Страница:
– Грязная вода? – криво усмехнулся начальник полиции.
Заметив, что вода, преодолев порог, стала заливать дом, наш собеседник бросился внутрь. Спустя минуту он вернулся со сжавшимся в комочек мяукающим котенком.
– На шкаф залез, еле достал, – пояснил он, гладя котенка, и зло добавил: – Хотите знать, где сейчас находится Берлунд? Ищите на заводе. Крюдешанк милосердно позволил всем, кого милостивый боже наказал за грехи пока лишь этим малым потопом, перебраться в консервный цех.
Из кабины он выразительным жестом указал на жилище Берлунда. Быстро поднимавшаяся вода залила его уже вконец, забросив гребнем волны дохлую рыбу на низкую крышу. Зацепившись за телевизионную антенну, она лежала на спине. Стеклянные, выпученные как будто от негодования глаза взирали на пустые бутылки и ржавые консервные банки, качавшиеся в грязной пене.
В консервном цехе Берлунда мы так и не обнаружили, зато лицезрели необычную картину.
Среди стерильно белых гигантских котлов в паутине автоматических линий стояли раскладушки, а рядом с ними – чемоданы, узлы, посуда. Кое-где светились экраны цветных телевизоров.
Жертвы наводнения смотрели соревнования по баскетболу. Какой контраст между этими бездомными людьми, которые казались такими маленькими и ничтожными на фоне гигантских автоклавов, и радостно взволнованной толпой на экране!
Старичок с морщинистым лицом, подогревавший на электроплитке какое-то коричневатое варево, посоветовал поискать Берлунда в упаковочном цехе, который Ричард Бейдеван использовал в качестве съемочного павильона.
– Все киноактеры там собрались, – на минутку отвернувшись от экрана телевизора, улыбнулся нам его сосед.
Мы шагали по двору, где все свидетельствовало о недавней напряженной работе. Под навесом невольно бросались в глаза яркие наклейки консервов, сложенных в проволочные ящики.
– Это изобретение отца Ионатана, – пояснил начальник полиции, подбросив в руке коробку консервов. – У каждой породы рыбы – этикетка своего цвета. Здесь вот та самая, что вы видели сейчас мертвой. У нас ее называют озерным тайменем. Своего рода последний из могикан. Остальные редкие породы вымерли. В том числе и золотой озерный таймень. Он был таким вкусным, что Иеремия Александер в одной из проповедей назвал этот вид тайменя самым ярким подтверждением чудес господних.
Мы свернули налево и вскоре попали в узкий проход между складами. Они стояли на стальных опорах вдоль берега. Я невольно зажал нос.
– Противогаз бы сюда, – бросил я иронически.
– Милости прошу, – начальник полиции кивнул на контейнер из пластика, из которого тянулась резиновая трубка с респиратором. – Иначе в сезон дождей работать на складе просто невозможно. Разбежались бы все, даже те, кто получал так называемую надбавку за безбрачие.
– Надбавка за безбрачие? – удивился я. – Вот уж не слыхал никогда!
– Каприз Ионатана Крюдешанка. Тех, кто, вступая в секту, давал торжественное обещание не вступать в брак, он всячески поддерживал.
С чувством облегчения мы увидели, наконец, упаковочный цех. Он находился поодаль от берега, к тому-же на пригорке, поэтому мерзкий запах здесь почти не ощущался.
На пороге я невольно застыл в удивлении.
Передо мной была часть фасада «Палаты Гермеса» с дверьми и двумя дорическими колоннами. Чуть дальше – макет, изображавший уголок операционного зала банка.
– Ричард Бейдеван использовал это помещение как съемочный павильон и одновременно свою контору, – пояснил Грегор Абуш, поздоровавшись с блондинкой, выглядывавшей из среднего окошечка бутафорского банковского зала.
Дубовая панель внизу и матовое стекло сверху отделяли мнимых работников банка от мнимых посетителей. Однако эта иллюзия, созданная из гипса, подмалеванного картона и стекла, занимала каких-нибудь метров двадцать.
Подлинной в бутафорском мире была лишь блондинка в окошечке, деловито вертевшая ручку арифмометра.
– Даниэла, кассирша съемочной группы, – познакомил нас начальник полиции. – Кроме того, Бейдеван поручил ей маленькую роль в фильме… А где остальные «артисты»? Я ищу Берлунда.
– Не знаю, – коротко ответила девушка, не отрывая взгляда от своих бумаг. – Всех отсюда прогнала, такой шум подняли, что аж в голове гудит. Мне еще сегодня надо выслать расчеты.
– Ричард Бейдеван не появлялся?
– Где там, дома сидит. Час назад звонила. Судя по голосу, совсем наклюкался.
На Берлунда мы наткнулись случайно. В заводской церкви, куда заглянули из чистого любопытства.
Возведенная из железобетона, она была без окон и украшений, если не считать бюст основателя секты на крыше. А изнутри изображала церквушку из нетесанных бревен, которую Иеремия Александер в 1822 году построил примерно в том же месте.
Стены, скамьи, простой алтарь и примитивная кафедра, с которой Ионатан Крюдешанк обычно выступал со своими проповедями, – все это было из той же необработанной древесины. О современности напоминали лишь неоновые светильники и электрические провода, которые тянулись от микрофона на кафедре к громкоговорителям.
Церковь могла принять около двухсот богомольцев. Крюдешанк был достаточно разумен, чтобы понять, что больше не привлечь ни повышениями по службе, ни доплатами за безбрачие.
Зайди он сейчас сюда, его наверняка хватил бы удар. Алтарь был превращен в столик забегаловки. На разостланных газетах стояли бутылки «Александрийского нектара» вперемешку с початками кукурузы и ломтиками консервированной колбасы. Вокруг алтаря на скамьях сидело человек десять.
– Непомука Берлунда кто-нибудь видел? – спросил начальник полиции.
– Вот я, – поднялся навстречу долговязый мужчина лет тридцати в джинсовом костюме и ковбойской шляпе. Он сделал основательный глоток из бутылки, не спеша закусил кукурузой и колбасой и сказал: – Хорошо, что пришли, Абуш, я уже собирался…
– Неужели вы не испытываете неловкости? – начальник полиции выразительно покосился на алтарь. – Я отнюдь не моралист, но это, по-моему, смахивает на кощунство.
– Я бы назвал это скорее деликатностью, – усмехнулся Берлунд.
