Ильин Владимир. Сны замедленного действия

   – Нет, имя и фамилию я использую свои, родные. Во всяком случае, здесь, в Мапряльске…
   – А на хрена тебе понадобились все эти тайны мадридского двора? И чем вашу контору так заинтересовали наши лунатики?
   – Лунатики так крепко не спят. Костя, – возражаю я. – А интересует нас прежде всего то, каким образом возникла эта массовая Спячка и что будет дальше…
   Круглов внезапно хмурится:
   – По-вашему, Спящие – инопланетяне, что ли? И мой сын тоже?!
   – При чем тут инопланетяне? Речь может идти о какой-нибудь новой болезни, только и всего. Непонятно, правда, каким образом она передается от одного человека другому. Нет, Константин, Олег твой на инопланетного лазутчика никак не тянет. Но вот ввести его в состояние бесконечного сна вполне могли пришельцы из космоса. Ты извини, я не могу тебе рассказывать все, это секретная информация, и я просто не имею права… А что касается моей тайной деятельности, то все объясняется довольно просто. Мы не знаем пока, кто и зачем запустил в Мапряльске программу – возбудитель Спячки. Но зато нет никаких сомнений в том, что инициаторы этого эксперимента активно пытаются помешать любому, кто вздумает раскапывать истину. Те типы, которые на меня вчера вечером напали, были не простыми хулиганами, как ты правильно подметил, хулиганы с электрошокерами и в приборах ночного видения не разгуливают по городу… Кстати, ты в курсе, что сегодня скончался Ножин?
   – Не-ет, – признается, округлив глаза бывший десантник. – Когда?
   – Вообще-то еще вчера ночью, но кто-то очень хотел подставить меня милиции, и поэтому утром прокрутил мне по телефону записанный на пленку голос Михаила Юрьевича. Будто бы он еще был жив в то время. В результате, я остался в дураках…
   – А Аня? – спрашивает вдруг Круглов. – Мою сестру тоже убрали инопланетяне?
   – Трудно сказать, – отвожу я свой взгляд в сторону. – По всем видимым признакам, умерла она сама, от сердечного приступа. Но где гарантия, что эти гады не способны умерщвлять людей на расстоянии способом, не вызывающим никаких подозрений?
   Майор наконец выключает плиту и начинает накрывать на стол нехитрую трапезу.
   Его стряпня выглядит несъедобно, но пахнет аппетитно, и я чувствую, как желудок мой просыпается и требует дать ему поработать.
   – Извини, Лен, – разводит руками Круглов, покончив с приготовлениями, – даже по пять граммов не могу налить: ни капли спиртного в доме нет… Я-то редко употребляю из-за того, что часто приходится быть за рулем…
   – Успокойся, – говорю я. – У меня от сегодняшней беготни и без водки голова кругом идет… Знаешь, я ведь успел аж до Инска добраться, еще немного – и в Москву бы улетел. Еще днем кто-то передал мне сообщение по электронной почте… ну, через вот этот компьютер, – я хлопаю по корпусу «мобил», который стоит рядом со мной на полу. – От имени моего непосредственного начальника. Приказ немедленно все бросить и вернуться в Центр… А уже в аэропорту я решил проверить это и позвонил шефу. У того глаза на лоб полезли: нет, говорит, никаких таких приказов я тебе не посылал!.. Как тебе это нравится, товарищ майор?
   – Ну и ну-у, – тянет Круглов, задумчиво прихлебывая чай из кружки с отколотой ручкой. – Да ты ешь, ешь. Лен, а то тушенка быстро остывает…
   Некоторое время мы едим молча (вернее, ем я один, а Круглов попивает горячий чай), а потом хозяин квартиры спрашивает:
   – Лен, а ты… ты сам-то серьезно веришь в то, что здесь замешаны инопланетяне?
