– Еще раз – всем добрый день! – Мортеле, словно опытный конферансье, поймал момент, когда все разом уставились на комиссара, и та уже собиралась заговорить первой. – Сегодня по просьбе руководства нашей компании комиссар полицейского управления Скотленд-Ярд, миссис Айрин Тауэрс, согласилась сообщить нам первые результаты расследования по делу о трагической смерти старшего механика «Лароссы» Джанкарло Висконти. По ее словам, дело продвигается, но о завершении говорить рано. Поэтому, я полагаю, все, что вы сейчас услышите, можно расценивать лишь как предварительные гипотезы. Хотя нам бы очень хотелось больше конкретики: в предстоящее воскресенье состоится ранее отмененный заезд, и нужно иметь хоть какую-то уверенность в безопасности наших гонщиков.
Старался он, само собой, для пришедших без приглашения чужаков: они-то пролезли сюда с одной целью – узнать как можно больше дурного о «Лароссе». Редчайший случай – когда эта, казалось бы, неуязвимая фирма вынуждена, хотя бы в малой мере, «вынести сор из избы».
Комиссар уже успела рассмотреть всех собравшихся, но никто ее особенно не заинтересовал. Впрочем, нет: одно лицо остановило на себе взгляд опытной ищейки. Она его отлично знала. В глубине комнаты, под резной сенью пальмовых листьев, рядом с техническим директором команды «Ронда» Магнусом Рейли, сидел не кто иной, как Брэндон Лоринг, младший брат Рыжего Короля. Он оказался единственным присутствующим здесь гонщиком, кроме двух пилотов «Лароссы». «Хм! Странно это или нет? – подумала Айрин. – Наверное, в порядке вещей: ведь предполагается покушение на его брата, вот он и тревожится. И все-таки что-то в этом не так… Может, ему следовало бы сесть возле Даниэля, а не прятаться под пальмой? Да нет: он здесь чужой, можно сказать – во вражеском стане, и видеть его среди бойцов “Лароссы” ни Мортеле, ни Гастингс не жаждут. Непонятно другое – Лоринг-старший, оглянувшись и бегло кивнув брату, будто бы помрачнел. Поссорились?»
– Здравствуйте, господа! И дамы, – Айрин намеренно бросила взгляд на женщину с видеокамерой. – Представляться не буду, господин Мортеле об этом уже позаботился. Подробного отчета о работе полиции тоже, разумеется, дать не могу – пока идет следствие, о его ходе рассказывать запрещено. Но кое-что могу изложить уже сейчас. И прошу не обижаться, если мне придется задать кому-либо из вас дополнительные вопросы, хотя в принципе я и мои помощники уже беседовали со всеми, кто нас в этом деле интересует. А пока…
– Позвольте мне, комиссар… – начал было полный господин в дорогом сером костюме, сидевший позади Грэма Гастингса.
– Пока не представитесь, не позволю! – осадила Айрин бесцеремонно перебившего ее толстяка. – И вообще предпочту, чтобы вы слушали меня, а не наоборот. Кто вы?
Толстяк явно не ожидал такого отпора и растерянно привстал со своего кресла:
– Мое имя Лукас Симоне, технический директор команды «Скид», один из держателей акций компании «Скид-корпорейшн». И я только хотел спросить, можем ли мы считать то, что от вас услышим, официальным мнением Скотленд-Ярда, или же это пока лишь ваше личное мнение?
Айрин Тауэрс улыбнулась, но одними губами, взгляд ее при этом стал еще серьезнее:
– Мне придется уподобиться великому французскому королю Людовику Четырнадцатому. Однажды он сказал своим распоясавшимся фрондерам-парламентариям: «Господа, государство – это я!»[10]. В данном случае, уважаемое собрание, Скотленд-Ярд – это я! Мне поручено следствие по делу о взрыве болида, и ни у кого, кроме меня и нескольких людей из моей группы, никакого мнения по этому вопросу быть не может. Я вам ответила, мистер Симоне?
– Вполне!
– Тогда продолжаю и прошу больше не перебивать меня: я спешу. Итак, в минувшее воскресенье произошел взрыв машины, принадлежащей команде «Ларосса». Машины, которой предстояло через четыре часа стартовать на Гран-при Великобритании. Ее пилот мистер Даниэль Лоринг здесь присутствует. На трассе, как следует из показаний всех свидетелей, болид оказался при совершенно непонятных обстоятельствах – его самовольно вывел из боксов старший механик «Лароссы» Джанкарло Висконти, который при взрыве погиб. Обследуя место происшествия и то, что осталось от машины, полиции удалось установить, что первым взорвался правый топливный бак. Никаких остатков взрывного устройства мы не обнаружили. Пока не обнаружили.
Комиссар говорила, глядя прямо перед собой, но не на кого-либо из собравшихся, а словно в пустоту, и от этого всем, сидящим впереди, почему-то хотелось опустить глаза.
– Между тем, – продолжала она, – в ходе осмотра удалось обнаружить отверстие очень небольшого диаметра, которое было проделано в нижней части правого топливного бака, предположительно – сверхтвердым сверлом. Сохранились следы пластичного материала, которым отверстие было замазано. Мы установили, что это – обычная жевательная пастилка оранжевого цвета. При самом незначительном нагреве, возникшем, едва машина тронулась, замазка размягчилась, открывая дырочку, и бензин стал вытекать наружу. Сама по себе утечка, как утверждает наш эксперт, грозила лишь преждевременной остановкой болида на трассе. Тот, кто ее проделал, вероятнее всего, хотел добиться, чтобы Даниэль Лоринг сошел с дистанции.
– Утечку топлива сразу бы обнаружили! – вставил с места Грэм Гастингс. – Я вам об этом говорил. Бензин на трассе – это небезопасно.
– Тем более! – на этот раз Айрин словно и не заметила, что ее перебили. – Машину сняли бы с заезда, а значит – цель неизвестного нам диверсанта могла быть достигнута. Но тут как раз и возникает версия взрыва. Дело в том, что в последних двух заездах механики «Лароссы» использовали совершенно новый вид смазочного масла.
Гастингс заерзал в кресле, а Мортеле сделал вид, что страшно заинтересован шнурками своих ботинок. «Чужаки» замерли, обратившись в слух.
– Дело в том, – продолжала комиссар, – что, по мнению специалистов, это масло обладает повышенной стойкостью к высокой температуре, и когда поверхность нагревается даже очень сильно, масло испаряется с нее лишь частично. Я не очень в этом разбираюсь, но как мне объяснили, улетучивается лишь небольшая часть смазки. При этом она образует нечто вроде тонкого газообразного слоя над поверхностью металла. И вот эксперты предположили, что в сочетании с парами топлива могло получиться некое химическое соединение, которое при определенных условиях становится взрывоопасным.
Масса людей глухо охнула и расплескалась шумными выкриками.
