Ирина Шевченко. Сказки врут!

Ирина Шевченко
Сказки врут!

   Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
 
   © Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

* * *

Глава 1

   Праздник удался!
   Псти… Пятсти… Пя-ти-де-ся-ти-ле-тие – о как! – любимого шефа, Ивана Влад… ик… славича…
   Вообще-то я не пью. Совсем. Только воду, чай, кофе, кефир… В новогоднюю ночь – бокал шампанского. В течение года из спиртного только настойку пустырника случается употребляю. А сегодня…
   Это все девчонки из бухгалтерии: попробуй, какое вино, оно же натуральное – чистый сок… Не помню, чтобы у меня от сока язык заплетался. И ноги. Но вино вкусное, шефу постоянный клиент из Италии пять бутылок привез. Целых пять! Не мог одной обойтись, мне бы тогда не досталось. А теперь вот иду, иду…
   Мне от ресторана до дома минут десять пешком. Не такси же было вызывать? А провожать меня после корпоративов давно никто не решается. Первое время пытались. Олег из отдела продаж. Игорь, админ наш. Антон еще, не помню, из какого отдела, рыжий такой. Доведут до квартиры и мнутся на пороге: мол, кофейку бы, а то так пить хочется, что переночевать негде. А оно мне надо? В свое время обпилась уже этого кофею… Вот и хожу одна. И что? Почему бы не прогуляться тихой летней ночью?
   На первом перекрестке я долго держала светофор. Качался, зараза! Еще чуть-чуть, и совсем упал бы. Хорошо, что я рядом оказалась. Закралась, правда, в голову мысль, что не в светофоре дело… И я об этом долго думала. Потом думала о жизни, о смерти, об устройстве мира… Пока дошла до следующего перекрестка, успела осознать ошибочность утверждения, будто бы земля круглая, и полностью уверовала в правоту древних: она плоская и стоит на трех слонах. А те – на плывущей черепахе.
   Черепаха плыла зигзагами и норовила сделать кульбит…
   – Не поможешь мне, девонька? – прошамкал кто-то совсем близко.
   Испуганно икнув, я огляделась, но никого не увидела. Сок, значит? Хороший сок – уже и слуховые галлюцинации начались.
   – Дорогу, говорю, перейтить мне надобно…
   Галлюцинация требовательно дернула меня за рукав. Я взвизгнула, отскочила и только тогда заметила сгорбленную старушку, которую не разглядела с высоты шпилек.
   – На ту, на ту сторону! – Бабуля яростно тыкала пальцем в неоновую вывеску на противоположной стороне дороги. – А машины, будь они неладны, туды-сюды, туды-сюды…
   – Где? – Я осторожно вытянула шею и оглядела темную улицу в оба конца: даже света фар не заметила.
   – Туды-сюды, окаянные! – Божий одуванчик, не слушая ни меня, ни голоса разума, уже повис на моей руке.
   Черепаха напомнила о себе плавным покачиванием, и я сама радостно вцепилась в удачно подвернувшуюся бабку.
   – И с корзиночкой помоги, молодая, чай, сильная. – Во вторую руку мне сунули тяжеленную корзину. Противовес получился шикарный, и я наконец-то смогла идти ровно.
   А идти пришлось долго: старушка едва переставляла ноги, и пока мы дотопали до середины дороги, к перекрестку таки подъехала одна машина.
   – И ездют, и ездют, – брюзжала бабуля. – Ночь на дворе, а они разъездились!
   Ступив на тротуар, она отпустила мою руку, и корзина тут же потянула меня в противоположную сторону.
   – Спасибо, милая. – Старушка отобрала у меня груз. – На вот тебе за это…
   Почему-то я ожидала увидеть яблоки. Ну, как в сказке: помогла старушке, и на тебе счастье – яблочки наливные, молодильные, живильные, деньги приваживающие, мужей привораживающие. Но под цветастой тряпкой лежали кабачки. Бабка всучила мне две штуки в обе руки.
   – Пожаришь. Или еще чего сделаешь.
   Остаток пути я преодолела в обнимку с кабачками, покачиваясь и думая о том, что в жизни нет места сказкам…
 
