Боже мой, да ведь это же провокатор! Связно мыслить в эту минуту он не мог, но одно ему было ясно – опасность грозит и его корреспонденции и самим революционерам.
Шампион кинулся к Атаману:
– Господин Русениек!…
Атаман резко обернулся:
– Черт подери, как вы-то здесь очутились?! Не мешайтесь под ногами!
– Господин Русениек, выслушайте меня! – Он вцепился в руку Атамана. – Среди вас предатель!…
Атаман побледнел.
– Тише! – прошептал он. – Нас могут услышать! Кто предатель?
С языка Шампиона готово было сорваться имя Липа Тулиана. Однако он колебался. Произнести это имя в такой момент – все равно что подписать парню смертный приговор: с предателями боевики расправлялись беспощадно. Нельзя осудить человека на смерть лишь на основании смутных догадок, не имея реальных доказательств. Что, собственно, известно наверняка? То, что у Регуса есть конспиративная квартира? Но ведь даже этот факт еще окончательно не установлен. Замечено, как из этого дома выходил Лип Тулиан? Но и это еще ничего не доказывает. Шампиона часто называли самым правдивым журналистом в Париже, ибо он писал лишь о том, что видел собственными глазами. Обвиняя Липа Тулиана в предательстве, необходимо опираться на факты, а пока в наличии лишь одни подозрения, да и те построены на умозаключениях. Другое дело, если бы этот человек был застигнут во время разговора с начальником тайной полиции или его бы видели входящим в таинственную квартиру…
Шампион что-то пробормотал извиняющимся тоном и отошел в сторону.
Атаман с тревогой посмотрел ему вслед. Разговаривать некогда – слишком дорого время. В любой момент Дина может выйти из кабинета управляющего и направиться в камеру с сейфами. Там она окажется как в западне. Предупредить! Предупредить, пока не поздно!
Забыв про осторожность, он побежал к стеклянной двери. Путь преградил Робис и, словно здороваясь, так стиснул ему руку, что Атаман едва удержался, чтобы не вскрикнуть.
– Что случилось?
– Шампион сказал… мы преданы!… – срывающимся голосом проговорил Атаман. – Наверное, банк уже оцеплен. Пусти же меня, черт подери! Надо предупредить Дайну!…
Но Робис не выпускал его руки.
– Никуда ты не побежишь! – властно приказал он. – Назад, на свое место! Действовать по плану! И никому ни слова об этом, слышишь?…
Атаман взглянул в глаза Робиса и увидел в них нечто такое, что заставило его безоговорочно подчиниться.
В тот короткий миг, судорожно сжимая руку Атамана, Робис успел оценить положение. «Если мы окружены, то, так или иначе, придется прорываться с боем. Без денег или с деньгами – риск почти одинаковый. Но, если будем отступать с пустыми руками, на карту ставится судьба всего вооруженного восстания… Значит, надо прорваться, забрав деньги. Прорваться хотя бы только одному человеку! И этим человеком должен быть Парабеллум. Он рассудительнее Атамана, не говоря уж о Брачке. Парабеллум – самый лучший стрелок, самый упорный и самоотверженный человек – умрет, но денег не бросит. Остальным надо прикрывать отход Парабеллума, если понадобится, то и ценой собственной жизни… Но неужели не существует другого выхода? Выход есть. Если среди нас предатель, стало быть, план до мелочей известен полиции. А Регус не предпринимает ничего, чтобы сорвать операцию, – не арестовал боевиков перед банком, не напал на них здесь, в зале. Значит, Регус намерен их перехитрить и выманить на улицу. Несомненно, он строил свой план на их плане. Боевикам же теперь надо основываться на планах тайной полиции. Шпики не должны почувствовать, что революционеры заподозрили подвох. Все должно идти своим чередом. А потом небольшое изменение перевернет весь ход событий…
Уже не оставалось времени на то, чтобы посвятить товарищей в свой замысел. Да это и к лучшему. Они должны быть спокойны, ничего не должны подозревать, Робис побаивался лишь за нервы Атамана.
А напряжены они были до крайности. Атаману не доставало силы воли Робиса, который в минуту крайней опасности отбрасывал все личное и видел в Дине лишь равноправного члена дружины.
Атаман заметил, как Дина вышла из кабинета и в сопровождении управляющего скрылась в коридоре. Видел и Липа Тулиана, в некотором отдалении следовавшего за ними. Видел, как незаметно приближались к лестнице Робис с Парабеллумом. Потом они скрылись из виду. И это было самое тяжелое. Рука в кармане, сжимавшая маузер, стала влажной. В ушах гудело от топота ног; ему даже казалось, будто он слышит выстрелы. Робис совсем спятил с ума! Это уже не героизм – это просто игра с жизнью Дины. К черту всю эту затею с деньгами! Надо было послать его, Атамана. Дина не справится, ни за что не справится!…
Нелепо было видеть улыбающуюся физиономию празднично одетого Брачки. Хотелось колотить его по голове до тех пор, пока до его сознания не дойдет вся опасность их положения. И уж совсем невыносим был Шампион – он стоял у пульта и с увлечением писал свою корреспонденцию.
На лестнице Робиса ожидал Лип Тулиан.
– Робис, мне надо с тобой переговорить наедине. Очень важно! – Он говорил шепотом, так, чтобы не расслышал Парабеллум.
В подвале послышался звук поворачиваемого ключа и голос управляющего:
– Покорнейше прошу, мадам Фирли!
Робис подтолкнул Липа Тулиана вперед.
– Потом, потом… – прошептал он.
Приказав охраннику пропустить Дину в камеру с сейфами, управляющий банком закурил и стал прохаживаться взад и вперед.
Что поделаешь с этими богатыми иностранками – приходят, когда им вздумается, на всех им наплевать. А теперь он не успеет в погребок «Монастырь», где любил спокойно отобедать, не торопясь, смакуя каждый кусочек.
– Добрый день, господин управляющий, – почтительно обратился к нему Лип Тулиан. – Мне сказали, что вы внизу. Может быть, уделите несколько минут? Я Имант Магоньлапа, служил у вас экспедитором – может, вспоминаете?
– Помню, к сожалению, слишком хорошо помню, – недовольным баском отозвался управляющий. – Вы тот неблагоразумный юноша, у которого в ящике стола нашли подстрекательские листовки? Не пойму, что вам тут еще надобно?
