Страница:
И спальня была выдержана в тех же темных тонах, если не считать белеющих простынь и пузырьков с лекарствами на тумбочке. По другую сторону постели стоял шкафчик с вмонтированными в его поверхность кнопками, на которые были нанесены цифры.
Услышав шаги, Ионатан Крюдешанк повернул к нам голову. Из-под компресса, распространявшего острый запах уксуса, выбивались пряди седых волос. Ему могло быть лет шестьдесят. Правда, сейчас, когда переживания заострили черты плоского лица и лишили блеска глаза, полузакрытые почти прозрачными веками, он выглядел куда старше.
– Мэтьюзал сказал, что сегодня ты чувствуешь себя вполне бодро, – приветствовал его начальник полиции с преувеличенной лихостью.
– Бодро? – нервно трясущиеся губы Крюдешанка выдавили кудахтающий смешок. – По-моему, червяк, нанизанный на крючок, чувствует себя так же, как я… Ты пришел поговорить об ограблении байка, Грегор. Напрасные старания, преступников все равно не поймать. Господь этого не допустит. Я проклят им. Вначале он покарал меня, когда закрыли завод, а теперь…
– Насколько известно, в том, что закрыли завод, виноват не Создатель, а Комитет по защите природы, – иронически заметил Луис.
– Все мы, в том числе и комитеты, – только орудия в деснице божьей, – сердито ответил Крюдешанк.
Совершенно неожиданно он непристойно выругался. На губах показалась пена, полупрозрачные веки поднялись, открывая глаза, теперь уже не бледные, а покрасневшие.
– Успокойся, Ионатан! – стал уговаривать его начальник полиции, напуганный этим приступом. – Успокойся! Волнение может повредить тебе. Давай лучше послушаем музыку. Я так расхваливал нашим гостям твою чудесную коллекцию записей и дисков! – сказал он, шепнув мне: «Попроси разрешения осмотреть ее, это его подбодрюг».
– Да, да, твоя правда, послушаем музыку. – Крюдешанк успокоился. – Религия дарит удовлетворение духу нашему, а музыка услаждает слух.
Дрожащая рука протянулась, нащупала кнопки на шкафчике. Наконец, найдя нужную, он нажал на нее желтым, скрюченным пальцем.
Тотчас из усилителя раздался громкий голос органа. Крюдешанк, расценив нас, как полностью безграмотных в области симфонической музыки, поспешил информировать, что это прелюд Себастьяна Баха и фуга ля-минор. Заодно выяснилось, что его самая большая гордость – собранные за долгие годы пластинки. По числу дисков он обогнал всех александрийцев, включая самого Ральфа Герштейна. Кроме того, он считал, что и таких превосходных магнитофонов больше нет ни у кого.
– Этот опус Баха имеется в разном исполнении, – Крюдешанк выглядел сейчас куда бодрее. – Между прочим, в мою коллекцию входит и старая пластинка фирмы «Патз», на которой его исполняет Абрам Герштейн, дед Ральфа. Хотите послушать?
Мы вежливо отказались.
Крюдешанк не настаивал. Органная музыка подействовала на него явно благотворно.
Энергично надавив единственную кнопку, не включавшую музыкальную аппаратуру, он вызвал слугу, которому велел сменить компресс. После этого Крюдешанк с участием слуги, помогая себе локтями, сел в постели. Оглядев нас, он сухо сказал:
– Ну, нечего тянуть! Что тебе, Грегор, от меня надо?
– Что ж, попытаемся провести нашу беседу в телеграфном стиле. Расскажи по возможности короче, как проходил вчерашний визит Ричарда Бейдевана.
– Прежде всего скажи мне сам, что это за шлюха, которую я был вынужден прогнать?
– Что за выражения, господин Крюдешанк, – улыбнулся Луис. – Tea Кильсеймур – актриса. Если вы видели фильм «Ненавидящий женщин»…
– Вы вышучиваете меня? – угрожающе спросил Крюдешанк.
– Вовсе нет. Так эта комедия действительно называется. На следующей неделе ее покажет по шестому каналу телестудия Нового Виндзора и, если вы еще ее не видели…
– Телевизор в моем доме?! Я бы скорее позволил устроить здесь женскую баню! – возмутился Ионатан Крюдешанк.
– Вы просто слишком старомодны.
– В таком случае я тоже пячусь как рак, – сказал я, вспомнив о тех душевных муках, которые пришлось претерпеть, когда жена наслаждалась своими излюбленными бесконечными сериалами. – Будь моя власть, я бы засадил всех работников телестудий за кражу.
– Что же они у вас стащили? – фыркнул Луис.
– Не у меня одного. Ту толику разума, которую нам еще оставила пресса. Разве вы не замечали, что мы постепенно превращаемся в дефективных детей, которых кормят с ложечки? Давно бы я разрубил этот крикливый ящик на мелкие кусочки, не знай, что жена за это, в свою очередь, сделает из меня рубленый бифштекс.
– Я не совсем согласен с вами, – покачал головой начальник полиции. – Когда мы с Президентом остаемся дома одни и никто нам не мешает, вызывая бог знает куда из-за драки или взлома, то даже приятно посмотреть по телевизору, как дерутся или грабят в других местах… Но мы отъехали в сторону на целую милю. Итак, Ричард Бейдеван пришел вместе…
– С этой бесстыдницей! – закричал Крюдешанк. – Любой ценой хотела попасть ко мне, но дальше порога я ее не пустил.
– Может быть, это именно она, чтобы отомстить вам, ограбила банк, – пошутил Луис. – В наше время гангстеризм перестал быть чисто мужской профессией. Загляни такая очаровательная женщина ко мне, я бы ее не выгнал.
– В тот день, когда умерла моя мать, я поклялся, что ни одна шлюха не переступит моего порога, – оборвал его Крюдешанк. – Вам, профанам, известно лишь, что у Иеремии Александера, когда он обосновался на берегу Синего озера, была большая семья, сыновья и дочери от трех жен. Но слышали ли вы, что произошло после того, как ему явился Иисус Христос? С того самого мига Иеремия Александер объявил прегрешением брак и все остальное, одним словом, любую связь с представительницей женского пола.
– А не путаете ли вы что-нибудь, господин Крюдешанк? – рассмеялся Луис. – Я слышал, что Иеремия Александер сам посчитал себя Христом. Выходит, что тогда у Синего озера он беседовал со своим двойником? Не имеем ли мы дело с так называемым раздвоением личности под влиянием чрезмерного употребления алкоголя?
– Болван! – лаконично бросил Крюдешанк.
– Кто? – растерялся Луис.
