Об исторических данных и прежде всего о сагах я уже говорил выше. Как мне казалось, по сагам и другим источникам выходило, что Лейв Эрикссон построил свои большие дома на севере Ньюфаундленда, и там, в районе, очевидно, тождественном Винланду, останавливались последующие экспедиции. Исходя из такого толкования, я снарядил свои экспедиции, и на северной оконечности Ньюфаундленда в самом деле были обнаружены остатки норманнского жилья.
«Сага о гренландцах» сообщает, что отряды Торвальда, Торфинна Карлсефни и Фрёйдис селились в Винланде в домах, построенных Лейвом Эрикссоном. В Ланс-о-Мидоузе найдено скандинавское пряслице – доказательство того, что здесь были женщины и была шерсть. Торфинн Карлсефни вез с собой женщин и вез скот, по всей вероятности, овец. Наряду с этим мы видим в саге элементы, которые на первый взгляд могут вызвать удивление. Почему сага, основанная на рассказах опытных мореходов, так скупо описывает маршрут до домов Лейва Эрикссона в Винланде? Ведь речь идет о плавании к далеким чужим берегам, где много фьордов, бухт и островков, среди которых может запутаться и современный лоцман. Так как же могли экспедиции по приводимому в саге схематическому описанию пути найти дома Лейва – крохотный ориентир, затерявшийся в необозримом краю?
В «Саге о гренландцах» читаем, что Лейв отказался отдать Торфинну Карлсефни и Фрёйдис свои дома в Винланде и разрешил только пользоваться ими. Очевидно, дома представляли для него какую-то ценность, и он считал, что без особого труда сможет их отыскать. Здесь, как и во многих других случаях, действительность подтверждает достоверность саги. Маршрут в самом деле очень прост, я уже указывал: пройдя через Девисов пролив, винландцы должны были только не терять из виду землю на западе. И сперва идти вдоль побережья Баффиновой Земли с прилегающими островами, потом плыть на юг мимо берегов Лабрадора, пока прямо по курсу не возникал Ньюфаундленд. Тут безошибочным ориентиром служил Сакред-Айленд, а сразу за ним лежал Ланс-о-Мидоуз. Только и всего. Сидя в своем доме в Гренландии, Лейв Эрикссон мог так же немногословно, как это сделано в саге, дать вполне надежное навигационное описание.
В сагах есть сведения о районе, где Лейв Эрикссон построил свои дома. К ним, особенно к географическим данным, надо относиться осторожно, потому что вдоль побережья много мест, к которым они приложимы. Взволнованные и обрадованные своим открытием, Лейв Эрикссон и его люди очень хвалят новую страну, пожалуй, даже перехваливают ее, как это часто бывало, когда европейцы осваивали Северную Америку. Если он в самом деле пришел в Ланс-о-Мидоуз и если лето было таким же солнечным, как когда мы впервые приплыли туда, новый край должен был произвести сильное впечатление на обитателей арктического острова. Тем более что раньше здесь лес доходил до самого моря.
Из саги видно, какое значение Лейв Эрикссон придавал пастбищу, а луга Ланс-о-Мидоуза не знают себе равных в этой северной области. Винландцы рассказывали, что у домов Лейва скот может всю зиму пастись на воле; я говорил выше, что раньше в Ланс-о-Ми-доузе так и было. Есть здесь и лосось, и он крупнее гренландского, как читаем в саге. Очень много диких ягод, из них вполне можно было делать вино.
Вот как описано прибытие Лейва Эрикссона в Винланд: «...Пошли к ней, и встретился им остров, лежащий к северу от той земли. Они высадились на него, осмотрелись, погода была хорошая. Трава была покрыта росой, и некоторые, смочив ею руки, подносили ко рту и говорили, что никогда не пробовали такой сладости. Потом они вернулись на корабль и вошли на нем в пролив, разделяющий остров и мыс, который протянулся от большой земли на север. Они поплыли западнее мыса. В отлив здесь было очень мелко. Корабль сел на мель, и море оказалось далеко. Но им так не терпелось ступить на берег, что они не стали дожидаться прилива, а добежали до суши там, где из озера вытекала речка...»
В этом ярком и красочном описании немало особенностей, отвечающих Ланс-о-Мидоузу. Здесь есть обращенный к северу мыс, есть остров к северу от мыса. И залив перед террасой, где стояли постройки, настолько мелок, что в отлив на большом протяжении обнажается дно.
