Страница:
Через несколько минут грузчик и служащий уже выходили из здания аэродрома Таншоннят. В 9.00 спецрейсовый взлетел. Подпольщик и пожилой человек видели, как он взмыл в сайгонское небо, оставляя под крыльями серые клубящиеся смерчи воздуха.
На следующий день в газетах появилось сообщение, что над океаном по неизвестным причинам взорвался в воздухе самолет, направлявшийся из Сайгона в Гонолулу.
– После этой операции, – обнимая за плечи Фунга и Там Кы, продолжал подполковник, – мы решили укрыть вас на явочных квартирах, опасаясь, как бы охранка не заподозрила и не арестовала «электрика» из «Мажестика», грузчика и пожилого служащего с аэродрома Таншоннят. Там после гибели самолета усиленно заработали службы контрразведки, начались повальные обыски и допросы. Приходилось патриотам, учитывая осложнившуюся обстановку, менять явки, подпольные псевдонимы.
– Но, кажется, Фунг, ты в то время еще продолжал жить под прежним именем Ба Фонг? – спросил подполковник.
Бывший боец специального назначения утвердительно кивнул головой и улыбнулся.
– Но мы тогда и не знали, что за Ба Фонгом была объявлена особая охота. Китаец-управляющий в «Мажестике» обнаружил исчезновение «электрика», связал это с диверсией в самолете, закладкой взрывчатки в багаж одного из американских советников. Он же и уведомил охранку, передал фотографии, различные данные и приметы Ба Фонга.
Располагая этими сведениями, сыщики выследили «электрика». Подпольщик обнаружил, что за ним велось наблюдение.
«Они попытаются брать меня как можно бесшумнее. Убеждены, что я в их руках и больше мне не уйти, – заметив сыщиков, решил Ба Фонг. – Надеются, что направляюсь на встречу с кем-либо из подпольщиков, и тогда возьмут обоих, затем потянется цепочка».
Просчитывая вариант за вариантом, Фонг вытягивал сыщиков в небольшой тупичок, где улицу словно перегораживало пятиэтажное здание с единственным подъездом.
В тупике оказалось безлюдно. Ба Фонг уже слышал за спиной приближающийся топот ног.
«Видимо, решили брать здесь», – промелькнула мысль. До подъезда оставалось не больше десяти шагов. Подпольщик выхватил из кармана револьвер и выстрелил в полицейских в упор. Еще несколько мгновений, и он был в подъезде. Тупичок словно задрожал от пистолетных залпов. Пули, выбивая штукатурку, ударили по стенам дома.
…Фонг не случайно вышел к этому подъезду. Буквально в каждом городском районе подпольщики знали многочисленные проходы, заблаговременно готовили и оборудовали для себя так называемые «места отрыва». Именно в этом пятиэтажном доме рассчитывал уйти от преследования и Ба Фонг.
«Теперь только спокойствие и выдержка, – говорил себе подпольщик. – Выполнить все, как намечено раньше. Надо заставить их поверить, что это они загнали меня в подъезд. Отсюда выхода нет. И я буду отстреливаться до последнего патрона».
Вероятнее всего, так и думали полицейские. Они подогнали в тупик бронемашину с рупором, из которого раздался голос, потребовавший от подпольщика добровольной сдачи.
Прижимаясь к стенам домов, прячась за стволами деревьев, в тупичок втянулось более 30 полицейских.
– Возьмите под прицел каждое окно, – отдавал короткие команды офицер. – «Острый» загнан в ловушку! Он расстреляет все патроны, и мы возьмем его голыми руками. Он нужен живым! Во что бы то ни стало живым!
Полицейская охранка буквально сбилась с ног, пытаясь напасть на след подпольной боевой группы, совершившей ряд удачных нападений на аэродром Таншоннят и сайгонскую радиостанцию.
Наконец-то вышли на одного из неуловимых вьетконговцев. Через него можно выявить и резидента, – довольно потирал руки офицер.
Но невдомек было сыщикам, что не они заставили Ба Фонга зайти в этот тупичок, а подпольщик сам вывел весь отряд полицейских к месту своего «отрыва». На последнем этаже дома была небольшая комната. За прочной дверью, закрывавшейся на железный засов, стоял шкаф, в котором хранились боеприпасы и канат.
Ба Фонг снял эту комнату несколько месяцев назад, регулярно оплачивал ее и обещал хозяину, что переберется сюда жить, как только приедет в Сайгон его старушка мать. На самом же деле комната служила для Ба Фонга «зоной спасения». Он заблаговременно рассчитал здесь каждый свой шаг, каждое движение. Несколько секунд – и дверь закрылась на тяжелый железный засов. Затем нажим плеча – и к ней придвигался шкаф. Из нижнего ящика со вторым дном изымалось оружие, боеприпасы и канат. Пять шагов – и на вбитый в подоконник крюк узлом «по-альпинистски» набрасывалась веревка. Все было рассчитано до секунд, на учете каждое движение.
…Через распахнутое окно Ба Фонг спустился на крышу дома, примыкавшего с тыльной стороны. На черепичную крышу ложились ветви дерева фыонг. Еще несколько мгновений – и спуск по стволу завершался в маленьком дворике. Отсюда существовал выход на оживленную улицу, где оставалось лишь смешаться с толпой и уйти подальше от преследователей. «Место отрыва» использовалось лишь один раз. Выполнив свою роль, оно как бы вычеркивалось из «арсенала» подпольщика, оставаясь лишь в памяти и оседая в архивах охранки и контрразведки.
Вся операция ухода заняла у Ба Фонга не более пары минут. Когда же сыщики решились подойти к комнате и взломали дверь, то обнаружили лишь крюк с привязанным к нему канатом. Подпольщик, проходивший в жандармских архивах под псевдонимом «Острый», был уже далеко от полицейской «ловушки».
– С тех пор прошли многие годы, – улыбнулся Фунг, – но каждый раз, проходя мимо этого тупичка во 2-м округе города, я смотрю на пятиэтажный дом, словно здороваюсь со старым и верным другом, спасшим мне жизнь.
– У вас, наверное, сложилось впечатление, – прервал молчание подпольщик, – что все бойцы нашего отряда носили оружие, участвовали в операциях, скрывались на конспиративных квартирах. Но это только почти верно. В нашей подпольной группе были и люди, которые ходили в смокингах, носили накрахмаленные рубашки, а оружие, наверное, держали только в спальне, в тумбочке, – рассмеялся Тан, обращаясь к высокому несколько педантичному Чонгу. Тот подхватил веселый тон командира и добавил:
– Пистолет? У меня, конечно, он был, но меня охраняли сайгонские солдаты, не зная и не ведая, что я находился также под более надежной опекой командира войск специального назначения Вьетконга, самого подполковника Тана!
