Страница:
(Я оставался верным Чан Тхи и тогда, когда на него донесли, обвинили его в шпионаже в пользу Австралии. Это была точно подстроенная дезинформация, но опровергнуть ее Чан Тхи не смог. Несколько лет тюрьмы… Сейчас он оправдан, избран Ген-секретарем союза писателей. Я встречался с Сисаной, с Суфанувонгом. Но что мог сделать иностранец? Я верил в невиновность Чан Тхи. Все-таки двадцать лет дружбы за спиной. Теперь несправедливый приговор отменен. Чан Тхи реабилитирован, но какие длинные руки у клеветы и как трудно доказывать правду. Чан Тхи пережил в Лаосе наш 1937 год. И никто не мог ему тогда помочь. Все как у нас…)
А затем по лаосскому обычаю было «баси» – обряд, совершаемый по самым разным случаям – будь то в честь победы над врагом либо после собранного урожая. Если в деревне свадьба или рождение ребенка в семье, тоже устраиваются «баси».
Для лаосца «баси» – это прежде всего верность. Верность супругов, верность старцам, отдавшим свою мудрость молодым верность традициям. Теперь «баси» – это и праздник победы.
Перед каждым из нас в небольших блюдечках – цветы чампы.
…Мы сидели с повязанными на кистях рук хлопчатобумажными ниточками – обязательными ритуальными спутницами «баси» – и вспоминали военные годы и, конечно, «баси» в горных районах Самныа. И мы знали, что в ту же декабрьскую ночь праздник отмечался и там, на горных перевалах, в селениях провинции Самныа, где выковывалась в течение многих лет военная и политическая победа.
– Сейчас во Вьентьяне ртутный столбик термометра «застыл» на отметке +30°, а там, в горном Лаосе, – едва 3–5° тепла, – улыбнулся Чан Тхи. – Особенно холодно тем, кто был в лагерях.
Действительно, сурова природа горного Северного Лаоса. В течение многих веков нелегкой была там жизнь людей, но они всегда мечтали о прекрасном и давали поэтичные имена детям горам, рекам, долинам, селениям. Сопхао – стремительный бег реки Копья. Небольшая речушка, словно магическое всесильное копье, пронзившее горы, бурно несла свои воды по земле общины Сопхао уезда Сиенгкхо, провинции Самныа (Хуапхан).
Мы побывали здесь с Чан Тхи впервые в 1967-м и с тех пор возвращались сюда не раз. Тогда деревню бомбили. И от нее остались лишь обугленные сваи. Словно кроваво-красные раны – в цвет местной земли, – зияли воронки. Люди ушли в горы, наскоро оборудовали тростниковые хижины в гротах и прожили в них долгие годы. Рождались дети, умирали тяжелобольные и старики. Жизнь не прекращалась.
Лаосцы повторяют поговорку:
«Друг – будь ему верен до конца, враг – сражайся с ним до последнего дыхания». И эта мудрость древних передавалась молодым…
Февраль 1975 года. Буапхенг, крестьянин из высокогорного селения, где проживают красные тхаи из этнической группы лаолумов, вел нас с Чан Тхи на «баси» в честь второго года мира на лаосской земле.
Для меня это было «баси» мужества лаосцев, которые выдержали годы невероятных лишений. Я видел, как крестьянин бережно сжимал в руке горстку клейкого риса. Чтобы вырастить его, многие заплатили самой дорогой ценой – жизнью. «Баси» – в радостное, но тяжелое время. Я чувствовал это, как и все присутствовавшие. Буапхенг произнес ритуальный речитатив, призывая добрых духов присутствовать на церемонии и оградить собравшихся от несчастья и невзгод. Жители селения – а их было около восьмидесяти – расселись вокруг «факхуана» – церемониальной домашней ступы, делающейся обычно из дерева и украшенной гирляндами различных цветов. Их меняют в зависимости от времени года. У основания ступы были разложены приношения – фрукты, рис – все, чем богата местная земля. Под тростниковой крышей звучал голос Буапхенга. Затем девушки с золотыми серьгами-звездочками повязали всем на руки хлопчатые ниточки, которые предстояло носить до тех пор, пока они не сотрутся.
После «баси» зазвучала музыка. Грациозные девушки в национальных длинных расшитых юбках плавно плыли по кругу. Это ламвонг – танец любви и дружбы, доброты и верности. В нем лаосцы понимают друг друга с полужеста, передают свои мысли и чувства движениями гибких рук, едва уловимым наклоном головы, легким поворотом плеч. Ламвонг заставляет лица танцующих зардеть в румянце, ламвонг обжигает сердца…
В схватке с контрреволюцией
Глава XI.
А затем по лаосскому обычаю было «баси» – обряд, совершаемый по самым разным случаям – будь то в честь победы над врагом либо после собранного урожая. Если в деревне свадьба или рождение ребенка в семье, тоже устраиваются «баси».
Для лаосца «баси» – это прежде всего верность. Верность супругов, верность старцам, отдавшим свою мудрость молодым верность традициям. Теперь «баси» – это и праздник победы.
Перед каждым из нас в небольших блюдечках – цветы чампы.
…Мы сидели с повязанными на кистях рук хлопчатобумажными ниточками – обязательными ритуальными спутницами «баси» – и вспоминали военные годы и, конечно, «баси» в горных районах Самныа. И мы знали, что в ту же декабрьскую ночь праздник отмечался и там, на горных перевалах, в селениях провинции Самныа, где выковывалась в течение многих лет военная и политическая победа.
– Сейчас во Вьентьяне ртутный столбик термометра «застыл» на отметке +30°, а там, в горном Лаосе, – едва 3–5° тепла, – улыбнулся Чан Тхи. – Особенно холодно тем, кто был в лагерях.