   – Девочка, а девочка, ты куда идешь?
   – К бабушке. Во второй подъезд.
   – А в корзинке у тебя что?
   – Пирожки.
   – Пирожки-и? Ха! Ты прямо как Красная Шапочка! А я Серый.
   – Волк?
   – Не, просто Серый. Сережа. В первом подъезде живу.
   – А я Настя…
 
   – Настя! Настенька, просыпайся.
   Я открыла глаза.
   На подушке рядом со мной сидел большой пупырчатый жаб.
   – Сейчас я тебя поцелую, и ты превратишься в прекрасного принца, – пообещала я ему.
   Жаб выпучил глаза, но моей любвеобильности не противился. Правда, в принца превращаться отказался наотрез.
   – Вот где он! – Мама сгребла зацелованного Жорика с постели и положила обратно в аквариум. – Сколько можно издеваться над животным?
   – Не виноватая я, он сам пришел, – промычала я, зарываясь в простыни.
   – Еще бы не пришел! Ты когда его в последний раз кормила?
   Ну вот, сейчас начнут меня воспитывать. Мама же…
   – Мама? – Я окончательно проснулась и села. Голова отозвалась на резкий подъем болью. – А что ты тут…
   – Зашла вот, – развела руками она. – Почуяло сердце, что страдает кровинушка моя… и в холодильнике мышь повесилась.
   – Мышь – это на бульон. А еще у меня кабачки есть. Я их вчера где-то тут на полочку положила…
   – На книжную? – Мама кивнула на лежавшие рядом с томиком Бальмонта цукини. – Тогда неудивительно, что у тебя юбка в морозильнике.
   – Я на жвачку села. Ее теперь по-другому не отодрать.
   Держась за раскалывающуюся черепушку, я потопала в ванную.
   – Давай сниму, – предложила мама.
   – Голову?
   – Боль, горюшко ты мое!
   – Сама.
   Или я не ведьма в седьмом поколении? Таблетка анальгина и мятное масло на виски – сейчас отпустит.
   – Нельзя нам пить, Настенька. – К тому времени, как я возвратилась в комнату, родительница успела застелить постель и теперь раскладывала по полкам разбросанные на стульях вещи. – Совсем нельзя. Прабабка моя, тезка твоя, Настасья, перебрала как-то на сельской свадьбе, так потом еще месяц коты гавкали, а куры вареными яйцами неслись. Вот она-то и закляла весь свой род, во избежание, значит. Опасно нам с такой-то силой контроль над собой терять.
   – Лучше бы так закляла, чтобы пили и не пьянели, – пробурчала я, ногой запихивая под кровать грязные джинсы.
   – И так неплохо вышло. – Мама двумя пальцами извлекла только что припрятанные брюки на свет божий и швырнула к двери, где уже набралась солидная кучка претендентов на стирку. – Голова поболит, помутит чуток. Зато потом неповадно будет. Я вот тоже как-то попробовала: ликером импортным соблазнилась. Как он шоколадом пах! А после ночь в уборной просидела, и отец твой, покойник, примерещился. Мертвые нам всегда в таком состоянии видятся. Бабушке твоей, царствие ей небесное, поп наш, отец Алексий, после стакана сливовицы приснился: уговаривал от силы отречься, постриг принять, а все имущество отписать детской поликлинике.
