Страница:
Лар согнал с лица марево:
– Я уже сказал. Ожерелье матери.
Золото волос, изумруды глаз – вероятно, иного типа внешности для эльмарских эльфов природа этого мира не предусмотрела. Вошедшая в комнату женщина ничем не выделялась. Черное шелковое платье подчеркивало стройность фигуры и белизну кожи, удачно оттеняя длинные вьющиеся локоны. За руку она вела худенького мальчика лет семи, одетого в легкую голубую тунику. Тонкий обруч из белого металла прижимал к головке ребенка непослушные кудряшки (золотистые, естественно), а зеленые глаза светились любопытством.
– Леди Триллин, – поклонился Ил. – Точнее княгиня. Простите, еще не привык к вашему нынешнему титулу.
Эльфийка не ответила, только крепче сжала ладошку сына.
– А это, стало быть, мой маленький братец.
Даже Сэлу стало неуютно от взгляда, которым Сумрак встретил пришедших, и совсем уж не нравились кровожадные нотки в голосе.
– Я с удовольствием пообщался бы с вами, – продолжил Лар, – но времени у меня немного. Поэтому ограничимся тем, что вы вернете мне вещь, попавшую к вам по ошибке, княгиня. Венчальное ожерелье Левины Зеол. Ваш супруг говорит, что не знает, где оно. Забывчивость, простительная в его почтенном возрасте. Но вы наверняка обладаете лучшей памятью.
– Рада видеть вас, принц Иоллар. – Такого дивного голоса Сэллер в жизни не слышал, но сейчас в нем звучал затаенный страх. – Я помню ожерелье, о котором вы говорите, но… Прошло уже столько лет, понадобится время, чтобы найти его…
– Что ж, – Сумрак одарил мачеху улыбкой, от которой та непроизвольно отступила на шаг, – возможно, это и к лучшему.
Подойдя к эльфийке вплотную и глядя ей прямо в глаза, он сжал ее запястье, заставляя выпустить руку сына, и подвел онемевшую от страха женщину к двери:
– Мое время ограничено, но оно у меня есть. Ищите. Ваш супруг сейчас присоединится к вам в этих поисках. А я пока получше познакомлюсь с братом. Поверьте, нам будет о чем поговорить.
– Не надо… – всхлипнула несчастная.
– Ищите, Триллин. – Иоллар резко оборвал возможную истерику. – И вы, князь. – Приглашающий жест в сторону выхода.
– Я надеюсь, ты не сделаешь того, о чем потом будешь жалеть, сын, – глухо выговорил Окнир.
– Вы до сих пор считаете меня сыном?
Эльф застыл в дверях.
– Между нами случались недоразумения, Иоллар. Но я все-таки твой отец, не забывай об этом.
– Вы первым забыли об этом в день, когда отправили ко мне Ромара, – спокойно констатировал Лар.
– Что с ним стало? – вскинул голову князь.
– Он умер. Как настоящий воин.
Сэл знал, что Сумрак сказал правду. Но другое дело, как эта правда будет истолкована его отцом.
– И еще одно, – бросил Лар. – Мы с другом проголодались, проявите гостеприимство, достойное князя Элир. И не забывайте, что трапезу я разделю с младшим братом. Будет дурно с моей стороны есть самому и не накормить ребенка.
– Сын!
– Не стоит, князь, не стоит. Я знаю, на что вы способны. А вам следует знать, на что способен я.
– Я тоже хотел бы знать, на что ты способен! – возмущенно воскликнул Буревестник, когда Окнир вышел и в комнате остались они втроем: Сэл, Иоллар и испуганный, ничего не понимающий мальчик.
Идущий обещал не вмешиваться, но Сумрак, по его мнению, перешел все границы.
– Эта цацка стоит того, чтобы…
– Помолчи, – махнул на него Лар, подходя к маленькому принцу и присаживаясь на корточки. – Ну, давай знакомиться, Ленир. А то твои родители забыли представить нас друг другу. Иоллар.
Он протянул мальчику ладонь, а его лицо, еще миг назад жесткое и злое, приобрело такое дружелюбно-обезоруживающее выражение, что ребенок сморгнул выступившие слезы и улыбнулся в ответ. Сэллер шепотом выругался. Верно Мила говорит об этом типе – непредсказуемый.
– Ты мой брат? – спросил Ленир недоверчиво. – Говорили, что ты умер. Ты дух?
Лар скорбно вздохнул, и малыш, осмелев, коснулся протянутой руки:
– Похож на настоящего.
– А то. Тебе эта штука на голове не мешает?
– Это малая корона, без нее нельзя выходить к гостям.
– Знаю. Сам с такой сколько лет мучился. Но я не гость, так что можешь снять.
Эльфик нерешительно стащил с головы обруч.
– И я знаю, что еще нельзя, – заговорщически подмигнул ему старший брат. – Нельзя ничего трогать в этой комнате, наступать на ковер и сидеть в том кресле. Но сегодня эти правила отменили.
– Честно?
Не дожидаясь ответа, мальчик наступил носком золоченого сандалика на пушистый белый ковер. Гром не грянул, и он радостно улыбнулся. Много ли нужно ребенку для счастья?
– Посиди за столом, – предложил ему Иоллар. – Можешь потренироваться подписывать бумаги – ты же будущий князь. А в верхнем ящике должна быть печать, ее сегодня тоже можно брать.
Вероятно, умоститься в отцовском кресле, было тайной мечтой наследника – упрашивать себя он не заставил. А Сумрак, неуловимо изменившись в лице, отвернулся и подошел к высокому витражному окну.
– Совсем за маньяка меня держишь? – спросил у приблизившегося друга.
– Демоны тебя разберут, – досадливо поморщился Сэллер.
– Это мой брат, Сэл. Я не причиню ему вреда. И этой лживой сволочи, нашему папаше, тоже. Не смогу. Я только что убил девятерых, чья вина заключалась лишь в том, что они честно выполняли долг перед правителем, а этого ублюдка не смогу. Потому что, пойдя против своей крови, стану таким, как он. А я и без этого уже…
– А что такое «подать»? – поинтересовался взобравшийся на стол принц.
– Налог, – машинально ответил его брат, не внося ясности. – Ты знаешь, не черкай все же эти указы, возьми лучше чистые листы. Не хватает еще мимоходом развалить страну, – пробурчал он при этом себе под нос. – Любишь рисовать? А музыку?
Сумрак отвлекся, разговорившись с мальчиком, с искренним интересом расспрашивал его о занятиях и увлечениях, заставив Сэла вспомнить о собственном брате и о том решении, которое уже который месяц зрело в его голове, потом снова вернулся к товарищу.
– Чтобы ты понял, тут, в Долине, своеобразные законы. Без этого мальчишки мой отец никто. Правитель без наследника не правитель. А князь уже не так молод, чтобы надеяться на рождение еще одного сына. Поэтому – да, это шантаж. И он сделает все. Но не ради ребенка – ради того, чтобы сохранить власть.