Действительно, сурова природа горного Северного Лаоса. В течение многих веков нелегкой была там жизнь людей, но они всегда мечтали о прекрасном и давали поэтичные имена детям горам, рекам, долинам, селениям. Сопхао – стремительный бег реки Копья. Небольшая речушка, словно магическое всесильное копье, пронзившее горы, бурно несла свои воды по земле общины Сопхао уезда Сиенгкхо, провинции Самныа (Хуапхан).
Мы побывали здесь с Чан Тхи впервые в 1967-м и с тех пор возвращались сюда не раз. Тогда деревню бомбили. И от нее остались лишь обугленные сваи. Словно кроваво-красные раны – в цвет местной земли, – зияли воронки. Люди ушли в горы, наскоро оборудовали тростниковые хижины в гротах и прожили в них долгие годы. Рождались дети, умирали тяжелобольные и старики. Жизнь не прекращалась.
Лаосцы повторяют поговорку:
«Друг – будь ему верен до конца, враг – сражайся с ним до последнего дыхания». И эта мудрость древних передавалась молодым…
Февраль 1975 года. Буапхенг, крестьянин из высокогорного селения, где проживают красные тхаи из этнической группы лаолумов, вел нас с Чан Тхи на «баси» в честь второго года мира на лаосской земле.
Для меня это было «баси» мужества лаосцев, которые выдержали годы невероятных лишений. Я видел, как крестьянин бережно сжимал в руке горстку клейкого риса. Чтобы вырастить его, многие заплатили самой дорогой ценой – жизнью. «Баси» – в радостное, но тяжелое время. Я чувствовал это, как и все присутствовавшие. Буапхенг произнес ритуальный речитатив, призывая добрых духов присутствовать на церемонии и оградить собравшихся от несчастья и невзгод. Жители селения – а их было около восьмидесяти – расселись вокруг «факхуана» – церемониальной домашней ступы, делающейся обычно из дерева и украшенной гирляндами различных цветов. Их меняют в зависимости от времени года. У основания ступы были разложены приношения – фрукты, рис – все, чем богата местная земля. Под тростниковой крышей звучал голос Буапхенга. Затем девушки с золотыми серьгами-звездочками повязали всем на руки хлопчатые ниточки, которые предстояло носить до тех пор, пока они не сотрутся.
После «баси» зазвучала музыка. Грациозные девушки в национальных длинных расшитых юбках плавно плыли по кругу. Это ламвонг – танец любви и дружбы, доброты и верности. В нем лаосцы понимают друг друга с полужеста, передают свои мысли и чувства движениями гибких рук, едва уловимым наклоном головы, легким поворотом плеч. Ламвонг заставляет лица танцующих зардеть в румянце, ламвонг обжигает сердца…
В схватке с контрреволюцией
Пожалуй, ни в одной из стран Индокитая не бывает таких лунных ночей, как в Лаосе. Огромный диск, по цвету напоминавший спелый плод манго, медленно плыл над Вьентьяном, освещал верхушки пальм, которые огромными зонтами нависали над городскими строениями. Несколько раз за ночь набегавшие тучи заволакивали луну, и тогда все вокруг внезапно погружалось в кромешную тьму, чтобы вновь вспыхнуть в мгновенном свете молний, задрожать от оглушающих ударов грома. На город обрушивался ливень. Это – сезон дождей. Он приходит на смену так называемому периоду манговых дождей в марте – апреле, обычно начинается в мае – июне, а завершается в октябре. Сплошная стена воды будто встает над лаосской столицей, неся живительную прохладу и освежая уставшую от жары растительность.
Буквально за несколько секунд промокаешь до нитки. Улицы на глазах превращаются в стремительный поток. На берегу Меконга рядом с центральной гостиницей «Лансанг» даже в период тропических ливней не покидали своих наблюдательных позиций солдаты НОАЛ и отряды народной милиции. На той стороне Меконга – Таиланд. Сама великая индокитайская река здесь, в районе Вьентьяна, в тот грозный 1976 год представляла тревожную границу, нарушаемую реакционерами. Многое бывшие военные, представители компрадорской буржуазии бежали из страны, а после победы революции, оплачиваемые ЦРУ, Пентагоном, различными иностранными разведками, повели подрывную деятельность против Лаоса.
– Ты знаешь, я очень люблю ливни, – говорил Пао – один из руководителей органов государственной безопасности ЛНДР, широко открывая оконные ставни. – Они как бы очищают природу. Но убежден, что людям необходимы другие ливни, могучие ветры, которые бы освобождали общество от социальных пороков. Именно такие оздоровительные ливни пронеслись над Лаосом.
Мы рассматривали с Пао коллекцию фотоснимков различных лет. На одном из них – плотный мужчина в военной форме.
– Это – генерал Фуми Носаван. Он стал одним из лидеров реакционеров. В феврале 1965 года после попытки неудавшегося переворота бежал из Лаоса. Одиннадцать лет спустя, в 1976 году, Носаван – один из организаторов эмигрантского контрреволюционного центра в Таиланде под названием «народно-революционный фронт».
«Фронт» существовал на средства ЦРУ и служил пристанищем для лаосских феодалов, компрадоров, монархистов, армейской верхушки – всех тех, кто пытался свернуть страну с пути национального согласия.
– Но мы готовы к отпору, – говорил Пао. – Мы предвидели, что враг еще не раз перейдет в контрнаступление. Пока он ушел в подполье. Контрреволюционная деятельность стала принимать различные формы. Шпионаж, террор, засылка диверсантов, установление конспиративных связей, ведение психологической войны.
– Мы получили агентурное сообщение, – продолжал Пао, – что уже 2 декабря 1975 года, когда была провозглашена ЛНДР, через Меконг перебросили шесть диверсантов. Подполье врага начинало действовать. Силы безопасности в Луангнамтха арестовали агентов. На допросе они признали, что их готовили на шпионской базе в таиландском местечке Намфонг. База содержалась на средства ЦРУ.