– Понятно, вы! Приходилось ли вам когда-нибудь слышать о святой троице? Отец, сын и дух святой в одном лице. Для вас, очевидно, это такая же метафизика, как скульптуры нашего Дина Панчека. Вы ведь привыкли писать в своей газете не о явлениях духовных, а лишь о материалистических штучках; О том, кто у кого и что вытащил из кармана, кто кому дал по морде…
– Хватит! – рявкнул начальник полиции. – В конце концов, я пришел сюда не для участия в религиозном диспуте.
– С вашего позволения, хотелось бы все же немного остановиться на этом вопросе, – заупрямился я. – Что же в действительности это за третье пришествие, о котором так много говорят в Александрии? Господин Крюдешанк, я был бы вам премного благодарен, если бы вы объяснили главные догматы вашей секты.
– Не веселитесь, молодой человек, – сухо ответил Крюдешанк. – С религией шутить не рекомендуется, пусть она и не в вашем вкусе. Попытаюсь ответить… Христос пришел в первый раз и был распят на кресте. Пришел во второй раз и воплотился в Иеремию Александера. Его не распяли на кресте, зато высмеяли и позже объявили богохульником. Но пробьет час третьего пришествия! И кара божия падет на головы всех, кто не подготовил душу свою к этому часу.
– И как это произойдет? – зубоскалил Луис. – Неверующих поджарят на адском огне?
– Зачем же так старомодно, – Крюдешанк тихо рассмеялся. – Расплата будет иной. Неверующие сами выдумают средства, к тому же самые современные, чтобы себя уничтожить. А теперь, Грегор, или перейдем к визиту режиссера; или я снова включу музыку.
– Прошу! – кивнул Грегор Абуш. – Таким образом, после того, как ты выгнал эту бабенку, вы остались вдвоем с Ричардом Бейдеваном…
– Таким образом, таким образом, – проворчал Ионатан Крюдешанк. – Словно я уже не выложил все, когда мы с тобой полчаса говорили по телефону. Если не записал сразу, мог хотя бы сегодня захватить кого-нибудь для составления протокола.
– Ты думаешь, их у меня хоть завались. Только сержант Александер и тот…
– Ну, тогда попроси Луиса, – продолжал ворчать Крюдешанк. – Сомневаюсь, что он стоит чего-нибудь как журналист, но протокол составить все же сумеет.
– Охотно, – предложил Луис, вытаскивая из кармана блокнот.
– Нет, это не годится, – покачал головой Грегор Абуш. – Луис не должностное лицо, и его запись не может считаться официальным документом. Но у меня есть предложение: можно использовать магнитофон.
Крюдешанк не возражал. Вызвав слугу, он велел ему принести портативную «Панасонику» со встроенным микрофоном. Используя эту возможность, к попросил разрешения осмотреть коллекцию Крюдешанка.
В большом помещении не было ни окон, ни обычной мебели. Вдоль стен до самого потолка тянулись полки, разделенные на гнезда. В них, каждая под своим номером, лежали тысячи пластинок и кассет. Посреди комнаты стоял большой стол с несколькими магнитофонами и проигрывателями. Их шнуры объединялись в толстый кабель, который свисал со стола и исчезал в полу.
Один из магнитофонов привлек мое внимание, может быть, из-за необычного красного цвета, – большой, объединенный с проигрывателем, комбайн немецкой фирмы «Телефункен». Своими расположенными в три ряда клавишами он напоминал портативный электроорган.
Под прозрачной пластмассовой крышкой чернел диск. Это оказалась та самая пластинка, которую, по словам Ричарда Бейдевана, вместе с журналом принес почтальон, – оратория Генделя «Мессия» в исполнении Лейпцигского хора мальчиков.
Я собирался было вернуться в спальню, но все же задержался здесь.
Пока я рассматривал магнитофон, подсознание как бы непрерывно передавало мне сигнал, который я никак не мог расшифровать. Сигнал, сходный с приглушенным звоном колокола. Внезапно я понял, что это за сигнал, – я почувствовал в воздухе легкий, еле ощутимый аромат.
Вначале казалось, что обоняние меня обманывает. Явно женские, к тому же знакомые духи никак не соответствовали этому дому, порог которого, как утверждал Ионатан Крюдешанк, вот уже тридцать лет не переступала нога ни одной представительницы прекрасного пола.
Совершенно не понимая, в чем дело, я расширил ноздри, пытаясь уловить, откуда исходит этот запах. Нагнулся ниже, еще ниже, пока до меня не дошло: аромат издают клавиши магнитофона.
Я сразу же осознал, что это за запах и почему он кажется мне таким знакомым.
То были излюбленные духи Теи Кильсеймур «Пармская фиалка».
Напрасно пытался я найти какое-то невинное объяснение этому факту. Р1так, Tea все же гостила у женоненавистника Ионатана Крюдешанка. Найти ответ на вопрос «когда?» было легче всего. Сравнительно недавно, иначе запах улетучился бы.
Лично я почти не сомневался, что Tea побывала в доме Крюдешанка вместе с Ричардом Бейдеваном. Если так, то к прежним загадкам в мгновение ока присоединялись еще две. Что делала Tea в доме, а тем более в музыкальной библиотеке, и, самое главное, отчего все трое – хозяин дома, режиссер, сама актриса – упрямо отрицают этот факт?
Слуга уже давно отнес в спальню портативный магнитофон, а я все еще медлил. Но как я ни шевелил мозгами, ни к какому решению прийти не смог. В конце концов, о своем открытии решил промолчать. Почему, я и сам отчетливо не осознавал, хотя, подумав, оправдание бы себе нашел.
Во-первых, я бы поквитался с Грегором Абушем. Обычно он проявлял свое превосходство, огорошив неожиданным поворотом в ходе расследования с помощью какого-нибудь неизвестного мне факта. Кроме того, раз уж начальник полиции призвал меня на помощь, хотелось оправдать его преувеличенно высокое мнение о моих дедуктивных способностях. Поэтому я и поклялся про себя выложить перед ним на стол тайну «Пармской фиалки», но не как сырье, а как готовую продукцию – вместе с разгадкой.
Когда я вернулся в спальню, Грегор Абуш, незаметно подмигнув мне, спросил:
– Ну, какое у вас создалось впечатление о коллекции моего друга Ионатана?
– Потрясающее! – сказал я не лицемеря, так как магнитофон, издававший запах излюбленньгх духов Теи Кильсеймур, вполне заслуживал такого определения.
Ионатан Крюдешанк одарил меня благодарной улыбкой:
– Очень приятно! В наши дни редко кто способен осмыслить, сколько трудов и любви надо вложить, чтобы собрать такое богатство. У меня есть даже экземпляры, имеющие музейную ценность, хотя бы оригинальная пластинка «Хис мастере Войс» с голосом Энрико Карузо. Желаете послушать?
