Ильин Андрей. Шпион федерального значения (Третья террористическая - 2)

   Сашка не ошибался, за ним наблюдали. На Сашку смотрела Фарида. Смотрела крадучись, сквозь щелку. Она видела, как солдаты, суетясь, снимают и грузят в большие машины палатки и какие-то ящики. Как забираются на борт, рассаживаясь на скамейки...
   Солдаты уезжали. Она - оставалась...
   Взвод перебросили на другой конец Чечни. Но миром дело уладить все равно не получилось.
   Кому-то захотелось раздуть из всего этого скандал - как будто раньше ничего подобного не случалось, как будто раньше солдаты никого не насиловали. Насиловали и даже убивали, и все им сходило с рук...
   Но Сашке не повезло. Сашку Мохова взяли под стражу.
   С него сняли ремень, вытянули из ботинок шнурки и поместили в камеру, где парились такие же, как он, солдаты-срочники.
   - Тебя за что? - спросили они его.
   - Я с девушкой познакомился... - невразумительно, потому что не знал, что говорить, ответил он. - С чеченкой.
   - Убил? - лениво поинтересовались сокамерники.
   - Кого? - не понял он.
   - Ну ее, конечно!
   - Нет...
   - Ну и дурак, что не убил. Надо было убить. Если бы убил никакого спроса. А теперь она тебя опознает, родичи взятку прокурору сунут, и тебя им выдадут.
   - Зачем?
   - Затем! - чирканул зэк себя поперек горла большим пальцем. - У них тут свои порядки...
   Через несколько дней Сашку отвели к следователю.
   - У тебя деньги есть? - спросил с порога следователь с погонами капитана.
   - А сколько надо?
   - Штуки две баксов, - ответил следователь. - Тогда можно это дело попытаться замять.
   Столько денег не было.
   - А у родственников? Или если квартиру продать?
   Все Сашкины родственники были бедны, как церковные крысы, а в квартире, кроме матери, жили бабушка и его младшая сестра. Куда их - на улицу, что ли?
   - Ничего нет, - сказал Сашка.
   - Хреново, - вздохнул следователь, прикидывая, удастся ли слупить бабки с потерпевшей стороны. - Ладно, давай рассказывай, как все было.
   Сашка рассказал. Рассказал, как бойцы хотели изнасиловать потерпевшую, а он за нее заступился. А потом как-то так вышло, что она сама на все согласилась. Так что никакого изнасилования не было.
   - Она у тебя что - первая? - удивленно спросил следователь.
   - Ничего не первая! - возмутился Сашка.
   Следователь посмотрел на него как-то даже с жалостью.
   - Ты что, до дома потерпеть не мог, что на "черняшку" полез?
   Сашка промолчал.
   - Ладно, давай так - давай про солдат скажем, что ты их не знаешь, что это были какие-то посторонние воины, может быть даже переодетые "чехи". Что ты защитил мирную чеченку, рискуя своей жизнью. А все остальное было по обоюдному согласию и большой любви.
   Сашка кивнул.
   - Если что, можешь пообещать ей, что на ней женишься. Пообещать-то можешь?
   - Могу.
   - Вот и пообещай. Скажи, что, когда отсюда выйдешь, зашлешь к ней сватов, а если родственники будут против - украдешь. У них тут запросто невест крадут. Если она тебе поверит, то, может быть, изменит показания. Усек?
   - Ага, - кивнул Сашка. - А как я ей скажу, я же здесь.
   - Это не твоя забота...
   Встречу им устроил следователь, который вызвал потерпевшую в прокуратуру повесткой и под каким-то благовидным предлогом выгнал из кабинета сопровождавших ее родственников.
   - Давай-давай, не теряйся! - показал он, отходя к окну и закуривая.
   - Ты это, не обижайся, - сказал Сашка, даже не глядя на девушку. - Я если отсюда выйду, женюсь на тебе.
   Чеченка вспыхнула.