Позже стало известно, что для подготовки командос с целью ведения подрывной деятельности против Лаоса на территории Таиланда использовались и другие «стратегические базы». Вот их названия: Рамасун, Кокха, Интханон. Шпионская штаб-квартира в Удоне, в прошлом носившая кодовый номер «333», обрела прежние функции и именовалась «часть войск безопасности 917»[42].
Проводя следствие по делу арестованных, органы безопасности ЛНДР раскрыли разработанный эмиграционным шпионским центром и его покровителями так называемый «трехмесячный план». Главная цель заключалась в том, чтобы активными подрывными действиями парализовать политическую и экономическую жизнь страны, вызвать недовольство населения новым режимом. Предполагалось в эти три месяца усиленно сеять сомнения среди «колеблющихся элементов», внушать им мысль о враждебном отношении революционной власти к мелким собственникам, торговцам и тем самым затягивать их в паутину контрреволюционного центра. На «колеблющихся», с которыми агентам «центра» удавалось установить связь, заводилось специальное «досье». За каждого завербованного руководители «центра» получали от ЦРУ «долларовый процент».
Однако на деле «связи» эти в своем большинстве оказывались фиктивными. Торговцы и мелкие собственники, видя лояльное отношение к ним новой власти и не желая попадать в западню контрреволюционного «центра», сообщали представителям органов безопасности и милиции о «назойливых» визитерах с другого берега Меконга. И «посланец» реакционеров попадал в ловушку. Но пропавший агент и его «связь» продолжали находиться в картотеке «центра». Ведь и этим «мертвым душам» ЦРУ не прекращало переводить деньги и оружие.
Подрывная деятельность против Лаоса значительно усилилась после реакционного военного переворота в Таиланде 6 октября 1976 года. Буквально через несколько дней после кровавого путча, когда были расстреляны студенты Таммасадского университета, таиландские реакционеры спровоцировали ряд столкновений в пограничной зоне ЛНДР.
В лаосских политических кругах проследили такую закономерность: эмигрантские центры каждый раз поднимали голову, когда таиландская военщина «закручивала гайки» в стране и совершала военные провокации в пограничной с Лаосом зоне. Наибольшее опасение реакционеров вызывала возможность улучшения отношений между Лаосом и Таиландом. В штыки встречались требования здравомыслящих и прогрессивных деятелей Таиланда уважать суверенитет ЛНДР. Своеобразным катализатором для вылазок эмигрантского отребья служили визиты в Бангкок американских военных сановников. С одной стороны, лаосские реакционеры пытались привлечь к себе внимание заокеанских хозяев, с другой – заполучить дополнительные средства и оружие для подрывной деятельности против молодой республики.
Вот какими были, например, итоги трехдневного визита в Таиланд в январе 1977 года командующего вооруженными силами США в районе Тихого океана адмирала Мориса Ф. Уайзнера. Эта поездка входила в планы ЦРУ и Пентагона и имела задачу оказать поддержку таиландским и лаосским правым, совершавшим вооруженные провокации в погранзонах. В Индокитае не забыли, что именно Уайзнер входил в число тех американских стратегов, которые считались сторонниками плана захвата части освобожденных районов в Среднем и Нижнем Лаосе. Планировалось превращение этой зоны в своеобразный «мост», который связал бы американские базы в Таиланде и Южном Вьетнаме. Планы эти провалились еще в 1960-х годах.
И вот эмиссар Пентагона вновь появился в Индокитае.
Примечательно, что в период трехдневного визита Уайзнера положение на таиландско-лаосской границе было особенно тревожным. В Нонгкае отмечалось значительное скопление таиландских военных. В 10 километрах от Вьентьяна несколько катеров на Меконге приближались в предрассветные часы к лаосскому берегу.
В сводках министерства внутренних дел ЛНДР было зафиксировано, что в феврале – марте 1977 года из Таиланда тайно пересекли лаосскую границу около 30 вооруженных групп. Эмигрантский центр пытался внедрить диверсантов для проведения террористических актов: поджогов, ограбления домов, нападения на мирных жителей Лаоса. Диверсантам удалось вызвать несколько пожаров на окраинах Вьентьяна. При попытке поджога склада с рисом шестеро преступников были арестованы. Затем органы безопасности вышли на след и остальных террористов. Отряд диверсантов был обезврежен примерно в 12 километрах от Вьентьяна, у парома Тханаленг, рядом с пограничным постом Тхадеа на Меконге.
В тот же период части Народно-освободительной армии приступили к методической ликвидации и других гнезд контрреволюции. Главным образом в зоне Долины кувшинов, в районах таиландской границы и в Нижнем Лаосе. Под Лонгченгом патриоты взяли в клещи и принудили к сдаче вооруженные отряды, некогда входившие в воинство Ванг Пао.
А вторжения на острова Сиенси, Сангкхи, расположенные на Меконге неподалеку от Вьентьяна? Утром 11 апреля 1977 года отряды государственной безопасности захватили троих лаосцев, заброшенных с территории Таиланда. Все дали показания, из которых следовало, что арестованные прошли специальную подготовку в Таиланде, были вооружены американским оружием. В их задачу входило проведение диверсионных актов в зоне Вьентьяна.
Постепенно в ходе расследований стали вырисовываться не только методы подрывной деятельности, но и политические цели эмигрантского центра. Враги республики сколачивали шайки из разного рода деклассированных элементов: воров, содержателей опиумокурилен, проституток, наркоманов, бывших посетителей вьентьянского «дна» – квартала Донпалан. Западная же пропаганда упорно пыталась выдать этот сброд за «борцов» против нового режима в Лаосе.
Органам безопасности и общественного порядка пришлось прибегнуть к решительным мерам. К началу 1977 года города были практически очищены от антисоциальных элементов. Только во Вьентьяне были арестованы свыше тысячи грабителей и вооруженных бандитов. Большинство из них были отправлены в лагеря трудового перевоспитания. Какова ныне судьба этих лиц?