– В другой раз, – отмахнулся Грегор Абуш. – Теперь продиктуй, пожалуйста, по возможности точнее, что именно украдено. Чистоганом? В ценных бумагах? Быть может, золото? Если номера акций и банкнотов записаны, это облегчит работу.
Ионатан Крюдешанк покачал головой. Это движение далось ему безусловно с трудом, он болезненно сморщился.
– Ничем помочь не смогу. В таком маленьком банке, как мой, который к тому же за сто лет никто и не пытался ограбить, нет никакой нужды записывать номера. Насколько помню, общий ущерб достигает полумиллиона… Там были и ценные бумаги, и ассигнации, в том числе на сто двадцать тысяч моих собственных денег… Сейчас же позову слугу, чтобы достал список из тайника.
– Хм, – пробурчал Грегор Абуш, – не слишком ли ты ему доверяешь?
– Смешной вопрос, – отрезал Ионатан Крюдешанк. – Пусть господь каждому даст такого верного слугу, как Иеремия Александер.
– Еще один Александер? К тому же еще и Иеремия! – воскликнул я. – Просто невероятное совпадение.
– Скорее перст божий, – ответил Ионатан Крюдешанк. – Мой слуга – прямой потомок избранного праведника. Именно его послал господь, чтобы вывести меня из болота заблуждений к свету истинной веры.
Ионатан Крюдешанк нажал кнопку звонка, чтобы вызвать слугу.
Тот где-то задержался.
Наступило неловкое молчание. Луис по-прежнему стоял у окна. Бесчисленные дождевые капли, освещенные бледным, вынырнувшим из-за туч солнцем, искрились, сияли.
Я присоединился к нему. Взгляд скользил по двору Крюдешанка, по калитке, которая вела на заросший кустарником и деревьями пустырь, по темным купам платанов сквера «Акрополь Иеремии», пока не натолкнулся на белого ангела с крестом в руках над куполом церкви.
– Господин Крюдешанк, а что вы сами думаете о нападении на банк? – неожиданно для самого себя спросил я.
– В каком смысле? – Он меня не понял. – Я уже сказал, это наказание божие за грехи мои.
– Да не о том я! Вы, очевидно, уже думали о том, как необычны обстоятельства преступления. Все заранее рассчитано до последней мелочи. Кем бы ни были непосредственные исполнители операции, за ними стоял человек с большим профессиональным опытом и умением разработать безошибочный тактический и стратегический план.
– Евангелие учит нас не бросать камни в других, если сам… – Ионатан Крюдешанк тяжело вздохнул. – Винцент Басани, кто же еще! – прошипел он с такой ненавистью, что я невольно вздрогнул. – Заклятый мой враг! Чего только он не делал, чтобы разорить меня! Консервный завод из-за него закрыт.
– Басани? – недоверчиво переспросил Луис. – Насколько я слышал, у него был вполне солидный депозит в вашем банке?
– Это еще ничего не значит. Он получит страховку, как и все, – ответил Крюдешанк.
– И вы в том числе! – ухмыльнулся Луис.
– Со мной иначе! – Ионатан Крюдешанк даже взвизгнул от волнения. – Я уничтожен навсегда! Покажите мне того дурака, который после происшедшего доверит мне хотя бы сотню! Александрия не один из тех больших городов с жирными банками, которые спокойно продолжают вести свои дела после того, как очередной гангстер опустошит кассу.
– Между прочим, случаи, когда очищают сейфы, довольно редки, – задумчиво сказал Луис. – Поинтересовались ли вы, господин Крюдешанк, почему налетчики справились со своей задачей в такой короткий срок? По рассказам очевидцев, для операции в подвальном этаже понадобилось всего три с половиной минуты. И знаете почему?
– Не знаю и знать не хочу, – пробормотал Ионатан Крюдешанк, опуская голову на подушку. – Я болен. Разве вы не видите? Оставьте меня в покое!
– Правда, зачем вы напрасно его волнуете! – сделал замечание Грегор Абуш.
– Да подождите! – не позволил прервать себя Луис. – Мы не можем оставить господина Крюдешанка в неизвестности. Сейф не взломан!
– Что? – лицо банкира конвульсивно передернулось.
– Знал ли охранник шифр сейфа? – теперь уже сам Грегор Абуш задал вопрос.
– Знал, – тихо подтвердил Крюдешанк. – Множество раз я открывал сейф в его присутствии. Было бы просто глупо каждый раз отсылать его. Тем более, что ключи только у меня. Ни на миг не выпускаю их из рук.
– А когда заболеваете? – засомневался я.
– Я – и болезнь?! До сих пор благодаря милосердию божьему я и не знал, что это такое. За тридцать лет ни капли алкоголя, ни одной женщины. Попробуйте и вы так жить, не понадобится бывать у докторов… Но со вчерашнего дня я чувствую себя более дохлым, чем рыба в озере Понт.
Внезапно он вновь приподнялся.
– Что вы сказали, Луис? Сейф вовсе не взломан, а…
– Открыт. Спокойно открыт, господин Крюдешанк, – улыбнулся Луис. – Вашими ключами – единственными, раз нет дубликата!
Все, что произошло после этого, напоминало кошмарный сон, где отдельные кадры, то и дело сменяясь, наплывали друг на друга. Ионатан Крюдешанк со сдавленным криком выкатился из кровати, упал и, прежде чем мы успели ему помочь, снова вскочил. Подбежал к висящему на вешалке пиджаку, выхватил из секретного карманчика ключик и, сжав его в руке, бросился прочь.
Лишь спустя мгновение бросились мы за ним, так неожиданно все это было.
Когда мы пересекали кабинет с тяжелым дубовым столом, на котором стоял старомодный телефон, он уже был в гостиной.
Именно в этот миг и зазвонил телефон.
Грегор Абуш остановился. Я успел услышать, как он сказал: «Абуш слушает».
В это время Ионатан Крюдешанк, обогнув круглый стол в гостиной, опрокинув стоявший на пути усилитель, подскочил к небольшому шкафчику. На его поверхности были смонтированы многочисленные кнопки и рычажки звука и тембра, он был полностью схож с тем, что находился в спальне.
Ионатан Крюдешанк в лихорадочном волнении нажал одну из кнопок. Тотчас же на нас с Луисом обрушилась ошеломляюще громкая оргия звуков. В ней лишь с трудом можно было узнать композицию Себастьяна Баха, которую мы перед этим прослушали.
Из музыкальной библиотеки выбежал перепуганный слуга.
Он что-то крикнул, но мы с Луисом ничего не услышали. Зажав ладонями уши (лично я серьезно встревожился за свои барабанные перепонки), мы стояли на пороге.