Айрин Тауэрс подняла руку:
– Тихо, тихо, джентльмены! Я ведь говорю о предположении, а не о явно установленном факте. Требуется несколько дней для проведения детальной химической экспертизы. Пока же фирме «Ларосса» стоило бы перейти на старый состав смазочного масла.
– Уже перешли! – мрачно бросил Грэм Гастингс. – И все же, комиссар, как велика вероятность того, что взрыв произошел из-за этой летучей смеси?
– Ну, что я могу вам ответить? – пожала плечами Айрин. – Я ведь не химик и не механик. Ответ мы получим, очевидно, в течение этой недели.
– В воскресенье – заезд! – пробасил из-под пальмы Магнус Рейли. – А если опять рванет?
– А что, вы тоже используете такую смазку? – выстрелила в ответ комиссар.
– Мы? Да что вы! Нет, разумеется! Мы не рискуем людьми.
– Ну конечно! – как бы себе под нос, но отчего-то на всю комнату проговорил Эдуар Мортеле. – За двадцать шесть лет существования «Ронды» каких-то четыре пилота разбились насмерть и всего одиннадцать покалечились. Ни малейшего риска!
Рейли взвился было с места, но его осадил почти угрожающий взгляд Айрин Тауэрс.
– У меня нет времени слушать ваш обмен любезностями, джентльмены! Я хочу перейти к главному. Суть в том, что пока единственная устойчивая версия – несчастный случай, произошедший из-за этого отверстия в бензобаке. Не будь отверстия – взрывоопасная смесь не смогла бы возникнуть.
– А возможности теракта, например, вы не рассматривали? – встрял вдруг очкастый юрист «Лароссы».
– Рассматривали и не нашли для этой версии ни одного подтверждения, – парировала комиссар. – Поэтому пока что косвенным виновником гибели механика я склонна считать человека, намеренно повредившего бензобак болида. Но из опроса свидетелей явствует полная невозможность для кого-либо постороннего добраться до машины. В субботу болиды участвовали в квалификации, а значит – находились в полном порядке. Иначе утечка топлива неизбежно была бы замечена. Получается, что кому-то удалось проникнуть в боксы «Лароссы» между четырьмя часами вечера в субботу (именно тогда завершились квалификация и осмотр машин механиками) и восемью часами утра в воскресенье. Правда, у меня имеется еще одна рабочая версия.
Она замолчала, медленно обводя глазами сидящих перед нею людей. Те ждали, завороженно глядя на Айрин. «Кролики перед удавом! – мелькнула у комиссара смешная мысль. – Что же я, такая страшная?»
– Дело в том, что нельзя исключать вины и самого механика. Возможно, его подкупили, чтобы он испортил машину Лоринга и обеспечил ее сход с трассы.
– Тогда какого же дьявола он сам на ней поехал? – растерянно спросил кто-то из «страховых агентов».
– Именно поэтому и поехал, – пожала плечами комиссар. – Висконти хорошо относился к Лорингу и если б испортил его болид, то, скорее всего, мучился бы сомнениями – не приведет ли такое повреждение к аварии. Поэтому решил сам испытать машину – тем более, что гоночный опыт у него был. Тогда понятно и его пренебрежение к неизбежному расходу топлива: все равно оно должно было уйти из бака раньше, чем полагалось до первого пит-стопа.
– Я не верю, что Джанни пошел бы на это! – резко сказал Грэм Гастингс.
– Вот и я не верю, – кивнула Айрин. – Первый механик команды получал очень большое жалованье. Трудно даже представить, какое вознаграждение ему надо было предложить, чтобы он рискнул потерять такое место. А ведь Висконти стал бы первым, кого заподозрили бы при обнаружении дефекта машины! Мы проверили его счет в банке: никаких крупных поступлений. Секретного счета у него, вероятно, не было – он жил достаточно открыто. Не нашлось ни банковских карточек с крупными суммами, ни чрезмерно больших наличных. Конечно, теоретически такая возможность существует, но мне упорно не верится, что это сделал Висконти. К тому же такой опытный механик мог испортить болид и менее заметным способом, который не навлек бы на него подозрений. Между тем боксы после четырех посетил лишь глава фирмы мистер Кортес с большой группой людей и с двумя журналистами. За десять минут, что они там пробыли, никто просто физически не успел бы продырявить бак машины, тем более – у всех на глазах. Потом в боксы, как вначале утверждали свидетели, никто не входил. Однако вчера охранники Томас Лейн и Луиджи Форелли рассказали мне, что в семь часов вечера они видели человека, который проследовал мимо их поста, скрылся в боксах и вышел оттуда спустя полчаса.
Снова шум волной прокатился по трем рядам плетенок.
– Как же они могли пропустить? – растерянно спросил Эдуар Мортеле. – Чужого человека?!
– Не чужого, о нет! – Айрин Тауэрс перевела дыхание, будто ей и самой не очень хотелось говорить дальше. Но продолжила: – Они видели мистера Даниэля Лоринга. В спортивной форме команды.
Глава 11
Глава 12
Старался он, само собой, для пришедших без приглашения чужаков: они-то пролезли сюда с одной целью – узнать как можно больше дурного о «Лароссе». Редчайший случай – когда эта, казалось бы, неуязвимая фирма вынуждена, хотя бы в малой мере, «вынести сор из избы».
Комиссар уже успела рассмотреть всех собравшихся, но никто ее особенно не заинтересовал. Впрочем, нет: одно лицо остановило на себе взгляд опытной ищейки. Она его отлично знала. В глубине комнаты, под резной сенью пальмовых листьев, рядом с техническим директором команды «Ронда» Магнусом Рейли, сидел не кто иной, как Брэндон Лоринг, младший брат Рыжего Короля. Он оказался единственным присутствующим здесь гонщиком, кроме двух пилотов «Лароссы». «Хм! Странно это или нет? – подумала Айрин. – Наверное, в порядке вещей: ведь предполагается покушение на его брата, вот он и тревожится. И все-таки что-то в этом не так… Может, ему следовало бы сесть возле Даниэля, а не прятаться под пальмой? Да нет: он здесь чужой, можно сказать – во вражеском стане, и видеть его среди бойцов “Лароссы” ни Мортеле, ни Гастингс не жаждут. Непонятно другое – Лоринг-старший, оглянувшись и бегло кивнув брату, будто бы помрачнел. Поссорились?»
– Здравствуйте, господа! И дамы, – Айрин намеренно бросила взгляд на женщину с видеокамерой. – Представляться не буду, господин Мортеле об этом уже позаботился. Подробного отчета о работе полиции тоже, разумеется, дать не могу – пока идет следствие, о его ходе рассказывать запрещено. Но кое-что могу изложить уже сейчас. И прошу не обижаться, если мне придется задать кому-либо из вас дополнительные вопросы, хотя в принципе я и мои помощники уже беседовали со всеми, кто нас в этом деле интересует. А пока…
– Позвольте мне, комиссар… – начал было полный господин в дорогом сером костюме, сидевший позади Грэма Гастингса.