В одном из таких лагерей, что в окрестностях столицы, проходил перевоспитание среди сотен других некто по имени Конг. В прошлом грабитель, «промышлявший» в квартале Донпалан. Квартал этот прежде считался «веселым местом» Вьентьяна. Конг был взят под стражу в первые же месяцы после победы революции. Вот что он рассказывал полтора года спустя:
– Работать еще не так давно я считал для себя зазорным. Обкрадывать наркоманов и иностранцев, заполнявших вьентьянские курильни опиума, публичные дома и бары Донпалана, было привычным делом. Случалось, что выкрадывали и детей, а затем возвращали за большой выкуп. Порой пускали в ход оружие. Кинжал, пистолет были в арсенале каждого вора, сутенера, бандита. Полицейские появлялись в этом темном квартале нечасто. А если кто из бандитов и попадался полиции, то всегда можно было откупиться. «Свобода» продолжать грабежи стоила лишь несколько долларов. Впрочем, полицейские и сами были грабителями, но только в официальном мундире. По законам Лаоса, передавать и дарить недвижимость было запрещено. Но купить бар, гостиницу, ипподром за 5–10 долларов было можно.
Новая власть окончательно покончила с «дном» – чревом Вьентьяна. Закрыты были игорные и «веселые» дома, курильни опиума. Бывшие бары переоборудованы под жилье. Общественный порядок поддерживался надежно.
Контрреволюционеры потеряли в Лаосе почву для вербовки агентуры. Поэтому эмигрантские центры для борьбы с народной властью Лаоса пытались использовать реакционеров, находившихся за рубежом. И мелись данные о том, что через доверенных лиц Носаван установил связь с бывшим капитаном, а затем генералом Конгле, предложил ему вступить в эмигрантский фронт. Из достоверных источников мне было известно, что главари контрреволюционного центра в Таиланде даже предлагали Конгле авиабилеты (за счет ЦРУ) на самолет по маршруту Париж – Бангкок. Но Конгле сделал ставку на Пекин, который уже в первые месяцы после победы лаосской революции тоже приступил к подрывной деятельности против ЛНДР. Пекин и различные эмигрантские центры в 1976–1979 годах стремились действовать сообща, чтобы нанести максимальный ущерб молодому Лаосу. Они попытались затянуть под свои «знамена» даже тех, кто ушел с политической арены Лаоса почти два десятилетия назад. И это служило, с одной стороны, свидетельством слабости эмигрантских организаций, а с другой – доказывало, что реакционеры не упускают малейшей возможности, чтобы вести подрывные действия против республики.
В марте 1977 года реакция вновь посягнула на государственную безопасность ЛНДР. Замышлялся переворот в бывшей королевской столице – Луангпхабанге. Бывший управляющий королевским двором установил связь с контрреволюционным подпольем, втянул в свои сети свергнутого короля Лаоса Шри Саванг Ваттхану и его сына – в прошлом наследного принца. Заговорщики готовились к восстановлению монархии, а в случае неудачи намеревались бежать в Таиланд, создать там эмиграционное монархическое правительство. Они рассчитывали, что это «правительство» притянет всю лаосскую «элиту», а под скипетром монарха соберутся все оставшиеся контрреволюционные силы. Но органы безопасности раскрыли заговор и арестовали его организаторов. По решению Верховного народного собрания ЛНДР, бывшего короля и его сына направили в центр по политическому перевоспитанию военных и чиновников прежнего режима. В Самныа, где когда-то была штаб-квартира ПФЛ. «Поменялись местами», – говорил с сожалением принц Суфанувонг. Но поступить иначе было невозможно. Тягчайшее преступление против республики было совершено, и король должен был понести наказание. Но о высшей мере не было и речи. Король ушел из жизни своей смертью. О нем скорбили…
Весной 1978 года органы безопасности ЛНДР обезвредили еще одну группу контрреволюционеров. Ими руководили бывшие генералы Тхама Сайяситсена и Сунтхон Пархаммавонг, а также бывший гражданский деятель Мынсомвичит[43]. Эта группа пыталась вербовать агентуру среди служащих государственных учреждений. При обыске на квартирах у них были обнаружены оружие и инструкции, полученные из-за рубежа.
К лету 1978 года на территории Лаоса главные базы вооруженных банд были обезврежены. Оставались незначительные «островки», откуда совершали бандитские налеты остатки подразделений Ванг Пао. Они были «нейтрализованы» Народно-освободительной армией в октябре – ноябре 1978 года. Несколько тысяч солдат сдали оружие без боя. Другие ушли по оставленному им коридору в Таиланд, дав обещание никогда не участвовать в войнах…
Контрреволюция в значительной мере исчерпала свои ресурсы, действуя среди бывших чиновников вьентьянской администрации. Но она пыталась еще наносить «кинжальные» коварные удары, используя доверчивость, суеверие, отсталость среди малых народностей Лаоса. Известны многочисленные случаи, когда под видом так называемых «проповедников» засылались вражеские агенты. Они распространяли слухи, будто «добрые духи», способные щедро наделить человека рисом, золотом, одеждой и опиумом, бежали от революции в джунгли. Невежество превращалось в опасное оружие, обращенное против революции. Так, шпионы призывали людей мео покидать деревни и уходить в джунгли вслед за «добрыми» духами. При этом «проповедники» подстрекали сжигать селения. Они обещали горцам, что «добрые духи» вознаградят их за это, предоставив все необходимое для жизни. С помощью такой тактики враг сумел нанести значительный ущерб. Лаосским революционерам пришлось провести большую работу, чтобы выявить провокаторов. Обманутые горцы вернулись в свои деревни.
В начале 1976 года всплыла, например, «история с белым тигром». Многие жители вьентьянских предместий рассказывали ее с нескрываемым страхом.