   – Бред какой!
   – Конечно, бред. Батюшка наш при жизни только мамиными травами и спасался. Фронтовик он был, Федор Иванович – так в миру звался, учителем до войны работал. А с осколком у сердца домой вернулся, уверовал после этого…
   – А к ведьме ходил, верующий.
   – Ведьма, Анастасия, от слова «ведать»! – назидательно изрекла матушка. – Или знахаркой зови. Так лучше? Мама отца Алексия сколько лет выхаживала. Да и сама на все службы в церковь ходила, еще когда гоняли за это и премии могли на фабрике лишить. Так что не стал бы он ее о таких глупостях просить. Но что покойники нам после хмельного снятся – это факт.
   – А как же, факт, – усмехнулась я. – Мне вот Сережка приснился Линкевич. Жил тут в соседнем подъезде.
   После бабушкиной смерти ее двушка досталась мне, но семья Серого к тому времени переехала в другой район.
   – Я и говорю, покойники, – кивнула мама, а потом встревоженно всмотрелась в мое стремительно бледнеющее лицо. – Настенька, ты что, не знала?
   Я медленно опустилась на стул. Как же это? Серый? Мой Серый?
   – Тетка Марья со второго еще весной рассказывала, весь дом в курсе, – виновато пробормотала мать. – Я тут не живу и то знаю. Ездил он куда-то на заработки, на буровую какую-то. Вахты по полгода. Последний раз поехал и не вернулся. Авария, говорят, большая была.
   – Весной еще? – До сих пор не верилось.
   – Зимой. В феврале, кажется.
   Я Сережку последний раз года два назад видела. Действительно, рассказывал, что на Севере где-то работает. А еще говорил, что бросит это дело – не нравилось так надолго уезжать.
   И почему не бросил?
   – Ладно, пойду я, – резко засобиралась мама. – У меня прием через два часа. Женщина одна должна прийти на первичную диагностику. Сергей Семенович – ногу подлечить. И Светка звонила, говорит, сглазил ее опять кто-то.
   – Мам, ты же понимаешь, что у тети Светы дистония? Вегетососудистая. Лучше бы она к невропатологу сходила.
   – Невропатологу-то, конечно, лучше. А мне – минус клиент. Что я, какую-то дистонию не вылечу? И ты бы пришла, посмотрела. Помогла бы мне, может быть. Ты же тоже…
   – Ма, я экономист-технолог. Сглаз не лечу, а порчу только бумагу посредством принтера.
   На эту тему уже не раз говорили, к чему повторяться? Да и дела у меня сегодня: вещи, вон, в машинку загрузить, кабачки пожарить, Жорика покормить.
   – Воля твоя, Настюша.
   Красивая она у меня, любоваться не устаю. Даже в свои пятьдесят три любой молодухе фору даст: высокая, статная, русая коса, как положено, до пояса и в руку толщиной. А глаза голубые-голубые, чистые, как небо после дождя. И так не нравится, когда это небо смурнеет и между бровей пролегает глубокая складочка.
   – Не сердись. – Я поцеловала маму в лоб, разглаживая набежавшие морщинки. – Когда-нибудь обязательно зайду.
 