…Более десяти лет проработал Чонг, вращаясь в высших сферах старого Сайгона. В его салоне бывали генералы, министры, советники полиции и жандармерии. Вплоть до полного освобождения Юга работал среди «высшего сайгонского общества» Чонг. Лишь за день до вступления Народных вооруженных сил в столицу Чонг ушел на партизанскую базу, изъяв из полицейского архива важные документы об агентуре противника. Его миссия в тылу врага была закончена. Чонг приступил к новой и не менее сложной работе – защите завоеваний революции.
Подполковник подошел к окну, полной грудью вдохнул воздух вечернего города.
– Конечно, удача сопутствовала нам, – вновь заговорил Тан. – Но она была результатом большого опыта, личного мужества, работоспособности, конспиративности, высокого уровня подготовки каждого подпольного бойца. И все-таки скольких из наших друзей сейчас нет в живых. Я думал, что на эту встречу придет Бау Бэ. Но он оказался сегодня занят, уехал в дельту. Там обнаружили следы одного из сайгонских палачей, который был известен нашему отряду. Бау Бэ должен его опознать лично.
– Почему я хотел, чтобы Бау Бэ был с нами? – продолжал Тан. – Он последним видел Ле Ван Вьета – члена нашей подпольной группы, чье имя и подвиг навсегда останутся в сердце вьетнамского народа. Это было в марте тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. В качестве возмездия за бомбардировки Северного Вьетнама мы решили провести операцию по нападению на посольство США в Сайгоне. Атаку должны были возглавить Бау Бэ и Ле Ван Вьет.
Над подготовкой к операции работали несколько недель. Анализировали и проверяли все до мельчайших деталей. Наконец приступили к проведению атаки. Вьет должен был отвлечь на себя охрану посольства и вместе с двумя другими подпольщиками завязать бой. Предполагалось, что в это время Бау Бэ на автомашине с ходу въедет в посольство и бросит самодельную бомбу, обладавшую большой взрывной силой. Действия отряда Бау Бэ подстраховывались двумя мотоциклистами из нашего отряда.
Операция проходила по четко намеченному плану. В 9 часов 30 минут 30 марта от мощного взрыва бомбы содрогнулось здание американского посольства.
Бау Бэ, получивший сильную контузию, был подхвачен мотоциклистами-подпольщиками и вывезен в безопасную зону. Вьет, расстреляв автоматный диск, выходил из боя уже после взрыва. Пули попали ему в грудь и бедро. Он потерял сознание и был захвачен полицией.
Как помочь Вьету? Для нападения на тюрьму Тихоа, в госпиталь которой поместили тяжело раненного бойца, у подпольщиков не хватало сил. От верных людей, сотрудничавших с патриотами и в стенах этого острога, получили сведения, что сайгонская контрразведка приступила к допросам Вьета. Его пытали четыре месяца, но не смогли выбить ни одного имени подпольщиков, ни одной явочной квартиры. Затем патриота отправили на Пулокондор, где он скончался. Узники, политические заключенные похоронили Вьета рядом с могилой Во Тхи Сау – юной патриотки, замученной колонизаторами еще во время первой войны Сопротивления. Когда весной 1975 года патриоты освободили остров, бывшие узники показали бойцам могилу Ле Ван Вьета – героя сайгонского подполья. Спустя десять лет после его смерти грянул прощальный залп.
Низко опустив головы, друзья слушали рассказ своего бывшего командира.
– Подпольщики, разведчики Армии освобождения рисковали жизнью каждое мгновение. И когда шли на выполнение боевого задания, и когда выходили из поставленных охранкой ловушек. Рисковали с того момента, когда стали подпольщиками и оказались в тылу врага. И не было у нас более святого закона, чем верность друг другу, взаимовыручка. И не было большего горя, чем потеря боевого товарища.
– Помнишь, Ты Тю? – подполковник подошел к сухощавому человеку, сжимавшему в израненной руке потухшую сигарету. – Однажды в течение нескольких дней мы ждали тебя. Напрасно. Затем получили известие, что ты погиб. Но никто из верных людей не был свидетелем твоей смерти, и мы решили узнать все до конца…
Ты Тю прикурил сигарету. Он низко опустил голову, чтобы ветер, ворвавшийся в окно комнаты, не задул огонь самодельной старенькой зажигалки. Ты Тю выпустил облачко дыма.
– Я расстался с моей женой Кан в тысяча девятьсот шестьдесят втором году. Всего месяц назад мы сыграли нашу свадьбу… По заданию Фронта я должен был уйти в джунгли и вести подпольную работу среди крестьян обширного района дельты Меконга, простиравшегося от равнины Донгтхап до мыса Вунгтау, который тогда еще нередко именовали по-французски мысом Сен-Жак, – начал Ты Тю.
Друзьям, для которых я был известен под псевдонимом Дьен, удалось раздобыть для меня в префектуре полиции документы на имя некоего Вал – торговца недвижимым имуществом. Ранним весенним утром Кан вышла меня проводить. Дул легкий ветерок. Лучи солнца переливались в листве кокосовых пальм. Я обещал ей вернуться через месяц-другой.
Ты Тю улыбнулся. Разве подпольщик или разведчик, уходя на задание, может точно сказать, когда он вернется, разве знает он заранее, какие опасности подстерегают его?
Муж и жена обнялись на прощание в надежде на скорую встречу. Так Дьен покинул Сайгон, переехал Бендык – самый большой мост на дороге номер 4, что вела из столицы в провинцию Митхо. Здесь началась его подпольная работа. Он перевозил листовки, переправлял оружие, вместе с крестьянами оборудовал в джунглях, под корневищами старых деревьев, склады продовольствия для партизан. Но однажды Дьен получил записку. В ней говорилось, что охранка напала на его след и в одной из деревень устроена засада. Подпольный комитет предлагал Дьену вернуться в Сайгон, так как работать в дельте под именем торговца Вая становилось опасно.