– Пока не представитесь, не позволю! – осадила Айрин бесцеремонно перебившего ее толстяка. – И вообще предпочту, чтобы вы слушали меня, а не наоборот. Кто вы?
Толстяк явно не ожидал такого отпора и растерянно привстал со своего кресла:
– Мое имя Лукас Симоне, технический директор команды «Скид», один из держателей акций компании «Скид-корпорейшн». И я только хотел спросить, можем ли мы считать то, что от вас услышим, официальным мнением Скотленд-Ярда, или же это пока лишь ваше личное мнение?
Айрин Тауэрс улыбнулась, но одними губами, взгляд ее при этом стал еще серьезнее:
– Мне придется уподобиться великому французскому королю Людовику Четырнадцатому. Однажды он сказал своим распоясавшимся фрондерам-парламентариям: «Господа, государство – это я!»[10]. В данном случае, уважаемое собрание, Скотленд-Ярд – это я! Мне поручено следствие по делу о взрыве болида, и ни у кого, кроме меня и нескольких людей из моей группы, никакого мнения по этому вопросу быть не может. Я вам ответила, мистер Симоне?
– Вполне!
– Тогда продолжаю и прошу больше не перебивать меня: я спешу. Итак, в минувшее воскресенье произошел взрыв машины, принадлежащей команде «Ларосса». Машины, которой предстояло через четыре часа стартовать на Гран-при Великобритании. Ее пилот мистер Даниэль Лоринг здесь присутствует. На трассе, как следует из показаний всех свидетелей, болид оказался при совершенно непонятных обстоятельствах – его самовольно вывел из боксов старший механик «Лароссы» Джанкарло Висконти, который при взрыве погиб. Обследуя место происшествия и то, что осталось от машины, полиции удалось установить, что первым взорвался правый топливный бак. Никаких остатков взрывного устройства мы не обнаружили. Пока не обнаружили.
Комиссар говорила, глядя прямо перед собой, но не на кого-либо из собравшихся, а словно в пустоту, и от этого всем, сидящим впереди, почему-то хотелось опустить глаза.
– Между тем, – продолжала она, – в ходе осмотра удалось обнаружить отверстие очень небольшого диаметра, которое было проделано в нижней части правого топливного бака, предположительно – сверхтвердым сверлом. Сохранились следы пластичного материала, которым отверстие было замазано. Мы установили, что это – обычная жевательная пастилка оранжевого цвета. При самом незначительном нагреве, возникшем, едва машина тронулась, замазка размягчилась, открывая дырочку, и бензин стал вытекать наружу. Сама по себе утечка, как утверждает наш эксперт, грозила лишь преждевременной остановкой болида на трассе. Тот, кто ее проделал, вероятнее всего, хотел добиться, чтобы Даниэль Лоринг сошел с дистанции.
– Утечку топлива сразу бы обнаружили! – вставил с места Грэм Гастингс. – Я вам об этом говорил. Бензин на трассе – это небезопасно.
– Тем более! – на этот раз Айрин словно и не заметила, что ее перебили. – Машину сняли бы с заезда, а значит – цель неизвестного нам диверсанта могла быть достигнута. Но тут как раз и возникает версия взрыва. Дело в том, что в последних двух заездах механики «Лароссы» использовали совершенно новый вид смазочного масла.
Гастингс заерзал в кресле, а Мортеле сделал вид, что страшно заинтересован шнурками своих ботинок. «Чужаки» замерли, обратившись в слух.
– Дело в том, – продолжала комиссар, – что, по мнению специалистов, это масло обладает повышенной стойкостью к высокой температуре, и когда поверхность нагревается даже очень сильно, масло испаряется с нее лишь частично. Я не очень в этом разбираюсь, но как мне объяснили, улетучивается лишь небольшая часть смазки. При этом она образует нечто вроде тонкого газообразного слоя над поверхностью металла. И вот эксперты предположили, что в сочетании с парами топлива могло получиться некое химическое соединение, которое при определенных условиях становится взрывоопасным.
Масса людей глухо охнула и расплескалась шумными выкриками.
Айрин Тауэрс подняла руку:
– Тихо, тихо, джентльмены! Я ведь говорю о предположении, а не о явно установленном факте. Требуется несколько дней для проведения детальной химической экспертизы. Пока же фирме «Ларосса» стоило бы перейти на старый состав смазочного масла.
– Уже перешли! – мрачно бросил Грэм Гастингс. – И все же, комиссар, как велика вероятность того, что взрыв произошел из-за этой летучей смеси?
– Ну, что я могу вам ответить? – пожала плечами Айрин. – Я ведь не химик и не механик. Ответ мы получим, очевидно, в течение этой недели.
– В воскресенье – заезд! – пробасил из-под пальмы Магнус Рейли. – А если опять рванет?
– А что, вы тоже используете такую смазку? – выстрелила в ответ комиссар.
– Мы? Да что вы! Нет, разумеется! Мы не рискуем людьми.
– Ну конечно! – как бы себе под нос, но отчего-то на всю комнату проговорил Эдуар Мортеле. – За двадцать шесть лет существования «Ронды» каких-то четыре пилота разбились насмерть и всего одиннадцать покалечились. Ни малейшего риска!
Рейли взвился было с места, но его осадил почти угрожающий взгляд Айрин Тауэрс.
– У меня нет времени слушать ваш обмен любезностями, джентльмены! Я хочу перейти к главному. Суть в том, что пока единственная устойчивая версия – несчастный случай, произошедший из-за этого отверстия в бензобаке. Не будь отверстия – взрывоопасная смесь не смогла бы возникнуть.
– А возможности теракта, например, вы не рассматривали? – встрял вдруг очкастый юрист «Лароссы».
– Рассматривали и не нашли для этой версии ни одного подтверждения, – парировала комиссар. – Поэтому пока что косвенным виновником гибели механика я склонна считать человека, намеренно повредившего бензобак болида. Но из опроса свидетелей явствует полная невозможность для кого-либо постороннего добраться до машины. В субботу болиды участвовали в квалификации, а значит – находились в полном порядке. Иначе утечка топлива неизбежно была бы замечена. Получается, что кому-то удалось проникнуть в боксы «Лароссы» между четырьмя часами вечера в субботу (именно тогда завершились квалификация и осмотр машин механиками) и восемью часами утра в воскресенье. Правда, у меня имеется еще одна рабочая версия.
Она замолчала, медленно обводя глазами сидящих перед нею людей. Те ждали, завороженно глядя на Айрин. «Кролики перед удавом! – мелькнула у комиссара смешная мысль. – Что же я, такая страшная?»
– Дело в том, что нельзя исключать вины и самого механика. Возможно, его подкупили, чтобы он испортил машину Лоринга и обеспечил ее сход с трассы.
– Тогда какого же дьявола он сам на ней поехал? – растерянно спросил кто-то из «страховых агентов».
