Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- Следующая »
- Последняя >>
Андрей Ильин
Одна сатана
Глава 1
В квартире было сумрачно. И было тихо. Но не просто тихо. А как-то напряженно тихо. Как бывает в ожидании большого несчастья.
— Да… Увы… Вне игры… К сожалению, вне игры… — бубнил телевизор. — Хотя, если смотреть из комментаторской кабины, мне так не показалось… Я, конечно, не могу оспаривать действия судей, но хочу заметить, что судейство в этом матче оставляет желать лучшего… Как видно, не хотят судьи отдавать нашей команде победу в этом матче, за так нужное нам двадцать третье место…
Перед телевизором в глубоком кресле сидела женщина. Она очень внимательно смотрела в экран. На бегающих в синих трусах по зеленому полю футболистов.
Но мечущихся по экрану футболистов не видела. И экран не видела. И телевизора не видела.
Она вообще ничего не видела.
Футбол закончился. На экране появились часы. Секундная и минутная стрелки приближались к цифре двенадцать. Часовая упиралась в восемь.
Восемь часов. Восемь часов вечера.
Уже восемь.
Женщина встала с кресла, подошла к окну и, закутавшись в шаль, замерла у самого стекла.
По улице шли люди. Их было немного. Меньше, чем два часа назад. Два часа назад они бурным потоком вырывались из раскрывшихся дверей транспорта и растекались ручейками по дворам и парадным.
Их было много, потому что они возвращались с работы. Теперь улица была почти пуста. Те, кто два часа назад возвращался с работы, были уже дома. Теперь шли опоздавшие одиночки…
Женщина отошла от окна, снова села в кресло перед телевизором.
«… был найден во дворе собственного дома. Рядом брошенный киллером пистолет „ТТ“. Пять пуль попало потерпевшему в голову. После чего убийца произвел несколько контрольных выстрелов ему в затылок. От полученных ран потерпевший скончался до приезда „Скорой помощи“…»
Женщина быстро взяла телефонную трубку. Положила. Снова взяла. И замерла, глядя в экран телевизора.
На экране мертвенно скалилась изрешеченная пулями голова.
— Всех, кто может опознать убитого, просим звонить по телефону…
Женщина, рассеянно глядя в экран, набрала номер.
— Здравствуйте! Это второй отдел?
— Да. Второй.
— Будьте добры, пригласите Сергея Михайлова.
— А кто его спрашивает?
— Кто спрашивает? Я… То есть я хочу сказать, жена спрашивает. Его жена.
— Его на месте нет.
— А где он?
— Ушел.
— Давно ушел?
— Давно. Часа три назад.
— А куда ушел?..
— Ну откуда мы можем знать?
— Но, может, он что-нибудь сказал? Когда уходил.
— Сказал.
— Что?
— До свидания сказал.
— Извините. Спасибо.
Положила трубку. Отошла к окну. Долго смотрела на идущих вдоль улицы прохожих.
Нет, не он… И это не он… Вон, далеко мужчина. Высокий. В черном плаще. Как у него… Он? Он?!
Нет. Не он. Другой мужчина. Чужой мужчина… Женщина вновь подошла к телефону. Долго смотрела на него, словно на что-то решаясь. Подняла трубку.
— Але!
— Софья, это ты?
— Я! Кто еще? Конечно, я! В этом доме других женщин быть не может!..
Софья стояла на кухне, в наспех запахнутом халате, в бигудях, удерживала плечом трубку возле уха, шинковала капусту и шугала путающихся под ногами детей.
— Кто это говорит? Я что-то не узнаю.
— Это я. Татьяна. Татьяна Михайлова.
— Ах, ты!.. Ну-ка пошла отсюда! Мерзавка! Это я не тебе, извини. Пошла, сказала! И ты тоже! Не трожь капусту! Оставь капусту! Пакостник! Ну-ка все отсюда! Разом. А не то я…
— Кто там у тебя?
— Шпингалеты мои. Буйствуют…
У Софьи было четверо детей. От трех мужей. Поэтому среди подруг она считалась наиболее сведущей в семейной жизни.
— У вас моего случайно нет?
— Твоего? Кыш сказала! Случайно нет.
— Ну тогда извини.
— Погоди, погоди… А что, что-то случилось? Раз ты…
Он что, к другой бабе ушел?
— Да нет, что ты. Я просто… Я думала, может, он к вам по пути с работы заглянул.
— Задерживается?
— Да.
— Давно задерживается?
— Часа полтора.
— Да я не в этом смысле. Как часто задерживается?
— А что, это имеет значение?
— Ну ты даешь, подруга! Частота — это самое главное. Лучше один раз и на всю ночь. Чем по часу, но через день.
— Почему?
— Потому что если на всю ночь, но не чаще одного-двух раз в месяц — значит, это проститутка. А если на час, но систематично — вполне вероятно, что любовь, — громко прозвучал в наушнике голос уверенной, все понимающей и все про всех знающей дамы.
— Какая любовь?
— Новая любовь.
— Какая новая. Ему же за сорок…
— А возраст здесь, подруга, ни при чем. Они чем старее, тем дурнее. У мужика и в восемьдесят может быть новая любовь. Они к старости в детство впадают и начинают воображать себя Ромеами. Под балконами стоят, глазками стреляют. Ну потому, что больше нечем. Потому что порох в пороховницах отсырел. Ха-а-а.
— Зачем ты такое говоришь?
— Да ладно ты. Дело житейское. Они все равно потом назад возвращаются. Потому как с молодыми им трудно. Молодые просто так на диване валяться не позволяют. Они еще любопытные. А наши благоверные уже нет. Разве только до пирожков. Ну возьми, возьми и иди отсюда наконец!
— Что?
— Да это я не тебе. Это у меня Сашка тут… А тебе я так скажу: если он злой как собака придет или пьяный в коромысло — значит, все нормально. А если, к примеру, с цветами или там с поцелуями, значит, дело дрянь. Значит, себя в чем-то виновным чувствует. Они все — если рыло в пуху — с любезностями лезут. Ты тогда ничего не выясняй, а сразу ему голову и шею нюхай.
— Зачем?
— Ну ты какая-то совсем не от мира сего. Если он с бабой терся, то должен ее духами пахнуть. Ты их и нюхай, пока он не умылся.
— А если…
— А если что — звони. После звони. А то у меня тут сейчас запарка. Да не расстраивайся ты раньше времени. Больше полугода они у молодых все равно не выдерживают. Обратно приходят. И твой придет. Через полгода…
— Да… Увы… Вне игры… К сожалению, вне игры… — бубнил телевизор. — Хотя, если смотреть из комментаторской кабины, мне так не показалось… Я, конечно, не могу оспаривать действия судей, но хочу заметить, что судейство в этом матче оставляет желать лучшего… Как видно, не хотят судьи отдавать нашей команде победу в этом матче, за так нужное нам двадцать третье место…
Перед телевизором в глубоком кресле сидела женщина. Она очень внимательно смотрела в экран. На бегающих в синих трусах по зеленому полю футболистов.
