Не повезло лейтенанту! Не жилец лейтенант! Такие диагнозы они могли ставить без всяких врачей — в вопросах смерти они были лучшими, чем они, специалистами. Насмотрелись за две-то войны!..
   Эх!.. И стоило его из зиндана вытаскивать, чтобы тут же, двух шагов не пройдя, на тот свет спровадить? Лучше б там сидел — целее был бы!
   И снова темноту ночи прошила свистящим пунктиром низкая, прошедшая над головами очередь, от которой они с разгону ткнулись мордами в землю, уронив раненых.
   Задыхающийся от боли и отсутствия воздуха лейтенант содрал с лица чужую руку. Но не закричал, а довольно вразумительно, твердым тоном, словно большого одолжения прося, пробормотал:
   — Не оставляйте меня — добейте! Добейте! Лучше — вы! Прошу вас! Умоляю!..
   Лейтенант лучше их, лучше, чем кто-нибудь другой, понимал, что его ждет, если он попадет в руки чеченцев, которые найдут своих зарезанных братьев...
   Но слушать его всхлипы никто не стал — ему впихнули в рот какой-то случайный, чтобы он не кричал от скорой боли, кляп и рванули вперед... Но пробежать успели дай бог если несколько десятков шагов, когда сзади хором застучали сразу несколько стволов, а в небо с воем ушла осветительная ракета.
   Во влипли! По полной!.. Такой вот оказалась мирная альпийская деревенька!
   Теперь все пошло по-взрослому, пошло всерьез.
   Один за другим ударили автоматы — ствол против ствола. Только боевики молотили длинными не жалея патронов, потому что были у себя дома а спецназовцы били короткими, экономя боезапас.
   Но так оторваться было невозможно.
   — Гранаты!.. — приказал подполковник.
   Разом ахнули подствольники, выплюнув гранаты, которые упали в деревне, среди домов, примерно там, где бились огоньки. Огненными шарами лопнули близкие взрывы, вышибая в окнах стекла.
   Под их прикрытием, пока вокруг и на них сыпался град обломков, они успели пробежать еще с два десятка шагов, прежде чем снова плюхнулись на животы.
   Знать бы точно, сколько их там, в деревне, осталось, можно было бы не бегать, а броситься в штыковую, расчищая тылы!..
   Дальше уже не бежали, дальше — ползли.
   Отчаянно толкаясь коленками, локтями и носками ботинок от земли, бойцы тянули за собой мычащих, стонущих раненых. Их уже не щадили, с ними уже не церемонились — лишь бы вытащить.
   Залегший сзади арьергард, прикрывая отход, вколачивал в деревню короткие, скупые очереди. Не для того чтобы в кого-нибудь попасть, чтобы оттянуть огонь на себя.
   Выстрел — откат в сторону, чтобы сменить позицию, уйти от нащупывающих тебя очередей. И снова выстрел — и откат! Но скоро, через, может быть, полминуты они пристреляются, и тогда придется туго. И всем — туго!
   Потому что все прекрасно понимали, что долго им здесь вылеживать нельзя, что скоро «чехи» сообразят что почем, посчитают их по «головам», вернее, по вспышкам и, обежав деревню, зайдут им во фланги и тыл, отсекая от дороги и замыкая в кольцо. И тогда — все, хана!
   С большим трудом, отстреляв чуть не половину боезапаса, они добрались до леса. Туда же приползли бойцы прикрытия.
   — Целы?
   — Кабы так! В ногу зацепило...
   Все, приплыли!..
   Два «трехсотых» и еще один!
   Вряд ли их теперь «чехи» выпустят живыми. Зачем им бросать «подраненную» дичь? Они погонят их, идя по каплям крови, как по меткам, вытеснят на открытое место, где спокойно расстреляют, выгнав на засаду.
   Если бы не раненые!.. Без них они могли бы попробовать прорваться, забросав позиции боевиков гранатами. А с ними на руках, да еще с девочкой, далеко не уйдешь...