   – А что, тебе не верится? – усмехаюсь я. Костя с сомнением крутит головой:
   – Да как-то не очень… В такие вещи, знаешь ли, верится только, когда ты читаешь об этом в книжке или смотришь кино, а чтобы так, в нашей обычной жизни… Не знаю…
   Чего-чего, а здравого смысла у него не отнимешь. Мне даже стыдно немного становится, что я морочу этому отличному парню голову байками о том, во что я сам не верю. Но поступить иначе пока не могу…
   Поэтому продолжаю, с аппетитом расправляясь с тушенкой:
   – Я тебя понимаю, Костя. И кстати, твой скептицизм – не исключение… Подавляющее большинство людей не верит в то, что загадки аномальных явлений объясняются не теми реалиями, с которыми мы имеем дело в повседневной жизни. А между тем бывают ситуации, когда других возможных объяснений просто не остается…
   Майор вскидывает голову:
   – И у тебя… у вас есть доказательства, что здесь, в Мапряльске, орудуют эти уроды с летающих тарелок?
   – Конечно, нет, – признаюсь я. – Именно для этого меня сюда и послали, Костя, чтобы выяснить, не пахнет ли тут зелеными человечками…
   – Ну и как, выяснил?
   – Нет еще. – Я наконец отодвигаю пустую тарелку и принимаюсь за уже остывший чай. – Но, на мой взгляд, все вполне возможно…
   Круглов извлекает из мятой пачки «Примы» сигарету и некоторое время разминает ее своими короткими, грубыми пальцами, перед тем как закурить.
   – Все равно не понимаю! – упрямо изрекает он, затягиваясь едким дымом. – На кой черт каким-то там пришельцам, даже если они существуют, понадобился, например, мой Олежка? Чего они хотят? Усыпить всех людей на Земле, что ли?
   – Зачем всех? – быстро возражаю я. – Вполне возможно, что они вводят в состояние Спячки лишь тех, с кем вступали в прямой контакт… скажем, в целях изучения или для проведения каких-либо экспериментов… У нас, инвестигаторов, накоплено много фактов о тайных похищениях людей пришельцами. Судя по размаху, речь идет о широкомасштабной программе научно-исследовательской деятельности чужаков в отношении человечества. Но раньше пришельцы ограничивались тем, что стирали память о контакте у объектов своих опытов, и нам, с помощью особого гипноза, удавалось заставить похищенных людей вспомнить если не все, то хотя бы кое-что о том, где они были и что с ними делали… Видимо, теперь пришельцы решили лишить нас этой возможности, потому что до чтения мыслей и расшифровки снов мы еще не доросли…
   Круглов с ожесточением давит окурок в банке из-под тушенки, видимо, по окопной традиции заменяющей ему пепельницу.
   – Может, ты и прав. Лен, – бормочет он, – в конце концов, тебе виднее, раз ты в такой серьезной организации работаешь… кстати, у тебя корочки этой вашей Инвестигации имеются?..
   Я отрицательно качаю головой.
   – Только вот чего я еще не пойму… – начинает Круглов, но его прерывает телефонный звонок, раздающийся где-то в квартире.
   – Извини, я сейчас, – говорит мне бывший майор и, подсмыкнув на ходу трусы, покидает кухню.
   Допивая чай, я невольно прислушиваюсь к ярко выраженному командному голосу, который доносится до меня из большой комнаты: «Да… да… А что?.. Да-а?… Нет-нет… Я сам… Все будет путем… Пока… Я перезвоню».
   Глаза мои слипаются, и лишь теперь, утолив голод, я чувствую, что очень хочу спать.
   Наконец возвращается Константин, который уже успел накинуть на свой обнаженный торс майку защитного цвета – наверное, тоже армейский «трофей».
   – Дружбан один звонил, – сообщает он мне, остановившись на пороге кухни. – На рыбалку приглашает завтра… Никак не мог взять в толк, чудак, что не до рыбалок мне сейчас…О чем мы говорили-то?
