Когда Петька подошёл к ребятам, Мулеков все также чертыхался над своими бумагами.
   — Как ты, Тимка, думаешь, откуда здесь взялись подковы?.
   Хорёк вскочил на ноги, оглянулся, рука шмыгнула за рубаху:
   — Какие подковы?
   — Там лежат красные камни.
   — Где красные… — Мулеков вдруг осёкся и добавил: — камни?
   Испуг Хорька ребята заметили.
   — Про подкову я говорю, а не про камни.
   Мулеков рассмотрел подкову.
   — От лошади из моего отряда. — Он улыбнулся. — Молодец! Подброшу я тебе золотишка. Дай только срок. Он схватил свои пожитки и так рванулся вперёд, что ребята едва за ним успевали.
   Среди красных валунов Мулеков быстро стал шариться. Тане показалось, что он даже нюхает камни.
   — Петенька, подойди ближе: на каком камне лежала подкова?
   — На том, который у края. Видите, полукруг отпечатался.
   Мулеков бросился к камню, маленькими ладошками приналёг на него и сдвинул в сторону. Как кошка лапами, быстро разрыл щебень и вытащил какой-то свёрток бересты. Начал её разворачивать, но береста лопалась, тогда он, разозлясь, с хрустом переломил её надвое. Внимательно рассмотрел какие-то знаки и нахмурился. Подошёл к краю ущелья, сбросил туда бересту и вдруг подобрел:
   — Хорошо, что я раньше, когда шёл с бандитом, успел сюда спрятать записку. Золото теперь у нас! — Он морщинистую ладошку сжал в кулак: — А теперь, ребятишечки, будем спускаться вниз, с этого проклятого хребта. — Он забросил рюкзак на спину: — Два-три дня мы потеряли зря.
   …Когда отряд спустился вниз, где росли деревья и цветы и где можно шагать, не боясь споткнуться, наступила такая темень, что даже Мулеков, видевший, как он говорил, во тьме, и тот дважды наткнулся на деревья. Послав кому-то проклятье, он велел остановиться. Тимка, Петька и Таня упали на траву и лежали, не шевелясь от усталости.
   — Вставайте, вставайте, ребятишечки. Быстро собирайте дровишки, покушаем себе на здоровье и потом уж баиньки. Без костра здесь нельзя, звери бродят. — Он исчез в темноте, где-то брякнул котелком о камень, а через минуту так же бесшумно появился с полным котелком воды. Мулеков был расторопным, через полчаса ребята уже ели вареное мясо. Интересно Мулеков ел мясо. Не раздирал его, а откусывал передними острыми зубами сразу, как откусывают мягкий хлеб.
   — Петька, дай-ка твой нож, я косточку обрежу, — попросил Тимка.
   Петька полез в карман — ножа не было.
   — Ты у меня, по-моему, уже брал.
   — Нет, я не брал. — Тимка на всякий случай обшарил свои карманы. — Вишь, у меня нету. Ты его, наверно, посеял, Петька!
   — Я его только что у вас, кажется, видела, — сказала Таня Мулекову.
   — Кажется, так перекрестись! — ответил Хорёк.
   — Я подумала, если мясо нарезано, значит, был нож.
   — У меня свой, — уже миролюбиво ответил Мулеков, показывая на рукоятку кинжала. — Не переживай, Петя, скоро весь мир будет наш.
   Легко, как воздушный шар, из-за края гор выплыла луна. Заворожённая тишина странно подействовала на Хорька, он стал беспокойным, часто поглядывал на часы и, наконец, пошёл к высокой скале. Ребята видели, как он легко, словно ночной хищник, перескакивал с камня на камень, пока не исчез в расселине скалы.
   — Наверно, скоро у него сеанс связи. Место ищет, — предположил Петька.
   — Он идёт обратно! Давайте притворимся спящими.
   Мулеков бесшумно подошёл к костру, посмотрел на ребят, носком маленького ботинка ткнул потихоньку Петьку и Таню, взглянул в лицо Тимки. Уставшие за сутки дети спали глубоким сном. Послушав их ровное дыхание, Мулеков достал из рюкзака радиопередатчик с наушниками, легко нырнул под ветки дерева, дал небольшой крюк и побежал в сторону высокой скалы. Петька едва заметно шевельнулся:
   — Я пойду следить. Если оттуда закричу какой-нибудь птицей, хватайте рюкзаки и бегите вон в ту сторону. — Петька показал на скальную вершину горы, над которой висела круглая луна.
