Страница:
Когда впервые знакомишься с этой моральной программой, то чувствуешь легкое головокружение: как если бы тебя поставили перед самым крутым обрывом и сказали бы тебе «доверься своим крыльям и прыгай!»… – «Но разве у меня есть крылья?! – «Если нет, то попросись в Caux: пока ты будешь чистить картошку, мести коридоры, слушать рефераты и обличения, тебе их приделают!..» – Но, может быть, это не шутка, а воспроизведение «искушения на кровле храма»? Кто же они, эти искушающие? И каким ответным словам научило нас Евангелие?..
Но ведь это фривольная шутка! А такими вещами не шутят!
2. Необходимо остановиться еще на требовании абсолютной праведности. Ибо то, к чему это движение зовет, не есть медленное самовоспитание или постепенное самоусовершенствование, которое должно продолжаться с переменным успехом всю жизнь, но немедленное вступление в сферу «абсолютного поведения» согласно четырем догматам.
I. Начнем с абсолютной откровенности-правдивости. Действительно ли мы повинны друг другу этой сообщительностью? Для чего это надо жить с расстегнутыми душевным пуговицами? На самом деле ничего, кроме болтливости, ненужной откровенности и бестактности из этого преувеличенного, аффектированного «правдолюбия» не выйдет. Все наше мирно-дружелюбное общение и всякая организационная работа возможны только при условии уместной сообщительности и уместного умолчания. Сколько ненужных неприятностей, ссор и скандалов возникает у людей, страдающих «недержанием речи»! Сколько лишней ревности, зависти, подозрительности, обиды вызывают болтливые люди!
Но и этого мало. Бывают в жизни положения, которые прямо обязывают к неоткровенности, к скрытности, к скрыванию правды и произнесению неправды. Умирающему не говорят о его безнадежности. Не срамят человека за совершенную им непоправимую ошибку. Не растерзывают сердце матери рассказами о предсмертных муках или грехах ее детей. Сплетни и доносы бывают очень часта проявлением ложного или даже гнусного «правдолюбия».
Однако и это еще не все. «Абсолютная правдивость» потребует от нас именно того предательского, позорного «чистосердечия», которого добиваются на допросах полицейские следователи тоталитарных государств: «всех назови, все про всех сообщи, помоги обнаружить врагов и шпионов из вашей среды!». В наше время как никогда еще (разве в эпоху инквизиции) всякий «абсолютный правдолюбец» обречен на то, чтобы стать кадровым доносчиком.
Нам скажут, вероятно, что новое движение совсем не имеет этого в виду. Но тогда зачем же аффектированно пустословить об «абсолютной откровенности-правдивости»! Слушая эти призывы, всякий честный и мужественный человек должен спросить: «что, это, недомыслие или соблазн?»..
II. Далее, от «морального перевооружения» требуется «абсолютное самоотвержение». Действительно ли мы повинны этим друг другу? И как это может выразиться во вне? Раздать все свое имущество или отдать его просто господам «перевооруженцам»? Служить без вознаграждения? Не заботиться о прокормлении себя, жены и детей? Не строить ни сельского, ни промышленного хозяйства? Отречься от всякого участия в жизни государства и в организации власти? Не болеть душой о своем народе и отечестве? Словом, погасить в себе всякую индивидуальную предприимчивость (ибо это было бы самоутверждением, а не самоотвержением) и всякое личное творчество? Если все это не входит в «абсолютное самоотречение», то в чем же оно состоит? Ибо маленький огородик есть уже мелкобуржуазное самоутверждение; так же и сапожная мастерская; так же и забота о передаче детям своих жизненных сбережений; так же и литературная собственность; так же и чистка сапог на улице…
Идеал жизни состоял бы в том, что все стали бы отдавать друг другу, и от самоотвержения ничего не брать, и от сентиментального умиления обниматься, плакать, голодать и вымирать…, если… если только их не спасет во-время коммунистически-тоталитарная власть, обратив их в рабство и посадив в концлагерь на принудительно-минимальный паек.
Нам скажут, вероятно, что новое движение совсем не стремится к тому, чтобы открыть настежь двери коммунизму. Но тогда мы спросим: «Что же это за моральное и социальное недомыслие и не имеет ли оно все-таки каких-нибудь тайных целей, осуществляемых под флагом аффектированно-сентиментального псевдохристианства» ? Ибо христианство призывало к этому только Апостолов, а не всех обывателей…
III. Остановимся еще на «абсолютной любви» и предоставим нашим читателям-единомышленникам додумать от себя и для себя остальное. Необходимо строго отличать глубинную доброту, искреннее всеобщее доброжелательство – от «абсолютной любви». Абсолютная любовь, во-первых, неосуществима; это есть пустое слово, ибо из 2,5 миллиардов людей, живущих ныне на земле, мы приходим в случайное и мимолетное соприкосновение всего с несколькими тысячами и тех полюбить мы часто не успеваем. Любовь состоит в художественном вчувствовании в чужую душу и жизнь; она выражается в живом сочувствии и участии, в понимании, совете и помощи. Любовь индивидуализирует человека и отношение к нему. И потому об «абсолютной любви», т. е. о полноте любви ко всем людям – могут говорить только холодные и неискренние фантазеры, которые вообще никогда никого не любили. Во-вторых, абсолютная любовь, как сочувствие и помощь всем людям, есть фальшивый и аморальный подход к жизни, не отличающий добра и зла и устанавливающий не то наивную, не то лукавую доктрину; содействие всякому чужому начинанию, – доброму и злому, полезному и вредному, умному и глупому, искреннему и коварному, низкому и злодейскому.