– А его жена? Ее тебе не жаль? Она неизвестно что сейчас думает. И что, если они так и не найдут ожерелье?
– Найдут.
– А какое ожерелье? – спросил мальчик, прислушивавшийся, как оказалось, к их разговору. Камень-переводчик, висевший у Сэла на шее, видимо, давал достаточно излучения, чтобы маленький эльмарец их понимал.
– Красивое, – ответил Иоллар. – Серебряное, и на нем дракон нарисован.
Он подошел к столу, взял чистый лист бумаги и карандаш и наскоро набросал эскиз.
– Вот такое. Видел когда-нибудь?
– Да. А зачем оно тебе?
– Хочу подарить жене.
– У тебя есть жена? – удивился ребенок.
«Ты уже такой большой?» – слышалось в этом вопросе.
– Да, есть. И дети: мальчик и девочка. А где ты видел это ожерелье?
– Не помню.
– Жаль.
В дверь постучали. Принесли затребованную Иолларом еду.
Сумрак все-таки попросил друга проверить блюда на предмет содержания в них ядов или еще каких-нибудь снадобий.
– Я ничего не чувствую. Но моя сила здесь…
– Все в порядке с твоей силой, – успокоил Лар. – Если ты о стражах, на них универсальные амулеты. Защищают от любых чар.
Время ожидания затягивалось. Но Иоллар потратил его с пользой: как и уверял князя, познакомился с братом поближе. Дети Сумрака любили, это Сэл давно заметил. Вот и эльфеныш не оказался исключением: болтал без умолку, сам расспрашивал обо всем, что приходило в голову. Через час стал счастливым обладателем десятка рисунков, изображающих дивных животных, какие-то невиданные машины и строения – Ил рассказывал о Сопределье. Рассказывал с грустью: прогулка на Эльмар была его единственным переходом с тех пор, как они с Галлой застряли на Таре, и, наверное, станет последним. Лар не будет гулять по другим мирам, когда его жена заперта в одном, как бы ни хотел, не позволит себе того, чего лишена она. А он от этого очень страдал – по глазам было видно, когда говорил с братишкой о чудесах других планет.
Еще через час Ленир удостоился чести увидеть клинки Т’арэ и опробовать их остроту на оплетшем один из углов комнаты декоративном плюще.
– Ил, думай, что делаешь! – возмутился Сэллер. – Еще поранится.
– Никогда. Мы одной крови, эти мечи для него не опасны.
– Кто знает, сколько в тебе этой крови после пожара осталось.
– Достаточно, – нахмурился Сумрак. – На отце проверил. Не заметил? Вот и он не заметил.
– Так ты все-таки…
– Нет! Царапнул по шее. Точнее, попытался. Я же сказал, что не трону его. Пусть живет. Живет и боится.
А спустя еще час маленький эльф уснул прямо за столом.
– Дети Элир слишком слабые, – пояснил Лар, заботливо перенося брата на обтянутую кожей кушетку. – Для него это был утомительный день.
– Для меня тоже, – признался идущий. – И он еще не закончился.
За окнами стемнело, пришлось зажечь свечи, а ожерелье так и не принесли.
– Ты обещал рассказать о своих делах с азгарским двором, – напомнил Сэл.
– Обещал, но… Ладно, что ты хочешь знать?
– Чем ты занимаешься.
– Скажем так, я независимый консультант по кризисным ситуациям.
– Ил, кризисные ситуации у нас уже шесть лет. Точнее нельзя?
– Привести конкретные примеры? Хорошо. Помнишь прорыв морской блокады? С чего все началось?
– Нам повезло? – Сэл уже сам в это не верил.
– Начиналось все со шторма. Он бушевал в Лазоревом море три дня. К утру четвертого в нейтральные воды, где стояли на рейде имперские корабли, вынесло лодку с двумя детьми. Шторм застал их далеко от берега, когда они рыбачили, и мотал три дня, они выжили только чудом. Когда имперцы все же решили спустить шлюпку, предварительно проверив утлое суденышко на наличие скрытых чар, они обнаружили умирающих от голода и обезвоживания подростков – мальчика и девочку лет четырнадцати. Каэрцы оказались не чужды милосердия и взяли детей на борт. Впрочем, уверен, что, когда те полностью оклемались бы, участь их ждала незавидная. Девочку-то уж точно. Хотя, это дело вкуса… Но они умерли, несмотря на уход за ними. А спустя длань на корабле вспыхнула эпидемия. На том судне, что подобрало детей, и еще на трех, посланники с которых поднимались на его борт в течение этого времени. Болезнь привезли в один из портов, но маги и целители быстро с ней разобрались, горожане почти не пострадали, количество смертей среди гражданских не перевалило за сотню. Но в военном госпитале, куда доставили первых больных с корабля, никто не выжил. Как и в расположенных неподалеку казармах, где расположились солдаты, ожидавшие отправки на Саатар. Как тебе такой пример? – Лар с вызовом посмотрел на товарища.
– Неудачный, – не отводя взгляда, сказал Сэл. – Еще есть?
– Найдется. Если ты не забыл, у императора было несколько отрядов, сформированных из числа наемников-орков. Дети вулканов воевали за Истмана на Каэтаре, но привлечь их к войне в западных землях ему не удалось. Огненные орки не захотели выступать против Лар’эллана, с которым у них был длительный мир, и заявили о своем нейтралитете. Правда, они не отказывали имперцам в помощи оружием и проводниками, хорошо знавшими Лес. А Аэрталь была вынуждена это терпеть, опасаясь спровоцировать открытое противостояние. Так это и продолжалось бы, если бы однажды в приграничное селение огненных не наведался имперский отряд. Они попросили проводников и задержались на ночлег. Ночью, упившись тростниковым самогоном, солдаты Истмана сначала устроили драку с принявшим их на постой хозяином, затем сожгли его дом и отправились гулять по деревне, в которой почти не было взрослых воинов. Убили практически всех мужчин и восемь женщин, одна из которых была женой местного старейшины и дочерью вождя соседнего племени…
– А утром они ушли, – продолжил Сэллер. – Спустя три дня воины Аэрталь наткнулись на этот отряд и принесли оркам их трупы. Союз вождей принял решение объединиться с детьми Леса и отказаться от договоров с империей. Я знаю эту историю. Но не так, как ты, конечно. Кем на самом деле были эти люди?
– Имперцами, – пожал плечами Лар. – Все, кроме одного. А тот был нашим магом-целителем. Знал, чего не стоит добавлять в спиртное, чтобы не вызвать галлюцинации и разум не затмила жажда крови. Когда началась резня, у него сдали нервы. Был убит там же… Что к лучшему.
– Люди Истмана пытались использовать подобный прием, – ничего не выражающим тоном произнес Сэл. – Наняли два десятка опустившихся гитаэлле, чтобы те напали на гномью серебряную шахту, выставив это делом рук лар’элланцев. Но что-то пошло не так, горняки их переловили и узнали, кто на самом деле за этим стоит. Теперь Истман на ножах еще и с гномьими кланами.