   — Петька, у него же нож, пистолет. Давай пойдём все вместе.
   — Нельзя. Лежите и, в случае чего, хватайте, как я сказал, баллон и оболочку и бегите… — Петька посмотрел туда, где лежал рюкзак и обомлел: рюкзака Мулекова не было!
   Петька, подтянув штаны, так быстро исчез, словно и не стоял на поляне. Тимка с Таней, прижавшись к земле, ждали, когда Петька появится на открытом пространстве у подхода к пещере. Диск луны поднялся ещё выше, и казалось, что он медленно и беззвучно плывёт к горному хребту.
   Петька подкрался к скале, когда Хорёк, развернув рацию, надевал наушники. Послышался щелчок, и на приборчике вспыхнул выпуклый красный глазок. Мулеков, глядя на часы, подождал, когда секундная стрелка сделает круг, и, нажав второй раз кнопку, проговорил:
   — Цунами! Цунами! Внимание, внимание! Говорит Прозелит. Отвечайте.
   Петька услышал, как в приборчике треснуло, и сразу вспыхнул зелёный глазок. Хорьку что-то говорили, потому что он, кивая головой, повторял: «Ясно, ясно, ясно».
   Глазок потух. Мулеков оглянулся вокруг, перевёл рычажок и вновь наклонился к прибору:
   — У главной тропы встретил трех детей. — Видно, что-то сказали Хорьку, потому что, как только мигнул глазок, он ответил: — Сейчас они нужны. Как я докладывал, большой баллон водорода при посадке повредили, и несколько дней назад я его выбросил. На малом мне не подняться, а одного из ребят он поднимет легко до пещеры. Когда золото будет снято, вызову самолёт, как договорились.
   Опять вспыхнул глазок. Он горел долго. Мулеков внимательно слушал, поворачивая рогатую от наушников голову в Петькину сторону, и трогал рукой лежащий рядом пистолет, блестевший от лунного света.
   Петька едва успел отпрыгнуть в сторону — Мулеков, сказав что-то непонятное, вероятно, пароль, снял быстро наушники и, водя по сторонам стволом пистолета, прислушался.
   Когда он пришёл к костру, ребята спали в тех же самых позах. Хорёк посмотрел каждому в лицо, послушал дыхание и, успокоившись, прилёг возле костра.
   Только разгорелась заря, отряд двинулся по-новому маршруту, указанному Мулековым. Двенадцать суток тяжёлого пути отделяли ребят от пещеры, в которой лежали сотни килограммов золота, нужного сражающейся Советской Армии.

ГЛАВА 18

   Как-то недалеко от стоянки Тимка увидел угли костра. Рядом под плоским камнем он обнаружил старый совершенно изъеденный ржавчиной револьвер. Спусковой крючок отгнил совсем, рукоятка была пустая — механизм давно превратился в труху. Возле костра на сосне, на старом затёсе, виднелась надпись, залитая капельками смолы. Мулекова, ушедшего проверять направление ручья, все ещё не было, и Тимка рассказал Петьке и Тане о своей находке, Таня смогла на затёсе прочитать всего два слова: «…направление… Быль-Былинский».
   — Петька, а не здесь ли, как писалось в дневнике, Мулеков ночью убил молоденького бойца?
   Они ещё раз осмотрели остатки костра и подошли к краю ущелья. Там, внизу, в болотистой воде, куда предательская рука Мулекова столкнула бойца, отражались красные вечерние облака. Несколько минут ребята постояли молча и вернулись к своему биваку.
   Где-то далеко хрустнула ветка: Мулеков торопился к костру.
   — Соскучились без меня, ребятишечки? — Он вынырнул как из-под земли. — Сейчас зачаевничаем, завтра прямиком к золотишку двинемся.
   Мулеков был возбуждён, подбросил веток в костёр, быстро, как паук лапками, расстегнул рюкзак, вытащил мясо, рядом положил пучок черемши.
