Страница:
Из 1-й дивизии я поехал дальше по Рейнской низменности, пробираясь через танковые и пехотные колонны, мчавшиеся на юг и восток. Одной из этих колонн предстояло закончить свое стремительное продвижение на том берегу Рейна, за Ремагенским мостом. В первый раз после прорыва у Авранша ребята получали удовольствие. Кругом все было новое и незнакомое, не было ни военной полиции, ни ограничения скорости езды, и каждый чувствовал, что теперь ему сам черт не брат. Время от времени раздавалась отдаленная стрельба или где-то бухал снаряд, прилетевший из-за Рейна. Но по сравнению с зимой на границе это была просто опереточная война. Так приятно было ехать по весеннему солнышку и не чувствовать ни усталости, ни страха, ни забот. Когда я вернулся в горы, к месту, где был прорван Западный вал, через брешь уже тянулись длинные колонны обоза с бензином и снаряжением. Инженерные части наводили деревянные мосты вместо понтонных переправ, штурмом бравшихся неделю тому назад. Уже началась даже расчистка железнодорожных путей. Весь день летали взад и вперед бомбардировщики и истребители, и только раз я видел, как конвоиры вдруг стали выписывать замысловатые фигуры, характерные для "собачьей драки".
Победа заставила себя долго ждать, но сейчас она неслась на всех парах.
Всем описаниям военных действий присуще известное однообразие, и оттого рядовому читателю они неизбежно должны казаться скучными. Но если найдется читатель, способный выдержать застольную беседу в духе дедовских времен на тему о том, "как мы сражались", когда ножи, вилки и ложки изображают корпуса и дивизии, а опрокинутые вверх дном тарелки и стаканы долины и горы, - такому читателю я решусь предложить рассказ о кампании, которая привела американцев из-за Рейна на Эльбу.
Эта кампания как бы подводила итог долгим спорам о том, кто лучше и разумнее воевал на континенте. Здесь во всем - в расчете времени, в самом ведении операций - сказались черты, которые должны были бы вновь возвысить в глазах мира старинные американские добродетели: честность и упорство, чуть сдобренные для приправы хитрецой и юмором янки. Омар Брэдли всей своей линией поведения в эту кампанию напомнил мне Веньямина Франклина при французском дворе. Он проявил остроту и проницательность ума в сочетании с простотою и прямолинейностью характера. Он отлично разбирался и в сложной путанице противоречивых стремлений и интересов в главных ставках, и в труднейших перипетиях самой кампании, - и ни разу, ни на мгновение не утратил своего чувства реальности. Он все время оставался американцем до мозга костей, никогда не забывал о родной стране и всегда был на уровне тех задач, которые ему приходилось решать.
Гала-представление, которым закончилась война, было разыграно на трех аренах. С марта до мая действие происходило на всех трех одновременно.
На северной арене шел номер Монтгомери - сенсационная переправа через Рейн, успех которой был заранее подготовлен рекламой и газетной шумихой. Но когда номер начался, - а он действительно был хорошо поставлен и сошел удачно, - никто его не смотрел: внимание зрителей было отвлечено более волнующим аттракционом на других аренах - центральной, где действовала Первая армия, и южной, где подвизалась Третья.
В программе - как и во все почти время кампании - был еще дополнительный номер; его исполняла американская 6-я армейская группа Деверса, которая высадилась 15 августа на юге Франции, прошла вверх по течению Роны и заняла свое место на южном участке германского фронта. В состав 6-й армейской группы входили американская Седьмая армия и французская Первая. Этот дополнительный номер был сильным номером, и будущие авторы героических новелл о войне почерпнут немало сюжетов из истории франко-американского похода. 6-я армейская группа освободила значительную часть французской территории, истребила великое множество немцев и захватила несколько сот тысяч пленных. Она сделала нужное и важное дело. Но в программу циркового зрелища истории она все же вошла лишь как дополнительный номер, и таким и осталась - от момента высадки на Ривьере до заключительной полушуточной, полусерьезной ссоры с французским правительством из-за того, кому будет принадлежать честь (и преимущество) взятия Штутгарта.
Без 6-й армейской группы война на континенте не могла быть выиграна; но не 6-я армейская группа выиграла эту войну. Она оставалась привеском до самого конца своего боевого пути, и даже почетная привилегия - принять сдачу германских войск на своем участке фронта - ей не досталась: фельдмаршал Александер и генерал Марк Кларк пожали плоды победы, которую 6-я армейская группа начала готовить до своей переброски во Францию. Кампания, закончившаяся этой победой, была, пожалуй, самая ожесточенная, кровопролитная, трудная и тягостная за всю войну, включая и тихоокеанский театр: это была кампания против Кессельринга в Италии, двадцать месяцев непрерывных боев от носка итальянского сапога до подножия Альп.
Вот, вкратце, что произошло на американских аренах циркового представления, закончившего войну.
Арена Паттона. Как мы уже видели, Паттон начал с того, что, получив приказ об активной обороне, прошел почти до середины неприступного и непроходимого Эйфеля. А когда он прошел до середины Эйфеля, Эйзенхауэру ничего не осталось, как только санкционировать задним числом его продвижение - разрешить ему быть там, где он уже без разрешения находился. Сверх того Джорджи добился права послать в наступление одну танковую колонну, в виде эксперимента, - посмотреть, что из этого выйдет. Выбор его пал на 4-ю танковую, уже успевшую прославиться в этой войне. 6 марта 4-я танковая пошла в наступление и за два дня покрыла пятьдесят миль, отделявшие ее от Рейнской низменности в районе Кобленца. Путь ее лежал по такой труднопроходимой местности, что танкам пришлось тащить на буксире даже могучие 2,5-тонные трехосные грузовики - самые сильные машины, когда-либо построенные человеком. 4-я танковая шла к Рейну с такой быстротой, что отступающая немецкая парашютная дивизия, которую она обогнала по дороге, никак не могла за ней угнаться и явилась на Рейн, только когда американцы уже прочно закрепились на берегу.