В чем же было дело? Специалисты по психологической войне с другого берега Меконга «взяли на вооружение» старое лаосское поверье о том, что если реку переплывает белый тигр, довольно редко встречающийся в природе, то народ ожидает разорение, голод, мор. И вот несколько диверсантов, переодетых в желтые монашеские одежды, стали распространять по селениям вокруг Вьентьяна слух о том, что «белый тигр» переплыл Меконг и бродил вблизи домов лаосцев. И, конечно, следовал стереотипный «совет»: спасайтесь от надвигающегося голода и мора на другом берегу Меконга, где нет «белого тифа».
В Лаосе еще сильны разные поверия и предрассудки. Распространена вера в приметы, как добрые, так и злые, а во многих селениях людей все еще лечат колдуны и шаманы. Поэтому нельзя было оставить без внимания незначительную на первый взгляд «историю с белым тигром». Вскоре «монахи» были обнаружены и арестованы. Как выяснилось, их засылало ЦРУ с задачей сеять панику, вызывать страх среди крестьян.
Пришлось возвращать «монахов» в селения, но теперь для того, чтобы они рассказали, с какой целью родился «миф о белом тигре». В «белых тигров» теперь в Лаосе не верят.
Время, как и Меконг, необратимо, говорят в Лаосе.
…Страна выдержала испытания «военными штормами». Ее народ вышел победителем и теперь вместе с Вьетнамом, Камбоджей строит новую жизнь, поддерживает дружественные отношения с государствами всех континентов, играет свою роль в международной и индокитайской политике.
Буквально за несколько секунд промокаешь до нитки. Улицы на глазах превращаются в стремительный поток. На берегу Меконга рядом с центральной гостиницей «Лансанг» даже в период тропических ливней не покидали своих наблюдательных позиций солдаты НОАЛ и отряды народной милиции. На той стороне Меконга – Таиланд. Сама великая индокитайская река здесь, в районе Вьентьяна, в тот грозный 1976 год представляла тревожную границу, нарушаемую реакционерами. Многое бывшие военные, представители компрадорской буржуазии бежали из страны, а после победы революции, оплачиваемые ЦРУ, Пентагоном, различными иностранными разведками, повели подрывную деятельность против Лаоса.
– Ты знаешь, я очень люблю ливни, – говорил Пао – один из руководителей органов государственной безопасности ЛНДР, широко открывая оконные ставни. – Они как бы очищают природу. Но убежден, что людям необходимы другие ливни, могучие ветры, которые бы освобождали общество от социальных пороков. Именно такие оздоровительные ливни пронеслись над Лаосом.
Мы рассматривали с Пао коллекцию фотоснимков различных лет. На одном из них – плотный мужчина в военной форме.
– Это – генерал Фуми Носаван. Он стал одним из лидеров реакционеров. В феврале 1965 года после попытки неудавшегося переворота бежал из Лаоса. Одиннадцать лет спустя, в 1976 году, Носаван – один из организаторов эмигрантского контрреволюционного центра в Таиланде под названием «народно-революционный фронт».
«Фронт» существовал на средства ЦРУ и служил пристанищем для лаосских феодалов, компрадоров, монархистов, армейской верхушки – всех тех, кто пытался свернуть страну с пути национального согласия.
– Но мы готовы к отпору, – говорил Пао. – Мы предвидели, что враг еще не раз перейдет в контрнаступление. Пока он ушел в подполье. Контрреволюционная деятельность стала принимать различные формы. Шпионаж, террор, засылка диверсантов, установление конспиративных связей, ведение психологической войны.
– Мы получили агентурное сообщение, – продолжал Пао, – что уже 2 декабря 1975 года, когда была провозглашена ЛНДР, через Меконг перебросили шесть диверсантов. Подполье врага начинало действовать. Силы безопасности в Луангнамтха арестовали агентов. На допросе они признали, что их готовили на шпионской базе в таиландском местечке Намфонг. База содержалась на средства ЦРУ.
Позже стало известно, что для подготовки командос с целью ведения подрывной деятельности против Лаоса на территории Таиланда использовались и другие «стратегические базы». Вот их названия: Рамасун, Кокха, Интханон. Шпионская штаб-квартира в Удоне, в прошлом носившая кодовый номер «333», обрела прежние функции и именовалась «часть войск безопасности 917»[42].
Проводя следствие по делу арестованных, органы безопасности ЛНДР раскрыли разработанный эмиграционным шпионским центром и его покровителями так называемый «трехмесячный план». Главная цель заключалась в том, чтобы активными подрывными действиями парализовать политическую и экономическую жизнь страны, вызвать недовольство населения новым режимом. Предполагалось в эти три месяца усиленно сеять сомнения среди «колеблющихся элементов», внушать им мысль о враждебном отношении революционной власти к мелким собственникам, торговцам и тем самым затягивать их в паутину контрреволюционного центра. На «колеблющихся», с которыми агентам «центра» удавалось установить связь, заводилось специальное «досье». За каждого завербованного руководители «центра» получали от ЦРУ «долларовый процент».
Однако на деле «связи» эти в своем большинстве оказывались фиктивными. Торговцы и мелкие собственники, видя лояльное отношение к ним новой власти и не желая попадать в западню контрреволюционного «центра», сообщали представителям органов безопасности и милиции о «назойливых» визитерах с другого берега Меконга. И «посланец» реакционеров попадал в ловушку. Но пропавший агент и его «связь» продолжали находиться в картотеке «центра». Ведь и этим «мертвым душам» ЦРУ не прекращало переводить деньги и оружие.
Подрывная деятельность против Лаоса значительно усилилась после реакционного военного переворота в Таиланде 6 октября 1976 года. Буквально через несколько дней после кровавого путча, когда были расстреляны студенты Таммасадского университета, таиландские реакционеры спровоцировали ряд столкновений в пограничной зоне ЛНДР.
