Ильин Владимир. Профилактика

   Он вдруг замолчал и ткнул пальцем в последнюю цифру.
   И тогда я выстрелил.
   Но не в него, а в аппарат.
   Пуля разнесла пластмассовый корпус вдребезги, и осколки ударились в стену, брызнув из-под руки Антона. Он побледнел, но умудрился не вздрогнуть.
   — Браво, — нетвердым голосом произнес он. — Из тебя вышел бы отличный стрелок, Альмакор. Хорошо, что у меня этот телефон — не единственный.
   И достал из кармана коробочку сотового.
   И опять принялся нажимать кнопки вызова.
   Ну что мне с ним делать?
   Ранить в ногу или в руку, отобрать телефон, а потом привязать этого вшивого героя к креслу с кляпом в горле и уйти, надеясь, что он помрет здесь либо от потери крови, либо от истощения?
   Ну, вот, сказал я себе. И ты докатился до садистских наклонностей. И не надо оправдывать себя тем, что, мол, с кем поведешься — от того и наберешься...
   А потом я разозлился.
   На этого фанатика, вознамерившегося во что бы то ни стало перестроить всю Вселенную. На себя, запутавшегося в моральных предрассудках и готового ради своих дурацких принципов выстрелить в безоружного. И на весь мир, который устроен так, что ради победы добра надо обязательно сотворить какую-нибудь пакость.
   Я убрал пистолет обратно за пояс и сказал Антону:
   — Ладно, гнусный шантажист, твоя взяла. Уголовщина на сегодня отменяется. Дай-ка мне мобильник, я сам поговорю с шефом.

Глава 19

   Голос у Ивлиева был хриплым — видимо, звонок вырвал моего шефа из крепкого сна.
   — Ардалин, — сказал он, когда до него дошло, кто звонит, — я тебе завтра яйца с корнем выдеру за такие штучки! Тебе что, рабочего дня не хватило пообщаться с начальником?
   — Извините, Петр Леонидович, — сказал я. — Просто дело очень срочное, и я подумал, что...
   — Короче, мыслитель хренов! — раздраженно перебил меня Ивлиев.
   — Короче, я нашел его.
   — Кого? — не понял Ивлиев.
   — Того, кого вы ищете вот уже двадцать с лишним лет. Омнипотента. Всемогущего. Человека, который может сделать мир прежним.
   Антон, стоявший рядом со мной, на мгновение удивленно вздернул брови и открыл рот, чтобы что-то сказать, но, дотронувшись до меня, расслабился.
   Он узнал, что я задумал. И если ничего не сказал против, значит, все будет хорошо.
   Несколько секунд в трубке царило молчание, потом мой шеф необычно тихим голосом осведомился:
   — Ты уверен?
   — Абсолютно.
   — Ну и где ты его выкопал? — обыденно спросил Ивлиев.
   — Места надо знать, — усмехнулся я.
   — Слушай, не сношай мне мозги! — взорвался он. — Если нашел — молодец! Хотя лично я думаю, что это такой же засранец, как тот пацан из Ржева! В любом случае, тащи его немедленно в Контору за шкирку — и все дела! Сдашь оперативному дежурному, а завтра разберемся...
   — Не могу, Петр Леонидович, — возразил я. — Знаете старый анекдот, как мужик медведя поймал? А тут не медведь, а Всемогущий! И он на вашу... то есть, на нашу Контору плевать хотел с высокой колокольни! Никуда он ехать не собирается, и разговаривать на эту тему с ним бессмысленно...
   — Ты где сейчас? — спросил Ивлиев. — Он рядом с тобой?
   — Почти, — нарочно туманно сказал я.
   — Но ты знаешь его данные? Имя, фамилию, адрес?
   — Знаю. Пока.
   — Что значит — пока? — заорал Ивлиев. — Что ты мне крутишь морковкой перед носом? Ты можешь нормально доложить, что там у тебя за чрезвычайная ситуация?