Но мечущихся по экрану футболистов не видела. И экран не видела. И телевизора не видела.
Она вообще ничего не видела.
Футбол закончился. На экране появились часы. Секундная и минутная стрелки приближались к цифре двенадцать. Часовая упиралась в восемь.
Восемь часов. Восемь часов вечера.
Уже восемь.
Женщина встала с кресла, подошла к окну и, закутавшись в шаль, замерла у самого стекла.
По улице шли люди. Их было немного. Меньше, чем два часа назад. Два часа назад они бурным потоком вырывались из раскрывшихся дверей транспорта и растекались ручейками по дворам и парадным.
Их было много, потому что они возвращались с работы. Теперь улица была почти пуста. Те, кто два часа назад возвращался с работы, были уже дома. Теперь шли опоздавшие одиночки…
Женщина отошла от окна, снова села в кресло перед телевизором.
«… был найден во дворе собственного дома. Рядом брошенный киллером пистолет „ТТ“. Пять пуль попало потерпевшему в голову. После чего убийца произвел несколько контрольных выстрелов ему в затылок. От полученных ран потерпевший скончался до приезда „Скорой помощи“…»
Женщина быстро взяла телефонную трубку. Положила. Снова взяла. И замерла, глядя в экран телевизора.
На экране мертвенно скалилась изрешеченная пулями голова.
— Всех, кто может опознать убитого, просим звонить по телефону…
Женщина, рассеянно глядя в экран, набрала номер.
— Здравствуйте! Это второй отдел?
— Да. Второй.
— Будьте добры, пригласите Сергея Михайлова.
— А кто его спрашивает?
— Кто спрашивает? Я… То есть я хочу сказать, жена спрашивает. Его жена.
— Его на месте нет.
— А где он?
— Ушел.
— Давно ушел?
— Давно. Часа три назад.
— А куда ушел?..
— Ну откуда мы можем знать?
— Но, может, он что-нибудь сказал? Когда уходил.
— Сказал.
— Что?
— До свидания сказал.
— Извините. Спасибо.
Положила трубку. Отошла к окну. Долго смотрела на идущих вдоль улицы прохожих.
Нет, не он… И это не он… Вон, далеко мужчина. Высокий. В черном плаще. Как у него… Он? Он?!
Нет. Не он. Другой мужчина. Чужой мужчина… Женщина вновь подошла к телефону. Долго смотрела на него, словно на что-то решаясь. Подняла трубку.
— Але!
— Софья, это ты?
— Я! Кто еще? Конечно, я! В этом доме других женщин быть не может!..
Софья стояла на кухне, в наспех запахнутом халате, в бигудях, удерживала плечом трубку возле уха, шинковала капусту и шугала путающихся под ногами детей.
— Кто это говорит? Я что-то не узнаю.
— Это я. Татьяна. Татьяна Михайлова.
— Ах, ты!.. Ну-ка пошла отсюда! Мерзавка! Это я не тебе, извини. Пошла, сказала! И ты тоже! Не трожь капусту! Оставь капусту! Пакостник! Ну-ка все отсюда! Разом. А не то я…
— Кто там у тебя?
— Шпингалеты мои. Буйствуют…
У Софьи было четверо детей. От трех мужей. Поэтому среди подруг она считалась наиболее сведущей в семейной жизни.
— У вас моего случайно нет?
— Твоего? Кыш сказала! Случайно нет.
— Ну тогда извини.
— Погоди, погоди… А что, что-то случилось? Раз ты…
Он что, к другой бабе ушел?
— Да нет, что ты. Я просто… Я думала, может, он к вам по пути с работы заглянул.
— Задерживается?
— Да.
— Давно задерживается?
— Часа полтора.
— Да я не в этом смысле. Как часто задерживается?
— А что, это имеет значение?
— Ну ты даешь, подруга! Частота — это самое главное. Лучше один раз и на всю ночь. Чем по часу, но через день.
— Почему?
— Потому что если на всю ночь, но не чаще одного-двух раз в месяц — значит, это проститутка. А если на час, но систематично — вполне вероятно, что любовь, — громко прозвучал в наушнике голос уверенной, все понимающей и все про всех знающей дамы.
— Какая любовь?
— Новая любовь.
— Какая новая. Ему же за сорок…
— А возраст здесь, подруга, ни при чем. Они чем старее, тем дурнее. У мужика и в восемьдесят может быть новая любовь. Они к старости в детство впадают и начинают воображать себя Ромеами. Под балконами стоят, глазками стреляют. Ну потому, что больше нечем. Потому что порох в пороховницах отсырел. Ха-а-а.
— Зачем ты такое говоришь?
— Да ладно ты. Дело житейское. Они все равно потом назад возвращаются. Потому как с молодыми им трудно. Молодые просто так на диване валяться не позволяют. Они еще любопытные. А наши благоверные уже нет. Разве только до пирожков. Ну возьми, возьми и иди отсюда наконец!
— Что?
— Да это я не тебе. Это у меня Сашка тут… А тебе я так скажу: если он злой как собака придет или пьяный в коромысло — значит, все нормально. А если, к примеру, с цветами или там с поцелуями, значит, дело дрянь. Значит, себя в чем-то виновным чувствует. Они все — если рыло в пуху — с любезностями лезут. Ты тогда ничего не выясняй, а сразу ему голову и шею нюхай.
— Зачем?
— Ну ты какая-то совсем не от мира сего. Если он с бабой терся, то должен ее духами пахнуть. Ты их и нюхай, пока он не умылся.
— А если…
— А если что — звони. После звони. А то у меня тут сейчас запарка. Да не расстраивайся ты раньше времени. Больше полугода они у молодых все равно не выдерживают. Обратно приходят. И твой придет. Через полгода…
Глава 2
— Остановка «Магазин». Побыстрее, граждане, освобождайте салон. Не загромождайте средний и задний проходы. Следующая остановка «Второй участок».
— Какая? — встрепенулся мужчина с букетом цветов, стоящий у средней двери. — Мне «Магазин» надо.
— Эта «Магазин»! Эта! Выходи давай быстрей! — закричала сердобольная старушка. — Уснул, что ли, мужик? А?
Мужчина, протискиваясь сквозь толпу, бросился к выходу.
— Разрешите! Разрешите, пожалуйста!
— О! Видали! Спохватился! Раньше надо было думать. Дядя! Тоже мне!
— Пустите!
— Да иди ты, кто тебя держит.
— Осторожно! У меня цветы!
— Ну ты даешь! Тут или выходить, или цветы.
— Осторожно. Двери закрываются. Двери закрылись, и троллейбус поехал дальше. Мужчина перестал биться в тисках стиснувших его торсов, рук, животов и пакетов с едой и, подняв над головой букет, тихо доехал до следующей остановки.
— «Второй участок»! Выходите, граждане, побыстрее…
Мужчина вышел и, развернувшись, быстро пошел, почти побежал в сторону пропущенной им остановки. Но даже когда бежал, он продолжал о чем-то напряженно думать. И, входя в подъезд, думал. И поднимаясь на свой этаж…
Только встав перед дверью своей квартиры, он вдруг, словно что-то вспомнив, изменил выражение лица на почти веселое.