   — Питайтесь, ребятишечки!
   Глотая горячий чай, заваренный молодыми побегами дикой смородины, Мулеков повернулся лицом к ребятам:
   — Не хотел вас расстраивать, но скажу: памятное мне это место. Здесь погиб мой лучший друг. Он знал местность и мог вывести отряд на тропу. Но предатель-проводник, столкнул моего друга в болото. Утром все засыпало снегом, и, ищи-свищи ветра в поле. — Глаза Мулекова радостно засветились: — Завтра, ребятки, у нас свидание с золотом. Один из вас, вот ты, Петя, поднимешься на шаре в пещеру и по верёвке оттуда спустишь вниз мешочки с золотом. Потом вызовем самолёт. Там рядом добрая полянка, он легонько сядет. Снесём туда мешочки, запрыгнем в самолёт и улетим, как птахи малые.
   — А куда?
   — Улетим мы, Танюшка, прямо в Москву. Не сразу, конечно, в столицу нашу белокаменную, а сперва в Иркутск или в Хабаровск.
   — Можно я поднимусь на шаре вместо Петьки? — попросился Тимка. — Он трусит, а сказать стесняется.
   — Ладно, полетишь ты. — Мулеков по-кошачьи облизнул губы.
   Но на второй день свидания с золотом, как обещал Мулеков, не произошло. Уставший отряд подошёл к реке, к тому самому месту, где много лет назад командир Быль-Былинский, спасая отряд, в мороз переправил бойцов…
 
   Сейчас, спустя много лет, Хорёк реку не узнал. Она изменилась. Стала грозная в своём спокойствии и теперь подмывала скалы обоих берегов. Тимка ткнул шестом в воду, но даже у самого берега дна не достал. Мулеков занервничал, заметался.
   — Черт побери, кто мог подумать, что дурацкая речонка превратится в проклятое море!
   Он сбросил рюкзак на камни и стал оглядывать берег. Как назло, здесь не было ни одного дерева, ни одной сухой коряжины, на которой можно было бы переплыть. Каменные глыбы, нагретые солнцем, для переправы, конечно, не годились, и Мулеков в ярости стал на них плевать, но, немного успокоившись, спросил:
   — Вы умеете плавать?
   Петька сразу понял, что Хорёк испугался воды, а может быть, он и вовсе не умеет плавать, и поэтому ответил:
   — Плаваем мы неважно, но реку переплыть можем, за нас вы не беспокойтесь.
   Мулеков взбесился:
   — За вас я ещё буду беспокоиться! Мне самому надо перебраться, а я плыть теперь не могу, ранение у меня…
   — Давайте, — сказал Тимка, — мы трое возьмём ваш рюкзак и перемахнём на тот берег, а оттудова я вам сухое бревно пригоню. Видите вон там между камнем валяется. Вы за него уцепитесь, и я вас переплавлю. Ребята! Пошли к воде.
   Хорёк выхватил пистолет:
   — Стой! — Он отпихнул Петьку от воды. — Меня бросить хотите одного в беде?
   Тимка за спиной Мулекова шагнул за дерево и, собрав все силы, натянул тетиву арбалета. Но в этот момент Петька стал между ним и Мулековым.
   — А вы скажите нам, как сделать, так мы и сделаем.
   Мулеков посмотрел в верные глаза Петьки и засунул пистолет за пазуху. Его узенький лоб покрылся морщинками, кончики маленьких ушей подрагивали:
   — Плывите! Но Таню я оставлю здесь. Ясно?
   — Я один сплаваю, — зло сказал Тимка.
   — Верёвка в правом кармане рюкзака, бери, Тимка, не бойся и плыви на здоровье.
   …Загорелое худенькое тело Тимки то пропадало в волнах, то снова появлялось. Петька с Таней, волнуясь за своего верного друга, не сводили с него глаз.
   Наконец Тимка вылез на противоположный 6eperу оглянулся, помахал рукой и исчез в прибрежных кустах, нависших над водой, и очень долго оттуда не показывался.
   Петька заволновался. Мулеков, сощурив глаза, тоже всматривался в каменистый берег.
   Диверсант усмехнулся:
   — Петенька, запомни: человек обычно терпит крушение, когда ему кажется, что он уже победил. Вон она, там пещера, за тёмным увалом.