На свете есть много людей, сочувствовать и помогать которым могут только слепцы или бессовестные и бесчестные люди. Попробуйте сочувствовать и помогать ростовщикам, хулиганам, разбойникам, детопокупателям, продавцам девушек, интриганам, гепеукам, гештапистам, тоталитарным поработителям, садистам-палачам, шулерам и другим подобным профессионалам – и вы сразу увидите, что сентиментальные моралисты навязывают вам профессиональное бесчестие и злодейство. Абсолютную любовь к злодеям могут проведывать только недоумки или полузлодеи. Такая любовь неизбежно приведет наивных к предательству, порабощению и соучастию… А в наше время она отдаст вселенную тоталитаристам на унижение, поругание и мучительство…
Нам скажут, вероятно, что новое движение совсем не имеет этого в виду. Но зачем же тогда пустословить об «абсолютной любви»? Зачем навязывать людям сентиментально-лицемерные настроения, не имеющие ничего общего с моралью и добродетелью? Можно было бы понять, если бы руководители нового движения советовали не мстить тоталитарным поработителям ни погромами, ни казнями, но от мужественной и благородной не-мстительности до «абсолютной любви» – целая бездна.
Здесь обнаруживается с полной ясностью тот аффектированный максимализм который присущ всему этому движению. Мы слышим в нем претензию повести и обновить человечество, но за этой претензией скрывается или большая наивность или жуткое «себе на уме». Мы видим моральную позу, но не воспринимаем ни нравственного опыта, ни духовной мудрости. Мы знаем, что из этого движения уже выходят морализующие фильмы и пьесы, что делаются опыты мирного посредничества между предпринимателями и рабочими, что главная забота направлена на то, чтобы захватить возможно более широкие интернациональные круги закулисной элиты. Так, летом 1953 года в съезде принимали участие до 8000 человек из 79 стран, в том числе парламентарии из 18 государств, 117 делегатов из Африка, 74 японца, «представители» населения из Бирмы, Формозы, Кореи, Филиппин, Сиама и Вьетнама. И всем им сервировались обрисованные выше доктрины и призывы. Только ли эти доктрины или еще что-нибудь? Мы не знаем.
Мы знаем только, что есть логическое правило: кто пытается доказать нечто преувеличенное, тот подрывает все свое доказательство. Так обстоит и в сфере нравственности: кто требует чрезмерного, тот сам подрывает свою проповедь, он готовит неминуемое разочарование и притом в той сфере, где необходимы скромность, смирение, искренность и религиозная почвенность. И когда это неминуемое разочарование настанет, то искренние люди уйдут, а останутся одни лицемеры, и тогда обнаружится, чего они искали и добивались. По плодам их узнаем их.
Что такое конспирация?
Но ведь это фривольная шутка! А такими вещами не шутят!
2. Необходимо остановиться еще на требовании абсолютной праведности. Ибо то, к чему это движение зовет, не есть медленное самовоспитание или постепенное самоусовершенствование, которое должно продолжаться с переменным успехом всю жизнь, но немедленное вступление в сферу «абсолютного поведения» согласно четырем догматам.
I. Начнем с абсолютной откровенности-правдивости. Действительно ли мы повинны друг другу этой сообщительностью? Для чего это надо жить с расстегнутыми душевным пуговицами? На самом деле ничего, кроме болтливости, ненужной откровенности и бестактности из этого преувеличенного, аффектированного «правдолюбия» не выйдет. Все наше мирно-дружелюбное общение и всякая организационная работа возможны только при условии уместной сообщительности и уместного умолчания. Сколько ненужных неприятностей, ссор и скандалов возникает у людей, страдающих «недержанием речи»! Сколько лишней ревности, зависти, подозрительности, обиды вызывают болтливые люди!
Но и этого мало. Бывают в жизни положения, которые прямо обязывают к неоткровенности, к скрытности, к скрыванию правды и произнесению неправды. Умирающему не говорят о его безнадежности. Не срамят человека за совершенную им непоправимую ошибку. Не растерзывают сердце матери рассказами о предсмертных муках или грехах ее детей. Сплетни и доносы бывают очень часта проявлением ложного или даже гнусного «правдолюбия».
Однако и это еще не все. «Абсолютная правдивость» потребует от нас именно того предательского, позорного «чистосердечия», которого добиваются на допросах полицейские следователи тоталитарных государств: «всех назови, все про всех сообщи, помоги обнаружить врагов и шпионов из вашей среды!». В наше время как никогда еще (разве в эпоху инквизиции) всякий «абсолютный правдолюбец» обречен на то, чтобы стать кадровым доносчиком.
Нам скажут, вероятно, что новое движение совсем не имеет этого в виду. Но тогда зачем же аффектированно пустословить об «абсолютной откровенности-правдивости»! Слушая эти призывы, всякий честный и мужественный человек должен спросить: «что, это, недомыслие или соблазн?»..
II. Далее, от «морального перевооружения» требуется «абсолютное самоотвержение». Действительно ли мы повинны этим друг другу? И как это может выразиться во вне? Раздать все свое имущество или отдать его просто господам «перевооруженцам»? Служить без вознаграждения? Не заботиться о прокормлении себя, жены и детей? Не строить ни сельского, ни промышленного хозяйства? Отречься от всякого участия в жизни государства и в организации власти? Не болеть душой о своем народе и отечестве? Словом, погасить в себе всякую индивидуальную предприимчивость (ибо это было бы самоутверждением, а не самоотвержением) и всякое личное творчество? Если все это не входит в «абсолютное самоотречение», то в чем же оно состоит? Ибо маленький огородик есть уже мелкобуржуазное самоутверждение; так же и сапожная мастерская; так же и забота о передаче детям своих жизненных сбережений; так же и литературная собственность; так же и чистка сапог на улице…
Идеал жизни состоял бы в том, что все стали бы отдавать друг другу, и от самоотвержения ничего не брать, и от сентиментального умиления обниматься, плакать, голодать и вымирать…, если… если только их не спасет во-время коммунистически-тоталитарная власть, обратив их в рабство и посадив в концлагерь на принудительно-минимальный паек.