   — Могу, — спокойно сказал я. — Значит, ситуация такая. Имеется человек, который обладает суперспособностью творить чудеса. Именно он в свое время вычеркнул смерть из списка атрибутов нашего мира. И только он может вернуть ее человечеству. Но у него есть два условия. Никто не должен знать про его дар. В том числе и особенно — сотрудники и руководство Профилактики. Это первое. А во-вторых, он требует, чтобы вы немедленно передали ему через меня Ярослава Лабыкина. После этого он сотрет у меня все воспоминания о нем и отпустит восвояси. Но пока омнипотент не получит Лабыкина, он будет удерживать меня в качестве своего заложника. Вот и все. Профилакт Ардалин доклад закончил.
   — А на хрена ему понадобился Лабыкин? — с подозрением поинтересовался шеф.
   — Откуда я знаю? Может, он с ним сожительствует...
   — Блин, и тут эти «голубые»! — посетовал горестно Ивлиев. — Ну и что ты предлагаешь?
   — По-моему, если мы отдадим ему Ярослава, то ничего не потеряем, — осторожно сказал я. — Все равно от Лабыкина особого толка нет. Причем желательно не тянуть кота за хвост. Завтра Всемогущий передумает и пошлет нас всех подальше...
   Ивлиев долго молчал.
   Вот что значит — человек со сна. Моему шефу и в голову не пришло возмутиться тем, что человек, которому, по идее, должна быть подвластна вся Вселенная, не может сам вызволить Лабыкина из застенков Профилактики.
   — Ладно, черт с ним! — наконец сказал Ивлиев. — Посмотрим, чем эта хренотень кончится. Ты хоть проверил этого типа на вшивость? А то, может, какой-то гомосек наплел тебе три короба туфты, а ты и уши развесил?
   — Обижаете, Петр Леонидович, — сказал я. — Это самый настоящий омнипотент, ошибка исключена. И чудеса у него настоящие, не какая-нибудь лажа в виде цирковых фокусов.
   — Тогда пусть че-нить сотворит, чтоб я тоже поверил, — вдруг жестко сказал Ивлиев.
   Я растерянно оглянулся на Антона. Тот, полуприкрыв глаза, словно всматривался в глубь себя. Потом шепнул мне: «Скажи, пусть подождет».
   — Минутку, Петр Леонидович, — сказал я в трубку и нажал кнопку отключения микрофона.
   — Говори, — обратился я к Антону, — сейчас он нас не слышит.
   — Твой босс вышел из спальни на кухню, чтобы не разбудить супругу, — сказал Антон. — Сейчас сидит в одних трусах за столом и смотрит в окно, из которого открывается вид на проспект. Движения по проспекту почти нет. Однако через две минуты на перекрестке забарахлит светофор, и черный «Мерседес» воткнется в бок желтым «Жигулям». Используй это, а я буду давать отсчет времени...
   — Значит, так, Петр Леонидович, — сказал я в трубку, отпустив кнопку блокировки микрофона. — Сейчас Господь Бог устроит вам показательную аварию на перекрестке, который виден из окна вашей кухни. Черная иномарка столкнется с желтыми «Жигулями». Вы готовы наблюдать?
   — Ну, готов, готов, — проворчал Ивлиев. — Только там сейчас ни одной машины нет — родит он их, что ли? Но ты ему это не говори, — спохватился он.
   Антон дважды резко сжал и разжал пальцы обеих рук.
   Значит, осталось двадцать секунд.
   — Та-ак, — сказал я. — Внимание... Приготовиться... Старт!
   Несколько секунд в трубке было слышно только сопение Ивлиева. Потом он воскликнул:
   — Ох, черт! Ну и замочились, голубчики!
   — Теперь верите? — спросил я.
   — Что-то у меня все равно возникают смутные сомнения, — задумчиво произнес Ивлиев: — Разве ж это чудо — устроить ДТП? Откуда я знаю — может, он заранее подговорил своих дружков?
   — И светофор из строя вывел, да? — укоризненно сказал я. — Петр Леонидович, не заставляйте Всемогущего сердиться. А то он сгоряча может такого натворить — всей планетой потом не расхлебаем!..