   Из кустов показался Тимка, тянувший из заводи два связанных бревна. Вытянув их на открытое место, он распустил всю верёвку и разложил её на берегу. Помахав ребятам рукой, Тимка обмотал конец верёвки вокруг пояса, смело шагнул в реку и поплыл. Верёвка с берега тонкой змейкой бежала в воду. Но плот все ещё стоял на месте.
   — Петька, а вдруг ему верёвки до этого берега не хватит?
   Хорёк быстро оглянулся на Таню:
   — Хватит! Там триста метров. — И похвалил Тимку. — Технически грамотно преодолевает течение.
   На сушу Тимка выбрался как раз против Мулекова, подал ему мокрый конец верёвки.
   — Причаливай корабль, дяденька.
   Хорёк, ловко перебирая руками, перетянул на эту сторону плот, уложил на него вещи и сел сам. Взял в руки пистолет и приказал:
   — Ну, ребятки, поплыли!
   Таня хотела сесть за спиной Мулекова, но он приказал «быть всегда перед глазами».
   Петька с Тимкой забрели в реку, оттолкнули плот, взялись руками за край и, толкая впереди себя, забарабанили ногами по воде. Через двадцать минут по мулековским часам отряд достиг противоположного берега.
 
   До наступления темноты успели перевалить только небольшую заваленную буреломом горку. Ночь прошла очень беспокойно, потому что Хорёк почти не спал и прислушивался к каждому шороху, держа наготове свой многозарядный парабеллум.
   На следующий день, чтобы сократить путь к пещере, Мулеков не стал обходить многокилометровое болото, а повёл отряд напрямик. Ребят он пустил вперёд, а сам шёл сзади, размахивая пистолетом. Но поспешность ни к чему не привела. Болото задержало отряд на двое суток.
   Мулеков вёл себя, как помешанный, он вздрагивал от малейшего шума, шарахался от тёмных кустов, принимая их за человека.
   Но однажды утром, когда от солнечных лучей заискрились кварцевые зубья гор, ребята заметили наверху, в скале, чёрную, почти круглую дыру. Это была пещера Быль-Былинского!
   Мулеков почти лишился рассудка, он то убегал вперёд, то ему вдруг казалось, что за кустами кто-то сидит, и он бросался туда с нацеленным пистолетом.
   — Она! — кричал Хорёк. — Она! Родимая! Сколько лет снилась!
   От счастья он погладил себе уши и вдруг выхватил пистолет:
   — Ни с места! Перестреляю!
   Ребята, прижавшись, друг к другу, остановились.
   — Девочка, иди ко мне!
   Таня подошла. Мулеков, как паутиной, обвязал её своей крепкой шёлковой верёвкой.
   — Садись сюда, — он кивнул на большую кучу белых от солнца лошадиных черепов. — Если эти сбегут, — он стволом пистолета показал на Тимку и Петьку, — золото доставать будешь ты! — Он повернулся к мальчишкам:
   — Быстро на поляну. Работать.
   Хорёк заставил ребят собирать хворост и складывать его в одну кучу посредине поляны:
   — Сигналить, ребятки, сегодня ночью будем самолётику.
   Сам Мулеков откатывал тяжёлые камни к краю поляны.
   Когда вернулись к скале, Таня лежала на боку. Там, где была верёвка, руки, распухли и были красными. Хорёк грубо её растолкал:
   — Живая? — Таня не ответила предателю. На лице у Мулекова появилась слащавая улыбка — Терпи, Танюшенька, Родина мне не простит, если я в последний момент ошибку сделаю и золотишко упущу.
   «Предатель! — подумала Таня про себя. — Разве Родина у тебя может быть?»