– Разве лучше, если бы мы выпивали в консервном цехе у всех на виду? Кое-кто из бывших рабочих Крюдешанка не может себе позволить и кружки пива. А здесь на нас взирает один господь бог, которому нечего нам завидовать…
– Ведь он от выпивки воздерживается, – засмеялся кто-то из компании. – Не сердись, начальник, пока Крюдешанк нам платил, мы были готовы поверить всему, даже тому, что завтра наше озеро перестанет смердеть. Кому же теперь нам верить, Винценту Басани, что ли?
Дождь немного стих. Мы с Берлундом уселись под навесом на прозрачных коробах. В них пестрели этикетки, которым не доведется украсить некогда прославленные консервы «Посейдона».
– Что на сердце? – начал разговор начальник полиции. – Если окажется, что ты меня вытащил сюда, чтобы выжать десятку еще на бутылку-другую, то я засажу тебя по шестому дополнению к статье 121 уголовного кодекса.
– Шестое дополнение? – Берлунд нахлобучил свою ковбойскую шляпу. – Обман с целью незаконной наживы, если мне не изменяет память.
– Не изменяет, – подтвердил Грегор Абуш. – Предусмотрено наказание от одного до трех лет. В случае чистосердечного признания обвиняемый, если не был ранее судим, может надеяться получить год условно.
– Обвиняемый согласен. Но прежде всего десятку! – протянул руку Берлунд.
Обмену этими репликами не сопутствовала ни одна улыбка. Тогда я еще не знал, что одна из особенностей александрийского юмора – серьезное, даже мрачноватое выражение лица, что придавало их шуткам особый смак.
Я был готов выложить эту десятку Берлунду из собственного кармана – такое облегчение почувствовал, убедившись, что мои недобрые предчувствия лопнули как мыльный пузырь.
Однако, к моему удивлению, Берлунд начал совсем в другом тоне:
– Я не уверен, но мне кажется, что полиции… – он остановился, недоверчиво взглянув на меня.
– Латорп мой старый приятель, – успокоил его Грегор Абуш. – Говори смело. Что случилось?
– Карпентер обещал быть через четыре часа, чтобы выплатить нам остальные деньги. Исчез, словно в колодец упал. Всю Александрию обзвонил, никто его не видел.
– Карпентер?
– Да. Главный оператор фильма, в котором я принимаю участие в качестве рядового гангстера… Я собрался с духом, позвонил даже режиссеру, ну, этому Ричарду Бейдевану. Похоже, он проглотил всю годовую продукцию винокурни Басани. Послал меня ко всем чертям.
– Повода для беспокойства не вижу, – пожал плечами Грегор Абуш. – Вероятно, надрался с горя.
– С какого там еще горя?
– Оттого что период дождей наступил раньше обычного. Съемки придется отложить на неопределенное время.
Берлунд коротко рассмеялся в ответ:
– В таком случае могу вас поздравить! Во-первых, из пьяного бреда режиссера я сделал вывод, что он Карпентера сегодня вообще не видел.
– А во-вторых? – спокойное, обычно не слишком выразительное и подвижное лицо Грегора Абуша напряглось.
– Важнейший эпизод фильма «Частная жизнь Долли Кримсон» уже снят.
– Вы ошибаетесь! – воскликнул я. – Дэрти только сегодня уехал в Новый Виндзор встретить главного оператора… Как там его зовут… Да, Карпентера. Кроме того, мне доверено снять документальный киноочерк об Александрии, в котором, между прочим, будет показано, как снимается упомянутый вами гангстерский фильм.
– Что вы хотите этим сказать? – прищурил глаза Берлунд.
– То, что без меня ни один важный эпизод снят не будет!
– Вы осмеливаетесь назвать меня лжецом?! – рука Берлунда молниеносно скользнула к широкому ковбойскому поясу, имитируя характерный жест, которым герои вестерна выхватывают из кобуры пистолет. – Ах, да, совсем забыл: мой револьвер заложен в ломбарде!
Он скорчил смешную мину, на всякий случай глянув на меня, оценил ли я его юмор.
– Ну ладно, согласимся, что я лгун. Когда Дэрти поехал за Карпентером в Новый Виндзор?
– Где-то около десяти.
– Но у меня есть добрых двадцать свидетелей, лицезревших Карпентера ровно в десять в съемочном павильоне. И по меньшей мере вдвое больше народу видело его в банке с половины одиннадцатого до одиннадцати. После этого его никто не встречал… Ладно, я не какой-нибудь садист, играть на ваших нервах больше не буду. Под руководством Карпентера мы снимали сегодня эпизод ограбления банка.
– Что?! – воскликнул я.
– Что слышали. То обстоятельство, что в съемках не участвовали ни режиссер, ни исполнительница главной роли, с самого начала показалось мне подозрительным. Когда Карпентер, который обещал нам тотчас же привезти деньги, куда-то подевался, я счел нужным позвонить начальнику полиции. Судя по тому, что вы сказали, здесь определенно что-то не в порядке.
– Где ближайший телефон?! – Грегор Абуш моментально оторвал свое тяжелое тело от ящика, на котором сидел.
– Берлунд! Поздравляю! – Абуш бросил трубку. – Ты, вероятно, единственный человек в мире, который ограбил банк, сам того не подозревая!
– Вот так штука! – фыркнул Берлунд. – Мне за это ограбление полагается сотня, к тому же половина улетучилась вместе с Карпентером, а вот ему и Альберту…
– Альберту? – Я в смущении переводил взгляд с одного собеседника на другого, словно в поисках поддержки. На какое-то мгновение даже показалось, что меня разыгрывают.
– Голова кругом идет, – признался я. – Скажите прямо и ясно. Банк ограблен?
– И еще как! – подтвердил Грегор Абуш. – Очистили главный сейф.
– Какая сумма похищена?
– Это знает, вероятно, только сам Крюдешанк. Вам надо учесть, Латорп, это не общественный банк, контролируемый акционерным обществом, а маленькая частная лавочка, где, кроме хозяина, никто не знает, соответствуют ли занесенные в гроссбух цифры действительности.
– Ну так позвоните Крюдешанку!
– Уже звонил. Он не в состоянии говорить. Сейчас у его постели хлопочет наш лучший врач Метьюзал. Известие о нападении на банк свалило Крюдешанка. Доктор опасается, не инсульт ли это. В таком случае его придется перевезти в Новый Виндзор, у нас даже приличной больницы нет. Сторожа банка уже увезли туда… А теперь, Латорп, простите… Хочу, наконец, послушать, что расскажет Берлунд.
– Для протокола? – Берлунд поморщился. – Допросите какого-нибудь другого участника ограбления. Моя манера изложения не очень подходит для официальных документов. Разве не помните? Именно поэтому начальство в Новом Виндзоре решило, что с таким языком, как у меня, на полицейской службе делать нечего. Хорошо еще, что полудохлые рыбы, с которыми пришлось после этого иметь дело на заводе, особенно не возражали.