Ионатан Крюдешанк, оттолкнув слугу, нажал вторую кнопку. Картина в тяжелой золоченой раме, изображавшая коленопреклоненного Иеремию Александера на берегу Синего озера, отъехав в сторону, открылась, как оконная рама. За ней в стене оказались стальные двери сейфа.
Ионатан Крюдешанк поднялся на цыпочки и потерял равновесие. Ключик выскользнул из сжимавшей его ладони. Бессильно опустившись на стоящее рядом кресло, Крюдешанк беспомощным жестом подозвал слугу.
Луис, продемонстрировав куда более быструю реакцию, чем я, выключил наконец-то ураганный звук.
– Повторите? – донесся из кабинета голос Грегора Абуша. – Что?… Виктор Вандейль?… Стопроцентно? Благодарю!
Грегор Абуш присоединился к нам в самый напряженный момент.
Слуга Крюдешанка вставил поднятый с пола ключик в микроскопическое отверстие. Первый поворот результата не дал.
Слуга обернулся к своему хозяину. Тот внятно пробормотал:
– Что возитесь? Быстрее, быстрее! Три раза влево, четвертый – в противоположном направлении.
Слуга выполнил указания, но безуспешно.
– Дайте сюда! – вызвался Луис и, отняв у слуги ключ, в мгновение ока отворил дверцы.
Небольшая стальная ниша оказалась абсолютно пустой. И в помине не было списков депозитов, с которыми банкир обещал нас познакомить.
– Ключи, где клю… – простонал Ионатан Крюдешанк.
Так и не выговорив предложение до конца, он медленно соскользнул с кресла на пол.
Слуга в страхе закричал.
– Ничего ужасного, это только обморок, – спокойно констатировал Грегор Абуш. – Отнесите на кровать, на всякий случай позвоните доктору Мэтьюзалу… Луис, помогите же!
Луис послушался, но, как показалось мне, не слишком охотно.
– Ну, как вам это нравится? – шепнул начальник полиции, когда мы остались одни.
– Исчезли ключи от банковского сейфа, не правда ли? – так же тихо спросил и я.
– Конечно, еще один сюрприз.
– Для меня – да, а для вас? Мне показалось, что вы не очень-то удивились.
– После телефонного разговора я поневоле ожидал чего-нибудь подобного. Не позвони сержант Александер, и я бы был обескуражен. А вот Луис…
– Луис? – прервал я его, ничего не понимая.
– Не заметили ли вы, куда он гнул, когда сказал, что преступникам не понадобилось взламывать сейф? По-моему, он знал, что ключи украдены.
– Есть ли у вас хоть малейшее предположение, кто это сделал?
– Более-менее определенно могу только сказать, когда это произошло: пока здесь гостил Ричард Бейдеван.
– Не исключено, что это дает ответ и на первый вопрос, – заметил я.
– Вполне возможно. Я только что созвонился с Албуброком. Оттуда поступили неопровержимые доказательства того, что Ричард Бейдеван в действительности Виктор Вандейль…
– Тот самый, что по заданию Винцента Басани вместе с Анжелой Големба?… – я невольно повысил голос.
– Тише! – оборвал меня Грегор Абуш. – Верно, тот самый, что десять лет назад занимался в Албуброке грязным шантажом. И, самое пикантное, ему отнюдь не составляло труда играть роль ревнивого мужа. Уже тогда он был женат на Анжеле, нынешней Tee Кильсеймур.
14
Услышав шаги, Ионатан Крюдешанк повернул к нам голову. Из-под компресса, распространявшего острый запах уксуса, выбивались пряди седых волос. Ему могло быть лет шестьдесят. Правда, сейчас, когда переживания заострили черты плоского лица и лишили блеска глаза, полузакрытые почти прозрачными веками, он выглядел куда старше.
– Мэтьюзал сказал, что сегодня ты чувствуешь себя вполне бодро, – приветствовал его начальник полиции с преувеличенной лихостью.
– Бодро? – нервно трясущиеся губы Крюдешанка выдавили кудахтающий смешок. – По-моему, червяк, нанизанный на крючок, чувствует себя так же, как я… Ты пришел поговорить об ограблении байка, Грегор. Напрасные старания, преступников все равно не поймать. Господь этого не допустит. Я проклят им. Вначале он покарал меня, когда закрыли завод, а теперь…
– Насколько известно, в том, что закрыли завод, виноват не Создатель, а Комитет по защите природы, – иронически заметил Луис.
– Все мы, в том числе и комитеты, – только орудия в деснице божьей, – сердито ответил Крюдешанк.
Совершенно неожиданно он непристойно выругался. На губах показалась пена, полупрозрачные веки поднялись, открывая глаза, теперь уже не бледные, а покрасневшие.
– Успокойся, Ионатан! – стал уговаривать его начальник полиции, напуганный этим приступом. – Успокойся! Волнение может повредить тебе. Давай лучше послушаем музыку. Я так расхваливал нашим гостям твою чудесную коллекцию записей и дисков! – сказал он, шепнув мне: «Попроси разрешения осмотреть ее, это его подбодрюг».
– Да, да, твоя правда, послушаем музыку. – Крюдешанк успокоился. – Религия дарит удовлетворение духу нашему, а музыка услаждает слух.
Дрожащая рука протянулась, нащупала кнопки на шкафчике. Наконец, найдя нужную, он нажал на нее желтым, скрюченным пальцем.
Тотчас из усилителя раздался громкий голос органа. Крюдешанк, расценив нас, как полностью безграмотных в области симфонической музыки, поспешил информировать, что это прелюд Себастьяна Баха и фуга ля-минор. Заодно выяснилось, что его самая большая гордость – собранные за долгие годы пластинки. По числу дисков он обогнал всех александрийцев, включая самого Ральфа Герштейна. Кроме того, он считал, что и таких превосходных магнитофонов больше нет ни у кого.
– Этот опус Баха имеется в разном исполнении, – Крюдешанк выглядел сейчас куда бодрее. – Между прочим, в мою коллекцию входит и старая пластинка фирмы «Патз», на которой его исполняет Абрам Герштейн, дед Ральфа. Хотите послушать?
Мы вежливо отказались.
Крюдешанк не настаивал. Органная музыка подействовала на него явно благотворно.
Энергично надавив единственную кнопку, не включавшую музыкальную аппаратуру, он вызвал слугу, которому велел сменить компресс. После этого Крюдешанк с участием слуги, помогая себе локтями, сел в постели. Оглядев нас, он сухо сказал:
– Ну, нечего тянуть! Что тебе, Грегор, от меня надо?
– Что ж, попытаемся провести нашу беседу в телеграфном стиле. Расскажи по возможности короче, как проходил вчерашний визит Ричарда Бейдевана.