– Именно поэтому и поехал, – пожала плечами комиссар. – Висконти хорошо относился к Лорингу и если б испортил его болид, то, скорее всего, мучился бы сомнениями – не приведет ли такое повреждение к аварии. Поэтому решил сам испытать машину – тем более, что гоночный опыт у него был. Тогда понятно и его пренебрежение к неизбежному расходу топлива: все равно оно должно было уйти из бака раньше, чем полагалось до первого пит-стопа.
– Я не верю, что Джанни пошел бы на это! – резко сказал Грэм Гастингс.
– Вот и я не верю, – кивнула Айрин. – Первый механик команды получал очень большое жалованье. Трудно даже представить, какое вознаграждение ему надо было предложить, чтобы он рискнул потерять такое место. А ведь Висконти стал бы первым, кого заподозрили бы при обнаружении дефекта машины! Мы проверили его счет в банке: никаких крупных поступлений. Секретного счета у него, вероятно, не было – он жил достаточно открыто. Не нашлось ни банковских карточек с крупными суммами, ни чрезмерно больших наличных. Конечно, теоретически такая возможность существует, но мне упорно не верится, что это сделал Висконти. К тому же такой опытный механик мог испортить болид и менее заметным способом, который не навлек бы на него подозрений. Между тем боксы после четырех посетил лишь глава фирмы мистер Кортес с большой группой людей и с двумя журналистами. За десять минут, что они там пробыли, никто просто физически не успел бы продырявить бак машины, тем более – у всех на глазах. Потом в боксы, как вначале утверждали свидетели, никто не входил. Однако вчера охранники Томас Лейн и Луиджи Форелли рассказали мне, что в семь часов вечера они видели человека, который проследовал мимо их поста, скрылся в боксах и вышел оттуда спустя полчаса.
Снова шум волной прокатился по трем рядам плетенок.
– Как же они могли пропустить? – растерянно спросил Эдуар Мортеле. – Чужого человека?!
– Не чужого, о нет! – Айрин Тауэрс перевела дыхание, будто ей и самой не очень хотелось говорить дальше. Но продолжила: – Они видели мистера Даниэля Лоринга. В спортивной форме команды.
Глава 11
Признание вины
Все ахнули. Гастингс в полном изумлении обернулся к Рыжему Королю:
– Лорни, это правда? Какого же пса рогатого ты там делал?!
– Ложь! – голос немца дрогнул, но, кажется, только от ярости. – Или они врут, или сошли с ума! Я не возвращался в боксы. Меня в четыре часа вообще уже не было в Килбурне. Да и не мог же я, дьявол вас сожри, испортить свой болид!
– И я так подумала, – Айрин вдруг поняла, что ей и впрямь не хочется договаривать до конца (Что это? Сантименты? И с каких пор?). – У меня опять шевельнулась мысль о подкупе. Ведь в первый день охранники говорили, что не видели никого. И только потом уже признались: мол, не хотели портить отношения с Лорингом – вдруг решит, что они его подставляют? Он часто навещал свою машину накануне старта, вот они и не придали значения этому его приходу. Но окончательный ответ на вопрос дала кассета видеонаблюдения. Вот она.
Айрин вынула из сумки и показала собравшимся темную плоскую коробку. Затем, мельком следя за общим смятением, достала и раскрыла ноутбук:
– Чтобы не таскать сюда видеомагнитофон, я перевела запись на DVD-диск. Прошу вашего внимания!
Экран ноутбука засветился, на нем показалось изображение с мерцающими в углу цифрами: число месяца и время суток видеонаблюдения. Цифры светились на фоне темного помещения с кафельными колоннами и длинным дюралевым барьером. Когда справа появилось число «19» с двумя нолями и затем крайний ноль сменился единицей, на краю картинки вдруг мелькнула человеческая фигура. Пропала, потом опять вошла в кадр. На человеке был оранжевый комбинезон «Лароссы».
Айрин Тауэрс нажала кнопку – изображение замерло. Комиссар пошевелила мышь, несколько раз щелкнула ею, и во весь экран возникла верхняя часть фигуры – только голова и грудь. Голова была повернута так, что виднелись лишь часть лба, полуприкрытого козырьком фирменной бейсболки, кончик носа, щека и очертания упрямого крупного подбородка.
– Человек, вошедший тем вечером в боксы «Лароссы», не попал в объектив лицом – ни прямо, ни даже в профиль. Но узнать его возможно и при таком ракурсе. Кто это, по-вашему, джентльмены?
Голос Айрин звучал устало, однако никто этого даже не заметил. Шум смолк, люди растерянно переглядывались.
– Дени! – Грэм Гастингс вместе с креслом развернулся к Лорингу, в то время как Эдуар Мортеле сидел, опустив голову и все больше наливаясь багровой краской. – Дени, ты спятил?! Если тебя для чего-то туда носило, почему ты об этом не сказал? Знаешь, что теперь наболтают и напишут?
Айрин Тауэрс, не отрываясь, смотрела на гонщика. Его лицо сделалось белым, как бумага. Глаза расширились, словно на экране ноутбука он увидел призрак. Рот приоткрылся – казалось, ему трудно дышать.
– Мистер Лоринг! – в тишине слова комиссара прозвучали неестественно громко. – Вы подтверждаете, что на этой записи – именно вы?
Он молчал. Бледность начала сменяться странным румянцем: под глазами и по краям чуть оттопыренных ушей вспыхнули пунцовые пятна.
– Вы умело прошли так, что камера, вращаясь, все время захватывала пространство впереди вас, – сказала комиссар. – Но в какой-то момент она вас все же поймала. Не ожидали? Учтите: факт вашего присутствия в боксах вовсе не доказывает, что вы повинны в трагедии. Но объяснить следствию, что вы там делали, все равно придется. Конечно, вы можете молчать – я ни в чем вас не обвиняю. Можете сказать, что на пленке – просто похожий на вас человек: лица ведь почти не видно. Но чужак не шел бы так уверенно по полутемному помещению, твердо зная, куда ему нужно идти. К тому же, как я понимаю, фирменные комбинезоны «Лароссы» в магазинах не продаются, а сшить абсолютно такой же на заказ, не имея образца, едва ли возможно. Эксперты увеличат изображение, исследуют его по отдельным фрагментам и установят точно: вы ли это попали в кадр. Так что, если вам нечего сказать…
– Довольно!
Даниэль Лоринг рывком поднялся с кресла. Шагнул к столу, вонзив в Айрин Тауэрс полуслепой, ненавидящий взор:
– Не надо никаких экспертиз, комиссар! Да, это я приходил в боксы «Лароссы» в семь вечера, в субботу.
– И больше ни слова! – угрожающе крикнул со своего места Мортеле.
– Не надо орать на меня, Эди! – пилот лишь мельком глянул на директора. – Я сам решу, сколько слов говорить! Да: это я просверлил в топливном баке отверстие и замазал его жвачкой. Я стал невольной причиной гибели Джанни Висконти, хотя понятия не имел, что возникнет эта хренова смесь и что она взорвется! Я никого убивать не хотел!