– Знаю, знаю, – Грегор Абуш, смеясь, хлопнул Берлунда по плечу. – Официальный протокол позже составит сержант Александер… Валяй!
8
Заметив, что вода, преодолев порог, стала заливать дом, наш собеседник бросился внутрь. Спустя минуту он вернулся со сжавшимся в комочек мяукающим котенком.
– На шкаф залез, еле достал, – пояснил он, гладя котенка, и зло добавил: – Хотите знать, где сейчас находится Берлунд? Ищите на заводе. Крюдешанк милосердно позволил всем, кого милостивый боже наказал за грехи пока лишь этим малым потопом, перебраться в консервный цех.
Из кабины он выразительным жестом указал на жилище Берлунда. Быстро поднимавшаяся вода залила его уже вконец, забросив гребнем волны дохлую рыбу на низкую крышу. Зацепившись за телевизионную антенну, она лежала на спине. Стеклянные, выпученные как будто от негодования глаза взирали на пустые бутылки и ржавые консервные банки, качавшиеся в грязной пене.
В консервном цехе Берлунда мы так и не обнаружили, зато лицезрели необычную картину.
Среди стерильно белых гигантских котлов в паутине автоматических линий стояли раскладушки, а рядом с ними – чемоданы, узлы, посуда. Кое-где светились экраны цветных телевизоров.
Жертвы наводнения смотрели соревнования по баскетболу. Какой контраст между этими бездомными людьми, которые казались такими маленькими и ничтожными на фоне гигантских автоклавов, и радостно взволнованной толпой на экране!
Старичок с морщинистым лицом, подогревавший на электроплитке какое-то коричневатое варево, посоветовал поискать Берлунда в упаковочном цехе, который Ричард Бейдеван использовал в качестве съемочного павильона.
– Все киноактеры там собрались, – на минутку отвернувшись от экрана телевизора, улыбнулся нам его сосед.
Мы шагали по двору, где все свидетельствовало о недавней напряженной работе. Под навесом невольно бросались в глаза яркие наклейки консервов, сложенных в проволочные ящики.
– Это изобретение отца Ионатана, – пояснил начальник полиции, подбросив в руке коробку консервов. – У каждой породы рыбы – этикетка своего цвета. Здесь вот та самая, что вы видели сейчас мертвой. У нас ее называют озерным тайменем. Своего рода последний из могикан. Остальные редкие породы вымерли. В том числе и золотой озерный таймень. Он был таким вкусным, что Иеремия Александер в одной из проповедей назвал этот вид тайменя самым ярким подтверждением чудес господних.
Мы свернули налево и вскоре попали в узкий проход между складами. Они стояли на стальных опорах вдоль берега. Я невольно зажал нос.
– Противогаз бы сюда, – бросил я иронически.
– Милости прошу, – начальник полиции кивнул на контейнер из пластика, из которого тянулась резиновая трубка с респиратором. – Иначе в сезон дождей работать на складе просто невозможно. Разбежались бы все, даже те, кто получал так называемую надбавку за безбрачие.
– Надбавка за безбрачие? – удивился я. – Вот уж не слыхал никогда!
– Каприз Ионатана Крюдешанка. Тех, кто, вступая в секту, давал торжественное обещание не вступать в брак, он всячески поддерживал.
С чувством облегчения мы увидели, наконец, упаковочный цех. Он находился поодаль от берега, к тому-же на пригорке, поэтому мерзкий запах здесь почти не ощущался.
На пороге я невольно застыл в удивлении.
Передо мной была часть фасада «Палаты Гермеса» с дверьми и двумя дорическими колоннами. Чуть дальше – макет, изображавший уголок операционного зала банка.
– Ричард Бейдеван использовал это помещение как съемочный павильон и одновременно свою контору, – пояснил Грегор Абуш, поздоровавшись с блондинкой, выглядывавшей из среднего окошечка бутафорского банковского зала.
Дубовая панель внизу и матовое стекло сверху отделяли мнимых работников банка от мнимых посетителей. Однако эта иллюзия, созданная из гипса, подмалеванного картона и стекла, занимала каких-нибудь метров двадцать.
Подлинной в бутафорском мире была лишь блондинка в окошечке, деловито вертевшая ручку арифмометра.
– Даниэла, кассирша съемочной группы, – познакомил нас начальник полиции. – Кроме того, Бейдеван поручил ей маленькую роль в фильме… А где остальные «артисты»? Я ищу Берлунда.
– Не знаю, – коротко ответила девушка, не отрывая взгляда от своих бумаг. – Всех отсюда прогнала, такой шум подняли, что аж в голове гудит. Мне еще сегодня надо выслать расчеты.
– Ричард Бейдеван не появлялся?
– Где там, дома сидит. Час назад звонила. Судя по голосу, совсем наклюкался.
На Берлунда мы наткнулись случайно. В заводской церкви, куда заглянули из чистого любопытства.
Возведенная из железобетона, она была без окон и украшений, если не считать бюст основателя секты на крыше. А изнутри изображала церквушку из нетесанных бревен, которую Иеремия Александер в 1822 году построил примерно в том же месте.
Стены, скамьи, простой алтарь и примитивная кафедра, с которой Ионатан Крюдешанк обычно выступал со своими проповедями, – все это было из той же необработанной древесины. О современности напоминали лишь неоновые светильники и электрические провода, которые тянулись от микрофона на кафедре к громкоговорителям.
Церковь могла принять около двухсот богомольцев. Крюдешанк был достаточно разумен, чтобы понять, что больше не привлечь ни повышениями по службе, ни доплатами за безбрачие.
Зайди он сейчас сюда, его наверняка хватил бы удар. Алтарь был превращен в столик забегаловки. На разостланных газетах стояли бутылки «Александрийского нектара» вперемешку с початками кукурузы и ломтиками консервированной колбасы. Вокруг алтаря на скамьях сидело человек десять.
– Непомука Берлунда кто-нибудь видел? – спросил начальник полиции.
– Вот я, – поднялся навстречу долговязый мужчина лет тридцати в джинсовом костюме и ковбойской шляпе. Он сделал основательный глоток из бутылки, не спеша закусил кукурузой и колбасой и сказал: – Хорошо, что пришли, Абуш, я уже собирался…
– Неужели вы не испытываете неловкости? – начальник полиции выразительно покосился на алтарь. – Я отнюдь не моралист, но это, по-моему, смахивает на кощунство.