Нам скажут, вероятно, что новое движение совсем не стремится к тому, чтобы открыть настежь двери коммунизму. Но тогда мы спросим: «Что же это за моральное и социальное недомыслие и не имеет ли оно все-таки каких-нибудь тайных целей, осуществляемых под флагом аффектированно-сентиментального псевдохристианства» ? Ибо христианство призывало к этому только Апостолов, а не всех обывателей…
III. Остановимся еще на «абсолютной любви» и предоставим нашим читателям-единомышленникам додумать от себя и для себя остальное. Необходимо строго отличать глубинную доброту, искреннее всеобщее доброжелательство – от «абсолютной любви». Абсолютная любовь, во-первых, неосуществима; это есть пустое слово, ибо из 2,5 миллиардов людей, живущих ныне на земле, мы приходим в случайное и мимолетное соприкосновение всего с несколькими тысячами и тех полюбить мы часто не успеваем. Любовь состоит в художественном вчувствовании в чужую душу и жизнь; она выражается в живом сочувствии и участии, в понимании, совете и помощи. Любовь индивидуализирует человека и отношение к нему. И потому об «абсолютной любви», т. е. о полноте любви ко всем людям – могут говорить только холодные и неискренние фантазеры, которые вообще никогда никого не любили. Во-вторых, абсолютная любовь, как сочувствие и помощь всем людям, есть фальшивый и аморальный подход к жизни, не отличающий добра и зла и устанавливающий не то наивную, не то лукавую доктрину; содействие всякому чужому начинанию, – доброму и злому, полезному и вредному, умному и глупому, искреннему и коварному, низкому и злодейскому.
На свете есть много людей, сочувствовать и помогать которым могут только слепцы или бессовестные и бесчестные люди. Попробуйте сочувствовать и помогать ростовщикам, хулиганам, разбойникам, детопокупателям, продавцам девушек, интриганам, гепеукам, гештапистам, тоталитарным поработителям, садистам-палачам, шулерам и другим подобным профессионалам – и вы сразу увидите, что сентиментальные моралисты навязывают вам профессиональное бесчестие и злодейство. Абсолютную любовь к злодеям могут проведывать только недоумки или полузлодеи. Такая любовь неизбежно приведет наивных к предательству, порабощению и соучастию… А в наше время она отдаст вселенную тоталитаристам на унижение, поругание и мучительство…
Нам скажут, вероятно, что новое движение совсем не имеет этого в виду. Но зачем же тогда пустословить об «абсолютной любви»? Зачем навязывать людям сентиментально-лицемерные настроения, не имеющие ничего общего с моралью и добродетелью? Можно было бы понять, если бы руководители нового движения советовали не мстить тоталитарным поработителям ни погромами, ни казнями, но от мужественной и благородной не-мстительности до «абсолютной любви» – целая бездна.
Здесь обнаруживается с полной ясностью тот аффектированный максимализм который присущ всему этому движению. Мы слышим в нем претензию повести и обновить человечество, но за этой претензией скрывается или большая наивность или жуткое «себе на уме». Мы видим моральную позу, но не воспринимаем ни нравственного опыта, ни духовной мудрости. Мы знаем, что из этого движения уже выходят морализующие фильмы и пьесы, что делаются опыты мирного посредничества между предпринимателями и рабочими, что главная забота направлена на то, чтобы захватить возможно более широкие интернациональные круги закулисной элиты. Так, летом 1953 года в съезде принимали участие до 8000 человек из 79 стран, в том числе парламентарии из 18 государств, 117 делегатов из Африка, 74 японца, «представители» населения из Бирмы, Формозы, Кореи, Филиппин, Сиама и Вьетнама. И всем им сервировались обрисованные выше доктрины и призывы. Только ли эти доктрины или еще что-нибудь? Мы не знаем.
Мы знаем только, что есть логическое правило: кто пытается доказать нечто преувеличенное, тот подрывает все свое доказательство. Так обстоит и в сфере нравственности: кто требует чрезмерного, тот сам подрывает свою проповедь, он готовит неминуемое разочарование и притом в той сфере, где необходимы скромность, смирение, искренность и религиозная почвенность. И когда это неминуемое разочарование настанет, то искренние люди уйдут, а останутся одни лицемеры, и тогда обнаружится, чего они искали и добивались. По плодам их узнаем их.
Что такое конспирация?
Отзываясь на просьбы, высказанные одновременно с разных сторон, формулировать хотя бы некоторые основные правила политической конспирации. Редакция обратилась к одному опытному и осторожному политику с просьбой исполнить это пожелание и помещает присланный ей текст.
Предварительные замечания
1. К конспиративной (т. е. тайнозаговорщической) деятельности способен далеко не всякий человек. В истории человечества провалилось многое множество заговоров вследствие участия в них людей не способных, не призванных, не вышколенных, легкомысленных и неосторожных. В наше время, в эпоху изощренных физических и психических пыток, применения нового оружия подкожных и интравенозных впрыскиваний, а также гипноза, конспиративная работа требует особой подготовки, особой школы и сильной воли. При отсутствии этих условий всякому человеку и всякой организации обеспечены сплошные провалы.
2. Поэтому, прежде чем браться за такого рода деятельность, необходимо удостовериться в своей личной способности к ней, а затем непременно пройти особого рода техническую, телесную и душевную школу подготовки. Людям разговорчивым, экспансивным, эмоциональным, впечатлительным, наивным и глупым, забывчивым, рассеянным, доверчивым, откровенным и искренним (это не одно и то же!), пугливым и робким (это не одно и то же!), не умеющим сдерживать свою фантазию, органически неспособным притворяться и лгать, не переносящим долгого одиночества, простудливым, нетерпеливым, легко поддающимся внушению и телесной боли – лучше совсем не браться за такие дела.
3. Это предупреждение относится в особенности к людям тщеславным и честолюбивым. Им надо раз навсегда сделать выбор между удачей их дела и их личным успехом. К тайне и заговору люди вообще прибегают тогда, когда этого требует удача их дела; значит эта удача требует от них молчаливости, незаметности, скромности, т.е. именно того, чего их тщеславие решительно не переносит. Тщеславный человек желает фигурировать, превозноситься, славиться. Он хвастун от природы. Он всегда наврет о себе, о своей партии или организации лишнего, припишет себе чужие дела и подвиги, в уверенности, что от хвастовства, так же как и от клеветы, всегда «что-нибудь останется»: всему не поверят слушатели или читатели, так хоть частицу с собой унесут. А в дальнейшем так легко смешать, он ли сам рекламировал себя и свою партию, или похвала шла от посторонних. Хвастовство тщеславного человека незаметно врастает в «общественное мнение», или, по крайней мере, в передаваемые из уст в уста слухи, оно входит похвалою в это общее и безответственное «говорят»; а если «говорят», так это уже «полславы»; еще немного – и чествовать начнут, а от «чести» до «власти» рукой подать. Глядишь, а хвастун уж карьеру сделал.