В саге сказано также, что Лейв Эрикссон возвел в Винланде «большие дома». Многие из домов Ланс-о-Мидоуза поражают своими размерами, если учесть, что они были построены в далеком глухом краю, на северной оконечности Ньюфаундленда.
Теперь допустим, что в Ланс-о-Мидоузе обосновался совсем другой, не известный нам норманнский отряд. Судя по домам, экспедиция должна была быть многочисленной. И отряд пришел в тот самый район, где, если верить навигационным описаниям и другим данным, построил свои дома Лейв Эрикссон. Как и в отряде Карлсефни, в нем должны были участвовать женщины (пряслице). Еще поразительное совпадение: плавание неизвестного отряда, судя по радиоуглеродному анализу и археологическим данным, состоялось одновременно с походами, о которых рассказывают саги. Наконец, сказители должны были начисто пренебречь столь крупной экспедицией и ограничиться другими. Это странно.
Как и в других подобных случаях, здесь трудно доказать строго научно, что жилье принадлежало определенным, исторически известным лицам. Однако ряд признаков свидетельствует о том, что Лейв Эрикссон построил свои большие дома именно в Ланс-о-Мидоузе и что северная часть Ньюфаундленда тождественна Винланду саг.
Но не это существенно. Главное то, что археологический и радиоуглеродный анализы показывают: дома в Ланс-о-Мидоузе принадлежали норманнам и были выстроены в доколумбовы времена, около 1000 года.
О ЛЮДЯХ
Возникает много вопросов, на которые нелегко ответить. Как далеко на юг ходили винландцы из своей базы на севере Ньюфаундленда? «Сага об Эрике Рыжем» рассказьшает, что Торфинн Карлсефни предпринял большой исследовательский поход на юг. «Сага о гренландцах» сообщает, что и Лейв Эрикссон, и Торвальд делали вылазки из домов Лейва; естественно предположить, что и эти пытливые мореходы не считались с расстояниями. Точно сказать ничего нельзя, но корабли викингов отличались быстрым ходом.
Нам неизвестно также, достигали ли позже норманны таких южных районов, как Массачусетс, Род-Айленд, Нью-Йорк и так далее. Но это вполне возможно. Гренландская община просуществовала около пятисот лет, переживая нарастающие трудности, а тут – хорошо известный простой маршрут в сопредельную страну с благоприятными природными условиями. К тому же берега Северной Америки сами указывали путь на юг.
Мы очень мало знаем о поздних плаваниях. Вспомним епископа Эрика, вышедшего в 1121 году из Гренландии разыскивать Винланд. Или сообщение от 1347 года о маленьком корабле, который, побывав в Маркланде, пришел сперва в Исландию, потом в Норвегию. Что побуждало норманнов из века в век ходить в Северную Америку? Они могли рубить там лес, охотиться на моржей и на пушного зверя, а может быть выплавляли железо из болотной руды или торговали с туземцами. Не исключено, что, когда в Гренландии стало плохо жить, кое-кто совсем переселился в Америку. Некоторые источники как будто указывают на это. Наверно, со временем взгляд норманнов на коренных жителей изменился, и это облегчило переселение. Для первых винландцев туземцы были людьми непонятными и страшными, но после того как эскимосы продвинулись вдоль западного побережья Гренландии на юг и даже обосновались в заселенной области, норманны свыклись и, наверно, даже торговали с ними. Тем, кто в эти годы отправлялся в Северную Америку, было гораздо проще поладить с эскимосами и индейцами, чем первым винландцам.
Если переселение состоялось, что было дальше?
Возможно, эскимосы или индейцы перебили норманнов. Ведь у норманнов, в отличие от людей Колумба, не было огнестрельного оружия, они должны были сражаться с противником, который численностью намного их превосходил. Можно даже сказать, что каменное и костяное оружие туземцев давало им преимущество: потерял в бою – ничего страшного, новое изготовить недолго. На худой конец, норманны тоже могли сделать из кости наконечники для стрел и копий, но изготовлению мечей, ножей и секир предшествовал долгий и сложный процесс выплавки металла. Так что для норманнов потеря их лучшего оружия была невосполнима.
Есть и другая вероятность: переселенцы могли со временем смешаться с коренным населением. Среди эскимосок и индианок много красивых женщин. Если маленькая норманнская община долго поддерживала более или менее мирные отношения с североамериканскими жителями, смешанных браков нельзя было избежать. А когда связь с другими норманнскими народами оборвалась, культура более многочисленных туземцев взяла верх.