– Прежде всего скажи мне сам, что это за шлюха, которую я был вынужден прогнать?
– Что за выражения, господин Крюдешанк, – улыбнулся Луис. – Tea Кильсеймур – актриса. Если вы видели фильм «Ненавидящий женщин»…
– Вы вышучиваете меня? – угрожающе спросил Крюдешанк.
– Вовсе нет. Так эта комедия действительно называется. На следующей неделе ее покажет по шестому каналу телестудия Нового Виндзора и, если вы еще ее не видели…
– Телевизор в моем доме?! Я бы скорее позволил устроить здесь женскую баню! – возмутился Ионатан Крюдешанк.
– Вы просто слишком старомодны.
– В таком случае я тоже пячусь как рак, – сказал я, вспомнив о тех душевных муках, которые пришлось претерпеть, когда жена наслаждалась своими излюбленными бесконечными сериалами. – Будь моя власть, я бы засадил всех работников телестудий за кражу.
– Что же они у вас стащили? – фыркнул Луис.
– Не у меня одного. Ту толику разума, которую нам еще оставила пресса. Разве вы не замечали, что мы постепенно превращаемся в дефективных детей, которых кормят с ложечки? Давно бы я разрубил этот крикливый ящик на мелкие кусочки, не знай, что жена за это, в свою очередь, сделает из меня рубленый бифштекс.
– Я не совсем согласен с вами, – покачал головой начальник полиции. – Когда мы с Президентом остаемся дома одни и никто нам не мешает, вызывая бог знает куда из-за драки или взлома, то даже приятно посмотреть по телевизору, как дерутся или грабят в других местах… Но мы отъехали в сторону на целую милю. Итак, Ричард Бейдеван пришел вместе…
– С этой бесстыдницей! – закричал Крюдешанк. – Любой ценой хотела попасть ко мне, но дальше порога я ее не пустил.
– Может быть, это именно она, чтобы отомстить вам, ограбила банк, – пошутил Луис. – В наше время гангстеризм перестал быть чисто мужской профессией. Загляни такая очаровательная женщина ко мне, я бы ее не выгнал.
– В тот день, когда умерла моя мать, я поклялся, что ни одна шлюха не переступит моего порога, – оборвал его Крюдешанк. – Вам, профанам, известно лишь, что у Иеремии Александера, когда он обосновался на берегу Синего озера, была большая семья, сыновья и дочери от трех жен. Но слышали ли вы, что произошло после того, как ему явился Иисус Христос? С того самого мига Иеремия Александер объявил прегрешением брак и все остальное, одним словом, любую связь с представительницей женского пола.
– А не путаете ли вы что-нибудь, господин Крюдешанк? – рассмеялся Луис. – Я слышал, что Иеремия Александер сам посчитал себя Христом. Выходит, что тогда у Синего озера он беседовал со своим двойником? Не имеем ли мы дело с так называемым раздвоением личности под влиянием чрезмерного употребления алкоголя?
– Болван! – лаконично бросил Крюдешанк.
– Кто? – растерялся Луис.
– Понятно, вы! Приходилось ли вам когда-нибудь слышать о святой троице? Отец, сын и дух святой в одном лице. Для вас, очевидно, это такая же метафизика, как скульптуры нашего Дина Панчека. Вы ведь привыкли писать в своей газете не о явлениях духовных, а лишь о материалистических штучках; О том, кто у кого и что вытащил из кармана, кто кому дал по морде…
– Хватит! – рявкнул начальник полиции. – В конце концов, я пришел сюда не для участия в религиозном диспуте.
– С вашего позволения, хотелось бы все же немного остановиться на этом вопросе, – заупрямился я. – Что же в действительности это за третье пришествие, о котором так много говорят в Александрии? Господин Крюдешанк, я был бы вам премного благодарен, если бы вы объяснили главные догматы вашей секты.
– Не веселитесь, молодой человек, – сухо ответил Крюдешанк. – С религией шутить не рекомендуется, пусть она и не в вашем вкусе. Попытаюсь ответить… Христос пришел в первый раз и был распят на кресте. Пришел во второй раз и воплотился в Иеремию Александера. Его не распяли на кресте, зато высмеяли и позже объявили богохульником. Но пробьет час третьего пришествия! И кара божия падет на головы всех, кто не подготовил душу свою к этому часу.
– И как это произойдет? – зубоскалил Луис. – Неверующих поджарят на адском огне?
– Зачем же так старомодно, – Крюдешанк тихо рассмеялся. – Расплата будет иной. Неверующие сами выдумают средства, к тому же самые современные, чтобы себя уничтожить. А теперь, Грегор, или перейдем к визиту режиссера; или я снова включу музыку.
– Прошу! – кивнул Грегор Абуш. – Таким образом, после того, как ты выгнал эту бабенку, вы остались вдвоем с Ричардом Бейдеваном…
– Таким образом, таким образом, – проворчал Ионатан Крюдешанк. – Словно я уже не выложил все, когда мы с тобой полчаса говорили по телефону. Если не записал сразу, мог хотя бы сегодня захватить кого-нибудь для составления протокола.
– Ты думаешь, их у меня хоть завались. Только сержант Александер и тот…
– Ну, тогда попроси Луиса, – продолжал ворчать Крюдешанк. – Сомневаюсь, что он стоит чего-нибудь как журналист, но протокол составить все же сумеет.
– Охотно, – предложил Луис, вытаскивая из кармана блокнот.
– Нет, это не годится, – покачал головой Грегор Абуш. – Луис не должностное лицо, и его запись не может считаться официальным документом. Но у меня есть предложение: можно использовать магнитофон.
Крюдешанк не возражал. Вызвав слугу, он велел ему принести портативную «Панасонику» со встроенным микрофоном. Используя эту возможность, к попросил разрешения осмотреть коллекцию Крюдешанка.
В большом помещении не было ни окон, ни обычной мебели. Вдоль стен до самого потолка тянулись полки, разделенные на гнезда. В них, каждая под своим номером, лежали тысячи пластинок и кассет. Посреди комнаты стоял большой стол с несколькими магнитофонами и проигрывателями. Их шнуры объединялись в толстый кабель, который свисал со стола и исчезал в полу.
Один из магнитофонов привлек мое внимание, может быть, из-за необычного красного цвета, – большой, объединенный с проигрывателем, комбайн немецкой фирмы «Телефункен». Своими расположенными в три ряда клавишами он напоминал портативный электроорган.
Под прозрачной пластмассовой крышкой чернел диск. Это оказалась та самая пластинка, которую, по словам Ричарда Бейдевана, вместе с журналом принес почтальон, – оратория Генделя «Мессия» в исполнении Лейпцигского хора мальчиков.
Я собирался было вернуться в спальню, но все же задержался здесь.