4. Так, тщеславные и честолюбивые люди совсем не замечают, как их болтовня и их вызывающая манера держаться вредят их делу и проваливают их конспирацию. Скромно-молчаливые конспираторы трудно находимы; их надо отыскивать, ими надо дорожить, их головой нельзя рисковать. Чтобы в этом убедиться, стоит только понять и усвоить, что возглавители величайших мировых заговоров держались и держатся в полной неизвестности. Ленину было легко: черную работу «экспроприации», подделки денег, добывание золота делали за него и для него другие (напр., Джугашвили-Коба-Сталин на Кавказе, Литвинов в Румынии, Евсей Таратута и Максим Горький в Москве, Парвус-Гельфанд в Берлине и в Швейцарии, генерал Гофман в германском штабе и другие); – до тех пор, пока не настала «благоприятная пора» (1917), ибо власть Керенского была в левом направлении нулевая, занять особняк Кшесинской и Смольный Институт можно было без конспирации и вся борьба велась уже «на улице». Мастеров конспирации легче найти в партии социалистов-революционеров, но и они иногда проваливались и гибли (за исключением разве Евно Азефа, доживавшего свой век в Берлине в качестве нажившегося рантье).
5. Одно упоминание этого последнего имени должно навести всякого на мысль о том, что в конспирации есть всегда нравственно-рискованный, скользкий и компромиссный элемент. Конспиратор должен быть мастером притворства, обмана и лжи, и не испытывать при применении своего мастерства ни отвращения, ни стыда, ни укоров совести. Это дается гораздо легче бессовестной и безнравственной душе, чем благородному и совестному духу. Там, где профессиональный шулер, мошенник и палач спокойно исполняют данные им конспиративные поручения, не считаясь с низостью и мерзостью этих заданий, там идейный борец должен еще найти те внутренние основания, которые успокаивали бы его душу в минуту отвращения, стыда или совестного укора. Он всегда должен помнить, что успех его конспиративного дела может завести его в тупик безжалостности, наглой лжи, преступления и предательства. И можно с уверенностью предсказать, что человек, не разрешивший верно этой проблемы компромисса, рано или поздно – или усвоит себе точку зрения профессионального негодяя, может быть – бессовестного раба, или же познает то жизненное изнеможение, которое несет с собою нравственное презрение к самому себе. Благая цель никогда не оправдывает дурного средства, даже самого целесообразного: злое дело, породив благие последствия, отнюдь не становится добрым делом: причинная связь между подлостью и желанным улучшением жизни могла быть предусмотрена верно, но совершенная подлость сохраняет все свои подлые свойства. Искусство же делать гадкие дела, не становясь злодеем, есть искусство трудное, которое требует не только большой внутренней школы и дисциплины, но и постоянного очищения души.
Конспиративное умение предполагает, в человеке умение хранить тайну и умение распознавать людей.
Умение хранить тайну
1. Если у тебя есть тайна и тебе надо сохранить ее, то пойми прежде всего, что сохранить ее можешь только ты сам: другому придется «хранить» ее тогда, когда ты ее ему выдашь. Не надейся на других, на их молчаливость и такт. Если ты сам не удержал свою тайну, как можешь ты требовать молчания от других?
2. Тайна имеет свои законы: кто их нарушает, тот ее разрушает. Сущность тайны не в том, что о ней знают, но не говорят («секрет полишинеля»). Сущность ее в том, что люди не знают ни того, в чем она состоит, ни того, что вообще что-то скрывается.
3. Поэтому, если у тебя есть тайна, то не имей таинственного важного вида: не шепчись по углам; не роняй многозначительных намеков; не рассказывай о своих «очень интересных» знакомствах; не выдавай себя за «посвященного» во что-то; не сообщай сенсационных новостей. Будь прост, естествен, скромен. Умей молчать без загадочности, не дразни чужого любопытства, а когда необходимо, умей быть разговорчивым о посторонних, общедоступных предметах. Будь как все. Будь малозаметен. И прежде всего умей владеть своим тщеславием; тщеславие есть главный источник болтливости. Приучи себя не дорожить суждением окружающих людей о тебе. Научись ради дела спокойно проигрывать в их мнении: оно стоит немногого.
4. Явная – таинственность всегда пробалтывает тайну. Будь уверен: если люди узнали, что у тебя есть тайна, они узнают скоро и в чем она. Ибо всюду есть много досужих любознаек и профессиональных следопытов (разведчики! контрразведчики! любопытствующие слухоносы!). Поэтому, если самая наличность тайны стала притчей во языцех, то погаси ее совсем; и потом, если надо, завяжи ее снова, иначе и осторожнее.
5. Чтобы научиться беречь тайну, сделай так: утаи про себя твое первое серьезное огорчение или твою первую серьезную удачу. Сделай так, чтобы никто на свете не узнал ее от тебя.
Или еще сделай так: если узнаешь какую-нибудь волнующую «новость», заставь себя не рассказывать о ней никому. Если другой будет рассказывать о ней при тебе, – слушай и молчи; если неверно расскажет, – не поправляй, если сочтут тебя за неосведомленного человека, пусть считают, тем лучше.
Упражняйся в этом про себя; но не говори никому, что ты, мол, «упражняешься». Приучись быть наедине со своей тайной, чтобы она тебя не «распирала». Этим ты выработаешь в себе непроницаемость для других людей. Закрепи ее внутренне – безусловной прозрачностью души перед Богом и совестью.
6. Тайна есть бремя. Это бремя надо нести самому и одному. Приучи себя к этому и ты укрепишь свой характер: ибо сущность характера в духовной самостоятельности человека.