Открыл ключом дверь. Зашел в прихожую. И сразу наткнулся на жену.
— Здравствуй, — бодро сказал он. — Это тебе! Протянул букет.
Букет цветов! Вместо того, чтобы в дым пьяный. Лучше бы пьяный…
— В честь чего это? — настороженно спросила жена.
— Просто. Просто шел и решил купить. Ты же любишь цветы…
— Люблю, — кивнула жена, пряча глаза.
— Ну вот, я шел, вижу цветы. Дай, думаю, порадую…
— Я тебе помогу, — подошла, помогла снять мужу пальто. Повесила его на вешалку. Быстро вернулась.
— А где дети?
— У бабушки.
Жена подошла вплотную к мужу. Обняла, положила голову на плечо форменного, с петличками налоговой инспекции, кителя. И вдруг часто зашмыгала носом.
— Ты чего? Заболела?
— Я? Нет.
— А что тогда с тобой?
— Просто… Просто помогаю снять пальто… Еще раз обняла мужа. Потерлась о плечо. Тщательно обнюхивая шею, голову и даже спину.
Пахло мужиком, пылью и дымом сигарет.
— Ты опять курил?
— Я?.. Нет.
— А почему дымом пахнет?
— Дымом? Наверное, пропах, когда в курилке стоял.
— Зачем стоять в курилке, если не курить?
— С ребятами поболтать. О том, о сем.
— А в кабинете нельзя?
— В кабинете? Нет, в кабинете нельзя. Там посетители. Ну и вообще…
— Ты же обещал на работе не курить. Только дома. Не больше трех сигарет.
— Ну так я…
— Не умеешь ты врать, Сережа. «Не умею, — подумал Сергей. — Действительно, не умею».
— Ты голоден?
— Как черт!
— Тогда пошли.
— Сейчас. Только руки вымою.
Муж проскользнул в ванную комнату. Открыл кран, плеснул на лицо пригоршню холодной воды, растер прохладу ладонями.
«Не умею врать. Не умею…» — снова подумал он.
Сунул голову под струю холодной воды. Взглянул на себя в зеркало. Усталое, затравленное лицо. С застывшей на нем неестественной, вымученной, виноватой улыбкой.
Права Татьяна, не умеет он врать. Лицо выдает. Улыбка эта ни к селу ни к городу. Глаза как у побитой собаки…
Сергей зло плеснул на зеркало воду. По его лицу и по отражению его лица в зеркале поползли капли воды. Как дождь. Как слезы…
Сергей вытерся, но из ванной комнаты не вышел. Присел на край ванны. Посмотрел на часы.
Почти девять. Без пяти. Уже без пяти…
Как сказать Тане? Как сказать, чтобы она ничего не заподозрила? Чтобы не пошла за ним?
Задумчиво вытащил из кармана пачку сигарет. Сунул в рот одну. Прикусил зубами.
Сигареты… Может, сигареты… И сказать…
Вытащил изо рта сигарету, посмотрел на нее. И вдруг, резко сжав пальцы, сломал, смял, просыпал из лопнувшей гильзы в унитаз табак.
Взял вторую…
Третью…
И так до последней.
Смыл воду.
Глядя в зеркало, попытался изобразить на лице подобающее случаю выражение. Вышел из ванной комнаты.
Жена сидела в кресле и смотрела телевизор. Второй тайм футбольного матча.
— Ужин на столе, — сказала она, не оборачиваясь. — Ешь. Я телевизор смотрю.
— Футбол?!
— Какой футбол?.. Ну да, футбол.
— Татьяна!
— Что тебе еще?
— У меня сигареты кончились, — показал пустую пачку. — У нас больше нет?
— Есть.
— Где?
— На кухне. На шкафу.
Муж прошел на кухню, прикрыл за собой дверь, приставил к шкафу табурет, встал, нащупал рукой пачку, заглянул в нее.
Полпачки.
Высыпал сигареты на руку, сунул в карман.
— Нет, здесь тоже нет, — крикнул из кухни. — Пустая пачка. Может, где-нибудь еще?
— Нет. Больше нет.
— Тогда я сбегаю в киоск, пока не переоделся? Ладно?
Жена промолчала.
Сергей накинул пальто и быстро выскочил во двор. Потом на улицу. Возле остановки, на стене дома, он увидел телефон-автомат. Подошел, набрал номер.
— Это я, — сказал он.
— Кто — я?
— Михайлов.
— А-а… Позвонил? Надумал, значит?
— Да, позвонил. Но не надумал.
— А чего так?
— Так!
— Не спеши. Мы приедем завтра. Обсудим это дело. И ты передумаешь.
— Я не передумаю.
— Там посмотрим.
— Нет…
— Завтра. В это же время. У твоего дома. На пустыре перед стройкой. Мы будем ждать.
— Я не приду!
— Тогда придем мы. К тебе в гости. Все придем. Хочешь?
— Я вас не приглашал.
— Нам приглашения не надо.
— Хорошо. Я выйду.
— Завтра. В это же время. На пустыре, за домом…
Сергей положил трубку и побрел домой. Мимо киосков, где продавались табачные изделия…
Не получилось. Легко, по телефону, не получилось. Может быть, получится завтра. Когда они приедут…
Сергей зашел в квартиру. Разделся. Прошел в комнату.
— Купил? — спросила, не поворачиваясь, жена.
— Что купил?
— Сигареты. Ты ведь за сигаретами ходил?
— Ах, да. Нет, не купил. Я… так получилось… я деньги забыл.
— Снова пойдешь?
— Нет. Обойдусь как-нибудь. Я ведь обещал курить меньше…
Ночью, когда муж уснул, Татьяна осторожно встала и прошла в коридор. В темноте она нащупала пальто мужа. И сунула руку в боковой карман. В один. В другой… В карманах были деньги. И в том. И в другом. И во внутреннем…
— Какая? — встрепенулся мужчина с букетом цветов, стоящий у средней двери. — Мне «Магазин» надо.
— Эта «Магазин»! Эта! Выходи давай быстрей! — закричала сердобольная старушка. — Уснул, что ли, мужик? А?
Мужчина, протискиваясь сквозь толпу, бросился к выходу.
— Разрешите! Разрешите, пожалуйста!
— О! Видали! Спохватился! Раньше надо было думать. Дядя! Тоже мне!
— Пустите!
— Да иди ты, кто тебя держит.
— Осторожно! У меня цветы!
— Ну ты даешь! Тут или выходить, или цветы.
— Осторожно. Двери закрываются. Двери закрылись, и троллейбус поехал дальше. Мужчина перестал биться в тисках стиснувших его торсов, рук, животов и пакетов с едой и, подняв над головой букет, тихо доехал до следующей остановки.
— «Второй участок»! Выходите, граждане, побыстрее…
Мужчина вышел и, развернувшись, быстро пошел, почти побежал в сторону пропущенной им остановки. Но даже когда бежал, он продолжал о чем-то напряженно думать. И, входя в подъезд, думал. И поднимаясь на свой этаж…
Только встав перед дверью своей квартиры, он вдруг, словно что-то вспомнив, изменил выражение лица на почти веселое.