   После маминого визита в холодильнике обнаружились продукты, а из раковины исчезла грязная посуда – это ли не чудеса? Жаль только, последствия пьянства и прапрабабкиного заклятия никуда не делись: голова раскалывалась и вторая таблетка ничего не изменила. Еще и новость, которая для всех давно не новость, о Сережкиной смерти. В последние годы встречались лишь случайно, обменивались телефонами, но так и не созванивались. А ведь Серый – мой лучший друг детства. Да что уж теперь – первая любовь. И надо же, как все вышло.
   Загрузив стиралку, я вооружилась лопатой и отправилась за гаражи копать червей для Жорика. Сосед, заядлый рыбак, глядел с уважением, но заговорить не решился.
   Вернувшись, взялась за последнее намеченное на сегодня дело – пожарила кабачки. Майонеза мама конечно же не купила (вредный потому что), и пришлось делать заправку по бабушкиному рецепту: уксус, подсолнечное масло и чеснок. Обмакивая золотистые кружочки в соус и укладывая их на тарелку, продолжала думать о Сером…
   Думала, думала и придумала. Отправила в рот не поместившийся на тарелке кусочек, вымыла руки и набрала номер Игоря, нашего сисадмина, того самого, что пару раз пытался провожать меня домой. Любопытно, как быстро мужчины, убедившись, что им отказывают отнюдь не из кокетства, переквалифицируются в просто друзей.
   – Чего тебе, Вербицкая? – недовольно отозвался просто друг. – Суббота, шесть утра, а ты уже названиваешь.
   – Какие шесть? Полпервого уже.
   – Ой-ё-о! У меня часы стоят! А мне на три на автобус! – В трубке послышалась какая-то возня, потом зажурчала вода… Надеюсь, вода. – Что бы я без тебя делал, Вербицкая!
   – Проспал бы свою дачу, шашлыки, водку и очередную девицу.
   – Все-все, я и так понял, насколько тебе обязан. Чем могу служить? Ты ж не только разбудить меня звонила?
   – Игорек, мне нужно адрес узнать.
   – Айпи или имейл?
   – Домашний адрес. Человека одного ищу… Точнее, его родню.
   Проще было бы спуститься на этаж ниже и поговорить с тетей Машей: она дружила с матерью Серого и весть о его смерти тоже она разнесла, наверняка и адрес знала. Но пришлось бы объяснять, зачем он мне…
   – Домашний? – озадачился Игорь.
   – Ты же говорил, у тебя в паспортном столе связи, в РОВД и в самой небесной канцелярии.
   – Ладно, попробую. Выкладывай все, что знаешь о своем человеке. Завтра-послезавтра будет.
   – А сегодня?
   – Сегодня у меня дача, шашлыки и девица… если повезет. Но если очень повезет, то и адрес узнаю.
   Повезло. Игорь перезвонил через час и продиктовал улицу, номер дома и даже телефон. Но звонить я не стала.
   На кладбище я гость нередкий. Отец, дед, бабуля. За могилами присмотр нужен: сорняки выполоть, оградку подкрасить. Ходила, как на работу, к своему стыду давно уже не испытывая должного пиетета. Живыми они были мне самыми родными, близкими и любимыми, но странно было бы испытывать такие же чувства к трем гранитным памятникам. Кто-то счел бы это циничным. Потому ни с кем и не делюсь подобными мыслями. А настоящие памятники им – у меня в сердце. Навсегда. Этим тоже не делюсь.
   Но Серый… Страшно было представлять его фотографию, прикрученную к каменной плите. Молодой, красивый парень: темные волосы ежиком, ямочка на подбородке, глаза-угольки. Но до кладбища (и это еще страшнее) – увидеться с его семьей.
   Надела голубое платье. К глазам идет, но главное – скромненькое: и вырез неглубокий, и длина приличная. Расчесалась, отстраненно и уже не впервые подумав, не отрастить ли косу, как у мамы. Волосы у меня тоже густые, только с рыжинкой… были бы, если бы не подкрашивала. А так аристократический пепельный оттенок, как у бабушки, но у нее тоже коса была, а у меня – короткая стрижка «быстрый старт», как я ее называю: щеткой пригладила, и готова к свершениям.
   – Веди себя хорошо, – наказала я Жорику, покидая квартиру.
   Вернусь, и будем с тобой вместе грустить.
 