Пока я рассматривал магнитофон, подсознание как бы непрерывно передавало мне сигнал, который я никак не мог расшифровать. Сигнал, сходный с приглушенным звоном колокола. Внезапно я понял, что это за сигнал, – я почувствовал в воздухе легкий, еле ощутимый аромат.
Вначале казалось, что обоняние меня обманывает. Явно женские, к тому же знакомые духи никак не соответствовали этому дому, порог которого, как утверждал Ионатан Крюдешанк, вот уже тридцать лет не переступала нога ни одной представительницы прекрасного пола.
Совершенно не понимая, в чем дело, я расширил ноздри, пытаясь уловить, откуда исходит этот запах. Нагнулся ниже, еще ниже, пока до меня не дошло: аромат издают клавиши магнитофона.
Я сразу же осознал, что это за запах и почему он кажется мне таким знакомым.
То были излюбленные духи Теи Кильсеймур «Пармская фиалка».
Напрасно пытался я найти какое-то невинное объяснение этому факту. Р1так, Tea все же гостила у женоненавистника Ионатана Крюдешанка. Найти ответ на вопрос «когда?» было легче всего. Сравнительно недавно, иначе запах улетучился бы.
Лично я почти не сомневался, что Tea побывала в доме Крюдешанка вместе с Ричардом Бейдеваном. Если так, то к прежним загадкам в мгновение ока присоединялись еще две. Что делала Tea в доме, а тем более в музыкальной библиотеке, и, самое главное, отчего все трое – хозяин дома, режиссер, сама актриса – упрямо отрицают этот факт?
Слуга уже давно отнес в спальню портативный магнитофон, а я все еще медлил. Но как я ни шевелил мозгами, ни к какому решению прийти не смог. В конце концов, о своем открытии решил промолчать. Почему, я и сам отчетливо не осознавал, хотя, подумав, оправдание бы себе нашел.
Во-первых, я бы поквитался с Грегором Абушем. Обычно он проявлял свое превосходство, огорошив неожиданным поворотом в ходе расследования с помощью какого-нибудь неизвестного мне факта. Кроме того, раз уж начальник полиции призвал меня на помощь, хотелось оправдать его преувеличенно высокое мнение о моих дедуктивных способностях. Поэтому я и поклялся про себя выложить перед ним на стол тайну «Пармской фиалки», но не как сырье, а как готовую продукцию – вместе с разгадкой.
Когда я вернулся в спальню, Грегор Абуш, незаметно подмигнув мне, спросил:
– Ну, какое у вас создалось впечатление о коллекции моего друга Ионатана?
– Потрясающее! – сказал я не лицемеря, так как магнитофон, издававший запах излюбленньгх духов Теи Кильсеймур, вполне заслуживал такого определения.
Ионатан Крюдешанк одарил меня благодарной улыбкой:
– Очень приятно! В наши дни редко кто способен осмыслить, сколько трудов и любви надо вложить, чтобы собрать такое богатство. У меня есть даже экземпляры, имеющие музейную ценность, хотя бы оригинальная пластинка «Хис мастере Войс» с голосом Энрико Карузо. Желаете послушать?
– В другой раз, – отмахнулся Грегор Абуш. – Теперь продиктуй, пожалуйста, по возможности точнее, что именно украдено. Чистоганом? В ценных бумагах? Быть может, золото? Если номера акций и банкнотов записаны, это облегчит работу.
Ионатан Крюдешанк покачал головой. Это движение далось ему безусловно с трудом, он болезненно сморщился.
– Ничем помочь не смогу. В таком маленьком банке, как мой, который к тому же за сто лет никто и не пытался ограбить, нет никакой нужды записывать номера. Насколько помню, общий ущерб достигает полумиллиона… Там были и ценные бумаги, и ассигнации, в том числе на сто двадцать тысяч моих собственных денег… Сейчас же позову слугу, чтобы достал список из тайника.
– Хм, – пробурчал Грегор Абуш, – не слишком ли ты ему доверяешь?
– Смешной вопрос, – отрезал Ионатан Крюдешанк. – Пусть господь каждому даст такого верного слугу, как Иеремия Александер.
– Еще один Александер? К тому же еще и Иеремия! – воскликнул я. – Просто невероятное совпадение.
– Скорее перст божий, – ответил Ионатан Крюдешанк. – Мой слуга – прямой потомок избранного праведника. Именно его послал господь, чтобы вывести меня из болота заблуждений к свету истинной веры.
Ионатан Крюдешанк нажал кнопку звонка, чтобы вызвать слугу.
Тот где-то задержался.
Наступило неловкое молчание. Луис по-прежнему стоял у окна. Бесчисленные дождевые капли, освещенные бледным, вынырнувшим из-за туч солнцем, искрились, сияли.
Я присоединился к нему. Взгляд скользил по двору Крюдешанка, по калитке, которая вела на заросший кустарником и деревьями пустырь, по темным купам платанов сквера «Акрополь Иеремии», пока не натолкнулся на белого ангела с крестом в руках над куполом церкви.
– Господин Крюдешанк, а что вы сами думаете о нападении на банк? – неожиданно для самого себя спросил я.
– В каком смысле? – Он меня не понял. – Я уже сказал, это наказание божие за грехи мои.
– Да не о том я! Вы, очевидно, уже думали о том, как необычны обстоятельства преступления. Все заранее рассчитано до последней мелочи. Кем бы ни были непосредственные исполнители операции, за ними стоял человек с большим профессиональным опытом и умением разработать безошибочный тактический и стратегический план.
– Евангелие учит нас не бросать камни в других, если сам… – Ионатан Крюдешанк тяжело вздохнул. – Винцент Басани, кто же еще! – прошипел он с такой ненавистью, что я невольно вздрогнул. – Заклятый мой враг! Чего только он не делал, чтобы разорить меня! Консервный завод из-за него закрыт.
– Басани? – недоверчиво переспросил Луис. – Насколько я слышал, у него был вполне солидный депозит в вашем банке?
– Это еще ничего не значит. Он получит страховку, как и все, – ответил Крюдешанк.
– И вы в том числе! – ухмыльнулся Луис.
– Со мной иначе! – Ионатан Крюдешанк даже взвизгнул от волнения. – Я уничтожен навсегда! Покажите мне того дурака, который после происшедшего доверит мне хотя бы сотню! Александрия не один из тех больших городов с жирными банками, которые спокойно продолжают вести свои дела после того, как очередной гангстер опустошит кассу.
– Между прочим, случаи, когда очищают сейфы, довольно редки, – задумчиво сказал Луис. – Поинтересовались ли вы, господин Крюдешанк, почему налетчики справились со своей задачей в такой короткий срок? По рассказам очевидцев, для операции в подвальном этаже понадобилось всего три с половиной минуты. И знаете почему?