Открыл ключом дверь. Зашел в прихожую. И сразу наткнулся на жену.
— Здравствуй, — бодро сказал он. — Это тебе! Протянул букет.
Букет цветов! Вместо того, чтобы в дым пьяный. Лучше бы пьяный…
— В честь чего это? — настороженно спросила жена.
— Просто. Просто шел и решил купить. Ты же любишь цветы…
— Люблю, — кивнула жена, пряча глаза.
— Ну вот, я шел, вижу цветы. Дай, думаю, порадую…
— Я тебе помогу, — подошла, помогла снять мужу пальто. Повесила его на вешалку. Быстро вернулась.
— А где дети?
— У бабушки.
Жена подошла вплотную к мужу. Обняла, положила голову на плечо форменного, с петличками налоговой инспекции, кителя. И вдруг часто зашмыгала носом.
— Ты чего? Заболела?
— Я? Нет.
— А что тогда с тобой?
— Просто… Просто помогаю снять пальто… Еще раз обняла мужа. Потерлась о плечо. Тщательно обнюхивая шею, голову и даже спину.
Пахло мужиком, пылью и дымом сигарет.
— Ты опять курил?
— Я?.. Нет.
— А почему дымом пахнет?
— Дымом? Наверное, пропах, когда в курилке стоял.
— Зачем стоять в курилке, если не курить?
— С ребятами поболтать. О том, о сем.
— А в кабинете нельзя?
— В кабинете? Нет, в кабинете нельзя. Там посетители. Ну и вообще…
— Ты же обещал на работе не курить. Только дома. Не больше трех сигарет.
— Ну так я…
— Не умеешь ты врать, Сережа. «Не умею, — подумал Сергей. — Действительно, не умею».
— Ты голоден?
— Как черт!
— Тогда пошли.
— Сейчас. Только руки вымою.
Муж проскользнул в ванную комнату. Открыл кран, плеснул на лицо пригоршню холодной воды, растер прохладу ладонями.
«Не умею врать. Не умею…» — снова подумал он.
Сунул голову под струю холодной воды. Взглянул на себя в зеркало. Усталое, затравленное лицо. С застывшей на нем неестественной, вымученной, виноватой улыбкой.
Права Татьяна, не умеет он врать. Лицо выдает. Улыбка эта ни к селу ни к городу. Глаза как у побитой собаки…
Сергей зло плеснул на зеркало воду. По его лицу и по отражению его лица в зеркале поползли капли воды. Как дождь. Как слезы…
Сергей вытерся, но из ванной комнаты не вышел. Присел на край ванны. Посмотрел на часы.
Почти девять. Без пяти. Уже без пяти…
Как сказать Тане? Как сказать, чтобы она ничего не заподозрила? Чтобы не пошла за ним?
Задумчиво вытащил из кармана пачку сигарет. Сунул в рот одну. Прикусил зубами.
Сигареты… Может, сигареты… И сказать…
Вытащил изо рта сигарету, посмотрел на нее. И вдруг, резко сжав пальцы, сломал, смял, просыпал из лопнувшей гильзы в унитаз табак.
Взял вторую…
Третью…
И так до последней.
Смыл воду.
Глядя в зеркало, попытался изобразить на лице подобающее случаю выражение. Вышел из ванной комнаты.
Жена сидела в кресле и смотрела телевизор. Второй тайм футбольного матча.
— Ужин на столе, — сказала она, не оборачиваясь. — Ешь. Я телевизор смотрю.
***
— Футбол?!
— Какой футбол?.. Ну да, футбол.
— Татьяна!
— Что тебе еще?
— У меня сигареты кончились, — показал пустую пачку. — У нас больше нет?
— Есть.
— Где?
— На кухне. На шкафу.
Муж прошел на кухню, прикрыл за собой дверь, приставил к шкафу табурет, встал, нащупал рукой пачку, заглянул в нее.
Полпачки.
Высыпал сигареты на руку, сунул в карман.
— Нет, здесь тоже нет, — крикнул из кухни. — Пустая пачка. Может, где-нибудь еще?
— Нет. Больше нет.
— Тогда я сбегаю в киоск, пока не переоделся? Ладно?
Жена промолчала.
Сергей накинул пальто и быстро выскочил во двор. Потом на улицу. Возле остановки, на стене дома, он увидел телефон-автомат. Подошел, набрал номер.
— Это я, — сказал он.
— Кто — я?
— Михайлов.
— А-а… Позвонил? Надумал, значит?
— Да, позвонил. Но не надумал.
— А чего так?
— Так!
— Не спеши. Мы приедем завтра. Обсудим это дело. И ты передумаешь.
— Я не передумаю.
— Там посмотрим.
— Нет…
— Завтра. В это же время. У твоего дома. На пустыре перед стройкой. Мы будем ждать.
— Я не приду!
— Тогда придем мы. К тебе в гости. Все придем. Хочешь?
— Я вас не приглашал.
— Нам приглашения не надо.
— Хорошо. Я выйду.
— Завтра. В это же время. На пустыре, за домом…
Сергей положил трубку и побрел домой. Мимо киосков, где продавались табачные изделия…
Не получилось. Легко, по телефону, не получилось. Может быть, получится завтра. Когда они приедут…
Сергей зашел в квартиру. Разделся. Прошел в комнату.
— Купил? — спросила, не поворачиваясь, жена.
— Что купил?
— Сигареты. Ты ведь за сигаретами ходил?
— Ах, да. Нет, не купил. Я… так получилось… я деньги забыл.
— Снова пойдешь?
— Нет. Обойдусь как-нибудь. Я ведь обещал курить меньше…
Ночью, когда муж уснул, Татьяна осторожно встала и прошла в коридор. В темноте она нащупала пальто мужа. И сунула руку в боковой карман. В один. В другой… В карманах были деньги. И в том. И в другом. И во внутреннем…
Глава 3
— Проходите, — сказал, открывая дверь, швейцар. — Туда, наверх по лестнице. — Спасибо, что вы к нам пришли.
Татьяна поднялась по лестнице. Дверь распахнулась сама по себе. И сама по себе бесшумно закрылась. За дверью был офис. В евростиле.
— Мы очень рады, что вы выбрали именно нас! — обрадованно сообщил референт на входе.
— Я?
— Да. Вы пришли к нам, значит, вы выбрали нас, чему мы очень рады…
— А, да. Я объявление прочитала в газете. Насчет гаданий. И приворотов.
— Мы безусловно поможем вам! Назовите, пожалуйста, вашу фамилию.
— Зачем?
— Я должен составить договор. Где с одной стороны будете вы.
— А с другой?
— С другой — мы. Поэтому мне нужна ваша фамилия.
— Михайлова.
— Имя?
— Татьяна.
— Что является предметом договора?
— В каком смысле?
— Ну что вы хотите: узнать о будущем, вернуть своего мужа, приворожить другого, напустить порчу, открыть третий глаз…
— Что? Открыть?