Пока что в Северной Америке не найдено других неоспоримо норманнских следов, но не исключено, что находки будут еще сделаны и позволят судить о давно минувшем.
В ранних записках европейцев о Ньюфаундленде попадаются озадачивающие места. Речь идет о цвете кожи коренных жителей, его называли белым или светлым, и цвете волос – черном, коричневом и желтом. Конечно, в старинных источниках много недостоверного, и я не стал бы на этом задерживаться, если бы названные характеристики не повторялись в разных сообщениях, относящихся к начальной поре повторного открытия, когда рано было говорить о заметном смешении с европейцами. К тому же беотуки из-за бесчинств белых вскоре объявили им войну и изолировались.
Опасно делать выводы, исходя из таких данных, и я не отваживаются на это. И все же эти данные настолько любопытны, что стоит о них упомянуть. Тем более что речь идет о Ньюфаундленде, том самом острове, где открыто поселение норманнов.
Семнадцатого октября 1501 года Альберто Кантино сообщал из Лиссабона герцогу Феррарскому об экспедиции Гаспара Кортереаля, только что возвратившейся с Ньюфаундленда и привезшей пятьдесят семь пленных туземцев: «... У женщин маленькие груди и очень красивое тело и довольно привлекательное лицо. Кожа, скорее, белая, тогда как мужчины заметно смуглее...».
Около 1500 года португалец Дамиано Гуэс в «Chronica do felicissimo Rey Dom Emanuel» писал о туземцах, которых встретил его современник Гаспар Кортереаль:
«Народы той страны чрезвычайно варварские и дикие, вроде туземцев Санта-Крус, с той разницей, что они белые, но под влиянием холода белый цвет с возрастом исчезает, и они становятся смуглыми...»
В связи с открытием Джона Кабота Ричард Иден в своем труде «Избранные места из описаний Нового света» (1555 г.) говорит: «...Так, Иаков Бастальди пишет: страна Новый Баккалай – холодная область, населенная язычниками, которые молятся солнцу и луне, и разным богам. Они белые и совсем дикие...»
Ссылаясь на вышедшую в конце XVI века «Хронику» Роберта Фабиана, Хэклюит сообщает любопытную вещь, связанную с плаваниями Себастиана Кабота. Там, где говорится о семнадцатом годе правления Генриха VII (1501-1502 гг.), читаем: «И в этом году доставили к королю трех человек, взятых на только что открытом острове... Они были одеты в звериные шкуры и ели сырое мясо, говорили на языке, которого никто не понимал, и вели себя, словно дикие звери. Король держал их некоторое время, и через два года я видел двух из них в Вестминстерском дворце, одетыми на английский лад, и я не мог их отличить от англичан, пока мне не сказали, кто это. Что же до их речи, то при мне они не произнесли ни слова».
Согласно Хэклюиту, Иоанн Альфонс писал о туземцах: «Это рослые, хорошо сложенные люди, совсем белые, но все нагие, а будь они одеты, как французы, то показались бы такими же белыми и светловолосыми...».
В географии Птолемея, изданной Пьетро Андреа Маттиоли в Венеции в 1547-1548 годах, на карте Терра Новы читаем: «Терра Нова, страна трески, – холодный край. Обитатели ее язычники, одни молятся солнцу, другие луне и всяким иным богам. Это светлокожее племя, но дикое...»
Джон Ги рассказывал, как он в 1612 году встретил беотуков, которые в ту пору стояли на очень низком уровне развития. Он сообщает, что они смуглые, но добавляет: «...цвет волос у них был разный, у одних черный, у других коричневый, у третьих желтый...»
Здесь стоит также напомнить про обломок меча, найденный в 1501 году экспедицией Гаспара Кортереаля у туземцев Ньюфаундленда.
Облик норманнов, тысячу лет назад живших в домах Ланс-о-Мидоуза, нельзя воссоздать.
Но, очевидно, это был крепкий народ, привычный к тяжелому труду, никогда не теряющийся, смекалистый и сноровистый, как и подобает морякам, которые в самую скверную погоду должны быстро маневрировать рулем и парусом, спокойный и рассудительный в минуту опасности. Конечно, они могли и вспылить, и проявить жестокость, особенно, если была задета честь человека и его рода. Когда нужно действовать, не до чувств.
И, наверно, были в этом обществе привилегированные лица и маленькие люди, которым приходилось многое переносить. Во всяком случае, подлинная картина отнюдь не сводится к портрету вояки, каким потомки рисовали в сагах человека эпохи викингов.
