Ильин Владимир. Профилактика

   Ну и что мне делать? А что еще остается, кроме как сесть с ним в машину? Не знаю, как у него обстоит с документами, но он вполне мог состряпать доверенность от имени того, кому еще вчера принадлежал «Фольксваген» и кого он убил в этом мире вместо меня. И если я обращусь в милицию или к инспектору ГАИ, то, возможно, мне удастся доказать, что этот тип развлекается охотой на одиноких водителей. Но это будет не сразу и вряд ли тебя это удовлетворит.
   Вспомни, как он убивал тебя вчера.
   — Ну так ты едешь или как? — осведомился он через гостеприимно распахнутую дверцу.
   — Еду, еду, — откликнулся я и сел в машину.
   В этот раз он не рассказывал анекдоты, только время от времени косился на меня исподлобья. Мы вырулили из двора в переулок, выбрались на широкий проспект, забитый потоком машин, и он выбрал средний ряд. Ехал он аккуратно, с тщательным соблюдением скоростного режима и прочих правил движения.
   Понятно почему. Не очень-то захочется общаться с сотрудниками службы безопасности движения, если накануне угнал машину, и не просто угнал, а предварительно зверски расправился с ее владельцем. Наверное, кто-то и в этой реальности попался ему вчера вместо меня. А труп он наверняка зарыл или утопил в речушке, чтобы его жертву не сразу нашли...
   — А что там, на Силикатной, находится? — вдруг осведомился он, не отрывая взгляда от дороги.
   — Да ничего особенного, — пожал плечами я. — Промзона, гаражи...
   — А ты на кой туда едешь?
   — Машину у меня вчера угнали, — не без злорадства сообщил я. — Говорят, ее вчера там видели.
   Он покрутил головой:
   — И хорошая машина была?
   — Ага, — невинным голосом подтвердил я. — Синий «Фольксваген». Точь-в-точь такой же, как у вас...
   Он заметно напрягся.
   — И вообще, — продолжал я, — в последнее время в городе прямо какой-то маньяк действует. Угоняет исключительно «Фольксвагены» и исключительно синего цвета. А водителей убивает... Кстати, а вы не боитесь, что этот негодяй возьмет и вас на заметку?
   — А чего мне бояться? — нахмурился он. — Слухи все это! Никакой угонщик на такой дряхлый драндулет не клюнет. Слышишь, как клапана стучат?
   — Ну, это ерунда, — отозвался я. — Клапана отрегулировать можно. Зато — немецкая сборка. Такая машина ещё два десятка лет проходит...
   — Что верно, то верно, — согласился он.
   Мы свернули с проспекта на Кольцо, и я заметил, как мой спутник словно мимоходом потрогал свой правый карман.
   Скорее всего у него там нож. Своими намеками я, наверное, уже насторожил его, и на Силикатной улице он изберет испытанную схему: объезд «короткой дорогой» по пустырям, а я, конечно же, не буду возражать. Даже днем в том месте наверняка не будет лишних свидетелей, и, видимо, он рассчитывает воткнуть мне нож под ребро, чтобы потом сбросить мой труп в реку. Или засунуть в багажник и вывезти подальше за город, где меня можно будет закопать или сжечь в костре.
   Только он не предполагает, что я уже знаю все эти штучки-дрючки. Вчера, едва проснувшись в этой машине, я полазил бардачок и карманы в дверцах и знаю, что рядом со мной в дверце лежит хороший увесистый гаечный ключ на сорок. Ну-ка, где он?.. Ага, как и следовало ожидать, лежит на своем месте, прикрытый промасленной тряпкой.
   И я уже видел мысленно, как это будет.
   Когда машина будет ехать по пустырю, я постараюсь опередить бандита и первым ударю его по башке этим ключом, завернутым в тряпку. Не очень сильно, чтобы он потерял сознание. Потом я остановлю машину, вытащу его на траву и буду бить точно так же, как накануне он избивал меня... или другого бедолагу, не суть важно. Я просто убью его так, чтобы этот зверь испытал на себе, какую боль чувствуют его жертвы перед смертью.