— Третий глаз.
— Нет. Мне не надо. Третий не надо…
— Тогда что?
— Мне узнать… Про мужа узнать… Если, конечно, вы?…
— Не сомневайтесь, это наш профиль. Вот, пожалуйста, взгляните в прейскурант. Вам о прошлом узнать? О настоящем? Или будущем?
— Мне? О настоящем.
— Двадцать пять долларов за единовременное гадание. По двадцать за три гадания. И по пятнадцать, если вы будете гадать оптом.
— Зачем оптом?
— Оптовое гадание более эффективное. Оно позволяет узнать не только о факте измены, но об интересующих вас подробностях.
— Каких?!
— Ну, допустим, насколько ваш муж более любвеобилен с вашей соперницей, чем с вами.
— В каком смысле?
— В смысле качественных и количественных характеристик.
— Разве вы можете?..
— Да, это наш профиль. Ну так что будете заказывать? Настоящее?
— А сколько будет стоить будущее?
— Десять долларов.
— А почему будущее дешевле, чем настоящее? Ведь его, наверное, узнать сложнее?
— Его проверить труднее. Поэтому клиенты опасаются.
— А-а… Тогда меня и на будущее тоже…
— С гарантийным талоном? Или без?
— Вы даете гарантию?
— Конечно. На все виды приведенных в прейскуранте услуг мы даем трехмесячную гарантию. И в случае рекламаций, поступивших со стороны клиентов, проводим повторное обслуживание по цене, составляющей половину изначальной.
— Тогда мне лучше с гарантией.
— Еще двадцать долларов.
— Пожалуйста.
— Тогда я попрошу вас ответить на несколько вопросов.
Ваше семейное положение? Наличие детей? Возраст мужа? Его и ваше образование? Ваше и вашего мужа место работы? В том числе до брака…
— А зачем все это нужно?
— Нужно! Для заполнения анкеты…
Спасибо, что вы к нам пришли. Вы не обманетесь в своих ожиданиях. Прошу вас пройти в шестой кабинет. Где вас примет потомственная колдунья белой и черной магии, профессор Академии оккультно-парапсихологических наук, доцент кафедры гаданий на бараньих костях госпожа Амалия Ли.
— Она что? Кореянка?
— Кто?
— Госпожа Ли?
— Нет. Это псевдоним. Вообще-то она по паспорту Парамонова Прасковья Ивановна…
— А где здесь шестой кабинет?
— По коридору, налево. Вторая дверь… В шестом кабинете было пусто и жарко. Потому что густо чадили штук сорок свечек.
— Мне госпожу Амалию, — тихо сказала Татьяна.
— А? Чего тебе? — высунулась из-за перегородки в конце комнаты женщина с растрепанной головой. В руках у нее была надкусанная сосиска. — Те кого надо-то?
— Колдунью. Амалию Ли.
— А… Амалию. Сейчас.
Через минуту, просовывая руки в рукава мантии, дожевывающая сосиску колдунья вышла из-за перегородки.
— Если тебе на успех в бизнесе, то я не буду. Можешь идти сдавать квитанцию.
— Почему не будете?
— Да присоветовала тут одному скорый успех. Он куда-то там деньги вбабахал. И прогорел. Приходил разбираться. Вот! — закатала колдунья рукав, показывая здоровый синяк.
— Нет. У меня не бизнес.
— А чего?
— Про мужа узнать.
— Ну так бы сразу и говорила. Про мужа это пара пустяков. Ну-ка, дай сюда руку. Татьяна протянула руку.
— Ну верно. Так и есть. Ясно видно…
— Что видно?
— Что дети у тебя есть. Двое. Муж твой технарь, а ты женщина все больше по искусству.
— Я не по искусству.
— Ну, значит, по литературе. Какой-нибудь такой институт заканчивала. Вот его линия тянется. Аккурат на пять лет.
— Да. Заканчивала. Филологию.
— Муж старше тебя на четыре года. Работает не то в милиции, не то в армии. Но ходит в форме. Так?
— Так! Он в налоговой полиции работает… А вы как?..
— Да вот же линии. Я же говорю тебе, женщина, на руке у вас, как в анкете, все прописано. Только один читать может, а другой, кто не колдун, — нет.
— А муж мой?..
— Муж твой от тебя гуляет. Так?
— Я не знаю. Но он стал…
— …Задерживаться на работе. Выскакивать из дома под благовидным предлогом, ну там хлеба купить или сигарет.
— Зачем под предлогом?
— Зазнобе своей позвонить! Не может же он по домашнему телефону.
— Вы думаете?
— Я знаю! Мой точно так же вначале каждый вечер за хлебом бегал, а потом совсем убег. К одной проститутке. Которая с ним вместе работала. Ну и опять же линии на руке. Судьбы. Вот видишь, влево загибается. Ну что вы, женщина, — на руке все видно! Руку не обманешь.
— А как ее звать?
— Ну это, женщина, дело непростое. Имена, они отдельной энергии требуют. Потому как через космос. А это большой крюк. Так что даже и не знаю, как быть…
— Я заплачу.
— Заплатишь…
— Да. Сколько вам надо?
— Пятнадцать долларов. Через космос меньше пятнадцати долларов не получится.
— Но вы точно скажете?
— Женщина! Мы же не на базаре! Колдуны — это такие люди, которые как скажут — то так то и есть.
— Я согласна, согласна.
— Ну тогда пошли к огню.
Колдунья встала пред алтарем, где горело множество свечей. Закатила глаза и стала качаться из стороны в сторону.
— Скажи мне имя! Скажи имя! — тихо бормотала она.
Татьяна, подчиняясь ритму движений и слов, тоже закачалась, бесшумно зашептала губами.
— Скажи имя!..
Колдунья резко замерла! Обессиленно опустила голову и руки.
— Ох, устала.
Еле-еле на трясущихся, подкашивающихся ногах добрела до кресла. Упала.
— Как? Как ее зовут?
— Ира зовут! Или Оля. Но, возможно, Света. Что-то из этих трех.
— А как я узнаю, кто из них? Это же очень распространенные имена. Мне бы, если можно, точнее…
— Извини, женщина, колдуны тоже не всесильны. Иди. Иди! Мне теперь отдыхать нужно.
— Скажите, я могу… Могу избавиться от нее?.. От них?
— Трудно. Современные мужики, они против старинных рецептов неподатливые стали. Правда, есть один. Испробованный. Для себя берегла…
— Сколько?
— Сорок!
— Но у меня таких денег уже нет.
— А сколько есть?
— Десять… Двенадцать… Вот двенадцать есть.
— Ладно, давай. Понравилась ты мне. Значит, записывай. Ночью, в полнолуние, срезать у мужа с головы прядь волос. Еще прядь с груди. С подмышек. Ну и… где еще волосы есть. Ну ты сама знаешь…
— А оттуда зачем?
— Он каким местом гуляет, женщина? На то место и воздействуем.