– Я в курсе. – Усмешка Иоллара наводила на неожиданные выводы.
– Так это были не гитаэлле?!
– Да нет, они. Только наняли их не имперцы. Все еще хочешь знать, чем я занимаюсь?
Возможно, на кого-нибудь другого услышанное произвело бы иное впечатления, но не на Сэллера. Война – дело грязное. К тому же он был уверен, что Лар намеренно привел именно эти примеры, наверняка в остальном его «консультации» касались более тривиальных дел.
– Когда закончится война? – спросил Буревестник вместо того, чтобы отвечать на поставленный вопрос.
– Если все пойдет по плану, в течение этого года.
– А если бы ты был на месте Дистена и сам принимал решения?
– Два года назад. Но с большими потерями.
– Ясно. А чисто гипотетически, в какой срок ты мог бы стать королем Кармола?
– Гипотетически? – задумался Иоллар. – За восемь лет. Восемь лет на Кармол. Еще двадцать пять – на захват империи. После – около тридцати на Лар’эллан. А имея в подчинении империю и Лес, можно было бы к концу столетия стать владыкой мира.
– Ты серьезно? – ошалел от точности приведенных цифр Сэллер.
– Нет, – улыбнулся Сумрак. – А ты серьезно спрашивал? Если серьезно, – улыбка померкла, – мне это и даром не нужно.
Мальчик на кушетке заворочался, и Иоллар обернулся к нему:
– Придется отложить эту затею. Пригрозить папаше кровавой расправой и пообещать заглянуть через месяц. А Галле что-нибудь другое подарю.
Стоявший за дверью как будто дожидался этих слов – послышался робкий стук.
– Войдите! – резко, но негромко, чтобы не разбудить брата, бросил Лар.
Окованная серебром створка бесшумно распахнулась, пропуская княгиню Триллин.
У эльфийки были красные глаза, а лицо покрывал толстый слой небрежно нанесенных белил. Неизвестно, что она хотела сказать, но, увидев лежащего на софе сына, вскрикнула и бросилась к нему. Сумрак успел поймать ее за руку.
– Он спит, – прошептал он ей. – Поел, поиграл, а теперь отдыхает.
Женщина, не поверив, замотала головой, а по щекам потекли слезы.
– Он спит, – повторил Лар, не сводя глаз с ее лица.
Не отпуская тонкого запястья, достал из кармана платок и стер со щек мачехи слезы вместе с гримом – на правой щеке княгини краснел кровоподтек. Эльфийка опустила глаза:
– Я не нашла ожерелья.
А Окнир нашел виноватого.
Сумрак отпустил женщину. Она подбежала к ребенку, порывисто обняла и конечно же разбудила. А когда мальчик спросонья радостно затараторил о том, какой чудесный у него был день и как он здорово играл со своим взрослым братом, не выдержала и разрыдалась.
– В коридоре есть кто-нибудь? – спросил Лар, когда она немного успокоилась.
– Двое стражников.
– Попросите их позвать вашего мужа.
Сэл помнил, что Иоллар не собирался причинять вред отцу, но, глядя сейчас в его глаза, начал в этом сомневаться.
Не так он себе это представлял. Без ненужных убийств, без женских слез. Но в какой-то момент злость и жажда мести оказались сильнее разума. Пришло время остановиться.
Сидящая в обнимку с сыном женщина, прячущая от мальчика заплаканные глаза и нежно перебирающая его спутавшиеся во сне кудряшки, при приближении Сумрака вздрогнула и прижала к себе малыша.
– Леди Триллин, прошу простить меня за беспокойство, которое я вам причинил. И хочу заверить, что ни вам, ни вашему сыну ничего не угрожает.
Эти слова дались нелегко и прозвучали сухо. Но он сказал. Уже отойдя от нее, развернулся и добавил то, о чем действительно думал:
– Я не рассчитываю на ваше понимание. Тот, кто посмел бы отнять у меня моего ребенка, был бы уже мертв, какие бы цели им ни двигали.
– А у вас есть ребенок? – тихо спросила эльфийка.
– Даже два! – радостно сообщил ей сын, прежде чем Лар успел ответить. – Мальчик и девочка! У них большой дом и много всего интересного. Только лошадей почти нет, и они катаются на больших ящерицах. Смотри!
Он спрыгнул на пол, добежал до стола и, подхватив кипу рисунков, вернулся к матери:
– Вот такие ящерицы!
Ленир еще что-то рассказывал, шелестела бумага, а Иоллар присел за стол и уткнулся лбом в сцепленные замком пальцы. Сейчас войдет отец. И что он ему скажет? Ярость туманила мысли. Ярость, обида и что-то еще. Возможно, память…
– Это правда? – поинтересовалась Триллин, отрывая взгляд от рисунков.
– Ящерицы? Да, удобный транспорт.
– Я о ваших детях.
Она осмелела, поверив, что он не причинит им зла, а любопытство помогло побороть страх. Простота этого вопроса, звучание ее певучего голоса отвлекали от темных помыслов. Так же, как и шуршание неизвестно как очутившегося в руке грифеля по шероховатому листу. Быстрые короткие штрихи, плавные линии – родные, с нежностью хранимые в сердце черты. Ясные глаза под темной челкой, открытая улыбка и острые кончики ушек. И другие – лукавый прищур, носик-кнопочка, копна вьющихся волос и ямочки на пухлых щечках. Он нарисовал бы их с закрытыми глазами. Но сейчас хотелось смотреть, видеть их лица, помнить, что то, что сейчас его окружает, на самом деле не навсегда – он не вернулся в прошлое, лишь заглянул ненадолго, и скоро уйдет… Только прежде отдаст долги. Карандаш хрустнул, надломившись в ставших каменными пальцах, Лар без слов пододвинул лист подошедшей к столу эльфийке.
Триллин долго всматривалась то в рисунок, то в его лицо, а после вздохнула:
– Вы счастливы, принц Иоллар.
Это было утверждением и вопросом одновременно. «Ты счастлив, – говорила она, – ты вырвался отсюда, у тебя чудесные дети и наверняка любимая и любящая жена. Так зачем же ты явился сюда и нарушил зыбкое спокойствие этого дома?»
– Вы знали мою мать, леди Триллин?
– Я… – Голос дрогнул: он вновь напугал ее. – Не очень хорошо. Я редко бывала тогда при дворе.