   - Я уже и матери написал, - соврал Сашка. - Она не против. Жить будем у нас. Ну, ты что, согласна, что ли?
   Чеченка, опасливо оглядываясь на демонстративно отвернувшегося и дымящего в форточку следователя, еле заметно кивнула
   - Ну вот... - вздохнул Сашка, потому что больше не знал, что говорить.
   И стал смотреть следователю в спину.
   Тот словно почувствовал его взгляд, повернулся и резко сказал, обращаясь к потерпевшей:
   - Значит, если вы сейчас подтвердите свои показания, мы посадим этого мерзавца лет на десять. Мы его в тюрьме живьем сгноим, чтобы другим неповадно было.
   Фарида испуганно смотрела на следователя.
   - А если вы не уверены, если это был не он, то тогда зачем зря парню жизнь калечить? За десять лет он если там не умрет, то точно хроником станет, какой-нибудь туберкулез или СПИД подхватив. Так что вы посмотрите внимательней - он это или нет?
   Фарида смотрела на испуганного не меньше, чем она сама, солдата, имя которого она узнала только теперь, от следователя. Его звали Александр Мохов. Он был русский, но был не такой, как все они. Он защитил ее, когда ее хотели изнасиловать солдаты, и потом тоже жалел. Ей было жалко его, она не хотела, чтобы он сгнил в тюрьме.
   - Это он или не он? - настаивал на ответе следователь.
   - Нет, - еле слышно ответила Фарида.
   - Вы уверены?
   - Да, - подтвердила Фарида.
   - Тогда распишитесь, пожалуйста, здесь и здесь, - попросил следователь.
   Она расписалась.
   Через несколько дней дело закрыли за отсутствием состава преступления. Потому что у нас не Америка, у нас за то, что дама добровольно согласилась переспать с кавалером, пока еще не сажают.
   Сашку Мохова выпустили из тюрьмы и по-быстрому отправили на дембель, потому что ему оставалось служить всего несколько недель и возвращать его в часть, где вновь ставить на денежное и вещевое довольствие, смысла не имело.
   Тем более что для чеченцев закрытие дела все равно ничего не значило. У них были свои законы и свой, скорый на руку, суд. И если бойца оставить здесь, в Чечне, то они его обязательно найдут и зарежут А дома - может быть, нет...
   Сашке Мохову вернули его ремень и шнурки, вручили документы и выпроводили из ворот следственного изолятора на все четыре стороны.
   Напутственное слово сказал ему выводящий. Сказал:
   - Повезло тебе, парень. В России за то же самое тебе впарили бы червонец...
   Сашка вышел из ворот и замер, ослепленный ярким солнечным светом. Потому что там, в камере, отвык от него.
   Он замер и даже, блаженно улыбаясь, зажмурился.
   Хорошо-то как!.. На свободе...
   Он стоял зажмурившись и поэтому не заметил, не мог заметить, как навстречу ему из-за ближайшего угла метнулась неясная черная тень...
   Глава 51
   Сержант был убийцей. Вначале он избил молодую чеченку, а когда за нее вступился брат - убил ее брата. А потом ее. Ее убил, чтобы его не смогли найти.
   Все это он сделал по пьяной лавочке и еще потому, что оттрубил в Чечне три контракта и у него просто-напросто поехала крыша. Он три года убивал "чехов", и ему за это никто не выговаривал, а, напротив, хвалили, вынося устные и письменные благодарности и представляя к правительственным наградам
   Его столько раз убивали "чехи" и стольких его друзей убили, что он считал, что имеет полное моральное право отвечать им тем же. Он не видел ничего плохого в том, чтобы "мочить" чеченцев. И когда ему не захотели дать в долг водку, он с досады сгреб продавщицу и стал колотить ее по лицу кулаком. А потом убил ее брата, который полез не в свое дело, пытаясь защитить свою сестру.