— А-а…
— Значит, собрать волосы в пузырек, приложить к сердцу, потом к голове, потом к тому, чего сама знаешь. Сказать — изыди, разлучница (здесь имя назовешь), из головы, из сердца и… оттуда, где знаешь. Положить пузырек под подушку до утра. Утром волосы вытащить и в полночь сжечь на свече. А пепел незаметно подсыпать мужу и изменнице в еду. Поняла?
— Как же я могу подсыпать, если я ее не знаю?
— Ты всем, кто по имени подошел, подсыпь.
— Но у меня несколько имен — Ира, Оля, Света.
— Значит, всем подсыпь. Всем Ирам, всем Олям и всем Светам. Которые возле него крутятся.
— Но их же много может быть!
— Тебе, женщина, твой мужик нужен? Или нет?
— Нужен!
— Ну, значит, подсыпешь всем! У моей одной подруги муж на ткацкой фабрике работал. Там знаешь сколько Лен было? Триста Лен было! И все равно она мужа отстояла!
— Как?
— Так! Она всем до одной пепел в еду насыпала! Она его в столовой в бак с компотом бросила. Чтобы всем — разом.
— И помогло?
— Спрашиваешь! Как обрезало. Ни одна Лена после того к нему на пушечный выстрел не подходила!
— И он остался? С вашей подругой?
— Нет. Ушел. Но потом, после, с Тамарой. Так что можете быть уверены!
— Теперь я уверена, — сказала Татьяна…
И перечислила про себя имена потенциальных изменниц.
Ира!
Света!
Или Оля!
Кто-то из них! Теперь всех Ир, Оль и Свет… Всех! Особенно тех, что на работе!…
Татьяна поднялась по лестнице. Дверь распахнулась сама по себе. И сама по себе бесшумно закрылась. За дверью был офис. В евростиле.
— Мы очень рады, что вы выбрали именно нас! — обрадованно сообщил референт на входе.
— Я?
— Да. Вы пришли к нам, значит, вы выбрали нас, чему мы очень рады…
— А, да. Я объявление прочитала в газете. Насчет гаданий. И приворотов.
— Мы безусловно поможем вам! Назовите, пожалуйста, вашу фамилию.
— Зачем?
— Я должен составить договор. Где с одной стороны будете вы.
— А с другой?
— С другой — мы. Поэтому мне нужна ваша фамилия.
— Михайлова.
— Имя?
— Татьяна.
— Что является предметом договора?
— В каком смысле?
— Ну что вы хотите: узнать о будущем, вернуть своего мужа, приворожить другого, напустить порчу, открыть третий глаз…
— Что? Открыть?
— Третий глаз.
— Нет. Мне не надо. Третий не надо…
— Тогда что?
— Мне узнать… Про мужа узнать… Если, конечно, вы?…
— Не сомневайтесь, это наш профиль. Вот, пожалуйста, взгляните в прейскурант. Вам о прошлом узнать? О настоящем? Или будущем?
— Мне? О настоящем.
— Двадцать пять долларов за единовременное гадание. По двадцать за три гадания. И по пятнадцать, если вы будете гадать оптом.
— Зачем оптом?
— Оптовое гадание более эффективное. Оно позволяет узнать не только о факте измены, но об интересующих вас подробностях.
— Каких?!
— Ну, допустим, насколько ваш муж более любвеобилен с вашей соперницей, чем с вами.
— В каком смысле?
— В смысле качественных и количественных характеристик.
— Разве вы можете?..
— Да, это наш профиль. Ну так что будете заказывать? Настоящее?
— А сколько будет стоить будущее?
— Десять долларов.
— А почему будущее дешевле, чем настоящее? Ведь его, наверное, узнать сложнее?
— Его проверить труднее. Поэтому клиенты опасаются.
— А-а… Тогда меня и на будущее тоже…
— С гарантийным талоном? Или без?
— Вы даете гарантию?
— Конечно. На все виды приведенных в прейскуранте услуг мы даем трехмесячную гарантию. И в случае рекламаций, поступивших со стороны клиентов, проводим повторное обслуживание по цене, составляющей половину изначальной.
— Тогда мне лучше с гарантией.
— Еще двадцать долларов.
— Пожалуйста.
— Тогда я попрошу вас ответить на несколько вопросов.
Ваше семейное положение? Наличие детей? Возраст мужа? Его и ваше образование? Ваше и вашего мужа место работы? В том числе до брака…
— А зачем все это нужно?
— Нужно! Для заполнения анкеты…
Спасибо, что вы к нам пришли. Вы не обманетесь в своих ожиданиях. Прошу вас пройти в шестой кабинет. Где вас примет потомственная колдунья белой и черной магии, профессор Академии оккультно-парапсихологических наук, доцент кафедры гаданий на бараньих костях госпожа Амалия Ли.
— Она что? Кореянка?
— Кто?
— Госпожа Ли?
— Нет. Это псевдоним. Вообще-то она по паспорту Парамонова Прасковья Ивановна…
— А где здесь шестой кабинет?
— По коридору, налево. Вторая дверь… В шестом кабинете было пусто и жарко. Потому что густо чадили штук сорок свечек.
— Мне госпожу Амалию, — тихо сказала Татьяна.
— А? Чего тебе? — высунулась из-за перегородки в конце комнаты женщина с растрепанной головой. В руках у нее была надкусанная сосиска. — Те кого надо-то?
— Колдунью. Амалию Ли.
— А… Амалию. Сейчас.
Через минуту, просовывая руки в рукава мантии, дожевывающая сосиску колдунья вышла из-за перегородки.
— Если тебе на успех в бизнесе, то я не буду. Можешь идти сдавать квитанцию.
— Почему не будете?
— Да присоветовала тут одному скорый успех. Он куда-то там деньги вбабахал. И прогорел. Приходил разбираться. Вот! — закатала колдунья рукав, показывая здоровый синяк.
— Нет. У меня не бизнес.
— А чего?
— Про мужа узнать.
— Ну так бы сразу и говорила. Про мужа это пара пустяков. Ну-ка, дай сюда руку. Татьяна протянула руку.
— Ну верно. Так и есть. Ясно видно…
— Что видно?
— Что дети у тебя есть. Двое. Муж твой технарь, а ты женщина все больше по искусству.
— Я не по искусству.
— Ну, значит, по литературе. Какой-нибудь такой институт заканчивала. Вот его линия тянется. Аккурат на пять лет.
— Да. Заканчивала. Филологию.
— Муж старше тебя на четыре года. Работает не то в милиции, не то в армии. Но ходит в форме. Так?
— Так! Он в налоговой полиции работает… А вы как?..
— Да вот же линии. Я же говорю тебе, женщина, на руке у вас, как в анкете, все прописано. Только один читать может, а другой, кто не колдун, — нет.
— А муж мой?..
— Муж твой от тебя гуляет. Так?
— Я не знаю. Но он стал…
— …Задерживаться на работе. Выскакивать из дома под благовидным предлогом, ну там хлеба купить или сигарет.
— Зачем под предлогом?
— Зазнобе своей позвонить! Не может же он по домашнему телефону.
— Вы думаете?