   Да и поздно!..
   — Занять круговую оборону. Окопаться. Рацию на передачу!
   Подполковник вышел на волну «летунов».
   — Говорит «Сто десятый», — назвал он свой позывной. — У меня два «трехсотых», срочно нужны «вертушки» в квадрат... Повторяю — у меня «трехсотые»... — А дальше, наплевав на конспирацию, стал «засорять эфир», кроя по маме и называя все своими именами. — Пока двое, а скоро будет больше! Скоро будут все! Немедленно высылайте «вертушки»!..
   Хотя лучше других понимал, что так запросто, по первому его требованию, «вертушки» с аэродромов не поднимутся, привязанные к земле служебными инструкциями. А когда поднимутся — тогда поздно будет!
   И тогда в эфире прозвучала не прописанная ни в каких уставах команда. Но очень доходчивая команда.
   — Подымай «вертушки», мать твою... я плачу! Налом! По пять штук «зелени» за каждый «борт». И еще по штуке за быстроту. Опоздаете — останетесь без «бабок».
   Как понял меня?
   Ни хрена не понял! А если понял, то... все равно не понял.
   — Кто это? Ты, что ли, Палыч, балуешься?
   — Я... твою мать! — проорал, свирепея, подполковник. — Меня зовут Палыч, твою жену — Машка, тещу Вера Михайловна, собаку — Полкан, кошку — Мурка! Всё, убедился, что это я? Я это — я!!
   И добавил такой трехэтажный с мансардами и галереями, что сомневаться уже не приходилось!
   — Подымай «вертушки», или нам тут всем хана!..
   «Вертушки» прилетели на рассвете, когда их уже почти не ждали — когда у них было не два, а уже четыре «трехсотых» и один «двухсотый» и Палыч, кроя в бога и в душу напирающих со всех сторон «чехов», расстреливал предпоследний автоматный рожок и уже понимал, что все, что амба, что скоро придется закатывать под себя гранату!
   И, кроме него, стрелял еще только один автомат.
   А между ним и «двухсотым» лейтенантом, прикрыв голову руками и закрыв собой свою дочь, ни жив ни мертв ничком лежал Сергей Петрович, рядом с которым валялся его пустой автомат. Свой боезапас он отстрелял в несколько минут, лупя по боевикам длинными, бестолковыми очередями. Оружие ему никто не давал, он нашел его сам, вырвав из рук тяжело раненного бойца, и использовал без всякой пользы.
   Теперь он лежал, напряженно прислушиваясь к звукам боя, зажав в потной, судорожно сведенной руке гранату, на что-то надеясь, но уже догадываясь, что все кончено, что еще минута, две, может быть, пять, и сюда придут бородатые и злые как черти чеченцы, и ему придется выдернуть чеку из гранаты, которая разорвет его и дочь в кровавые клочья! Он сомневался, что способен ее выдернуть, и понимал, что все-таки, наверное, он ее выдернет, потому что невозможно допустить, чтобы его дочь снова попала им в руки, а по-другому, не убив, он избавить ее от новых истязаний не сможет!
   И уж лучше так, чем все снова!.. Нет, он не был героем, герои не убивают своих детей, он просто не видел другого выхода!
   Но что поразительно и даже странно — двенадцатилетняя, плотно зажатая между телом отца и трупом девочка была совершенно спокойна, она почти не боялась, вернее, боялась гораздо меньше, чем раньше, там, в яме, потому что здесь она была не одна, здесь, рядом с ней был ее сильный, в которого она отчаянно вцепилась и которого вряд ли бы отпустила даже после смерти, папа, который ни за что на свете не отдаст ее тем страшным людям!..
   А он и не собирался отдавать!..
   Все... Кажется, конец!..
   Но нет — им повезло. Им отчаянно повезло!..