– Она была чем-то похожа на вас. – Лар взял из стопки чистых листов еще один, потянулся за новым карандашом. – Тоже старалась быть хорошей женой. Тоже делала вид, что ничего не замечает. Так же прощала. Так же радовалась, когда о ее существовании вдруг вспоминали… Но однажды не выдержала и заявила мужу, что уезжает из Долины. Навсегда. Она сделала бы это раньше, но так же, как и вы, переживала за своего ребенка. А к тому времени он уже вырос, ему было семнадцать, и она решила, что теперь он сможет понять. Он понял. И даже хотел уехать с ней и никогда не возвращаться. Но она не позволила, говорила о долге, об ответственности, о том, что такой поступок приведет к расколу, а может, и к войне… Она была мудрой женщиной. Но разрешила сыну проводить ее…
Сумрак умолк, поглядел на бумагу и перевернул лист рисунком вниз.
– Если бы я тогда остался во дворце, она до сих пор была бы жива. Кто-то счел нашу поездку удобным случаем избавиться от наследника, и… Но дальше вы знаете, да?
Он не ожидал, что Триллин усмотрит какую-то подоплеку в его рассказе, но она отшатнулась, бросила беглый взгляд на сына, что-то рассказывающего подсевшему к нему проводнику (Иоллар не сомневался, что Сэл прислушивается и к их разговору), и взволнованно зашептала:
– Я понимаю, что вы подумали. Вы считаете, что род Каэлов как соискатель короны мог организовать это нападение. Но мой отец и брат никогда бы…
– Не стоит, княгиня. Возможно, вы правы. А возможно, не знаете всего. Но это уже не важно. Да, будь у меня имя виновного… Впрочем, одно имя у меня есть. Этого не произошло бы, не решись она уехать. А кто вынудил ее к этому, вам известно. Но сейчас я говорил не об этом. Она умирала у меня на руках, и я поклялся ей и себе, что сделаю все, о чем бы она ни попросила. А она сняла ожерелье, которое досталось ей от матери, дала мне и сказала, что я должен буду подарить его женщине, с которой решу соединить судьбу. Это единственное, о чем она просила меня: не о мести, не о прощении – лишь об этом.
– Значит, вы и правда пришли только из-за ожерелья?
– Сначала да.
Иоллар поднялся из-за стола и протянул ей перевернутый лист. Грустно усмехнулся, когда она удивленно расширила глаза, взглянув на рисунок, и, смотрясь в него, как в зеркало, коснулась щеки в том месте, где краснело неровное пятно.
Дверь отворилась без стука – Окнир все еще чувствовал себя полноправным хозяином дворца. Остановился у входа, застав вполне мирную картину: верно, воображение рисовало ему совсем другое. Но Сумрак не стал его разочаровывать.
– Вы заставили себя ждать, князь, – процедил он сквозь зубы. – А я говорил, что тороплюсь.
– Твою просьбу оказалось нелегко выполнить, сын. Мы обыскали весь дворец…
– Я вас предупреждал.
Лар заметил, как насторожился Сэллер при этих словах.
– Леди Триллин, попросите кого-нибудь из слуг увести ребенка.
Нет, он почти не играл, все было по-настоящему: и зловещие нотки в голосе, и появившийся в руке меч.
– Иоллар…
Но Лар отвернулся, не дав Окниру договорить.
– Выведите ребенка, княгиня. И возвращайтесь к нам.
Улучив момент, наклонился к мальчику и шепнул на ухо:
– Тебе спать пора, но я еще загляну.
И уже громко – к их общему отцу:
– Не хотите попрощаться с сыном, князь?
Эльф спал с лица.
– Я имел в виду: пожелать ему спокойной ночи, – с жесткой насмешкой уточнил Сумрак. – Или за вами до сих пор не водится таких привычек?
Окнир отмер, шагнул к ребенку и опустился перед ним на колени. Нерешительно, словно впервые, – а может, так оно и было, – положил на худенькие плечики дрожащие руки.
– Доброй ночи… сынок.
Так же неловко притянул его к себе, коснулся губами лба и оторопело застыл, когда детские ручонки обхватили шею.
– Доброй ночи, отец.
Триллин, казалось, готова была расплакаться от умиления. Догадка оказалась верна – переизбытком родительских чувств Окнир не страдал ни в прошлом, ни сейчас.
– Удивительно, не правда, ли? – с неприкрытой издевкой произнес Лар, когда княгиня, повинуясь его взгляду, вывела Ленира за дверь. – Оказывается, сын – это не только пропуск в тронный зал. У детей есть чувства. Как правило, добрые и светлые. И они способны дарить этот свет другим… Но одного раза недостаточно, чтобы это понять. А второго у вас уже не будет.
– Иоллар, я…
– Вы больше никогда не обнимете сына, – резко и громко оборвал его Сумрак, и вернувшаяся в комнату эльфийка отшатнулась, прижавшись к стене. – Никогда не отсчитаете денег наемному убийце. Никогда, – взгляд снова вернулся к Триллин, – не ударите женщину.
– Ты сможешь убить своего отца? – дрогнувшим голосом спросил Окнир.
– Нет, князь. – Лар увидел, как эльф побледнел от одной его улыбки. – Я не убью вас. Но и отцом вас не считаю. Назовем наши отношения равноценным обменом: когда-то вы подарили мне жизнь, сегодня я сохраню вам вашу. Но только жизнь. А до этого я говорил о ваших руках…
Окнир еще недоуменно хмурился, когда Иоллар схватил его за плечо и подтащил к столу. Сил эльфа не хватало на сопротивление, и уже через секунду рука его оказалась вытянута вдоль столешницы, а сам он едва стоял, изогнувшись в несуразной позе.
– Руки, князь, – взмахнул мечом Сумрак. – Без них не обнимешь, не ударишь. Но жить можно.
– Нет!
Крик Триллин совпал с ударом, женщина бросилась вперед, но ее перехватил Сэллер, и она обмякла в его объятиях. Окнир тоже был близок к тому, чтобы лишиться сознания.
– Странно это, – задумчиво повторил Сумрак, отпуская отца, позволяя ему сползти на пол. – Вы можете пойти против своей крови, подсылая убийцу к сыну, а моя кровь не позволяет причинить вам вреда. Вы можете издеваться над женой, а она не в силах смотреть на ваши страдания. С чего бы так?
Сэл тем временем уложил эльфийку на софу и склонился над ней, приложив ладонь ко лбу. Лар одобрительно кивнул, заметив, как тает темное пятно на ее щеке, а после снова перевел взгляд на отца:
– Так что вы думаете, князь?
– Я… я не знаю…
– Я дам вам время. До утра. Утром вы соберете совет Долины, и там решится ваша судьба.
– Хорошо…
– А до этого у вас есть шанс попросить прощения у жены.
Не поднимаясь с пола, Окнир пополз к еще не пришедшей в себя женщине. Лар схватил его за шиворот, резко поднял, от чего одежда затрещала по швам, и развернул лицом к себе.
– Попросить прощения, а не запугать и заставить притвориться, что все хорошо. Притворяться теперь будете вы – нежным мужем, любящим отцом. Возможно, со временем это войдет у вас в привычку. А в противном случае я всегда смогу найти другой меч.
– Всегда? – выдавил князь.
– Да. Теперь я стану следить за каждым вашим шагом.
