я же говорю — мама позвонила, попросила привезти их, потому что почувствовала…
   — Пошли спать, — перебила мужа Татьяна. — Пошли. Уже два часа ночи. А тебе завтра рано вставать…
 

Глава 12

   — Я видела у вас там объявление.
   — Ну?
   — Насчет рукопашного боя для женщин.
   — Ну…
   — Я бы хотела…
   — Ну!
   — Хотела записаться… То есть посмотреть.
   — Спортзал. По коридору — налево. Двадцать вторая дверь.
   Татьяна, беспрерывно оборачиваясь и улыбаясь вахтеру, попятилась в коридор.
   — У-а-а!
   Штормовым сквозняком пронесся по коридору стоголосый вскрик. Из спортивного зала.
   Татьяна открыла двадцать вторую дверь.
   Две сотни женщин, облаченных в серые кимоно, сидели на татами, скрестив перед собой ноги и устремив взгляды в одну сторону. В сторону прохаживающейся вдоль шведской стенки женщины, в точно таком же сером кимоно, перехваченном поперек черным поясом.
   — Современная женщина может рассчитывать только на себя. Потому что не может рассчитывать на мужиков, которые выродились. Современная женщина должна уметь драться. Потому что, кроме нее, ее защищать некому. Если она умеет защищать себя, то она перестает быть слабым полом. Слабость пола определяется не вторичными признаками, но умением постоять за себя. Тот, кто побеждает в драке, тот и есть сильный пол. Кто проигрывает — слабый. Вы сильный пол. Потому что такими вас сделала я. Вы гораздо более сильный пол, чем мужики, занимающиеся в соседнем атлетическом зале и умеющие только поднимать железо. Они не мужики. Они автокары. С вторичными половыми признаками.
   А теперь докажем, что это не просто слова. На татами!
   — У-а-у! — радостно ахнули разом двести глоток.
   Женщины вскочили на ноги и, разбившись на пары, встали друг против друга.
   — Атака! — скомандовала руководительница курсов. Сотня женщин врезала другой сотне ногой по животу.
   — Резче! Врезали резче.
   Тридцать женщин, обнимая руками пояса кимоно, сели на татами.
   — Очень хорошо.
   Женщины обрадованно заулыбались. В том числе те, что лежали на татами.
   — Мы не должны бояться боли! И не должны бояться причинить боль! Мы не должны щадить себя, но еще меньше мы должны щадить своих врагов. Мы не должны щадить своих врагов!
   — У-а-у! — согласно гаркнули женщины.
   — Представьте, что перед вами враг! Что он желает получить ваш кошелек, вашу шубу или вашу честь. Женщины с ненавистью взглянули друг на друга.
   — Атака!
   — Ха-а! — рявкнула первая сотня, бросаясь на вторую.
   — Представьте, что к вам в дом забрались воры.
   — Ха-а! — новые удары в корпус воображаемого похитителя частной собственности.
   — Представьте, что на вас поднял руку ваш муж или друг.
   — Ха-а! — пали поверженные мужья и друзья.
   — Представьте, что ваш начальник домогается вас на рабочем месте.
   — Ха-а!…
   Через пятнадцать минут занятия закончились.
   Женщины споро разобрали свои хозяйственные пакеты и, озабоченно поглядывая на часы, разбежались по магазинам.
   Осталась одна Татьяна.
   — Что тебе нужно, сестра? — спросила, смахивая махровым полотенцем с бицепсов и трицепсов пот, руководительница курсов женской самообороны.
   — Мне нужно научится драться.
   — Зачем?
   — Чтобы уметь защищать себя.
   — Это верно. Кроме нас, нас некому защитить. Ты придешь к нам в секцию, и мы сделаем из тебя бойца. Который будет стоить трех мужиков. Ты придешь завтра. И через полгода не узнаешь себя. Ты станешь хозяйкой мира…
   — У меня нет полгода.
   — Сколько у тебя есть?
   — Мне надо научится драться за несколько дней.
   — Это невозможно. Бойцом не становятся за несколько дней! Умение драться — это в первую очередь воспитание духа А дух за несколько дней не воспитывается.
   — Но мне очень надо!
   — Тебя кто-то обидел?
   — Да.
   — Мужчины?
   — Мужчины.
   — Мы не должны спускать мужчинам. Мы должны мстить им за причиненные нам обиды. Ты не сможешь научиться драке, но я обучу тебя нескольким ударам. Которые ты доведешь до совершества. До автоматизма. Которые ты будешь наносить не задумываясь, но всегда попадая в нужное место. Встань.