Итак, на арене Паттона Третья армия с легкостью и изяществом совершила воздушный акт под куполом и одной рукой уцепилась за трапецию Рейна. Между тем на соседней арене готовился другой трюковой номер - переход по канату через Ремагенский мост. Подготовка к этому номеру заключалась в следующем:
Арена Ходжеса. В феврале Монтгомери принял все меры к тому, чтобы прочно удержать Брэдли на месте. Фельдмаршал сэр Бернард снова занялся изданием приказов через Эйзенхауэра, и Брэдли получил строжайшее предписание озаботиться зашитой южного фланга предстоящего наступления англичан. Во избежание недоразумений, Монтгомери точно разъяснил американцам, что от них требуется: Первая армия Ходжеса, наступая от Аахена, должна форсировать реку Pep, огибающую с запада Рейнскую низменность, и идти в направлении на Кельн - до половины пути, до реки Эрфт, которая правильным полукругом обрезает Рейнскую низменность перед Кельном. В этом месте, по данным воздушной разведки, противник возводил сложные полевые укрепления, и здесь Первая армия должна была закрепиться на захваченных позициях.
Монтгомери полагал, что это ограниченное продвижение исчерпает все возможности Первой армии; должно быть именно потому в приказе Эйзенхауэра не было оговорено, что дальше ей двигаться не разрешается. Приказ только подчеркивал, что позиции на Эрфте должны быть прочно закреплены любой ценой, для того чтобы Монтгомери мог не опасаться флангового удара с юга.
На самом же деле события приняли вот какой оборот: в назначенный срок - назавтра после дня рождения Вашингтона - Первая армия форсировала Pep и устремилась дальше с такой быстротой, что, не останавливаясь на Эрфте, буквально смела немецкие позиции на другом берегу и несколько часов спустя уже находилась в предместьях Кельна.
Точно так же, как в свое время Брэдли подсказал Паттону вольное истолкование приказа об "активной обороне", - он теперь дал понять Ходжесу, что, выполнив обязательства перед Монтгомери (то есть, дойдя до Эрфта), тот дальше свободен в своих действиях. Он может взять Кельн, может захватить какой-нибудь мост через Рейн - если там найдется хоть один целый. Все эти указания Брэдли шли вразрез с приказами Эйзенхауэра, строго предписывавшими оставаться на западном берегу Рейна.
Не прошло и нескольких часов, как в армии распространился слух о том, что разрешается захватывать мосты через Рейн. Каждый корпусный и дивизионный командир Первой армии, а за ними все полковые и батальонные командиры стали строить планы захвата. Вот это была война во вкусе американцев - двигаться, наступать, захватывать! Шесть долгих месяцев, за редкими исключениями, они только и слышали: "Остановитесь!" "Задержитесь!" "У нас нет для вас боеприпасов!" - красный огонь светофора сменялся желтым, а желтый опять красным, зеленый не появлялся почти совсем. И вот, наконец, здесь, на Рейнской низменности, загорелся перед ними зеленый огонь - раз и навсегда. "Вперед, в Германию, и снова вперед!"
Брэдли прекрасно учел обстановку и сделал выводы. Его приказы, напоминаю, что письменных приказов не было, а была просто договоренность между командирами и по всем звеньям системы управления, - давали именно то, чего требовала обстановка. У Монтгомери были все преимущества, была приданная ему на усиление Девятая американская армия, британский и американский флоты и столько авиации, сколько физически можно было сосредоточить над одним участком европейской территории, - и тем не менее, он продолжал вопить, требуя у Эйзенхауэра еще саперных батальонов, еще то одного, то другого, утверждая, что иначе он вообще не может выступить против страшных немцев. Сам Эйзенхауэр хотел, во что бы то ни стало очистить Рейнскую низменность, прежде чем двигаться дальше. Но Брэдли был убежден, что страшные немцы уже при последнем издыхании, а потому сейчас самое время дать волю командирам, и - вперед, каждый за себя!
Брэдли был прав, и это наглядно подтвердилось. Первые прорвавшиеся колонны американцев привели в замешательство немецкое командование. Вся обстановка на Рейнской низменности менялась так стремительно, что спустя двадцать четыре часа после начала наступления немцам стало ясно: принять бой они не могут, и единственный путь - отходить за Рейн и взрывать за собой мосты.
Захват Ремагенского моста подвижной колонной 9-й американской танковой дивизии, ударившей на юго-восток после прорыва на Рере, вовсе не был случайной удачей, как это могло показаться читателям газет, или даже профессиональным военным, где-нибудь за три тысячи миль от места действия. Рейнские мосты - грандиозные сооружения, и хлопушками такой мост не взорвешь. Даже когда сделана вся предварительная подготовка для взрыва при отступлении, выбор момента представляет одну из труднейших задач во всей практике военного дела. Какой-нибудь арьергард должен остаться и быть предоставленным своей судьбе - умереть, сдаться в плен или вплавь переправиться через Рейн, для чего нужно быть, по крайней мере, рекордсменом.
Когда Первая армия форсировала Pep, на Рейне еще было с десяток мостов, годных для переправы. Каждый американский командир облюбовал какой-нибудь из них, надеясь захватом его увенчать свою боевую карьеру. На многие мосты пришлось даже по два, по три претендента. Состязание по захвату моста через Рейн велось по всем традициям американских прерий. Выстрел возвестил, что старт дан, и можно было держать пари, что одна из американских колонн пробьется сквозь общую свалку и переправится через мост прежде, чем будет включен ток в детонатор. И 9-я танковая выиграла состязание.
Мост ей достался трудный - он сильно пострадал от наших бомбежек, и сами немцы, еще за месяц до нашего прихода, объявили его ненадежным для тяжелого транспорта. Правда, весь этот месяц немцы усиленно его ремонтировали, предвидя возможное отступление, так что, когда мы его захватили, танки с грехом пополам могли по нему пройти.