   – Тебе было что-то еще непонятно. Костя, – напоминаю я, закуривая, чтобы хоть немного избавиться от дремоты.
   –А, да…
   Он наклоняется надо мной и тянется через стол к своей зажигалке, но потом его рука вдруг изменяет траекторию своего движения, и я, не успев сообразить, что произошло, ощущаю резкий, тупой удар по шее, после чего воздух в комнате вдруг превращается в тугую, вязкую массу, которую невозможно вдохнуть, в глазах темнеет, в ушах звенит, и я долго-долго лечу куда-то, пока не врезаюсь в ватную, поглощающую все звуки и образы, тьму…
   * * *
   Как обычно после «отключки», невозможно сразу сообразить, где ты, что с тобой и вообще кто ты такой. Вот и сейчас, когда дух мой возвращается после путешествия по астральным мирам в бренное тело, я обнаруживаю, что полулежу-полусижу в довольно мягком кресле в какой-то смутно знакомой, но все-таки чужой комнате. Первым временем я обнаруживаю, что запястья и ноги мои туго стягивают импровизированные путы из брючных ремней, а горло болит так, будто я накануне проглотил десяток эскимо. А через несколько секунд ко мне возвращаются имя и ориентация во времени и пространстве.
   Я по-прежнему нахожусь в квартире Круглова, только уже не в кухне, а в комнате, которая выполняет функцию гостиной. Большие настенные часы показывают час – судя по тьме за окном – ночи, а не дня, хотя кажется, что за время моего отсутствия в материальном мире прошло по крайней мере несколько часов.
   Все еще длится ночь.
   Круглова в поле зрения нет, но я слышу в прихожей какую-то возню, приглушенные голоса, и вскоре мое одиночество нарушается целой группой людей.
   В комнату входят Нагорнов, с ним еще два человека в штатском и с оружием, а замыкает шествие торжественно-невозмутимый Круглов, все в той же майке и шортах.
   Капитан подходит ко мне вплотную и некоторое время изучает мои связанные руки и ноги.
   – Неплохо сработано, – замечает он Круглову.
   Константин скромно поводит мощным плечом, как бы говоря: я еще и не то могу.
   Вот тебе и «отличный парень»! Теперь понятно, кто ему звонил и что он имел в виду, заявив: «Я сам»…
   – Что происходит, Евгений Петрович? – хрипло пробую я голос.
   Лицо капитана вряд ли можно назвать сейчас дружелюбным. Скажи я кому-нибудь, что еще сегодня утром мы с ним были на «ты», а вчера он плакался мне в жилетку, меня сочли бы наглым обманщиком.
   – Гражданин Сабуров, постановлением прокурора города вы арестованы по подозрению в убийстве, – скороговоркой сообщает мне Нагорнов, демонстрируя заполненный на машинке бланк с угловым штампом.
   – И кого же я, по-вашему, убил? – скептически осведомляюсь я.
   Однако, похоже, Нагорнов считает обстановку не подходящей для объяснений.
   – Будем разбираться, – уклоняется он от ответа и поворачивается к своим спутникам: – В машину его!
   Один из людей в штатском прячет пистолет под мышку, освобождает мои ноги от ремня, а веревку на запястьях заменяет наручниками, которые тут же злобно впиваются в мою кожу.
   Меня поднимают из кресла и скорее тащат, чем ведут к выходу. Но мне все-таки удается бросить Круглову:
   – Что ж, спасибо за приют, Костя!
   – На здоровье, – невозмутимо отвечает майор. У подъезда стоит «уазик». По-моему, тот же самый, на котором Нагорнов прошлой ночью подвозил меня в гостиницу.
   Конвоиры усаживают меня между собой на заднее сиденье.
   Появляется Нагорнов, несущий в руке мой «мобил».
   Слава богу, что не забыли мой «чемоданчик»!..