   И все бы ничего, но когда он, не забыв набить карманы спиртным, уходил, на него случайно наткнулся патруль. И тогда он совершил непростительную глупость - не тогда, когда насиловал, и не когда убивал, а когда открыл огонь по своим, ранив офицера комендатуры.
   Так что замять это дело стало невозможным.
   Дело приняла к производству военная прокуратура в лице капитана Степанченко. Чему он совершенно не обрадовался, потому что на нем уже висело полтора десятка уголовных дел. И все примерно на одну тему - конфликтов военнослужащих с чеченским населением.
   Войска с местным населением всегда уживаются плохо, даже если это свое родное население, а уж с чужим и подавно. Поэтому работы хватало. Капитан трудился аки пчелка, дни напролет допрашивая подозреваемых и потерпевших, проводя очные ставки, назначая экспертизы и подшивая к делу документы. Раньше он служил в Приволжском округе, где в основном разбирался со случаями неуставных взаимоотношений и воровства казенного имущества. Здесь - разгребал убийства и изнасилования.
   Если быть до конца честным, то во всех расследуемых им делах капитан держал сторону обвиняемых. Кроме, конечно, случаев, когда потерпевшие могли его заинтересовать материально - капитану тоже нужно было на что-то жить, кормя себя и свою семью. Ну не на нищенскую же зарплату!..
   Если ему предлагали хорошие деньги, то он, действуя строго по букве закона, отправлял насильников и убийц на скамью подсудимых, где их в большинстве случаев оправдывали или подводили под амнистию. Если сумма его не устраивала, то он с молчаливого одобрения начальства разваливал дело, спуская его на тормозах. Потому что терпеть не мог "чехов". Равно как и его начальство.
   И национализм здесь был ни при чем. Он тоже был не русским, был - украинцем.
   Свою карьеру лейтенант Степанченко начал еще в Советском Союзе, в Северо-Кавказском военном округе, куда прибыл после училища, чтобы принять взвод. Ему дали взвод и комнату в общежитии, потому что он приехал не один, а с молодой женой. Тогда распределение на Кавказ считалось везухой - меньшей, чем если попасть служить в ГДР, но большей, чем если отправиться в ЗабВО. На Кавказе было тепло, было завались дешевых овощей и фруктов и было рукой подать до Центральной России и пляжей Черного моря. И кто бы мог подумать, что скоро здесь все коренным образом изменится.
   Через год, сами того не ожидая, они оказались в глубоком тылу противника.
   Чеченцы взяли воинские части в кольцо, каждый день устраивали возле ворот хорошо организованные "стихийные" митинги с требованиями убираться отсюда к себе в Россию. И требуя выдать им оружие.
   Военные с радостью бы убрались, если бы получили на это соответствующий приказ.
   Или разогнали митингующих чеченцев.
   Но и такого приказа тоже не было.
   Приказ был другой - не провоцировать население, позволив ему делать все, что заблагорассудится. Что те и делали - забрасывая офицеров оскорблениями, а потом камнями.
   В ответ командир запретил одиночные хождения, выделив для передвижения между военным городком и частью служебный автобус у которого чуть не каждый день выбивали стекла.
   Жизнь из почти курорта быстро и неуклонно превращалась в сущий ад.
   Дети офицеров перестали ходить в детские сады и школы, потому что их обзывали и били чеченские дети. Жены поувольнялись с работ, где их третировали чеченские начальники.
   Однажды ночью неизвестные преступники, проникнув на территорию части, попытались напасть на часового с целью завладеть его оружием. Защищаясь, тот открыл стрельбу вначале в воздух, а потом на поражение, тяжело ранив нападавших. Нападавшими были четырнадцатилетние чеченские пацаны.
   Возле ворот части собралась возбужденная толпа, требуя выдать им убийц детей. Бедного солдата, над которым собирались устроить суд Линча, спрятали в каптерке, потому что даже вывезти в безопасное место не могли, так как чеченцы останавливали и осматривали все выходящие из части машины. А применять против них силу было запрещено.