– Но… Но… – Гастингс едва мог вытолкнуть из пересохшего горла связные слова. – Но зачем?
– Да затем, что я не мог опять проиграть! – бросил Лоринг. – А я проиграл бы. С седьмого стартового места, да еще по сложной трассе, мне было не добраться даже до подиума, учитывая, что в этом сезоне и машина, и сам я – не в лучшей форме. Ну а сход с трассы из-за утечки топлива – это уже была бы не моя вина, за это меня никто б не осудил, газеты не писали бы снова, что Лоринг – больше не тот, что Рыжий Король кончился, и всю прочую хреновую мерзость! Мне было выгоднее не стать семикратным чемпионом из-за плохо подготовленной к нескольким заездам машины, а не оттого, что я сам теперь хуже езжу!
Он замолчал, медленно сжимая и разжимая кулаки, все выше вскидывая свой заносчивый подбородок. Губы его почти не дрожали.
– Мерзавец!
В этом восклицании Грэма Гастингса звучали не гнев и даже не возмущение, а лишь какая-то беспомощная растерянность. Кажется, он плохо понимал, что происходит.
Несколько вспышек фотоаппаратов сверкнули из последнего ряда, и затем «страховые агенты», уже не стесняясь, ринулись вперед, поспешно извлекая диктофоны. Рыжий Король отступил под их натиском, приподняв руку, точно защищаясь.
Айрин Тауэрс встала, обошла вокруг стола. Только на одно мгновение ее глаза вновь встретились с глазами гонщика. Теперь он смотрел уже не с ненавистью: его взгляд был почти испуган.
– А ну-ка – долой аппараты и диктофоны, джентльмены! – комиссар заступила между Даниэлем и журналистами. – Вас сюда никто не звал, и я еще буду разбираться, откуда вы взяли фальшивые удостоверения. Прессу мы информировать пока не собираемся. Вам на это, бесспорно, плевать, но и мне плевать на какую бы то ни было этику! Если за двадцать секунд вы не испаритесь отсюда, то через минуту прибудет наряд полиции, и я арестую вас за незаконное проникновение на подохранную территорию, где происходит закрытое совещание гоночных команд! Ну как? Считать до двадцати?
Самозванцы испарились почти моментально: у них не было желания связываться с комиссаром Тауэрс. К тому же они и так получили больше, чем надеялись. Сенсация обеспечена – да какая! Не каждый день и не каждый год звезда мировой величины выступает с таким вот оглушительным саморазоблачением!
– Ты не мог так поступить, Дени, ты не мог! – очнувшись, Грэм Гастингс подступил вплотную к Лорингу и сверху вниз (ибо был на полголовы выше) вперился в его запрокинутое лицо. – Ты понимаешь, чего нагородил, мать твою?! В какой угодно роли готов тебя представить, но только не одуревшим неврастеником! Скажи, что ты этого не делал!
– Хватит, Грэм! – кажется, Даниэль взял себя в руки: его голос звучал почти ровно. – Я очень сожалею. Но мне не могло прийти в голову, что минутное малодушие обернется таким кошмаром. Лучше бы я сам подорвался!
Сбоку гонщика дергал за рукав юрист «Лароссы» и что-то деловито тарахтел. Кто-то судорожно кричал в мобильник – кажется, это был Рейли.
В кабинете директора команды началась настоящая суматоха, в которой совершенно спокойными казались лишь два человека: комиссар Скотленд-Ярда и сам Эдуар Мортеле. Впрочем, его невозмутимость была, очевидно, напускной – француза выдавала пунцовая краска, так и не схлынувшая со щек.
Дэйв Клейн, личный механик Лоринга, до сих пор молча сидевший в своем кресле, медленно встал и подошел к комиссару:
– Можно мне тоже кое-что вам сказать?
Дэйв не представился – Айрин Тауэрс уже допрашивала его два дня назад и, конечно, запомнила. Да и трудно было бы не запомнить: массивный, красиво седеющий пятидесятилетний мужчина с грубоватым, но выразительным, очень загорелым лицом.
– Слушаю, мистер Клейн.
– Четыре года назад я ушел из «Скида», комиссар. Ушел после того, как тамошний гонщик, имя называть не стану, но угадать легко: он и сейчас гоняет… Так вот, когда у него на трассе сдох двигатель и он сошел с заезда, я подбежал. Надо же было спросить, как это случилось, в какой момент. Ну, чтоб понять, чего именно не выдержала машина. А он мне ка-ак въедет кулаком в рожу! При людях – к болиду ведь уже бежала целая толпа! И камера – тут как тут: говорят, по всем каналам это показали. Ну, я его пальцем не тронул, не стал мараться. А уж как хотелось! Зато на другой же день уволился. Повезло: в «Лароссе» как раз заболел механик, меня и взяли. А знаете, к чему я это рассказываю?
– Знаю, – Айрин Тауэрс чуть кивнула в сторону окруженного группой людей Даниэля. – Вы хотите сказать, что Лоринг никогда бы такого себе не позволил. Да?
– Да! У него случались заезды и похуже. Бывало – болид пылает, все орут: «Взорвется! Взорвется!» А Дени спокойно доезжает до пит-лейна, тормозит. Из машины не выходит. Пламя гасят, и он – вперед, как ни в чем не бывало! И двигатель у него глох, и колеса летели. И чтоб хотя бы раз Лорни наскочил на меня либо на другого механика! Рявкнуть – может, но только по делу и только не при посторонних! И вы верите, что такой человек мог размазаться – сломать машину, чтобы не показать своей слабости?
– Я не верю, что такой человек мог оказаться слабым! – Айрин посмотрела в глаза механику и усмехнулась. – Если он продырявил топливный бак, то по какой-то другой причине.
Гвалт в кабинете достиг, вероятно, апогея. Настала пора вмешаться.
– Хватит! – с силой гаркнула комиссар, и шум сник. – Обсудить все услышанное вы сможете после моего ухода. А мне пора. Всем спасибо за внимание. Мистер Лоринг, можно вас?..
Она отодвинула плечом очкарика-адвоката, но путь ей с неожиданным проворством преградил Мортеле.
– Только попробуйте, комиссар! – коротышка-француз весь подобрался и петухом пошел в атаку. – Признание признанием, но вину нужно еще доказать! И потом, ваши химики пока не установили, что взорвалась именно летучая смесь. А до тех пор вы никому не можете предъявить обвинение в гибели Висконти.
– А я никому ничего и не предъявляю. Пока не предъявляю. Отойдите, сэр, – мне нужно сказать пару слов вашему гонщику.
– Я и так слышу вас, комиссар, – отозвался Лоринг. – Наверное, вы хотите, чтобы я изложил письменно все, что тут наговорил?
– Хочу. Но это подождет. Выскажите-ка еще раз ваше мнение: для чего Джанкарло Висконти вывел болид на трассу?