В лаосских политических кругах проследили такую закономерность: эмигрантские центры каждый раз поднимали голову, когда таиландская военщина «закручивала гайки» в стране и совершала военные провокации в пограничной с Лаосом зоне. Наибольшее опасение реакционеров вызывала возможность улучшения отношений между Лаосом и Таиландом. В штыки встречались требования здравомыслящих и прогрессивных деятелей Таиланда уважать суверенитет ЛНДР. Своеобразным катализатором для вылазок эмигрантского отребья служили визиты в Бангкок американских военных сановников. С одной стороны, лаосские реакционеры пытались привлечь к себе внимание заокеанских хозяев, с другой – заполучить дополнительные средства и оружие для подрывной деятельности против молодой республики.
Вот какими были, например, итоги трехдневного визита в Таиланд в январе 1977 года командующего вооруженными силами США в районе Тихого океана адмирала Мориса Ф. Уайзнера. Эта поездка входила в планы ЦРУ и Пентагона и имела задачу оказать поддержку таиландским и лаосским правым, совершавшим вооруженные провокации в погранзонах. В Индокитае не забыли, что именно Уайзнер входил в число тех американских стратегов, которые считались сторонниками плана захвата части освобожденных районов в Среднем и Нижнем Лаосе. Планировалось превращение этой зоны в своеобразный «мост», который связал бы американские базы в Таиланде и Южном Вьетнаме. Планы эти провалились еще в 1960-х годах.
И вот эмиссар Пентагона вновь появился в Индокитае.
Примечательно, что в период трехдневного визита Уайзнера положение на таиландско-лаосской границе было особенно тревожным. В Нонгкае отмечалось значительное скопление таиландских военных. В 10 километрах от Вьентьяна несколько катеров на Меконге приближались в предрассветные часы к лаосскому берегу.
В сводках министерства внутренних дел ЛНДР было зафиксировано, что в феврале – марте 1977 года из Таиланда тайно пересекли лаосскую границу около 30 вооруженных групп. Эмигрантский центр пытался внедрить диверсантов для проведения террористических актов: поджогов, ограбления домов, нападения на мирных жителей Лаоса. Диверсантам удалось вызвать несколько пожаров на окраинах Вьентьяна. При попытке поджога склада с рисом шестеро преступников были арестованы. Затем органы безопасности вышли на след и остальных террористов. Отряд диверсантов был обезврежен примерно в 12 километрах от Вьентьяна, у парома Тханаленг, рядом с пограничным постом Тхадеа на Меконге.
В тот же период части Народно-освободительной армии приступили к методической ликвидации и других гнезд контрреволюции. Главным образом в зоне Долины кувшинов, в районах таиландской границы и в Нижнем Лаосе. Под Лонгченгом патриоты взяли в клещи и принудили к сдаче вооруженные отряды, некогда входившие в воинство Ванг Пао.
А вторжения на острова Сиенси, Сангкхи, расположенные на Меконге неподалеку от Вьентьяна? Утром 11 апреля 1977 года отряды государственной безопасности захватили троих лаосцев, заброшенных с территории Таиланда. Все дали показания, из которых следовало, что арестованные прошли специальную подготовку в Таиланде, были вооружены американским оружием. В их задачу входило проведение диверсионных актов в зоне Вьентьяна.
Постепенно в ходе расследований стали вырисовываться не только методы подрывной деятельности, но и политические цели эмигрантского центра. Враги республики сколачивали шайки из разного рода деклассированных элементов: воров, содержателей опиумокурилен, проституток, наркоманов, бывших посетителей вьентьянского «дна» – квартала Донпалан. Западная же пропаганда упорно пыталась выдать этот сброд за «борцов» против нового режима в Лаосе.
Органам безопасности и общественного порядка пришлось прибегнуть к решительным мерам. К началу 1977 года города были практически очищены от антисоциальных элементов. Только во Вьентьяне были арестованы свыше тысячи грабителей и вооруженных бандитов. Большинство из них были отправлены в лагеря трудового перевоспитания. Какова ныне судьба этих лиц?
В одном из таких лагерей, что в окрестностях столицы, проходил перевоспитание среди сотен других некто по имени Конг. В прошлом грабитель, «промышлявший» в квартале Донпалан. Квартал этот прежде считался «веселым местом» Вьентьяна. Конг был взят под стражу в первые же месяцы после победы революции. Вот что он рассказывал полтора года спустя:
– Работать еще не так давно я считал для себя зазорным. Обкрадывать наркоманов и иностранцев, заполнявших вьентьянские курильни опиума, публичные дома и бары Донпалана, было привычным делом. Случалось, что выкрадывали и детей, а затем возвращали за большой выкуп. Порой пускали в ход оружие. Кинжал, пистолет были в арсенале каждого вора, сутенера, бандита. Полицейские появлялись в этом темном квартале нечасто. А если кто из бандитов и попадался полиции, то всегда можно было откупиться. «Свобода» продолжать грабежи стоила лишь несколько долларов. Впрочем, полицейские и сами были грабителями, но только в официальном мундире. По законам Лаоса, передавать и дарить недвижимость было запрещено. Но купить бар, гостиницу, ипподром за 5–10 долларов было можно.
Новая власть окончательно покончила с «дном» – чревом Вьентьяна. Закрыты были игорные и «веселые» дома, курильни опиума. Бывшие бары переоборудованы под жилье. Общественный порядок поддерживался надежно.
Контрреволюционеры потеряли в Лаосе почву для вербовки агентуры. Поэтому эмигрантские центры для борьбы с народной властью Лаоса пытались использовать реакционеров, находившихся за рубежом. И мелись данные о том, что через доверенных лиц Носаван установил связь с бывшим капитаном, а затем генералом Конгле, предложил ему вступить в эмигрантский фронт. Из достоверных источников мне было известно, что главари контрреволюционного центра в Таиланде даже предлагали Конгле авиабилеты (за счет ЦРУ) на самолет по маршруту Париж – Бангкок. Но Конгле сделал ставку на Пекин, который уже в первые месяцы после победы лаосской революции тоже приступил к подрывной деятельности против ЛНДР. Пекин и различные эмигрантские центры в 1976–1979 годах стремились действовать сообща, чтобы нанести максимальный ущерб молодому Лаосу. Они попытались затянуть под свои «знамена» даже тех, кто ушел с политической арены Лаоса почти два десятилетия назад. И это служило, с одной стороны, свидетельством слабости эмигрантских организаций, а с другой – доказывало, что реакционеры не упускают малейшей возможности, чтобы вести подрывные действия против республики.