   — Когда он хочет получить своего зассанца? — после паузы спросил Ивлиев.
   — До рассвета.
   — ...бнулся он, что ли? Сейчас уже три часа ночи! Или он думает, что я со сверхзвуковой скоростью летаю?
   — А при чем здесь вы? — удивился я. — Вам достаточно позвонить в нашу Лабораторию и распорядиться, чтобы Ярослава выпустили за ворота, когда я подъеду. А уж я постараюсь успеть до рассвета...
   — Не нравится мне все это, — заколебался мой шеф.
   — Верьте мне, Петр Леонидович, — сказал я. — Я сделаю все, как надо. И тогда уже завтра сбудется то, о чем мы все мечтали.
   — Как бы другое не сбылось: за что боролись, на то и напоролись, — загадочно проронил Ивлиев. — Ладно. Скажи этому своему импотенту, что мы согласны пойти ему навстречу. Но пусть он сделает свое дело не после того, как получит Лабыкина, а в тот момент, когда этот хренов уникум выйдет из Лаборатории. Скажи, что это — наше встречное условие.
   — Секунду, — сказал я.
   Вопросительно взглянул на Антона. Тот утвердительно кивнул.
   — Заметано, — сказал я. — Правда, он надеется, что вы будете благоразумными, потому что он будет все видеть...
   — Скажи ему, что Ивлиев никогда не был хитрожопым, — грубовато посоветовал голос в трубке. — И не надо пугать нас сказочками типа: «Не садись на пенек, не ешь пирожок»... А ты, Ардалин, постарайся сделать вот что. Пока будешь в своей памяти, запиши все, что знаешь об этом типе. Смерть — это, конечно, хорошо, но мы не можем допустить, чтобы этот тип безнаказанно разгуливал на свободе. Может, за тобой «хвост» пустить на обратном пути?
   — Человек, от имени которого я сейчас говорю, возмущен вашими гнусными кознями, — сообщил я. — Он просит передать вам, что вы имеете дело не с каким-нибудь уголовником или террористом... И что его нельзя перехитрить или загнать в ловушку...
   И отключился.
 

* * *

 
   Улицы были пусты. Только изредка навстречу вспыхивали фары какого-нибудь возвращавшегося из ночного клуба или бара любителя «клубнички». А может, кто-то ехал из аэропорта, где встречал поздний — или наоборот, ранний — рейс. Или гангстеры творили свои делишки под покровом ночи.
   Половина четвертого. В это время город словно вымирает. И если бы не радио, можно было бы подумать, что все человечество куда-то сгинуло до рассвета.
   Я сморгнул, чтобы прогнать сон. Эх, надо было выпить кофейку покрепче перед выездом.
   Покосился на Антона. Тот сидел рядом, прикрыв глаза и привалившись боком к дверце. Балдеет Всеведущий. Пользуется моим присутствием, чтобы впитать в себя знания о мире. Видать, даже внутренняя боль его отпустила, раз он такой довольный и умиротворенный.
   — Интересно, — сказал я вслух, убавляя до предела слышимости музыкальную муру, которой потчевало ночных радиослушателей неугомонное «Авторадио», — когда с нами произойдет это, какими мы будем? И, кстати, как это должно реализоваться? Мы что — теперь всегда должны держаться друг за друга, все трое? Или мы превратимся в подобие сказочного дракона с тремя головами?
   — Скоро сам все увидишь, — кратко отозвался Антон. — Не бойся, все будет гораздо проще, чем ты думаешь... Никаких сливаний в экстазе и прочих киноэффектов. Мы останемся такими же, какими были. За одним-единственным исключением. Мы уже не будем принадлежать этому миру, а, следовательно, он не сможет на нас воздействовать. А чтобы образовать Троицу, нам достаточно взяться за руки.
   — А за ноги можно? — попытался пошутить я.
   — Да хоть за... сам знаешь, за что, — грубовато ответил Антон. — Лучше прибавь скорость.
   — А мы куда-то опаздываем?