   Мулеков вытащил из рюкзака своп шпионские приспособления. Растянул по камням длинную шёлковую верёвку и начал заряжать шар. Петька, Тимка и Таня внимательно следили за его действиями. Специальной пилкой он подпилил чёрный колпачок на баллоне и ловким ударом отломил его. Под колпачком оказался небольшой бронзовый краник с приборчиком, похожим на часы. Мулеков осмотрел краник, выкрутил из его носика бронзовую пробочку с резиновой прокладкой и вместо пробочки вкрутил туда трубку от оболочки, потом стал вращать рукоятку краника. Что-то слегка бахнуло и зашипело как змея. Оболочка стала медленно наполняться, Мулеков неотрывно смотрел на стрелку приборчика. Наконец, оболочка расправилась вся, и шар стал большим. Тогда Хорёк закрепил верёвку за сухое упавшее дерево и полностью вывинтил рукоятку. Шар стал гладким, как огромный школьный глобус. Он рвался в небо, натягивал верёвку и даже поднимал немного макушку сухого дерева. Внизу шара, там, где находилась трубка, были крепко пришиты две кожаные петли для ног.
   Хорёк так увлёкся снаряжением шара, что не заметил, как Петька развязал Тане руки и рядом с ней под широкую бересту положил заряженный арбалет.
   — В случае чего, стреляй, Таня, сразу!
   Вторую верёвку Мулеков привязал к металлическому кольцу на шаре, там, где находился какой-то никелированный рычажок.
   — Иди-ка сюда, — позвал он Петьку, — подержи-ка шарик!
   Петька едва удерживал шар, когда Хорёк одевал Тимке кожаные петли. Застёгивая пряжки, он ласково щебетал:
   — Смотри, Тимочка, куралесить там, у золотишка начнёшь, её, — он кивнул головой в сторону Тани, — не пожалею.
   — Зачем куралесить, — обиделся Тимка, — мы же золото для страны достаём.
   Шёлковую верёвку стали потихоньку отпускать, и шар потянул Тимку в поднебесье. Ухватившись обеими руками за горловину шара, он ногами касался шершавой стенки скалы. Серая пыль из трещин летела вниз и облаком опускалась к ногам, державшим верёвку. Казалось, что Тимка по отвесной скале бежит вверх к облакам легко, как маленький лесной муравей.
   Снизу Таня и Петька следили за каждым движением своего друга. Тимке с первого раза удалось зацепиться за острый край пещеры и подтянуться к скале. Мулеков ослабил верёвку, и Тимка полностью заполз в пещеру. Держась за какой-то камень, он освобождал ноги от стременных петель. Мулеков, помогая ему, то тянул верёвку на себя, то ослаблял её. Как только расстегнулись петли, Тимка вскочил и схватился руками за вторую верёвку, подтянул к себе шар и вынул из-за пояса кинжал, который дал ему Мулеков. Шар, освободившись от шёлковых пут, рванулся вверх, ударился о шероховатую макушку скалы, отскочил в сторону метров на двадцать и поплыл в бездонное синее небо.
   Мулекова трясло, он не мог стоять на месте и, бегая у подножия скалы, задрав лицо кверху, кричал:
   — Тим-ка, Тимо-чка! Там? Золотишко, я спрашиваю, там?.
   Тимка Булахов как будто ничего не слышал и спокойно затягивал к себе верёвку, к концу которой Хорёк крепко привязал свой рюкзак.
   — Ты что, подлец, молчишь? Там или нет?
   — Здесь они! Здесь! Только кожа малость сопрела.
   Мулеков, запинаясь о белые лошадиные черепа и кости, подбежал вплотную к скале и, сложив маленькие ладошки рупором, пронзительно закричал:
   — Тимочка, родной, ты мешочки осторожней поднимай и сразу в рюкзачок.
   Тимка исчез в темноте пещеры и почему-то долго не появлялся. Мулеков весь извёлся. Кричал на Таню, стал придираться к Петьке. Наверно, чтобы успокоить нервы, вынул из кармана алюминиевую круглую коробочку и проглотил сразу четыре зелёных таблетки.
   Показался Тимка:
   — Дядя, мешок один рассыпался. Я собирал золото в рюкзак!
   Тимка взялся за верёвку, и тяжёлый рюкзак, покачиваясь, задевая боками стенку скалы, пополз вниз. Хорёк не мигая, как смотрит кошка на солнце, следил за покачивающимся грузом.
   Петька, воспользовавшись этим, взял рацию Хорька и швырнул её в кусты. Хорёк уже схватил рюкзак с золотом, но вдруг резко оглянулся:
   — О! Сволочь! — Он наклонился, чтобы рюкзак с золотом поставить на землю и выхватил пистолет.