– Я бы назвал это скорее деликатностью, – усмехнулся Берлунд.
– Разве лучше, если бы мы выпивали в консервном цехе у всех на виду? Кое-кто из бывших рабочих Крюдешанка не может себе позволить и кружки пива. А здесь на нас взирает один господь бог, которому нечего нам завидовать…
– Ведь он от выпивки воздерживается, – засмеялся кто-то из компании. – Не сердись, начальник, пока Крюдешанк нам платил, мы были готовы поверить всему, даже тому, что завтра наше озеро перестанет смердеть. Кому же теперь нам верить, Винценту Басани, что ли?
Дождь немного стих. Мы с Берлундом уселись под навесом на прозрачных коробах. В них пестрели этикетки, которым не доведется украсить некогда прославленные консервы «Посейдона».
– Что на сердце? – начал разговор начальник полиции. – Если окажется, что ты меня вытащил сюда, чтобы выжать десятку еще на бутылку-другую, то я засажу тебя по шестому дополнению к статье 121 уголовного кодекса.
– Шестое дополнение? – Берлунд нахлобучил свою ковбойскую шляпу. – Обман с целью незаконной наживы, если мне не изменяет память.
– Не изменяет, – подтвердил Грегор Абуш. – Предусмотрено наказание от одного до трех лет. В случае чистосердечного признания обвиняемый, если не был ранее судим, может надеяться получить год условно.
– Обвиняемый согласен. Но прежде всего десятку! – протянул руку Берлунд.
Обмену этими репликами не сопутствовала ни одна улыбка. Тогда я еще не знал, что одна из особенностей александрийского юмора – серьезное, даже мрачноватое выражение лица, что придавало их шуткам особый смак.
Я был готов выложить эту десятку Берлунду из собственного кармана – такое облегчение почувствовал, убедившись, что мои недобрые предчувствия лопнули как мыльный пузырь.
Однако, к моему удивлению, Берлунд начал совсем в другом тоне:
– Я не уверен, но мне кажется, что полиции… – он остановился, недоверчиво взглянув на меня.
– Латорп мой старый приятель, – успокоил его Грегор Абуш. – Говори смело. Что случилось?
– Карпентер обещал быть через четыре часа, чтобы выплатить нам остальные деньги. Исчез, словно в колодец упал. Всю Александрию обзвонил, никто его не видел.
– Карпентер?
– Да. Главный оператор фильма, в котором я принимаю участие в качестве рядового гангстера… Я собрался с духом, позвонил даже режиссеру, ну, этому Ричарду Бейдевану. Похоже, он проглотил всю годовую продукцию винокурни Басани. Послал меня ко всем чертям.
– Повода для беспокойства не вижу, – пожал плечами Грегор Абуш. – Вероятно, надрался с горя.
– С какого там еще горя?
– Оттого что период дождей наступил раньше обычного. Съемки придется отложить на неопределенное время.
Берлунд коротко рассмеялся в ответ:
– В таком случае могу вас поздравить! Во-первых, из пьяного бреда режиссера я сделал вывод, что он Карпентера сегодня вообще не видел.
– А во-вторых? – спокойное, обычно не слишком выразительное и подвижное лицо Грегора Абуша напряглось.
– Важнейший эпизод фильма «Частная жизнь Долли Кримсон» уже снят.
– Вы ошибаетесь! – воскликнул я. – Дэрти только сегодня уехал в Новый Виндзор встретить главного оператора… Как там его зовут… Да, Карпентера. Кроме того, мне доверено снять документальный киноочерк об Александрии, в котором, между прочим, будет показано, как снимается упомянутый вами гангстерский фильм.
– Что вы хотите этим сказать? – прищурил глаза Берлунд.
– То, что без меня ни один важный эпизод снят не будет!
– Вы осмеливаетесь назвать меня лжецом?! – рука Берлунда молниеносно скользнула к широкому ковбойскому поясу, имитируя характерный жест, которым герои вестерна выхватывают из кобуры пистолет. – Ах, да, совсем забыл: мой револьвер заложен в ломбарде!
Он скорчил смешную мину, на всякий случай глянув на меня, оценил ли я его юмор.
– Ну ладно, согласимся, что я лгун. Когда Дэрти поехал за Карпентером в Новый Виндзор?
– Где-то около десяти.
– Но у меня есть добрых двадцать свидетелей, лицезревших Карпентера ровно в десять в съемочном павильоне. И по меньшей мере вдвое больше народу видело его в банке с половины одиннадцатого до одиннадцати. После этого его никто не встречал… Ладно, я не какой-нибудь садист, играть на ваших нервах больше не буду. Под руководством Карпентера мы снимали сегодня эпизод ограбления банка.
– Что?! – воскликнул я.
– Что слышали. То обстоятельство, что в съемках не участвовали ни режиссер, ни исполнительница главной роли, с самого начала показалось мне подозрительным. Когда Карпентер, который обещал нам тотчас же привезти деньги, куда-то подевался, я счел нужным позвонить начальнику полиции. Судя по тому, что вы сказали, здесь определенно что-то не в порядке.
– Где ближайший телефон?! – Грегор Абуш моментально оторвал свое тяжелое тело от ящика, на котором сидел.
– Берлунд! Поздравляю! – Абуш бросил трубку. – Ты, вероятно, единственный человек в мире, который ограбил банк, сам того не подозревая!
– Вот так штука! – фыркнул Берлунд. – Мне за это ограбление полагается сотня, к тому же половина улетучилась вместе с Карпентером, а вот ему и Альберту…
– Альберту? – Я в смущении переводил взгляд с одного собеседника на другого, словно в поисках поддержки. На какое-то мгновение даже показалось, что меня разыгрывают.
– Голова кругом идет, – признался я. – Скажите прямо и ясно. Банк ограблен?
– И еще как! – подтвердил Грегор Абуш. – Очистили главный сейф.
– Какая сумма похищена?
– Это знает, вероятно, только сам Крюдешанк. Вам надо учесть, Латорп, это не общественный банк, контролируемый акционерным обществом, а маленькая частная лавочка, где, кроме хозяина, никто не знает, соответствуют ли занесенные в гроссбух цифры действительности.
– Ну так позвоните Крюдешанку!
– Уже звонил. Он не в состоянии говорить. Сейчас у его постели хлопочет наш лучший врач Метьюзал. Известие о нападении на банк свалило Крюдешанка. Доктор опасается, не инсульт ли это. В таком случае его придется перевезти в Новый Виндзор, у нас даже приличной больницы нет. Сторожа банка уже увезли туда… А теперь, Латорп, простите… Хочу, наконец, послушать, что расскажет Берлунд.