   – Здравствуйте, Вероника Алексеевна. Вы меня, наверное, не помните. Я Настя, внучка Аллы Викторовны, мы дружили с Сережей…
   Остановив лифт между этажами, я репетировала то, что собиралась сказать матери Серого.
   – Здравствуйте, Вероника Алексеевна…
   А если все-таки Александровна? Я не была уверена, что правильно помнила отчество, – в детстве она была для меня просто тетей Верой.
   – Здравствуйте, Вероника Ал… кхе-кхе… вна. Вы меня, наверное, не помните…
   Поняв, что от повторений становится только хуже, решительно нажала кнопку седьмого этажа.
   Щелкнул замок, дверь приоткрылась, и я бегло начала, уткнувшись в пол:
   – Здравствуйте, я Настя…
   Подняла глаза и онемела на несколько секунд.
   – Ну здравствуй, Настя.
   – Серый! – Очнувшись, я кинулась на шею открывшему мне парню. – Живой!
   – Живой-живой… И буду живой, если не задушишь.
 
   Квартира у Линкевичей была трехкомнатная, но все равно тесная. Светка, младшая сестра Серого, успела выйти замуж, родить ребенка и развестись. Жила теперь тут вместе с сынишкой. Человек трех лет от роду умудрялся занимать все три комнаты одновременно, и потому мы устроились на кухне. Разговаривали и пили чай, который заварила тетя Вера, к моему удивлению и стыду оказавшаяся Вероникой Николаевной.
   – Муторная история, – поморщился Сергей. – Да, была авария, двое ребят погибли из моей бригады. Меня контузило. Больница, реанимация. Когда в себя пришел, не сразу и узнал, что умник какой-то документы перепутал. И маме передали уже. Даже думать не хочу, чего она натерпелась.
   – Ой, Серый, какой же ты… серый…
   В мальчишеском ежике осталось не так уж много темных волос, и ранняя седина превратила детское прозвище в реальность.
   – Давно вернулся?
   – Второй месяц уже.
   – А я только сегодня узнала… – Хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Но провалиться можно было только в квартиру на шестом этаже, и вряд ли ее жильцы были бы рады мне и дыре в потолке.
   – Да никто не в курсе, наверное, – успокоил меня Сережка. – Мама мало кому рассказать успела: когда я приехал, у нее опять с сердцем плохо стало, почти на месяц слегла, хоть я и звонил заранее, и бумага официальная пришла. Надо ей сказать, чтоб тете Маше позвонила – та по всему городу разнесет… Зато с тобой увиделись.
   – Это да, – согласилась я. – Хоть какая-то радость… Ну, в смысле, я рада, что ты жив, и вообще…
   – Я тоже рад, Настюха.
   Он улыбнулся, и мне подумалось, что для первой, но большой любви десять лет не срок…
   – Может, погуляем? – предложил Серый. – А то я, как приехал, в четырех стенах сижу. Так и лето пройдет.
   – Давай. А куда пойдем?
   – Не знаю. – Он посмотрел на племянника, успевшего за время разговора обосноваться рядом с нами за столом. – Туда, где народу поменьше.
   – Если хочешь, можно ко мне, – сказала я и покраснела. – Ну, это… старый двор посмотришь, голубятню…
 
   Я падшая женщина. Однозначно.
   Но я совершенно счастливая падшая женщина.
   Казалось, можно лежать так вечно: положив голову на сильное мужское плечо, слушая ровное дыхание…
   – Твою ж мать! – Серый вскочил как ошпаренный, и забористый мат несколько нарушил романтичность момента. – Что это за тварь?!
   – Это Жорик, – протянула я, не желая прощаться со сладкой негой. – Ты занял его место, и ему это не понравилось.
   И как жаб умудряется то и дело выбираться из-под сетки?
   Поймав недовольно пучившее глаза земноводное, я привычно чмокнула пупырчатую морду и, закутавшись в простыню, прошлепала к аквариуму:
   – Вот и все.
   Сергей мягко отстранился, когда я решила его поцеловать и утянуть обратно в постель:
   – Насть, после жабы…
   – Жорик после тебя не побрезговал, – насупилась я.
   – Ты не оставила ему выбора. – Парень потянулся за джинсами.
   Вот и «счастливый конец» романтического вечера.
   – Может, все-таки погуляем? – напомнил Серый. – Перекусим где-нибудь?
   Ага! Значит, еще не вечер… то есть еще не конец!
 