   Но тут раздался звонкий голос Тани:
   — Ни с места, Хорёк!
   Тимка, смотревший сверху, видел, как пропела стрела, и предатель упал на камни. Но вскочил, сделал невероятный прыжок в сторону и выстрелил в кусты, в которых исчезла Таня. Повернувшись, наставил пистолет на убегающего Петьку.
   — Остановись! Иди сюда, бандит!
   Петька подошёл и вдруг ногой ударил Мулекова в живот. Уронив от неожиданности пистолет, Хорёк бросился на Петьку. Мальчик прыгнул к пистолету, но схватить его не успел, железные ладошки Мулекова стиснули ему горло. Петька смог только пинком отбросить пистолет к кустам. В ярости предатель стал бить мальчика головой о камень.
   Потерявшего сознание Петьку он швырнул в мох.
   — Сам залезу, негодяи, и сниму золото.
   Он подобрал пистолет, перевёл прицельную планку на большую цифру и стал ласково звать Тимку.
   — Тимочка, выгляни сюда, посмотри, что сделали эти негодяи. Они хотели украсть золото, принадлежащее нашей советской стране. — Хорёк тщательно прицелился в отверстие пещеры:
   — Тимочка, выгляни хоть на минутку!
   Тимка, притаившийся за острым выступом, молчал. Но когда предатель, взяв в зубы пистолет, попробовал полезть по верёвке, Тимка крикнул:
   — Полезешь, Хорёк, перерублю верёвку, шмякнешься.
   Ругаясь, Мулеков стал подальше отходить от скалы, держа под прицелом вход в пещеру.
   Очнувшийся Петька видел, как Хорёк, не спуская ствола пистолета с пещеры, поднял с земли рацию, поставил её на камень, открыл крышку и нажал какой-то рычажок.
   «Сейчас вызовет японский самолёт, и все пропало», — подумал Петька, он попытался встать, но руки и ноги оказались тяжёлые, как свинец.
   Хорёк, злобно ругаясь, настраивал рацию. Загорелся красный огонёк, и предатель заговорил по-русски:
   — Цунами, Цунами, — я, — Прозелит. Нахожусь у пещеры. Щенки взбунтовались. Двоих ликвидировал, третий запрятался в пещере. Посадочная площадка готова. Вылетайте. Ночью зажгу костёр в центре поляны. Запишите географические координаты для посадки самолёта. Сорок пять градусов… северной… — Хорёк не успел договорить, камень, запущенный Тимкой из пещеры, шлёпнулся о гранитный валун, на котором сидел Хорёк.
   Осколки камня врезались ему в щеку. Не сбрасывая на ушников, он схватил пистолет, вытянул руку по направлению к пещере. Раздался оглушительный выстрел. У Петьки сжалось сердце. Но что это? Хорёк вдруг выронил пистолет и, взвизгнув, упал на зелёный мох, извиваясь как змея. Из опрокинутой рации нёсся хриплый голос:
   «Прозелит! Прозелит! Антвортен! Загте Цунами!»
   Петька, собрав все силы, привстал и, упав, накрыл собой рацию и мулековский пистолет. Рация смолкла, Петька рукой почувствовал тяжёлую рукоятку пистолета. Пальцы сжались, но поднять оружие не смог, опять закружилась голова. Петьке показалось, что с грохотом несутся на врага советские пушки-самоходки, а он, Жмыхин, боец легендарной Иркутской дивизии, ползёт к вражескому доту со связкой гранат; но вот в голове у Петьки быстро-быстро закружились вершины кварцевых гор.
   — Ре-бя-та! Держитесь! — раздался сверху голос Тимки Булахова. — Наши пришли! Ура!
   Петька заставил себя подняться на ноги.
   Качаясь от слабости, обвёл взором поляну, лес, пики скал и, напрягшись, сделал шаг к кустам, где застонала Таня.
   — Петька! Стой! Петька! Это мы! — Петька повернулся, на всякий случай, поднимая вверх парабеллум. И увидел неясно, как будто сквозь слёзы, стоящего на уступе деда Торбеева и рядом с ним бледное лицо Шурки Подметкина. Из ствола длинного торбеевского ружья вилась тонкая струйка дыма.