– Господин управляющий, так я ведь не был виноват… Возможно, у вас найдется для меня местечко? Я мог бы пойти и еще куда-нибудь, но мой отец не переживет этого. Он хочет, чтобы я стал банковским служащим! Поверьте, господин управляющий, вам жалеть не придется… – тараторил без остановки Лип Тулиан, тем временем незаметно оттесняя управляющего все дальше от бронированной двери.
У лестницы управляющий увидел двух незнакомых мужчин, заметил медленно покачивающиеся концы перерезанной проводки тревожного сигнала и два наведенных на него маузера. Лип Тулиан вырвал у него изо рта папиросу; Робис тут же засунул вместо нее кляп из носового платка. Такая предосторожность не была лишней. Управляющему и в голову не пришло звать на помощь – он слишком дорожил своей жизнью. Но сквозь платок доносились истерические всхлипы насмерть перепуганного человека – в его живот недвусмысленно уперся ствол револьвера.
– Молчать! – И Парабеллум поднес свой волосатый кулак к носу управляющего.
– Убери пушку! – приказал Робис.
Это помогло. Управляющий примолк. В напряженной тишине они ждали, когда наконец отворится бронированная дверь.
…Раздался щелчок, и тяжелая дверь захлопнулась. Дина осталась одна. Двумя оборотами ключа охранник отрезал ее от внешнего мира. Товарищи совсем близко, всего в нескольких шагах, но никто не сможет ей помочь.
Охранник оказался тот же самый, что и в первый раз, но это незначительное обстоятельство парализовало Дину. Словно пудовую тяжесть подняла она крышку шкатулки и пропустила между пальцами мерцающие камешки ожерелья. Она сделала это инстинктивно, лишь бы оттянуть решительный момент. Она сама не сознавала, что действует именно так, как приказывал Робис, – ведь Липу Тулиану понадобится время, чтобы увести от двери управляющего.
Шли секунды, а у Дины не было сил выпустить из рук ожерелье. Сколько можно так стоять? Ей казалось, что охранник уже поглядывает на нее с подозрением. Неужели Атаман был прав, полагая, что это задание не для нее? Нет, нет, она сможет! Она это сделает! Надо только преодолеть волнение, надо быть совсем спокойной.
Голос охранника вывел Дину из оцепенения:
– Не волнуйтесь, сударыня, с вашими бриллиантами здесь ничего не случится!
И в этот миг в ее ушах зазвучал шум моря, крики чаек и слова Робиса: «Дайна это сделает, и баста!» Все теперь зависит от нее. Надо действовать… и баста!
Дина раскрыла сумочку и, доставая ключ, прикоснулась к лежавшему в ней браунингу. Атаман когда-то сказал, что оружие всегда вселяет в него покой и уверенность. Теперь Дина тоже почувствовала нечто подобное. Никакого особого геройства от нее не требовалось, надо только выполнить задание, с которым справился бы любой рядовой боевик. Она помнила, что Робис приказывал не стрелять, не поднимать шума. И все же от сознания того, что она вооружена, становилось как-то легче.
Все дальнейшее происходило как в тумане. Дина даже толком не заметила, как спрятала ожерелье, как охранник открыл дверь, не расслышала его слов: «Прошу вас, сударыня».
Охранник повернулся к ней вполоборота. Обеими руками он держал связку ключей. Через его плечо Дине был виден коридор. Он был пуст. Лишь в самом конце его кто-то двигался. Товарищи идут сюда! Вот он, подходящий момент!
Дина выхватила из сумочки револьвер и скомандовала:
– Руки вверх!
Видимо, до сознания охранника не дошел смысл ее слов, он повернул голову и удивленно взглянул на Дину. Заметив браунинг в красивой и хрупкой женской руке, он остолбенел. В следующее мгновение сильные руки Парабеллума сжали ему горло.
Лип Тулиан втащил управляющего в комнату перед хранилищем. Робис запер бронированную дверь. До этого момента все развивалось по плану. Но внезапно возникло неожиданное препятствие – охранник отказался назвать шифр замка денежного хранилища.
– Не скажешь – башку размозжу! – пригрозил ему Лип Тулиан.
– Можете меня убить, – сказал охранник, стараясь вырваться из цепких рук Парабеллума, – я не скажу!
– Дурак! – укорял его Парабеллум. – Не твои же деньги, буржуйские!
– Все одно. Мне доверены!
– Мы не бандиты, а революционеры, – попробовала уговорить его Дина.
Охранник не поддался.
– Я порядочный человек, – твердил он, – и выполняю свой долг!
– Ты честный малый! – заговорил управляющий, у которого изо рта вынули кляп. – Мы тебя наградим!
Теперь Робис знал, как действовать. Он приложил дуло револьвера к виску управляющего.
– Если хочешь жить, – пригрозил он, – прикажи охраннику открыть сейф! Считаю до трех. Раз…
– Скажи им шифр! – выдавил из себя управляющий.
– Господин управляющий, тогда вы и отвечайте за всё!
– Два…
– Боже праведный, я, я отвечаю! Я отвечаю, только скорее! – Управляющий трясся, как овечий хвост.
– Ладно, тогда я это сделаю, – наконец решился охранник, – но, пока я буду набирать шифр, вы не смейте смотреть!
Парабеллум расстегнул свой широкий сюртук и достал обернутые вокруг талии мешки. Дверь хранилища открылась. Боевики увидели на полках пачки сложенных банкнот. Робис подозвал к себе управляющего и Липа Тулиана:
– Пересчитайте!
– Кидайте в мешок, – подгонял их Парабеллум из-за двери. – Потом сосчитаем!
Да, время было дорого. Робис сознавал это еще острее, так как ни на минуту не забывал, что они окружены. С того момента, как гонг известил о перерыве на обед, прошло всего пять минут, но они казались вечностью: столько пришлось пережить за это время. Что, если тайным надоест караулить на улице?! Ничего не поделаешь, экспроприация не воровство, не грабеж – придется потерпеть еще немного. Больно уж трясутся руки у перепуганного управляющего, слишком медленно он считает! Лип Тулиан записывает на бумажке тысячи, а Дина бросает пачки денег в мешок. Один уже полон, а на полу еще лежало много денег. Управляющий продолжал считать дальше, но Робис остановил его; делать нечего, эти тысячи придется оставить, чтобы иметь возможность вынести остальные.
Парабеллум нервничал – что так долго мешкает Робис? Револьвером подталкивая перед собой охранника, он вошел в хранилище:
– Быстрее!
