Ильин Владимир. Нельзя идти за горизонт

   Макдена словно очнулась от летаргического забытья. Она метнулась к Таху и обхватила его плечи, словно пытаясь защитить от правосудия.
   — Вы не посмеете!.. — задыхаясь, сказала она. — Я не дам вам его в обиду!..
   — Успокойся, девочка, — посоветовал ей Праг. — Закон есть Закон, и ты прекрасно знаешь это. Твой парень оказался вором и трусом, он причинил ущерб всеми уважаемой гражданке Розе и поэтому не должен остаться безнаказанным!..
   Он возвысил голос так, чтобы толпа хорошо слышала его:
   — Сограждане! Вы знаете наш Закон не хуже меня. Сейчас мы должны решить, как нам поступить с преступником… Я напоминаю, что, согласно Закону Очага, существует лишь одна кара за любое из преступлений, а именно — принудительное выдворение нарушителя за Горизонт!.. Возможно, некоторые из вас усомнятся в правомерности такого приговора, но как хранитель Закона я хотел бы сказать следующее… Как вы сами знаете, до сего дня в нашем поселке давно не было преступлений. Годами мы жили во взаимопонимании, мире согласии. То же самое было и при жизни наших отцов, дедов и прадедов. Мало кому в голову приходило, что решать свои проблемы можно путем причинения зла своим соседям… Я спрашиваю вас: почему такое было возможно? И позволю себе ответить: потому, что наш Закон суров, но справедлив!.. И каждая попытка с нашей стороны обойти его, дать слабину, проявить так называемую гуманность на деле будет означать, что завтра в поселке будет совершено новое преступление, а послезавтра — уже два, а потом это зло будет возрастать, пока не погубит всех нас!.. — Праг умолк, тяжело дыша и обводя всех мутным взглядом. — Мой долг был — напомнить вам об этом. А в остальном — решайте сами!..
   Он замолчал и отступил от края помоста.
   Его сменил Грон, который деловито напомнил согражданам процедуру вынесения решения. Судьба виновного решалась открытым голосованием и простым большинством голосов.
   Некоторые хотели выступить — явно для того, чтобы заступиться за Таха, — но Грон предложил не терять времени на словесные баталии, а сразу перейти к голосованию.
   С Макденой началась истерика, и несколько женщин отвели ее в сторонку, чтобы успокоить.
   Tax молчал, опустив голову. Он стоял отдельно от всех, как прокаженный, и даже не пытался убежать. Он понимал, что это бесполезно…
   — Кто за то, чтобы, в соответствии с Законом, изгнать преступника Таха за пределы Горизонта? — деловито объявил Грон. — Прошу поднять правую руку. Повторяю: только правую!..
   В разных концах толпы одна за другой стали подниматься руки. Грон и Праг стали считать их, но быстро сбились со счета. Получалось, что большинства либо не набирается, либо набирается, но с незначительным перевесом…
   Ввиду того, что каждый голос теперь мог стать решающим, и во избежание путаницы было решено поступить по-другому.
   Тем, кто выступал за «казнь» Таха, следовало сгруппироваться справа от помоста, а противникам этого приговора — слева…
   Так и поступили.
   Когда подсчитали количество голосов «за», Праг заметно помрачнел. Из трехсот двадцати трех присутствовавших на площади, не считая, разумеется, самого Таха, «за» суровый приговор высказались ровно сто шестьдесят человек. И столько же было против, ни голосом меньше или больше.
   Толпа зашумела. «Правые» нулевые" вступили в шумную перебранку, пытаясь перетянуть на свою сторону кого-нибудь из оппонентов, но было ясно, что из этого ничего не выйдет. Уже хотели было бежать за теми жителями поселка, которые не явились на собрание, чтобы их голоса стали решающими в этом споре.
   Но тут кто-то вспомнил:
   — Но у нас же есть три неучтенных голоса! Кто еще не голосовал?
   — Праг и Грон! — раздались голоса и слева, и справа. — Вы же себя не посчитали!..
   Хранитель Закона и мэр изумленно переглянулись. Потом Праг приосанился:
   — Ну, что касается меня, тут и гадать нечего, сограждане. Было бы нелепо, если бы я призвал вас простить преступника. Естественно, я за то, чтобы покарать его!..
   Потом к краю помоста подошел Грон, и толпа невольно притихла.