Даниэль устало мотнул головой:
– Понятия не имею. Так или иначе, но он сделал меня своим убийцей! Что теперь, комиссар? Когда мне к вам приехать?
Она пожала плечами:
– Пока не знаю. Благодарю за помощь следствию. Я вам позвоню.
И посмотрела через плечо:
– Спасибо, мистер Клейн!
Однако она полуобернулась не для того, чтобы поблагодарить механика: ей хотелось еще раз скользнуть взглядом по рассеянной в беспорядке толпе. У Айрин Тауэрс была редкая особенность – умение в считанные секунды запечатлеть десятки лиц и оценить написанное на каждом из них выражение.
Ничего особенного. Такое впечатление, что сообщение Лоринга одинаково ошеломило всех. И еще: вроде бы собравшихся стало меньше. Ну да: ушли журналисты. Гастингс не ошибался – их было пятеро. Но ведь и еще кто-то исчез. Кто же?
Уже затворяя за собой дверь кабинета, комиссар сообразила: под шумок комнату покинул человек, который, казалось, обязан был остаться. Брэндон Лоринг.
– Лорни, это правда? Какого же пса рогатого ты там делал?!
– Ложь! – голос немца дрогнул, но, кажется, только от ярости. – Или они врут, или сошли с ума! Я не возвращался в боксы. Меня в четыре часа вообще уже не было в Килбурне. Да и не мог же я, дьявол вас сожри, испортить свой болид!
– И я так подумала, – Айрин вдруг поняла, что ей и впрямь не хочется договаривать до конца (Что это? Сантименты? И с каких пор?). – У меня опять шевельнулась мысль о подкупе. Ведь в первый день охранники говорили, что не видели никого. И только потом уже признались: мол, не хотели портить отношения с Лорингом – вдруг решит, что они его подставляют? Он часто навещал свою машину накануне старта, вот они и не придали значения этому его приходу. Но окончательный ответ на вопрос дала кассета видеонаблюдения. Вот она.
Айрин вынула из сумки и показала собравшимся темную плоскую коробку. Затем, мельком следя за общим смятением, достала и раскрыла ноутбук:
– Чтобы не таскать сюда видеомагнитофон, я перевела запись на DVD-диск. Прошу вашего внимания!
Экран ноутбука засветился, на нем показалось изображение с мерцающими в углу цифрами: число месяца и время суток видеонаблюдения. Цифры светились на фоне темного помещения с кафельными колоннами и длинным дюралевым барьером. Когда справа появилось число «19» с двумя нолями и затем крайний ноль сменился единицей, на краю картинки вдруг мелькнула человеческая фигура. Пропала, потом опять вошла в кадр. На человеке был оранжевый комбинезон «Лароссы».
Айрин Тауэрс нажала кнопку – изображение замерло. Комиссар пошевелила мышь, несколько раз щелкнула ею, и во весь экран возникла верхняя часть фигуры – только голова и грудь. Голова была повернута так, что виднелись лишь часть лба, полуприкрытого козырьком фирменной бейсболки, кончик носа, щека и очертания упрямого крупного подбородка.
– Человек, вошедший тем вечером в боксы «Лароссы», не попал в объектив лицом – ни прямо, ни даже в профиль. Но узнать его возможно и при таком ракурсе. Кто это, по-вашему, джентльмены?
Голос Айрин звучал устало, однако никто этого даже не заметил. Шум смолк, люди растерянно переглядывались.
– Дени! – Грэм Гастингс вместе с креслом развернулся к Лорингу, в то время как Эдуар Мортеле сидел, опустив голову и все больше наливаясь багровой краской. – Дени, ты спятил?! Если тебя для чего-то туда носило, почему ты об этом не сказал? Знаешь, что теперь наболтают и напишут?
Айрин Тауэрс, не отрываясь, смотрела на гонщика. Его лицо сделалось белым, как бумага. Глаза расширились, словно на экране ноутбука он увидел призрак. Рот приоткрылся – казалось, ему трудно дышать.
– Мистер Лоринг! – в тишине слова комиссара прозвучали неестественно громко. – Вы подтверждаете, что на этой записи – именно вы?
Он молчал. Бледность начала сменяться странным румянцем: под глазами и по краям чуть оттопыренных ушей вспыхнули пунцовые пятна.
– Вы умело прошли так, что камера, вращаясь, все время захватывала пространство впереди вас, – сказала комиссар. – Но в какой-то момент она вас все же поймала. Не ожидали? Учтите: факт вашего присутствия в боксах вовсе не доказывает, что вы повинны в трагедии. Но объяснить следствию, что вы там делали, все равно придется. Конечно, вы можете молчать – я ни в чем вас не обвиняю. Можете сказать, что на пленке – просто похожий на вас человек: лица ведь почти не видно. Но чужак не шел бы так уверенно по полутемному помещению, твердо зная, куда ему нужно идти. К тому же, как я понимаю, фирменные комбинезоны «Лароссы» в магазинах не продаются, а сшить абсолютно такой же на заказ, не имея образца, едва ли возможно. Эксперты увеличат изображение, исследуют его по отдельным фрагментам и установят точно: вы ли это попали в кадр. Так что, если вам нечего сказать…
– Довольно!
Даниэль Лоринг рывком поднялся с кресла. Шагнул к столу, вонзив в Айрин Тауэрс полуслепой, ненавидящий взор:
– Не надо никаких экспертиз, комиссар! Да, это я приходил в боксы «Лароссы» в семь вечера, в субботу.
– И больше ни слова! – угрожающе крикнул со своего места Мортеле.
– Не надо орать на меня, Эди! – пилот лишь мельком глянул на директора. – Я сам решу, сколько слов говорить! Да: это я просверлил в топливном баке отверстие и замазал его жвачкой. Я стал невольной причиной гибели Джанни Висконти, хотя понятия не имел, что возникнет эта хренова смесь и что она взорвется! Я никого убивать не хотел!
– Но… Но… – Гастингс едва мог вытолкнуть из пересохшего горла связные слова. – Но зачем?
– Да затем, что я не мог опять проиграть! – бросил Лоринг. – А я проиграл бы. С седьмого стартового места, да еще по сложной трассе, мне было не добраться даже до подиума, учитывая, что в этом сезоне и машина, и сам я – не в лучшей форме. Ну а сход с трассы из-за утечки топлива – это уже была бы не моя вина, за это меня никто б не осудил, газеты не писали бы снова, что Лоринг – больше не тот, что Рыжий Король кончился, и всю прочую хреновую мерзость! Мне было выгоднее не стать семикратным чемпионом из-за плохо подготовленной к нескольким заездам машины, а не оттого, что я сам теперь хуже езжу!
Он замолчал, медленно сжимая и разжимая кулаки, все выше вскидывая свой заносчивый подбородок. Губы его почти не дрожали.
– Мерзавец!
В этом восклицании Грэма Гастингса звучали не гнев и даже не возмущение, а лишь какая-то беспомощная растерянность. Кажется, он плохо понимал, что происходит.