В марте 1977 года реакция вновь посягнула на государственную безопасность ЛНДР. Замышлялся переворот в бывшей королевской столице – Луангпхабанге. Бывший управляющий королевским двором установил связь с контрреволюционным подпольем, втянул в свои сети свергнутого короля Лаоса Шри Саванг Ваттхану и его сына – в прошлом наследного принца. Заговорщики готовились к восстановлению монархии, а в случае неудачи намеревались бежать в Таиланд, создать там эмиграционное монархическое правительство. Они рассчитывали, что это «правительство» притянет всю лаосскую «элиту», а под скипетром монарха соберутся все оставшиеся контрреволюционные силы. Но органы безопасности раскрыли заговор и арестовали его организаторов. По решению Верховного народного собрания ЛНДР, бывшего короля и его сына направили в центр по политическому перевоспитанию военных и чиновников прежнего режима. В Самныа, где когда-то была штаб-квартира ПФЛ. «Поменялись местами», – говорил с сожалением принц Суфанувонг. Но поступить иначе было невозможно. Тягчайшее преступление против республики было совершено, и король должен был понести наказание. Но о высшей мере не было и речи. Король ушел из жизни своей смертью. О нем скорбили…
Весной 1978 года органы безопасности ЛНДР обезвредили еще одну группу контрреволюционеров. Ими руководили бывшие генералы Тхама Сайяситсена и Сунтхон Пархаммавонг, а также бывший гражданский деятель Мынсомвичит[43]. Эта группа пыталась вербовать агентуру среди служащих государственных учреждений. При обыске на квартирах у них были обнаружены оружие и инструкции, полученные из-за рубежа.
К лету 1978 года на территории Лаоса главные базы вооруженных банд были обезврежены. Оставались незначительные «островки», откуда совершали бандитские налеты остатки подразделений Ванг Пао. Они были «нейтрализованы» Народно-освободительной армией в октябре – ноябре 1978 года. Несколько тысяч солдат сдали оружие без боя. Другие ушли по оставленному им коридору в Таиланд, дав обещание никогда не участвовать в войнах…
Контрреволюция в значительной мере исчерпала свои ресурсы, действуя среди бывших чиновников вьентьянской администрации. Но она пыталась еще наносить «кинжальные» коварные удары, используя доверчивость, суеверие, отсталость среди малых народностей Лаоса. Известны многочисленные случаи, когда под видом так называемых «проповедников» засылались вражеские агенты. Они распространяли слухи, будто «добрые духи», способные щедро наделить человека рисом, золотом, одеждой и опиумом, бежали от революции в джунгли. Невежество превращалось в опасное оружие, обращенное против революции. Так, шпионы призывали людей мео покидать деревни и уходить в джунгли вслед за «добрыми» духами. При этом «проповедники» подстрекали сжигать селения. Они обещали горцам, что «добрые духи» вознаградят их за это, предоставив все необходимое для жизни. С помощью такой тактики враг сумел нанести значительный ущерб. Лаосским революционерам пришлось провести большую работу, чтобы выявить провокаторов. Обманутые горцы вернулись в свои деревни.
В начале 1976 года всплыла, например, «история с белым тигром». Многие жители вьентьянских предместий рассказывали ее с нескрываемым страхом.
В чем же было дело? Специалисты по психологической войне с другого берега Меконга «взяли на вооружение» старое лаосское поверье о том, что если реку переплывает белый тигр, довольно редко встречающийся в природе, то народ ожидает разорение, голод, мор. И вот несколько диверсантов, переодетых в желтые монашеские одежды, стали распространять по селениям вокруг Вьентьяна слух о том, что «белый тигр» переплыл Меконг и бродил вблизи домов лаосцев. И, конечно, следовал стереотипный «совет»: спасайтесь от надвигающегося голода и мора на другом берегу Меконга, где нет «белого тифа».
В Лаосе еще сильны разные поверия и предрассудки. Распространена вера в приметы, как добрые, так и злые, а во многих селениях людей все еще лечат колдуны и шаманы. Поэтому нельзя было оставить без внимания незначительную на первый взгляд «историю с белым тигром». Вскоре «монахи» были обнаружены и арестованы. Как выяснилось, их засылало ЦРУ с задачей сеять панику, вызывать страх среди крестьян.
Пришлось возвращать «монахов» в селения, но теперь для того, чтобы они рассказали, с какой целью родился «миф о белом тигре». В «белых тигров» теперь в Лаосе не верят.
* * *
Время, как и Меконг, необратимо, говорят в Лаосе.
…Страна выдержала испытания «военными штормами». Ее народ вышел победителем и теперь вместе с Вьетнамом, Камбоджей строит новую жизнь, поддерживает дружественные отношения с государствами всех континентов, играет свою роль в международной и индокитайской политике.
Глава XI.