– Не знаю и знать не хочу, – пробормотал Ионатан Крюдешанк, опуская голову на подушку. – Я болен. Разве вы не видите? Оставьте меня в покое!
– Правда, зачем вы напрасно его волнуете! – сделал замечание Грегор Абуш.
– Да подождите! – не позволил прервать себя Луис. – Мы не можем оставить господина Крюдешанка в неизвестности. Сейф не взломан!
– Что? – лицо банкира конвульсивно передернулось.
– Знал ли охранник шифр сейфа? – теперь уже сам Грегор Абуш задал вопрос.
– Знал, – тихо подтвердил Крюдешанк. – Множество раз я открывал сейф в его присутствии. Было бы просто глупо каждый раз отсылать его. Тем более, что ключи только у меня. Ни на миг не выпускаю их из рук.
– А когда заболеваете? – засомневался я.
– Я – и болезнь?! До сих пор благодаря милосердию божьему я и не знал, что это такое. За тридцать лет ни капли алкоголя, ни одной женщины. Попробуйте и вы так жить, не понадобится бывать у докторов… Но со вчерашнего дня я чувствую себя более дохлым, чем рыба в озере Понт.
Внезапно он вновь приподнялся.
– Что вы сказали, Луис? Сейф вовсе не взломан, а…
– Открыт. Спокойно открыт, господин Крюдешанк, – улыбнулся Луис. – Вашими ключами – единственными, раз нет дубликата!
Все, что произошло после этого, напоминало кошмарный сон, где отдельные кадры, то и дело сменяясь, наплывали друг на друга. Ионатан Крюдешанк со сдавленным криком выкатился из кровати, упал и, прежде чем мы успели ему помочь, снова вскочил. Подбежал к висящему на вешалке пиджаку, выхватил из секретного карманчика ключик и, сжав его в руке, бросился прочь.
Лишь спустя мгновение бросились мы за ним, так неожиданно все это было.
Когда мы пересекали кабинет с тяжелым дубовым столом, на котором стоял старомодный телефон, он уже был в гостиной.
Именно в этот миг и зазвонил телефон.
Грегор Абуш остановился. Я успел услышать, как он сказал: «Абуш слушает».
В это время Ионатан Крюдешанк, обогнув круглый стол в гостиной, опрокинув стоявший на пути усилитель, подскочил к небольшому шкафчику. На его поверхности были смонтированы многочисленные кнопки и рычажки звука и тембра, он был полностью схож с тем, что находился в спальне.
Ионатан Крюдешанк в лихорадочном волнении нажал одну из кнопок. Тотчас же на нас с Луисом обрушилась ошеломляюще громкая оргия звуков. В ней лишь с трудом можно было узнать композицию Себастьяна Баха, которую мы перед этим прослушали.
Из музыкальной библиотеки выбежал перепуганный слуга.
Он что-то крикнул, но мы с Луисом ничего не услышали. Зажав ладонями уши (лично я серьезно встревожился за свои барабанные перепонки), мы стояли на пороге.
Ионатан Крюдешанк, оттолкнув слугу, нажал вторую кнопку. Картина в тяжелой золоченой раме, изображавшая коленопреклоненного Иеремию Александера на берегу Синего озера, отъехав в сторону, открылась, как оконная рама. За ней в стене оказались стальные двери сейфа.
Ионатан Крюдешанк поднялся на цыпочки и потерял равновесие. Ключик выскользнул из сжимавшей его ладони. Бессильно опустившись на стоящее рядом кресло, Крюдешанк беспомощным жестом подозвал слугу.
Луис, продемонстрировав куда более быструю реакцию, чем я, выключил наконец-то ураганный звук.
– Повторите? – донесся из кабинета голос Грегора Абуша. – Что?… Виктор Вандейль?… Стопроцентно? Благодарю!
Грегор Абуш присоединился к нам в самый напряженный момент.
Слуга Крюдешанка вставил поднятый с пола ключик в микроскопическое отверстие. Первый поворот результата не дал.
Слуга обернулся к своему хозяину. Тот внятно пробормотал:
– Что возитесь? Быстрее, быстрее! Три раза влево, четвертый – в противоположном направлении.
Слуга выполнил указания, но безуспешно.
– Дайте сюда! – вызвался Луис и, отняв у слуги ключ, в мгновение ока отворил дверцы.
Небольшая стальная ниша оказалась абсолютно пустой. И в помине не было списков депозитов, с которыми банкир обещал нас познакомить.
– Ключи, где клю… – простонал Ионатан Крюдешанк.
Так и не выговорив предложение до конца, он медленно соскользнул с кресла на пол.
Слуга в страхе закричал.
– Ничего ужасного, это только обморок, – спокойно констатировал Грегор Абуш. – Отнесите на кровать, на всякий случай позвоните доктору Мэтьюзалу… Луис, помогите же!
Луис послушался, но, как показалось мне, не слишком охотно.
– Ну, как вам это нравится? – шепнул начальник полиции, когда мы остались одни.
– Исчезли ключи от банковского сейфа, не правда ли? – так же тихо спросил и я.
– Конечно, еще один сюрприз.
– Для меня – да, а для вас? Мне показалось, что вы не очень-то удивились.
– После телефонного разговора я поневоле ожидал чего-нибудь подобного. Не позвони сержант Александер, и я бы был обескуражен. А вот Луис…
– Луис? – прервал я его, ничего не понимая.
– Не заметили ли вы, куда он гнул, когда сказал, что преступникам не понадобилось взламывать сейф? По-моему, он знал, что ключи украдены.
– Есть ли у вас хоть малейшее предположение, кто это сделал?
– Более-менее определенно могу только сказать, когда это произошло: пока здесь гостил Ричард Бейдеван.
– Не исключено, что это дает ответ и на первый вопрос, – заметил я.
– Вполне возможно. Я только что созвонился с Албуброком. Оттуда поступили неопровержимые доказательства того, что Ричард Бейдеван в действительности Виктор Вандейль…
– Тот самый, что по заданию Винцента Басани вместе с Анжелой Големба?… – я невольно повысил голос.
– Тише! – оборвал меня Грегор Абуш. – Верно, тот самый, что десять лет назад занимался в Албуброке грязным шантажом. И, самое пикантное, ему отнюдь не составляло труда играть роль ревнивого мужа. Уже тогда он был женат на Анжеле, нынешней Tee Кильсеймур.
14
На улицу я вышел совершенно ошалевшим. Только теперь я смог понять, хотя бы в общих чертах, драматические эпизоды фильма, которые фиксировала сама жизнь на мрачноватом фоне Александрии.
Перед глазами мелькали кадр за кадром.