– Для протокола? – Берлунд поморщился. – Допросите какого-нибудь другого участника ограбления. Моя манера изложения не очень подходит для официальных документов. Разве не помните? Именно поэтому начальство в Новом Виндзоре решило, что с таким языком, как у меня, на полицейской службе делать нечего. Хорошо еще, что полудохлые рыбы, с которыми пришлось после этого иметь дело на заводе, особенно не возражали.
– Знаю, знаю, – Грегор Абуш, смеясь, хлопнул Берлунда по плечу. – Официальный протокол позже составит сержант Александер… Валяй!
8
Вот что рассказал Непомук Берлунд.
«Собрались мы в упаковочном цехе в десять часов. Ежедневно примерно в это время появляется обычно режиссер Бейдеван. Иногда снимался небольшой эпизод, чаще – проходили репетиции. Когда Бейдеван вставал с левой ноги, быть может, с похмелья, то он сообщал нам, что мы можем убираться к черту.
Все мы, как простые статисты, так и те, кто получил какую-нибудь рольку, работали раньше на консервном заводе. Манной небесной показались нам те гроши, которые подбрасывая нам Дэрти. У нас была аккордная оплата, за репетиции и в свободные дни нам не платили ничего.
Сегодня вроде бы намечалось репетировать эпизод с ограблением, конкретно – сцены перед банком и в операционном зале у кассовых окошек. Пистолеты с холостыми патронами и черные маски раздавали заранее.
Точно в десять часов к цеху подъехал автобус съемочной группы с установленной на крыше аппаратурой. Из кабины вышел человек, в котором я узнал нашего главного оператора Уолтера Карпентера.
В первый день, когда режиссер отбирал статистов и исполнителей эпизодических ролей, Карпентер крутился здесь же, однако скоро уехал.
Одним словом, у него не было никакой нужды объяснять нам, кто он такой. И все же Карпентер напомнил, что именно ему выпала честь увековечить Александрию в фильме «Частная жизнь Долли Кримсон», в котором нам, в свою очередь, оказана честь ограбить банк.
Парни приняли эту шутку, как положено. Чего-чего, а чувства юмора им хватало.
– И какой будет наша доля? Тысяч десять на голову придется? – веселился Кристиан Арчински.
До закрытия завода он выполнял обязанности пономаря секты третьего пришествия. Именно потому режиссер и доверил ему играть бывшего монаха, добровольно присоединившегося к банде гангстеров Долли.
– Получите достаточно, – ответил ему в тон Карпентер. – А пока вам причитается аванс.
Статисты получили по десять монет, исполнители эпизодических ролей – пятьдесят.
После этого он объявил, что период дождей, как предсказывает последний метеопрогноз, может начаться в любой момент, поэтому съемки ограбления банка откладывать нельзя. Режиссер заболел. Он сам его заменит. От репетиции придется отказаться.
– Каждый из вас сколько угодно видел по телевидению или в кинохронике, как гангстеры врываются в банк. Делайте то же самое, что и они. Не жалейте патронов и вопите благим матом: «Руки вверх!».
Затем он разделил нас на две группы. Статистам было поручено размахивать пистолетами и стрелять холостыми через головы работников банка и посетителей. Так называемым актерам, а значит и мне и Кристиану Арчински, было наказано к тому же и вопить, не щадя глотки.
Несколько минут уделил он и Даниэле Александер. Ей предстояло изображать случайную посетительницу банка, которую нападение гангстеров напугало до смерти.
– Между прочим, сколько у вас в кассе денег? – спросил Карпентер.
– Приблизительно тысяча. Было больше, но исполнительница главной роли Tea Кильсеймур взяла аванс.
– Дайте сюда! – Карпентер, сосчитав деньги, положил их в сумочку Даниэлы. Затем показал, как ей надо сыграть эпизод.
Она подходит к окошку, чтобы сделать взнос. В этот момент врываются гангстеры. В страхе она роняет деньги, банкноты рассыпаются по полу…
Вначале Даниэла сыграла эту сценку довольно неловко. Однако затем ей удалось, как обычно выражаются критики, «войти в образ». Когда мы смотрели, как Даниэла, ползая на коленях, тщательно собирает упавшие ассигнации, нетрудно было поверить, что это ее собственные деньги.
– А где же исполнители главных ролей? – спросил я.
– Подъедут прямо к банку, – коротко ответил Карпентер.
– Тогда нам спешить некуда, – удовлетворенно заметил Кристиан Арчински. – Можем по дороге заглянуть в «Прекрасную Елену» и хлопнуть по стаканчику.
– Ничего подобного! – рявкнул Карпентер, посмотрев на часы. – Наоборот, дорога каждая минута. Мы никак не должны опоздать.
– Вы-то да, но не мы. Пока вы будете снимать «сольную партию» Теи Кильсеймур, остальным делать нечего, – возразил Кристиан Арчински. – По сценарию Долли Кримсон, роль которой играет Tea Кильсеймур, первой входит в операционный зал банка. Только потом там появляется ее возлюбленный, то есть Альберт Герштейн, вместе с остальными членами банды.
Кристиан Арчински действительно прочитал сценарий от корки до корки. Не случайно он долгие годы выполнял в секте обязанности пономаря. И сценарий он изучал тщательно, чтобы знать, в каком месте ему, так сказать, надо произнести свое «аминь!».
Карпентер терпеливо разъяснил, что авторы сценария внесли ряд поправок.
Вначале действительно намечалось создать образ Долли Кримсон в соответствии с прототипом – знаменитой Алмазной Молли, стоявшей во главе банды гангстеров. В мужском костюме, без маски, с пистолетами в обеих руках она показывала чудеса храбрости. Одно ее появление вселяло ужас.
Однако господин Дэрти в последний момент потребовал от сценаристов усложнить интригу.
В новом варианте нападением на банк руководит возлюбленный Долли. Находясь в надежном укрытии, сама Долли планирует преступные акции, но участия в них не принимает. Даже для дележа награбленного она появляется в парике и в маске.
– Выходит, что Tea Кильсеймур сегодня вообще сниматься не будет, – сделал я вывод.
Мне эти перемены были не по нутру, Tea Кильсеймур смазливее всех известных мне жительниц Александрии. Я бы охотно договорился с нею о свидании, но… сами понимаете, мне, рядовому бандиту, нечего надеяться, что стоящая неизмеримо выше по своему положению руководительница банды согласится провести время в моем обществе. Поэтому я уже заранее радовался тому, что хоть в банке смогу полюбоваться на нее.