   Но мой спутник только молча сверкнул на меня глазами в темноте кабины, подсвеченной слабым светом приборной панели, и я догадался — так нужно.
   — И все равно непонятно, — сказал я немного погодя» — Если мы останемся людьми со всеми прежними потребностями в еде, питье, воздухе... сексе, наконец, то как это увязать с твоим заявлением о том, что мир не будет воздействовать на нас?
   — Ну, ты и зануда, Альмакор, — сообщил, ворочаясь на сиденье, Антон. — Успокойся, никто тебя не лишит ни жратвы, ни секса. Просто эти потребности станут для тебя как бы виртуальнами. Хочешь — удовлетворяй их. А не хочешь — все равно не умрешь... И вообще, не о том ты сейчас думаешь, Алик, совсем не о том...
   — А ты о чем думаешь? — с вызовом поинтересовался я. — С чего начать перекройку нашего поганого мира?
   Увлекшись разговором, я прозевал глубокую выбоину в асфальте, и машину тряхнуло так, что мы чуть не пробили головами потолок кабины.
   — Вот черт! — выругался я сквозь зубы. — Кажется, я знаю, что надо сделать прежде всего. Чтобы все дороги в мире стали идеально гладкими.
   — Понятно, — хмыкнул Антон. — А потом ты, наверное, сделаешь так, чтобы в мире не стало дураков, да?
   — При чем здесь дураки? — не понял я.
   — «У России две беды: дураки и плохие дороги», — процитировал он. — Нет, существует еще и третья: это когда дурак едет по плохой дороге.
   — Ну, мы-то с тобой, надеюсь, не дураки? Или мы все-таки выбрали плохую дорогу?
   Он покосился на меня:
   — Что, все еще сомневаешься?
   — А ты — нет?
   — А знаешь, Алька, почему ты так долго упирался? Это вполне естественная реакция нормального, рядового человека на власть. Когда всю жизнь живешь, полагая, что от тебя ничего не зависит, то трудно свыкнуться с осознанием того, что теперь ты можешь делать с миром все, что хочешь. И когда такая власть достается человеку умному, то он прежде всего видит в ней не вседозволенность, а ответственность. Это — беда всех умных людей, Алик: они всегда чурались власти, потому что инстинктивно боялись ответственности за других людей.
   — Спасибо за комплимент, — сказал я. — Только позволь уточнить одну деталь. До сих пор нахождение у власти было чревато еще и наказанием. И все властители страшились не ответственности за свои народы, а того, что однажды народ их свергнет и примется судить за то, что они натворили. А какая ответственность может быть у того, кто не может быть наказан в принципе? Совесть замучает, что ли? А есть ли совесть у Бога?
   — И это ты тоже увидишь. Ладно, иди к черту со своими беседами о высоких материях. Что-то устал я сегодня, надо подремать чуть-чуть...
   Он откинулся затылком на спинку сиденья и прикрыл глаза. Вскоре до меня донеслось явственное похрапывание.
   Я выключил радио и покосился на приборную панель. Бензина в баке было маловато.
   Заправиться, что ли, на всякий случай? Или вскоре нам уже не потребуется ни бензин, ни машина, и мы сможем передвигаться с помощью телепортации? Вот что надо было спросить у Антона, а не ударяться в философствования!..
   Между прочим, если сейчас свернуть с проспекта вправо, то в пятистах метрах должна быть одна АЗС, про которую мало кто знает. Поэтому очередей там не бывает даже в часы пик.
   Я взглянул на часы.
   Успею. Будет нелепо, если человечество не получит Бога из-за того, что в моих стареньких «Жигулях» кончится бензин.
   Я свернул к заправке и погнал машину, расплескивая зимние лужи, по плохо освещенной улице.
   До поворота к заправочной станции было уже рукой подать, когда перед капотом мелькнул неясный темный силуэт, и я всем телом ощутил глухой удар бампером о какую-то аморфную массу.
   Истошно взвыли тормоза, и нас с Антоном бросило головой в стекло.
   — Что случилось? — спросил Антон, но я ему не ответил.