   Волчьей стаей, со страшным рыком, сбивая ветром и закручивая вихрем листву с верхушек деревьев, из-за леса, черными тенями перечеркнув небосклон, выскочили «вертушки» и с ходу, с боевого разворота, дали по деревне залп. Узкие стрелки ракет выскакивали из пусковых установок, вонзались в дома и, протыкая их, поднимали на воздух. Дома лопались как мыльные пузыри, разбрасывая во все стороны осколки стекла, кирпичей, досок и куски разорванных человеческих тел. Пилотам некогда было разбираться, они работали по площадям! За нал...
   Вторым заходом «борта», нащупав цепи залегших боевиков, замолотили по ним из скорострельных авиационных пушек и пулеметов, рассеивая и отсекая от позиций истекающего кровью спецназа. Но боевикам было уже не до федералов, они смотрели не вперед и даже не вверх, они смотрели назад, туда, где была деревня. Только что... Где догорали их дома и где под обломками зданий догорали их близкие...
   И среди других домов — тот дом, где был зиндан, где сидела и принимала свои муки похищенная и привезенная из России двенадцатилетняя девочка и где остались закрытые на засов чеченские женщины и их дети... Теперь уже превратившиеся в уголья...
   Сашку Ерохина и еще одного, тоже раненного, пленника подбросили до госпиталя на «вертушке», но спасти не успели: они умерли — один в вертолете, другой на операционном столе еще до того, как ему успели дать наркоз... Умерли — оба...

Глава 30

   На прапорщика Кузьмичева вышли «гости». Вышли «чехи», которые заказали у него партию переносных зенитно-ракетных комплексов. Раньше бы он столь выгодному предложению обрадовался, теперь — нет. Теперь Кузьмич с удовольствием послал бы щедрых чеченцев куда подальше, но не мог послать, так как должен был послать весточку другим «чехам», которые обещали ему голову с плеч снять, если он отдаст кому-нибудь «их» комплексы.
   Повздыхал-повздыхал Кузьмич, да и заложил своих покупателей.
   Но только его сообщение о чеченцах, интересующихся ПЗРК, запоздало. Их давно уже «срисовала» наружка.
   — Есть контакт! — доложили генералу Самойлову.
   Ловушка сработала!
   На этот раз с «чехами» церемониться не стали, им всучили пятнадцать неисправных «Игл», содрав за них чуть не полмиллиона баксов, сопроводили до границы с Чечней, где всех — и их, и тех, кому они собирались толкнуть товар, — повязали шустрые ребята в масках, которые словно из-под земли выросли и, «здрасьте» не сказав, ткнули «чехов» чистыми костюмчиками и сытыми мордами в грязь. После чего, нагоняя жути, слегка попинали коваными башмаками по самым уязвимым с точки зрения мужской физиологии и самолюбия местам пообещав отбить все, что там есть и чем так гордятся чеченцы, напрочь, тем значительно ухудшив демографическое положение в Ичкерии. За счет присутствующих.
   Все это — крики, угрозы и удары — на самом деле называлось «горячим потрошением», которое практикуется при расследовании особо срочных дел и дает неплохие результаты. Потом, когда задержанные «остынут», когда их бросятся защищать подкупленные многочисленными родственниками адвокаты, прокуроры, депутаты, правозащитники, журналисты и прочая околополитическая шваль, они замкнутся и замолчат, требуя выполнения разных там конвенций и гуманного к себе отношения. И даже «вышкой» их к стенке не припрешь, потому что мораторий. А пока можно было обойтись без гуманного, можно было разговаривать с ними так, как они с пленными...
   — Все, падлы, попались! — орали бойцы в масках, изображая полных и непроходимых психов и беспредельщиков. — Вы нашим пацанам в Гудермесе бошки резали, а мы вам — здесь будем!
   И, вращая выпученными глазищами, пуская в прорези в масках, где были рты, пену и размахивая у пленников перед лицами угрожающего вида тесаками, излагали «индивидуальный» сценарий предстоящих разборок.