   Собственно, это можно сделать и не дожидаясь, пока мы приедем на пустырь. Вот остановится он перед светофором на красный свет — и проломи ему череп парой сильных ударов. В этом случае поизмываться над ним уже не придется, но зато нападение окажется для него неожиданным. Он же не знает, что тебя не пугает ни арест, ни расстрел на месте.
   Вот только до конца ли ты уверен, что рядом с тобой — преступник? Его реакция на твои высказывания может означать что-нибудь другое. Или тебе, зачарованному столькими совпадениями, в его поведении уже все начинает казаться подозрительным...
   Я протянул руку и открыл бардачок.
   В ту же секунду узкоглазый резко захлопнул его и гневно ощерился на меня:
   — Не лазь по чужой машине! Тебя что, в школе вежливости не научили?
   — Извините, — смиренно сказал я. — Я просто хотел посмотреть, есть там у вас подсветка или нет...
   — Спрашивать надо, а не руки распускать! — проворчал он.
   — А вы очень аккуратно ездите, — перевел я разговор на другую тему. — Где ж тогда крыло царапнули?
   — Да это еще до меня царапнули, — махнул рукой он. — Прежний владелец. А у меня все руки не доходят ее заделать.
   Ну да, как же — «до меня»! Царапина свежайшая, так что не надо меня дурить, дядя.
   — Может, познакомимся? — предложил я. — Меня зовут Алик. А вас?
   Он неуютно поерзал на сиденье и чересчур резко вильнул рулем, объезжая канализационный люк на проезжей части.
   — А тебе не все ли равно? — грубовато сказал он наконец. — Или ты собрался до конца жизни эксплуатировать меня в качестве личного шофера?
   — Конечно, нет. Ладно, не хотите — как хотите... По доверенности ездите?
   Он бросил на меня откровенно-злобный взгляд.
   — Слушай, парень, а тебе не кажется, что ты задаешь слишком много вопросов?
   — Почему бы и нет? — пожал плечами я. — Профессия такая..
   Он аж съежился весь от моих слов.
   — Какая?
   — Служебная тайна, — подмигнул я.
   — Понял, — отрывисто сказал он и замолчал.
   Я нарочно отвернулся в окно, давая ему возможность бросать на меня исподтишка короткие оценивающие взгляды.
   Теперь я был уверен, что не ошибся в своих выводах. Рука моя нащупала скользкую холодную ручку ключа в дверце.
   Вот сейчас, на том перекрестке, где светофор переключается с желтого на красный... Машин там не очень много, так что вряд ли кто-то из водителей успеет выскочить и помешать мне расправиться с ним.
   Так. И встали мы очень удобно, между двумя грузовиками-фургонами, этакий укромный уголок. Можно даже, прикончив его, спокойно удалиться во дворы.
   Он затормозил и застыл, как статуя, вцепившись в руль обеими руками так, что костяшки пальцев стали иссиня-белыми. По лбу его полз ручеек пота, хотя в машине было не жарко.
   Я прикрыл глаза.
   Мне надо было сейчас вспомнить, как он пинал меня вчера своими тяжелыми башмаками, как по-мясницки хекал при каждом ударе, ломающем мои кости, как сладострастно постанывал, когда затягивал на моей шее удавку.
   Но в голову лезло почему-то совсем другое.
   Вот он, момент истины, думал я, стиснув зубы от ненависти и отвращения к себе. Если Круговерть была задумана как средство твоего перевоспитания, то лучше проверки на гуманизм придумать нельзя. Видимо, именно сейчас в приступе благородного снисхождения я должен простить этого мерзавца и отпустить на все четыре стороны. Те, кто организовал чудо, все правильно рассчитали. Они знали, что я не смогу убить этого мерзавца.
   — Поехали, — сказал я чужим голосом, когда грузовики справа и слева от нас тронулись, а он замешкался, потому что глядел в зеркало заднего вида — наверное, проверял, нет ли за нами слежки.