   Я поняла, что детская дружба превратилась во что-то большее, когда мне было около четырнадцати, а Серому уже шестнадцать. Вокруг высокого, красивого парня, завсегдатая дискотек и набиравших моду качалок, вертелись такие же высокие и красивые девицы, сменяя друг друга едва ли не каждый вечер, а я, тогда еще мелкая, с мальчишеской фигуркой и двумя длинными косичками, наблюдала с бабушкиного балкона, как резко повзрослевший и почти забывший обо мне друг любезничает с очередной пассией. Потом я, конечно, выросла, вытянулась, округлилась в нужных местах. На смену косичкам пришла модная стрижка, но замены Серому в моем сердце так и не нашлось. То, что последние несколько лет мы практически не виделись, только усугубляло ситуацию: он навсегда остался для меня тем парнем, объектом несбыточных мечтаний и идеалом.
   Произошедшее час назад в моей квартире ничего не меняло.
   – Насть, ты не думай ничего такого, ладно?
   Мы возвращались из кафе: шли по темным улицам, держались за руки и молчали. До этой странной фразы.
   – Какого такого?
   – Ну… – Он смущенно пожал плечами. – Как-то так вышло, решишь еще, что я по жизни на каждую встречную кидаюсь. А ты мне всегда нравилась, честно. Помнишь, мы на рыбалку ходили с Колькой и Женькой? Ты жаб ловила (тогда еще к ним страсть питала), а я пацанов в сторону отозвал и сказал, чтоб к тебе не лезли, что ты со мной. Только потом, года через три, меня вот так же твоя бабушка отозвала и пообещала самого в жабу превратить, если буду к тебе ходить.
   – Бабуля? – не поверила я. – Но почему?
   – Не знаю. Говорила, что тебе от меня одни беды будут и нечего, мол… Она же ведьма была. В хорошем смысле, естественно. Но все равно ведьма. Вот я и…
   Ох, бабуля-бабуля.
   – Завтра зайдешь? – спросила я.
   – Да я и сегодня еще не ушел. Или у тебя ровно в десять отбой? Нет? Давай еще где-нибудь посидим или в парк сходим?
   – Лучше в парк.
   Аттракционы уже не работают, людей почти нет, только редкие парочки, вроде нас, обнимаются под фонарями. Но у нас с Серым здесь свое особенное место… Если он, конечно, помнит.
   – А ты помнишь? – улыбнулся он, повторяя мои мысли.
   – Еще бы!
   Мы бегали сюда с другими ребятами. «Колесо обозрения», «Веселые горки», «Ромашка» – здорово, но все это стоило денег. А игровая площадка для малышни была совершенно бесплатной. Горки, качели, песочницы. И избушка на курьих ножках. Внутрь вела деревянная лесенка, но это для детсадовцев. А у наших мальчишек считалось высшим пилотажем взобраться на крышу сказочного домика и усесться на коньке. У меня так не получалось. Почти месяц я завидовала молча, а потом так же молча, собрав волю в кулак, ринулась на покорение крыши. Счастью не было предела, когда я не без помощи друзей взгромоздилась на самый верх. Но на крыше приятелям скоро наскучило, и они, попрыгав вниз, умчались то ли на другую площадку, то ли совсем по домам, а я так и сидела, обхватив дрожащими руками вырезанную из дерева конскую голову. Со мной остался только Серый. Звать на помощь взрослых мы побоялись, могли ведь и отругать за этот альпинизм, так и сидели до темноты: я наверху, а он внизу.
 
   – Настька, прыгай. Я тебя поймаю, честно.
   – А если не поймаешь?
   – Поймаю обязательно.
   – Боюсь.
   – А что баба Алла заругает, не боишься?
 