   Я выскочил из машины и остолбенел.
   На грязном асфальте, покрытом тонким слоем черной снежной каши, лежало чье-то скрюченное тело, и под разбитой головой расплывалась темная лужица.
   Это был мужчина лет пятидесяти в куртке с капюшоном, небрежно наброшенной прямо поверх легкой футболки. Тонкие спортивные брюки, незастегнутые зимние сапожки на меху.
   Склонившись над лежащим, я почувствовал запах алкоголя.
   Видно, бедняга выпивал в компании, а водки, как всегда, не хватило, и его послали за добавкой в ближайший круглосуточный. Он так спешил, что не заметил машину на проезжей части. А может, и заметил, но из-за своего неадекватного состояния решил, что успеет перебежать дорогу...
   Я безуспешно попытался нащупать у него пульс. Но сердце пострадавшего уже не билось. Он был мертв. И, если верить Антону, шансов на самовоскрешение у него не было. Ведь его сбил не простой смертный, а Всемогущий.
   Позади меня хлопнула дверца, и голос Антона посоветовал:
   — Ну вот, теперь ты можешь исполнить любое желание. Как насчет того, чтобы вернуть людям смерть? Или доставить сюда Ярослава, и тогда нам не надо будет никуда ехать.
   Я покосился на него, и мгновенная догадка вспыхнула в моем сознании, словно это я был Всеведущим, а не он.
   — Ты... знал? — спросил я. — Ты наверняка знал, что так должно случиться! Почему же ты меня не предупредил?
   Антон пожал плечами:
   — Во-первых, я ничего не знал. Я же спал, когда ты на него наехал!.. А во-вторых, ничего особо страшного не произошло. Если ты думаешь, что мир погибнет из-за этого тюхи-матюхи, то ошибаешься. В конце концов, он сам виноват, не так ли? Разве он не сам сунулся тебе под колеса, не соображая, куда лезет? Загадывай быстрее желание, дурачок!
   Наверное, он был прав, но мне вдруг стало одновременно противно и страшно, когда я представил, чем закончится вся наша затея и какого именно Бога получит в нашем лице человечество.
   — Заткнись! — огрызнулся я. — Сядь в машину и жди меня!
   — Зачем? — глупо спросил он.
   — Ты же Всеведущий, не правда ли? — скривился я. — Так догадайся сам...
   Антон пожал плечами и послушно побрел к машине.
   Пусть этот человек вернется к жизни — целым и невредимым. Прямо сейчас!
   Мужчина вздохнул и открыл глаза.
   Я тоже вздохнул — с облегчением.
   Он заворочался и с трудом принял сидячее положение, тупо уставившись на меня. Потом дыхнул едким перегаром:
   — Слышь, парень, а стольник где?
   — Какой стольник? — обалдело спросил я.
   — У меня стольник был — на ханку!.. Ты что — обокрал меня, паскуда?
   Я с трудом переборол желание двинуть новорожденному по зубам.
   Молча встал и пошел к машине.
   Мужик позади меня, что-то бормоча и икая, ползал по грязной мостовой.
   — Глупо, — прокомментировал Антон, когда я сел за руль. — Вместо того чтобы спасать этого пьянчугу, можно было решить наши проблемы. А теперь уже поздно... Кстати, запомни на будущее, Алик: в таких случаях исполняется только одно твое желание. Поэтому, прежде чем кого-то отправить на тот свет, заранее определись, чего ты хочешь этим добиться.
   Я вмазал ему с левой, даже не успев сам сообразить, зачем это делаю.
   Он слабо охнул и замолчал, хлюпая разбитым носом.
   Потом сказал с иронией:
   — Спасибо, Алик. За то, что напомнил мне про боль. А то я уж начал отвыкать от нее...
   Больше мы не разговаривали до самой Лаборатории.
 

* * *

 
   Вопреки моим ожиданиям, возле ворот Лаборатории нас никто не ждал.
   Антон молчал, как-то странно съежившись на сиденье.
   — Сиди здесь, — сказал я ему, открывая дверцу.