Так же и по своему месторасположению Ремагенский мост был самым неудобным для переправы. Его восточный конец упирался в крутые, обрывистые горы, которые при хорошей системе укреплений, взять приступом почти невозможно. Однако, именно по причине их неприступности, немцы не укрепили этих гор. После первой же атаки американцы очутились на ближайшем гребне.
И все же один из старших американских офицеров вместо почестей и наград получил снижение в чине за то лишь, что не продвинулся со своей частью дальше в течение первых сорока восьми часов. Мост несколько дней находился под обстрелом немецких батарей.
Гитлер лично задался целью сбить нас с Ремагенского предмостного укрепления и не щадил для этого усилий. Несколько дней мы все опасались, что дело кончится плохо.
Ремагенский мост скончался от ран через десять дней после того, как мы его взяли. Но и десяти дней оказалось достаточно. За это время успели навести два понтонных моста, и Первая армия прочно закрепилась на восточном берегу Рейна. Немцы, в ярости и страхе, как бы ремагенское предмостное укрепление не послужило плацдармом для нового прорыва, принялись оголять весь Рейнский фронт, сосредоточивая силы против нас. Местные резервы, поджидавшие Монтгомери, снялись с места и двинулись на юг, чтобы задержать Ходжеса.
Снова на арене Паттона. Для Джорджи Паттона это была большая незадача: ведь наступление на Рейнскую низменность начали его войска, и они же прорвали немецкую оборону в горах еще до удара на севере, а честь первой переправы через Рейн досталась солдатам Ходжеса. Но, несмотря на эту неприятность, Джорджи продолжал заниматься своим делом - и весьма успешно. А его дело было - выйти к Франкфуртскому проходу.
Немецкая армия, разбитая Паттоном в лесах Эйфеля, отступала не за Рейн, а на юго-восток за Мозель. Река Мозель течет к Рейну под прямым углом и образует одну из границ куска сильно пересеченной местности, которую с двух других сторон замыкают Рейн и Саар. Местность эта носит название Пфальц, и Франкфурт лежит по ту сторону Рейна, против ее северо-восточного угла. Хотя Паттон и вышел уже на Рейн, ему предстояло выдержать еще одно большое сражение, прежде чем устремиться к своей заветной цели Франкфуртскому проходу.
Как и тогда, перед Эйфелем, приказа о продвижении Паттон не получил. Снова ему было предписано задержаться - на этот раз на Мозеле, - и снова Брэдли нашел для него способ обойти и СХАЭФ и немецкую армию.
Южный край Пфальца идет по границе Германии. В этом секторе 6-я армейская группа Джеки Деверса уперлась в Западный вал и остановилась. Именно здесь, во время арденнского наступления, Гиммлер лично стал во главе немецких эсэсовских войск и предпринял диверсию, настолько успешную, что в результате ее американская Седьмая армия вынуждена была отступить к линии Мажино. Это произошло всего за несколько дней до того, как русское наступление заставило немцев прекратить начатые действия и отойти в противоположном направлении - назад к Западному валу. Все эти обстоятельства задели за живое Деверса и Пэтча (командующего Седьмой армией), и они уговорили Эйзенхауэра дать им несколько дивизий Паттона, чтобы укрепить южный фланг американского фронта и начать наступление на Пфальц. Эффект коронного номера англичан на севере не должен был пострадать от этого наступления, - напротив, оно им шло на пользу, так как, во-первых, ослабляло Омара, во-вторых, отвлекало противника на юг. Монтгомери не стал возражать.
Удар 6-й армейской группы на Пфальц был задуман как развернутое наступление на очень широком фронте и должен был отогнать немцев назад за Рейн. Он планировался целый месяц, но когда все уже было готово, Паттон взял Трир, прорвав Западный вал на юге, и вступил в Эйфель. Большое число немецких войск попало при этом в "котел", остальные отступили за Мозель.
Чтобы уравнять шансы Деверса, Паттону было предложено держать фронт на Мозеле, пока Седьмая армия займется очисткой южной части территории. Армия Паттона, после передачи нескольких дивизий Деверсу, уже не считалась достаточно сильной, чтобы оказать Седьмой армии существенную поддержку в наступлении.
Иными словами, занятие Пфальца должно было явиться бенефисом 6-й армейской группы; но Брэдли сумел воспользоваться своим возросшим за это время престижем и уговорил Эйзенхауэра не делить район боя на зоны между отдельными армейскими группами, но предоставить ему координировать свои действия с действиями своего соседа, Деверса. Деверс был согласен, и атака началась. В самую последнюю минуту Брэдли разрешил Паттону переправить некоторое количество войск через Мозель, чтобы отвлечь внимание немцев.
И вторично активная диверсия Паттона сделалась центром всей операции. Главную роль снова играла 4-я танковая. По приказу Паттона одна пехотная дивизия штурмом форсировала Мозель близ устья, и как только был наведен мост, 4-я танковая устремилась на другой берег. Темп продвижения был неплохой - тридцать две мили в первые же двадцать четыре часа. И снова колонны 4-й танковой дивизии вышли на Рейнскую низменность, на этот раз в виду Франкфурта, зайдя прямо в тыл двум немецким армиям, которые уже успели отбить первую атаку Седьмой армии Деверса.
Лишив немцев возможности удерживать их позиции в Пфальце, Паттон двинул в горы вслед за 4-й еще одну танковую дивизию, а за ней еще одну, без передышки. Противник дрогнул и стал поспешно откатываться к Рейну. Американские танковые колонны, наступая со всех сторон, врезались в гущу отступающих в беспорядке немецких войск, создавая сотни "котлов" и захватывая десятки тысяч пленных. После крушения Западного вала Седьмая армия пошла на стык с Третьей и закончила окружение немецкой группировки в районе Ландау.