   — Ну, что я могу сказать? — промямлил он. — С одной стороны, я как избранный по вашей воле мэр должен был бы присоединиться к Прагу и к тем, кто требует точного соблюдения Закона… Но как человек я никак не могу согласиться с тем, чтобы наш оступившийся товарищ был выброшен за пределы нашего поселка, как… как мусор!.. Это же неразумная трата людских ресурсов, в конце концов!..
   — Кончай разводить демагогию, Грон! — раздался решительный голос из толпы. — За что конкретно ты голосуешь?
   — Я голосую против изгнания Таха! — объявил Грон. Стараясь не встречаться взглядом с криво усмехавшимся Прагом, он спрыгнул с помоста и присоединился к «левым».
   Толпа опять зашумела пуще прежнего, но Праг повелительно поднял руку, в которой почему-то уже появился хлыст.
   — Дорогие сограждане, — сказал он, когда установилась тишина. — Мы совсем забыли, что есть еще один человек, который не выразил своего мнения. Это Гарс, сын ясновидицы Трои!..
   Гарс действительно одиноко стоял в пустоте между двумя группировками. Но лишь теперь он почувствовал на себе взгляды множества людей.
   — Так за что же ты отдашь свой голос, Гарс? — вкрадчиво осведомился Праг. И добавил: — Подумай хорошенько, ведь от тебя зависит наше общее решение…
   "Так вот зачем он заявился сегодня к матери, — сообразил Гарс. — «У меня к тебе разговор с глазу на глаз, Троя…» Значит, вовсе не Праг вывел на чистую воду Таха, а моя мама увидела в своих Зеркалах и подсказала ему…
   Что же мне делать? Все смотрят на меня. И ждут…
   Да, конечно, проступок Таха вовсе не заслуживает такой суровой кары, какой требует этот дурацкий, обветшалый Закон, который Праг пытается выдать за панацею от всех зол. Тем более что студент совершил его не ради себя, а из избытка любви к этой дурочке Макдене. На худой конец, выпороть бы хорошенько парня-и дело с концом! Даже карьерист Грон — и тот понял это…
   Подожди, — одернул он себя. — Не спеши!.. Разве из этой ситуации нельзя извлечь пользу для себя? Ты же собираешься запустить за Горизонт живое существо с передатчиком, который смастерил по твоему заказу мастер Друм. Да, для этой цели ты намеревался использовать одного из щенков, принадлежащих твоей матери… Но разве человек — не более подходящий объект? Тем более что теперь ты мог бы провести этот опыт совершенно легально. Для этого нужно всего лишь проголосовать за наказание Таха. Неужели ты упустишь такую возможность?!.
   А может, вообще послать их всех к черту, а? И пусть сами решают судьбу друг друга! Взять, например, и отказаться от голосования. Или объявить, что ты воздерживаешься, якобы затрудняясь с выбором. Никто тебя не осудит за это, да и совесть твоя останется стерильно-чистой… Если им так надо, пускай собирают всех до единого и голосуют повторно!.."
   Люди на площади нетерпеливо стали что-то выкрикивать, но Гарс не мог разобрать, что они кричат.
   Взгляд его упал на затылок Таха, покорно ожидавшего своей участи. Затылок парня был неровно острижен, и на шее, в ямочке между позвонками, у него была большая родинка.
   И тогда Гарс сглотнул комок в горле и поднял руку.
   — Я тоже голосую против изгнания Таха за Горизонт! — стараясь говорить как можно громче и тверже, объявил он.
   Но в самом конце фразы голос подвел его, и на слове «Горизонт» он дал «петуха»…

Глава 7

   По дороге домой Гарса нагнал учитель Айк. Старик хлопнул Гарса по плечу и объявил:
   — А ты молодчина, малыш! Я всегда знал, что из тебя выйдет толк!..
   По старой учительской привычке Айк даже взрослых собеседников называл «малышами», и Гарс привык к такому обращению. Тем более что Айк годился Гарсу в отцы. Собственно, он и был ему вторым отцом, поскольку знал его с детства. Когда-то он и Серф, отец Гарса, были закадычными друзьями, но потом что-то изменилось в их отношениях, заставив отдалиться друг от друга. Может, это была женитьба Серфа на матери Гарса — семейная история об этом умалчивала.
   Тем не менее, когда Гарс пошел в школу, Айк как-то по-особому выделял его из числа сверстников. Именно ему Гарс был обязан пристрастием к системелогии и прочим «умным» наукам.
   В последнее время они, правда, виделись редко, хотя жили неподалеку друг от друга.
   Так уж получалось…
   Некоторое время они шли молча, наслаждаясь вечерним покоем.
   Вечера в Очаге были особенно хороши.