   По Дороге мы не разговариваем, хотя у меня есть множество вопросов к своим спутникам. Однако я подозреваю, что все мои попытки хоть как-то прояснить ситуацию будут бесполезны.
   Чтобы скрасить ожидание, принимаюсь размышлять. Больше всего меня интересует, чью смерть на меня пытаются повесить мои неведомые противники. Ножина? Маловероятно… А может, Кругловой? Едва ли… Лугина? Если с «журналистом» что-то случилось, то – скорее всего… А если моими потенциальными жертвами полагаются и Ножин, и Круглова, и Лугин, и даже медсестра Ефимова? Нет, это абсурд! К тому же капитан сказал: «по подозрению в убийстве», а не «убийствах»…
   Неужели они всерьез считают, что я мог расправиться с психотерапевтом?
   И неужели мое отсутствие в городе было принято за попытку к бегству?
   И кстати, как они меня нашли? Если только мне не удалось оторваться в Инске от слежки и те, кто следил за мной, доброжелательно подсказали Нагорнову, что я вернулся в Мапряльск, чтобы замести следы?..
   Ладно, скоро все выяснится. Молчать дальше о том, кого я представляю, нет смысла. Буду говорить правду, только правду и ничего, кроме правды!..
   Не может быть, чтобы мне не удалось доказать свою невиновность, тем более что Нагорнов не похож на туполобого мента, для которого важнее отчитаться о раскрытии преступления, чем найти истину…
   Только бы они допросили меня сразу, а не откладывали это дело до утра! Чует мое сердце: нарыв созрел и вот-вот лопнет, а некто с помощью скальпеля пытается ускорить события, даже если хирургическое вмешательство чревато заражением крови больного…
   К моему великому облегчению, по прибытии в ГОВД меня не отправляют за решетку, а тщательно обыскивают и доставляют в небольшой кабинет, на двери которого висит табличка: «Старший оперуполномоченный НАГОРНОВ Е.П.».
   Хозяин кабинета допрашивает меня сам. Правда, один из сотрудников в штатском скромно присаживается в уголке, по-ученически подперев ладошкой щеку.
   Держится Евгений сугубо официально. Обращается ко мне исключительно на «вы» и именует меня не иначе как «гражданин Сабуров». Правда, начинает допрос нестандартно. Вместо того чтобы занести в протокол мои паспортные данные, он долго вертит в руках удостоверение Академии наук, а потом решительно откладывает его в сторону и принимается расспрашивать меня о том, где я был сегодня да что делал. Чуть ли не поминутно, час за часом…
   Поначалу я старательно выполняю свой мысленный обет говорить правду, но потом с тихим ужасом убеждаюсь, что это не так просто. Слишком много нужно объяснять в дополнение к каждому своему ответу, и , чем дальше я углубляюсь в объяснения, тем все больше осознаю, что история моя звучит в высшей степени подозрительно.
   Например, как вразумительно объяснить, почему я полез тайно обыскивать чужие вещи в гостинице, а затем вдруг резко сорвался и помчался в Инск? И как доказать, что тем самым я не пытался скрыться от правоохранительных органов, а действительно намеревался уехать из Мапряльска? Вернее, скрываться-то я скрывался, но вовсе не от милиции… А от кого тогда? И сам точно не знаю. Не скажешь, что – от инопланетян…
   Нагорнов – это не Круглов, он – лицо при исполнении, и все россказни о «летающих блюдцах» воспримет лишь как попытку ввести в заблуждение следствие.
   Когда до меня это доходит, я начинаю злиться. В конце концов, я же не уголовник какой-нибудь, а тоже как-никак – при исполнении!.. Так почему я должен оправдываться и доказывать что-то провинциальным блюстителям порядка? В конце концов, это они должны доказать, что я кого-то ухлопал, вот и пусть стараются, а я посмотрю, как у них это получится!..
   Однако надо признать, что у Нагорнова это получается недурно.