– Сейчас, только расписку выдам.
Робис послюнявил чернильный карандаш и на бланке с печатью Федеративного комитета написал:
«На нужды латышской социал-демократической рабочей партии из Русского международного банка (Рижский филиал) изъято двести пятьдесят семь тысяч рублей».
…А в это время Атаман не отрываясь смотрел на часы, висевшие в операционном зале. Золоченая стрелка со смертельной вялостью тащилась от деления к делению. Вот уже десять минут, как Дина спустилась в подвал. Привыкнув к тому, что только ловкость, быстрота и сила решают исход схватки, Атаман уже не верил в успех. Он сомневался в нем с той минуты, как Шампион сообщил ему о предательстве. Атаману казалось, что он знает, кто может быть предателем. Этот человек сейчас находится внизу, рядом с Диной. Если бы только Атаман мог покинуть свой пост и броситься туда! Но он неподвижно стоял там, где ему приказал Робис.
Когда в конце зала показалась стройная фигура Дины, Атаман даже вздрогнул от неожиданности. Жива и здорова! Он готов был тут же, при всех, расцеловать ее!
За девушкой шел Лип Тулиан. А где же остальные? Не знала этого и Дина. Когда она выходила из подвала, охранник и управляющий уже лежали на полу связанные, с заткнутыми ртами. Для чего же Робису и Парабеллуму понадобилось вернуться в денежное хранилище?
Прошло еще несколько долгих минут, и они наконец появились. Оба с мешками. Значит, все-таки забрали все деньги. И правильно сделали – пригодятся! Девушка не подумала о том, что оставшиеся деньги могли легко поместиться в портфеле, а тут Робис тащил полный мешок…
Теперь действовать! Лишь на секунду позднее остальных Дина подняла свой маленький браунинг.
– Руки вверх! – прогремел глухой голос Парабеллума.
– И поживей, братишки, поживей! – Брачка так долго не раскрывал рта, что дольше молчать ему было просто невмоготу.
В воздух одновременно взметнулось пар десять трясущихся рук. Это было комичное зрелище. Банковские служащие держали в своих дрожащих руках кто чайную ложку, кто блюдце, с которого тонкой струйкой лился остывший чай, кто бутерброд или салфетку. Они так торопились скорее выполнить приказ, что не поспели положить все это на место. Кассир даже не успел вынуть изо рта куриную ножку, она так и осталась торчать в его зубах. Но смешнее всех выглядел Шампион: чтобы не нарушать конспирации, он держал левую руку высоко над головой, но правой продолжал писать корреспонденцию:
«Первый акт драмы, разыгравшейся в подземелье, благополучно окончился. Сейчас поднимается занавес перед вторым действием. На сцене мы видим статистов – служащих банка с поднятыми руками. Смею вас заверить, что это не слишком приятно, поскольку я и сам нахожусь в аналогичном положении. Знаменитый боевик Р., знакомый читателям по предыдущим корреспонденциям, взял на прицел главный вход. Другой боевик – совсем еще юноша в лаковых ботинках, бывших модными во время Всемирной выставки, – охраняет вторые двери, очевидно дополнительный выход. Эта картина производит особенно сильное впечатление, так как представляет собой резкий контраст со спокойствием, которое царит сейчас на улице. Теперь обеденный час, и этот деловой квартал почти совсем замер.
Незабываемый эффект: косые лучи солнца, пронзая сумрак банковского зала, золотят маузеры боевиков. Вообще маузеры – излюбленное оружие российских революционеров. Лишь у одного человека, своей мрачной внешностью напоминающего монаха, – парабеллум, а в руке отважной революционерки, боевика Д., – браунинг. Взгляды всех устремлены на командира – невероятно высокого юношу с мягким, но в то же время энергичным, характерным для здешнего национального типа лицом. У ног этого скромно, если не сказать – бедно, одетого революционера мешок с деньгами, представляющими собой целое состояние.
Здесь сейчас нечто вроде военного совета. Я, к сожалению, не понимаю, о чем говорит командир, так как не знаю латышского языка. Но по мимике и жестам революционеров, по смене выражений на их лицах улавливаю смысл происходящего. Сейчас все встревожены. Драма грозит обернуться трагедией. Как я и предполагал, мы окружены. Ну вот, я уже употребляю «мы» вместо «они». Да простят мне читатели – я невероятно волнуюсь. Любопытно, как командир вывернется из этого, я бы сказал, более чем щекотливого положения?…
Вот он уже отдает необходимые распоряжения. Они коротки и категоричны. Мне остается лишь восхищаться спокойствием боевиков в эти минуты. Впечатление такое, будто для них не существует никаких преград…
Три человека занимают боевую позицию напротив главного входа. Командир, взвалив мешок на плечи, направляется к противоположным дверям. Он также, невзирая на особую опасность своей задачи, не выказывает ни малейших признаков волнения. Он даже остановился, чтобы перекинуться словом с другим революционером, который носит такую же одежду, как писатель Горький. Мнение мое о нем весьма переменилось. Да не прогневаются на меня читатели за то, что я не высказываюсь сейчас более конкретно, но этой теме я предполагаю посвятить одну из моих следующих корреспонденции.
Командир уже скрылся за дверью. Я затаил дыхание. Сейчас раздадутся выстрелы. Но нет, тишину нарушает лишь цокот подков, который постепенно замирает вдали.
Прошла целая минута. Она могла быть роковой для боевиков. Но пока ничего не изменилось. Вот начинается! Трое со знаменитым подпольщиком Р. во главе распахивают стеклянную парадную дверь и выбегают наружу. Словно по мановению волшебной палочки тихая улица оживает. Выстрелы гремят почти из каждой подворотни. Скрывающиеся в них полицейские пытаются преградить путь бегущим боевикам. Шальная пуля вдребезги разбивает окно над моей головой. Осколки стекла едва не срезали мое правое ухо. Боевики отвечают смертоносным огнем. Из-за афишной тумбы падает ничком на мостовую скрывавшийся за ней полицейский. Извозчичья лошадь бесится и рвется вперед. Этим обстоятельством воспользовался самый молодой из боевиков. Вскочив на мчащуюся пролетку и продолжая стрелять по сторонам, он вырывается из оцепления. Не помогли и сбежавшиеся отовсюду полицейские подкрепления – юноша уже скрылся из виду.