   — Мы вас не просто зарежем — мы вас зарежем, мертвым в брюхо свинины напихаем, в свиные шкуры зашьем и на свином скотомогильнике зароем! И хрен вам тогда в рыло, а не ваш мусульманский рай!
   Это угроза была — страшней некуда! Потому что была не спонтанная, произнесенная сгоряча, а была предложена привлеченными консультантами-востоковедами, которые по пожеланию заказчиков постарались максимально учесть мусульманскую специфику их собеседников. Это русским по фигу где после смерти валяться — хоть даже на мусорной свалке среди дохлых кошек, — их бог их души откуда угодно примет, а мусульманина — нет! Предстать перед Аллахом с брюхом и глоткой, набитыми свининой, — это страшнее, чем головы лишиться. Этого Аллах ни в жизнь не простит! Не говоря уж о зашивании внутрь свиных шкур и захоронении в свином скотомогильнике среди богопротивных туш, откуда душа правоверного воина, как бы на небо ни рвалась, никогда не выберется! И где ее эмиссары Аллаха никогда не найдут! Вот такая, ну просто свинская угроза!
   — Ну, что скажете? Или, может, вы сейчас перекусить желаете?
   И бойцы в масках тащили заранее заготовленную вареную свиную голову, с которой срезали здоровенные куски мяса. От вида которых у чеченцев глаза на лоб лезли.
   — Открой ротик — детка!
   Чеченцы сцепляли зубы, воротя от предлагаемого кушанья носы. А бойцы тыкали им куски мяса в самые физиономии, да еще все это на видеокамеру снимали, обещая послать пленочку родителям, а копию муфтию!
   И пусть после этого какая-нибудь правозащитная сволочь только вякнет, что этих «чехов» пытали! С каких это пор кормление диетическим мясом было признано мировым сообществом пыткой? Где это написано?.. Тогда половина населения России, по крайней мере, православная его часть сразу бы заделалась мазохистами, нарываясь на пытки, причем желательно систематические, по три раза в день!
   Но вареная свинина была лишь холодной к предстоящему разговору «закуской».
   Попинав и попугав, чеченцев разделили и растащили в разные стороны, так чтобы они не видели друг друга. И стали бить их по двое — по трое, выколачивая из них крики.
   — Слышишь своего дружка? — злобно интересовались бойцы, отбивавшие об пленников кулаки... Потом их не очень-то побьешь, потом они по поводу каждого синяка будут делать официальное заявление, а сейчас полученные ими «легкие телесные повреждения» можно списать на сопротивление органам правопорядка при задержании.
   — А знаешь, почему он так орет?.. Потому что ему сейчас обрезание делают. В соответствии с вашими законами. Только, видать, малость промахнулись и отрезали больше, чем надо. Вот посюда! — чиркал себя ладонью поперек горла боец. — И тебя мы тоже сейчас укоротим! Если ты не скажешь, для чего тебе ПЗРК?! Ну?!..
   И тут же снова били и пинали, причем так, чтобы было очень больно, но потерять сознание было невозможно. Так, чтобы тот вразумляемый «чех» взвывал и корчился, сгибаясь в три погибели, жалея, что на этот свет родился. А ему еще по свежей болячке надавали!..
   Потому что не о ворованных «макарах» речь шла, которых как грязи, не об «АКМах» и даже не о гранатометах, а о зенитных комплексах, посредством которых сбили гражданский лайнер, угробив сто с лишним ни в чем не повинных душ!
   И еще потому, что на этот раз приказ сверху «развязал им руки», позволив допрашивать задержанных по законам военного времени, как взятых на той стороне «языков».
   А оно что — мирное, что ли? Оно военное и есть! Самое что ни на есть военное, потому что взводы, роты и батальоны каждый день подают наверх по команде списки потерь личного состава, а писаря строчат родителям и женам «извещения»! Или, может быть, они на уборке урожая свои буйны головы сложили?..