7. Чем меньшее число людей знает о тайне, тем она неуязвимее; и обратно – общеизвестность тайны делает ее всеуязвимой и убивает ее.
8. Интимные секреты, которые никому не нужны, хранить легко. Гораздо труднее хранить те тайны, которые должны быть известны лишь очень немногим, но до которых хотели бы добраться многие и притом враждебные люди. Начинай свои упражнения с личных секретов, и потом, лишь постепенно, переходя к важным тайнам.
9. Сообщать другому тайну следует не тогда, когда это можно сделать (он «не предатель», он «не сплетник», он «славный малый»), а тогда, когда она безусловно необходима для самого дела, а он уже доказал, что заслуживает безусловного доверия. Всегда лучше не договорить, чем сказать что-нибудь лишнее и опасное. При сомнении всегда лучше воздержаться. Не делай себе никаких попущении – ни по родству, ни по дружбе, ни по любви; помни Самсона и Далилу.
10. Не будь наивен: не думай, что другого можно связать «честным словом», или «клятвою», или «зароком». Многих людей тайна начинает «распирать» именно после того, как они дадут «честное слово» молчать. Никогда не обременяй другого тайною: она может вырваться у него незаметно и неожиданно, помимо его воли – в бреду, в опасности, в любовном угаре, в пьяном виде, в трансе гипноза. Только действительное неведение дает твердую гарантию. Поэтому осторожный молчальник может включить свою осведомленность в мотивацию своих дальнейших поступков: наблюдательные враги скажут потом: «если он так поступил, то это означает, что он знал то-то и то-то»…
11. Развивай в себе пристальную, мгновенную наблюдательность; неутомимое внимание; способность быстро сосредоточиваться и на ходу перерешать; искусство подвергать свою речь внутренней цензуре; умение верно различать оттенки смысла и выбирать слова. Это необходимо для блюдения тайны.
12. Приучи себя не торопиться с ответом на вопрос; всегда давай себе срок для выбора наиумнейшего ответа. Прежде, чем отвечать, обрежь внутренне все нити, ведущие к тайне.
13. Никогда не записывай своей тайны, ни всего того, что с ней связано; и нигде не храни. Не записывай ни имен своих сообщников, ни адресов их, ни явочных паролей. Помни все необходимое наизусть. А если не можешь, то сначала укрепи свою память мнемоническими упражнениями.
14. Если первое время будут неудачи – не унывай. Блюдение тайны есть дело трудное. Научись проверять себя после каждого разговора и отмечать свои ошибки, тогда ты сам скоро дополнишь эти правила. И помни: умеющий хранить тайну всегда сильнее не умеющего.
15. И еще помни: в наше время враги почти везде и даже стены часто имеют уши.
16. И блюди общее правило: тот, кто экспонирован (общеизвестен, стоит на виду) – не должен вести конспиративной работы, ибо он как муха под стеклом и ему ничего не удастся скрыть; конспиративную работу должны вести по его указаниям и приказам незаметные люди. А тот, кто конспирирует, не должен экспонироваться, т.е. открыто фигурировать, рекламировать свою работу в газетах, опубликовывать свое имя, болтать о своей работе. Такая самореклама равносильна доносу на самого себя, поданному врагу: «я здесь, это я; можешь в любой момент похитить меня или убить»…
Умение распознавать людей
1. Тот, кто берется организовывать людей – должен распределять между ними полномочия и обязанности, устанавливать между ними сотрудничество и подчинение и, главное, ставить верных людей на подходящие для них места. Это значит, что организатор должен хорошо разбираться в людях, – кто чего стоит и кому что можно поручить. Он должен быть твердо уверен, что каждый из членов его организации а) искренно хочет сделать свое дело (не лукавый саботажник!), б) иметь для этого необходимые силы и способности (здоровье, силы телесные и душевные), в) умеет требовать и взыскивать, но умеет и сам подчиняться, г) понял данную ему задачу. Для всего этого необходимо прежде всего научиться распознавать людей; не способный к этому будет делать одни ошибки и губить порученное ему дело.
2. Это особенно важно для нашей будущей деятельности в России, где мы найдем целые кадры людей, воспитанных в злобе, лжи, робости, продажности и предательстве; множество людей с раздавленным самолюбием и сломанною волею, необозримое море людей с невоспитанным и неукрепленным характером; и сравнительно незначительное меньшинство людей крепких и верных. Их надо будет безошибочно распознавать, объединяться с ними и крепко вести дело спасения России.
3. Чужая душа есть тайна. Нет никаких рассудочных мерил или правил для ее механического измерения и определения. Но живая и проницательная интуиция может получить в виде подспорья ряд ценных указаний или советов, которые дают руководящую нить для душевно-морального диагноза. Ни одно из этих «правил» не самодовлеюще и только все вместе они могут помочь верному освещению чужих «потемок». Главное же состоит в том, что только доброкачественный человек может установить и изучить чужую доброкачественность, ибо только у него имеется живое мерило личной совести. Для злодея все указания наши бессильны и бесплодны.
4. Каждый человек непроизвольно, от природы как бы «зашифрован» в своем теле и обнаруживает сам себя в своих поступках; и при том так, что в них прикровенно дана вся его душа. Надо научиться «дешифрировать» ее верно и точно.
Отсюда первое правило для распознания человека: дело и тело значат больше, чем слово. Не суди о человеке по его разговору или по его высказываниям. Не верь словам, сопровождаемым хитро рыщущими глазами, или презрительной миной. Требуй дел и сравнивай их со словами. Всматривайся во внешнее обличие человека и сличай его с его словами и делами. Подлое, злое дело может обличить и слова и лицемерно-сладкое выражение лица… Лицемерие же сейчас распространено в мире, как еще никогда…
5. Итак, важнее всего реальные поступки человека и его личное присутствие в них: его намерение (чего, именно, он хотел), и мотив (почему он хотел именно этого) и энергии вложенной им воли. Слова человека ясно освещаются и осмысливаются только лучами, идущими от его поступков и от всей его личности. Сколь бы «яркими» и «убедительными» ни были его слова, нельзя судить по ним окончательно, не зная его дел. Дела же человека узнаются только через сотрудничество с ним (и то не всегда и не сразу; вспомним Азефа, Гапона, Федорова-Якушева). Ясновидящая интуиция присуща только гениальным людям (так, только П.Н. Врангель с первого же взгляда определил Федорова-Якушева, как провокатора и запретил с ним входить в сношения).