В данный момент я вынужден предоставить Р. его собственной судьбе и вновь перенести читателей в банковский зал, где мы оставили двух боевиков. Один из них, вооруженный парабеллумом, по-прежнему держит на прицеле поднявших руки служащих банка. Вот он что-то сказал девушке, явно взволнованной ходом событий, взял мешок под мышку и пошел к заднему выходу. Пятясь и по-прежнему не сводя оружия со служащих, девушка следует за ним. В дверях в последний раз мелькнул ствол браунинга, и они закрылись.
Я надеюсь, читатели согласятся с моей догадкой о тактическом замысле боевиков. Схватка на улице перед зданием банка оттянула туда все силы полицейских. Таким образом двоим удалось незаметно уйти со вторым мешком через задний ход.
Тем временем перестрелка на улице Якоба прекратилась. Дверь распахнулась, и в зал ворвались полицейские агенты с револьверами в руках. Перепуганные служащие, на сей раз без требования, снова безропотно подняли руки. Когда недоразумение выяснилось, все шумной толпой бросились вниз, где разворачивался эпилог драмы. Оказалось, боевики унесли с собой ключи от камеры с сейфами. Через оконце видны связанные управляющий и охранник. Проникнуть к ним не представляется возможным. Для того чтобы вскрыть дверь, понадобится привезти из тюрьмы двух знаменитых взломщиков.
С улицы подошли еще полицейские. От них мне удалось почерпнуть кое-какие сведения об исходе боя на улице. Боевик Р. бесследно исчез, удалось бежать и его товарищам. Неизвестно, что сталось с командиром, преследованием которого занялся самолично начальник тайной полиции Регус. Трудно предвидеть исход подобной дуэли. Надеюсь, что сумею о нем рассказать вам в завтрашней корреспонденции».
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
1
2
Шампион кинулся к Атаману:
– Господин Русениек!…
Атаман резко обернулся:
– Черт подери, как вы-то здесь очутились?! Не мешайтесь под ногами!
– Господин Русениек, выслушайте меня! – Он вцепился в руку Атамана. – Среди вас предатель!…
Атаман побледнел.
– Тише! – прошептал он. – Нас могут услышать! Кто предатель?
С языка Шампиона готово было сорваться имя Липа Тулиана. Однако он колебался. Произнести это имя в такой момент – все равно что подписать парню смертный приговор: с предателями боевики расправлялись беспощадно. Нельзя осудить человека на смерть лишь на основании смутных догадок, не имея реальных доказательств. Что, собственно, известно наверняка? То, что у Регуса есть конспиративная квартира? Но ведь даже этот факт еще окончательно не установлен. Замечено, как из этого дома выходил Лип Тулиан? Но и это еще ничего не доказывает. Шампиона часто называли самым правдивым журналистом в Париже, ибо он писал лишь о том, что видел собственными глазами. Обвиняя Липа Тулиана в предательстве, необходимо опираться на факты, а пока в наличии лишь одни подозрения, да и те построены на умозаключениях. Другое дело, если бы этот человек был застигнут во время разговора с начальником тайной полиции или его бы видели входящим в таинственную квартиру…
Шампион что-то пробормотал извиняющимся тоном и отошел в сторону.
Атаман с тревогой посмотрел ему вслед. Разговаривать некогда – слишком дорого время. В любой момент Дина может выйти из кабинета управляющего и направиться в камеру с сейфами. Там она окажется как в западне. Предупредить! Предупредить, пока не поздно!
Забыв про осторожность, он побежал к стеклянной двери. Путь преградил Робис и, словно здороваясь, так стиснул ему руку, что Атаман едва удержался, чтобы не вскрикнуть.
– Что случилось?
– Шампион сказал… мы преданы!… – срывающимся голосом проговорил Атаман. – Наверное, банк уже оцеплен. Пусти же меня, черт подери! Надо предупредить Дайну!…
Но Робис не выпускал его руки.
– Никуда ты не побежишь! – властно приказал он. – Назад, на свое место! Действовать по плану! И никому ни слова об этом, слышишь?…
Атаман взглянул в глаза Робиса и увидел в них нечто такое, что заставило его безоговорочно подчиниться.
В тот короткий миг, судорожно сжимая руку Атамана, Робис успел оценить положение. «Если мы окружены, то, так или иначе, придется прорываться с боем. Без денег или с деньгами – риск почти одинаковый. Но, если будем отступать с пустыми руками, на карту ставится судьба всего вооруженного восстания… Значит, надо прорваться, забрав деньги. Прорваться хотя бы только одному человеку! И этим человеком должен быть Парабеллум. Он рассудительнее Атамана, не говоря уж о Брачке. Парабеллум – самый лучший стрелок, самый упорный и самоотверженный человек – умрет, но денег не бросит. Остальным надо прикрывать отход Парабеллума, если понадобится, то и ценой собственной жизни… Но неужели не существует другого выхода? Выход есть. Если среди нас предатель, стало быть, план до мелочей известен полиции. А Регус не предпринимает ничего, чтобы сорвать операцию, – не арестовал боевиков перед банком, не напал на них здесь, в зале. Значит, Регус намерен их перехитрить и выманить на улицу. Несомненно, он строил свой план на их плане. Боевикам же теперь надо основываться на планах тайной полиции. Шпики не должны почувствовать, что революционеры заподозрили подвох. Все должно идти своим чередом. А потом небольшое изменение перевернет весь ход событий…
Уже не оставалось времени на то, чтобы посвятить товарищей в свой замысел. Да это и к лучшему. Они должны быть спокойны, ничего не должны подозревать, Робис побаивался лишь за нервы Атамана.
А напряжены они были до крайности. Атаману не доставало силы воли Робиса, который в минуту крайней опасности отбрасывал все личное и видел в Дине лишь равноправного члена дружины.
Атаман заметил, как Дина вышла из кабинета и в сопровождении управляющего скрылась в коридоре. Видел и Липа Тулиана, в некотором отдалении следовавшего за ними. Видел, как незаметно приближались к лестнице Робис с Парабеллумом. Потом они скрылись из виду. И это было самое тяжелое. Рука в кармане, сжимавшая маузер, стала влажной. В ушах гудело от топота ног; ему даже казалось, будто он слышит выстрелы. Робис совсем спятил с ума! Это уже не героизм – это просто игра с жизнью Дины. К черту всю эту затею с деньгами! Надо было послать его, Атамана. Дина не справится, ни за что не справится!…
Нелепо было видеть улыбающуюся физиономию празднично одетого Брачки. Хотелось колотить его по голове до тех пор, пока до его сознания не дойдет вся опасность их положения. И уж совсем невыносим был Шампион – он стоял у пульта и с увлечением писал свою корреспонденцию.