   Солнце, висевшее по-прежнему в зените, теперь было налито морковно-красным светом, щедро растекавшимся по земле и деревьям. В кустах перекликались птицы, готовясь к ночлегу. Откуда-то доносился вкусный запах свежеиспеченной сдобы — видно, чья-то хозяйка решила побаловать своих домашних пирогами. На огороде у Кима дымилась куча старой ботвы, и горьковатый запах почему-то навевал воспоминания о детстве…
   — Между прочим, я не сомневался, что ты заступишься за Таха, — нарушил молчание Айк.
   — Почему? — удивился Гарс.
   — Ну, ты же вырос на моих глазах…
   И тут Гарс не выдержал. Он без утайки поведал учителю о тех колебаниях, которые испытал перед тем, как высказаться в защиту Таха. А еще он рассказал и об отважном австралийце Снифе, и о своих планах дальнейшего исследования Горизонта, и о передатчике Друма…
   Он чувствовал, что должен с кем-то поделиться своими проблемами. А кроме Айка, об этом рассказывать было некому. Даже Люмина, спутница жизни, — и та не понимала его переживаний…
   Айк понял. Он всегда понимал Гарса. Даже тогда, когда тот был не прав — с точки зрения других…
   — М-да, — сказал он, выслушав исповедь Гарса. — Я вижу, что ты ненамного изменился с тех пор, как сидел за партой. Ведь и тогда Горизонт интересовал тебя гораздо больше, чем учеба… Что ж, может быть, это и хорошо. Знаешь, малыш, мне пришлось учить почти три поколения жителей Очага. И, как ни прискорбно, многие из них ошибочно считали, что после окончания школы им больше незачем и нечему учиться. Но были и другие. Мне отрадно констатировать, что ты — один из них… Если бы… — тут Айк странно запнулся, но потом быстро произнес: — Если бы мир вокруг был иначе устроен, ты, возможно, далеко пошел бы в жизни…
   — Еще не вечер, учитель, — неожиданно для себя пообещал Гарс. — Возможно, когда-нибудь я действительно уйду… очень далеко…
   Айк улыбнулся.
   — Эта затея стара как мир, — с улыбкой сказал он. — Не думай, что ты — первый. Но ты еще не созрел для нее… И есть одна проблема, котою тебе рано или поздно придется решить. Только тогда ты уйдешь…
   — Какая же?
   — За Горизонт может уйти каждый. Это не так трудно, малыш… Но вернуться обратно не сможет никто. Это многократно проверено, поверь… Видимо, Купол анизотропен. Он не пропускает сквозь себя световые лучи и скорее всего звуки, но не препятствует прохождению материальных тел. Особенно — одушевленных. Так называемых «живых существ»…
   — А радиоволны? — не удержался Гарс. — Радиоволны Горизонт пропускает?
   Айк с сомнением покачал головой.
   — Едва ли, — сказал он. — Мне известны случаи, когда некоторые смельчаки отправлялись за Горизонт, вооружившись различными приборами связи… Впоследствии от них не было получено ни одного сигнала. Горизонт обрезает связь мгновенно, стоит переступить его, малыш.
   — А как же тогда осуществляется сообщение между Оазисами? Каким образом мы можем подключаться ко Всемирной сети и принимать телепередачи из других населенных пунктов?
   — Не знаю, — покачал головой учитель. — Похоже, что это известно только тем, кто создал Горизонт… Но вернемся к нашей теме… — Гарсу даже показалось, что Айк сейчас по учительской привычке скажет «сочинения». Или «урока»… Но учитель лишь сделал паузу. — Ты вот что пойми, малыш: именно тот факт, что уйти за Горизонт можно свободно, а вернуться — нереально, и удерживает людей под Куполами… Это мощный сдерживающий фактор, согласись. Не всякий решится бросить родных и близких, да просто хорошо знакомых людей, с которыми общался всю свою жизнь, и уйти в никуда, зная, что он больше их не увидит… Вообще, на моей памяти в нашем поселке было два человека, которые так же, как ты, рвались за Горизонт… Один из них сам отказался от этой идеи — именно потому, что не смог расстаться с людьми, которые были ему дороги… От удивления Гарс остановился.
   — Правда? И кто же это был?
   — Твой покорный слуга, — признался Айк. — В свое время я испробовал различные способы и провел массу опытов. Я даже пробовал прорыть на довольно большой глубине подземный ход под Горизонтом. Из этой затеи, кстати, ничего не получилось — учти на будущее… Но однажды передо мной встала эта проклятая дилемма: или удовлетворение своего любопытства — или жизнь среди людей, которым я уже тогда хотел быть полезным… Я ведь с детства хотел быть учителем. И тогда я запретил себе думать о Горизонте.