Отсюда: во всякой организации необходима известная постепенность оказываемого доверия, как бы лестница приобщения. Мало-знаемому человеку поручают сначала только ясные, маленькие и безвредные дела; и притом всегда с последующею проверкою. В лишнее же не посвящают никогда никого. Осведомленность очень часто тяжелое бремя для осведомленного и большая опасность. С одной стороны, я не могу сообщить о том, чего действительно не знаю: с другой стороны, тоталитарные организации нередко не награждают, а убивают своего «слишком много» знающего сотрудника, даже верного, послушного и очень полезного… – «выдаст», «перебежит», «проболтается», «начнет шантажировать»…
6. В теле человеческая душа вся скрыта и вся проявлена: в строении головы, в чертах и в выражении лица, в формах руки и ноги, в глазах и в смехе; в пожатии руки, в почерке и в походке. Ныне кое-что из этого уже исследовано научно и установленные обобщения могут быть практически использованы. Но продумать их, усвоить и применять каждый человек должен, сам (см. особенно поучительные рассказы А.Ф. Кошко, начальника всероссийской сыскной полиции, т. i «Дактилоскопия», т. ii «Сыскной аппарат» и т. iii «Иван Егорович»). Здесь можно дать лишь несколько намеков.
а) У каждого лица есть свое преобладающее, устойчивое выражение. У данного человека – какое? Как изменяется оно в минуту гнева, испуга, неудачи, растерянности, наслаждения, торжества, смеха? Становится ли лицо глупее, грубее, злее? Обнаруживаются ли в нем трусость, безволие, жадность, пошлость, сосредоточенность, растерянность, спокойствие, презрение – или наоборот? Достоевский указывает на то, что черта, вносимая в выражение лица смелом, особенно существенна для души смеющегося..
Предварительные замечания
1. К конспиративной (т. е. тайнозаговорщической) деятельности способен далеко не всякий человек. В истории человечества провалилось многое множество заговоров вследствие участия в них людей не способных, не призванных, не вышколенных, легкомысленных и неосторожных. В наше время, в эпоху изощренных физических и психических пыток, применения нового оружия подкожных и интравенозных впрыскиваний, а также гипноза, конспиративная работа требует особой подготовки, особой школы и сильной воли. При отсутствии этих условий всякому человеку и всякой организации обеспечены сплошные провалы.
2. Поэтому, прежде чем браться за такого рода деятельность, необходимо удостовериться в своей личной способности к ней, а затем непременно пройти особого рода техническую, телесную и душевную школу подготовки. Людям разговорчивым, экспансивным, эмоциональным, впечатлительным, наивным и глупым, забывчивым, рассеянным, доверчивым, откровенным и искренним (это не одно и то же!), пугливым и робким (это не одно и то же!), не умеющим сдерживать свою фантазию, органически неспособным притворяться и лгать, не переносящим долгого одиночества, простудливым, нетерпеливым, легко поддающимся внушению и телесной боли – лучше совсем не браться за такие дела.
3. Это предупреждение относится в особенности к людям тщеславным и честолюбивым. Им надо раз навсегда сделать выбор между удачей их дела и их личным успехом. К тайне и заговору люди вообще прибегают тогда, когда этого требует удача их дела; значит эта удача требует от них молчаливости, незаметности, скромности, т.е. именно того, чего их тщеславие решительно не переносит. Тщеславный человек желает фигурировать, превозноситься, славиться. Он хвастун от природы. Он всегда наврет о себе, о своей партии или организации лишнего, припишет себе чужие дела и подвиги, в уверенности, что от хвастовства, так же как и от клеветы, всегда «что-нибудь останется»: всему не поверят слушатели или читатели, так хоть частицу с собой унесут. А в дальнейшем так легко смешать, он ли сам рекламировал себя и свою партию, или похвала шла от посторонних. Хвастовство тщеславного человека незаметно врастает в «общественное мнение», или, по крайней мере, в передаваемые из уст в уста слухи, оно входит похвалою в это общее и безответственное «говорят»; а если «говорят», так это уже «полславы»; еще немного – и чествовать начнут, а от «чести» до «власти» рукой подать. Глядишь, а хвастун уж карьеру сделал.
4. Так, тщеславные и честолюбивые люди совсем не замечают, как их болтовня и их вызывающая манера держаться вредят их делу и проваливают их конспирацию. Скромно-молчаливые конспираторы трудно находимы; их надо отыскивать, ими надо дорожить, их головой нельзя рисковать. Чтобы в этом убедиться, стоит только понять и усвоить, что возглавители величайших мировых заговоров держались и держатся в полной неизвестности. Ленину было легко: черную работу «экспроприации», подделки денег, добывание золота делали за него и для него другие (напр., Джугашвили-Коба-Сталин на Кавказе, Литвинов в Румынии, Евсей Таратута и Максим Горький в Москве, Парвус-Гельфанд в Берлине и в Швейцарии, генерал Гофман в германском штабе и другие); – до тех пор, пока не настала «благоприятная пора» (1917), ибо власть Керенского была в левом направлении нулевая, занять особняк Кшесинской и Смольный Институт можно было без конспирации и вся борьба велась уже «на улице». Мастеров конспирации легче найти в партии социалистов-революционеров, но и они иногда проваливались и гибли (за исключением разве Евно Азефа, доживавшего свой век в Берлине в качестве нажившегося рантье).