Деверса протащил через Западный вал Паттон. Он преподнес Деверсу Пфальц в подарок, а сам, не задерживаясь, повернул на юг и переправился через Рейн на Франкфуртском направлении. Удар был нанесен так смело и неожиданно, что авангарды высадились почти без единого выстрела противника. Официальной датой форсирования считается 22 марта. На самом деле переправы были захвачены Третьей армией несколькими днями раньше, действиями усиленных патрулей.
Но на 23 марта назначил свой переход через Рейн сам Монтгомери, и Джорджи специально придержал сведения о форсировании реки Третьей армией, чтобы подпортить Монти эффект в прессе.
Итак, с армией, которую не считали достаточно сильной даже для существенной поддержки, Паттон выполнил всю задачу, возложенную на 6-ю армейскую группу, и превратил в комедию сложные приготовления Монтгомери к переходу Рейна на севере. Более того, усилиями Паттона и при поддержке самого Брэдли Третья армия вышла на тот путь, который давно уже облюбовал американский главнокомандующий, - путь в глубь Германии через Франкфуртский проход.
А между тем на арене Монтгомери... В то время как в центральном и южном секторах фронта происходили все эти знаменательные события, на севере тоже было очень оживленно. Напомним, что еще в начале кампании, чтобы выйти к Рейну для своей исторической переправы, Монтгомери должен был сломать последние укрепления Западного вала и очистить от немцев прилегающие территории. С этой целью он задумал классическое наступление "клещами": канадцы по дуге вдоль Рейна продвигаются к югу, а Девятая американская армия, вошедшая в состав группировки Монтгомери, сначала вклинивается по прямой севернее Кельна, а затем поворачивает на север и идет на соединение с канадцами. Таким образом, район укреплений Западного вала между Аахеном и Арнгемом оказывается блокированным, и Рейнская область на всем протяжении от Кельна до Арнгема очищается от противника. Все это должно было осуществиться в результате синхронизированной атаки в первых числах февраля. Выйдя на Рейн, Монтгомери предполагал перегруппировать свои силы, дождаться сухой погоды и форсировать реку.
Великий переход обозначался в плане шифром "Грабеж", канадская операция по очищению плацдарма получила название. "Веритабль", а американская "клешня" - название "Гранаты".
Маневр "Веритабль" должен был начаться 8 февраля, а "Граната" днем или двумя позже. Интервал между атаками был рассчитан на то, чтобы выбить немцев из равновесия. План наступления был продуман, разработан, проверен и выверен во всех деталях, с обычной для англичан тщательностью.
Но, несмотря на это, с самого начала операций "Веритабль" и "Граната" дело не пошло на лад. События развернулись не совсем так, как предполагал Монтгомери, и на этот раз не по его вине. Вспоминая обо всем этом, фельдмаршал сэр Бернард вправе был ворчать себе под нос, что он чуть было не опоздал на автобус через Рейн по милости американских "шляп". Обстоятельство, которое "прошляпили" американцы, носит название рерских плотин, и существовало задолго до того, как Монтгомери принял командование над американскими войсками на подступах к Западному валу.
Рерские гидротехнические сооружения представляют собой систему плотин к югу от Аахена. Еще за несколько месяцев до нашего выхода на реку Pep они были уже отмечены на картах главного штаба армейской группы как возможный источник неприятностей. Pep - река небольшая, но она течет среди отлогих берегов и легко разливается. Плотины предотвращают затопление, и в то же время обеспечивают выработку электроэнергии для мелких промышленных предприятий, которых много в этом районе. Разведка установила, что, если немцы взорвут эти плотины, берега Рера станут непроходимыми на месяц, а то и полтора, - в зависимости от времени года, состояния почвы и количества естественных осадков в период наводнения.
Один из офицеров разведывательного отдела, специалист по вопросам топографии, был послан от армейской группы в Первую армию (которая, по плану, должна была раньше других подойти к рерским плотинам), чтобы указать на существующую опасность. Но Первая армия в этот день была в плохом настроении и заявила: "Мы сами не хуже вас умеем читать карту. Если нам понадобится помощь разведки армейской группы, мы вас об этом уведомим. А пока что занимайтесь своим дурацким делом и к нам не суйтесь. Когда нам соизволят приказать взять эти плотины, мы их возьмем, и, вероятно, даже раньше, чем вы доберетесь сюда с приказом" Случаются в армии такие конфузы.
На беду, когда, много позже, Первой армии представился случай овладеть рерскими плотинами, у ее командования оказалось много других дел. Над плотинами господствует дорожный узел, в центре которого находится селение Шмидт. 28-я пехотная дивизия под командованием генерала Кота заняла Шмидт и сообщила в штаб, что положение в районе напряженное и разведка доносит о готовящемся контрнаступлении немцев. Генерал Кота опасался, что не сможет удержать город, в случае если контрнаступление осуществится, и просил поддержки. Его дивизия за последнее время понесла очень большие потери.
Основные силы Первой армии еще не подошли к Реру, а о плотинах и их стратегическом значении все давным-давно позабыли, и командование не видело смысла в том, чтобы особенно хлопотать из-за какого-то там Шмидта. Таких Шмидтов на карте Германии полным-полно. В подброске резервов встретились затруднения, и Кота получил приказ постараться удержать Шмидт своими силами, а если не удастся, отступить к какой-нибудь другой не менее симпатичной немецкой деревне. Контрнаступление началось. 28-я пехотная дивизия, истощенная многими неделями ожесточенных боев, была разбита, и Шмидт снова перешел в руки немцев.
Немцы хорошо знали, какое огромное значение имеет Шмидт. Только через три месяца, после двух атак силами дивизии, а затем двух атак силами корпуса, последовательно отбитых немцами, Шмидт и плотины удалось, наконец, снова захватить.
К тому времени как американский фронт придвинулся настолько, что с переднего края можно было уже разглядеть очертания рерских плотин, они успели стать у нас cause celebre.