– Я уже сказал. Ожерелье матери.
Золото волос, изумруды глаз – вероятно, иного типа внешности для эльмарских эльфов природа этого мира не предусмотрела. Вошедшая в комнату женщина ничем не выделялась. Черное шелковое платье подчеркивало стройность фигуры и белизну кожи, удачно оттеняя длинные вьющиеся локоны. За руку она вела худенького мальчика лет семи, одетого в легкую голубую тунику. Тонкий обруч из белого металла прижимал к головке ребенка непослушные кудряшки (золотистые, естественно), а зеленые глаза светились любопытством.
– Леди Триллин, – поклонился Ил. – Точнее княгиня. Простите, еще не привык к вашему нынешнему титулу.
Эльфийка не ответила, только крепче сжала ладошку сына.
– А это, стало быть, мой маленький братец.
Даже Сэлу стало неуютно от взгляда, которым Сумрак встретил пришедших, и совсем уж не нравились кровожадные нотки в голосе.
– Я с удовольствием пообщался бы с вами, – продолжил Лар, – но времени у меня немного. Поэтому ограничимся тем, что вы вернете мне вещь, попавшую к вам по ошибке, княгиня. Венчальное ожерелье Левины Зеол. Ваш супруг говорит, что не знает, где оно. Забывчивость, простительная в его почтенном возрасте. Но вы наверняка обладаете лучшей памятью.
– Рада видеть вас, принц Иоллар. – Такого дивного голоса Сэллер в жизни не слышал, но сейчас в нем звучал затаенный страх. – Я помню ожерелье, о котором вы говорите, но… Прошло уже столько лет, понадобится время, чтобы найти его…
– Что ж, – Сумрак одарил мачеху улыбкой, от которой та непроизвольно отступила на шаг, – возможно, это и к лучшему.
Подойдя к эльфийке вплотную и глядя ей прямо в глаза, он сжал ее запястье, заставляя выпустить руку сына, и подвел онемевшую от страха женщину к двери:
– Мое время ограничено, но оно у меня есть. Ищите. Ваш супруг сейчас присоединится к вам в этих поисках. А я пока получше познакомлюсь с братом. Поверьте, нам будет о чем поговорить.
– Не надо… – всхлипнула несчастная.
– Ищите, Триллин. – Иоллар резко оборвал возможную истерику. – И вы, князь. – Приглашающий жест в сторону выхода.
– Я надеюсь, ты не сделаешь того, о чем потом будешь жалеть, сын, – глухо выговорил Окнир.
– Вы до сих пор считаете меня сыном?
Эльф застыл в дверях.
– Между нами случались недоразумения, Иоллар. Но я все-таки твой отец, не забывай об этом.
– Вы первым забыли об этом в день, когда отправили ко мне Ромара, – спокойно констатировал Лар.
– Что с ним стало? – вскинул голову князь.
– Он умер. Как настоящий воин.
Сэл знал, что Сумрак сказал правду. Но другое дело, как эта правда будет истолкована его отцом.
– И еще одно, – бросил Лар. – Мы с другом проголодались, проявите гостеприимство, достойное князя Элир. И не забывайте, что трапезу я разделю с младшим братом. Будет дурно с моей стороны есть самому и не накормить ребенка.
– Сын!
– Не стоит, князь, не стоит. Я знаю, на что вы способны. А вам следует знать, на что способен я.
– Я тоже хотел бы знать, на что ты способен! – возмущенно воскликнул Буревестник, когда Окнир вышел и в комнате остались они втроем: Сэл, Иоллар и испуганный, ничего не понимающий мальчик.
Идущий обещал не вмешиваться, но Сумрак, по его мнению, перешел все границы.
– Эта цацка стоит того, чтобы…
– Помолчи, – махнул на него Лар, подходя к маленькому принцу и присаживаясь на корточки. – Ну, давай знакомиться, Ленир. А то твои родители забыли представить нас друг другу. Иоллар.
Он протянул мальчику ладонь, а его лицо, еще миг назад жесткое и злое, приобрело такое дружелюбно-обезоруживающее выражение, что ребенок сморгнул выступившие слезы и улыбнулся в ответ. Сэллер шепотом выругался. Верно Мила говорит об этом типе – непредсказуемый.
– Ты мой брат? – спросил Ленир недоверчиво. – Говорили, что ты умер. Ты дух?
Лар скорбно вздохнул, и малыш, осмелев, коснулся протянутой руки:
– Похож на настоящего.
– А то. Тебе эта штука на голове не мешает?
– Это малая корона, без нее нельзя выходить к гостям.
– Знаю. Сам с такой сколько лет мучился. Но я не гость, так что можешь снять.
Эльфик нерешительно стащил с головы обруч.
– И я знаю, что еще нельзя, – заговорщически подмигнул ему старший брат. – Нельзя ничего трогать в этой комнате, наступать на ковер и сидеть в том кресле. Но сегодня эти правила отменили.
– Честно?
Не дожидаясь ответа, мальчик наступил носком золоченого сандалика на пушистый белый ковер. Гром не грянул, и он радостно улыбнулся. Много ли нужно ребенку для счастья?
– Посиди за столом, – предложил ему Иоллар. – Можешь потренироваться подписывать бумаги – ты же будущий князь. А в верхнем ящике должна быть печать, ее сегодня тоже можно брать.
Вероятно, умоститься в отцовском кресле, было тайной мечтой наследника – упрашивать себя он не заставил. А Сумрак, неуловимо изменившись в лице, отвернулся и подошел к высокому витражному окну.
– Совсем за маньяка меня держишь? – спросил у приблизившегося друга.
– Демоны тебя разберут, – досадливо поморщился Сэллер.
– Это мой брат, Сэл. Я не причиню ему вреда. И этой лживой сволочи, нашему папаше, тоже. Не смогу. Я только что убил девятерых, чья вина заключалась лишь в том, что они честно выполняли долг перед правителем, а этого ублюдка не смогу. Потому что, пойдя против своей крови, стану таким, как он. А я и без этого уже…
– А что такое «подать»? – поинтересовался взобравшийся на стол принц.
– Налог, – машинально ответил его брат, не внося ясности. – Ты знаешь, не черкай все же эти указы, возьми лучше чистые листы. Не хватает еще мимоходом развалить страну, – пробурчал он при этом себе под нос. – Любишь рисовать? А музыку?
Сумрак отвлекся, разговорившись с мальчиком, с искренним интересом расспрашивал его о занятиях и увлечениях, заставив Сэла вспомнить о собственном брате и о том решении, которое уже который месяц зрело в его голове, потом снова вернулся к товарищу.
– Чтобы ты понял, тут, в Долине, своеобразные законы. Без этого мальчишки мой отец никто. Правитель без наследника не правитель. А князь уже не так молод, чтобы надеяться на рождение еще одного сына. Поэтому – да, это шантаж. И он сделает все. Но не ради ребенка – ради того, чтобы сохранить власть.