   И только не надо «ля-ля» про контртеррористическую операцию! Контртеррористической операции с применением штурмовой авиации, танков и отдельных артполков не бывает! Эскадрильи «сушек» и «МиГов» поднимают с аэродромов только для осуществления операций общевойскового масштаба. И то лишь когда мотопехота, встретив «ожесточенное сопротивление противника», своими калибрами проломить его оборону не может, на месте топчется и у армейского командования прикрытие сверху клянчит!
   Как в Чечне!
   А раз все это мероприятие не контртеррористическая операция, а война, то и действовать на ней нужно как на войне! То есть нужно вращать глазищами и бить туда, куда побольнее! Причем так чтобы было понятно, что готовы убить и готовы все, что только под горячую руку попадет, отрезать и обрезанный труп на скотомогильнике, завернув в свиную шкуру, захоронить... Потому что как с цепи сорвались!
   — Ну, что, гад, молчишь?..
   И тут же выход подсказать!
   — Зачем тебе на скотомогильник? За торговлю оружием тебе пять лет дадут, больше не смогут, два по амнистии скостят, еще год — за хорошее поведение и еще столько же по липовой справке о состоянии здоровья — через год выйдешь на свободу. А если молчать будешь, мы тебя здесь зароем! Потому что мы люди подневольные, под начальством ходим, которое с нас план по раскрытию требует! Ну что, договоримся?.. Ну, не будь свиньей, ведь тебе нельзя быть свиньей!..
   И тут же по почкам, по почкам!..
   И кое-кто из пленников, не выдержав напора, боли и свинских перспектив, сломался и «поплыл».
   — Это не нам. Это Саламбеку!
   Значит, Саламбеку...
   Что же это за Саламбек такой, которому столько комплексов понадобилось? Нет среди полевых командиров никаких Саламбеков. Может, он совсем мелкий, никому не известный командир? Какой-нибудь собравший возле себя шайку односельчан пастух?..
   Нет, вряд ли, мелкий командир не нашел бы полмиллиона баксов на закупку ракетных комплексов, Да и за каким бы ему сдались эти ПЗРК, с которыми он даже как обращаться не разберется, потому что инструкцию не сможет понять.
   Интересно, откуда он взялся, этот Саламбек?.. Но только виду показывать, что все они об этом Саламбеке впервые в жизни слышат, нельзя. А напротив, нужно высказать хорошую свою информированность! И сказать:
   — Ха!.. Не смеши нас, пожалуйста! Так мы тебе и поверили! У Саламбека кишка тонка самолеты сбивать! У него и людей-то нет!
   — У Саламбека нет?! — возмутился оскорбленный в лучших своих чувствах — в чувстве превосходства над русскими «чех». — Да у него целый отряд! И денег сколько хочешь!
   Очень интересно — и отряд, и деньги. Причем насчет денег не треп, деньги на ПЗРК у него действительно нашлись. Значит, возможно, и отряд есть!..
   — Да врет он все! — пренебрежительно махнул рукой кто-то из бойцов, подливая масла в огонь. — Был бы этот Саламбек настоящим воином, он бы в войне участвовал. А мы о его подвигах ничего не слышали. Видно, он под юбками своих жен две войны прятался!
   И то верно!.. В боях Саламбек не участвовал, а «бабки» получил, о каких другие командиры мечтать не могут! За какие такие подвиги?
   — Саламбек воин и мужчина! — вскричал «чех». — Это вы — трусливые шакалы!
   За «шакала» его, конечно, маленько попинали.
   — А что же он не воюет, если воин?!
   — Он по-другому воюет!
   — Как?
   — Он самолеты сбивать будет!
   — Где? В Чечне? Или не только в Чечне? Ну давай, колись, раз начал!..
   — Вы наших жен и детей убиваете, а теперь мы ваших будем! Теперь вы нигде не спрячетесь от гнева Аллаха! Теперь вся ваша Россия будет гореть, как Чечня!..