В мире винландца главное место занимали родной дом, жена и дети, любовь, дружба, родовые традиции. И были у него свои мечты, пусть даже несколько отличные от наших.
В конечном счете разница между людьми не так велика.
Море отделяло винландцев от родных и близких в Гренландии, и мысль об этом не покидала их, но они старались ее заглушить. И покуда все ладилось, это было не трудно для молодых людей, которые крепко стояли на собственных ногах. Потомственных мореходов манила новизна чужих берегов, а в Винланде они вполне могли утолить жажду романтики. Куда ни повернись – кругом новые земли с лесами и рыбными реками, стадами карибу на склонах гор. Страна без конца и края.
Их первой заботой было добыть себе пропитание в диком краю. Та же задача, которую решал человек каменного века. По родной Гренландии они были хорошо знакомы и с охотой, и с рыболовством, но тут их ожидали новые проблемы. Где кочуют оленьи стада? Где лучшие места для промысла тюленей? Охота в больших лесах тоже была непривычным делом для жителей арктического острова.
Ну, а женщины – каково было им?
Примечательно, что женщины эпохи викингов часто выходили вместе с мужьями в опасные дальние плавания. Для этого требовался немалый запас сил, в том числе душевных. Норманки участвовали в походе Карлсефни в Винланд, и в диком краю на их плечи ложилось ничуть не меньшее бремя, чем на плечи эскимосок и индианок. Кстати, тогдашние женщины были так же опасны, как нынешние.
О походе Карлсефни «Сага об Эрике Рыжем» рассказывает, что между мужчинами начались распри из-за женщин. Мне это место саги кажется особенно достоверным.
Одна норманка – красавица Гудрид, жена Карлсефни, – родила в Винланде сына. Мальчика назвали Снорри; насколько мы знаем, это первый европеец, родившийся в Северной Америке. Не исключено, что он появился на свет в одном из домов Ланс-о-Мидоуза.
Но жизнь маленькой общины в Винланде не была безоблачной. Охотники встречали следы палаток, находили каменные орудия, раз между островами промелькнула стройная лодка. Видно, здесь обитает кто-то еще... Что это за люди? Надо быть начеку, держать оружие наготове. Всякое может случиться... Если к этому добавить, что охота не всегда была удачной, то, наверно, в душу этих людей, задержавшихся на чужбине, иногда закрадывалась грусть.
Но дни текли, каждый был занят своим, и мало-помалу, мужчины и женщины освоились с жизнью в чужой стране. Перебросив лук через плечо и захватив копье, охотник шел через лес, через горы за оленем. И возвращался, сгибаясь под тяжестью туши. Другие шли на лодках ловить рыбу и бить гарпуном тюленя. Женщины сидели в домах, сшивали дубленые шкуры, стряпали, время от времени выходили посмотреть – не видать ли охотников? За рекой раздавался мерный стук молота, там работал кузнец.
А вечером все собирались у длинного очага, смотрели на пляшущие языки пламени, на плывущий к потолку дым, говорили об окружающей их новой, своеобразной стране, о том, что бередило душу.
Прыгаю по камням через Черную Утку и поднимаюся к кузнице на гребне террасы. Провожу рукой по наковальне – плоскому камню, оббитому с одного конца. Потом останавливаюсь возле ямы, в которой выжигали древесный уголь, поднимаю уголек и разглядываю изящные годовые кольца. Иду к площадкам, где тысячу лет назад жили люди, к очагам, к маленьким угольным камерам, сделанным так старательно, к земляным печам, которые начиняли углями, потом мясом и засыпали сверху. Если бы хоть что-то из всего этого могло заговорить!
На этих земляных нарах у длинного очага сидели люди и толковали о своей жизни. И когда море, острова и леса тонули в ночном мраке, они кутались в шкуры и засыпали. Последний немного задерживался, бережно сгребал палочкой угли в выложенную камнем ямку и прикрывал их золой...
Мне вспоминается старый норвежский стих:
Я думаю об отважных норманнах, которые подчас вместе с женами выходили в море на беспалубных судах, выходили без компаса, почти без снаряжения.
Их не только влекла тяга к новому, манили приключения, у них было и ясно осознанное стремление найти добрый край, куда можно переселиться всем родом.
...И вот настал этот день; молодые моряки, стоя под тугим парусом, жадно всматриваются в даль – там из моря поднимается неведомая земля, новый мир.