   Не имея возможности добраться до истинного виновника, толпа избила двух подвернувшихся ей под руки и палки офицеров.
   Всем все было уже ясно, ясно - что часть нужно срочно и организованным порядком выводить из Чечни. Пока не поздно. Но с приказом почему-то тянули!
   Потом случилось неизбежное - чеченцы зарезали одного из офицеров. Ночью, возле подъезда его дома. Может, это было банальное ограбление, но вполне вероятно, что месть.
   Командир своей властью приказал выдать офицерам, свободным от несения службы, табельное оружие. В целях самообороны. И, не надеясь на местную милицию, приказал наладить круглосуточное патрулирование военного городка и прилегающих территорий.
   Командир решал возникшую проблему как умел и силами, которыми располагал. И, будьте уверены, решил бы - чеченцам тогда нечего было противопоставить оружию и организованности военных, если бы скоро не остался без личного состава.
   Весной из части ушли отслужившие свой срок дембеля. А молодых на их место не прислали. Ни одного! И осенью тоже не прислали! В документах часть значилась как полноценная, а личным составом была укомплектована меньше чем на четверть! О боевой и политической подготовке разговор уже не шел - солдаты через день ходили в караулы. Офицеры в разговорах между собой крыли командование по матери, предполагая, что вряд ли это просто разгильдяйство. Те, что поумней и порасторопней и кому было куда, отправили семьи в Россию.
   Лейтенанту Степанченко было некуда.
   Скоро в части остались почти одни только офицеры. И остался полный комплект штатного вооружения, которое почему-то не вывозили. Уж лучше бы его чеченцам отдали, которые требовали его все настойчивей, считая уже своим. Но и отдавать - тоже не отдавали! О них словно забыли. Командир каждый день ругался по телефону матом, ему обещали решить вопрос в самое ближайшее время, но не решали. Офицеры ходили в караулы, как простые солдаты...
   И лейтенант Степанченко тоже ходил, неделями не вылезая из части.
   Потом случилось то, чего все ожидали. Но... все равно не ожидали!
   В часть пришли чеченцы. Много вооруженных чеченцев, со всех сторон.
   Они захватили КПП, окружили штаб и побежали к складам, о местоположении которых были прекрасно осведомлены.
   Часовые, как было предписано Уставом, крикнули:
   - Стой! Кто идет!
   И выстрелили в воздух.
   Им на помощь прибежала из караулки отдыхающая смена.
   Запертые в штабе командиры лихорадочно крутили диски отрезанных телефонов, пытаясь дозвониться в Москву и в местный райотдел милиции.
   Не ожидавшие встретить столь упорного сопротивления чеченцы залегли. Подставлять лоб под пули им не хотелось - это еще была не война. Они надеялись получить свое миром.
   - Эй! - крикнули они. - Зачем стреляешь? Бросай автомат и уходи. Мы тебя не тронем! Это наше оружие - мы за него заплатили.
   Часовые огрызались одиночными выстрелами, на всякий случай экономя патроны.
   Чеченцы отвечали им длинными очередями и выстрелами из табельных "пээмов". Среди чеченцев было много местных милиционеров. Из того самого РОВД, куда безуспешно пытались дозвониться штабисты...
   В короткой, но ожесточенной перестрелке погиб один и было ранено два неосторожно высунувшихся чеченца.
   Это были первые жертвы.
   Которые требовали отмщения!
   Но на штурм чеченцы никак не решались, о чем-то бурно переговариваясь. Потом несколько из них отползли назад и побежали к воротам.
   Они запрыгнули в машины и поехали в военный городок, до которого было рукой подать - буквально несколько кварталов. И который, в отличие от оружеек, никем не охранялся. Там они ворвались в дома, выволакивая на улицу жен и детей офицеров. Они хорошо знали, кого и где им искать, потому что жили с семьями офицеров бок о бок, их дети ходили в одни сады и школы, со многими они раньше дружили и ходили к ним в гости.