На лестнице Робиса ожидал Лип Тулиан.
– Робис, мне надо с тобой переговорить наедине. Очень важно! – Он говорил шепотом, так, чтобы не расслышал Парабеллум.
В подвале послышался звук поворачиваемого ключа и голос управляющего:
– Покорнейше прошу, мадам Фирли!
Робис подтолкнул Липа Тулиана вперед.
– Потом, потом… – прошептал он.
Приказав охраннику пропустить Дину в камеру с сейфами, управляющий банком закурил и стал прохаживаться взад и вперед.
Что поделаешь с этими богатыми иностранками – приходят, когда им вздумается, на всех им наплевать. А теперь он не успеет в погребок «Монастырь», где любил спокойно отобедать, не торопясь, смакуя каждый кусочек.
– Добрый день, господин управляющий, – почтительно обратился к нему Лип Тулиан. – Мне сказали, что вы внизу. Может быть, уделите несколько минут? Я Имант Магоньлапа, служил у вас экспедитором – может, вспоминаете?
– Помню, к сожалению, слишком хорошо помню, – недовольным баском отозвался управляющий. – Вы тот неблагоразумный юноша, у которого в ящике стола нашли подстрекательские листовки? Не пойму, что вам тут еще надобно?
– Господин управляющий, так я ведь не был виноват… Возможно, у вас найдется для меня местечко? Я мог бы пойти и еще куда-нибудь, но мой отец не переживет этого. Он хочет, чтобы я стал банковским служащим! Поверьте, господин управляющий, вам жалеть не придется… – тараторил без остановки Лип Тулиан, тем временем незаметно оттесняя управляющего все дальше от бронированной двери.
У лестницы управляющий увидел двух незнакомых мужчин, заметил медленно покачивающиеся концы перерезанной проводки тревожного сигнала и два наведенных на него маузера. Лип Тулиан вырвал у него изо рта папиросу; Робис тут же засунул вместо нее кляп из носового платка. Такая предосторожность не была лишней. Управляющему и в голову не пришло звать на помощь – он слишком дорожил своей жизнью. Но сквозь платок доносились истерические всхлипы насмерть перепуганного человека – в его живот недвусмысленно уперся ствол револьвера.
– Молчать! – И Парабеллум поднес свой волосатый кулак к носу управляющего.
– Убери пушку! – приказал Робис.
Это помогло. Управляющий примолк. В напряженной тишине они ждали, когда наконец отворится бронированная дверь.
…Раздался щелчок, и тяжелая дверь захлопнулась. Дина осталась одна. Двумя оборотами ключа охранник отрезал ее от внешнего мира. Товарищи совсем близко, всего в нескольких шагах, но никто не сможет ей помочь.
Охранник оказался тот же самый, что и в первый раз, но это незначительное обстоятельство парализовало Дину. Словно пудовую тяжесть подняла она крышку шкатулки и пропустила между пальцами мерцающие камешки ожерелья. Она сделала это инстинктивно, лишь бы оттянуть решительный момент. Она сама не сознавала, что действует именно так, как приказывал Робис, – ведь Липу Тулиану понадобится время, чтобы увести от двери управляющего.
Шли секунды, а у Дины не было сил выпустить из рук ожерелье. Сколько можно так стоять? Ей казалось, что охранник уже поглядывает на нее с подозрением. Неужели Атаман был прав, полагая, что это задание не для нее? Нет, нет, она сможет! Она это сделает! Надо только преодолеть волнение, надо быть совсем спокойной.
Голос охранника вывел Дину из оцепенения:
– Не волнуйтесь, сударыня, с вашими бриллиантами здесь ничего не случится!
И в этот миг в ее ушах зазвучал шум моря, крики чаек и слова Робиса: «Дайна это сделает, и баста!» Все теперь зависит от нее. Надо действовать… и баста!
Дина раскрыла сумочку и, доставая ключ, прикоснулась к лежавшему в ней браунингу. Атаман когда-то сказал, что оружие всегда вселяет в него покой и уверенность. Теперь Дина тоже почувствовала нечто подобное. Никакого особого геройства от нее не требовалось, надо только выполнить задание, с которым справился бы любой рядовой боевик. Она помнила, что Робис приказывал не стрелять, не поднимать шума. И все же от сознания того, что она вооружена, становилось как-то легче.
Все дальнейшее происходило как в тумане. Дина даже толком не заметила, как спрятала ожерелье, как охранник открыл дверь, не расслышала его слов: «Прошу вас, сударыня».
Охранник повернулся к ней вполоборота. Обеими руками он держал связку ключей. Через его плечо Дине был виден коридор. Он был пуст. Лишь в самом конце его кто-то двигался. Товарищи идут сюда! Вот он, подходящий момент!
Дина выхватила из сумочки револьвер и скомандовала:
– Руки вверх!
Видимо, до сознания охранника не дошел смысл ее слов, он повернул голову и удивленно взглянул на Дину. Заметив браунинг в красивой и хрупкой женской руке, он остолбенел. В следующее мгновение сильные руки Парабеллума сжали ему горло.
Лип Тулиан втащил управляющего в комнату перед хранилищем. Робис запер бронированную дверь. До этого момента все развивалось по плану. Но внезапно возникло неожиданное препятствие – охранник отказался назвать шифр замка денежного хранилища.
– Не скажешь – башку размозжу! – пригрозил ему Лип Тулиан.
– Можете меня убить, – сказал охранник, стараясь вырваться из цепких рук Парабеллума, – я не скажу!
– Дурак! – укорял его Парабеллум. – Не твои же деньги, буржуйские!
– Все одно. Мне доверены!
– Мы не бандиты, а революционеры, – попробовала уговорить его Дина.
Охранник не поддался.
– Я порядочный человек, – твердил он, – и выполняю свой долг!
– Ты честный малый! – заговорил управляющий, у которого изо рта вынули кляп. – Мы тебя наградим!
Теперь Робис знал, как действовать. Он приложил дуло револьвера к виску управляющего.
– Если хочешь жить, – пригрозил он, – прикажи охраннику открыть сейф! Считаю до трех. Раз…
– Скажи им шифр! – выдавил из себя управляющий.
– Господин управляющий, тогда вы и отвечайте за всё!