КАРТЫ
Раскопки Хельги Инстада
Открытие викингами Америки
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА РОДА ЭРИКА РЫЖЕГО
«Сага о гренландцах» сообщает, что отряды Торвальда, Торфинна Карлсефни и Фрёйдис селились в Винланде в домах, построенных Лейвом Эрикссоном. В Ланс-о-Мидоузе найдено скандинавское пряслице – доказательство того, что здесь были женщины и была шерсть. Торфинн Карлсефни вез с собой женщин и вез скот, по всей вероятности, овец. Наряду с этим мы видим в саге элементы, которые на первый взгляд могут вызвать удивление. Почему сага, основанная на рассказах опытных мореходов, так скупо описывает маршрут до домов Лейва Эрикссона в Винланде? Ведь речь идет о плавании к далеким чужим берегам, где много фьордов, бухт и островков, среди которых может запутаться и современный лоцман. Так как же могли экспедиции по приводимому в саге схематическому описанию пути найти дома Лейва – крохотный ориентир, затерявшийся в необозримом краю?
В «Саге о гренландцах» читаем, что Лейв отказался отдать Торфинну Карлсефни и Фрёйдис свои дома в Винланде и разрешил только пользоваться ими. Очевидно, дома представляли для него какую-то ценность, и он считал, что без особого труда сможет их отыскать. Здесь, как и во многих других случаях, действительность подтверждает достоверность саги. Маршрут в самом деле очень прост, я уже указывал: пройдя через Девисов пролив, винландцы должны были только не терять из виду землю на западе. И сперва идти вдоль побережья Баффиновой Земли с прилегающими островами, потом плыть на юг мимо берегов Лабрадора, пока прямо по курсу не возникал Ньюфаундленд. Тут безошибочным ориентиром служил Сакред-Айленд, а сразу за ним лежал Ланс-о-Мидоуз. Только и всего. Сидя в своем доме в Гренландии, Лейв Эрикссон мог так же немногословно, как это сделано в саге, дать вполне надежное навигационное описание.
В сагах есть сведения о районе, где Лейв Эрикссон построил свои дома. К ним, особенно к географическим данным, надо относиться осторожно, потому что вдоль побережья много мест, к которым они приложимы. Взволнованные и обрадованные своим открытием, Лейв Эрикссон и его люди очень хвалят новую страну, пожалуй, даже перехваливают ее, как это часто бывало, когда европейцы осваивали Северную Америку. Если он в самом деле пришел в Ланс-о-Мидоуз и если лето было таким же солнечным, как когда мы впервые приплыли туда, новый край должен был произвести сильное впечатление на обитателей арктического острова. Тем более что раньше здесь лес доходил до самого моря.
Из саги видно, какое значение Лейв Эрикссон придавал пастбищу, а луга Ланс-о-Мидоуза не знают себе равных в этой северной области. Винландцы рассказывали, что у домов Лейва скот может всю зиму пастись на воле; я говорил выше, что раньше в Ланс-о-Ми-доузе так и было. Есть здесь и лосось, и он крупнее гренландского, как читаем в саге. Очень много диких ягод, из них вполне можно было делать вино.
Вот как описано прибытие Лейва Эрикссона в Винланд: «...Пошли к ней, и встретился им остров, лежащий к северу от той земли. Они высадились на него, осмотрелись, погода была хорошая. Трава была покрыта росой, и некоторые, смочив ею руки, подносили ко рту и говорили, что никогда не пробовали такой сладости. Потом они вернулись на корабль и вошли на нем в пролив, разделяющий остров и мыс, который протянулся от большой земли на север. Они поплыли западнее мыса. В отлив здесь было очень мелко. Корабль сел на мель, и море оказалось далеко. Но им так не терпелось ступить на берег, что они не стали дожидаться прилива, а добежали до суши там, где из озера вытекала речка...»
В этом ярком и красочном описании немало особенностей, отвечающих Ланс-о-Мидоузу. Здесь есть обращенный к северу мыс, есть остров к северу от мыса. И залив перед террасой, где стояли постройки, настолько мелок, что в отлив на большом протяжении обнажается дно.
В саге сказано также, что Лейв Эрикссон возвел в Винланде «большие дома». Многие из домов Ланс-о-Мидоуза поражают своими размерами, если учесть, что они были построены в далеком глухом краю, на северной оконечности Ньюфаундленда.