— Я знаю! Мой точно так же вначале каждый вечер за хлебом бегал, а потом совсем убег. К одной проститутке. Которая с ним вместе работала. Ну и опять же линии на руке. Судьбы. Вот видишь, влево загибается. Ну что вы, женщина, — на руке все видно! Руку не обманешь.
— А как ее звать?
— Ну это, женщина, дело непростое. Имена, они отдельной энергии требуют. Потому как через космос. А это большой крюк. Так что даже и не знаю, как быть…
— Я заплачу.
— Заплатишь…
— Да. Сколько вам надо?
— Пятнадцать долларов. Через космос меньше пятнадцати долларов не получится.
— Но вы точно скажете?
— Женщина! Мы же не на базаре! Колдуны — это такие люди, которые как скажут — то так то и есть.
— Я согласна, согласна.
— Ну тогда пошли к огню.
Колдунья встала пред алтарем, где горело множество свечей. Закатила глаза и стала качаться из стороны в сторону.
— Скажи мне имя! Скажи имя! — тихо бормотала она.
Татьяна, подчиняясь ритму движений и слов, тоже закачалась, бесшумно зашептала губами.
— Скажи имя!..
Колдунья резко замерла! Обессиленно опустила голову и руки.
— Ох, устала.
Еле-еле на трясущихся, подкашивающихся ногах добрела до кресла. Упала.
— Как? Как ее зовут?
— Ира зовут! Или Оля. Но, возможно, Света. Что-то из этих трех.
— А как я узнаю, кто из них? Это же очень распространенные имена. Мне бы, если можно, точнее…
— Извини, женщина, колдуны тоже не всесильны. Иди. Иди! Мне теперь отдыхать нужно.
— Скажите, я могу… Могу избавиться от нее?.. От них?
— Трудно. Современные мужики, они против старинных рецептов неподатливые стали. Правда, есть один. Испробованный. Для себя берегла…
— Сколько?
— Сорок!
— Но у меня таких денег уже нет.
— А сколько есть?
— Десять… Двенадцать… Вот двенадцать есть.
— Ладно, давай. Понравилась ты мне. Значит, записывай. Ночью, в полнолуние, срезать у мужа с головы прядь волос. Еще прядь с груди. С подмышек. Ну и… где еще волосы есть. Ну ты сама знаешь…
— А оттуда зачем?
— Он каким местом гуляет, женщина? На то место и воздействуем.
— А-а…
— Значит, собрать волосы в пузырек, приложить к сердцу, потом к голове, потом к тому, чего сама знаешь. Сказать — изыди, разлучница (здесь имя назовешь), из головы, из сердца и… оттуда, где знаешь. Положить пузырек под подушку до утра. Утром волосы вытащить и в полночь сжечь на свече. А пепел незаметно подсыпать мужу и изменнице в еду. Поняла?
— Как же я могу подсыпать, если я ее не знаю?
— Ты всем, кто по имени подошел, подсыпь.
— Но у меня несколько имен — Ира, Оля, Света.
— Значит, всем подсыпь. Всем Ирам, всем Олям и всем Светам. Которые возле него крутятся.
— Но их же много может быть!
— Тебе, женщина, твой мужик нужен? Или нет?
— Нужен!
— Ну, значит, подсыпешь всем! У моей одной подруги муж на ткацкой фабрике работал. Там знаешь сколько Лен было? Триста Лен было! И все равно она мужа отстояла!
— Как?
— Так! Она всем до одной пепел в еду насыпала! Она его в столовой в бак с компотом бросила. Чтобы всем — разом.
— И помогло?
— Спрашиваешь! Как обрезало. Ни одна Лена после того к нему на пушечный выстрел не подходила!
— И он остался? С вашей подругой?
— Нет. Ушел. Но потом, после, с Тамарой. Так что можете быть уверены!
— Теперь я уверена, — сказала Татьяна…
И перечислила про себя имена потенциальных изменниц.
Ира!
Света!
Или Оля!
Кто-то из них! Теперь всех Ир, Оль и Свет… Всех! Особенно тех, что на работе!…
Глава 4
— Мне в магазин надо, — пряча глаза, сказал муж.
— Магазины уже закрыты.
— Тогда в киоск. Тут, рядом.
— Зачем?
— За сигаретами. Сигареты кончились.
— Опять?
— Ну да… Ну так получилось. Что ни одной. Ни в карманах, ни дома. Я схожу.
Жена не сказала ни да, ни нет. Она молчала.
— Ну я схожу? Ладно?
— Иди. Раз так хочется.
— Я быстро! Я только до киоска и обратно.
— Ведро захвати.
— Что? Какое ведро?
— Помойное. Чтобы не пахло. А то я сегодня рыбу чистила…
Муж торопясь вытащил из-под раковины ведро. Примял мусор. Быстро, боясь, что его остановят, вышел из квартиры.
Было уже пять минут десятого.
Выбежал на улицу. И пошел в противоположную от мусорных баков сторону. На пустырь, который был за домом.
На пустыре никого не было. Не было тех, кто должен был быть.
Сергей растерянно оглянулся. Прошел несколько десятков шагов вперед. Остановился.
Где же они? Или может быть…
В глаза ударил свет автомобильных фар. Подъехала машина. Но рассмотреть ее за слепящим светом было невозможно.
Они?
Хлопнули дверцы. Свет погас.
Они!
Возле машины стояли три парня. Лениво переваливаясь с ноги на ногу, подошли, обступили со всех сторон.
— Здравствуйте, — сказал Сергей.
— Чего?
— Я поздоровался.
— А… — сказал один. Наверное, главарь. И плюнул вперед, на чужие ботинки.
— Ну? Что решил? — лениво спросил он.
— Ничего не решил.
— Что значит ничего?
— Ничего — значит, ничего. Совсем ничего.
— Так не пойдет. С ничего навар никакой. Тебе никакой. Никакой. Ты, конечно, от своей доли можешь отказаться, а нам нельзя. Это у тебя семья, о которой можно не думать. А у нас в отличие от тебя — бабы. Они за просто так не обслуживают. Так что ты подумай о нашей нужде. И перереши по-быстрому.
Двое парней, стоявших с боков, придвинулись, дыхнули перегаром.
— Ну ты чего, мужик? Чего! — воровато оглянулись по сторонам. — Ты подумай, блин. А то…
— Я же сказал — нет.
— С «нет» мы уехать не можем. Можем с «да». В крайнем случае с «подумаю и соглашусь завтра». Но если завтра, то твой гонорар будет дешевле. В два раза.
— Завтра будет тоже нет!
Один из стоящих сбоку парней сильно ткнул Сергея в бок. Кулаком под ребра. И другой, с другой стороны, в другой бок. Сергей вскрикнул и согнулся от боли.
— Я не расслышал. Ты сказал да? — поинтересовался парень, стоящий перед ним.
— Я… Я сказал нет.
— Вот падла! — возмутился правый парень. И подался правым плечом назад. Но ударить не успел.
Сергей, не столько со злости, сколько с испугу, ударил противника правой рукой. Ударил зажатым в ней помойным ведром. Откуда густым потоком посыпался домашний мусор — картофельные очистки, яичная скорлупа, пустые банки, рыбьи потроха.