   Площадка перед воротами была тускло освещена фонарем на будке охраны.
   Я успел сделать только два шага от машины, как вдруг дверца в воротах открылась, и мне навстречу вышел Ивлиев. Он был в теплой куртке-дубленке, но с непокрытой головой.
   Свет падал на него сзади, и поэтому я не мог разглядеть выражение его лица.
   — Ну что? — будничным голосом сказал он, держа руки в карманах куртки. — Все в порядке?
   — В смысле? — переспросил я.
   — Где он?
   — Кто?
   — Хрен в манто! — вскинулся он. — Не придуривайся, Ардалин. Где твой Всемогущий?
   — Петр Леонидович, — покачал головой я. — По-моему, вы так и не поняли, с кем имеете дело. Неужели вы надеялись, что я сумею скрутить его в бараний рог, надеть наручники, как какому-нибудь урке, и подать вам на блюдечке?
   Ивлиев задумчиво сплюнул в снег и зачем-то растер плевок каблуком.
   — Ладно, — сказал, внезапно успокоившись, он. — К этому мы еще вернемся. Значит, ты приехал за Лабыкиным?
   — Именно так.
   — А как насчет нашего условия? Выполнил его тот, кто послал тебя сюда?
   Я пожал плечами.
   — Он сказал, что — да.
   Ивлиев поежился, словно ему внезапно стало холодно.
   — Ну что ж, хорошо, коли так. Стало быть, теперь наша очередь дать ответ Чемберлену...
   Он обернулся и крикнул кому-то за забором:
   — Давайте его сюда!
   Одна створка ворот медленно отъехала в сторону, визжа промерзшими сервомоторами. Словно должен был выйти не человек, а слон.
   Ярослав ступал осторожно, словно опасаясь провалиться сквозь землю, припорошенную недавним снегопадом.
   Одет он был так же, как и при нашей первой встрече. Вот только выглядел сейчас он как-то неважно. И почему-то шел, не произнося ни слова. А еще он явно старался не смотреть на меня, а тем более — на Ивлиева.
   — Привет, Ярослав! — сказал я. — Как ты себя чувствуешь?
   Лабыкин ничего не ответил. Он остановился в стороне от нас с Ивлиевым, словно опасаясь подходить ближе.
   — Что это с ним? — спросил я своего шефа.
   — Сейчас поймешь, — сказал Ивлиев и повернулся к Лабыкину. — Ну, что стоишь, как сирота на пепелище? Дуй в машину!
   Передвигая ногами так, будто они были деревянными костылями, Ярослав по-прежнему молча побрел к «Жигулям».
   Я наконец догадался, что происходит.
   — Вы что, превратили его в зомби? — спросил я Ивлиева.
   Ивлиев мне не ответил. Он что-то буркнул себе под нос, и лучи прожекторов залили ослепительным светом площадку перед воротами. Судя по всему, прожекторы были установлены на крыше Лаборатории.
   Я инстинктивно прикрыл рукой глаза и поэтому не сразу понял, что произошло.
   Когда зрение вернулось ко мне, Ярослав уже заваливался на бок, не дойдя двух шагов до машины. И одновременно с этим до меня донесся сухой щелчок выстрела за воротами.
   Кожаная куртка на спине Ярослава была словно проткнута толстым шилом, и из этого отверстия била фонтанчиком темная жидкость, и снег под его ногами начинал темнеть.
   Тут вновь раздались выстрелы, и на спине Ярослава возникли новые дырки. Он наконец упал, суча обеими ногами так, будто хотел убежать лежа.
   Перед глазами моими все поплыло, и я усиленно заморгал, чтобы прогнать странную пелену.
   — Зачем? — спросил я Ивлиева, не в силах сдвинуться с места. — Зачем вы это сделали?
   — Надо же было проверить твоего Всемогущего, — ухмыльнулся шеф. — Вдруг он не выполнил своего обещания? А этот больной энурезом нам все равно не пригодился бы...
   Дверца «Жигулей» распахнулась, и из машины вывалился Антон. Не обращая на нас с Ивлиевым внимания, он подбежал к Ярославу и склонился над ним.