Не было ни одного штабного инженера в штабах Первой армии и армейской группы, ни одного офицера в разведывательном или оперативном отделе, который не имел бы собственного мнения по поводу плотин: велико ли их значение, и если да, то насколько; могут ли немцы взорвать их, а если могут, сильно ли разольется река и надолго ли.
Этот разнобой в оценках привел к тому, что когда мы заняли Шмидт и вышли к озерам, расположенным выше плотин, штурм самих плотин был отменен в последний момент - как ненужный. А через несколько дней немцы разрешили все споры, взорвав плотины, причем это было сделано с таким искусным расчетом, что вода не хлынула сразу, а разливалась постепенно, и наводнение длилось много недель.
Победа заставила себя долго ждать, но сейчас она неслась на всех парах.
Всем описаниям военных действий присуще известное однообразие, и оттого рядовому читателю они неизбежно должны казаться скучными. Но если найдется читатель, способный выдержать застольную беседу в духе дедовских времен на тему о том, "как мы сражались", когда ножи, вилки и ложки изображают корпуса и дивизии, а опрокинутые вверх дном тарелки и стаканы долины и горы, - такому читателю я решусь предложить рассказ о кампании, которая привела американцев из-за Рейна на Эльбу.
Эта кампания как бы подводила итог долгим спорам о том, кто лучше и разумнее воевал на континенте. Здесь во всем - в расчете времени, в самом ведении операций - сказались черты, которые должны были бы вновь возвысить в глазах мира старинные американские добродетели: честность и упорство, чуть сдобренные для приправы хитрецой и юмором янки. Омар Брэдли всей своей линией поведения в эту кампанию напомнил мне Веньямина Франклина при французском дворе. Он проявил остроту и проницательность ума в сочетании с простотою и прямолинейностью характера. Он отлично разбирался и в сложной путанице противоречивых стремлений и интересов в главных ставках, и в труднейших перипетиях самой кампании, - и ни разу, ни на мгновение не утратил своего чувства реальности. Он все время оставался американцем до мозга костей, никогда не забывал о родной стране и всегда был на уровне тех задач, которые ему приходилось решать.
Гала-представление, которым закончилась война, было разыграно на трех аренах. С марта до мая действие происходило на всех трех одновременно.
На северной арене шел номер Монтгомери - сенсационная переправа через Рейн, успех которой был заранее подготовлен рекламой и газетной шумихой. Но когда номер начался, - а он действительно был хорошо поставлен и сошел удачно, - никто его не смотрел: внимание зрителей было отвлечено более волнующим аттракционом на других аренах - центральной, где действовала Первая армия, и южной, где подвизалась Третья.
В программе - как и во все почти время кампании - был еще дополнительный номер; его исполняла американская 6-я армейская группа Деверса, которая высадилась 15 августа на юге Франции, прошла вверх по течению Роны и заняла свое место на южном участке германского фронта. В состав 6-й армейской группы входили американская Седьмая армия и французская Первая. Этот дополнительный номер был сильным номером, и будущие авторы героических новелл о войне почерпнут немало сюжетов из истории франко-американского похода. 6-я армейская группа освободила значительную часть французской территории, истребила великое множество немцев и захватила несколько сот тысяч пленных. Она сделала нужное и важное дело. Но в программу циркового зрелища истории она все же вошла лишь как дополнительный номер, и таким и осталась - от момента высадки на Ривьере до заключительной полушуточной, полусерьезной ссоры с французским правительством из-за того, кому будет принадлежать честь (и преимущество) взятия Штутгарта.
Без 6-й армейской группы война на континенте не могла быть выиграна; но не 6-я армейская группа выиграла эту войну. Она оставалась привеском до самого конца своего боевого пути, и даже почетная привилегия - принять сдачу германских войск на своем участке фронта - ей не досталась: фельдмаршал Александер и генерал Марк Кларк пожали плоды победы, которую 6-я армейская группа начала готовить до своей переброски во Францию. Кампания, закончившаяся этой победой, была, пожалуй, самая ожесточенная, кровопролитная, трудная и тягостная за всю войну, включая и тихоокеанский театр: это была кампания против Кессельринга в Италии, двадцать месяцев непрерывных боев от носка итальянского сапога до подножия Альп.
Вот, вкратце, что произошло на американских аренах циркового представления, закончившего войну.
Арена Паттона. Как мы уже видели, Паттон начал с того, что, получив приказ об активной обороне, прошел почти до середины неприступного и непроходимого Эйфеля. А когда он прошел до середины Эйфеля, Эйзенхауэру ничего не осталось, как только санкционировать задним числом его продвижение - разрешить ему быть там, где он уже без разрешения находился. Сверх того Джорджи добился права послать в наступление одну танковую колонну, в виде эксперимента, - посмотреть, что из этого выйдет. Выбор его пал на 4-ю танковую, уже успевшую прославиться в этой войне. 6 марта 4-я танковая пошла в наступление и за два дня покрыла пятьдесят миль, отделявшие ее от Рейнской низменности в районе Кобленца. Путь ее лежал по такой труднопроходимой местности, что танкам пришлось тащить на буксире даже могучие 2,5-тонные трехосные грузовики - самые сильные машины, когда-либо построенные человеком. 4-я танковая шла к Рейну с такой быстротой, что отступающая немецкая парашютная дивизия, которую она обогнала по дороге, никак не могла за ней угнаться и явилась на Рейн, только когда американцы уже прочно закрепились на берегу.