   Но это было раньше...
   Упирающихся женщин и детей погнали прикладами к машинам, привезли в часть и, прикрываясь ими, подтащили к складам.
   - Эй, не стреляй, видишь, здесь твоя семья! - кричали из-за женских и детских спин чеченцы, размахивая оружием.
   Они не ошиблись, не перепутали - это были дети и жены тех самых, которые не хотели им сдаться, офицеров. Они рассчитали все верно, пытаясь вскрыть охраняемые офицерами склады с помощью живых отмычек.
   - Что делают, падлы! - выругался матом сосед лейтенанта Степанченко по лестничной площадке и позициям.
   И бессильно заскрежетал зубами.
   - Эй, выходите! А то мы их зарежем! - продолжали кричать, угрожая, чеченцы.
   И чем больше угрожали, тем сильнее распаляли себя.
   В воздухе блеснули выдернутые из ножен тесаки, которые уперлись в шеи перепуганных женщин и детей тоже.
   - Бросай оружие! - орали чеченцы. - Бросай!!
   А вот заложники не кричали, заложники, выпучив глаза, смотрели перед собой, боясь пискнуть. Только дети тихо плакали, потому что им было страшно,
   - Считаем до трех! - начали отсчет чеченцы.
   - Раз!..
   Офицеры, скрипя зубами, смотрели на своих близких, над которыми, на их глазах, измывались бандиты.
   - Два!..
   В то, что они способны убить детей, никто не верил. Как можно убить, зарезать ножом, ребенка? Как можно зарезать ребенка, которого ты знаешь, с которым играли твои дети?! Или женщину, которая по-соседски угощала твоих детей сладостями?
   Все были уверены, что чеченцы просто давят на психику, просто пугают.
   Если бы так...
   - Три!.. - крикнули чеченцы.
   И уже ни о чем не предупреждая, полоснули поперек шей тесаками. Сильно и уверенно, как если бы баранов резали.
   Ярко-красная кровь брызнула по асфальту вперед. Две русские женщины осели на колени. Еще живые, с еще живыми, полными ужаса, глядящими в сторону своих мужей глазами. Еще живые, но... уже мертвые!
   - Эй, на, лови свою бабу! - крикнули, громко захохотав, чеченцы.
   Сильно размахнулись, и что-то круглое, пролетев над землей, шмякнулось, прокатилось по асфальту, оставляя на нем черные пятна.
   Головы... Это были головы... Их жен...
   У офицеров зашевелились, встали дыбом волосы.
   Но это было еще не все. Если бы все!..
   - Это вы виноваты, - кричали чеченцы. - Мы не хотели! Сдавайтесь, у нас здесь ваши дети.
   И стали подталкивать вперед коленями детей.
   Они толкали их коленями, цепко удерживая и приподнимая за волосы, отчего дети визжали и брыкались.
   - Мы зарежем их! - угрожали чеченцы. - Бросайте автоматы!
   Офицеры прикладывались к автоматам, выцеливая чеченцев, но стрелять не могли, боясь зацепить пленников. Но, выцеливая чеченцев, они видели, вынуждены были неотрывно смотреть сквозь прорези прицелов на искаженные ужасом и болью детские лица.
   Все это было страшно! Ко всему этому офицеры, которых готовили для войны с равным им противником, были не готовы! Война, конечно, драка, но драка мужчин против мужчин гражданские в ней не в счет!
   - Эй, вы слышите? - кричали чеченцы, подергивая руками, на которых были внахлест, поперек ладоней, намотаны детские волосы. - Давай иди сюда!
   Одна из девочек каким-то чудом смогла вырваться из рук чеченца и побежала вперед. К отцу. Побежала что было сил, мелькая в воздухе сандаликами.
   Не добежала...
   Вслед ей полоснули из автомата, и девочка, резко, на бегу, переломившись пополам, как будто ее кувалдой по пояснице ударили, рухнула на асфальт.