   Вот теперь все более-менее понятно. За жен и детей пленника еще немножко побили. А за Саламбека решили поощрить. Жизнью.
   — Значит, так, мы тебя отпускаем. Сделаем все так, как будто ты сбежишь. Еще и героем у себя станешь! Только перед тем как сбежать, мы тебя об одном одолжении попросим.
   Насторожился «чех», понял, что федералы о хорошем не попросят.
   — Каком одолжении?
   — Маленьком... Приятелей своих порешить. Потому как они теперь для тебя больше, чем для нас, опасны. Возьмут и растрезвонят, что ты их и свою Ичкерию предал. А тебе такая слава ни к чему. Ты ведь у нас героем должен быть!..
   К опешившему пленнику подтащили одного из «чехов», бросили ему на колени, навалив спиной на грудь, и всучили в руки штык-нож, сжав на рукояти пальцы.
   — Давай, режь, как вы умеете. Как пленных режете!
   И ткнули в спину «палача» другой нож. Чувствительно ткнули, так что он на полсантиметра в тело вошел. Как раз против сердца.
   — Ну давай, не тяни!
   Он, конечно, никого не собирался резать. Но кто бы его стал спрашивать!..
   Цепко схватив за локоть и направляя его руку, штык-нож подвели к горлу жертвы и, прежде чем «палач» понял, что ему готовят, прежде чем успел отдернуть руку, сильно ударили по локтю, отчего нож вошел в горло почти наполовину.
   Вот и все.
   — Классно ты его зарезал! — похвалили бойцы. И развернули к «чеху» экран видеокамеры, на которую, причем одним крупным планом, чтобы не было видно окружающих «главных героев» статистов в камуфляже, снимали экзекуцию.
   — На, полюбуйся.
   На экране было две головы, в одну из которых, под подбородок, вошел штык-нож, отчего по нему, по лезвию, и по удерживающей его руке брызнула кровь.
   — Ну что, видел? И другие тоже могут увидеть! Если мы не договоримся. А если договоримся, то ты останешься жив и получишь хорошие «бабки», за которые сможешь русских телок снимать. Ты ведь любишь русских телок?..
   Ну, давай, давай, думай. Только быстрей думай, а то там, — кивнули в сторону, — другие желающие есть, которые с удовольствием тебя, как ты вот этого, на нож посадят, чтобы живыми остаться и при деньгах. А если нет, если ты откажешься, то будешь последней свиньей среди свиней и со свининой в глотке!..
   «Чех» подумал и кивнул...
   Жизнь и «бабки» были ему не лишними.
   А «бабки» у бойцов были. Заплаченные за ПЗРК. Которые они по счету, описи и под расписку сдадут в финотдел, а финотдел переведет в госбюджет куда они обратятся с просьбой выделить дополнительные финансовые средства для оплаты услуг вновь завербованных сексотов. У которых эти деньги изъяли...
   И хрен когда эти деньги получат!
   Потому что они больше, чем им, нужны государству для выплаты зарплат учителям и врачам. Чьи дети воюют в Чечне и летают на самолетах Аэрофлота...
   ...Два с перерезанными шеями трупа бойцы группы захвата списали на разборки внутри преступного сообщества, которым они не смогли воспрепятствовать.
   Двух завербованных сексотов взяли в дальнейшую разработку, чтобы выпотрошить до самого донышка, оформить с ними официальные отношения и заслать в Чечню для получения дополнительной из «оперативных источников» информации.
   Такой вот итог...
   Бюджет получил доллары...
   Учителя — зарплаты.
   Армия «возвращенные в строй» ПЗРК.
   ФСБ — наводку на Саламбека и двух ценных сексотов.
   А оперативники — устную благодарность командования и строгий с занесением в личное дело выговор за имевшие место упущения в работе. За те два, с перерезанными глотками, трупа...