Несколько вспышек фотоаппаратов сверкнули из последнего ряда, и затем «страховые агенты», уже не стесняясь, ринулись вперед, поспешно извлекая диктофоны. Рыжий Король отступил под их натиском, приподняв руку, точно защищаясь.
Айрин Тауэрс встала, обошла вокруг стола. Только на одно мгновение ее глаза вновь встретились с глазами гонщика. Теперь он смотрел уже не с ненавистью: его взгляд был почти испуган.
– А ну-ка – долой аппараты и диктофоны, джентльмены! – комиссар заступила между Даниэлем и журналистами. – Вас сюда никто не звал, и я еще буду разбираться, откуда вы взяли фальшивые удостоверения. Прессу мы информировать пока не собираемся. Вам на это, бесспорно, плевать, но и мне плевать на какую бы то ни было этику! Если за двадцать секунд вы не испаритесь отсюда, то через минуту прибудет наряд полиции, и я арестую вас за незаконное проникновение на подохранную территорию, где происходит закрытое совещание гоночных команд! Ну как? Считать до двадцати?
Самозванцы испарились почти моментально: у них не было желания связываться с комиссаром Тауэрс. К тому же они и так получили больше, чем надеялись. Сенсация обеспечена – да какая! Не каждый день и не каждый год звезда мировой величины выступает с таким вот оглушительным саморазоблачением!
– Ты не мог так поступить, Дени, ты не мог! – очнувшись, Грэм Гастингс подступил вплотную к Лорингу и сверху вниз (ибо был на полголовы выше) вперился в его запрокинутое лицо. – Ты понимаешь, чего нагородил, мать твою?! В какой угодно роли готов тебя представить, но только не одуревшим неврастеником! Скажи, что ты этого не делал!
– Хватит, Грэм! – кажется, Даниэль взял себя в руки: его голос звучал почти ровно. – Я очень сожалею. Но мне не могло прийти в голову, что минутное малодушие обернется таким кошмаром. Лучше бы я сам подорвался!
Сбоку гонщика дергал за рукав юрист «Лароссы» и что-то деловито тарахтел. Кто-то судорожно кричал в мобильник – кажется, это был Рейли.
В кабинете директора команды началась настоящая суматоха, в которой совершенно спокойными казались лишь два человека: комиссар Скотленд-Ярда и сам Эдуар Мортеле. Впрочем, его невозмутимость была, очевидно, напускной – француза выдавала пунцовая краска, так и не схлынувшая со щек.
Дэйв Клейн, личный механик Лоринга, до сих пор молча сидевший в своем кресле, медленно встал и подошел к комиссару:
– Можно мне тоже кое-что вам сказать?
Дэйв не представился – Айрин Тауэрс уже допрашивала его два дня назад и, конечно, запомнила. Да и трудно было бы не запомнить: массивный, красиво седеющий пятидесятилетний мужчина с грубоватым, но выразительным, очень загорелым лицом.
– Слушаю, мистер Клейн.
– Четыре года назад я ушел из «Скида», комиссар. Ушел после того, как тамошний гонщик, имя называть не стану, но угадать легко: он и сейчас гоняет… Так вот, когда у него на трассе сдох двигатель и он сошел с заезда, я подбежал. Надо же было спросить, как это случилось, в какой момент. Ну, чтоб понять, чего именно не выдержала машина. А он мне ка-ак въедет кулаком в рожу! При людях – к болиду ведь уже бежала целая толпа! И камера – тут как тут: говорят, по всем каналам это показали. Ну, я его пальцем не тронул, не стал мараться. А уж как хотелось! Зато на другой же день уволился. Повезло: в «Лароссе» как раз заболел механик, меня и взяли. А знаете, к чему я это рассказываю?
– Знаю, – Айрин Тауэрс чуть кивнула в сторону окруженного группой людей Даниэля. – Вы хотите сказать, что Лоринг никогда бы такого себе не позволил. Да?
– Да! У него случались заезды и похуже. Бывало – болид пылает, все орут: «Взорвется! Взорвется!» А Дени спокойно доезжает до пит-лейна, тормозит. Из машины не выходит. Пламя гасят, и он – вперед, как ни в чем не бывало! И двигатель у него глох, и колеса летели. И чтоб хотя бы раз Лорни наскочил на меня либо на другого механика! Рявкнуть – может, но только по делу и только не при посторонних! И вы верите, что такой человек мог размазаться – сломать машину, чтобы не показать своей слабости?
– Я не верю, что такой человек мог оказаться слабым! – Айрин посмотрела в глаза механику и усмехнулась. – Если он продырявил топливный бак, то по какой-то другой причине.
Гвалт в кабинете достиг, вероятно, апогея. Настала пора вмешаться.
– Хватит! – с силой гаркнула комиссар, и шум сник. – Обсудить все услышанное вы сможете после моего ухода. А мне пора. Всем спасибо за внимание. Мистер Лоринг, можно вас?..
Она отодвинула плечом очкарика-адвоката, но путь ей с неожиданным проворством преградил Мортеле.
– Только попробуйте, комиссар! – коротышка-француз весь подобрался и петухом пошел в атаку. – Признание признанием, но вину нужно еще доказать! И потом, ваши химики пока не установили, что взорвалась именно летучая смесь. А до тех пор вы никому не можете предъявить обвинение в гибели Висконти.
– А я никому ничего и не предъявляю. Пока не предъявляю. Отойдите, сэр, – мне нужно сказать пару слов вашему гонщику.
– Я и так слышу вас, комиссар, – отозвался Лоринг. – Наверное, вы хотите, чтобы я изложил письменно все, что тут наговорил?
– Хочу. Но это подождет. Выскажите-ка еще раз ваше мнение: для чего Джанкарло Висконти вывел болид на трассу?
Даниэль устало мотнул головой:
– Понятия не имею. Так или иначе, но он сделал меня своим убийцей! Что теперь, комиссар? Когда мне к вам приехать?
Она пожала плечами:
– Пока не знаю. Благодарю за помощь следствию. Я вам позвоню.
И посмотрела через плечо:
– Спасибо, мистер Клейн!
Однако она полуобернулась не для того, чтобы поблагодарить механика: ей хотелось еще раз скользнуть взглядом по рассеянной в беспорядке толпе. У Айрин Тауэрс была редкая особенность – умение в считанные секунды запечатлеть десятки лиц и оценить написанное на каждом из них выражение.
Ничего особенного. Такое впечатление, что сообщение Лоринга одинаково ошеломило всех. И еще: вроде бы собравшихся стало меньше. Ну да: ушли журналисты. Гастингс не ошибался – их было пятеро. Но ведь и еще кто-то исчез. Кто же?
Уже затворяя за собой дверь кабинета, комиссар сообразила: под шумок комнату покинул человек, который, казалось, обязан был остаться. Брэндон Лоринг.