– Я пробрался в Сайгон, – вспоминал Ты Тю. – Вышел сначала к одной, затем к другой, третьей явкам, но условленных знаков на домах не было выставлено. Это означало, что явки разгромлены и находились под наблюдением полиции. Я проходил по моей улице. Словно магнит, тянул меня родной дом. Но я прошел мимо нашей калитки – законы конспирации не позволяли возвращаться даже в свой дом без разрешения подпольного комитета. Предварительно следовало проверить, не был ли дом на подозрении. А ведь в случае провала могли бы арестовать и Кан…
Несколько дней Дьен скрывался у знакомого докера в рабочем – 9-м районе столицы, расположенном на левом берегу реки Сайгон. Но оставаться и здесь было опасно. Этот район на протяжении уже многих лет значился в жандармских архивах как база Вьетконга в южновьетнамской столице. Отсюда распространялись, по сведениям охранки, листовки, выходили на демонстрации докеры, рабочие. Полицейские постоянно прочесывали этот район в поисках подпольщиков. И когда карателям удавалось захватить кого-либо из патриотов, то репрессии обрушивались на весь квартал. Десятки людей арестовывались, заточались в тюремные застенки за то, что скрывали «опасных государственных преступников». Арест Дьена навлек бы беду на всю большую семью докера. И подпольщик решил уйти. Воскресным утром, когда на рынок Бентхань и в район Сайгонского порта потянулись толпы людей, он вышел из дома докера и отправился к городскому зоопарку, где находилась последняя известная ему явка. Она считалась наиболее надежной, и использовать ее разрешалось лишь в самых крайних случаях. И теперь Дьен не видел иного выхода. Только через эту явочную квартиру он мог восстановить связь с подпольным комитетом.
Но за зоопарком, на берегу небольшой реки Тхинге, что неподалеку от сайгонского арсенала Башон и префектуры полиции, он натолкнулся на кордон жандармов.
Дьен увидел, что вилла, на которую он направлялся, была оцеплена. А дворик перед домом перекапывали в поисках тайников одетые в штатское сыщики. Сомнений не оставалось: и эта явка разгромлена. Повернуться, уйти в обратную сторону – таково было первое инстинктивное желание Дьена. Но выдержка и опыт подпольщика подсказали другое. Встретившись глазами с жандармом, Дьен понял, что любая попытка скрыться окончится неминуемо неудачей. Слишком много здесь было солдат, полицейских, жандармов. Оставалось, не обращая ни на кого внимания, уверенно, не меняя шага, идти вперед, предъявить полицейским и жандармам документы. И если сводки из Митхо о разыскиваемом подпольщике – «торговце» Вас – еще не дошли до сайгонской префектуры Тхинге, то обмануть полицейских и пройти через кордон было бы делом нетрудным.
Дьен приблизился к полицейским, протянул им свой документ.
– Все в полном порядке, господин Вай, – сказал капитан, внимательно проверив документы. – Но мы вынуждены на время задержать ваши документы. Эти бумаги выданы префектурой, которая сейчас находится на подозрении. Там кое-кто был связан с Вьетконгом. И теперь мы вынуждены дополнительно проверять любые удостоверения, справки, полученные в той префектуре. Но вы, господин Вай, не извольте беспокоиться – все решится быстро, и вы будете свободны. А пока следуйте за этим солдатом, – он указал в сторону молодого новобранца. – В префектуре Тхинге любой дежурный быстро проведет проверку. Соблюдаем формальность… – Полицейский в белом мундире уже взял документы другого прохожего.
Новобранец, получив приказ сопровождать торговца, вскинул на плечо карабин, лениво побрел к префектуре Тхинге.
– Вот уж шестого отвожу, – недовольно бормотал он. – И в такую-то жару. Вьетконговцев, видите ли, ищут. Арестовали одного на той вилле, а теперь всех прохожих и проверяют. Офицеры постоят несколько минут и в бары бегут, в прохладу. А вот нам, рядовым, возись здесь. Да и честных людей только зря беспокоим.
– Так зачем вам понапрасну-то силы терять, господин солдат, – нашелся Дьен. – Идите и вы в бар, а я сам знаю дорогу к префектуре Тхинге. Впрочем, вот вам и деньги, выпейте что-нибудь в ближайшем баре. А то вид у вас крайне измученный, – посочувствовал подпольщик. – Когда только у нас начнут о людях заботиться?!
– Может, в самом деле и сам доберешься? – согласился солдат, быстро сунув в карман деньги. – Только в префектуре о том, что без меня дошел, – ни слова…
Новобранец махнул Дьену рукой, поправил карабин и скрылся за дверью ближайшего кафе.
«Неужели выбрался? Неужели повезло? – радостно подумал Дьен. – Но куда теперь идти? Впрочем, неважно куда. Главное – подальше от Тхинге».
Решил тогда Дьен добраться до 8-го городского района Тханьхынг. Там у гигантского моста, который из-за его формы называют Игрекообразным, жили школьные друзья Ты Тю. У них он и прежде проводил по нескольку дней. Теперь они работали в крупных торговых фирмах и наверняка были вне подозрений полиции. «Богатые, респектабельные горожане» – так отзывались о них в квартале. Школьные друзья Ты Тю не занимались политикой. Но часто слышали они, как Ты Тю критиковал то или иное мероприятие режима, знали, что их товарищ связан с партизанами. Но все эти сведения хранили они в глубокой тайне.
– Мы знаем, что ты вьетконговец, Ты Тю, – признался Ле Ван, один из его друзей. – Но мы любим тебя и верим тебе. Если когда-либо понадобится наша помощь, можешь рассчитывать на нас.
Тогда Ты Тю лишь улыбнулся и ничего не ответил друзьям. Теперь подпольщик шел к ним. У этих школьных товарищей он сможет переждать опасность, а затем разыскать партизан.
«Как прекрасно, – думал Дьен, – что люди умеют сохранять юношескую дружбу».
Но воспоминания о школьных товарищах прервались у бульвара Ле Ван Зюйет. Дьен вновь попал в облаву. Вместе с другими, у кого не оказалось при себе документов, его втолкнули в полицейский джип и доставили к восьмигранному бетонному зданию со сторожевыми вышками. Дьен знал, что здесь располагалась главная сайгонская тюрьма Тихоа, связанная со всеми полицейскими префектурами, четырьмя отделами службы безопасности и жандармерией. Название «Тихоа» означает «Согласие и мир». Но сколько тысяч патриотов было замучено в застенках этого «тихого» острога!
Джип въехал в тюремный двор. Полицейские раскрыли дверцы, приказали арестованным выйти, заложить руки за голову и следовать в «приемное отделение». Здесь проходила своеобразная сортировка. Сержант с тонкой стрелкой усов и маленькими слезившимися глазами задавал арестованным два-три вопроса и приказывал отходить к стене. Одним – вправо, другим – влево. Затем арестованных разводили по камерам, а через некоторое время вызывали на «детальный допрос». Так произошло и с Дьеном.