   — Но почему… почему ты мне раньше об этом не говорил, учитель? — спросил потрясенный Гарс.
   — Потому что раньше ты не был так близок к Горизонту, как сейчас, — туманно выразился Айк. — Я же вижу, как ты мучаешься в последнее время. Значит, в твоей душе скоро наступит кризис и тебе придется сделать выбор…
   Они опять замолчали. Обгоняя их, односельчане спешили по домам с собрания. Одни торопились к ужину в семейном кругу, к фильмам и матчам чемпионата мира. Других ждали дела: недовскопанная грядка, недописанная рукопись, незавершенный музыкальный опус…
   Потом мимо Айка и Гарса прошмыгнул Брюм. При этом он сделал судорожное движение, словно хотел о чем-то спросить их, но, видно, потом передумал и заковылял дальше.
   — Бедняга, — посетовал Айк, задумчиво глядя математику вслед. — Такие неординарные способности — и такой печальный результат!.. По-моему, у него уже мозги набекрень встали из-за пристрастия к числам. Ты знаешь, какое душераздирающее открытие в области статистики он на днях сделал? О строгой зависимости смертности от рождаемости!..
   — То есть? — не понял Гарс.
   — Брюм сделал совершенно однозначный вывод, — с иронией сообщил Айк. — Будто бы прирост населения в нашем Очаге чем-то или кем-то ограничен и тайно регулируется. Якобы при превышении предельной численности, которая, по его выкладкам, составляет не то пятьсот двадцать пять, не то пятьсот пятьдесят два человека, на каждого последующего новорожденного будет приходиться один усопший. Иными словами, если на свет появляется ребенок, то кто-то в ближайшее время должен умереть — и, по версии Брюма, это не обязательно будет больной или старик… А два дня назад, если тебе известно, жена гончара Веба родила мальчика. Но пока еще никто не умер… Одним словом, мистика!
   — Я знаю, откуда растут ноги у этой мистики, — сказал Гарс. — У Брюма мать вот уже два года на ладан дышит, даже моя матушка с ее знахарством оказалась бессильна ей помочь… Так что если кому-то и суждено вскоре в поселке умереть — так это ей. Вот Брюму и мерещится невесть что на почве опасений за жизнь матери… Не знаю… Мне его почему-то жаль…
   —Да, всегда жалко, когда могучий, но больной разум рождает иллюзорных чудовищ, да еще и подводит под это теоретическую базу, — согласился старик, останавливаясь.
   Оказалось, что они уже дошли до двухэтажного коттеджа Айка.
   — Ну что ж, — сказал учитель, пожимая на прощание руку Гарса. — Желаю тебе успехов, каким бы ни было твое окончательное решение насчет Горизонта!..
   — Подожди, учитель, — вспомнил Гарс. — Ты говорил, что знал двоих… А кто еще хотел уйти за Горизонт, кроме тебя?
   На лицо Айка словно набежала тень.
   — О, это печальная история, малыш, — сказал он. — Второй исследователь пространства за Горизонтом был более фанатичен, чем я. По своей воле он ни за что бы не отказался от этой идеи… Его вынудили это сделать. Надеюсь, ты не забыл, что идти за Горизонт запрещено нашим Законом. Но ты можешь и не знать, какое наказание за это предусматривается… Если за все прочие нарушения Закона виновного изгоняют за Горизонт, то в данном случае это не имело бы смысла. Именно поэтому для такого преступника, если так можно назвать человека, стремящегося познать мир, существует гораздо более жестокая кара — лишение свободы. Его держат взаперти в подвале, представляющем собой узкий бетонный мешок, до тех пор, пока он не раскается и не откажется от своей идеи-фикс… Именно это и случилось с Пиллисом.
   — Пиллисом?! — не веря своим ушам, вскричал Гарс. — Так это был он?..