После инструктажа нас посадили в автобус. За рулем был сам Карпентер. Это обстоятельство вызвало у меня известное удивление. Шофера съемочной группы я утром видел в баре «Прекрасной Елены».
Как бы угадав мои мысли, Карпентер крикнул из своей кабины:
– Приходится мне сегодня самому гнуть спину за всех! Я и оператор, и режиссер, и шофер в одном лице. Но не бойтесь, от этого ваша доля добычи не уменьшится! Скорее наоборот!
Шутка Карпентера вызвала смех. Если не считать меня и Кристиана Арчински, никто толком не выслушал объяснений, что шофер, мол, послан в Новый Виндзор за пальмами, необходимыми для съемок следующего эпизода.
– Знаю, – подтвердил Кристиан Арчински. – Эта сцена, где Долли распределяет награбленный миллион среди членов банды. Я, то есть бывший монах, роль которого мне доверена, недоволен своей долей. Тогда в припадке гнева Долли стреляет по пальме, под которой я стою…
– Ничего подобного, – отозвался из кабины Карпентер. – Пальмы останутся, зато стрельбы больше не будет.
– Не будет? – Кристиан Арчински почувствовал себя обойденным. Он ведь надеялся именно в этой сцене показать по-настоящему свое актерское умение и, возможно, получить соответствующую доплату. – Почему же не будет?
– Потому что при дележе добычи никаких разногласий не предвидится. Все останутся довольны, – продолжал шутить Карпентер.
По дороге в банк мы остановились у полицейского управления, где нам выделили двух полицейских. Карпентер объяснил их задачу – обеспечить порядок во время съемок. Конкретно – отгородить улицу перед банком с помощью троса и не пускать любопытных александрийцев за оцепление.
Автобус остановился неподалеку от банка, полицейские слезли с мотоциклов и протянули трос. Вначале прохожих было мало, но как только люди увидели наши черные маски и пистолеты, тотчас же собралась целая толпа.
Узнав, что происходят съемки фильма, а не настоящее ограбление, они вроде бы обманулись в своих ожиданиях, но никто не ушел.
По ту сторону троса собралось человек пятьдесят. Если не ошибаюсь, среди них я увидел и Луиса, ну, того журналиста, который недавно перебрался сюда из столицы. Заметил и одну знакомую девушку, даже поднял маску, чтобы поздороваться. Она крикнула мне:
– Ты, пожалуйста, поосторожней там! Мой жених работает во втором окошке, он не застраховал жизнь, надеюсь, ты его не застрелишь! И меня не забудь! Когда получишь свою долю от награбленного миллиона, купи мне новый зонтик.
Выкрикнув эти остроты в духе александрийцев, девушка попыталась пролезть под тросом, чтобы оказаться поближе к месту событий. Один из полицейских довольно грубо оттолкнул ее.
Как подобает джентльмену, я собрался было заступиться за свою знакомую, но именно в тот момент Карпентер приказал:
– Парни, за дело! Начинай грабить!
В соответствии со сценарием следовало бегом ворваться в операционный зал. Однако дорогу нам преградили работники банка, которым не позволило оставаться на своих местах любопытство. Двери они освободили лишь в последний момент. Рассыльному банка, который немножко задержался, зазевавшись, Кристиан Арчински приставил пистолет к животу, к тому же стукнул его разок-другой.
Это была импровизация. Очевидно, помня о том, что вылетел эпизод, в котором Долли, стреляя в пальму, угрожает его жизни, Арчински компенсировал себя личными поправками к сценарию.
Словом, мы не вбежали, а бодро вошли в зал. Каждый из нас более-менее старательно отрабатывал выданный аванс, однако особого рвения мы не проявили. Я строго придерживался инструкции. Заорал истошным голосом и нажал на спусковой крючок. Патронов у меня не осталось, поэтому эти мои действия, не сопровождаемые грохотом выстрелов, оставили комическое впечатление. Кассир за вторым окошком (жених моей знакомой), который поднял было руки и скорчил испуганную гримасу, чуть не повалился со смеху.
Даниэла, стоявшая у того же окошка, невольно фыркнула. Вовремя вспомнив свою роль, она завизжала и под дулом пистолета выронила свою сумочку. Забыв, что изображаю гангстера, я совершенно автоматически нагнулся, чтобы помочь даме. К счастью находчивый Кристиан Арчински ловко спас положение.
Наступив ногой на сумочку, он грозно прикрикнул на меня:
– Прочь, негодяй! В нашей банде таким, как ты, нет места! Мы бесстрашные головорезы Долли Кримсон, а не какие-нибудь мелкие карманники!
Рассыльный банка, стоявший здесь же (как и все, с поднятыми руками), услышав эту реплику Кристиана Арчински, не смог сдержать смеха.
Тогда Арчински, уже полностью почувствовав себя в шкуре кровожадного бандита, подскочил к нему и, легонько стукнув дулом пистолета по голове, рявкнул:
– Закрой пасть! Смеяться сможешь в гробу!
Рассыльный так перепугался, что отступил к самой стене
и поднял руки по возможности выше. В этой застывшей позе он оставался еще тогда, когда мы уже покидали банк. Зато другие участники съемки, особенно посетители банка вели себя не очень естественно. Они охотно приняли участие в игре, однако знали, что наши пистолеты заряжены холостыми патронами, а под пугающими масками скрываются их добрые знакомые, и это мешало им убедительно ужасаться налету гангстеров.
За это время к банку подъехал черный лендровер. Карпентер покинул нас, чтобы снять подъехавшую машину, из которой вышел исполнитель главной роли.
Он был одет в мешковатый балахон до пят, открывающий взору только туфли, черный капюшон полностью скрывал лицо.
Теперь, ретроспективно рассматривая этот момент, не берусь утверждать на все сто, Что это был Альберт Герштейн. Тогда же в этом ни у меня, ни у других не было ни малейшего сомнения.
Фигура, насколько помню, соответствовала фигуре Альберта, голос так и не довелось услышать. Когда человек в капюшоне вошел в зал, мы, согласно сценарию, почтительно уступили ему дорогу. Не обращая на нас ни малейшего внимания, он спустился по лестнице в подвальное помещение. Это высокомерие полностью соответствовало роли. Мы были рядовыми гангстерами, он – вождем банды, высшим существом. Я недостаточно ловко отскочил в сторону, и он оттолкнул меня стволом автомата – как какой-то неодушевленный предмет.
Не могу припомнить, сколько времени прошло после того, как он с Карпентером спустился вниз. По-моему, не более пяти минут. Когда они возвратились, Альберт (если это был он) нес на плече довольно большой доверху набитый брезентовый мешок.