   Например, он неожиданно перестает задавать мне вопросы о моем времяпровождении в течение последних суток, закуривает и, глядя куда-то в угол, спрашивает:
   – Вы знаете Щербакова Геннадия Степановича? Признаться, вопрос этот застает меня врасплох. Почему-то я уже был уверен, что спрашивать меня исключительно будут о Лугине – ведь не случайно же он пропал неведомо куда, а пол его номера был забрызган кровью!
   – Конечно, знаю.
   – Когда и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?
   – Его подселили в мой номер вечером того дня, когда я прибыл в Мапряльск.
   – Какие отношения между вами были?
   – Вы знаете, вполне добрососедские.
   – Ссоры между вами были?
   – Нет. Какие могли быть ссоры, если мы виделись, как правило, только утром?
   – Это точно?
   – Что именно?
   – Ну, то, что вне гостиницы вы никогда с гражданином Щербаковым не встречались? Я невольно начинаю потеть.
   – Ну почему?.. Было как-то однажды, я входил в кафе, а он из него выходил…
   – Что за кафе?
   – «Голубые купола».
   – Такого кафе в городе нет.
   – Ну, может быть, и не «купола», а что-то еще… «Голубая даль», например… Или «туман». Факт тот, что – «голубой»…
   Нагорнов как-то странно косится на меня, а его напарник в углу почему-то хмыкает.
   – А вы не в курсе, с кем общался Щербаков во время пребывания в городе?
   – Без понятия. Ну, с кем-нибудь из заводских, наверное, – он же в командировке был… Потом он в карты ходил к кому-то играть… По городу шатался… то есть ходил… Нет, точно сказать не могу.
   – И успешно он играл в карты?
   – Вряд ли. Во всяком случае, позавчера он у меня одолжил деньги…
   – Много?
   – Что? Нет, не очень. Пятьсот рублей…
   Нагорнов задумчиво покивал, но глаза его заблестели.
   Проклятие, они что, серьезно думают, что я мог бы ухлопать своего соседа по номеру из-за того, что он вовремя не вернул мне какие-то пятьсот рублей?!
   – Послушайте, Евгений… Петрович!..
   – Обращайтесь ко мне как положено.
   – А как положено? Гражданин начальник, что ли?
   – И не пытайтесь острить, Сабуров. Во всяком случае, на вашем месте лично мне было бы не до шуток…
   – Это почему же?
   – А посудите сами. Сегодня, в шестнадцать ноль три в номере двести три городской гостиницы был обнаружен труп гражданина Щербакова Геннадия Степановича, прибывшего в Мапряльск в командировку из Саратова и зверски убитого неизвестным лицом…
   – Как это понимать – зверски?
   – А так, что голова у него размозжена множественными ударами тупых тяжелых предметов. Такое впечатление, что убийца наносил эти удары в состоянии полной невменяемости… Далее. В кармане убитого обнаружена записка, отпечатанная на лазерном мини-принтере, содержание которой заставляет полагать, что покойный пытался кого-то шантажировать, требуя за свое молчание деньги… Кстати, в вашем «дипломате»…
   – Эта штука называется «мобил», гражданин капитан. То есть «мобильный офис»…
   – Пусть так. Имеется ли лазерный принтер в вашем «мобильном офисе»?
   Пот все обильнее струится по моей спине.
   – Ну и что? Знаете, сколько в мире модификаций мини-принтеров?
   – А я и не утверждаю, что записка отпечатана именно на вашем принтере, Сабуров. Хотя это весьма вероятно… Ладно, экспертиза покажет… Но есть другие обстоятельства, которые заставляют подозревать вас в убийстве Щербакова.