   — А эт-то еще что за фрукт-овощ? — осведомился у меня Ивлиев. — Кого ты с собой приволок, Ардалин?
   — Убийцы! — крикнул Антон, распрямляясь. — Идиоты! Сволочи! Что вы наделали, гады?! Да вы... вы... вас надо убивать, как бешеных собак!
   И он бросился на Ивлиева.
   И снова с крыши Лаборатории грянул залп невидимых снайперских винтовок.
   Антон словно запнулся на бегу и распростерся в двух шагах от Лабыкина. Пальцы Всеведущего скребли заснеженный асфальт, словно кто-то тащил его волоком, и он пытался зацепиться за что-то устойчивое.
   — Раззява, — буркнул мне Ивлиев. — На хрена ты притащил сюда этого недоделка? Лишние свидетели нам не нужны, понятно?
   — Понятно, — внезапно успокоившись, сказал я.
   Глубоко вздохнул и, быстро вытащив из-за пояса свой «Макаров», разрядил его в грудь своему шефу. Раз, другой, третий...
   Ивлиев переломился пополам и мешком рухнул мне под ноги.
   Я думал, что меня сейчас тоже расстреляют, но в воздухе повисла мертвая тишина.
   Тогда я швырнул пистолет как можно дальше от себя и подошел к Антону и Ярославу.
   Сел между ними на снег и взял их за руки. Они были еще теплыми, так что трудно было понять, еще мертвы или уже опять живы Всеведущий и Вездесущий.
   И тогда я загадал свое желание.

Глава 20

   Она стояла в переходе между станциями метро. На ней была потертая кофточка грязно-красного цвета, в вырезе которой виднелись костлявые ключицы. Глаза у нее тоже были под цвет кофты и припухшие. Наверное, в последнее время она слишком часто плакала.
   Ей было лет пятнадцать. Но если посмотреть в ее глаза, то ей можно было дать вдвое больше.
   На груди у нее висела картонка, где большими корявыми буквами было выведено: «ПОМОГИТЕ, У МЕНЯ УМЕРЛА МАМА».
   Однако люди только косились на нее, не замедляя шага: ничего особенного, подумаешь, девчонка просит милостыню в метрополитене большого города.
   Когда я остановился перед ней, она посмотрела сквозь меня и уставилась в затертый множеством ног пол.
   Я ждал, что она мне скажет, но она молчала, изредка пошмыгивая носом. Растрепанные волосы сосульками свесились на лицо, словно стремились закрыть его от моего взгляда.
   Я и сам не знал, почему решил остановиться возле юной попрошайки. Я все равно не мог помочь ей, но, видимо, желание лишний раз убедиться в этом было сильнее меня. Значит, я все еще — человек. Только человеку присуща мазохистская склонность бередить заживающую рану.
   — У тебя действительно умерла мама? — спросил я девчонку.
   Она с вызовом глянула мне в глаза.
   — Если вы не верите, то зачем остановились? Шли бы своей дорогой, как все!..
   Ого, а ты, оказывается, ершистая девочка. Впрочем, в твоем положении это единственное — что тебе остается.
   — Извини, — сказал я. — Согласен, я ляпнул чушь. Лучше задам тебе другой вопрос. Чем конкретно я мог бы тебе помочь?
   Девчонка пожала худыми плечиками:
   — Известно, чем... Подайте, сколько можете, и все такое...
   — А если я способен на нечто большее? — прищурился я.
   В ее глазах не появилось ни удивления, ни радости, ни страха. Только огромная усталость, какая обычно скапливается в душе годам этак к пятидесяти.
   — А если я скажу тебе, что могу исполнить твое любое желание, чего бы ты у меня попросила? — продолжал я.
   Злобная усмешка исказила ее лицо:
   — Да идите вы!.. В гробу я видала таких прикольщиков, как вы!
   — А ты не очень-то вежлива, — заметил я. — И к тому же, я — не прикольщик. Я ведь — почти что бог.