Его очередь на допрос подошла часа через два после ареста. В камере оставалось всего несколько человек, когда надзиратель открыл дверь и выкрикнул:
– Кто из вас Вай, торговец? Выходи!
Дьен поднялся с каменного пола, медленно прошагал по тюремному коридору. Полицейский толкнул его в спину карабином:
– Поторапливайся.
В кабинете, куда привел Дьена тюремщик, было довольно просторно. За столом сидел офицер с глубоким шрамом на левой щеке.
– Это вы господин Вай, торговец? – он оторвал взгляд от лежащих на столе бумаг.
–Да.
– Почему вы бродите без документов? Вам известно, что передвижение по городу без документов категорически запрещено?
– Понимаете, господин капитан, – расстроенным голосом сказал Дьен, – я очень испугался. У реки Тхинге у меня отобрали документы и приказали идти в полицейскую префектуру. Мне стало страшно. Я растерялся. И… кажется, убежал. Затем меня арестовали.
– Это я знаю. Вот ваши бумаги из префектуры. Нам их уже переправили. – Капитан показал Дьену его удостоверение личности. – Когда приехали в Сайгон?
– Утром, господин капитан.
– Где остановились?
– Пока нигде. Думаю снять номер в гостинице.
– В какой?
– Пока не решил.
– Откуда приехали?
– Я торговец недвижимым имуществом. Езжу по всем провинциям дельты.
– И это нам известно. Вот поступило сообщение из Митхо, в котором говорится о вашей деятельности, весьма далекой от торговли. – Капитан показал Дьену и этот документ. – А теперь перейдем к делу. – Офицер резко повысил голос. – Ты знаешь, где ты находишься? В Тихоа. Отсюда живыми не выходят. Конечно, если они не одумываются и не отрекаются от Вьетконга. Итак, или ты начнешь говорить сам, или мы выбьем из тебя силой все, что нам нужно. Я готов записывать: твое настоящее имя, фамилия, семейное положение, местожительство, род занятий?
Дьен молчал. Он представил в этот момент милое лицо Кан, их дом на тихой сайгонской улице, высокие раскачивающиеся при малейшем порыве ветра шапки кокосовых пальм.
Он обвел взглядом комнату. Мрачные тюремные стены. Глаза офицера-тюремщика и его голос:
– Ты будешь говорить?
– Нет, – сказал Дьен. – Я торговец Вай, из Митхо. Больше ничего не скажу.
…Его били несколько часов подряд, а затем, обессиленного, бросили в тюремную камеру. Дьен лежал на полу, не разговаривая ни с кем. Подпольщик знал, что в камере могли быть провокаторы. Их подсаживала охранка, чтобы слушать, о чем говорили между собой арестованные, какие имена выкрикивали в бреду узники, возвращавшиеся в камеру после пыток. Дьен знал об этом и напрягал все силы, чтобы не проронить ни слова. Он слышал и понимал, как много могут сказать потерявшие сознание люди. Их воспаленные губы произносили имена близких, которых затем ожидали такие же допросы и пытки. То, что тюремщики не могли выбить из арестованных, они пытались узнать от жены, детей патриотов. Дьен слышал, как люди шептали названия своих селений, улиц. Сам Дьен уже знал,что один из арестованных из Банко – 3-го района Сайгона. Другой – из 6-го района Фулан, что лежит у въезда в столицу из дельты Меконга. Пожилой человек с переломанными ногами – из квартала Биньдонг.
…А те трое, что постоянно курили и переговаривались с надзирателями, видимо, были уголовниками и доверенными лицами тюремщиков. Они вспоминали о кабаках на центральной улице Катина – Тызо. Уголовников тоже, впрочем, вызывали на «допросы». Только в отличие от других узников, избитых, изувеченных, они возвращались в камеру, распространяя запах спиртного и табачного дыма.
Дьена вызвали на допрос только через неделю. Это время понадобилось полиции, чтобы попытаться навести справки о «торговце», разослать его фотографии по всем префектурам. И вот Дьен стоял перед тем же жандармским офицером.
– Ну что, Вай, одумался? Будешь говорить?
– Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал, господин офицер, – ответил Дьен.
На этот раз подпольщик прошел через серию пыток. Он «побывал в бассейне» – его голову опускали в таз с водой и держали там, пока он не захлебывался. Затем Дьена откачивали, и пытки возобновлялись. К крюку в потолке тюремщики привязывали за ноги свою жертву и, когда допрашиваемый терял сознание, отпускали веревку. Дьен падал на бетонный пол. Но он продолжал молчать. И так в течение семи месяцев беспрерывных пыток в Тихоа.
В 1963 году дело арестованного торговца недвижимым имуществом было переправлено на Пулокондор. Через несколько дней в Сайгонском порту Дьен был погружен на небольшое ветхое судно, которое уже многие годы в своих трюмах и на палубе перевозило на Пулокондора заключенных.
Сайгон медленно таял в дымке. Дьен думал о своей Кан, о друзьях, о том, как мало успел сделать.
В тот день не мог знать подпольщик еще об одной вести. Сайгонская полиция, без суда отправив Дьена в лагеря Пуло-кондора, не оставляла надежды установить его настоящее имя. В Митхо было распространено сообщение, что на мине подорвался обоз, в котором находился некий торговец недвижимым имуществом по имени Вай. Родственникам или близким ему людям предлагалось в трехдневный срок забрать тело погибшего. Далее следовал адрес. Но подпольщики Митхо не решились прийти за телом убитого, подозревая, что там их может ожидать засада. Они сообщили о гибели торговца Вая в подпольный комитет Сайгона. Со скорбной вестью пришли к Кан друзья Дьена. Так жена получила «похоронную».
– Я буду его ждать всю жизнь, – говорила, рыдая, Кан. А в это время ее муж в кандалах уплывал на Пулокондор.
На следующий день в газетах появилось сообщение, что над океаном по неизвестным причинам взорвался в воздухе самолет, направлявшийся из Сайгона в Гонолулу.
– После этой операции, – обнимая за плечи Фунга и Там Кы, продолжал подполковник, – мы решили укрыть вас на явочных квартирах, опасаясь, как бы охранка не заподозрила и не арестовала «электрика» из «Мажестика», грузчика и пожилого служащего с аэродрома Таншоннят. Там после гибели самолета усиленно заработали службы контрразведки, начались повальные обыски и допросы. Приходилось патриотам, учитывая осложнившуюся обстановку, менять явки, подпольные псевдонимы.