   – Отпечатки пальцев, что ли? Три раза ха-ха, гражданин начальник, это смешно…
   – Не юродствуйте, Сабуров, – ровным голосом говорит капитан. – Вот, например, показания дежурной по этажу. Она, в частности, описывает, что незадолго перед смертью Щербаков обратился к ней с заявлением о том, что дверь номера заперта, а ключ отсутствует. Выяснилось, что номер заперт изнутри, ключ торчит в замочной скважине, а на просьбы открыть никто не откликается. Далее. Когда с помощью слесаря дверь все же была вскрыта, обнаружилось, что окно номера распахнуто настежь… Разумеется, потом мы провели проверку, и знаете, что обнаружили? На внешней стороне окна – отпечатки ваших пальцев. В земле под окном отпечатались следы мужской обуви, рисунок подошвы и размер идентичны вашим туфлям, это я и без всякой экспертизы вижу… Но самое главное, есть показания свидетелей, которые видели, как вы выпрыгивали из окна.
   – А свидетели эти – не из числа проживающих в гостинице?
   – Нет, случайные прохожие. Если вам так интересно, я могу дать вам для ознакомления протокол, там записаны все паспортные данные.
   – Не надо, я вам верю… хотя вы не верите мне. Да, я действительно спрыгнул из окна на землю. Ну и что? Это же было до убийства Щербакова, а не после!..
   – Дело в том, что когда был обнаружен труп Щербакова, номер тоже был заперт, только уже не изнутри, а снаружи, причем убийца аккуратно повесил ключ на доску для ключей возле столика дежурной по этажу. И на этом ключе не было ничьих отпечатков пальцев, кроме ваших! Понимаете?
   – Честно говоря, не очень.
   – Всего от номера имеется два ключа, – терпеливо объясняет Нагорнов, откинувшись на спинку стула. – Один из них, запасной, всегда находится у дежурного администратора внизу, в специальном сейфе. А тот ключ, который был. обнаружен на доске дежурной по этажу, содержал ваши отпечатки, Сабуров! Ваши, а не Щербакова, который должен был последним держать этот ключ в руках…
   – Чертовщина какая-то! – искренне воскликнул я. – А вам не приходит в голову, что был еще и третий ключ, который некто сохранил с моими отпечатками, чтобы сделать меня объектом ваших подозрений? И потом, если бы я действительно прикончил своего соседа по номеру, то зачем бы я вешал ключ, зная, что на нем остались мои отпечатки пальцев, на доску у дежурной? Это же абсурд!
   – Согласен, – быстро проговорил Нагорнов. – Выглядит это как-то странно. Но давайте обратимся и к другим известным нам фактам, касающимся вашей личности. И тогда положение будет складываться не в вашу пользу, Сабуров.
   Он пускается перечислять все подозрительные обстоятельства; которые у него ассоциируются со мной. Странная смерть Анны Павловны Кругловой, которая согласно моим утверждениям почему-то позвонила именно мне, человеку, которого она видела первый и последний раз в своей жизни… Моя непонятная неприязнь и настороженность по отношению к журналисту Лугину, который вслед за этим таинственным образом исчезает, а на полу его номера обнаруживается чья-то кровь, свидетельствующая о том, что там происходила борьба по крайней мере двух человек… Моя несдержанность и грубость по отношению к персоналу городской больницы, причем я позволяю себе даже рукоприкладство… Весьма странное нападение на меня якобы со стороны неизвестных, похожее на сведение счетов между сообщниками… Смерть медсестры Ефимовой и попытка покушения на жизнь больных, которыми я занимаюсь. Причем налицо явная попытка обеспечить себе алиби с помощью его, Нагорнова, и Ножина, не говоря уж о Круглове… Попытка вызвать подозрения милиции в отношении мифической спортивной команды, якобы проживавшей в той же гостинице, что и я сам. Проверка показала, что никто не видел этих спортсменов в предыдущие дни…
   – Видимо, Ножин, будучи неординарным психологом, заподозрил нечто неладное в вашем поведении, Сабуров, – говорит Нагорнов, небрежно положив ногу на ногу. – И тогда вы его убили. А чтобы подозрения не падали на вас, сочинили топорную историю о его звонке вам. Ну и, наконец, Щербаков, который, видимо, тоже пронюхал что-то и попытался шантажировать вас. Плюс ко всему этому – ряд других, не менее подозрительных фактов.