   Мотор «Фольксвагена» взвыл, и мы понеслись, обгоняя попутные машины. Краем глаза я следил за спидометром.
   60... 80... 90...
   Пожалуй, достаточно. Жаль, что я могу не увидеть, чем это все закончится.
   Сбоку промелькнул указатель поворота с надписью «Улица Силикатная».
   Впереди, у обочины дороги, стоял белый «Форд» с «мигалкой» на крыше и синей надписью на дверцах: «Инспекция дорожного движения». Инспектор стоял спиной к нам, поглощенный проверкой документов у водителя красных «Жигулей».
   Упершись ногами в дверцу, я вцепился в руль и резко рванул его на себя, вправо.
   Человек за рулем что-то завопил и ударил по тормозам, но было уже поздно.
   С хрустом железа и стекла наша машина ракетой ударила в «Форд», и сильнейший удар бросил меня головой в лобовое стекло.

Глава 18

   — Здорово, цирюльник, — сказал смутно знакомый мужской голос в трубке «мобильника».
   — Здорово, — в тон говорящему ответил я.
   — Есть работа, — лаконично сообщил голос.
   Ну, наконец-то, подумал я. С утра парюсь над вопросом, чем я в этом мире занимаюсь, и до сих пор ответа не получил.
   Мало того, что сегодня проснулся я в гостинице, причем не в каком-нибудь «Национале», а в двухзвездочном «Золотом колосе», так еще и оказалось, что зовут меня тут Стрельников Виктор Михайлович, в графе «Профессия» регистрационной анкеты указано «самодеятельное творчество», в паспорте год рождения — не мой, а вместо штампа с адресом постоянного жительства подклеен листок о временной регистрации по наверняка не существующему адресу, потому что не представляю я, что где-то в Валдайской (??) области может иметься село под названием Черт-на-Куличках.
   Вещи у меня оказались тоже какими-то анонимными. Стандартный набор одинокого мужика — не то командированного, не то выгнанного из дома стервой-женой. По барахлу мне удалось определить лишь то, что я люблю носить солнцезащитные очки и бриться опасной бритвой: очков разных форм и типов в моем чемоданчике оказалось с десяток, а бритв — аж четыре штуки.
   Был еще мобильник, и я потратил полчаса на его изучение, но ни один из номеров (тоже первый раз с ними сталкиваюсь), зафиксированных в его памяти, почему-то не отвечал.
   Пришлось пойти шляться по городу. К счастью, деньги у гражданина Стрельникова имелись — правда, почему-то долларами, тощая пачечка сотенных купюр, перетянутая аптечной резинкой.
   Этот звонок меня достал, когда я сидел в одном кафе на Тверской, беззаботно потягивая холодное пиво и разглядывая осенний пейзаж за окном.
   — Какая работа? — спросил я.
   — Как всегда, — откликнулся голос. — Инструмент надеюсь, с тобой?
   — Смотря что ты имеешь в виду, — осторожно сказал я.
   — Ладно, это твои проблемы, — заявил голос. — В конце концов, купишь в любой галантерее... Короче, так. Есть один человечек, которого надо побрить. Работа не сложная, но оплата — по высшему тарифу. Сделаешь?
   Так вот для чего мне нужны бритвы, подумал я. Хм, вот уж не думал, что в наше время существует такая профессия, как парикмахер по вызову. К тому же, никогда я не брил других, тем более — опасными бритвами.
   — Нет-нет, я — пас, — мирно сказал я.
   — Чего-о? — протянули в трубке. — Ты что, решил завязать, что ли?
   — Типа того, — решил уйти я от прямого ответа. — По крайней мере, сегодня. Ты мне лучше завтра перезвони, ладно? Завтра я побрею тебе хоть кактус. А сегодня — извини, не могу...
   — Да че ты мне пургу гонишь? — взбеленился мой невидимый собеседник. — Ты че, не въезжаешь? Человечка надо побрить сегодня, а не завтра, потому что завтра его уже будет поздно брить. Завтра меня самого могут побрить! В морге!..