Теперь допустим, что в Ланс-о-Мидоузе обосновался совсем другой, не известный нам норманнский отряд. Судя по домам, экспедиция должна была быть многочисленной. И отряд пришел в тот самый район, где, если верить навигационным описаниям и другим данным, построил свои дома Лейв Эрикссон. Как и в отряде Карлсефни, в нем должны были участвовать женщины (пряслице). Еще поразительное совпадение: плавание неизвестного отряда, судя по радиоуглеродному анализу и археологическим данным, состоялось одновременно с походами, о которых рассказывают саги. Наконец, сказители должны были начисто пренебречь столь крупной экспедицией и ограничиться другими. Это странно.
Как и в других подобных случаях, здесь трудно доказать строго научно, что жилье принадлежало определенным, исторически известным лицам. Однако ряд признаков свидетельствует о том, что Лейв Эрикссон построил свои большие дома именно в Ланс-о-Мидоузе и что северная часть Ньюфаундленда тождественна Винланду саг.
Но не это существенно. Главное то, что археологический и радиоуглеродный анализы показывают: дома в Ланс-о-Мидоузе принадлежали норманнам и были выстроены в доколумбовы времена, около 1000 года.
О ЛЮДЯХ
Нам неизвестно также, достигали ли позже норманны таких южных районов, как Массачусетс, Род-Айленд, Нью-Йорк и так далее. Но это вполне возможно. Гренландская община просуществовала около пятисот лет, переживая нарастающие трудности, а тут – хорошо известный простой маршрут в сопредельную страну с благоприятными природными условиями. К тому же берега Северной Америки сами указывали путь на юг.
Мы очень мало знаем о поздних плаваниях. Вспомним епископа Эрика, вышедшего в 1121 году из Гренландии разыскивать Винланд. Или сообщение от 1347 года о маленьком корабле, который, побывав в Маркланде, пришел сперва в Исландию, потом в Норвегию. Что побуждало норманнов из века в век ходить в Северную Америку? Они могли рубить там лес, охотиться на моржей и на пушного зверя, а может быть выплавляли железо из болотной руды или торговали с туземцами. Не исключено, что, когда в Гренландии стало плохо жить, кое-кто совсем переселился в Америку. Некоторые источники как будто указывают на это. Наверно, со временем взгляд норманнов на коренных жителей изменился, и это облегчило переселение. Для первых винландцев туземцы были людьми непонятными и страшными, но после того как эскимосы продвинулись вдоль западного побережья Гренландии на юг и даже обосновались в заселенной области, норманны свыклись и, наверно, даже торговали с ними. Тем, кто в эти годы отправлялся в Северную Америку, было гораздо проще поладить с эскимосами и индейцами, чем первым винландцам.
Если переселение состоялось, что было дальше?
Возможно, эскимосы или индейцы перебили норманнов. Ведь у норманнов, в отличие от людей Колумба, не было огнестрельного оружия, они должны были сражаться с противником, который численностью намного их превосходил. Можно даже сказать, что каменное и костяное оружие туземцев давало им преимущество: потерял в бою – ничего страшного, новое изготовить недолго. На худой конец, норманны тоже могли сделать из кости наконечники для стрел и копий, но изготовлению мечей, ножей и секир предшествовал долгий и сложный процесс выплавки металла. Так что для норманнов потеря их лучшего оружия была невосполнима.
Есть и другая вероятность: переселенцы могли со временем смешаться с коренным населением. Среди эскимосок и индианок много красивых женщин. Если маленькая норманнская община долго поддерживала более или менее мирные отношения с североамериканскими жителями, смешанных браков нельзя было избежать. А когда связь с другими норманнскими народами оборвалась, культура более многочисленных туземцев взяла верх.
Пока что в Северной Америке не найдено других неоспоримо норманнских следов, но не исключено, что находки будут еще сделаны и позволят судить о давно минувшем.
В ранних записках европейцев о Ньюфаундленде попадаются озадачивающие места. Речь идет о цвете кожи коренных жителей, его называли белым или светлым, и цвете волос – черном, коричневом и желтом. Конечно, в старинных источниках много недостоверного, и я не стал бы на этом задерживаться, если бы названные характеристики не повторялись в разных сообщениях, относящихся к начальной поре повторного открытия, когда рано было говорить о заметном смешении с европейцами. К тому же беотуки из-за бесчинств белых вскоре объявили им войну и изолировались.