– Но, кажется, Фунг, ты в то время еще продолжал жить под прежним именем Ба Фонг? – спросил подполковник.
Бывший боец специального назначения утвердительно кивнул головой и улыбнулся.
– Но мы тогда и не знали, что за Ба Фонгом была объявлена особая охота. Китаец-управляющий в «Мажестике» обнаружил исчезновение «электрика», связал это с диверсией в самолете, закладкой взрывчатки в багаж одного из американских советников. Он же и уведомил охранку, передал фотографии, различные данные и приметы Ба Фонга.
Располагая этими сведениями, сыщики выследили «электрика». Подпольщик обнаружил, что за ним велось наблюдение.
«Они попытаются брать меня как можно бесшумнее. Убеждены, что я в их руках и больше мне не уйти, – заметив сыщиков, решил Ба Фонг. – Надеются, что направляюсь на встречу с кем-либо из подпольщиков, и тогда возьмут обоих, затем потянется цепочка».
Просчитывая вариант за вариантом, Фонг вытягивал сыщиков в небольшой тупичок, где улицу словно перегораживало пятиэтажное здание с единственным подъездом.
В тупике оказалось безлюдно. Ба Фонг уже слышал за спиной приближающийся топот ног.
«Видимо, решили брать здесь», – промелькнула мысль. До подъезда оставалось не больше десяти шагов. Подпольщик выхватил из кармана револьвер и выстрелил в полицейских в упор. Еще несколько мгновений, и он был в подъезде. Тупичок словно задрожал от пистолетных залпов. Пули, выбивая штукатурку, ударили по стенам дома.
…Фонг не случайно вышел к этому подъезду. Буквально в каждом городском районе подпольщики знали многочисленные проходы, заблаговременно готовили и оборудовали для себя так называемые «места отрыва». Именно в этом пятиэтажном доме рассчитывал уйти от преследования и Ба Фонг.
«Теперь только спокойствие и выдержка, – говорил себе подпольщик. – Выполнить все, как намечено раньше. Надо заставить их поверить, что это они загнали меня в подъезд. Отсюда выхода нет. И я буду отстреливаться до последнего патрона».
Вероятнее всего, так и думали полицейские. Они подогнали в тупик бронемашину с рупором, из которого раздался голос, потребовавший от подпольщика добровольной сдачи.
Прижимаясь к стенам домов, прячась за стволами деревьев, в тупичок втянулось более 30 полицейских.
– Возьмите под прицел каждое окно, – отдавал короткие команды офицер. – «Острый» загнан в ловушку! Он расстреляет все патроны, и мы возьмем его голыми руками. Он нужен живым! Во что бы то ни стало живым!
Полицейская охранка буквально сбилась с ног, пытаясь напасть на след подпольной боевой группы, совершившей ряд удачных нападений на аэродром Таншоннят и сайгонскую радиостанцию.
Наконец-то вышли на одного из неуловимых вьетконговцев. Через него можно выявить и резидента, – довольно потирал руки офицер.
Но невдомек было сыщикам, что не они заставили Ба Фонга зайти в этот тупичок, а подпольщик сам вывел весь отряд полицейских к месту своего «отрыва». На последнем этаже дома была небольшая комната. За прочной дверью, закрывавшейся на железный засов, стоял шкаф, в котором хранились боеприпасы и канат.
Ба Фонг снял эту комнату несколько месяцев назад, регулярно оплачивал ее и обещал хозяину, что переберется сюда жить, как только приедет в Сайгон его старушка мать. На самом же деле комната служила для Ба Фонга «зоной спасения». Он заблаговременно рассчитал здесь каждый свой шаг, каждое движение. Несколько секунд – и дверь закрылась на тяжелый железный засов. Затем нажим плеча – и к ней придвигался шкаф. Из нижнего ящика со вторым дном изымалось оружие, боеприпасы и канат. Пять шагов – и на вбитый в подоконник крюк узлом «по-альпинистски» набрасывалась веревка. Все было рассчитано до секунд, на учете каждое движение.
…Через распахнутое окно Ба Фонг спустился на крышу дома, примыкавшего с тыльной стороны. На черепичную крышу ложились ветви дерева фыонг. Еще несколько мгновений – и спуск по стволу завершался в маленьком дворике. Отсюда существовал выход на оживленную улицу, где оставалось лишь смешаться с толпой и уйти подальше от преследователей. «Место отрыва» использовалось лишь один раз. Выполнив свою роль, оно как бы вычеркивалось из «арсенала» подпольщика, оставаясь лишь в памяти и оседая в архивах охранки и контрразведки.
Вся операция ухода заняла у Ба Фонга не более пары минут. Когда же сыщики решились подойти к комнате и взломали дверь, то обнаружили лишь крюк с привязанным к нему канатом. Подпольщик, проходивший в жандармских архивах под псевдонимом «Острый», был уже далеко от полицейской «ловушки».
– С тех пор прошли многие годы, – улыбнулся Фунг, – но каждый раз, проходя мимо этого тупичка во 2-м округе города, я смотрю на пятиэтажный дом, словно здороваюсь со старым и верным другом, спасшим мне жизнь.
– У вас, наверное, сложилось впечатление, – прервал молчание подпольщик, – что все бойцы нашего отряда носили оружие, участвовали в операциях, скрывались на конспиративных квартирах. Но это только почти верно. В нашей подпольной группе были и люди, которые ходили в смокингах, носили накрахмаленные рубашки, а оружие, наверное, держали только в спальне, в тумбочке, – рассмеялся Тан, обращаясь к высокому несколько педантичному Чонгу. Тот подхватил веселый тон командира и добавил:
– Пистолет? У меня, конечно, он был, но меня охраняли сайгонские солдаты, не зная и не ведая, что я находился также под более надежной опекой командира войск специального назначения Вьетконга, самого подполковника Тана!
…Более десяти лет проработал Чонг, вращаясь в высших сферах старого Сайгона. В его салоне бывали генералы, министры, советники полиции и жандармерии. Вплоть до полного освобождения Юга работал среди «высшего сайгонского общества» Чонг. Лишь за день до вступления Народных вооруженных сил в столицу Чонг ушел на партизанскую базу, изъяв из полицейского архива важные документы об агентуре противника. Его миссия в тылу врага была закончена. Чонг приступил к новой и не менее сложной работе – защите завоеваний революции.
Подполковник подошел к окну, полной грудью вдохнул воздух вечернего города.