   — Да. Он не просто хотел уйти за Горизонт — на это предшественник Прага тоже смотрел сквозь пальцы… Вина Пиллиса заключалась в том, что он подбивал уйти вместе с ним и других. И однажды «подрывная пропаганда», которую он вел среди жителей поселка, надоела хранителю Закона… Пиллис просидел в темном подвале пять лет. Там он почти лишился зрения и приобрел устойчивую клаустрофобию. В итоге он сломался, и его выпустили… Но с тех пор он не может находиться в четырех стенах и поэтому постоянно сидит на скамейке у своего дома… Кстати, это ты тоже должен учесть, Гарс. Никогда не веди с другими разговоры о Горизонте — рано или поздно об этом узнает Праг, а ты же видишь, что он готов использовать любые промахи окружающих, чтобы поднять свой авторитет… Извини, мне пора. Надо еще проверить контрольные работы…
   Айк поднял руку в прощальном жесте и толкнул калитку.
   Гарс двинулся было дальше, но голос его бывшего учителя остановил его:
   — И вот что еще… Когда ты будешь решать ту проблему, о которой мы с тобой говорили сейчас, то постарайся четко уяснить, куда и зачем ты собираешься идти. А исходя из этого, определи: стоит ли то, что ты можешь обрести за Горизонтом, того, что ты потеряешь здесь, или нет?
   Гарс обернулся, но Айка во дворе уже не было.
   «Может, это вовсе не он говорил, — подумал Гарс. — Неужели я начинаю бредить наяву? Этого мне только не хватало!..»
   Он покрутил головой и решительно двинулся домой.
   Пиллис все еще находился на своем дозорном посту.
   Теперь Гарс по-другому смотрел на старика, еще недавно казавшегося ему памятником сидячему образу жизни. Этаким полуодушевленным «лежачим камнем», под который не течет вода перемен…
   «Если бы я раньше знал», — с раскаянием подумал он.
   Он подошел к Пиллису почти вплотную и сказал:
   — Знаешь, Пиллис, учитель Айк все рассказал мне про тебя. Извини, если я тебя обидел утром…
   Пиллис молчал, хотя немигающие глаза его были открыты.
   — Я знаю, — продолжал Гарс, обращаясь к старику, — тебе не дали уйти за Горизонт, хотя ты этого очень хотел. Они сломали тебя, заточив в темницу… Но я обещаю тебе: со мной у них этот фокус не пройдет!
   Пиллис не произнес ни звука.
   Гарс тронул его сухую темную руку и с внезапным ужасом ощутил, что она холодна как лед. Он попытался отыскать на запястье Пиллиса хоть малейший намек на пульс, но его не было.
   Старик был мертв.

Глава 8

   Ночью Гарс проснулся от смутного беспокойства.
   Он прошел в гостиную, открыл настежь окно и уставился на звездное небо, где ярко, как лампа над операционным столом хирурга, горела Луна.
   Потом взгляд Гарса упал на Горизонт. Там происходило что-то странное.
   В некоторых местах на небосклоне что-то вспыхивало и мерцало, и временами Горизонт как бы вздрагивал, словно огромное живое существо. Порой, после очередного загадочного всполоха, на небе изображалось нечто очень большое, похожее на прямоугольник или ромб гигантского размера и бывшее чуть светлее, чем вся остальная полусфера Купола, а потом эта фигура неожиданно описывала пологую дугу, словно кто-то переворачивал огромную чистую страницу в невидимой книге. Но вскоре и отблески туманного зарева на Горизонте, и иллюзии, навеянные ими, исчезли бесследно, и ничего больше Гарс уже не увидел…
   Ежась от ночной свежести и обхватив голые плечи руками, чтобы согреться, он перебрал в голове события прошедшего дня, словно подводя итог какого-то очень важного этапа в своей жизни.
   Учитель Айк был прав. Он, Гарс, был еще не готов к тому, чтобы без оглядки отправиться за Горизонт. Слишком многое связывало его с этими порой забавными, порой нелепыми, порой отвратительными, но в целом хорошими и мирными людьми, среди которых он прожил тридцать три года. Вот если бы они согласились пойти вместе с ним… ну, пусть не обязательно все до единого, но хотя бы те, к кому он до сих пор относился с любовью и уважением… мать, Люмина, учитель Айк, мастер Друм… да даже бывший друг детства Грон!.. — тогда и думать было бы нечего!.. А так, идти Наобум, не зная куда и зачем, было, конечно же, бессмысленно…
   А ведь когда-то ему казалось само собой разумеющимся, зачем нужно идти за Горизонт. Как же иначе?!. Побывать в других городах, иметь возможность познакомиться с новыми, такими интересными людьми, пообщаться с ними напрямую, а не посредством Сети и стереовидения, потрогать шершавый камень известных всему миру памятников и зданий, воочию увидеть знаменитостей, прокатиться на настоящем поезде «подземки» и на настоящем автобусе… Да разве мало привлекательных вещей было в других Оазисах!..