Я заметил (именно это обстоятельство уже тогда показалось мне странным), что Карпентер эту сцену уже не снимает. Повесив ручную камеру на плечо, он проворно направился к выходу. Вслед за ним, почти задевая автоматом спину Карпентера, шагал с добычей исполнитель главной роли.
«Собрались мы в упаковочном цехе в десять часов. Ежедневно примерно в это время появляется обычно режиссер Бейдеван. Иногда снимался небольшой эпизод, чаще – проходили репетиции. Когда Бейдеван вставал с левой ноги, быть может, с похмелья, то он сообщал нам, что мы можем убираться к черту.
Все мы, как простые статисты, так и те, кто получил какую-нибудь рольку, работали раньше на консервном заводе. Манной небесной показались нам те гроши, которые подбрасывая нам Дэрти. У нас была аккордная оплата, за репетиции и в свободные дни нам не платили ничего.
Сегодня вроде бы намечалось репетировать эпизод с ограблением, конкретно – сцены перед банком и в операционном зале у кассовых окошек. Пистолеты с холостыми патронами и черные маски раздавали заранее.
Точно в десять часов к цеху подъехал автобус съемочной группы с установленной на крыше аппаратурой. Из кабины вышел человек, в котором я узнал нашего главного оператора Уолтера Карпентера.
В первый день, когда режиссер отбирал статистов и исполнителей эпизодических ролей, Карпентер крутился здесь же, однако скоро уехал.
Одним словом, у него не было никакой нужды объяснять нам, кто он такой. И все же Карпентер напомнил, что именно ему выпала честь увековечить Александрию в фильме «Частная жизнь Долли Кримсон», в котором нам, в свою очередь, оказана честь ограбить банк.
Парни приняли эту шутку, как положено. Чего-чего, а чувства юмора им хватало.
– И какой будет наша доля? Тысяч десять на голову придется? – веселился Кристиан Арчински.
До закрытия завода он выполнял обязанности пономаря секты третьего пришествия. Именно потому режиссер и доверил ему играть бывшего монаха, добровольно присоединившегося к банде гангстеров Долли.
– Получите достаточно, – ответил ему в тон Карпентер. – А пока вам причитается аванс.
Статисты получили по десять монет, исполнители эпизодических ролей – пятьдесят.
После этого он объявил, что период дождей, как предсказывает последний метеопрогноз, может начаться в любой момент, поэтому съемки ограбления банка откладывать нельзя. Режиссер заболел. Он сам его заменит. От репетиции придется отказаться.
– Каждый из вас сколько угодно видел по телевидению или в кинохронике, как гангстеры врываются в банк. Делайте то же самое, что и они. Не жалейте патронов и вопите благим матом: «Руки вверх!».
Затем он разделил нас на две группы. Статистам было поручено размахивать пистолетами и стрелять холостыми через головы работников банка и посетителей. Так называемым актерам, а значит и мне и Кристиану Арчински, было наказано к тому же и вопить, не щадя глотки.
Несколько минут уделил он и Даниэле Александер. Ей предстояло изображать случайную посетительницу банка, которую нападение гангстеров напугало до смерти.
– Между прочим, сколько у вас в кассе денег? – спросил Карпентер.
– Приблизительно тысяча. Было больше, но исполнительница главной роли Tea Кильсеймур взяла аванс.
– Дайте сюда! – Карпентер, сосчитав деньги, положил их в сумочку Даниэлы. Затем показал, как ей надо сыграть эпизод.
Она подходит к окошку, чтобы сделать взнос. В этот момент врываются гангстеры. В страхе она роняет деньги, банкноты рассыпаются по полу…
Вначале Даниэла сыграла эту сценку довольно неловко. Однако затем ей удалось, как обычно выражаются критики, «войти в образ». Когда мы смотрели, как Даниэла, ползая на коленях, тщательно собирает упавшие ассигнации, нетрудно было поверить, что это ее собственные деньги.
– А где же исполнители главных ролей? – спросил я.
– Подъедут прямо к банку, – коротко ответил Карпентер.
– Тогда нам спешить некуда, – удовлетворенно заметил Кристиан Арчински. – Можем по дороге заглянуть в «Прекрасную Елену» и хлопнуть по стаканчику.
– Ничего подобного! – рявкнул Карпентер, посмотрев на часы. – Наоборот, дорога каждая минута. Мы никак не должны опоздать.
– Вы-то да, но не мы. Пока вы будете снимать «сольную партию» Теи Кильсеймур, остальным делать нечего, – возразил Кристиан Арчински. – По сценарию Долли Кримсон, роль которой играет Tea Кильсеймур, первой входит в операционный зал банка. Только потом там появляется ее возлюбленный, то есть Альберт Герштейн, вместе с остальными членами банды.
Кристиан Арчински действительно прочитал сценарий от корки до корки. Не случайно он долгие годы выполнял в секте обязанности пономаря. И сценарий он изучал тщательно, чтобы знать, в каком месте ему, так сказать, надо произнести свое «аминь!».
Карпентер терпеливо разъяснил, что авторы сценария внесли ряд поправок.
Вначале действительно намечалось создать образ Долли Кримсон в соответствии с прототипом – знаменитой Алмазной Молли, стоявшей во главе банды гангстеров. В мужском костюме, без маски, с пистолетами в обеих руках она показывала чудеса храбрости. Одно ее появление вселяло ужас.
Однако господин Дэрти в последний момент потребовал от сценаристов усложнить интригу.
В новом варианте нападением на банк руководит возлюбленный Долли. Находясь в надежном укрытии, сама Долли планирует преступные акции, но участия в них не принимает. Даже для дележа награбленного она появляется в парике и в маске.
– Выходит, что Tea Кильсеймур сегодня вообще сниматься не будет, – сделал я вывод.
Мне эти перемены были не по нутру, Tea Кильсеймур смазливее всех известных мне жительниц Александрии. Я бы охотно договорился с нею о свидании, но… сами понимаете, мне, рядовому бандиту, нечего надеяться, что стоящая неизмеримо выше по своему положению руководительница банды согласится провести время в моем обществе. Поэтому я уже заранее радовался тому, что хоть в банке смогу полюбоваться на нее.
После инструктажа нас посадили в автобус. За рулем был сам Карпентер. Это обстоятельство вызвало у меня известное удивление. Шофера съемочной группы я утром видел в баре «Прекрасной Елены».
Как бы угадав мои мысли, Карпентер крикнул из своей кабины:
– Приходится мне сегодня самому гнуть спину за всех! Я и оператор, и режиссер, и шофер в одном лице. Но не бойтесь, от этого ваша доля добычи не уменьшится! Скорее наоборот!