   Стоп-стоп-стоп, сказал я себе. Что-то не похоже это на вызов брадобрея на дом. Да от такого разговора криминалом попахивает! Наверняка Цирюльник — не профессия, а кличка. Тогда, значит, бритву я должен пустить в ход, чтобы лишить человека не растительности на лице, а лица как такового. Вместе с головой...
   Ну вот, докатился я и до киллерства. Странная реакция Круговерти на мои намерения творить добро, занимать активную общественную позицию и всякие уси-пуси.
   — Кстати, ты тоже в этом замазан, — продолжал голос в трубке, и лишь теперь я понял, кому он принадлежал. Бизнесмен Вовик по кличке Стрекозыч — вот кто это был. Тот самый, который застал меня в спальне своей любвеобильной жены и расстрелял в упор. А здесь я, выходит, выполняю его «особые поручения». — Человечек слишком много знает о нас с тобой, и если мной займутся менты, то они и тебя из-под земли достанут... Поэтому пораскинь мозгами, Цирюльник: работать тебе сегодня все-таки придётся. И не вздумай ложиться на дно: ты же знаешь, я тебя везде найду, не хуже ментов.
   В конце концов, подумал я, почему бы и нет? Наверняка «побрить» надо кого-нибудь из таких же «авторитетов», как Вовик. Разве это не праведная миссия — очищать землю от всякой скверны? Разумеется, не с помощью бритвы — это я вряд ли смогу. Что-то другое придется придумать, чтоб рук не замарать...
   — Ладно, Вовик, — сказал я. — Считай, что ты меня убедил. Где встретимся?
   — А на хрена? — удивился Стрекозыч. — Лишний раз засветить меня хочешь, что ли? Я тебе сейчас перегоню по мобильнику фотку человечка, и эсэмэску с наводкой. А дальше — работай. Как дело сделаешь — звякни, только не мне, а, скажем, Тихушнику. Он же тебе гонорар передаст. Заметано?
   — Заметано, — уныло сказал я. — А...
   — А за Вовика еще ответишь! — перебил меня голос. — Обурел вконец, коз-зел!
   И ухо мое принялись буравить короткие гудки.
   Фотка и SMS-сообщение пришли через несколько минут. Я запустил просмотр фотографии на экранчике мобильника — и чуть не свалился со стула.
   И памяти тут же всплыло: «Ну, до послезавтра!» — «А что будет послезавтра?» — «Как — что? Очередной рейс!»...
   Вот и свела нас опять с тобой Круговерть, прелестная стюардессочка по имени Люда. Только не для совместного полёта в составе экипажа пассажирского авиалайнера, а для того, чтобы я тебя убил, потому что в этом мире ты оказалась на пути у бандитов в лице Вовика. И теперь, судя по твоим координатам, ты не разносишь прохладительные напитки пассажирам, а имеешь какое-то отношение к инспекции по налогам, пошлинам и сборам. Потому что именно там я должен тебя подкараулить сегодня вечером, проводить до дома и чикнуть по твоему точеному горлышку лезвием бритвы — к сожалению, совсем не оккамовской...
   И не знаю, как насчет «бритья», а встретиться с тобой мне придется. Иначе завтра к тебе придет какой-нибудь другой «парикмахер», который не только ни разу не летал с тобой в одном самолете, но и в глаза тебя раньше никогда не видел.

* * *

   Она вышла из инспекции, когда я уже изрядно продрог от ветра с дождем и искурил почти весь свой запас сигарет.
   Она была в черном кожаном плащике до колен, в строгих черных брюках, с другой прической — и, в принципе, с другим лицом. От той Людочки, которая подвозила меня когда-то на своей машине, осталась лишь слабая, бледная тень. Эта Люда ступала уверенно, держала голову высоко и смотрела на мир так, будто ей все были что-то должны.