   Но с тех пор Гарс все-таки вырос. Не физически — внутренне… И теперь перспектива побывать в других городах и поселениях уже не грела его. Конечно, не все люди в мегаполисах были плохими и развращенными, и среди них наверняка имелись умные и добрые собеседники… Но, судя по тому, чем была забита Сеть и что передавали по стерео на весь мир, в массе своей они жили точно так же, как односельчане Гарса, не желая вырваться за пределы очерченного дл их беззаботной жизни круга и даже не стремясь узнать, что там находится. Так стоит ли менять одну клетку на другую, даже если в ней больше игрушек и места для суеты?!.
   Сейчас Гарс отчетливо понимал — нет, не стоит…
   Если он когда-нибудь и решится пойти за Горизонт, то лишь для того, чтобы узнать, что же находится за ним, в той зоне, которая отделяет островки человечества друг от друга. И кто додумался рассадить человечество в позолоченные клетки, дав им все, что необходимо для жизни — пищу, свободу творить и трудиться, возможность общаться друг с другом и безбедно существовать на протяжении многих поколений, — но отняв у них одну из самых главных возможностей. Возможность свободно перемещаться по планете и быть хозяевами окружающего мира…
   А самое главное — можно ли это положение как-то исправить или уже поздно?..
   Стоя у раскрытого окна, Гарс перебирал в уме те гипотезы, которые были ему известны в отношении Того-Что-Находится-За-Горизонтом.
   Почему-то почти все они были безнадежными. Будто придумывал их один и тот же закоренелый пессимист.
   По отдельным предположениям, когда-то, в результате столкновения с неким достаточно крупным космическим телом. Земля развалилась на множество кусков-астероидов, образовавших длинный шлейф за Солнцем, однако люди якобы чудом успели спрятаться под куполами мощных силовых полей. Поэтому за Горизонтом не могло быть ничего, кроме вакуума, а значит, выход из-под Купола был бы равносилен самоубийству… Но данная версия не объясняла, почему в Сети не осталось ни малейшего упоминания о катастрофе и почему Купола были проницаемыми.
   Другая гипотеза гласила, что много лет назад Земля подверглась нападению жутких инопланетян. Будто бы эти монстры упрятали людей в своего рода террариумы и теперь пристально наблюдают за ними, а всякого, кто высунется за Горизонт, тут же рвут на части. Хотя, по мнению Гарса, эта сказка годилась лишь для того, чтобы пугать ею непослушных детей, но время от времени эту тему активно эксплуатировали кинорежиссеры и авторы романов-"ужастиков".
   Кое-кто — как правило, обладающий гипертрофированной фантазией — утверждал, будто Оазисы представляют собой этакие резервации, куда суперкомпьютеры и киборги загнали людей, чтобы они-де не мешали гомункулюсам преобразовывать планету в стартовую площадку для последующей экспансии искусственного разума в бесконечные дали Вселенной… Возможно, как чисто теоретическое допущение подобная теория и имела право на существование, но Гарса она тоже не устраивала. Ведь тогда получалось, что предки были настолько непоследовательны, что, создавая роботов и всячески муссируя возможность их «мятежа» (а об этом свидетельствовали многочисленные произведения, сохранившиеся в анналах Сети), своевременно не приняли никаких превентивных мер.
   Некоторые варианты обсасывались чаще и охотнее, чем все прочие.
   Наиболее традиционная попытка объяснения заключалась в том, что очередная Великая Война сделала отдельные участки планеты непригодными для проживания, и тогда человечество отгородилось от них Куполами, возведенными над уцелевшими населенными пунктами. Отсюда вытекало, что за куполом все пронизано радиацией и прочими смертоносными излучениями, мгновенно убивающими любое живое существо. Впрочем, отдельные исследователи полагали, что Оазисы могут находиться глубоко под землей или даже где-нибудь на другой планете, а назначение Куполов состоит в том, чтобы обеспечить привычную для людей среду обитания… Слабым местом данной гипотезы опять же была полная необъяснимость целого ряда фактов. Например, каким образом в условиях тотальной войны человечеству удалось сохранить всю систему планетарной связи, включая Сеть, в целости и сохранности. Или почему разработчики и исполнители сего грандиозного проекта не оставили после себя ни единого чертежа, ни единой схемы и даже ни Аиного разумного объяснения происходящего? Может быть, они не хотели, чтобы последующие поколения землян повторили их трагические ошибки, а посему обрекли их на вечное заточение? В это Гарсу как-то не верилось…