Опасно делать выводы, исходя из таких данных, и я не отваживаются на это. И все же эти данные настолько любопытны, что стоит о них упомянуть. Тем более что речь идет о Ньюфаундленде, том самом острове, где открыто поселение норманнов.
Семнадцатого октября 1501 года Альберто Кантино сообщал из Лиссабона герцогу Феррарскому об экспедиции Гаспара Кортереаля, только что возвратившейся с Ньюфаундленда и привезшей пятьдесят семь пленных туземцев: «... У женщин маленькие груди и очень красивое тело и довольно привлекательное лицо. Кожа, скорее, белая, тогда как мужчины заметно смуглее...».
Около 1500 года португалец Дамиано Гуэс в «Chronica do felicissimo Rey Dom Emanuel» писал о туземцах, которых встретил его современник Гаспар Кортереаль:
«Народы той страны чрезвычайно варварские и дикие, вроде туземцев Санта-Крус, с той разницей, что они белые, но под влиянием холода белый цвет с возрастом исчезает, и они становятся смуглыми...»
В связи с открытием Джона Кабота Ричард Иден в своем труде «Избранные места из описаний Нового света» (1555 г.) говорит: «...Так, Иаков Бастальди пишет: страна Новый Баккалай – холодная область, населенная язычниками, которые молятся солнцу и луне, и разным богам. Они белые и совсем дикие...»
Ссылаясь на вышедшую в конце XVI века «Хронику» Роберта Фабиана, Хэклюит сообщает любопытную вещь, связанную с плаваниями Себастиана Кабота. Там, где говорится о семнадцатом годе правления Генриха VII (1501-1502 гг.), читаем: «И в этом году доставили к королю трех человек, взятых на только что открытом острове... Они были одеты в звериные шкуры и ели сырое мясо, говорили на языке, которого никто не понимал, и вели себя, словно дикие звери. Король держал их некоторое время, и через два года я видел двух из них в Вестминстерском дворце, одетыми на английский лад, и я не мог их отличить от англичан, пока мне не сказали, кто это. Что же до их речи, то при мне они не произнесли ни слова».
Согласно Хэклюиту, Иоанн Альфонс писал о туземцах: «Это рослые, хорошо сложенные люди, совсем белые, но все нагие, а будь они одеты, как французы, то показались бы такими же белыми и светловолосыми...».
В географии Птолемея, изданной Пьетро Андреа Маттиоли в Венеции в 1547-1548 годах, на карте Терра Новы читаем: «Терра Нова, страна трески, – холодный край. Обитатели ее язычники, одни молятся солнцу, другие луне и всяким иным богам. Это светлокожее племя, но дикое...»
Джон Ги рассказывал, как он в 1612 году встретил беотуков, которые в ту пору стояли на очень низком уровне развития. Он сообщает, что они смуглые, но добавляет: «...цвет волос у них был разный, у одних черный, у других коричневый, у третьих желтый...»
Здесь стоит также напомнить про обломок меча, найденный в 1501 году экспедицией Гаспара Кортереаля у туземцев Ньюфаундленда.
Облик норманнов, тысячу лет назад живших в домах Ланс-о-Мидоуза, нельзя воссоздать.
Но, очевидно, это был крепкий народ, привычный к тяжелому труду, никогда не теряющийся, смекалистый и сноровистый, как и подобает морякам, которые в самую скверную погоду должны быстро маневрировать рулем и парусом, спокойный и рассудительный в минуту опасности. Конечно, они могли и вспылить, и проявить жестокость, особенно, если была задета честь человека и его рода. Когда нужно действовать, не до чувств.
И, наверно, были в этом обществе привилегированные лица и маленькие люди, которым приходилось многое переносить. Во всяком случае, подлинная картина отнюдь не сводится к портрету вояки, каким потомки рисовали в сагах человека эпохи викингов.
В мире винландца главное место занимали родной дом, жена и дети, любовь, дружба, родовые традиции. И были у него свои мечты, пусть даже несколько отличные от наших.
В конечном счете разница между людьми не так велика.
Море отделяло винландцев от родных и близких в Гренландии, и мысль об этом не покидала их, но они старались ее заглушить. И покуда все ладилось, это было не трудно для молодых людей, которые крепко стояли на собственных ногах. Потомственных мореходов манила новизна чужих берегов, а в Винланде они вполне могли утолить жажду романтики. Куда ни повернись – кругом новые земли с лесами и рыбными реками, стадами карибу на склонах гор. Страна без конца и края.