5. Одно упоминание этого последнего имени должно навести всякого на мысль о том, что в конспирации есть всегда нравственно-рискованный, скользкий и компромиссный элемент. Конспиратор должен быть мастером притворства, обмана и лжи, и не испытывать при применении своего мастерства ни отвращения, ни стыда, ни укоров совести. Это дается гораздо легче бессовестной и безнравственной душе, чем благородному и совестному духу. Там, где профессиональный шулер, мошенник и палач спокойно исполняют данные им конспиративные поручения, не считаясь с низостью и мерзостью этих заданий, там идейный борец должен еще найти те внутренние основания, которые успокаивали бы его душу в минуту отвращения, стыда или совестного укора. Он всегда должен помнить, что успех его конспиративного дела может завести его в тупик безжалостности, наглой лжи, преступления и предательства. И можно с уверенностью предсказать, что человек, не разрешивший верно этой проблемы компромисса, рано или поздно – или усвоит себе точку зрения профессионального негодяя, может быть – бессовестного раба, или же познает то жизненное изнеможение, которое несет с собою нравственное презрение к самому себе. Благая цель никогда не оправдывает дурного средства, даже самого целесообразного: злое дело, породив благие последствия, отнюдь не становится добрым делом: причинная связь между подлостью и желанным улучшением жизни могла быть предусмотрена верно, но совершенная подлость сохраняет все свои подлые свойства. Искусство же делать гадкие дела, не становясь злодеем, есть искусство трудное, которое требует не только большой внутренней школы и дисциплины, но и постоянного очищения души.
Конспиративное умение предполагает, в человеке умение хранить тайну и умение распознавать людей.
Умение хранить тайну
1. Если у тебя есть тайна и тебе надо сохранить ее, то пойми прежде всего, что сохранить ее можешь только ты сам: другому придется «хранить» ее тогда, когда ты ее ему выдашь. Не надейся на других, на их молчаливость и такт. Если ты сам не удержал свою тайну, как можешь ты требовать молчания от других?
2. Тайна имеет свои законы: кто их нарушает, тот ее разрушает. Сущность тайны не в том, что о ней знают, но не говорят («секрет полишинеля»). Сущность ее в том, что люди не знают ни того, в чем она состоит, ни того, что вообще что-то скрывается.
3. Поэтому, если у тебя есть тайна, то не имей таинственного важного вида: не шепчись по углам; не роняй многозначительных намеков; не рассказывай о своих «очень интересных» знакомствах; не выдавай себя за «посвященного» во что-то; не сообщай сенсационных новостей. Будь прост, естествен, скромен. Умей молчать без загадочности, не дразни чужого любопытства, а когда необходимо, умей быть разговорчивым о посторонних, общедоступных предметах. Будь как все. Будь малозаметен. И прежде всего умей владеть своим тщеславием; тщеславие есть главный источник болтливости. Приучи себя не дорожить суждением окружающих людей о тебе. Научись ради дела спокойно проигрывать в их мнении: оно стоит немногого.
4. Явная – таинственность всегда пробалтывает тайну. Будь уверен: если люди узнали, что у тебя есть тайна, они узнают скоро и в чем она. Ибо всюду есть много досужих любознаек и профессиональных следопытов (разведчики! контрразведчики! любопытствующие слухоносы!). Поэтому, если самая наличность тайны стала притчей во языцех, то погаси ее совсем; и потом, если надо, завяжи ее снова, иначе и осторожнее.
5. Чтобы научиться беречь тайну, сделай так: утаи про себя твое первое серьезное огорчение или твою первую серьезную удачу. Сделай так, чтобы никто на свете не узнал ее от тебя.
Или еще сделай так: если узнаешь какую-нибудь волнующую «новость», заставь себя не рассказывать о ней никому. Если другой будет рассказывать о ней при тебе, – слушай и молчи; если неверно расскажет, – не поправляй, если сочтут тебя за неосведомленного человека, пусть считают, тем лучше.
Упражняйся в этом про себя; но не говори никому, что ты, мол, «упражняешься». Приучись быть наедине со своей тайной, чтобы она тебя не «распирала». Этим ты выработаешь в себе непроницаемость для других людей. Закрепи ее внутренне – безусловной прозрачностью души перед Богом и совестью.
6. Тайна есть бремя. Это бремя надо нести самому и одному. Приучи себя к этому и ты укрепишь свой характер: ибо сущность характера в духовной самостоятельности человека.
7. Чем меньшее число людей знает о тайне, тем она неуязвимее; и обратно – общеизвестность тайны делает ее всеуязвимой и убивает ее.
8. Интимные секреты, которые никому не нужны, хранить легко. Гораздо труднее хранить те тайны, которые должны быть известны лишь очень немногим, но до которых хотели бы добраться многие и притом враждебные люди. Начинай свои упражнения с личных секретов, и потом, лишь постепенно, переходя к важным тайнам.
9. Сообщать другому тайну следует не тогда, когда это можно сделать (он «не предатель», он «не сплетник», он «славный малый»), а тогда, когда она безусловно необходима для самого дела, а он уже доказал, что заслуживает безусловного доверия. Всегда лучше не договорить, чем сказать что-нибудь лишнее и опасное. При сомнении всегда лучше воздержаться. Не делай себе никаких попущении – ни по родству, ни по дружбе, ни по любви; помни Самсона и Далилу.
10. Не будь наивен: не думай, что другого можно связать «честным словом», или «клятвою», или «зароком». Многих людей тайна начинает «распирать» именно после того, как они дадут «честное слово» молчать. Никогда не обременяй другого тайною: она может вырваться у него незаметно и неожиданно, помимо его воли – в бреду, в опасности, в любовном угаре, в пьяном виде, в трансе гипноза. Только действительное неведение дает твердую гарантию. Поэтому осторожный молчальник может включить свою осведомленность в мотивацию своих дальнейших поступков: наблюдательные враги скажут потом: «если он так поступил, то это означает, что он знал то-то и то-то»…
11. Развивай в себе пристальную, мгновенную наблюдательность; неутомимое внимание; способность быстро сосредоточиваться и на ходу перерешать; искусство подвергать свою речь внутренней цензуре; умение верно различать оттенки смысла и выбирать слова. Это необходимо для блюдения тайны.
12. Приучи себя не торопиться с ответом на вопрос; всегда давай себе срок для выбора наиумнейшего ответа. Прежде, чем отвечать, обрежь внутренне все нити, ведущие к тайне.