   «Торбеев стрельнул в Мулекова», — падая от слабости, подумал Петька. И снова в голове загрохотал бой, закружились берёзы и даже послышался мамин голос:
   Румяной зарёю покрылся восток,
   В селе за рекою потух огонёк…
   Когда Петька очнулся, он увидел стоящую перед ним на коленях Таню. Левая рука у Тани была перевязана в двух местах. На худенькой шее, там, где всегда билась синяя жилка, — большая ссадина.
   — Ты живая?
   Таня улыбнулась:
   — Нас дедушка Торбеев спас, его сюда Шурка Подметкин привёл.
   — А где Хорёк?
   — Вон лежит возле камня, связанный. Ремень грызёт от злости.
   Петька стал подниматься. Сев на землю, ощупал голову. Она была аккуратно перевязана. У скалы шла спешная работа. Тимка в пещере нагружал золотом рюкзак и отправлял вниз, а там его принимал дед Торбеев.
   — Таня, а где Шурка?
   — Обратно в посёлок ускакал сообщить, что золото нашли, чтобы людей нам послать на помощь.
   Петька слабо улыбнулся:
   — А на чём он ускакал?
   — На лошади. Они сюда на лошади пришли.
   Петька устало закрыл глаза и снова лёг на землю.
   Живуч был Петька Жмыхин. Отлежался на зелёной траве и, когда разгрузка пещеры была закончена, мог уже самостоятельно вставать и ходить. Правда, лицо его заплыло от ударов и ссадин, а повязка на голове в одном месте насквозь пропиталась кровью.
   Первым делом Петька подошёл к связанному Хорьку, посмотрел на него и сказал презрительно:
   — Предатель Родины, — и сплюнул в сторону.
   Хорёк испуганно смотрел на деда и умолял развязать его и божился, что не убежит. Всех называл ласково: Танечкой, Петенькой, а Тимку называл Тимонькой. Но на просьбы предателя дед Торбеев замахнулся прутом:
   — Молчи, иуда!
   Правая рука у Мулекова тоже была перевязана белой тряпкой. Дед Торбеев проверил, крепко ли связан бандит и сказал:
   — Молись богу, что дробью тебя шибанул, а не картечью.
   Мулеков стал ругать всех подряд и просил, чтобы его убили. Торбеев, раскуривая трубку, усмехнулся:
   — Убить просишь, народного гнева боишься? Нет, Хорёк, у нас законы другие — наши советские. Народ тебя судить будет! В Иркутске о своих пособниках расскажешь, посмотришь людям в глаза, зверь ты ненасытный, послушаешь, что они тебе скажут.
   Мулеков молчал, стараясь зубами подтянуть ремень, связывающий руки. Потом вдруг рывком сел на землю.
   — Дед, отпусти меня. Я помогу тебе захватить самурайский самолёт! Вызову сейчас по рации, ночью он придёт, вы всех перестреляете, и самолёт ваш, А потом меня отпустите. — Мулеков облизнул губы: — Военный самолёт, специальный, он же миллион стоит! Слышишь, дед?
   — Молчи, Хорёк! Надеешься, что они прилетят и нас перебьют? Иуда!
   — Дед, пододвинь рацию, я им ложные координаты дам, они в скалы врежутся, и сами увидите, как они сгорят!
   Никто Хорьку не ответил.
   — Может, испробовать?
   — Не верь ему, Тимка! У него наверняка запасной шифр есть. Скажет, и все. Здесь десант выбросят и нас захватят, и они, забинтованной головой Петька кивнул в сторону туго набитых кожаных мешков с золотом, и они уйдут за границу.
   Как только стемнело, Мулеков вдруг стал мелко трястись, жаловаться, что ему холодно.
   — Согрейте, согрейте меня, проклятая лихорадка! — жаловался он. — Согрейте, иначе я умру. Я знаю много тайн. Не дайте мне умереть, я назову фамилии резидентов, работающих на Кругобайкальской железной дороге. Разведите мне костёр. — Он трясся, судороги сводили ему руки и ноги. Зубы постукивали — Костёр, — умолял он, — согрейте меня. Я… я… я при-при-го-жусь, — задыхаясь, просил Мулеков.