   Я пошел ей навстречу, опасаясь, что у нее есть и тут своя машина, и тогда я ее упущу. Если бы она меня узнала (хотя внутренне я понимал, что на это глупо надеяться), то проблема отчасти решилась бы сама собой. Однако она уделила мне не больше внимания, чем лужам, в которые старалась не ступать своими черными ботиночками — кажется, они называются у женщин ботильонами? — и я, оставшись у нее за спиной, зачем-то закурил от волнения ещё раз, хотя в горле уже першило от никотина, и пошел за ней.
   К моему облегчению, она направилась не к машинам на стоянке, а в сторону метро.
   Пока я ждал ее, у меня в голове крутилось множество вариантов сближения — от самых дурацких, предполагавших создание видимости ухаживания за красивой незнакомкой, до натужных попыток как-то объяснить необходимость нашего разговора. Однако сейчас все они вылетели из моей головы, и я просто плелся за Людой по пятам, тупо разглядывая ее ботильоны.
   Она была явно не из тех представительниц прекрасного пола, которые ждут не дождутся, когда с ними на улице познакомится потенциальный жених. К тому же, здесь у нее вполне могла быть полноценная семья с мужем и детьми.
   Случай представился мне уже в вестибюле метро. Кассир отвергла пятисотрублевую купюру Люды со словами: «У меня нет сдачи, девушка!»
   — Что значит — у вас нет сдачи? — с возмущением спросила Люда (я буквально дышал ей в затылок). — Меня это абсолютно не интересует! Вот вам деньги, и будьте добры со мной рассчитаться!
   — Очень умная, что ли? — сказала старуха-кассирша из-за мутного стекла. — Ты бы еще с тысячей пришла! У меня таких, как ты, знаешь, сколько за день проходит? И всем подавай сдачу! А где я вам возьму мелкие деньги — рожу, что ли?
   Побледнев, Люда открыла рот, чтобы излить на обидчицу праведный гнев, и в этот момент я тронул ее за локоть.
   — Я вам разменяю, — предложил я. — Как вам лучше — по сотне или пятидесятками?
   Хорошо, что еще днем я поменял свои «баксы» на рубли и умудрился их не потратить.
   Люда сердито покосилась на меня, хотела сказать что-то резкое, но потом пожала плечами:
   — Ну, хорошо, давайте... Только это все равно безобразие! Они обязаны иметь любые деньги! А я не обязана бежать куда-то менять...
   — Все мы никому ничего не обязаны, — искренне сказал я.
   — Спасибо, — буркнула она, отворачиваясь к окошку кассы и, видимо, считая наше общение исчерпанным.
   Однако теперь-то я имел полное право обращаться к ней.
   И сделал это, когда ступил вслед за Людой на дорожку эскалатора.
   — Кстати, — сказал я, еще не зная, что я скажу дальше (анекдот? историю из своей жизни? спросить, как ее зовут? что может быть в этой ситуации кстати?), — кстати, у вас сзади спина чем-то испачкана. Позвольте?
   И, не дожидаясь ответа Люды, принялся усиленно «оттирать» несуществующее пятно на лоснящейся коже ее плаща.
   — Вы такой внимательный, — усмехнулась она, оглянувшись на меня снизу вверх. В ее устах это звучало как если бы она обозвала меня наркоманом. — Вы со всеми такой внимательный или я вас интересую как предмет сексуальных домогательств?
   Да, характер в этом круге «карусели» у нее был — не сахар. Этакая стервочка, твердо знающая, что все бабы — шлюхи, а все мужики — сволочи.
   — Да нет, — пожал плечами я. — Вы меня вовсе не интересуете, гражданка. Во всяком случае — как женщина.
   — А-а, — сказала Люда. — Понятно. Что — проблемы с налогами?
   — Никаких проблем у меня нет. Это, простите, у вас — проблемы. И очень неприятные.
   — То есть? — нахмурилась она. — Вы вообще — кто?
   Я вздохнул.
   — Вы же мне все равно не поверите вот так, сразу... Может быть, присядем на перроне на скамеечку? А то на эскалаторе не удобно вести серьезные разговоры...
   — Еще чего! Не собираюсь я с вами рассиживаться на скамейках. Мне домой надо, понятно?