   Когда на небе появились первые звезды, я решилась. Съехала по покатой крыше и упала в раскрытые объятия…
   Мне было девять, а Сережке одиннадцать. Конечно же он меня не удержал, и мы вместе завалились на землю. Я подвернула ногу, а Серый набил шишку на затылке. И дома нас обоих наказали за гулянье допоздна.
   – Господи, тут же от силы два метра! – изумилась я, глядя на покосившийся от времени домик.
   – А я тебе еще тогда говорил, что невысоко. Трусишка.
   – Трусишка? – Я легонько ударила его кулаком в плечо. – Да я самая смелая из девчонок была! Скажи, кто еще с вами ходил? Танька? Маринка Лебедева?
   – У Маринки уже двое детей, – вспомнил вдруг Серый.
   – Да? А ты откуда знаешь?
   – Видел ее прошлой зимой на встрече одноклассников. Как раз десять лет с выпуска было. А Танька Капустина в Канаде сейчас живет, тоже замужем… Ну, как и Маринка.
   – Понятно, что не как я. – Я отвернулась.
   – Насть, я не намекал ни на что, – сконфузился Серый. – К слову пришлось. Я вот неженатый, и что? А следующей весной уже тридцать, между прочим.
   – Кандидатур подходящих не было?
   – Да были вроде. Не сложилось. А у тебя?
   – Тебя ждала.
   Парень еще больше стушевался, но его избавили от необходимости говорить что-либо в ответ.
   – Вот где ты, упырь! – Из кустов на нас надвигалась какая-то тень. – Думал, спрячешься?
   В руках у человека была палка с заточенным концом, и он, как копьем, целил ею в Серого.
   – Мужик, ты чего? – Сергей задвинул меня себе за спину. – Осторожнее с этой штукой, здесь девушка.
   Незнакомец на миг замер.
   – Девушка может идти, – кивнул он деловито. – А мы тут с тобой закончим.
   Выглянувшая из-за тучки луна тускло отблескивала на лысине маньяка, а его прищуренные глаза горели злобным огнем. Если я и не закричала, то лишь потому, что понимала всю бесполезность такого поступка.
   – А если девушка не уйдет, и ее уберешь за компанию, пилигрим? – Позади сумасшедшего с палкой появился еще один человек.
   – Тебе что тут надо, темный? – огрызнулся псих не оборачиваясь. – Это моя добыча.
   – Кровожадные вы, братья, стали, – усмехнулся темный.
   – Жизнь такая, – флегматично отозвался тот, которого назвали пилигримом.
   – Может, мы пойдем, а вы тут побеседуете? – предложил Сергей.
   – Что вы, что вы, без вас, молодой человек, беседа не будет такой интересной.
   Второй мужчина вышел из тени: темные волосы, строгий костюм, даже галстук со старомодным зажимом, блестящим в лунном свете. Бриллианты, что ли?
   Господи, о чем я только думаю?!
   – Исчезни, темный, – потребовал маньяк с палкой.
   – Конечно-конечно. – Тип в костюме приблизился к пилигриму. – Только тут такое дело, слышишь…
   Он похлопал психа по плечу, тот оглянулся и встретился с летящим ему в челюсть кулаком. Хрусть, плюх, шмяк. Как пишут в книжках, все произошло в считаные секунды. Или даже в доли секунды.
   – Нельзя же так, правда? – раздумчиво поинтересовался у нас спаситель. – С ходу осиновый кол – какой моветон! Можно же поговорить для начала.
   – Вы кто? – пришел в себя Серый.
   – Я? О, простите. Я маг и волшебник. Сейчас покажу вам свою волшебную палочку.
   Жестом, не раз виденным мной в кино, он запустил руку под лацкан пиджака и вынул – да, я так и знала! – небольшой пистолет.
   – У вашего товарища палочка была посимпатичней, – сглотнул Сережка.
   – Каждому свое. – Незнакомец пожал плечами. – И он мне не товарищ. Так что, поговорим? Только не здесь, а то еще воин Света очнется. Давайте вперед, оба.
   У входа в парк стоял лимузин.
   Порой наши желания сбываются самым неожиданным образом: помню, когда-то я представляла, как привлекательный мужчина в дорогом костюме приедет за мной на такой машине. Домечталась…
   – Прошу вас. – Человек с пистолетом галантно открыл дверцу.
   Серый влез внутрь, я за ним.
   – Простите за неуместный шик. – Наш похититель развалился на сиденье напротив, открыл мини-бар и достал бутылку минералки. – Запланировал свидание: взял в аренду это чудо, хотел произвести впечатление на девушку… А конкуренты тем временем перешли к активным действиям. Пришлось все бросить и лететь сюда. Обидно.
   Он дважды стукнул по темному стеклу за своей спиной, и машина тронулась.
   Мужчина, не опуская оружия, одной рукой открыл зажатую между коленями бутылку и вдруг резко плеснул водой в Серого. Тот от неожиданности замер, растерянно хапнул ртом воздуха и медленно выдохнул. Ладонью растер воду по удивленно-испуганному лицу.