Их первой заботой было добыть себе пропитание в диком краю. Та же задача, которую решал человек каменного века. По родной Гренландии они были хорошо знакомы и с охотой, и с рыболовством, но тут их ожидали новые проблемы. Где кочуют оленьи стада? Где лучшие места для промысла тюленей? Охота в больших лесах тоже была непривычным делом для жителей арктического острова.
Ну, а женщины – каково было им?
Примечательно, что женщины эпохи викингов часто выходили вместе с мужьями в опасные дальние плавания. Для этого требовался немалый запас сил, в том числе душевных. Норманки участвовали в походе Карлсефни в Винланд, и в диком краю на их плечи ложилось ничуть не меньшее бремя, чем на плечи эскимосок и индианок. Кстати, тогдашние женщины были так же опасны, как нынешние.
О походе Карлсефни «Сага об Эрике Рыжем» рассказывает, что между мужчинами начались распри из-за женщин. Мне это место саги кажется особенно достоверным.
Одна норманка – красавица Гудрид, жена Карлсефни, – родила в Винланде сына. Мальчика назвали Снорри; насколько мы знаем, это первый европеец, родившийся в Северной Америке. Не исключено, что он появился на свет в одном из домов Ланс-о-Мидоуза.
Но жизнь маленькой общины в Винланде не была безоблачной. Охотники встречали следы палаток, находили каменные орудия, раз между островами промелькнула стройная лодка. Видно, здесь обитает кто-то еще... Что это за люди? Надо быть начеку, держать оружие наготове. Всякое может случиться... Если к этому добавить, что охота не всегда была удачной, то, наверно, в душу этих людей, задержавшихся на чужбине, иногда закрадывалась грусть.
Но дни текли, каждый был занят своим, и мало-помалу, мужчины и женщины освоились с жизнью в чужой стране. Перебросив лук через плечо и захватив копье, охотник шел через лес, через горы за оленем. И возвращался, сгибаясь под тяжестью туши. Другие шли на лодках ловить рыбу и бить гарпуном тюленя. Женщины сидели в домах, сшивали дубленые шкуры, стряпали, время от времени выходили посмотреть – не видать ли охотников? За рекой раздавался мерный стук молота, там работал кузнец.
А вечером все собирались у длинного очага, смотрели на пляшущие языки пламени, на плывущий к потолку дым, говорили об окружающей их новой, своеобразной стране, о том, что бередило душу.
* * *
Сегодня мой последний день в Ланс-о-Мидоузе. Совершаю обход и осматриваю раскопы – итог работы нескольких лет.Прыгаю по камням через Черную Утку и поднимаюся к кузнице на гребне террасы. Провожу рукой по наковальне – плоскому камню, оббитому с одного конца. Потом останавливаюсь возле ямы, в которой выжигали древесный уголь, поднимаю уголек и разглядываю изящные годовые кольца. Иду к площадкам, где тысячу лет назад жили люди, к очагам, к маленьким угольным камерам, сделанным так старательно, к земляным печам, которые начиняли углями, потом мясом и засыпали сверху. Если бы хоть что-то из всего этого могло заговорить!
На этих земляных нарах у длинного очага сидели люди и толковали о своей жизни. И когда море, острова и леса тонули в ночном мраке, они кутались в шкуры и засыпали. Последний немного задерживался, бережно сгребал палочкой угли в выложенную камнем ямку и прикрывал их золой...
Мне вспоминается старый норвежский стих:
С моря дует свежий ветер, но небо чистое, и вечернее солнце озаряет равнину мягким светом. Видимость отличная. Море, острова, на севере из волн сказочным дворцом вздымается скалистый Белл-Айл, а еще дальше голубеют берега Лабрадора, вдоль которых винландцы шли на юг.
Кончился день,
Вечер пришел,
В землю огонь зарываю,
Дай бог, чтоб он
Никогда не потух.
Я думаю об отважных норманнах, которые подчас вместе с женами выходили в море на беспалубных судах, выходили без компаса, почти без снаряжения.
Их не только влекла тяга к новому, манили приключения, у них было и ясно осознанное стремление найти добрый край, куда можно переселиться всем родом.
...И вот настал этот день; молодые моряки, стоя под тугим парусом, жадно всматриваются в даль – там из моря поднимается неведомая земля, новый мир.
КАРТЫ
Раскопки Хельги Инстада
Открытие викингами Америки
ГЕНЕАЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА РОДА ЭРИКА РЫЖЕГО