   Оставшийся без прикрытия чеченец испуганно присел, упал на землю и пополз назад. Но в него даже не стреляли, боясь, что другие в отместку начнут убивать детей.
   И тут же грохнул, раскатился эхом одиночный выстрел. И раздался торжествующий вопль чеченцев. Кто-то, не в силах всего этого выдержать и не имея возможности что-то изменить, развернул к себе автомат и нажал на спусковой крючок, чтобы не видеть, как в чужих руках судорожно бьется его ребенок и как ему, живому, отрежут голову. Кто-то предпочел застрелиться.
   Они ничего не могли сделать - они могли только смотреть! На это невозможно было смотреть спокойно, даже если бы это были чужие дети - а это были не чужие им дети!
   - Я пошел, - глухо сказал один из офицеров.
   Он догадывался, понимал, что его скорее всего прикончат, но он надеялся, что они пощадят его сына.
   Он отбросил автомат и поднял руки. Его никто не останавливал. И его никто не осуждал. В такой ситуации каждый должен принимать решение сам, не ожидая ничьего приказа.
   - Я иду! - крикнул майор. - Отпустите ребенка!
   Его десятилетний сын смотрел на него с испугом и надеждой. Он думал, что отец защитит его и теперь, как защищал всегда. Потому что мать - уже лежала на земле возле его ног. Без головы.
   Офицер шел медленно и напряженно, и все - и чеченцы, и свои - смотрели на него. Офицер приблизился, и его сына отпустили. Он бросился навстречу отцу, налетел на него, вжался в него, зарыдав в голос.
   - Ну все, все, успокойся, - тихо уговаривал его отец, который даже обнять его не мог, потому что боялся опустить руки.
   - Мы можем идти? - спросил он.
   - Давай, иди! - кивнули чеченцы, расступаясь. Офицер, все еще не опуская рук, пошел вперед. Он уже почти поверил в то, что все будет хорошо.
   - Видите, мы отпустили его! - громко и хвастливо крикнул один из чеченцев. - Мы держим свое слово! Бросайте оружие - вы нам не нужны.
   А может, и точно?.. На хрена им сдалось это чужое, брошенное командованием на произвол судьбы оружие, за которое их женам режут глотки?!
   И кто-то уже тоже решил сдаться. Потому что присяга и уставы не оговаривают случаев, когда тебя предает и подставляет под убой вышестоящее командование и когда на твоих глазах убивают твоих детей!
   Но чеченцы не собирались никого отпускать, потому что это глупо. Щадить пленников - значит плодить кровников.
   Вслед ушедшему офицеру побежали два чеченца. И тут же за утлом глухо простучала автоматная очередь. Длинная. А это значит, что скорее всего стреляли не в одного человека, а в двух!
   - Сдавайтесь!..
   И все-таки надежда еще оставалась! Потому что человеку свойственно надеяться даже тогда, когда уже не на что надеяться!
   Но надеждам не суждено было сбыться.
   - Ладно, мы сдаемся! - крикнул кто-то. - Но сперва покажите нам майора! Того, которого отпустили вместе с ребенком. И его сына тоже! Ну, где они?..
   Чеченцы злобно выругались. Потому что предъявить майора и его сына не могли.
   Что поняли все. И поняли, что надеяться им не на что!..
   Там, перед складами, они должны были погибнуть все. Вначале, на их глазах, - их близкие, потом, расстреляв все патроны, - они. Так в новейшей российской истории погибли многие русские офицеры, отстреливаясь до последнего патрона. А самые сильные и мужественные - расстреляв своих близких и прикрывшихся ими боевиков, чтобы прекратить свои и их муки, чтобы их убили не бандиты, а они сами, убив неожиданно, а значит - милосердно
   Так должны были поступить и они. И должны были погибнуть... Но не погибли, потому что в тыл чеченцам, неожиданно для всех, а главное - для чеченцев, ударили выстрелы. Это уже после выяснилось, что это были офицеры, выбравшиеся из штаба.