   — Люда, не надо со мной так...
   — Откуда вы знаете, как меня зовут?
   — Именно это я и хочу вам рассказать, а вы ерепенитесь.
   Эскалатор закончился, и мы сошли на перрон станции.
   — Ну, хорошо, — явно колеблясь, сказала Люда. — Только садиться не будем, свободных мест на скамейках все равно нет... Давайте просто отойдем в сторону. — И она прислонилась плечом к мраморной колонне. — Я вас слушаю. И не забудьте представиться для начала.
   — Вообще-то меня зовут Альмакор, — сказал я, — а фамилия — Ардалин. Но паспорт у меня на имя Виктора Стрельникова. Скорее всего, он поддельный. Вы можете, конечно, позвать милицию, но лучше вам этого не делать. Дело в том, что я — киллер.
   — Кто-кто? — подняла брови она.
   — Наемный убийца, — спокойно пояснил я. — И получил от одного человека задание убрать вас.
   К чести бывшей стюардессы, она не испугалась — может быть, просто не поверила мне. Только подняла брови:
   — И что?
   — Не пугайтесь, я вовсе не собираюсь душить вас или стрелять сквозь карман из пистолета с глушителем.
   — Серьезно?
   — Серьезнее не бывает. Знаете, у меня кличка — Цирюльник. Потому что обычно я пользуюсь для... для выполнения заказов опасной бритвой.
   — Господи, — сказала она. — Какой ужас! Вот что — если вы не шутите, то я... то вы...
   — Да, вот такой я подонок, — предупредил ее дальнейшие излияния я. — Но дело сейчас не во мне. Если сегодня у тех, кто хочет убрать вас, ничего не выйдет, то завтра они вместо меня пришлют кого-нибудь другого. Даже если вы обратитесь за помощью в милицию, они найдут способ убить вас. Поэтому на вашем месте я бы уехал куда-нибудь подальше на некоторое время и никому не говорил бы о своем местонахождении.
   — А кто это — «они»? — недоверчиво осведомилась Люда.
   — Понимаете, я точно не знаю, — опустил голову я. — Заказчик общается со мной только по телефону. Единственное, что я о нем знаю — его зовут Вовик... Владимир, наверное. И у него странное прозвище среди... среди своих: Стрекозыч. Может быть, это вам что-нибудь скажет, но мне это ничего не говорит...
   — Стрекозыч? — задумчиво повторила Люда. — Стрекозкин, что ли? Вроде бы я припоминаю... Только его вовсе не Владимиром зовут, а Георгием...
   — Кто он?
   — Да так, — отмахнулась она. — Вечно к нашим девчонкам с цветами и конфетами подкатывает... Представляется генеральным директором какого-то банка, а сам боится больше ста рублей на подарки потратить...
   — Если ему за пятьдесят и у него волосы ежиком, то это точно он, — сказал я.
   Люда поежилась, словно от холода.
   — А почему вы решили мне признаться? — посмотрела она мне прямо в глаза. — Совесть взыграла? Или думаете, что я вам заплачу больше, чем пообещал этот самый Стрекозкин? Если так, то напрасно — я взяток не беру. И на панели по вечерам не работаю, так что денег у меня нет...
   Ну что ей на это сказать, что?!
   — Я узнал вас, — в отчаянии сказал я. — Понимаете, Люда, мы с вами раньше были знакомы, только вы об этом не знаете...
   — Да-а-а? — делано удивилась она. — Это каким же образом состоялось наше знакомство? Вы, наверное, сидели в тюрьме, а я с вами переписывалась, как делают некоторые дурочки, да? И фотографию свою вам присылала, верно? Ну, давайте, давайте, вешайте мне на уши свою романтическую лапшу!..
   — Нет, в тюрьме я никогда не сидел. По крайней мере — пока... А знаю я вас, Люда, по прошлой жизни. Вы верите в перевоплощения людей после смерти?
   — Нет, — с отвращением сказала она. — Только идиоты верят в такую чушь.