Шутка Карпентера вызвала смех. Если не считать меня и Кристиана Арчински, никто толком не выслушал объяснений, что шофер, мол, послан в Новый Виндзор за пальмами, необходимыми для съемок следующего эпизода.
– Знаю, – подтвердил Кристиан Арчински. – Эта сцена, где Долли распределяет награбленный миллион среди членов банды. Я, то есть бывший монах, роль которого мне доверена, недоволен своей долей. Тогда в припадке гнева Долли стреляет по пальме, под которой я стою…
– Ничего подобного, – отозвался из кабины Карпентер. – Пальмы останутся, зато стрельбы больше не будет.
– Не будет? – Кристиан Арчински почувствовал себя обойденным. Он ведь надеялся именно в этой сцене показать по-настоящему свое актерское умение и, возможно, получить соответствующую доплату. – Почему же не будет?
– Потому что при дележе добычи никаких разногласий не предвидится. Все останутся довольны, – продолжал шутить Карпентер.
По дороге в банк мы остановились у полицейского управления, где нам выделили двух полицейских. Карпентер объяснил их задачу – обеспечить порядок во время съемок. Конкретно – отгородить улицу перед банком с помощью троса и не пускать любопытных александрийцев за оцепление.
Автобус остановился неподалеку от банка, полицейские слезли с мотоциклов и протянули трос. Вначале прохожих было мало, но как только люди увидели наши черные маски и пистолеты, тотчас же собралась целая толпа.
Узнав, что происходят съемки фильма, а не настоящее ограбление, они вроде бы обманулись в своих ожиданиях, но никто не ушел.
По ту сторону троса собралось человек пятьдесят. Если не ошибаюсь, среди них я увидел и Луиса, ну, того журналиста, который недавно перебрался сюда из столицы. Заметил и одну знакомую девушку, даже поднял маску, чтобы поздороваться. Она крикнула мне:
– Ты, пожалуйста, поосторожней там! Мой жених работает во втором окошке, он не застраховал жизнь, надеюсь, ты его не застрелишь! И меня не забудь! Когда получишь свою долю от награбленного миллиона, купи мне новый зонтик.
Выкрикнув эти остроты в духе александрийцев, девушка попыталась пролезть под тросом, чтобы оказаться поближе к месту событий. Один из полицейских довольно грубо оттолкнул ее.
Как подобает джентльмену, я собрался было заступиться за свою знакомую, но именно в тот момент Карпентер приказал:
– Парни, за дело! Начинай грабить!
В соответствии со сценарием следовало бегом ворваться в операционный зал. Однако дорогу нам преградили работники банка, которым не позволило оставаться на своих местах любопытство. Двери они освободили лишь в последний момент. Рассыльному банка, который немножко задержался, зазевавшись, Кристиан Арчински приставил пистолет к животу, к тому же стукнул его разок-другой.
Это была импровизация. Очевидно, помня о том, что вылетел эпизод, в котором Долли, стреляя в пальму, угрожает его жизни, Арчински компенсировал себя личными поправками к сценарию.
Словом, мы не вбежали, а бодро вошли в зал. Каждый из нас более-менее старательно отрабатывал выданный аванс, однако особого рвения мы не проявили. Я строго придерживался инструкции. Заорал истошным голосом и нажал на спусковой крючок. Патронов у меня не осталось, поэтому эти мои действия, не сопровождаемые грохотом выстрелов, оставили комическое впечатление. Кассир за вторым окошком (жених моей знакомой), который поднял было руки и скорчил испуганную гримасу, чуть не повалился со смеху.
Даниэла, стоявшая у того же окошка, невольно фыркнула. Вовремя вспомнив свою роль, она завизжала и под дулом пистолета выронила свою сумочку. Забыв, что изображаю гангстера, я совершенно автоматически нагнулся, чтобы помочь даме. К счастью находчивый Кристиан Арчински ловко спас положение.
Наступив ногой на сумочку, он грозно прикрикнул на меня:
– Прочь, негодяй! В нашей банде таким, как ты, нет места! Мы бесстрашные головорезы Долли Кримсон, а не какие-нибудь мелкие карманники!
Рассыльный банка, стоявший здесь же (как и все, с поднятыми руками), услышав эту реплику Кристиана Арчински, не смог сдержать смеха.
Тогда Арчински, уже полностью почувствовав себя в шкуре кровожадного бандита, подскочил к нему и, легонько стукнув дулом пистолета по голове, рявкнул:
– Закрой пасть! Смеяться сможешь в гробу!
Рассыльный так перепугался, что отступил к самой стене
и поднял руки по возможности выше. В этой застывшей позе он оставался еще тогда, когда мы уже покидали банк. Зато другие участники съемки, особенно посетители банка вели себя не очень естественно. Они охотно приняли участие в игре, однако знали, что наши пистолеты заряжены холостыми патронами, а под пугающими масками скрываются их добрые знакомые, и это мешало им убедительно ужасаться налету гангстеров.
За это время к банку подъехал черный лендровер. Карпентер покинул нас, чтобы снять подъехавшую машину, из которой вышел исполнитель главной роли.
Он был одет в мешковатый балахон до пят, открывающий взору только туфли, черный капюшон полностью скрывал лицо.
Теперь, ретроспективно рассматривая этот момент, не берусь утверждать на все сто, Что это был Альберт Герштейн. Тогда же в этом ни у меня, ни у других не было ни малейшего сомнения.
Фигура, насколько помню, соответствовала фигуре Альберта, голос так и не довелось услышать. Когда человек в капюшоне вошел в зал, мы, согласно сценарию, почтительно уступили ему дорогу. Не обращая на нас ни малейшего внимания, он спустился по лестнице в подвальное помещение. Это высокомерие полностью соответствовало роли. Мы были рядовыми гангстерами, он – вождем банды, высшим существом. Я недостаточно ловко отскочил в сторону, и он оттолкнул меня стволом автомата – как какой-то неодушевленный предмет.
Не могу припомнить, сколько времени прошло после того, как он с Карпентером спустился вниз. По-моему, не более пяти минут. Когда они возвратились, Альберт (если это был он) нес на плече довольно большой доверху набитый брезентовый мешок.
Я заметил (именно это обстоятельство уже тогда показалось мне странным), что Карпентер эту сцену уже не снимает. Повесив ручную камеру на плечо, он проворно направился к выходу. Вслед за ним, почти задевая автоматом спину Карпентера, шагал с добычей исполнитель главной роли.