– Конечно, удача сопутствовала нам, – вновь заговорил Тан. – Но она была результатом большого опыта, личного мужества, работоспособности, конспиративности, высокого уровня подготовки каждого подпольного бойца. И все-таки скольких из наших друзей сейчас нет в живых. Я думал, что на эту встречу придет Бау Бэ. Но он оказался сегодня занят, уехал в дельту. Там обнаружили следы одного из сайгонских палачей, который был известен нашему отряду. Бау Бэ должен его опознать лично.
– Почему я хотел, чтобы Бау Бэ был с нами? – продолжал Тан. – Он последним видел Ле Ван Вьета – члена нашей подпольной группы, чье имя и подвиг навсегда останутся в сердце вьетнамского народа. Это было в марте тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. В качестве возмездия за бомбардировки Северного Вьетнама мы решили провести операцию по нападению на посольство США в Сайгоне. Атаку должны были возглавить Бау Бэ и Ле Ван Вьет.
Над подготовкой к операции работали несколько недель. Анализировали и проверяли все до мельчайших деталей. Наконец приступили к проведению атаки. Вьет должен был отвлечь на себя охрану посольства и вместе с двумя другими подпольщиками завязать бой. Предполагалось, что в это время Бау Бэ на автомашине с ходу въедет в посольство и бросит самодельную бомбу, обладавшую большой взрывной силой. Действия отряда Бау Бэ подстраховывались двумя мотоциклистами из нашего отряда.
Операция проходила по четко намеченному плану. В 9 часов 30 минут 30 марта от мощного взрыва бомбы содрогнулось здание американского посольства.
Бау Бэ, получивший сильную контузию, был подхвачен мотоциклистами-подпольщиками и вывезен в безопасную зону. Вьет, расстреляв автоматный диск, выходил из боя уже после взрыва. Пули попали ему в грудь и бедро. Он потерял сознание и был захвачен полицией.
Как помочь Вьету? Для нападения на тюрьму Тихоа, в госпиталь которой поместили тяжело раненного бойца, у подпольщиков не хватало сил. От верных людей, сотрудничавших с патриотами и в стенах этого острога, получили сведения, что сайгонская контрразведка приступила к допросам Вьета. Его пытали четыре месяца, но не смогли выбить ни одного имени подпольщиков, ни одной явочной квартиры. Затем патриота отправили на Пулокондор, где он скончался. Узники, политические заключенные похоронили Вьета рядом с могилой Во Тхи Сау – юной патриотки, замученной колонизаторами еще во время первой войны Сопротивления. Когда весной 1975 года патриоты освободили остров, бывшие узники показали бойцам могилу Ле Ван Вьета – героя сайгонского подполья. Спустя десять лет после его смерти грянул прощальный залп.
Низко опустив головы, друзья слушали рассказ своего бывшего командира.
– Подпольщики, разведчики Армии освобождения рисковали жизнью каждое мгновение. И когда шли на выполнение боевого задания, и когда выходили из поставленных охранкой ловушек. Рисковали с того момента, когда стали подпольщиками и оказались в тылу врага. И не было у нас более святого закона, чем верность друг другу, взаимовыручка. И не было большего горя, чем потеря боевого товарища.
– Помнишь, Ты Тю? – подполковник подошел к сухощавому человеку, сжимавшему в израненной руке потухшую сигарету. – Однажды в течение нескольких дней мы ждали тебя. Напрасно. Затем получили известие, что ты погиб. Но никто из верных людей не был свидетелем твоей смерти, и мы решили узнать все до конца…
Ты Тю прикурил сигарету. Он низко опустил голову, чтобы ветер, ворвавшийся в окно комнаты, не задул огонь самодельной старенькой зажигалки. Ты Тю выпустил облачко дыма.
– Я расстался с моей женой Кан в тысяча девятьсот шестьдесят втором году. Всего месяц назад мы сыграли нашу свадьбу… По заданию Фронта я должен был уйти в джунгли и вести подпольную работу среди крестьян обширного района дельты Меконга, простиравшегося от равнины Донгтхап до мыса Вунгтау, который тогда еще нередко именовали по-французски мысом Сен-Жак, – начал Ты Тю.
Друзьям, для которых я был известен под псевдонимом Дьен, удалось раздобыть для меня в префектуре полиции документы на имя некоего Вал – торговца недвижимым имуществом. Ранним весенним утром Кан вышла меня проводить. Дул легкий ветерок. Лучи солнца переливались в листве кокосовых пальм. Я обещал ей вернуться через месяц-другой.
Ты Тю улыбнулся. Разве подпольщик или разведчик, уходя на задание, может точно сказать, когда он вернется, разве знает он заранее, какие опасности подстерегают его?
Муж и жена обнялись на прощание в надежде на скорую встречу. Так Дьен покинул Сайгон, переехал Бендык – самый большой мост на дороге номер 4, что вела из столицы в провинцию Митхо. Здесь началась его подпольная работа. Он перевозил листовки, переправлял оружие, вместе с крестьянами оборудовал в джунглях, под корневищами старых деревьев, склады продовольствия для партизан. Но однажды Дьен получил записку. В ней говорилось, что охранка напала на его след и в одной из деревень устроена засада. Подпольный комитет предлагал Дьену вернуться в Сайгон, так как работать в дельте под именем торговца Вая становилось опасно.
– Я пробрался в Сайгон, – вспоминал Ты Тю. – Вышел сначала к одной, затем к другой, третьей явкам, но условленных знаков на домах не было выставлено. Это означало, что явки разгромлены и находились под наблюдением полиции. Я проходил по моей улице. Словно магнит, тянул меня родной дом. Но я прошел мимо нашей калитки – законы конспирации не позволяли возвращаться даже в свой дом без разрешения подпольного комитета. Предварительно следовало проверить, не был ли дом на подозрении. А ведь в случае провала могли бы арестовать и Кан…
Несколько дней Дьен скрывался у знакомого докера в рабочем – 9-м районе столицы, расположенном на левом берегу реки Сайгон. Но оставаться и здесь было опасно. Этот район на протяжении уже многих лет значился в жандармских архивах как база Вьетконга в южновьетнамской столице. Отсюда распространялись, по сведениям охранки, листовки, выходили на демонстрации докеры, рабочие. Полицейские постоянно прочесывали этот район в поисках подпольщиков. И когда карателям удавалось захватить кого-либо из патриотов, то репрессии обрушивались на весь квартал. Десятки людей арестовывались, заточались в тюремные застенки за то, что скрывали «опасных государственных преступников». Арест Дьена навлек бы беду на всю большую семью докера. И подпольщик решил уйти. Воскресным утром, когда на рынок Бентхань и в район Сайгонского порта потянулись толпы людей, он вышел из дома докера и отправился к городскому зоопарку, где находилась последняя известная ему явка. Она считалась наиболее надежной, и использовать ее разрешалось лишь в самых крайних случаях. И теперь Дьен не видел иного выхода. Только через эту явочную квартиру он мог восстановить связь с подпольным комитетом.
Но за зоопарком, на берегу небольшой реки Тхинге, что неподалеку от сайгонского арсенала Башон и префектуры полиции, он натолкнулся на кордон жандармов.
Дьен увидел, что вилла, на которую он направлялся, была оцеплена. А дворик перед домом перекапывали в поисках тайников одетые в штатское сыщики. Сомнений не оставалось: и эта явка разгромлена. Повернуться, уйти в обратную сторону – таково было первое инстинктивное желание Дьена. Но выдержка и опыт подпольщика подсказали другое. Встретившись глазами с жандармом, Дьен понял, что любая попытка скрыться окончится неминуемо неудачей. Слишком много здесь было солдат, полицейских, жандармов. Оставалось, не обращая ни на кого внимания, уверенно, не меняя шага, идти вперед, предъявить полицейским и жандармам документы. И если сводки из Митхо о разыскиваемом подпольщике – «торговце» Вас – еще не дошли до сайгонской префектуры Тхинге, то обмануть полицейских и пройти через кордон было бы делом нетрудным.
Дьен приблизился к полицейским, протянул им свой документ.
– Все в полном порядке, господин Вай, – сказал капитан, внимательно проверив документы. – Но мы вынуждены на время задержать ваши документы. Эти бумаги выданы префектурой, которая сейчас находится на подозрении. Там кое-кто был связан с Вьетконгом. И теперь мы вынуждены дополнительно проверять любые удостоверения, справки, полученные в той префектуре. Но вы, господин Вай, не извольте беспокоиться – все решится быстро, и вы будете свободны. А пока следуйте за этим солдатом, – он указал в сторону молодого новобранца. – В префектуре Тхинге любой дежурный быстро проведет проверку. Соблюдаем формальность… – Полицейский в белом мундире уже взял документы другого прохожего.
Новобранец, получив приказ сопровождать торговца, вскинул на плечо карабин, лениво побрел к префектуре Тхинге.
– Вот уж шестого отвожу, – недовольно бормотал он. – И в такую-то жару. Вьетконговцев, видите ли, ищут. Арестовали одного на той вилле, а теперь всех прохожих и проверяют. Офицеры постоят несколько минут и в бары бегут, в прохладу. А вот нам, рядовым, возись здесь. Да и честных людей только зря беспокоим.
– Так зачем вам понапрасну-то силы терять, господин солдат, – нашелся Дьен. – Идите и вы в бар, а я сам знаю дорогу к префектуре Тхинге. Впрочем, вот вам и деньги, выпейте что-нибудь в ближайшем баре. А то вид у вас крайне измученный, – посочувствовал подпольщик. – Когда только у нас начнут о людях заботиться?!
– Может, в самом деле и сам доберешься? – согласился солдат, быстро сунув в карман деньги. – Только в префектуре о том, что без меня дошел, – ни слова…
Новобранец махнул Дьену рукой, поправил карабин и скрылся за дверью ближайшего кафе.
«Неужели выбрался? Неужели повезло? – радостно подумал Дьен. – Но куда теперь идти? Впрочем, неважно куда. Главное – подальше от Тхинге».
Решил тогда Дьен добраться до 8-го городского района Тханьхынг. Там у гигантского моста, который из-за его формы называют Игрекообразным, жили школьные друзья Ты Тю. У них он и прежде проводил по нескольку дней. Теперь они работали в крупных торговых фирмах и наверняка были вне подозрений полиции. «Богатые, респектабельные горожане» – так отзывались о них в квартале. Школьные друзья Ты Тю не занимались политикой. Но часто слышали они, как Ты Тю критиковал то или иное мероприятие режима, знали, что их товарищ связан с партизанами. Но все эти сведения хранили они в глубокой тайне.
– Мы знаем, что ты вьетконговец, Ты Тю, – признался Ле Ван, один из его друзей. – Но мы любим тебя и верим тебе. Если когда-либо понадобится наша помощь, можешь рассчитывать на нас.
Тогда Ты Тю лишь улыбнулся и ничего не ответил друзьям. Теперь подпольщик шел к ним. У этих школьных товарищей он сможет переждать опасность, а затем разыскать партизан.
«Как прекрасно, – думал Дьен, – что люди умеют сохранять юношескую дружбу».
Но воспоминания о школьных товарищах прервались у бульвара Ле Ван Зюйет. Дьен вновь попал в облаву. Вместе с другими, у кого не оказалось при себе документов, его втолкнули в полицейский джип и доставили к восьмигранному бетонному зданию со сторожевыми вышками. Дьен знал, что здесь располагалась главная сайгонская тюрьма Тихоа, связанная со всеми полицейскими префектурами, четырьмя отделами службы безопасности и жандармерией. Название «Тихоа» означает «Согласие и мир». Но сколько тысяч патриотов было замучено в застенках этого «тихого» острога!
Джип въехал в тюремный двор. Полицейские раскрыли дверцы, приказали арестованным выйти, заложить руки за голову и следовать в «приемное отделение». Здесь проходила своеобразная сортировка. Сержант с тонкой стрелкой усов и маленькими слезившимися глазами задавал арестованным два-три вопроса и приказывал отходить к стене. Одним – вправо, другим – влево. Затем арестованных разводили по камерам, а через некоторое время вызывали на «детальный допрос». Так произошло и с Дьеном.
Его очередь на допрос подошла часа через два после ареста. В камере оставалось всего несколько человек, когда надзиратель открыл дверь и выкрикнул:
– Кто из вас Вай, торговец? Выходи!
Дьен поднялся с каменного пола, медленно прошагал по тюремному коридору. Полицейский толкнул его в спину карабином:
– Поторапливайся.
В кабинете, куда привел Дьена тюремщик, было довольно просторно. За столом сидел офицер с глубоким шрамом на левой щеке.
– Это вы господин Вай, торговец? – он оторвал взгляд от лежащих на столе бумаг.
–Да.
– Почему вы бродите без документов? Вам известно, что передвижение по городу без документов категорически запрещено?