Удар был не сильный, но возымел действие.
— А-а… ай! — ахнул парень.
Отпрыгнул в сторону, заплясал, запрыгал на месте, лихорадочно сбрасывая, сдирая с головы рыбью требуху, чуть не вместе с волосами.
— У-у — гад! Гад!
Кто-то подскочил, схватил Сергея за руки, вывернул их за спину.
Потерпевший от помойного ведра бандит все еще прыгал, кричал и матерился.
— Ты чего? Чего? — слегка даже испуганно спросил его главарь. — Ты чего прыгаешь?
— Я… Я не могу… Тут кишки… Тут рыба. У меня с детства аллергия к рыбе. К жиру… Меня тетка в детстве перекормила У-у, мерзость…
— Во дает! Аллергик хренов. Резко повернулся к Сергею.
— Ты зачем парня селедкой обидел?
— Я… Я не знал, что он…
— Зря обидел! — и, осуждающе покачав головой, резко, без замаха ударил Сергея в живот. И, когда он согнулся от боли, пихнул коленом в лицо.
Сергей упал на землю. К нему подступили со всех сторон. Первым пнул ногой в бок главарь.
— Дай я! Я дай!.. Я первый! Он меня… рыбой! — заорал наконец стряхнувший с головы рыбью требуху бандит.
Подбежал и стал бить чем ни попадя, по чему угодно.
— На!.. Гад! На!.. Падла! Рыбой! Меня! На!..
— Эй, стой! Убьешь, на хрен! — вступил главарь. Оттолкнул в сторону разбушевавшегося приятеля. Пнул лежащее тело несколько раз сам. Наклонился. Схватил рукой за волосы, приподнял, приблизил к себе окровавленное лицо.
— Жив?
Сергей не отвечал.
— Жив! Слушай сюда. Послезавтра мы придем опять. В это же время сюда же. Если не найдем тебя здесь — поднимемся в квартиру. И ты нам скажешь «да».
— Магазины уже закрыты.
— Тогда в киоск. Тут, рядом.
— Зачем?
— За сигаретами. Сигареты кончились.
— Опять?
— Ну да… Ну так получилось. Что ни одной. Ни в карманах, ни дома. Я схожу.
Жена не сказала ни да, ни нет. Она молчала.
— Ну я схожу? Ладно?
— Иди. Раз так хочется.
— Я быстро! Я только до киоска и обратно.
— Ведро захвати.
— Что? Какое ведро?
— Помойное. Чтобы не пахло. А то я сегодня рыбу чистила…
Муж торопясь вытащил из-под раковины ведро. Примял мусор. Быстро, боясь, что его остановят, вышел из квартиры.
Было уже пять минут десятого.
Выбежал на улицу. И пошел в противоположную от мусорных баков сторону. На пустырь, который был за домом.
На пустыре никого не было. Не было тех, кто должен был быть.
Сергей растерянно оглянулся. Прошел несколько десятков шагов вперед. Остановился.
Где же они? Или может быть…
В глаза ударил свет автомобильных фар. Подъехала машина. Но рассмотреть ее за слепящим светом было невозможно.
Они?
Хлопнули дверцы. Свет погас.
Они!
Возле машины стояли три парня. Лениво переваливаясь с ноги на ногу, подошли, обступили со всех сторон.
— Здравствуйте, — сказал Сергей.
— Чего?
— Я поздоровался.
— А… — сказал один. Наверное, главарь. И плюнул вперед, на чужие ботинки.
— Ну? Что решил? — лениво спросил он.
— Ничего не решил.
— Что значит ничего?
— Ничего — значит, ничего. Совсем ничего.
— Так не пойдет. С ничего навар никакой. Тебе никакой. Никакой. Ты, конечно, от своей доли можешь отказаться, а нам нельзя. Это у тебя семья, о которой можно не думать. А у нас в отличие от тебя — бабы. Они за просто так не обслуживают. Так что ты подумай о нашей нужде. И перереши по-быстрому.
Двое парней, стоявших с боков, придвинулись, дыхнули перегаром.
— Ну ты чего, мужик? Чего! — воровато оглянулись по сторонам. — Ты подумай, блин. А то…
— Я же сказал — нет.
— С «нет» мы уехать не можем. Можем с «да». В крайнем случае с «подумаю и соглашусь завтра». Но если завтра, то твой гонорар будет дешевле. В два раза.
— Завтра будет тоже нет!
Один из стоящих сбоку парней сильно ткнул Сергея в бок. Кулаком под ребра. И другой, с другой стороны, в другой бок. Сергей вскрикнул и согнулся от боли.
— Я не расслышал. Ты сказал да? — поинтересовался парень, стоящий перед ним.
— Я… Я сказал нет.
— Вот падла! — возмутился правый парень. И подался правым плечом назад. Но ударить не успел.
Сергей, не столько со злости, сколько с испугу, ударил противника правой рукой. Ударил зажатым в ней помойным ведром. Откуда густым потоком посыпался домашний мусор — картофельные очистки, яичная скорлупа, пустые банки, рыбьи потроха.
Удар был не сильный, но возымел действие.
— А-а… ай! — ахнул парень.
Отпрыгнул в сторону, заплясал, запрыгал на месте, лихорадочно сбрасывая, сдирая с головы рыбью требуху, чуть не вместе с волосами.
— У-у — гад! Гад!
Кто-то подскочил, схватил Сергея за руки, вывернул их за спину.
Потерпевший от помойного ведра бандит все еще прыгал, кричал и матерился.
— Ты чего? Чего? — слегка даже испуганно спросил его главарь. — Ты чего прыгаешь?
— Я… Я не могу… Тут кишки… Тут рыба. У меня с детства аллергия к рыбе. К жиру… Меня тетка в детстве перекормила У-у, мерзость…
— Во дает! Аллергик хренов. Резко повернулся к Сергею.
— Ты зачем парня селедкой обидел?
— Я… Я не знал, что он…
— Зря обидел! — и, осуждающе покачав головой, резко, без замаха ударил Сергея в живот. И, когда он согнулся от боли, пихнул коленом в лицо.
Сергей упал на землю. К нему подступили со всех сторон. Первым пнул ногой в бок главарь.
— Дай я! Я дай!.. Я первый! Он меня… рыбой! — заорал наконец стряхнувший с головы рыбью требуху бандит.
Подбежал и стал бить чем ни попадя, по чему угодно.
— На!.. Гад! На!.. Падла! Рыбой! Меня! На!..
— Эй, стой! Убьешь, на хрен! — вступил главарь. Оттолкнул в сторону разбушевавшегося приятеля. Пнул лежащее тело несколько раз сам. Наклонился. Схватил рукой за волосы, приподнял, приблизил к себе окровавленное лицо.
— Жив?
Сергей не отвечал.
— Жив! Слушай сюда. Послезавтра мы придем опять. В это же время сюда же. Если не найдем тебя здесь — поднимемся в квартиру. И ты нам скажешь «да».