– Два…
– Боже праведный, я, я отвечаю! Я отвечаю, только скорее! – Управляющий трясся, как овечий хвост.
– Ладно, тогда я это сделаю, – наконец решился охранник, – но, пока я буду набирать шифр, вы не смейте смотреть!
Парабеллум расстегнул свой широкий сюртук и достал обернутые вокруг талии мешки. Дверь хранилища открылась. Боевики увидели на полках пачки сложенных банкнот. Робис подозвал к себе управляющего и Липа Тулиана:
– Пересчитайте!
– Кидайте в мешок, – подгонял их Парабеллум из-за двери. – Потом сосчитаем!
Да, время было дорого. Робис сознавал это еще острее, так как ни на минуту не забывал, что они окружены. С того момента, как гонг известил о перерыве на обед, прошло всего пять минут, но они казались вечностью: столько пришлось пережить за это время. Что, если тайным надоест караулить на улице?! Ничего не поделаешь, экспроприация не воровство, не грабеж – придется потерпеть еще немного. Больно уж трясутся руки у перепуганного управляющего, слишком медленно он считает! Лип Тулиан записывает на бумажке тысячи, а Дина бросает пачки денег в мешок. Один уже полон, а на полу еще лежало много денег. Управляющий продолжал считать дальше, но Робис остановил его; делать нечего, эти тысячи придется оставить, чтобы иметь возможность вынести остальные.
Парабеллум нервничал – что так долго мешкает Робис? Револьвером подталкивая перед собой охранника, он вошел в хранилище:
– Быстрее!
– Сейчас, только расписку выдам.
Робис послюнявил чернильный карандаш и на бланке с печатью Федеративного комитета написал:
«На нужды латышской социал-демократической рабочей партии из Русского международного банка (Рижский филиал) изъято двести пятьдесят семь тысяч рублей».
…А в это время Атаман не отрываясь смотрел на часы, висевшие в операционном зале. Золоченая стрелка со смертельной вялостью тащилась от деления к делению. Вот уже десять минут, как Дина спустилась в подвал. Привыкнув к тому, что только ловкость, быстрота и сила решают исход схватки, Атаман уже не верил в успех. Он сомневался в нем с той минуты, как Шампион сообщил ему о предательстве. Атаману казалось, что он знает, кто может быть предателем. Этот человек сейчас находится внизу, рядом с Диной. Если бы только Атаман мог покинуть свой пост и броситься туда! Но он неподвижно стоял там, где ему приказал Робис.
Когда в конце зала показалась стройная фигура Дины, Атаман даже вздрогнул от неожиданности. Жива и здорова! Он готов был тут же, при всех, расцеловать ее!
За девушкой шел Лип Тулиан. А где же остальные? Не знала этого и Дина. Когда она выходила из подвала, охранник и управляющий уже лежали на полу связанные, с заткнутыми ртами. Для чего же Робису и Парабеллуму понадобилось вернуться в денежное хранилище?
Прошло еще несколько долгих минут, и они наконец появились. Оба с мешками. Значит, все-таки забрали все деньги. И правильно сделали – пригодятся! Девушка не подумала о том, что оставшиеся деньги могли легко поместиться в портфеле, а тут Робис тащил полный мешок…
Теперь действовать! Лишь на секунду позднее остальных Дина подняла свой маленький браунинг.
– Руки вверх! – прогремел глухой голос Парабеллума.
– И поживей, братишки, поживей! – Брачка так долго не раскрывал рта, что дольше молчать ему было просто невмоготу.
В воздух одновременно взметнулось пар десять трясущихся рук. Это было комичное зрелище. Банковские служащие держали в своих дрожащих руках кто чайную ложку, кто блюдце, с которого тонкой струйкой лился остывший чай, кто бутерброд или салфетку. Они так торопились скорее выполнить приказ, что не поспели положить все это на место. Кассир даже не успел вынуть изо рта куриную ножку, она так и осталась торчать в его зубах. Но смешнее всех выглядел Шампион: чтобы не нарушать конспирации, он держал левую руку высоко над головой, но правой продолжал писать корреспонденцию:
«Первый акт драмы, разыгравшейся в подземелье, благополучно окончился. Сейчас поднимается занавес перед вторым действием. На сцене мы видим статистов – служащих банка с поднятыми руками. Смею вас заверить, что это не слишком приятно, поскольку я и сам нахожусь в аналогичном положении. Знаменитый боевик Р., знакомый читателям по предыдущим корреспонденциям, взял на прицел главный вход. Другой боевик – совсем еще юноша в лаковых ботинках, бывших модными во время Всемирной выставки, – охраняет вторые двери, очевидно дополнительный выход. Эта картина производит особенно сильное впечатление, так как представляет собой резкий контраст со спокойствием, которое царит сейчас на улице. Теперь обеденный час, и этот деловой квартал почти совсем замер.
Незабываемый эффект: косые лучи солнца, пронзая сумрак банковского зала, золотят маузеры боевиков. Вообще маузеры – излюбленное оружие российских революционеров. Лишь у одного человека, своей мрачной внешностью напоминающего монаха, – парабеллум, а в руке отважной революционерки, боевика Д., – браунинг. Взгляды всех устремлены на командира – невероятно высокого юношу с мягким, но в то же время энергичным, характерным для здешнего национального типа лицом. У ног этого скромно, если не сказать – бедно, одетого революционера мешок с деньгами, представляющими собой целое состояние.
Здесь сейчас нечто вроде военного совета. Я, к сожалению, не понимаю, о чем говорит командир, так как не знаю латышского языка. Но по мимике и жестам революционеров, по смене выражений на их лицах улавливаю смысл происходящего. Сейчас все встревожены. Драма грозит обернуться трагедией. Как я и предполагал, мы окружены. Ну вот, я уже употребляю «мы» вместо «они». Да простят мне читатели – я невероятно волнуюсь. Любопытно, как командир вывернется из этого, я бы сказал, более чем щекотливого положения?…
Вот он уже отдает необходимые распоряжения. Они коротки и категоричны. Мне остается лишь восхищаться спокойствием боевиков в эти минуты. Впечатление такое, будто для них не существует никаких преград…
Три человека занимают боевую позицию напротив главного входа. Командир, взвалив мешок на плечи, направляется к противоположным дверям. Он также, невзирая на особую опасность своей задачи, не выказывает ни малейших признаков волнения. Он даже остановился, чтобы перекинуться словом с другим революционером, который носит такую же одежду, как писатель Горький. Мнение мое о нем весьма переменилось. Да не прогневаются на меня читатели за то, что я не высказываюсь сейчас более конкретно, но этой теме я предполагаю посвятить одну из моих следующих корреспонденции.