– А его жена? Ее тебе не жаль? Она неизвестно что сейчас думает. И что, если они так и не найдут ожерелье?
– Найдут.
– А какое ожерелье? – спросил мальчик, прислушивавшийся, как оказалось, к их разговору. Камень-переводчик, висевший у Сэла на шее, видимо, давал достаточно излучения, чтобы маленький эльмарец их понимал.
– Красивое, – ответил Иоллар. – Серебряное, и на нем дракон нарисован.
Он подошел к столу, взял чистый лист бумаги и карандаш и наскоро набросал эскиз.
– Вот такое. Видел когда-нибудь?
– Да. А зачем оно тебе?
– Хочу подарить жене.
– У тебя есть жена? – удивился ребенок.
«Ты уже такой большой?» – слышалось в этом вопросе.
– Да, есть. И дети: мальчик и девочка. А где ты видел это ожерелье?
– Не помню.
– Жаль.
В дверь постучали. Принесли затребованную Иолларом еду.
Сумрак все-таки попросил друга проверить блюда на предмет содержания в них ядов или еще каких-нибудь снадобий.
– Я ничего не чувствую. Но моя сила здесь…
– Все в порядке с твоей силой, – успокоил Лар. – Если ты о стражах, на них универсальные амулеты. Защищают от любых чар.
Время ожидания затягивалось. Но Иоллар потратил его с пользой: как и уверял князя, познакомился с братом поближе. Дети Сумрака любили, это Сэл давно заметил. Вот и эльфеныш не оказался исключением: болтал без умолку, сам расспрашивал обо всем, что приходило в голову. Через час стал счастливым обладателем десятка рисунков, изображающих дивных животных, какие-то невиданные машины и строения – Ил рассказывал о Сопределье. Рассказывал с грустью: прогулка на Эльмар была его единственным переходом с тех пор, как они с Галлой застряли на Таре, и, наверное, станет последним. Лар не будет гулять по другим мирам, когда его жена заперта в одном, как бы ни хотел, не позволит себе того, чего лишена она. А он от этого очень страдал – по глазам было видно, когда говорил с братишкой о чудесах других планет.
Еще через час Ленир удостоился чести увидеть клинки Т’арэ и опробовать их остроту на оплетшем один из углов комнаты декоративном плюще.
– Ил, думай, что делаешь! – возмутился Сэллер. – Еще поранится.
– Никогда. Мы одной крови, эти мечи для него не опасны.
– Кто знает, сколько в тебе этой крови после пожара осталось.
– Достаточно, – нахмурился Сумрак. – На отце проверил. Не заметил? Вот и он не заметил.
– Так ты все-таки…
– Нет! Царапнул по шее. Точнее, попытался. Я же сказал, что не трону его. Пусть живет. Живет и боится.
А спустя еще час маленький эльф уснул прямо за столом.
– Дети Элир слишком слабые, – пояснил Лар, заботливо перенося брата на обтянутую кожей кушетку. – Для него это был утомительный день.
– Для меня тоже, – признался идущий. – И он еще не закончился.
За окнами стемнело, пришлось зажечь свечи, а ожерелье так и не принесли.
– Ты обещал рассказать о своих делах с азгарским двором, – напомнил Сэл.
– Обещал, но… Ладно, что ты хочешь знать?
– Чем ты занимаешься.
– Скажем так, я независимый консультант по кризисным ситуациям.
– Ил, кризисные ситуации у нас уже шесть лет. Точнее нельзя?
– Привести конкретные примеры? Хорошо. Помнишь прорыв морской блокады? С чего все началось?
– Нам повезло? – Сэл уже сам в это не верил.
– Начиналось все со шторма. Он бушевал в Лазоревом море три дня. К утру четвертого в нейтральные воды, где стояли на рейде имперские корабли, вынесло лодку с двумя детьми. Шторм застал их далеко от берега, когда они рыбачили, и мотал три дня, они выжили только чудом. Когда имперцы все же решили спустить шлюпку, предварительно проверив утлое суденышко на наличие скрытых чар, они обнаружили умирающих от голода и обезвоживания подростков – мальчика и девочку лет четырнадцати. Каэрцы оказались не чужды милосердия и взяли детей на борт. Впрочем, уверен, что, когда те полностью оклемались бы, участь их ждала незавидная. Девочку-то уж точно. Хотя, это дело вкуса… Но они умерли, несмотря на уход за ними. А спустя длань на корабле вспыхнула эпидемия. На том судне, что подобрало детей, и еще на трех, посланники с которых поднимались на его борт в течение этого времени. Болезнь привезли в один из портов, но маги и целители быстро с ней разобрались, горожане почти не пострадали, количество смертей среди гражданских не перевалило за сотню. Но в военном госпитале, куда доставили первых больных с корабля, никто не выжил. Как и в расположенных неподалеку казармах, где расположились солдаты, ожидавшие отправки на Саатар. Как тебе такой пример? – Лар с вызовом посмотрел на товарища.
– Неудачный, – не отводя взгляда, сказал Сэл. – Еще есть?
– Найдется. Если ты не забыл, у императора было несколько отрядов, сформированных из числа наемников-орков. Дети вулканов воевали за Истмана на Каэтаре, но привлечь их к войне в западных землях ему не удалось. Огненные орки не захотели выступать против Лар’эллана, с которым у них был длительный мир, и заявили о своем нейтралитете. Правда, они не отказывали имперцам в помощи оружием и проводниками, хорошо знавшими Лес. А Аэрталь была вынуждена это терпеть, опасаясь спровоцировать открытое противостояние. Так это и продолжалось бы, если бы однажды в приграничное селение огненных не наведался имперский отряд. Они попросили проводников и задержались на ночлег. Ночью, упившись тростниковым самогоном, солдаты Истмана сначала устроили драку с принявшим их на постой хозяином, затем сожгли его дом и отправились гулять по деревне, в которой почти не было взрослых воинов. Убили практически всех мужчин и восемь женщин, одна из которых была женой местного старейшины и дочерью вождя соседнего племени…
– А утром они ушли, – продолжил Сэллер. – Спустя три дня воины Аэрталь наткнулись на этот отряд и принесли оркам их трупы. Союз вождей принял решение объединиться с детьми Леса и отказаться от договоров с империей. Я знаю эту историю. Но не так, как ты, конечно. Кем на самом деле были эти люди?
– Имперцами, – пожал плечами Лар. – Все, кроме одного. А тот был нашим магом-целителем. Знал, чего не стоит добавлять в спиртное, чтобы не вызвать галлюцинации и разум не затмила жажда крови. Когда началась резня, у него сдали нервы. Был убит там же… Что к лучшему.
– Люди Истмана пытались использовать подобный прием, – ничего не выражающим тоном произнес Сэл. – Наняли два десятка опустившихся гитаэлле, чтобы те напали на гномью серебряную шахту, выставив это делом рук лар’элланцев. Но что-то пошло не так, горняки их переловили и узнали, кто на самом деле за этим стоит. Теперь Истман на ножах еще и с гномьими кланами.
– Я в курсе. – Усмешка Иоллара наводила на неожиданные выводы.
– Так это были не гитаэлле?!
– Да нет, они. Только наняли их не имперцы. Все еще хочешь знать, чем я занимаюсь?
Возможно, на кого-нибудь другого услышанное произвело бы иное впечатления, но не на Сэллера. Война – дело грязное. К тому же он был уверен, что Лар намеренно привел именно эти примеры, наверняка в остальном его «консультации» касались более тривиальных дел.
– Когда закончится война? – спросил Буревестник вместо того, чтобы отвечать на поставленный вопрос.
– Если все пойдет по плану, в течение этого года.
– А если бы ты был на месте Дистена и сам принимал решения?
– Два года назад. Но с большими потерями.
– Ясно. А чисто гипотетически, в какой срок ты мог бы стать королем Кармола?
– Гипотетически? – задумался Иоллар. – За восемь лет. Восемь лет на Кармол. Еще двадцать пять – на захват империи. После – около тридцати на Лар’эллан. А имея в подчинении империю и Лес, можно было бы к концу столетия стать владыкой мира.
– Ты серьезно? – ошалел от точности приведенных цифр Сэллер.
– Нет, – улыбнулся Сумрак. – А ты серьезно спрашивал? Если серьезно, – улыбка померкла, – мне это и даром не нужно.
Мальчик на кушетке заворочался, и Иоллар обернулся к нему:
– Придется отложить эту затею. Пригрозить папаше кровавой расправой и пообещать заглянуть через месяц. А Галле что-нибудь другое подарю.
Стоявший за дверью как будто дожидался этих слов – послышался робкий стук.
– Войдите! – резко, но негромко, чтобы не разбудить брата, бросил Лар.
Окованная серебром створка бесшумно распахнулась, пропуская княгиню Триллин.
У эльфийки были красные глаза, а лицо покрывал толстый слой небрежно нанесенных белил. Неизвестно, что она хотела сказать, но, увидев лежащего на софе сына, вскрикнула и бросилась к нему. Сумрак успел поймать ее за руку.
– Он спит, – прошептал он ей. – Поел, поиграл, а теперь отдыхает.
Женщина, не поверив, замотала головой, а по щекам потекли слезы.
– Он спит, – повторил Лар, не сводя глаз с ее лица.
Не отпуская тонкого запястья, достал из кармана платок и стер со щек мачехи слезы вместе с гримом – на правой щеке княгини краснел кровоподтек. Эльфийка опустила глаза:
– Я не нашла ожерелья.
А Окнир нашел виноватого.
Сумрак отпустил женщину. Она подбежала к ребенку, порывисто обняла и конечно же разбудила. А когда мальчик спросонья радостно затараторил о том, какой чудесный у него был день и как он здорово играл со своим взрослым братом, не выдержала и разрыдалась.
– В коридоре есть кто-нибудь? – спросил Лар, когда она немного успокоилась.
– Двое стражников.
– Попросите их позвать вашего мужа.
Сэл помнил, что Иоллар не собирался причинять вред отцу, но, глядя сейчас в его глаза, начал в этом сомневаться.
Не так он себе это представлял. Без ненужных убийств, без женских слез. Но в какой-то момент злость и жажда мести оказались сильнее разума. Пришло время остановиться.
Сидящая в обнимку с сыном женщина, прячущая от мальчика заплаканные глаза и нежно перебирающая его спутавшиеся во сне кудряшки, при приближении Сумрака вздрогнула и прижала к себе малыша.
– Леди Триллин, прошу простить меня за беспокойство, которое я вам причинил. И хочу заверить, что ни вам, ни вашему сыну ничего не угрожает.
Эти слова дались нелегко и прозвучали сухо. Но он сказал. Уже отойдя от нее, развернулся и добавил то, о чем действительно думал:
– Я не рассчитываю на ваше понимание. Тот, кто посмел бы отнять у меня моего ребенка, был бы уже мертв, какие бы цели им ни двигали.
– А у вас есть ребенок? – тихо спросила эльфийка.
– Даже два! – радостно сообщил ей сын, прежде чем Лар успел ответить. – Мальчик и девочка! У них большой дом и много всего интересного. Только лошадей почти нет, и они катаются на больших ящерицах. Смотри!
Он спрыгнул на пол, добежал до стола и, подхватив кипу рисунков, вернулся к матери:
– Вот такие ящерицы!
Ленир еще что-то рассказывал, шелестела бумага, а Иоллар присел за стол и уткнулся лбом в сцепленные замком пальцы. Сейчас войдет отец. И что он ему скажет? Ярость туманила мысли. Ярость, обида и что-то еще. Возможно, память…
– Это правда? – поинтересовалась Триллин, отрывая взгляд от рисунков.
– Ящерицы? Да, удобный транспорт.
– Я о ваших детях.
Она осмелела, поверив, что он не причинит им зла, а любопытство помогло побороть страх. Простота этого вопроса, звучание ее певучего голоса отвлекали от темных помыслов. Так же, как и шуршание неизвестно как очутившегося в руке грифеля по шероховатому листу. Быстрые короткие штрихи, плавные линии – родные, с нежностью хранимые в сердце черты. Ясные глаза под темной челкой, открытая улыбка и острые кончики ушек. И другие – лукавый прищур, носик-кнопочка, копна вьющихся волос и ямочки на пухлых щечках. Он нарисовал бы их с закрытыми глазами. Но сейчас хотелось смотреть, видеть их лица, помнить, что то, что сейчас его окружает, на самом деле не навсегда – он не вернулся в прошлое, лишь заглянул ненадолго, и скоро уйдет… Только прежде отдаст долги. Карандаш хрустнул, надломившись в ставших каменными пальцах, Лар без слов пододвинул лист подошедшей к столу эльфийке.
Триллин долго всматривалась то в рисунок, то в его лицо, а после вздохнула:
– Вы счастливы, принц Иоллар.
Это было утверждением и вопросом одновременно. «Ты счастлив, – говорила она, – ты вырвался отсюда, у тебя чудесные дети и наверняка любимая и любящая жена. Так зачем же ты явился сюда и нарушил зыбкое спокойствие этого дома?»
– Вы знали мою мать, леди Триллин?
– Я… – Голос дрогнул: он вновь напугал ее. – Не очень хорошо. Я редко бывала тогда при дворе.
– Она была чем-то похожа на вас. – Лар взял из стопки чистых листов еще один, потянулся за новым карандашом. – Тоже старалась быть хорошей женой. Тоже делала вид, что ничего не замечает. Так же прощала. Так же радовалась, когда о ее существовании вдруг вспоминали… Но однажды не выдержала и заявила мужу, что уезжает из Долины. Навсегда. Она сделала бы это раньше, но так же, как и вы, переживала за своего ребенка. А к тому времени он уже вырос, ему было семнадцать, и она решила, что теперь он сможет понять. Он понял. И даже хотел уехать с ней и никогда не возвращаться. Но она не позволила, говорила о долге, об ответственности, о том, что такой поступок приведет к расколу, а может, и к войне… Она была мудрой женщиной. Но разрешила сыну проводить ее…
Сумрак умолк, поглядел на бумагу и перевернул лист рисунком вниз.
– Если бы я тогда остался во дворце, она до сих пор была бы жива. Кто-то счел нашу поездку удобным случаем избавиться от наследника, и… Но дальше вы знаете, да?
Он не ожидал, что Триллин усмотрит какую-то подоплеку в его рассказе, но она отшатнулась, бросила беглый взгляд на сына, что-то рассказывающего подсевшему к нему проводнику (Иоллар не сомневался, что Сэл прислушивается и к их разговору), и взволнованно зашептала:
– Я понимаю, что вы подумали. Вы считаете, что род Каэлов как соискатель короны мог организовать это нападение. Но мой отец и брат никогда бы…
– Не стоит, княгиня. Возможно, вы правы. А возможно, не знаете всего. Но это уже не важно. Да, будь у меня имя виновного… Впрочем, одно имя у меня есть. Этого не произошло бы, не решись она уехать. А кто вынудил ее к этому, вам известно. Но сейчас я говорил не об этом. Она умирала у меня на руках, и я поклялся ей и себе, что сделаю все, о чем бы она ни попросила. А она сняла ожерелье, которое досталось ей от матери, дала мне и сказала, что я должен буду подарить его женщине, с которой решу соединить судьбу. Это единственное, о чем она просила меня: не о мести, не о прощении – лишь об этом.
– Значит, вы и правда пришли только из-за ожерелья?
– Сначала да.
Иоллар поднялся из-за стола и протянул ей перевернутый лист. Грустно усмехнулся, когда она удивленно расширила глаза, взглянув на рисунок, и, смотрясь в него, как в зеркало, коснулась щеки в том месте, где краснело неровное пятно.
Дверь отворилась без стука – Окнир все еще чувствовал себя полноправным хозяином дворца. Остановился у входа, застав вполне мирную картину: верно, воображение рисовало ему совсем другое. Но Сумрак не стал его разочаровывать.
– Вы заставили себя ждать, князь, – процедил он сквозь зубы. – А я говорил, что тороплюсь.
– Твою просьбу оказалось нелегко выполнить, сын. Мы обыскали весь дворец…
– Я вас предупреждал.
Лар заметил, как насторожился Сэллер при этих словах.
– Леди Триллин, попросите кого-нибудь из слуг увести ребенка.
Нет, он почти не играл, все было по-настоящему: и зловещие нотки в голосе, и появившийся в руке меч.
– Иоллар…
Но Лар отвернулся, не дав Окниру договорить.
– Выведите ребенка, княгиня. И возвращайтесь к нам.
Улучив момент, наклонился к мальчику и шепнул на ухо:
– Тебе спать пора, но я еще загляну.
И уже громко – к их общему отцу:
– Не хотите попрощаться с сыном, князь?
Эльф спал с лица.
– Я имел в виду: пожелать ему спокойной ночи, – с жесткой насмешкой уточнил Сумрак. – Или за вами до сих пор не водится таких привычек?
Окнир отмер, шагнул к ребенку и опустился перед ним на колени. Нерешительно, словно впервые, – а может, так оно и было, – положил на худенькие плечики дрожащие руки.
– Доброй ночи… сынок.
Так же неловко притянул его к себе, коснулся губами лба и оторопело застыл, когда детские ручонки обхватили шею.
– Доброй ночи, отец.
Триллин, казалось, готова была расплакаться от умиления. Догадка оказалась верна – переизбытком родительских чувств Окнир не страдал ни в прошлом, ни сейчас.
– Удивительно, не правда, ли? – с неприкрытой издевкой произнес Лар, когда княгиня, повинуясь его взгляду, вывела Ленира за дверь. – Оказывается, сын – это не только пропуск в тронный зал. У детей есть чувства. Как правило, добрые и светлые. И они способны дарить этот свет другим… Но одного раза недостаточно, чтобы это понять. А второго у вас уже не будет.
– Иоллар, я…
– Вы больше никогда не обнимете сына, – резко и громко оборвал его Сумрак, и вернувшаяся в комнату эльфийка отшатнулась, прижавшись к стене. – Никогда не отсчитаете денег наемному убийце. Никогда, – взгляд снова вернулся к Триллин, – не ударите женщину.
– Ты сможешь убить своего отца? – дрогнувшим голосом спросил Окнир.
– Нет, князь. – Лар увидел, как эльф побледнел от одной его улыбки. – Я не убью вас. Но и отцом вас не считаю. Назовем наши отношения равноценным обменом: когда-то вы подарили мне жизнь, сегодня я сохраню вам вашу. Но только жизнь. А до этого я говорил о ваших руках…
Окнир еще недоуменно хмурился, когда Иоллар схватил его за плечо и подтащил к столу. Сил эльфа не хватало на сопротивление, и уже через секунду рука его оказалась вытянута вдоль столешницы, а сам он едва стоял, изогнувшись в несуразной позе.
– Руки, князь, – взмахнул мечом Сумрак. – Без них не обнимешь, не ударишь. Но жить можно.
– Нет!
Крик Триллин совпал с ударом, женщина бросилась вперед, но ее перехватил Сэллер, и она обмякла в его объятиях. Окнир тоже был близок к тому, чтобы лишиться сознания.
– Странно это, – задумчиво повторил Сумрак, отпуская отца, позволяя ему сползти на пол. – Вы можете пойти против своей крови, подсылая убийцу к сыну, а моя кровь не позволяет причинить вам вреда. Вы можете издеваться над женой, а она не в силах смотреть на ваши страдания. С чего бы так?
Сэл тем временем уложил эльфийку на софу и склонился над ней, приложив ладонь ко лбу. Лар одобрительно кивнул, заметив, как тает темное пятно на ее щеке, а после снова перевел взгляд на отца:
– Так что вы думаете, князь?
– Я… я не знаю…
– Я дам вам время. До утра. Утром вы соберете совет Долины, и там решится ваша судьба.
– Хорошо…
– А до этого у вас есть шанс попросить прощения у жены.
Не поднимаясь с пола, Окнир пополз к еще не пришедшей в себя женщине. Лар схватил его за шиворот, резко поднял, от чего одежда затрещала по швам, и развернул лицом к себе.
– Попросить прощения, а не запугать и заставить притвориться, что все хорошо. Притворяться теперь будете вы – нежным мужем, любящим отцом. Возможно, со временем это войдет у вас в привычку. А в противном случае я всегда смогу найти другой меч.
– Всегда? – выдавил князь.
– Да. Теперь я стану следить за каждым вашим шагом.