– Понимаете, господин капитан, – расстроенным голосом сказал Дьен, – я очень испугался. У реки Тхинге у меня отобрали документы и приказали идти в полицейскую префектуру. Мне стало страшно. Я растерялся. И… кажется, убежал. Затем меня арестовали.
– Это я знаю. Вот ваши бумаги из префектуры. Нам их уже переправили. – Капитан показал Дьену его удостоверение личности. – Когда приехали в Сайгон?
– Утром, господин капитан.
– Где остановились?
– Пока нигде. Думаю снять номер в гостинице.
– В какой?
– Пока не решил.
– Откуда приехали?
– Я торговец недвижимым имуществом. Езжу по всем провинциям дельты.
– И это нам известно. Вот поступило сообщение из Митхо, в котором говорится о вашей деятельности, весьма далекой от торговли. – Капитан показал Дьену и этот документ. – А теперь перейдем к делу. – Офицер резко повысил голос. – Ты знаешь, где ты находишься? В Тихоа. Отсюда живыми не выходят. Конечно, если они не одумываются и не отрекаются от Вьетконга. Итак, или ты начнешь говорить сам, или мы выбьем из тебя силой все, что нам нужно. Я готов записывать: твое настоящее имя, фамилия, семейное положение, местожительство, род занятий?
Дьен молчал. Он представил в этот момент милое лицо Кан, их дом на тихой сайгонской улице, высокие раскачивающиеся при малейшем порыве ветра шапки кокосовых пальм.
Он обвел взглядом комнату. Мрачные тюремные стены. Глаза офицера-тюремщика и его голос:
– Ты будешь говорить?
– Нет, – сказал Дьен. – Я торговец Вай, из Митхо. Больше ничего не скажу.
…Его били несколько часов подряд, а затем, обессиленного, бросили в тюремную камеру. Дьен лежал на полу, не разговаривая ни с кем. Подпольщик знал, что в камере могли быть провокаторы. Их подсаживала охранка, чтобы слушать, о чем говорили между собой арестованные, какие имена выкрикивали в бреду узники, возвращавшиеся в камеру после пыток. Дьен знал об этом и напрягал все силы, чтобы не проронить ни слова. Он слышал и понимал, как много могут сказать потерявшие сознание люди. Их воспаленные губы произносили имена близких, которых затем ожидали такие же допросы и пытки. То, что тюремщики не могли выбить из арестованных, они пытались узнать от жены, детей патриотов. Дьен слышал, как люди шептали названия своих селений, улиц. Сам Дьен уже знал,что один из арестованных из Банко – 3-го района Сайгона. Другой – из 6-го района Фулан, что лежит у въезда в столицу из дельты Меконга. Пожилой человек с переломанными ногами – из квартала Биньдонг.
…А те трое, что постоянно курили и переговаривались с надзирателями, видимо, были уголовниками и доверенными лицами тюремщиков. Они вспоминали о кабаках на центральной улице Катина – Тызо. Уголовников тоже, впрочем, вызывали на «допросы». Только в отличие от других узников, избитых, изувеченных, они возвращались в камеру, распространяя запах спиртного и табачного дыма.
Дьена вызвали на допрос только через неделю. Это время понадобилось полиции, чтобы попытаться навести справки о «торговце», разослать его фотографии по всем префектурам. И вот Дьен стоял перед тем же жандармским офицером.
– Ну что, Вай, одумался? Будешь говорить?
– Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал, господин офицер, – ответил Дьен.
На этот раз подпольщик прошел через серию пыток. Он «побывал в бассейне» – его голову опускали в таз с водой и держали там, пока он не захлебывался. Затем Дьена откачивали, и пытки возобновлялись. К крюку в потолке тюремщики привязывали за ноги свою жертву и, когда допрашиваемый терял сознание, отпускали веревку. Дьен падал на бетонный пол. Но он продолжал молчать. И так в течение семи месяцев беспрерывных пыток в Тихоа.
В 1963 году дело арестованного торговца недвижимым имуществом было переправлено на Пулокондор. Через несколько дней в Сайгонском порту Дьен был погружен на небольшое ветхое судно, которое уже многие годы в своих трюмах и на палубе перевозило на Пулокондора заключенных.
Сайгон медленно таял в дымке. Дьен думал о своей Кан, о друзьях, о том, как мало успел сделать.
В тот день не мог знать подпольщик еще об одной вести. Сайгонская полиция, без суда отправив Дьена в лагеря Пуло-кондора, не оставляла надежды установить его настоящее имя. В Митхо было распространено сообщение, что на мине подорвался обоз, в котором находился некий торговец недвижимым имуществом по имени Вай. Родственникам или близким ему людям предлагалось в трехдневный срок забрать тело погибшего. Далее следовал адрес. Но подпольщики Митхо не решились прийти за телом убитого, подозревая, что там их может ожидать засада. Они сообщили о гибели торговца Вая в подпольный комитет Сайгона. Со скорбной вестью пришли к Кан друзья Дьена. Так жена получила «похоронную».
– Я буду его ждать всю жизнь, – говорила, рыдая, Кан. А в это время ее муж в кандалах уплывал на Пулокондор.
Некогда Пулокондор был маленьким архипелагом, состоявшим из десятка островков, разбросанных примерно в 225 километрах от Сайгона и носивших названия – Арекового, Кокосового, Бамбукового, Бананового, Ласточкиного[17]… Еще лет 100 назад эти живописнейшие острова населяло всего три тысячи человек. Их дома находились в двух деревушках – Коонг и Анхай. Колонизаторы вывезли всех жителей Пулокондора на материк, а острова с начала XX века стали большой каторжной тюрьмой для патриотов Индокитая. После 1954 года Пулокондор стали именовать не иначе как островами смерти или кровавым архипелагом. Здесь, на тюремном кладбище Ханг Зьюнг, среди филао и белых песчаных дюн погребены десятки тысяч патриотов. Здесь нет чужих могил, говорили узники, прошедшие ад Пулокондора. Здесь только наши могилы…– Не успело судно еще пристать к пирсу, – продолжал свой рассказ Дьен, – как на борт поднялись надзиратели Пулокондора. Они принялись выталкивать узников. Люди, потерявшие столько сил, едва могли передвигаться, и, конечно, немногие были в состоянии преодолеть расстояние между пирсом и бортом судна. Некоторые даже и не пытались прыгать, падали в черную воду, одни тонули, другие гибли, раздавленные металлическим корпусом судна. Тех, кто остался в живых, выстроили, пересчитали, доставили в сортировочный лагерь.