   С самого начала своего пребывания в Мапряльске вы не выполняли свои функции научного сотрудника, прибывшего, чтобы разобраться в странном заболевании ряда местных жителей, – монотонным голосом продолжает капитан. – Вот свидетельство заведующего городской больницей Завьялова Алексея Федоровича. Вместо того чтобы обследовать больных, вы большую часть времени проводили в городе, занимаясь непонятно чем. Далее… С самого начала вы активно пытались втереться в доверие местных правоохранительных органов, избрав меня в качестве своеобразного поверенного в ваших делах. После убийства Щербакова вы в спешном порядке выезжаете в областной центр, где делаете все, чтобы затруднить ваше задержание. С этой целью вы бежите из аэропорта, ускользнув от сотрудников милиции, которые готовились задержать вас у трапа самолета, и возвращаетесь в Мапряльск, где пытаетесь скрыться на квартире у Круглова. К счастью, четко проведенные нами оперативные мероприятия позволили нам перехватить на выезде из города такси, в котором вы приехали в Мапряльск, и водитель указал то место, где он вас высадил…
   Все это как-то не вяжется с представлением о представителе такого солидного учреждения, коим, несомненно, является Академия наук, не правда ли, Сабуров? И это – не просто подозрения. Несколько часов назад в город прибыла авторитетная комиссия из Москвы, членами которой числятся и сотрудники Института мозга. Опять же по свидетельству Завьялова А Эф, все они категорически опровергают тот факт, что в их учреждении работает человек по фамилии Сабуров…
   Ну, наконец-то сейчас я ему выложу все, как на духу!..
   Но Нагорнов не дает произнести мне ни слова. Видно, самые эффектные козыри он приберегал напоследок.
   По его знаку молчаливый человек в штатском лезет в большой несгораемый шкаф-сейф и, кряхтя, водружает на стол между нами брезентовую сумку, с которой я прибыл в Мапряльск.
   – Это ваша сумка, Сабуров? – осведомляется Нагорнов.
   – Моя.
   – Когда, где и при каких обстоятельствах вы ее оставили?
   – Я забыл ее под своей кроватью, когда выезжал из гостиницы.
   – Что в ней содержится?
   Тут явно какой-то подвох. Но мне ничего не остается теперь, кроме того, чтобы говорить правду.
   – Вообще-то в ней не должно быть ничего. Я использовал ее лишь для того, чтобы в дороге хранить в ней «мобил». А то, знаете ли, портативные компьютеры всегда привлекают внимание любопытных попутчиков…
   Мгновенным и, я бы сказал, театральным движением Нагорнов раздвигает «молнию».
   Сумка оказывается заполненной какими-то блестящими металлическими деталями.
   – Что это? – недоуменно интересуюсь я.
   – Бросьте, Сабуров, – советует капитан. – Вот протокол об изъятии данного вещественного доказательства из вашего номера в присутствии понятых. А вот что представляют собой эти детали.
   Он раскладывает железки на столе, и только теперь до меня доходит, что это такое.
   Снайперская винтовка «Скат» в разобранном виде и с лазерным прицелом. Наверняка та самая, из которой меня пытались ухлопать в гараже, где Лугин спрятал свой «Форд».
   – Между прочим, – сладким голосом произнес Нагорнов, – на данном огнестрельном оружии – множество отпечатков пальцев. И есть все основания считать, что они принадлежат вам, Сабуров!..
   Ловко сработали, подлецы! Кровь начинает стучать у меня в висках, а руки невольно дрожат от злости.
   – Вы хотите сделать какие-либо заявления, гражданин Сабуров? – невинным тоном интересуется Нагорнов, пока его напарник-молчун собирает детали обратно в сумку и прячет ее в несгораемый шкаф.