Командир уже скрылся за дверью. Я затаил дыхание. Сейчас раздадутся выстрелы. Но нет, тишину нарушает лишь цокот подков, который постепенно замирает вдали.
Прошла целая минута. Она могла быть роковой для боевиков. Но пока ничего не изменилось. Вот начинается! Трое со знаменитым подпольщиком Р. во главе распахивают стеклянную парадную дверь и выбегают наружу. Словно по мановению волшебной палочки тихая улица оживает. Выстрелы гремят почти из каждой подворотни. Скрывающиеся в них полицейские пытаются преградить путь бегущим боевикам. Шальная пуля вдребезги разбивает окно над моей головой. Осколки стекла едва не срезали мое правое ухо. Боевики отвечают смертоносным огнем. Из-за афишной тумбы падает ничком на мостовую скрывавшийся за ней полицейский. Извозчичья лошадь бесится и рвется вперед. Этим обстоятельством воспользовался самый молодой из боевиков. Вскочив на мчащуюся пролетку и продолжая стрелять по сторонам, он вырывается из оцепления. Не помогли и сбежавшиеся отовсюду полицейские подкрепления – юноша уже скрылся из виду.
В данный момент я вынужден предоставить Р. его собственной судьбе и вновь перенести читателей в банковский зал, где мы оставили двух боевиков. Один из них, вооруженный парабеллумом, по-прежнему держит на прицеле поднявших руки служащих банка. Вот он что-то сказал девушке, явно взволнованной ходом событий, взял мешок под мышку и пошел к заднему выходу. Пятясь и по-прежнему не сводя оружия со служащих, девушка следует за ним. В дверях в последний раз мелькнул ствол браунинга, и они закрылись.
Я надеюсь, читатели согласятся с моей догадкой о тактическом замысле боевиков. Схватка на улице перед зданием банка оттянула туда все силы полицейских. Таким образом двоим удалось незаметно уйти со вторым мешком через задний ход.
Тем временем перестрелка на улице Якоба прекратилась. Дверь распахнулась, и в зал ворвались полицейские агенты с револьверами в руках. Перепуганные служащие, на сей раз без требования, снова безропотно подняли руки. Когда недоразумение выяснилось, все шумной толпой бросились вниз, где разворачивался эпилог драмы. Оказалось, боевики унесли с собой ключи от камеры с сейфами. Через оконце видны связанные управляющий и охранник. Проникнуть к ним не представляется возможным. Для того чтобы вскрыть дверь, понадобится привезти из тюрьмы двух знаменитых взломщиков.
С улицы подошли еще полицейские. От них мне удалось почерпнуть кое-какие сведения об исходе боя на улице. Боевик Р. бесследно исчез, удалось бежать и его товарищам. Неизвестно, что сталось с командиром, преследованием которого занялся самолично начальник тайной полиции Регус. Трудно предвидеть исход подобной дуэли. Надеюсь, что сумею о нем рассказать вам в завтрашней корреспонденции».
ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
в которой Робис собирает пожертвования для Армии спасения
1
Полдень. Пышет жаром булыжник Большой Пивоваренной. Немилосердное солнце накалило черную лаковую крышу кареты. Похоже, что карета ожидает ездока. Но человек, который в этот момент приблизился к ней, в карету не сел. Попросив у кучера огня, он удалился в направлении улицы Лерум. Извозчик повернулся к окошку и тихо доложил:
– Все уже в банке!
Из угла кареты Регус в ответ кивнул головой, приоткрыл опущенную шторку и выглянул на улицу. Сидевший рядом с ним Лихеев лихорадочно затягивался дымом папиросы. Все до последней мелочи предусмотрено – тройка заранее повернута в сторону Песчаной улицы (через тесные Шведские ворота не проскочат даже легкие дрожки, которые тут же рядом поджидают Робиса с мешком). Несколько агентов, переодетых грузчиками, на всякий случай размещены в складе по соседству. Они должны отсечь Робиса от товарищей, в случае если, вопреки плану, его отход все-таки будет прикрываться. За воротами наблюдает переодетый полицейский, сидящий на облучке.
В карете нестерпимо жарко. Лихеев положил оружие на колени, чтобы расстегнуть сюртук. Регус отирает пот.
– Какого дьявола они там копаются?! – проворчал он. – Я создал им самые благоприятные условия…
Снова гнетущая тишина. У Регуса кончилось терпение. Вдруг какой-то высокий человек с мешком на спине стремительно выбежал из ворот и вскочил на извозчика. Вид этого человека соответствовал описанию его Женихом. Робис!…
Регус едва не вскрикнул от радости. Теперь за дело! Карета рванулась. Когда она, преследуя извозчика, сворачивала на Песчаную, Регус оглянулся. Никого из боевиков не было видно – значит, все шло по плану.
Разумеется, его тройка могла бы без труда догнать извозчичьи дрожки. Но Регус не торопился. Гораздо выгоднее преследовать Робиса, который и не подозревает о грозящей ему опасности, до какой-либо тихой улочки и там без лишних свидетелей отобрать у него награбленное.
Вдруг на улице Якоба раздались выстрелы. Проклятье! Ведь приказано арестовать революционеров без лишнего шума. Этот переполох может спутать все карты. Но, видимо, Робис ничего не заподозрил, – он даже ни разу не оглянулся.
Все шло как нельзя лучше. Позади осталась шумная, полная народу Шонерская, дрожки свернули на Ранкскую дамбу. Более подходящего места и пожелать нельзя. Регус приказал подстегнуть лошадей.
Но и Робисова коняга вдруг припустила рысью и совсем неожиданно начала набирать скорость. Дрожки скрылись за углом…
Когда Регус и Лихеев снова увидели пролетку, она уже была пуста.
– Александр Александрович, велите немедля оцепить район! – крикнул Регус и выскочил из кареты.
За ним последовал и Лихеев. Они подбежали к дрожкам и увидели мешок, в панике брошенный боевиком. Регус выхватил нож и перерезал веревку.
Деньги! Нет, вместо банкнот из мешка вывалились пачки каких-то пожелтевших, покрытых цифрами бумаг.