13. Никогда не записывай своей тайны, ни всего того, что с ней связано; и нигде не храни. Не записывай ни имен своих сообщников, ни адресов их, ни явочных паролей. Помни все необходимое наизусть. А если не можешь, то сначала укрепи свою память мнемоническими упражнениями.
14. Если первое время будут неудачи – не унывай. Блюдение тайны есть дело трудное. Научись проверять себя после каждого разговора и отмечать свои ошибки, тогда ты сам скоро дополнишь эти правила. И помни: умеющий хранить тайну всегда сильнее не умеющего.
15. И еще помни: в наше время враги почти везде и даже стены часто имеют уши.
16. И блюди общее правило: тот, кто экспонирован (общеизвестен, стоит на виду) – не должен вести конспиративной работы, ибо он как муха под стеклом и ему ничего не удастся скрыть; конспиративную работу должны вести по его указаниям и приказам незаметные люди. А тот, кто конспирирует, не должен экспонироваться, т.е. открыто фигурировать, рекламировать свою работу в газетах, опубликовывать свое имя, болтать о своей работе. Такая самореклама равносильна доносу на самого себя, поданному врагу: «я здесь, это я; можешь в любой момент похитить меня или убить»…
Умение распознавать людей
1. Тот, кто берется организовывать людей – должен распределять между ними полномочия и обязанности, устанавливать между ними сотрудничество и подчинение и, главное, ставить верных людей на подходящие для них места. Это значит, что организатор должен хорошо разбираться в людях, – кто чего стоит и кому что можно поручить. Он должен быть твердо уверен, что каждый из членов его организации а) искренно хочет сделать свое дело (не лукавый саботажник!), б) иметь для этого необходимые силы и способности (здоровье, силы телесные и душевные), в) умеет требовать и взыскивать, но умеет и сам подчиняться, г) понял данную ему задачу. Для всего этого необходимо прежде всего научиться распознавать людей; не способный к этому будет делать одни ошибки и губить порученное ему дело.
2. Это особенно важно для нашей будущей деятельности в России, где мы найдем целые кадры людей, воспитанных в злобе, лжи, робости, продажности и предательстве; множество людей с раздавленным самолюбием и сломанною волею, необозримое море людей с невоспитанным и неукрепленным характером; и сравнительно незначительное меньшинство людей крепких и верных. Их надо будет безошибочно распознавать, объединяться с ними и крепко вести дело спасения России.
3. Чужая душа есть тайна. Нет никаких рассудочных мерил или правил для ее механического измерения и определения. Но живая и проницательная интуиция может получить в виде подспорья ряд ценных указаний или советов, которые дают руководящую нить для душевно-морального диагноза. Ни одно из этих «правил» не самодовлеюще и только все вместе они могут помочь верному освещению чужих «потемок». Главное же состоит в том, что только доброкачественный человек может установить и изучить чужую доброкачественность, ибо только у него имеется живое мерило личной совести. Для злодея все указания наши бессильны и бесплодны.
4. Каждый человек непроизвольно, от природы как бы «зашифрован» в своем теле и обнаруживает сам себя в своих поступках; и при том так, что в них прикровенно дана вся его душа. Надо научиться «дешифрировать» ее верно и точно.
Отсюда первое правило для распознания человека: дело и тело значат больше, чем слово. Не суди о человеке по его разговору или по его высказываниям. Не верь словам, сопровождаемым хитро рыщущими глазами, или презрительной миной. Требуй дел и сравнивай их со словами. Всматривайся во внешнее обличие человека и сличай его с его словами и делами. Подлое, злое дело может обличить и слова и лицемерно-сладкое выражение лица… Лицемерие же сейчас распространено в мире, как еще никогда…
5. Итак, важнее всего реальные поступки человека и его личное присутствие в них: его намерение (чего, именно, он хотел), и мотив (почему он хотел именно этого) и энергии вложенной им воли. Слова человека ясно освещаются и осмысливаются только лучами, идущими от его поступков и от всей его личности. Сколь бы «яркими» и «убедительными» ни были его слова, нельзя судить по ним окончательно, не зная его дел. Дела же человека узнаются только через сотрудничество с ним (и то не всегда и не сразу; вспомним Азефа, Гапона, Федорова-Якушева). Ясновидящая интуиция присуща только гениальным людям (так, только П.Н. Врангель с первого же взгляда определил Федорова-Якушева, как провокатора и запретил с ним входить в сношения).
Отсюда: во всякой организации необходима известная постепенность оказываемого доверия, как бы лестница приобщения. Мало-знаемому человеку поручают сначала только ясные, маленькие и безвредные дела; и притом всегда с последующею проверкою. В лишнее же не посвящают никогда никого. Осведомленность очень часто тяжелое бремя для осведомленного и большая опасность. С одной стороны, я не могу сообщить о том, чего действительно не знаю: с другой стороны, тоталитарные организации нередко не награждают, а убивают своего «слишком много» знающего сотрудника, даже верного, послушного и очень полезного… – «выдаст», «перебежит», «проболтается», «начнет шантажировать»…
6. В теле человеческая душа вся скрыта и вся проявлена: в строении головы, в чертах и в выражении лица, в формах руки и ноги, в глазах и в смехе; в пожатии руки, в почерке и в походке. Ныне кое-что из этого уже исследовано научно и установленные обобщения могут быть практически использованы. Но продумать их, усвоить и применять каждый человек должен, сам (см. особенно поучительные рассказы А.Ф. Кошко, начальника всероссийской сыскной полиции, т. i «Дактилоскопия», т. ii «Сыскной аппарат» и т. iii «Иван Егорович»). Здесь можно дать лишь несколько намеков.
а) У каждого лица есть свое преобладающее, устойчивое выражение. У данного человека – какое? Как изменяется оно в минуту гнева, испуга, неудачи, растерянности, наслаждения, торжества, смеха? Становится ли лицо глупее, грубее, злее? Обнаруживаются ли в нем трусость, безволие, жадность, пошлость, сосредоточенность, растерянность, спокойствие, презрение – или наоборот? Достоевский указывает на то, что черта, вносимая в выражение лица смелом, особенно существенна для души смеющегося..