Глава 12
Личная заинтересованность
Вечер выдался сыром и не по-летнему прохладным. Сизые лохмотья тумана расползались от набережной Темзы по улицам, но свет фонарей и рекламы проглатывал их, растворяя без следа.
Айрин уехала из управления на этот раз не позже обычного – в начале десятого. Пробки в это время оставались лишь на самых «густых» магистралях, которые комиссар давно научилась миновать. Лучше сделать небольшой крюк, чем торчать среди злобно фыркающих машин, слушая, как со всех сторон вопят в свои мобильники владельцы авто, объясняя домашним, отчего опаздывают к ужину. Айрин не к кому было опаздывать, но и терять время попусту она не привыкла. А ведь давно могла бы сменить квартиру, перебравшись поближе к управлению! Однако не хотела. Во-первых, ей нередко приходилось прямо из дома мчаться вовсе не в Скотленд-Ярд, а к очередному месту происшествия. И во-вторых, она очень любила свой двор.
Знакомые и приятели, которым случалось у нее бывать, часто говорили: это место чем-то напоминает Италию. Айрин бывала в Италии и сходства не находила. Но двор был особенный. Квадратный семиэтажный колодец пересекали на уровне второго и пятого этажей два крытых воздушных перехода, зрительно увеличивая пространство двора и создавая иллюзию легкости – легкости серых оштукатуренных стен, огромных скругленных сверху окон, широких карнизов и повисших над пустотой водосточных труб. Вечером и ночью галереи светились, бросая на асфальт неровные прямоугольники света. А со всех сторон тепло мерцали задумчивые окна квартир.
Комиссар поставила машину на обычное место, рядом с желтым маленьким «фольксвагеном» своего соседа по лестничной площадке. И заметила, что рассеянный сосед (пожилой чудаковатый художник) опять оставил багажник автомобиля приоткрытым, и оттуда на добрый метр торчит огромный сложенный зонт – мистер Ронсон брал его с собой за город, на натуру.
«Вот возьму и оштрафую за нарушение! – сердито подумала Айрин. – Ведь не заметит кто-нибудь в темноте этот зонтище да расшибет об него лобовое стекло!»
Она вернулась под арку подъезда и уже взялась было за створку ворот, собираясь их закрыть, как вдруг в глаза ударил слепящий свет фар. В сознании вспыхнуло: «Чужой!» Свои все во дворе, и свой притушил бы фары. Повинуясь отработанному рефлексу, комиссар резко отпрянула, одновременно вжимаясь в стену. Рука сама метнулась под мышку, к кобуре. Миг – и пустой глаз пистолета поймал размытый в ярком свете контур машины. Та взвыла тормозами, вкатила под нижнюю галерею и замерла. Фары погасли. Комиссар рассмотрела великолепный джип-«лендровер» изысканного вишневого цвета. Тот самый, что ехал за нею чуть не от самого полицейского управления. Потом отстал, но человек, который прятался за его тонированными стеклами, мог видеть, куда она свернула. Маловероятно, чтобы это были люди Дона Маклоу, и все же…
Щелкнула дверца. Худощавый мужчина в белом пиджаке легко впрыгнул в один из неровных световых прямоугольников и шагнул прямо к «форду» Айрин Тауэрс. Но ее это уже не встревожило: киллеры не носят на работе белых пиджаков. И не лезут на свет, будто ночные бабочки.
– Сэр, что вам нужно от моей машины? Ваша, в любом случае, лучше!
Он обернулся. Пистолет комиссара уже исчез в кобуре, и весь ее вид не являл никакой угрозы.
– Простите! Я думал – вы еще там. Я… Мне очень нужно с вами поговорить.
Айрин уехала из управления на этот раз не позже обычного – в начале десятого. Пробки в это время оставались лишь на самых «густых» магистралях, которые комиссар давно научилась миновать. Лучше сделать небольшой крюк, чем торчать среди злобно фыркающих машин, слушая, как со всех сторон вопят в свои мобильники владельцы авто, объясняя домашним, отчего опаздывают к ужину. Айрин не к кому было опаздывать, но и терять время попусту она не привыкла. А ведь давно могла бы сменить квартиру, перебравшись поближе к управлению! Однако не хотела. Во-первых, ей нередко приходилось прямо из дома мчаться вовсе не в Скотленд-Ярд, а к очередному месту происшествия. И во-вторых, она очень любила свой двор.
Знакомые и приятели, которым случалось у нее бывать, часто говорили: это место чем-то напоминает Италию. Айрин бывала в Италии и сходства не находила. Но двор был особенный. Квадратный семиэтажный колодец пересекали на уровне второго и пятого этажей два крытых воздушных перехода, зрительно увеличивая пространство двора и создавая иллюзию легкости – легкости серых оштукатуренных стен, огромных скругленных сверху окон, широких карнизов и повисших над пустотой водосточных труб. Вечером и ночью галереи светились, бросая на асфальт неровные прямоугольники света. А со всех сторон тепло мерцали задумчивые окна квартир.
Комиссар поставила машину на обычное место, рядом с желтым маленьким «фольксвагеном» своего соседа по лестничной площадке. И заметила, что рассеянный сосед (пожилой чудаковатый художник) опять оставил багажник автомобиля приоткрытым, и оттуда на добрый метр торчит огромный сложенный зонт – мистер Ронсон брал его с собой за город, на натуру.
«Вот возьму и оштрафую за нарушение! – сердито подумала Айрин. – Ведь не заметит кто-нибудь в темноте этот зонтище да расшибет об него лобовое стекло!»
Она вернулась под арку подъезда и уже взялась было за створку ворот, собираясь их закрыть, как вдруг в глаза ударил слепящий свет фар. В сознании вспыхнуло: «Чужой!» Свои все во дворе, и свой притушил бы фары. Повинуясь отработанному рефлексу, комиссар резко отпрянула, одновременно вжимаясь в стену. Рука сама метнулась под мышку, к кобуре. Миг – и пустой глаз пистолета поймал размытый в ярком свете контур машины. Та взвыла тормозами, вкатила под нижнюю галерею и замерла. Фары погасли. Комиссар рассмотрела великолепный джип-«лендровер» изысканного вишневого цвета. Тот самый, что ехал за нею чуть не от самого полицейского управления. Потом отстал, но человек, который прятался за его тонированными стеклами, мог видеть, куда она свернула. Маловероятно, чтобы это были люди Дона Маклоу, и все же…
Щелкнула дверца. Худощавый мужчина в белом пиджаке легко впрыгнул в один из неровных световых прямоугольников и шагнул прямо к «форду» Айрин Тауэрс. Но ее это уже не встревожило: киллеры не носят на работе белых пиджаков. И не лезут на свет, будто ночные бабочки.
– Сэр, что вам нужно от моей машины? Ваша, в любом случае, лучше!
Он обернулся. Пистолет комиссара уже исчез в кобуре, и весь ее вид не являл никакой угрозы.
– Простите! Я думал – вы еще там. Я… Мне очень нужно с вами поговорить.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента