- Кто стрелял, откуда? Твою мать!..
   Орали возбужденные и напуганные чеченцы. Орали не по-чеченски - по-русски. И матерились тоже по-русски!.. Тем более что им только и оставалось, что материться, так как противника видно не было. Противник достал их черт знает откуда, достал и здесь!
   Но как они узнали? Откуда?! Какая сволочь навела русских на лагерь?
   Большого урона обстрел чеченцам не нанес - больше лесу, - но продемонстрировал серьезность намерений России.
   Что было правильно истолковано другой стороной, было истолковано как приглашение к началу переговоров.
   В политике всегда так - прежде чем дипломаты станут друг дружке улыбаться и ручки жать, военные должны свой дурной характер продемонстрировать, обронив пару бомбочек. А иначе кто тебя всерьез воспримет?
   Военные продемонстрировали.
   В Тбилиси намек поняли.
   И после вялого обмена нотами "дом отдыха" закрылся. По крайней мере этот...
   Удачно проведенная операция лишила чеченских партизан еще одной лежки и еще одного маршрута снабжения. Бегать за бандитами по лесам - дело неблагодарное и безнадежное, куда проще отрезать их от баз снабжения, лишая возможности пополнять бое- и продуктовый запас. И тогда они сами из леса выйдут.
   Федералы наступали. Не явно, но верно вытравливая боевиков из укрытий, как тараканов из щелей, куда они забились, даже из тех, которые были не в их доме, которые были на соседней кухне. Времена открытых боестолкновений остались в прошлом, теперь обе стороны действовали исподтишка, нанося точечные, хорошо выверенные удары по тылам друг друга. И этот процесс обещал быть затяжным. И кровавым...
   Но как они узнали?!
   Глава 11
   По степи гулял ветер, катя неизвестно откуда и куда круглые кусты перекати-поля. Зацепиться им было не за что, потому что вокруг не видно было ни одного деревца, ни одного препятствия, и они неслись себе дальше, скользя по земле, как по полированной доске, как по гладкому стеклу, перескакивая с кочки на кочку.
   Степь, кругом одна только степь без конца и края...
   И вдруг словно земля разверзлась - обрыв и море - чинк плато Усть-Юрт. И далеко внизу невероятная, невозможная, бьющая в глаза синева - Аральское море. Летят шары перекати-поля вниз, парят, мечутся в восходящих потоках воздуха, как волейбольные мячи над сеткой, падают в воду.
   Берег пустынен: ни корпусов санаториев, ни домов, ни пирсов не видно, - огромные, на сотни километров пляжи, и хоть бы один человек! Никого! Заброшенное, высыхающее море, вокруг которого только пустыни с редкими войлочными юртами пастухов-казахов. Безбрежная вода в окружении бескрайней земли. Гиблое место...
   Но что это? Какая-то точка в море... Неужели корабль? Да ну, откуда ему здесь взяться? На этом море давно не осталось никаких судов, суда Аральской флотилии ржавеют на берегу, потому что высыхающее, скукоживающееся, как шагреневая кожа, море отступило от портов на многие километры, и пирсы и портовые стенки теперь торчат из песка на суше подобно гнилым зубам.
   И все же это не мираж - это судно, вернее, моторный катер, а если быть точным - большая надувная лодка с подвешенным на транцевой доске японским мотором, - идет, вспенивая носом воду, переваливаясь с борта на борт на мелкой волне. В лодке несколько человек.
   - Там, - кивнул сидящий на руле кормчий куда-то влево и назад, - остров Барса-Кельмес. Раньше на нем заповедник был и метеостанция. Барса-Кельмес в переводе с казахского означает "пойдешь - не вернешься".
   - Почему не вернешься? Убьют, что ли? - поинтересовались пассажиры.
   - Зачем - убьют? - удивился кормщик. - На него много-много лет назад охотники по льду пришли, которые сайгу по степи гнали, а лед растаял. Другая зима теплой была, лед не встал, и им пришлось на острове целый год жить. Отсюда и Барса-Кельмес пойдешь и не вернешься.
   Пассажиры понимающе кивнули.
   Пассажирами моторки были сплошь лица кавказской национальности, которые море до того только в кино видели, а в жизни лишь горы и поэтому сидели притихшие и слегка напуганные. Винт равномерно молотил воду, толкая лодку вперед, и она прыгала с волны на волну, как норовистый конь.
   - Если движок не сломается, через шесть часов будем на месте.
   Лодку и мотор пассажиры привезли с собой на поезде, щедро заплатив проводнику багажного вагона. И лодка, и мотор были японскими и были новенькими, только-только из магазина. А вот кормщик был из местных, был нанят за баснословные для этих мест деньги - за пятьсот долларов. Когда-то давно он был капитаном рыболовецкого траулера, тягал сетями рыбу, сдавая ее на местный рыбоперерабатывающий комбинат, и знал это море лучше, чем собственную ванну. Но потом море ушло, рыба передохла, а вытащенные на берег траулеры заржавели. Несколько месяцев капитан охранял свое судно, а потом, сняв с него все медяшки и снеся их в пункт приема металлолома, устроился сторожем в почтовом отделении. И думал, что уже никогда не выйдет в море. А вышло вон как...
   Ровно ревущий мотор, солнце, отблескивающее в воде, прохладный, пахнущий солью ветер, упруго бьющий в лицо, хорошо!..
   - Вон он, наш остров, - показал вдаль капитан.
   Где-то далеко, у самого горизонта, в морской синеве желтым бугорком вспучился остров.
   - Раньше, еще при царе, сюда прокаженных ссылали. Его так и называли - остров прокаженных. Лучше места для лепрозория было не придумать - кругом море, а за морем пески. Некуда бежать! Здесь они, бедолаги, всю жизнь и жили, здесь и умирали. А потом его военные для своих нужд приспособили.
   Остров рос, словно вылезал из-под воды. Остров Возрождения. Капитан взглянул на старую морскую, с отмеченными глубинами и фарватерами карту. Она, конечно, действительности не соответствовала, потому что уровень моря упал на несколько метров, но общее представление о том, где глубже, а где мельче, давала.
   - Мы с этой вот стороны подойдем, - показал капитан. Раньше бы нас сюда на пушечный выстрел не подпустили, раньше здесь сторожевики шныряли, и самолеты, чуть с курса собьешься, они тут как тут - врубят прожектора, развернут орудия и орут по громкоговорящей связи: "Немедленно покиньте запретную зону, в противном случае будет открыт огонь на поражение". И предупредительным под нос или корму садят, чтобы быстрей дошло! Жуть!..
   У нас как-то на эмэртешке двигатель заглох, не запускается ни в какую, хоть плачь, а на море шторм баллов шесть и прогноз на дальнейшее ухудшение до восьми. В общем, карячится скорая хана! А берег рядом - рукой подать, как раз этот вот островок. Ну мы выходим в эфир сигналом SOS и думаем, что нас сейчас спасать будут. А они хрен на рыло - подошли двумя катерами и орут в матюгальники, чтобы мы валили отсюда подальше. А как валить, когда у нас хода нет?
   Я им семафорю - мол, так и так, капитан такой-то, нахожусь в бедственном положении, прошу в соответствии с международной конвенцией спасения на море отбуксировать судно в порт для ремонта. А они меня в ответ по матери и пулеметную очередь поверх надстроек. Такое положение - или ко дну иди, или к стенке вставай. В общем, подогнали они буксир, завели трос, оттащили нашу эмэртешку подальше в море и обрубили конец, предупредив, что если еще раз нас увидят, то потопят к чертовой матери. И потопили бы - запросто! Такая секретность была! А теперь...
   Теперь на острове ничего не было - ни сторожевиков, ни самолетов, ни людей.
   Лодка мягко ткнулась в берег.
   - Навались! - зычно крикнул капитан, налегая на борт.
   Разом дернув, выволокли лодку на берег. Куда идти, было непонятно. Пошли наугад, в глубь острова. Через полчаса увидели "колючку" - остатки огораживающего военный городок забора с выцветшими предупредительными - "Стой! Запретная зона!" надписями, а за забором руины - полуразрушенные, с дырявыми крышами здания. Если бы они стояли на берегу, их давно бы растащили по кирпичику, но сюда, на край земли, мародерам было не добраться.
   Кавказцы вытащили и развернули какую-то бумажку, где был от руки нарисован план.
   - Туда. Прошли мимо казарм, через плац. Снова наткнулись на колючую проволоку и вышки. Это была зона в зоне - сюда они и шли.
   Миновав разбитое КПП, приблизились к выкрашенному белой краской одноэтажному корпусу. Зашли внутрь. Повсюду валялась поломанная мебель, под ногами хрустело стекло. На уцелевших дверях остались номера и надписи "Лаборатория номер 2" или "номер 5", внутри на стеллажах стояли какие-то клетки: Кое-где висели предупреждающие таблички: "Внимание! Без защитной одежды не входить!"
   То и дело заглядывая в план, кавказцы шли дальше. Перед одной из дверей они остановились - перед железной дверью с облупившейся краской. Ухватившись за скобу, потянули ее на себя. Дверь со скрипом, похожим на стон, открылась. Внутри стояли покореженные, разбитые промышленные холодильники. Пол был усыпан битой химической посудой, разломанными стеклянными шприцами и ампулами. Кавказцы облазили все углы, подняли, сунули в сумку несколько десятков случайно уцелевших ампул. Но то, что искали, они здесь, похоже, не нашли.
   Еще раз обойдя все помещения, они вышли из корпуса, обогнули его и зашагали в глубь острова, туда, где была свалка. Не простая, потому что тоже огороженная "колючкой" и тоже с предупреждающими надписями. Покрутив в руках план и походив туда-сюда, подошли к отмеченному крестиком месту, копнули лопатой. Подцепили, выворотили из-под песка какие-то кости. Стали рыть дальше, расходясь во все стороны. Наконец под лопатой что-то звякнуло... Это был металлический ящик. Не один. Ящиков было несколько, хаотично брошенных друг на друга и присыпанных землей.
   Они-то им и были нужны.
   Простые, как сама правда, кавказцы не мудрствуя лукаво стали выламывать прихваченным из корпуса ломом дверцы и вытаскивать из ящиков металлические круглые контейнеры, помеченные какими-то значками и надписями. Большинство тут же отбрасывали, но несколько сунули в принесенный с собой мешок.
   Похоже, они знали, что искали...
   Еще несколько лет назад здесь кипела жизнь - в порту, к причальной стенке, то и дело пришвартовывались пришедшие из Аральска суда, с аэродрома взлетали самолеты, по чисто выметенным дорожкам браво шагали заступающие в караул военные, в лабораторных корпусах толклись люди в белых халатах... О том, где они находятся, никто не знал. Даже их близкие. Родственники и друзья посылали им письма и телеграммы на московский адрес, а приходили они сюда - за тысячи километров от столицы. Наверное, более секретной точки на карте бывшего Союза не было, потому что здесь, среди безлюдных пустынь, ровнехонько посреди Аральского моря, вдали от цивилизации и любопытных глаз иностранных разведок, ковалось оружие для будущей войны. Не простое оружие, а массового поражения.
   На острове Возрождения в недалекие застойные времена разрабатывалось, испытывалось и доводилось до ума бактериологическое, химическое и черт знает еще какое оружие. Лучшего места для такого дела найти было нельзя - любой подозрительный человек вычислялся здесь еще на подходах, еще на железнодорожной станции города Аральска, откуда ему было еще триста верст по морю киселя хлебать. А с другой стороны, с востока или запада, к морю подобраться было нельзя, так как там никаких городов не было - одни лишь пески, вышки релеек и разбросанные на сотни километров друг от друга воинские точки. Связь острова с большой землей осуществлялась только морем и воздухом. Из военных НИИ сюда доставлялись опытные партии боевых отравляющих веществ и сотни кроликов, обезьян и прочей подопытной живности. Обезьян везли в трюмах барж, отчего они сильно страдали от морской болезни, в точности так же, как их старшие братья, они отказывались от еды, стонали и пачкали клетки. На острове их растаскивали по вольерам, сытно кормили, поили, а потом убивали, травя и заражая самыми страшными болезнями.
   Поговаривали, что на остров привозили не только обезьянок, но и живых людей, вернее, не людей, а зэков, приговоренных к смертной казни, которых тоже травили и заражали, проверяя действие на человеческий организм тех или иных препаратов. Здесь они и умирали в страшных муках и здесь же захоранивались вместе с обезьянами в общих скотомогильниках, присыпаемые толстым слоем хлора и извести. Хотя, может, это просто сплетни.
   Когда держава, которой нужны были новые виды оружия, развалилась, об острове забыли, прекратив его финансирование. С ученых взяли подписку о неразглашении и отправили их куда подальше. Немногих живых еще обезьян расстреляли из автоматов солдаты караульного взвода, стащив трупы баграми в одно место и зарыв в землю. Потому что кормить подопытных животных было все равно нечем, а вывозить на Большую землю дорого и опасно. Скоро на острове осталось лишь несколько биологов, которым некуда было податься, и взвод солдат-срочников, который охранял брошенные корпуса, вернее, то, что там еще оставалось. А осталось много чего! Но солдаты менее всего думали о сохранности имущества и более всего о задержавшемся дембеле. Когда за ними, с запозданием на три месяца, прибыла баржа, смены на ней не оказалось. Республика Казахстан стала суверенной страной со своим, не подчиняющимся Москве правительством, которому было не до каких-то там чужих секретных зон. Посылать же российских солдат на не принадлежащий России остров было чревато международным скандалом. Можно было попытаться заключить международный договор о совместном использовании принадлежащей Казахстану территории, но кто бы его стал подписывать?! Никто бы не стал, потому что для этого пришлось бы признать, что Союз, в нарушение всех международных норм и договоренностей, разрабатывал бактериологическое оружие. Остров Возрождения - это не Байконур, которым можно гордиться.
   Пока облеченные властью чиновники в Москве ломали головы над решением проблемы, она разрешилась сама собой. Снизу.
   Озверевшие от ожидания оказии дембеля взяли баржу на абордаж, побросав свои пожитки в трюм. Удержать их здесь было невозможно даже под угрозой расстрела, и трое командовавших ими офицеров бросились вслед за личным составом на последний отчаливающий от берега пароход. Тем более что им тоже уже несколько месяцев ничего не платили. За офицерами побежали последние бездомные биологи. Жить на острове без подвоза продуктов питания, топлива и множества других необходимых в быту предметов первой и прочих необходимостей было невозможно. Здесь даже Робинзон Крузо скис бы. Все это было похоже на паническое бегство. Это и было бегством...
   Остров был брошен вместе со всем его содержимым. Единственное, что успели сделать ученые, это вытащить и зарыть наиболее опасные контейнеры на скотомогильнике.
   После этого здесь пару раз появлялись представители казахских властей и заплатившие им немаленькие деньги за ознакомительную экскурсию журналисты. Потом - никто. Кроме этой вот лодки...
   Кавказцы пришли на берег не с пустыми руками, пришли навьюченные мешками.
   - Давай, поплыли, - сказали они.
   - Плавает только дерьмо, по морю ходят, - поправил их кормщик.
   Лодку стащили на воду и толкнули ее от берега. Японский мотор завелся с пол-оборота.
   - Вы там хоть нашли, чего хотели? - неосторожно поинтересовался капитан.
   Кавказцы промолчали.
   Обратно пришли без приключений по спокойной воде. Пришли точно в то же место, откуда отправились в плавание, как и обещал капитан. Когда пристали к берегу и вытащили весь груз, кавказцы вытащили ножи и пропороли резиновые борта новой японской лодки, бросив ее на мелководье.
   - Вы что делаете?! - ахнул капитан. - Зачем, лучше бы мне ее оставили, раз она вам не нужна!
   Кавказцы только ухмыльнулись.
   - Зачем мелочиться? - сказали они, отволакивая подальше и бросая в воду новенький японский мотор.
   Капитан перестал возмущаться, почуяв недоброе.
   - Иди, - сказали ему.
   - Куда идти? - настороженно спросил он.
   - Домой иди, шашлык делать. Иди-иди...
   Капитан, косясь на пассажиров, сделал неуверенный шаг в сторону. И еще один.
   - Эй, стой, а бабки? - крикнул один из кавказцев, вдруг вспомнив и вытащив из кармана пятьсот долларов.
   Мгновение капитан сомневался, но потом сделал шаг назад, ухватив пальцами деньги. Деньги ему были очень нужны. Кавказец быстро перехватил его руку, дернул капитана к себе и, легко развернув спиной и прижав к своей груди, другой рукой чиркнул ему поперек горла ножом, которым только что дырявил лодку.
   Чиркнул и брезгливо, с силой отпихнул капитана от себя, чтобы не испачкаться.
   Капитан, страшно кругля глаза и хватаясь руками за шею, забулькал горлом. Сквозь его пальцы и из открытого рта потекла кровь. Он еще успел сделать несколько шагов и рухнул лицом вниз в песок.
   Кавказцы забросили на плечи мешки и, о чем-то оживленно и весело разговаривая, пошли прочь.
   Через неделю двое из них умерли от воспаления легких или, может быть, не от воспаления, а еще от чего - диагноз могли поставить только врачи, а к ним больные не обращались, потому что ближайшие врачи были только в русском военном госпитале, куда им путь был заказан.
   Они умерли, и их похоронили на родовом кладбище.
   Их смерть никого не удивила, за последние годы в Чечне к смерти привыкли, как к неизбежному и, в общем-то, обыденному событию. Странным было только то, что они погибли не от пули, осколка или штык-ножа, а от какой-то болезни. Но, видно, уж так было богу угодно. Вернее, в их случае - Аллаху...
   Глава 12
   - Заработать хочешь?
   А кто не хочет? Все хотят! Делать-то чего?
   А ничего особенного делать не надо было - всего-то перегнать машину из Чечни в Россию и оставить ее в определенное время в условленном месте, откуда ее чуть позже заберет покупатель. Вот и все! И даже убивать никого не надо! За такое дело да за такие бабки с удовольствием возьмется каждый второй чеченец. Если не первый! Но каждому его не предложили - предложили Вахе Мадаеву.
   Он, конечно, с радостью согласился, потому что сидел без работы. Ну нет в Чечне работы, так как вся работа, которой обеспечивает население федеральная власть и за которую исправно перечисляет зарплаты и премиальные, существует только на бумаге. И те многочисленные школы, детские сады и больницы, которые нанятые бригады каменщиков, плотников и штукатуров в рекордные сроки восстанавливают из руин, тоже существуют на бумаге - в отчетах местных чиновников. Равно как не закупленные стройматериалы и горючка, которую сожгла воображаемая строительная техника.
   А если вдруг из центра прибудет комиссия, то им покажут груду кирпичей, объяснив, что это и есть вновь отстроенная школа, которую накануне взорвали боевики, сразу после того, как туда завезли новую мебель, компьютеры и оргтехнику. И, получается, надо эту школу отстраивать вновь...
   Откуда при таком положении дел рабочим местам взяться? Вот и приходится населению крутиться, кто как может, - женщинам на базаре торговать, мужчинам фугасы на дорогах закладывать за сто баксов штука...
   Вахе, считай, еще повезло!
   Он получил ключи от новенькой "девятки" и деньги на дорогу. Много больше, чем если тратиться на один только бензин. Потому что машина с кавказскими номерами и водителем-чеченцем на одном только бензине далеко не уедет.
   На первом же блокпосту "девятку", естественно, тормознули.
   - Выходи!
   Он вышел.
   - Командир, зачем так, давай договоримся...
   Чечня жила по законам рынка - здесь все со всеми договаривались. И сейчас тоже договорились. За две сотни.
   - Проезжай.
   Блокпосты считались у федералов самым хлебным местом, здесь за деньгами даже бегать не надо было - они сами к тебе приезжали, своим ходом, и сами в руки лезли. Вот уж воистину - кому война, а кому мать родна... Так было и будет - кому-то на войне бесплатно умирать, а кому-то деньги лопатой грести. Война еще тот базар, где на любой товар покупатель найдется - этому патроны нужны, тому тушенка, эти партию гранатометов купят, другие - тонну соляры и списанную, но на ходу машину. Кто на чем сидит, тот с того и имеет. Кто блокпост охраняет - с шлагбаума кормится, кто на матобеспечении сидит - с матценностей пенку снимает. Если не повезло, если совсем ничего за душой не имеешь, то можно торговать жизнями. Чужими. Можно арестовывать "чехов", а потом возвращать их родственникам за деньги.
   - Стой! Куда едешь?
   - В Ставрополь.
   Сотка...
   - Чего везешь?
   - Ничего не везу.
   - Тогда багажник открой.
   А если не открывать?
   Тогда еще две-три сотки сверху - и езжай на все четыре стороны.
   Конечно, можно упереться и ничего не давать, но как бы себе дороже не вышло, потому что тогда у тебя непременно найдут патроны, автомат или снаряженную гранату. Или просто полоснут вдогонку очередью поперек заднего стекла, и ничего им за это не будет. Так что лучше платить.
   Сколько?
   По-разному. Это зависит от общего состояния дел в Чечне, от того, откуда прибыло несущее службу подразделение, частоты командировок, времени их возвращения домой. Те, кто живет дальше и ездит в командировки в Чечню реже, - берут больше. Те, что живут рядом и не вылазят из Чечни годами, могут позволить себе снизить тарифы, понимая, что то, что им положено, от них не уйдет. Кто только что заступил на пост и еще не разобрался в существующих расценках, стесняется брать много. Кто собирается возвращаться домой - дерет три шкуры, детям на гостинцы, жене на пальто.
   И, как ни странно, такое положение дел устраивает всех: личный состав, понятно почему - потому, что они берут, делясь с офицерами; государство - потому, что левый приработок гарантирует приток на войну добровольцев, которым даже боевые можно не платить, достаточно лишь автомат с патронами выдать; чеченцев потому, что они имеют возможность протащить через блокпост в любое время дня и ночи кого угодно и что угодно - хоть целый танк. За многие годы рынок войны сложился, тарифы устоялись. И не только в Чечне, но за ее пределами тоже.
   - Стоять!..
   Это уже не военные, это уже гаишники, которым тоже жить надо и для которых машина с чеченскими номерами все равно что валяющийся на дороге бесхозный кошелек.
   - Куда едем?..
   - Чего везем?..
   - Почему нарушаем?..
   Итого: три сотки, как с куста.
   И хоть бы кто в багажник сунулся! А мы еще гадаем: как в Россию оружие попадает? Так и попадает! Хотите, чтобы не попадало, - выпишите из Германии десяток тамошних полицейских и поставьте их на трассе. И все, и никаких отдельных батальонов ДПС и ОМОНов не понадобится - "КамАЗы" понадобятся, изъятую контрабанду вывозить, и еще бланки штрафных квитанций на сумму, сопоставимую с бюджетом среднего российского региона!
   Но не выписывают. Не ставят...
   - Стой!.. Куда едешь?..
   Спустя двое суток Ваха въехал в Москву. На переднем сиденье у него лежал раскрытый атлас с помеченным фломастером маршрутом. Документы на машину он должен был оставить в бардачке, а ключи у покупателя были свои.
   Направо.
   Налево.
   Опять налево...
   Большой город Москва. Но все равно тесный, хоть и большой, не протолкнуться.
   Поворот.
   Еще...
   И вдруг, ни с того ни с сего - удар! Что немудрено в такой толчее!
   Удар... и тут же, без паузы, мат-перемат!
   - У тебя что, мать твою, глаз нет?!
   Из большого черного джипа полезли крепкие ребята в одинакового покроя пиджаках, дернули на себя дверцы "девятки", да так, что чуть с мясом не вырвали.
   - Ну ты попал!.. Ты че, чурка, только-только с ишака слез?
   Ваха вспыхнул и, уже не думая о последствиях, разблокировав дверь, рванулся навстречу обидчикам. В руках у него сверкнул нож. Но пырнуть он никого не успел - его сбили с ног, опрокинули, насели сверху втроем и стали мутузить куда ни попадя, втолковывая параграфы правил дорожного движения. Потом подняли и бросили в джип.
   В "девятку" сел один из потерпевших.
   - Поехали!
   Водитель джипа рванул с места.
   Куда ехали, Ваха не видел, но даже если бы видел, все равно бы не понял. Но ехали недолго.
   Машина остановилась.
   Кто-то ухватил Ваху за воротник и, рванув верх, выволок из джипа. Сопротивляться он не мог - руки ему за спиной сцепили "браслетами". Он мог только таращить глаза и злобно скалиться.
   - Выходи!
   Джип и пристроившаяся сзади нее "девятка" стояли посреди какого-то двора. Вокруг были стены. Позади наглухо закрытые ворота. Хрен убежишь! Ваха вспомнил про груз в "девятке" и попытался решить дело миром.
   - Я вам деньги дам, у меня есть!
   Парни только ухмыльнулись. Зачем им были его деньги, если у них была его "девятка" и был он сам? Кто-то уже копался в багажнике, выковыривая из запаски и бросая на асфальт какие-то белые свертки.
   - Что это? - спросили его.
   - Не знаю, - замотал головой Ваха.
   Один из парней, поддев полиэтилен перочинным ножом, вспорол мешок, понюхал и попробовал похожее на сахар содержимое на язык. Но сладко не стало. Стало горько.
   - А вот еще...
   На асфальт упали новые мешки. И легли электронные наручные часы, соединенные проводком с какой-то коробочкой.
   Часы шли. Тикали часы...
   - Похоже, влип ты... По самые гланды!..
   Ваха посмотрел на разбитый поворотник джипа, на стены, на закрытые ворота и вдруг понял, что дело вовсе даже не в поворотнике...
   Глава 13
   В региональном общественном фонде аналитических исследований кипела работа.
   Название не вполне отображало сути данной организации. Вернее, вовсе не отображало. Потому что эта организация была далеко не регионального масштаба, была не общественной, так как создателем ее выступила не инициативная группа и не организация, а один человек, и менее всего была фондом, по причине того, что деньги туда поступали исключительно из одного источника. Из бюджета. Хотя и длинным и извилистым, через цепочку коммерческих банков и финансовых посредников, путем.