Глава 31

   Предложение было заманчивым. Потому что позволяло не идти на войну. По крайней мере, завтра не идти. Этот выход Умару Асламбекову, сами того не зная, подсказали земляки. Хвастаясь признанием Ичкерии международным сообществом, они в том числе рассказали, что есть такая программа, где чеченцев обучают разминированию, чтобы они потом, когда все закончится, могли участвовать в очищении своей страны от взрывоопасных предметов.
   Чечня действительно была захламлена «железом», которое ставили все, кому не лень: ставили русские, зарывая в грунт на подходах к своим позициям и блокпостам сотни противопехоток, ставили боевики, минируя фугасами дороги, по которым ездили федералы, ставило «мирное население», которое, как умело, защищало свои деревни от непрошеных гостей и дикого зверья, поднятого с насиженных мест ковровыми бомбежками.
   Федералы уходили, унося с собой карты минных полей, не успевая разминировать их, лишь поставив несколько, наскоро сколоченных предупреждающих щитов с надписью — «Осторожно, мины!». А то и не поставив... Боевики гибли, никому ничего не рассказав о зарытых в землю мощных фугасах и растянутых поперек лесных троп и в городских руинах растяжках. Местные жители и вовсе забывали, куда и что они закопали... А были еще потерянные федералами боеприпасы, «партизанские» схроны с оружием, взрывоопасные предметы, оставшиеся на местах боев и на месте разоренных и сожженных воинских складов, были найденные детьми и перепрятанные ими гранаты и мины.
   Каждый квадратный метр территории Чечни таил в себе смерть — сотни тысяч мин, фугасов и растяжек терпеливо поджидали свои жертвы. Человеческие жертвы... Мировой опыт показывает, что война кончается не тогда, когда враждующими сторонами подписывается мир, а когда из земли вынимается последняя мина. Потому что и через десять, и через двадцать лет, после того как воюющие стороны, разобравшись друг с другом, воткнули штыки в землю, продолжают гибнуть мирные жители, а больницы заполняться безрукими и безногими инвалидами. И эти послевоенные жертвы обычно во много раз превышают военные.
   Так что дело это хорошее... И устраивающее всех. Умара — тем, что он надеялся таким образом отсрочить свое участие в войне. Его жену — тем, что беженцам, участвовавшим в международных программах, без проволочек предоставляли вид на жительство в европейских странах, и она очень скоро могла оказаться с сыном где-нибудь в Дании. А земляки считали, что человек, умеющий обращаться с минами, будет более полезен на войне, чем не умеющий...
   Курсы, куда был зачислен Умар Асламбеков, назывались Хэйло-траст и были гуманитарными. Хотя жили по военному распорядку. Утром — подъем, завтрак, физзанятия. До обеда и после — занятия по основной тематике.
   — Русская противопехотная мина «МОН-100» и «МОН-200», — объяснял, показывая мину, инструктор. — Дальность поражения осколками в первом случае до ста, во втором до двухсот метров, о зависимости от маркировки...
   Проблем с усвоением материала у кандидата исторических наук не было — не такое и не в таких объемах запоминал, чтобы с минами не справиться. Тем более что курс был рассчитан на средний уровень. На очень средний.
   Занятия проводились на русском языке, судя по всему, бывшими военными, которые заслуживали себе иностранное гражданство. Хотя старшие чины были сплошь иностранцами.
   — Мина «МОН» имеет направленное действие, то есть при взрыве осколки летят в одну сторону... Берем мину, ставим ее вот так, вытягиваем натяжной шнур...
   Занятия шли в новеньком, который еще краской пах, обставленном офисными столами и стульями классе. Через каждые сорок минут — перерыв. Четыре раза в день — еда в похожей на «Макдональдс» столовой. Посуда одноразовая, первые и вторые блюда — на выбор, соки, салаты и фрукты нескольких наименований, для имеющих индивидуальные гастрономические пристрастия — карманные деньги. В «казармах» комнаты на трех человек с душем и туалетом. Прямо по коридору спортивный и тренажерный залы. И даже специальные, для отправления религиозных культов, помещения.