   — Тем не менее, это правда. Нет-нет, я не сумасшедший, как вы можете подумать. Просто именно это со мной и случилось. Я вспомнил сегодня... гм... во сне, что со мной было в прошлой жизни. И в этих воспоминаниях были вы. Вот и все. В принципе, это не имеет особого значения. Главное — что вы на прицеле у мафии. Так что будьте осторожны...
   И я повернулся, чтобы уйти и никогда больше не видеть перед собой этих зеленоватых, чересчур аккуратно подведенных тушью глаз, в которых переливались какие-то непонятные искорки.
   — Постойте! — вдруг крикнула мне вслед она. — А почему вы... почему ты не хочешь мне рассказать?.. Ну, о том, какой я была тогда... в прошлой жизни?

Глава 19

   Спать хотелось невыносимо, и надо было бы встать, умыться, выпить еще одну большую кружку крепкого кофе, покурить на улице, ежась от предрассветной сырости, но я боялся пошевелиться, чтобы не разбудить Люду.
   Она спала, прижавшись щекой к моей груди доверчиво и так привычно, будто мы с ней спали так всегда — а ведь это была только вторая наша ночь. Ее пушистые волосы щекотали мне нос, и, помимо борьбы со сном, мне еще приходилось сдерживаться, чтобы не чихнуть.
   В домике стояла кромешная тьма, и рассвет все никак не наступал. А в темноте бороться со сном труднее, чем при свете дня.
   У меня все больше возникал соблазн проверить, не прекратилась ли Круговерть. Однако страшно было рискнуть. Хотя, рано или поздно, это придется сделать. Я не сплю уже третьи сутки и, возможно, с помощью кофе и прочих стимуляторов продержусь еще день — но потом усталость наверняка возьмет свое.
   Но сейчас мне больше всего на свете не хотелось бы покинуть этот мир. Потому что впервые в своих многочисленных жизнях я был счастлив. И с гордостью думал, что заслужил свое счастье.
   Я спас эту девушку от смерти, а самого себя — от дальнейших преступлений. Я не знал, сколько убийств я совершил в этом варианте своей судьбы, но теперь киллер по кличке Цирюльник прекратил свое существование. Я выбросил мобильник еще в городе, а все вещи оставил в гостинице. Я воспользовался лишь, и то вынужденно, теми деньгами, которые при мне оказались.
   Бодрствуя прошлой ночью, я пытался прийти к выводу, есть ли у меня здесь возможность начать новую жизнь — не применительно к Круговерти, а в том значении, какое люди обычно вкладывают в это выражение. Когда Стрекозыч и его подручные поймут, что я не выполнил их заказ и сбежал, да не один, а вместе с «объектом», они наверняка приложат все усилия, чтобы разыскать и убить нас. В крайнем случае, они могут «сдать» меня милиции, и тогда мне либо придется уйти в бега, либо сдаться и уповать на смягчающие обстоятельства, чтобы не дали слишком большой срок.
   Но не это сейчас было главное. Для начала нужно было как-то закрепиться в этом мире, не выбыть из него в следующий вариант. Только как это сделать, как? Ведь раньше от меня ничего не зависело...
   В тот вечер, когда я все рассказал Люде, мы с ней решили уехать и отсидеться где-нибудь в глуши хотя бы месяц. Семьей, к счастью, она еще не обзавелась. У нее были только родители. По моему совету она не стала их предупреждать о своем отъезде. Только позвонила домой своему начальнику и взяла отпуск без оплаты, сославшись на экстренные семейные обстоятельства. Начальник упирался, потому что как раз в это время в инспекции был очередной «завал», посетители шли толпами, а напарница Люды вот-вот должна была уйти в декрет. Люде пришлось рассказать ему все про Стрекозыча и заодно попросить обратиться в соответствующие органы.
   Можно было бы просто уехать куда глаза глядят и жить в гостинице, но это было рискованно — у такого мафиозника, как Стрекозыч, всюду могли иметься свои люди, и, кроме того, в гостинице, надо было бы предъявлять документы.