– Околпачили как маленьких! – зло выругался Регус и вывернул содержимое мешка прямо на мостовую.
Что-то звякнуло о булыжник. Это были ключи от камеры с сейфами.
– Все уже в банке!
Из угла кареты Регус в ответ кивнул головой, приоткрыл опущенную шторку и выглянул на улицу. Сидевший рядом с ним Лихеев лихорадочно затягивался дымом папиросы. Все до последней мелочи предусмотрено – тройка заранее повернута в сторону Песчаной улицы (через тесные Шведские ворота не проскочат даже легкие дрожки, которые тут же рядом поджидают Робиса с мешком). Несколько агентов, переодетых грузчиками, на всякий случай размещены в складе по соседству. Они должны отсечь Робиса от товарищей, в случае если, вопреки плану, его отход все-таки будет прикрываться. За воротами наблюдает переодетый полицейский, сидящий на облучке.
В карете нестерпимо жарко. Лихеев положил оружие на колени, чтобы расстегнуть сюртук. Регус отирает пот.
– Какого дьявола они там копаются?! – проворчал он. – Я создал им самые благоприятные условия…
Снова гнетущая тишина. У Регуса кончилось терпение. Вдруг какой-то высокий человек с мешком на спине стремительно выбежал из ворот и вскочил на извозчика. Вид этого человека соответствовал описанию его Женихом. Робис!…
Регус едва не вскрикнул от радости. Теперь за дело! Карета рванулась. Когда она, преследуя извозчика, сворачивала на Песчаную, Регус оглянулся. Никого из боевиков не было видно – значит, все шло по плану.
Разумеется, его тройка могла бы без труда догнать извозчичьи дрожки. Но Регус не торопился. Гораздо выгоднее преследовать Робиса, который и не подозревает о грозящей ему опасности, до какой-либо тихой улочки и там без лишних свидетелей отобрать у него награбленное.
Вдруг на улице Якоба раздались выстрелы. Проклятье! Ведь приказано арестовать революционеров без лишнего шума. Этот переполох может спутать все карты. Но, видимо, Робис ничего не заподозрил, – он даже ни разу не оглянулся.
Все шло как нельзя лучше. Позади осталась шумная, полная народу Шонерская, дрожки свернули на Ранкскую дамбу. Более подходящего места и пожелать нельзя. Регус приказал подстегнуть лошадей.
Когда Регус и Лихеев снова увидели пролетку, она уже была пуста.
– Александр Александрович, велите немедля оцепить район! – крикнул Регус и выскочил из кареты.
За ним последовал и Лихеев. Они подбежали к дрожкам и увидели мешок, в панике брошенный боевиком. Регус выхватил нож и перерезал веревку.
Деньги! Нет, вместо банкнот из мешка вывалились пачки каких-то пожелтевших, покрытых цифрами бумаг.
– Околпачили как маленьких! – зло выругался Регус и вывернул содержимое мешка прямо на мостовую.
Что-то звякнуло о булыжник. Это были ключи от камеры с сейфами.
2
Робис был уверен в том, что на Большой Пивоваренной его встретят градом пуль. Но ничего подобного не произошло. Только черная карета с задернутыми шторами быстро двинулась следом за ним. Вначале он подумал, что тайная полиция намерена отрезать его от остальных, но, не доехав еще до понтонного моста, он разгадал истинный замысел Регуса. Ну что ж, тем лучше. Надо завести шпиков подальше, и тогда Парабеллуму будет легче уйти от погони.
Нелегко делать вид, будто ничего не подозреваешь, и повернуться спиной к преследователям, которые в любой момент могут открыть огонь. Робис слышал равномерный стук подков – видимо, сидевшие в карете не торопились догнать его. Но на Ранкской дамбе карета сделала неожиданный рывок. Значит, уже невозможно дальше вести за собой преследователей, пора скрыться и замести следы.
– Давай здесь! – крикнул Робис Лихачу, когда дрожки свернули за угол.
Лихач первым соскочил с бешено мчавшейся коляски, за ним выпрыгнул Робис. Прыжок получился довольно неудачный – Робис упал. Когда он поднялся, Лихача уже не было видно. Проклиная свою неловкость и расшибленное колено, Робис юркнул в ближайший дом. Увидев на первом этаже распахнутую дверь, он кинулся в нее и тут же сообразил, что попал на собрание общества Армии спасения.
Народу здесь полно, и можно было незаметно смешаться с толпой. Лишь немногие из присутствующих здесь посетителей тянули заунывный хорал. Большинство беспокоилось не столько о спасении своей души, сколько о горячей похлебке с крохотным ломтиком белого хлеба, которую обычно раздавали после богослужения. Сборище было весьма разношерстное. Много было тут и профессиональных нищих. В ожидании подачки они забились в угол и самым бессовестным образом резались в «золите». Были и бродяги, явившиеся сюда в надежде на бесплатный ночлег, и несколько женщин с детьми – жен бастовавших рабочих, – которых пригнал голод.
Нелегко делать вид, будто ничего не подозреваешь, и повернуться спиной к преследователям, которые в любой момент могут открыть огонь. Робис слышал равномерный стук подков – видимо, сидевшие в карете не торопились догнать его. Но на Ранкской дамбе карета сделала неожиданный рывок. Значит, уже невозможно дальше вести за собой преследователей, пора скрыться и замести следы.
– Давай здесь! – крикнул Робис Лихачу, когда дрожки свернули за угол.
Лихач первым соскочил с бешено мчавшейся коляски, за ним выпрыгнул Робис. Прыжок получился довольно неудачный – Робис упал. Когда он поднялся, Лихача уже не было видно. Проклиная свою неловкость и расшибленное колено, Робис юркнул в ближайший дом. Увидев на первом этаже распахнутую дверь, он кинулся в нее и тут же сообразил, что попал на собрание общества Армии спасения.
Народу здесь полно, и можно было незаметно смешаться с толпой. Лишь немногие из присутствующих здесь посетителей тянули заунывный хорал. Большинство беспокоилось не столько о спасении своей души, сколько о горячей похлебке с крохотным ломтиком белого хлеба, которую обычно раздавали после богослужения. Сборище было весьма разношерстное. Много было тут и профессиональных нищих. В ожидании подачки они забились в угол и самым бессовестным образом резались в «золите». Были и бродяги, явившиеся сюда в надежде на бесплатный ночлег, и несколько женщин с детьми – жен бастовавших рабочих, – которых пригнал голод.