Итак, на арене Паттона Третья армия с легкостью и изяществом совершила воздушный акт под куполом и одной рукой уцепилась за трапецию Рейна. Между тем на соседней арене готовился другой трюковой номер - переход по канату через Ремагенский мост. Подготовка к этому номеру заключалась в следующем:
Арена Ходжеса. В феврале Монтгомери принял все меры к тому, чтобы прочно удержать Брэдли на месте. Фельдмаршал сэр Бернард снова занялся изданием приказов через Эйзенхауэра, и Брэдли получил строжайшее предписание озаботиться зашитой южного фланга предстоящего наступления англичан. Во избежание недоразумений, Монтгомери точно разъяснил американцам, что от них требуется: Первая армия Ходжеса, наступая от Аахена, должна форсировать реку Pep, огибающую с запада Рейнскую низменность, и идти в направлении на Кельн - до половины пути, до реки Эрфт, которая правильным полукругом обрезает Рейнскую низменность перед Кельном. В этом месте, по данным воздушной разведки, противник возводил сложные полевые укрепления, и здесь Первая армия должна была закрепиться на захваченных позициях.
Монтгомери полагал, что это ограниченное продвижение исчерпает все возможности Первой армии; должно быть именно потому в приказе Эйзенхауэра не было оговорено, что дальше ей двигаться не разрешается. Приказ только подчеркивал, что позиции на Эрфте должны быть прочно закреплены любой ценой, для того чтобы Монтгомери мог не опасаться флангового удара с юга.
На самом же деле события приняли вот какой оборот: в назначенный срок - назавтра после дня рождения Вашингтона - Первая армия форсировала Pep и устремилась дальше с такой быстротой, что, не останавливаясь на Эрфте, буквально смела немецкие позиции на другом берегу и несколько часов спустя уже находилась в предместьях Кельна.
Точно так же, как в свое время Брэдли подсказал Паттону вольное истолкование приказа об "активной обороне", - он теперь дал понять Ходжесу, что, выполнив обязательства перед Монтгомери (то есть, дойдя до Эрфта), тот дальше свободен в своих действиях. Он может взять Кельн, может захватить какой-нибудь мост через Рейн - если там найдется хоть один целый. Все эти указания Брэдли шли вразрез с приказами Эйзенхауэра, строго предписывавшими оставаться на западном берегу Рейна.
Не прошло и нескольких часов, как в армии распространился слух о том, что разрешается захватывать мосты через Рейн. Каждый корпусный и дивизионный командир Первой армии, а за ними все полковые и батальонные командиры стали строить планы захвата. Вот это была война во вкусе американцев - двигаться, наступать, захватывать! Шесть долгих месяцев, за редкими исключениями, они только и слышали: "Остановитесь!" "Задержитесь!" "У нас нет для вас боеприпасов!" - красный огонь светофора сменялся желтым, а желтый опять красным, зеленый не появлялся почти совсем. И вот, наконец, здесь, на Рейнской низменности, загорелся перед ними зеленый огонь - раз и навсегда. "Вперед, в Германию, и снова вперед!"
Брэдли прекрасно учел обстановку и сделал выводы. Его приказы, напоминаю, что письменных приказов не было, а была просто договоренность между командирами и по всем звеньям системы управления, - давали именно то, чего требовала обстановка. У Монтгомери были все преимущества, была приданная ему на усиление Девятая американская армия, британский и американский флоты и столько авиации, сколько физически можно было сосредоточить над одним участком европейской территории, - и тем не менее, он продолжал вопить, требуя у Эйзенхауэра еще саперных батальонов, еще то одного, то другого, утверждая, что иначе он вообще не может выступить против страшных немцев. Сам Эйзенхауэр хотел, во что бы то ни стало очистить Рейнскую низменность, прежде чем двигаться дальше. Но Брэдли был убежден, что страшные немцы уже при последнем издыхании, а потому сейчас самое время дать волю командирам, и - вперед, каждый за себя!
Брэдли был прав, и это наглядно подтвердилось. Первые прорвавшиеся колонны американцев привели в замешательство немецкое командование. Вся обстановка на Рейнской низменности менялась так стремительно, что спустя двадцать четыре часа после начала наступления немцам стало ясно: принять бой они не могут, и единственный путь - отходить за Рейн и взрывать за собой мосты.
Захват Ремагенского моста подвижной колонной 9-й американской танковой дивизии, ударившей на юго-восток после прорыва на Рере, вовсе не был случайной удачей, как это могло показаться читателям газет, или даже профессиональным военным, где-нибудь за три тысячи миль от места действия. Рейнские мосты - грандиозные сооружения, и хлопушками такой мост не взорвешь. Даже когда сделана вся предварительная подготовка для взрыва при отступлении, выбор момента представляет одну из труднейших задач во всей практике военного дела. Какой-нибудь арьергард должен остаться и быть предоставленным своей судьбе - умереть, сдаться в плен или вплавь переправиться через Рейн, для чего нужно быть, по крайней мере, рекордсменом.
Когда Первая армия форсировала Pep, на Рейне еще было с десяток мостов, годных для переправы. Каждый американский командир облюбовал какой-нибудь из них, надеясь захватом его увенчать свою боевую карьеру. На многие мосты пришлось даже по два, по три претендента. Состязание по захвату моста через Рейн велось по всем традициям американских прерий. Выстрел возвестил, что старт дан, и можно было держать пари, что одна из американских колонн пробьется сквозь общую свалку и переправится через мост прежде, чем будет включен ток в детонатор. И 9-я танковая выиграла состязание.
Мост ей достался трудный - он сильно пострадал от наших бомбежек, и сами немцы, еще за месяц до нашего прихода, объявили его ненадежным для тяжелого транспорта. Правда, весь этот месяц немцы усиленно его ремонтировали, предвидя возможное отступление, так что, когда мы его захватили, танки с грехом пополам могли по нему пройти.
Так же и по своему месторасположению Ремагенский мост был самым неудобным для переправы. Его восточный конец упирался в крутые, обрывистые горы, которые при хорошей системе укреплений, взять приступом почти невозможно. Однако, именно по причине их неприступности, немцы не укрепили этих гор. После первой же атаки американцы очутились на ближайшем гребне.
И все же один из старших американских офицеров вместо почестей и наград получил снижение в чине за то лишь, что не продвинулся со своей частью дальше в течение первых сорока восьми часов. Мост несколько дней находился под обстрелом немецких батарей.
Гитлер лично задался целью сбить нас с Ремагенского предмостного укрепления и не щадил для этого усилий. Несколько дней мы все опасались, что дело кончится плохо.
Ремагенский мост скончался от ран через десять дней после того, как мы его взяли. Но и десяти дней оказалось достаточно. За это время успели навести два понтонных моста, и Первая армия прочно закрепилась на восточном берегу Рейна. Немцы, в ярости и страхе, как бы ремагенское предмостное укрепление не послужило плацдармом для нового прорыва, принялись оголять весь Рейнский фронт, сосредоточивая силы против нас. Местные резервы, поджидавшие Монтгомери, снялись с места и двинулись на юг, чтобы задержать Ходжеса.
Снова на арене Паттона. Для Джорджи Паттона это была большая незадача: ведь наступление на Рейнскую низменность начали его войска, и они же прорвали немецкую оборону в горах еще до удара на севере, а честь первой переправы через Рейн досталась солдатам Ходжеса. Но, несмотря на эту неприятность, Джорджи продолжал заниматься своим делом - и весьма успешно. А его дело было - выйти к Франкфуртскому проходу.
Немецкая армия, разбитая Паттоном в лесах Эйфеля, отступала не за Рейн, а на юго-восток за Мозель. Река Мозель течет к Рейну под прямым углом и образует одну из границ куска сильно пересеченной местности, которую с двух других сторон замыкают Рейн и Саар. Местность эта носит название Пфальц, и Франкфурт лежит по ту сторону Рейна, против ее северо-восточного угла. Хотя Паттон и вышел уже на Рейн, ему предстояло выдержать еще одно большое сражение, прежде чем устремиться к своей заветной цели Франкфуртскому проходу.
Как и тогда, перед Эйфелем, приказа о продвижении Паттон не получил. Снова ему было предписано задержаться - на этот раз на Мозеле, - и снова Брэдли нашел для него способ обойти и СХАЭФ и немецкую армию.
Южный край Пфальца идет по границе Германии. В этом секторе 6-я армейская группа Джеки Деверса уперлась в Западный вал и остановилась. Именно здесь, во время арденнского наступления, Гиммлер лично стал во главе немецких эсэсовских войск и предпринял диверсию, настолько успешную, что в результате ее американская Седьмая армия вынуждена была отступить к линии Мажино. Это произошло всего за несколько дней до того, как русское наступление заставило немцев прекратить начатые действия и отойти в противоположном направлении - назад к Западному валу. Все эти обстоятельства задели за живое Деверса и Пэтча (командующего Седьмой армией), и они уговорили Эйзенхауэра дать им несколько дивизий Паттона, чтобы укрепить южный фланг американского фронта и начать наступление на Пфальц. Эффект коронного номера англичан на севере не должен был пострадать от этого наступления, - напротив, оно им шло на пользу, так как, во-первых, ослабляло Омара, во-вторых, отвлекало противника на юг. Монтгомери не стал возражать.
Удар 6-й армейской группы на Пфальц был задуман как развернутое наступление на очень широком фронте и должен был отогнать немцев назад за Рейн. Он планировался целый месяц, но когда все уже было готово, Паттон взял Трир, прорвав Западный вал на юге, и вступил в Эйфель. Большое число немецких войск попало при этом в "котел", остальные отступили за Мозель.
Чтобы уравнять шансы Деверса, Паттону было предложено держать фронт на Мозеле, пока Седьмая армия займется очисткой южной части территории. Армия Паттона, после передачи нескольких дивизий Деверсу, уже не считалась достаточно сильной, чтобы оказать Седьмой армии существенную поддержку в наступлении.
Иными словами, занятие Пфальца должно было явиться бенефисом 6-й армейской группы; но Брэдли сумел воспользоваться своим возросшим за это время престижем и уговорил Эйзенхауэра не делить район боя на зоны между отдельными армейскими группами, но предоставить ему координировать свои действия с действиями своего соседа, Деверса. Деверс был согласен, и атака началась. В самую последнюю минуту Брэдли разрешил Паттону переправить некоторое количество войск через Мозель, чтобы отвлечь внимание немцев.
И вторично активная диверсия Паттона сделалась центром всей операции. Главную роль снова играла 4-я танковая. По приказу Паттона одна пехотная дивизия штурмом форсировала Мозель близ устья, и как только был наведен мост, 4-я танковая устремилась на другой берег. Темп продвижения был неплохой - тридцать две мили в первые же двадцать четыре часа. И снова колонны 4-й танковой дивизии вышли на Рейнскую низменность, на этот раз в виду Франкфурта, зайдя прямо в тыл двум немецким армиям, которые уже успели отбить первую атаку Седьмой армии Деверса.
Лишив немцев возможности удерживать их позиции в Пфальце, Паттон двинул в горы вслед за 4-й еще одну танковую дивизию, а за ней еще одну, без передышки. Противник дрогнул и стал поспешно откатываться к Рейну. Американские танковые колонны, наступая со всех сторон, врезались в гущу отступающих в беспорядке немецких войск, создавая сотни "котлов" и захватывая десятки тысяч пленных. После крушения Западного вала Седьмая армия пошла на стык с Третьей и закончила окружение немецкой группировки в районе Ландау.
Деверса протащил через Западный вал Паттон. Он преподнес Деверсу Пфальц в подарок, а сам, не задерживаясь, повернул на юг и переправился через Рейн на Франкфуртском направлении. Удар был нанесен так смело и неожиданно, что авангарды высадились почти без единого выстрела противника. Официальной датой форсирования считается 22 марта. На самом деле переправы были захвачены Третьей армией несколькими днями раньше, действиями усиленных патрулей.
Но на 23 марта назначил свой переход через Рейн сам Монтгомери, и Джорджи специально придержал сведения о форсировании реки Третьей армией, чтобы подпортить Монти эффект в прессе.
Итак, с армией, которую не считали достаточно сильной даже для существенной поддержки, Паттон выполнил всю задачу, возложенную на 6-ю армейскую группу, и превратил в комедию сложные приготовления Монтгомери к переходу Рейна на севере. Более того, усилиями Паттона и при поддержке самого Брэдли Третья армия вышла на тот путь, который давно уже облюбовал американский главнокомандующий, - путь в глубь Германии через Франкфуртский проход.
А между тем на арене Монтгомери... В то время как в центральном и южном секторах фронта происходили все эти знаменательные события, на севере тоже было очень оживленно. Напомним, что еще в начале кампании, чтобы выйти к Рейну для своей исторической переправы, Монтгомери должен был сломать последние укрепления Западного вала и очистить от немцев прилегающие территории. С этой целью он задумал классическое наступление "клещами": канадцы по дуге вдоль Рейна продвигаются к югу, а Девятая американская армия, вошедшая в состав группировки Монтгомери, сначала вклинивается по прямой севернее Кельна, а затем поворачивает на север и идет на соединение с канадцами. Таким образом, район укреплений Западного вала между Аахеном и Арнгемом оказывается блокированным, и Рейнская область на всем протяжении от Кельна до Арнгема очищается от противника. Все это должно было осуществиться в результате синхронизированной атаки в первых числах февраля. Выйдя на Рейн, Монтгомери предполагал перегруппировать свои силы, дождаться сухой погоды и форсировать реку.
Великий переход обозначался в плане шифром "Грабеж", канадская операция по очищению плацдарма получила название. "Веритабль", а американская "клешня" - название "Гранаты".
Маневр "Веритабль" должен был начаться 8 февраля, а "Граната" днем или двумя позже. Интервал между атаками был рассчитан на то, чтобы выбить немцев из равновесия. План наступления был продуман, разработан, проверен и выверен во всех деталях, с обычной для англичан тщательностью.
Но, несмотря на это, с самого начала операций "Веритабль" и "Граната" дело не пошло на лад. События развернулись не совсем так, как предполагал Монтгомери, и на этот раз не по его вине. Вспоминая обо всем этом, фельдмаршал сэр Бернард вправе был ворчать себе под нос, что он чуть было не опоздал на автобус через Рейн по милости американских "шляп". Обстоятельство, которое "прошляпили" американцы, носит название рерских плотин, и существовало задолго до того, как Монтгомери принял командование над американскими войсками на подступах к Западному валу.
Рерские гидротехнические сооружения представляют собой систему плотин к югу от Аахена. Еще за несколько месяцев до нашего выхода на реку Pep они были уже отмечены на картах главного штаба армейской группы как возможный источник неприятностей. Pep - река небольшая, но она течет среди отлогих берегов и легко разливается. Плотины предотвращают затопление, и в то же время обеспечивают выработку электроэнергии для мелких промышленных предприятий, которых много в этом районе. Разведка установила, что, если немцы взорвут эти плотины, берега Рера станут непроходимыми на месяц, а то и полтора, - в зависимости от времени года, состояния почвы и количества естественных осадков в период наводнения.
Один из офицеров разведывательного отдела, специалист по вопросам топографии, был послан от армейской группы в Первую армию (которая, по плану, должна была раньше других подойти к рерским плотинам), чтобы указать на существующую опасность. Но Первая армия в этот день была в плохом настроении и заявила: "Мы сами не хуже вас умеем читать карту. Если нам понадобится помощь разведки армейской группы, мы вас об этом уведомим. А пока что занимайтесь своим дурацким делом и к нам не суйтесь. Когда нам соизволят приказать взять эти плотины, мы их возьмем, и, вероятно, даже раньше, чем вы доберетесь сюда с приказом" Случаются в армии такие конфузы.
На беду, когда, много позже, Первой армии представился случай овладеть рерскими плотинами, у ее командования оказалось много других дел. Над плотинами господствует дорожный узел, в центре которого находится селение Шмидт. 28-я пехотная дивизия под командованием генерала Кота заняла Шмидт и сообщила в штаб, что положение в районе напряженное и разведка доносит о готовящемся контрнаступлении немцев. Генерал Кота опасался, что не сможет удержать город, в случае если контрнаступление осуществится, и просил поддержки. Его дивизия за последнее время понесла очень большие потери.
Основные силы Первой армии еще не подошли к Реру, а о плотинах и их стратегическом значении все давным-давно позабыли, и командование не видело смысла в том, чтобы особенно хлопотать из-за какого-то там Шмидта. Таких Шмидтов на карте Германии полным-полно. В подброске резервов встретились затруднения, и Кота получил приказ постараться удержать Шмидт своими силами, а если не удастся, отступить к какой-нибудь другой не менее симпатичной немецкой деревне. Контрнаступление началось. 28-я пехотная дивизия, истощенная многими неделями ожесточенных боев, была разбита, и Шмидт снова перешел в руки немцев.
Немцы хорошо знали, какое огромное значение имеет Шмидт. Только через три месяца, после двух атак силами дивизии, а затем двух атак силами корпуса, последовательно отбитых немцами, Шмидт и плотины удалось, наконец, снова захватить.
К тому времени как американский фронт придвинулся настолько, что с переднего края можно было уже разглядеть очертания рерских плотин, они успели стать у нас cause celebre.
Не было ни одного штабного инженера в штабах Первой армии и армейской группы, ни одного офицера в разведывательном или оперативном отделе, который не имел бы собственного мнения по поводу плотин: велико ли их значение, и если да, то насколько; могут ли немцы взорвать их, а если могут, сильно ли разольется река и надолго ли.
Этот разнобой в оценках привел к тому, что когда мы заняли Шмидт и вышли к озерам, расположенным выше плотин, штурм самих плотин был отменен в последний момент - как ненужный. А через несколько дней немцы разрешили все споры, взорвав плотины, причем это было сделано с таким искусным расчетом, что вода не хлынула сразу, а разливалась постепенно, и наводнение длилось много недель.