Третий фронт: Опаленные пальмы Камбоджи
К Камбодже у меня отношение особое. Когда американская авиация ожесточенно бомбила ДРВ, Пентагон вел карательные операции в Южном Вьетнаме, все глубже ввязывался в военные действия нейтральный Лаос, королевство Камбоджа принца Сианука оставалась «оазисом мира» в Индокитае, уголком спокойствия и, я бы даже сказал, «сферой азиатского процветания». Я вырывался из Ханоя в Пномпень дважды в год и проводил здесь прекрасные недели. Компания была самая теплая: под «крылом» посла СССР С.М. Кудрявцева, талантливые дипломаты – мои институтские друзья РЛ. Хамедуллин (ныне посол РФ в Австралии), Юрий Шманевский, Олег Дружинин, корреспонденты ТАСС Олег Широков и Артур Блинов, военный разведчик Николай Солдаткин, корреспондент АПН Юрий Шевченко и «интернациональная бригада»: австралиец, писатель и публицист Уилфред Бэрчетт с женой-болгаркой, медведем «Мишкой», двумя гиббонами и дочерью Анной, писавшей мне с детства чудесные письма, французский военный атташе полковник Франсуа, английский посол, жена знаменитого кинодокументалиста Йориса Ивенса Марселина Лорридан, дочь от первого брака вьетнамского министра здравоохранения Колетт Виоле, прекрасная полукровка, разделявшая мое интеллектуальное одиночество и ревновавшая меня к юной хранительнице книг королевской библиотеки – миниатюрной кхмерке с чудесным именем Жасмин… В той библиотеке в «неурочное время» я перечитал многие старинные книги.
Где-то в другом конце Индокитая рвались бомбы, а здесь на Монивонге работали прекрасные ресторанчики, в «плавучих домиках» на Меконге и Бассаке нам подавали с «боцманом» Шманевским и культурным советником Олегом Дружининым «китайские супчики» с местным самогоном и соответствующим «продолжением». После полуночи имели честь быть иногда приглашенными во дворец к Сиануку и слушать его музыкальные индивидуальные концерты – участвовать в забавах главы государства, получать от него скромные знаки внимания и ценные подарки, быть осчастливленными его высочайшим обществом.
Особенно меня окружили почетом после того, как в феврале – марте 1967 года я съездил с кузеном Сианука, начальником корпусной зоны, подполковником – принцем на границу с Южным Вьетнамом в провинцию Свайриенг («Клюв Попугая») и попал там в окружение американо-сайгонских войск. Интервенты численностью в 23 тысячи солдат проводили пограничную операцию «Джанкшн сити».
К счастью, все обошлось благополучно. Нас не заметили. Американцы и сайгонцы убрались на свою территорию в Тэйнинь, оставив на камбоджийской земле сожженную деревню, раненых крестьян и несколько забитых голов скота. Почти «боевое соприкосновение» с противником вызвало ко мне особое чувство в подполковнике-принце. Он обо всем лично рассказал Сиануку, а меня попросил обо всем увиденном сообщить по радио в программе на всю Юго-Восточную Азию.
Я выполнил просьбу – выступал несколько раз, и каждый репортаж длился не менее 40 минут. Мой риск и труд получили достойную оценку, и Сианук – глава государства – подарил мне прекрасную туристическую поездку по всей Камбодже. С большой охраной и на новой черной «Волге». В те дни 1967-го в Камбодже все пели, танцевали, прекрасно ели, пили и любили, но дисциплина была жесткая. Никаких вакханалий. На улицах все было спокойно, тихо и пристойно. И я по вечерам на велорикше возвращался в мой номер 306 в отеле «Сукхалай» на Монивонге, зная, что никто на меня не нападет, не потребует кошелек, набитый подотчетными долларами, риелями, донгами, кипами, южновьетнамскими пиастрами… и еще не знаю какими купюрами из корреспондентской кассы…Если «касса и убывала», то об этом всегда знали Жасмин, Колетт или другие сидевшие со мной в ночных барах прекрасные «вечерние мотыльки». Но и это было тогда «работой» – сбором информации.
Где-то в другом конце Индокитая рвались бомбы, а здесь на Монивонге работали прекрасные ресторанчики, в «плавучих домиках» на Меконге и Бассаке нам подавали с «боцманом» Шманевским и культурным советником Олегом Дружининым «китайские супчики» с местным самогоном и соответствующим «продолжением». После полуночи имели честь быть иногда приглашенными во дворец к Сиануку и слушать его музыкальные индивидуальные концерты – участвовать в забавах главы государства, получать от него скромные знаки внимания и ценные подарки, быть осчастливленными его высочайшим обществом.
Особенно меня окружили почетом после того, как в феврале – марте 1967 года я съездил с кузеном Сианука, начальником корпусной зоны, подполковником – принцем на границу с Южным Вьетнамом в провинцию Свайриенг («Клюв Попугая») и попал там в окружение американо-сайгонских войск. Интервенты численностью в 23 тысячи солдат проводили пограничную операцию «Джанкшн сити».
К счастью, все обошлось благополучно. Нас не заметили. Американцы и сайгонцы убрались на свою территорию в Тэйнинь, оставив на камбоджийской земле сожженную деревню, раненых крестьян и несколько забитых голов скота. Почти «боевое соприкосновение» с противником вызвало ко мне особое чувство в подполковнике-принце. Он обо всем лично рассказал Сиануку, а меня попросил обо всем увиденном сообщить по радио в программе на всю Юго-Восточную Азию.
Я выполнил просьбу – выступал несколько раз, и каждый репортаж длился не менее 40 минут. Мой риск и труд получили достойную оценку, и Сианук – глава государства – подарил мне прекрасную туристическую поездку по всей Камбодже. С большой охраной и на новой черной «Волге». В те дни 1967-го в Камбодже все пели, танцевали, прекрасно ели, пили и любили, но дисциплина была жесткая. Никаких вакханалий. На улицах все было спокойно, тихо и пристойно. И я по вечерам на велорикше возвращался в мой номер 306 в отеле «Сукхалай» на Монивонге, зная, что никто на меня не нападет, не потребует кошелек, набитый подотчетными долларами, риелями, донгами, кипами, южновьетнамскими пиастрами… и еще не знаю какими купюрами из корреспондентской кассы…Если «касса и убывала», то об этом всегда знали Жасмин, Колетт или другие сидевшие со мной в ночных барах прекрасные «вечерние мотыльки». Но и это было тогда «работой» – сбором информации.