   Чеченцев зажали в клещи и расстреляли кинжальным огнем. В упор! Всех до одного, в том числе тех, кто попытался поднять руки. И раненых тоже!
   Немногие оставшиеся в живых чеченцы дрогнули и отступили. Тогда им было еще трудно противостоять опыту и напору профессиональных военных. Ведь это еще не была война... Но это была прелюдия тех, первой и второй чеченских кампаний, в которых стороны не соблюдали никаких женевских конвенций, потому какие могут быть военнопленные в гражданских войнах?..
   Очистив территорию, командир приказал собрать убитых и раненых и приказал уничтожить матчасть. Убитых собрали и погрузили в подогнанные "бээмпэшки". Среди убитых лейтенант Степанченко обнаружил свою жену. Ее не застрелили, ей вспороли, от лобка до грудины, живот. В луже крови, кроме петель выпущенных кишок, он увидел своего еще не родившегося, но уже мертвого ребенка...
   Из части уходили - как бежали. Без оглядки! Сзади чадили, занимаясь огнем, подожженные гаражи и склады. За что потом, уже в России, командиру влепили "строгача" и завели на него уголовное дело, подозревая, что таким образом он хотел сокрыть хищения.
   Ощетинившись во все стороны оружием, готовые на все, рванули в военный городок, где забрали уцелевшие семьи и скарб и уже оттуда, колонной, двинулись на вокзал. По пустым, притихшим улицам.
   Билеты не покупали. Обошлись без билетов.
   "Бээмпэшки" выкатили прямо на платформы и, наведя орудия, захватили пассажирский состав, вышвырнув из вагонов всех чеченцев и не чеченцев тоже.
   Так это было...
   Впоследствии капитан Степанченко слышал много подобных историй. И даже расследовал дело майора-артиллериста, который огнем своей батареи разнес в щепу целый аул, убив полсотни чеченских женщин и детей. В чем совершенно не раскаивался. Потому что чеченцы - не эти, другие, но какая разница - на его глазах убили его жену и его дочь.
   - Я с тех пор каждый раз, выдавая целеуказания, "ошибаюсь" на один-два градуса, - не скрывал майор, - чтобы пару лишних домов зацепить. Чем больше я их прикончу - тем лучше! Потому что хороший чеченец - только мертвый чеченец!
   Понять его можно было.
   И можно было осудить.
   Но капитан сделал все возможное, чтобы его не осудили. Чтобы дело было переквалифицировано по статье "халатность"...
   Под его командованием не было батареи, поэтому он мстил "чехам" по-другому - отмазывая их убийц. Вчера отмазывал русского парня Сашу Мохова, который изнасиловал, а может, даже и нет, чеченскую девушку. Сегодня пытался отмазать контрактника, убившего чеченку и ее брата.
   Первый ему был симпатичен. Второй - нет. Но он все равно его выгораживал.
   - А может, все было не так? Может быть, это не ты напал, а на тебя напали? Напал брат потерпевшей, в которого ты, защищаясь, выстрелил. В результате чего одна из пуль, отрикошетив от земли, попала в потерпевшую, нанеся ей смертельное ранение?.. Три смертельных ранения... - поправил себя следователь, заглянув в материалы дела.
   - Ну да, так и было! - начал вспоминать подозреваемый. Точно так, как вы сейчас сказали...
   Русские солдаты, совершившие в Чечне преступления, редко получают сроки. И очень редко большие. Потому что дела русских солдат расследуют русские следователи и судят их русские судьи у которых чеченцы убили близких, или друзей, или сослуживцев. Поэтому от них трудно требовать непредвзятости...
   Контрактника, убившего чеченскую девушку и ее брата, оправдали. Но убийца все равно не избежал наказания - его выследили и зарезали родственники погибших, которые не надеялись на справедливость русского суда...