Грегор Абуш с ухмылкой вытаскивает Альберта Герштейна из-за двери ванной.
В спальню Теи вламывается Ричард Бейдеван. Грязный поток ругательств и град ударов.
Грегор Абуш отталкивает режиссера.
Он падает, вскакивает, пытается наброситься на Альберта.
Я спешу Альберту на помощь.
Кулак Ричарда Бейдевана отбрасывает меня.
И тогда Tea что-то тихо говорит. Казалось бы, незначительные слова:
– Ричард, я тебя предупреждаю!
Ричард Бейдеван съеживается, словно получив пощечину, пошатываясь, уходит.
Кто-то звонит в дверь.
Сержант Александер вводит Дэрти.
Тот подбегает к Альберту.
– Где…
Дэрти сразу же умолкает. Кажется, он лишь теперь видит нас. Чуть приглушенным, но по-прежнему возбужденным голосом он спрашивает:
– Где вы были, Альберт? Я звонил повсюду! Звонил домой! Звонил сюда! Хорошо, что я наконец сообразил позвонить в банк. Когда узнал, у меня волосы встали дыбом… Это что-то неслыханное.
– Хватит! Сумеете выложить все в полицейском управлении! – резко указывает ему сержант Александер.
– Если вы позволите обменяться нам несколькими словами с глазу на глаз, – униженно канючит Дэрти, вытирая вспотевшее, покрасневшее лицо ладонью. Он тяжело дышит и, если судить по поведению, вряд ли способен оценить реальное положение вещей.
– С глазу на глаз? Значит, у вас есть какие-то секреты? – насмешливо спрашивает Грегор Абуш, внимательно наблюдая за побледневшим Альбертом Герштейном.
– Отнюдь нет… Только я… – беспомощно лепечет Дэрти, стараясь перехватить взгляд Герштейна.
Вошедший сержант Александер что-то шепчет начальнику полиции. Грегор Абуш улыбается, поворачивается к Дэрти.
– Хорошо, но не дольше минуты. Музыкальный салон в вашем распоряжении. Там вам никто не помешает.
– Разумно ли это? – спросил я.
– У меня есть свой расчет. – И Грегор Абуш отводит глаза.
У дома стоят две патрульные машины. В одной из них сидят Ричард Бейдеван и Tea Кильсеймур. На одном сиденье, но почти спиной друг к другу.
Спустя минуту полицейские выводят Дэрти и Альберта. Их сажают во вторую машину. Так же, как и первая парочка, оба они делают вид, что не видят друг друга.
Мы едем в банк. Окошки касс закрыты, но в операционном зале толпится множество людей – почти все, кто во время нападения находился в самом банке или на улице.
Альберта Герштейна, Оливера Дэрти, Ричарда Бейдевана и Тею Кильсеймур, а также двоих из присутствующих уводят в кабинет Крюдешанка.
Через несколько минут оттуда выходят шесть одинаково одетых человек. На каждом широкий черный плащ почти до пят, голову закрывает черный капюшон с узкими прорезями для глаз.
Пытаюсь под этим маскарадом различить знакомых. Безуспешно! Все шестеро кажутся точными копиями одного и того же экземпляра.
Быть может, второй слева, который вроде бы поплотнее своих соседей, – Дэрти. Но с тем же успехом это может быть один из двух свидетелей, которых Грегор Абуш присоединил к подозреваемой четверке.
Перед глазами мелькали кадр за кадром.
Грегор Абуш с ухмылкой вытаскивает Альберта Герштейна из-за двери ванной.
В спальню Теи вламывается Ричард Бейдеван. Грязный поток ругательств и град ударов.
Грегор Абуш отталкивает режиссера.
Он падает, вскакивает, пытается наброситься на Альберта.
Я спешу Альберту на помощь.
Кулак Ричарда Бейдевана отбрасывает меня.
И тогда Tea что-то тихо говорит. Казалось бы, незначительные слова:
– Ричард, я тебя предупреждаю!
Ричард Бейдеван съеживается, словно получив пощечину, пошатываясь, уходит.
Кто-то звонит в дверь.
Сержант Александер вводит Дэрти.
Тот подбегает к Альберту.
– Где…
Дэрти сразу же умолкает. Кажется, он лишь теперь видит нас. Чуть приглушенным, но по-прежнему возбужденным голосом он спрашивает:
– Где вы были, Альберт? Я звонил повсюду! Звонил домой! Звонил сюда! Хорошо, что я наконец сообразил позвонить в банк. Когда узнал, у меня волосы встали дыбом… Это что-то неслыханное.
– Хватит! Сумеете выложить все в полицейском управлении! – резко указывает ему сержант Александер.
– Если вы позволите обменяться нам несколькими словами с глазу на глаз, – униженно канючит Дэрти, вытирая вспотевшее, покрасневшее лицо ладонью. Он тяжело дышит и, если судить по поведению, вряд ли способен оценить реальное положение вещей.
– С глазу на глаз? Значит, у вас есть какие-то секреты? – насмешливо спрашивает Грегор Абуш, внимательно наблюдая за побледневшим Альбертом Герштейном.
– Отнюдь нет… Только я… – беспомощно лепечет Дэрти, стараясь перехватить взгляд Герштейна.
Вошедший сержант Александер что-то шепчет начальнику полиции. Грегор Абуш улыбается, поворачивается к Дэрти.
– Хорошо, но не дольше минуты. Музыкальный салон в вашем распоряжении. Там вам никто не помешает.
– Разумно ли это? – спросил я.
– У меня есть свой расчет. – И Грегор Абуш отводит глаза.
У дома стоят две патрульные машины. В одной из них сидят Ричард Бейдеван и Tea Кильсеймур. На одном сиденье, но почти спиной друг к другу.
Спустя минуту полицейские выводят Дэрти и Альберта. Их сажают во вторую машину. Так же, как и первая парочка, оба они делают вид, что не видят друг друга.
Мы едем в банк. Окошки касс закрыты, но в операционном зале толпится множество людей – почти все, кто во время нападения находился в самом банке или на улице.
Альберта Герштейна, Оливера Дэрти, Ричарда Бейдевана и Тею Кильсеймур, а также двоих из присутствующих уводят в кабинет Крюдешанка.
Через несколько минут оттуда выходят шесть одинаково одетых человек. На каждом широкий черный плащ почти до пят, голову закрывает черный капюшон с узкими прорезями для глаз.
Пытаюсь под этим маскарадом различить знакомых. Безуспешно! Все шестеро кажутся точными копиями одного и того же экземпляра.
Быть может, второй слева, который вроде бы поплотнее своих соседей, – Дэрти. Но с тем же успехом это может быть один из двух свидетелей, которых Грегор Абуш присоединил к подозреваемой четверке.