Ирвинг Уоллес. Слово (Том 2)

   Он передал фотографию профессору, который осторожно принял ее обеими трясущимися руками. Несколько секунд он просто не обращал на снимок ни малейшего внимания, его глаза все так же глядели на Ренделла, и при этом он еще продолжал легонько покачиваться в своем кресле.
   В конце концов, как будто бы вспомнив, что находится у него в руках, он опустил взгляд на фотографию. Очень медленно он поднял ее, отрегулировал угол, чтобы свет из окна падал точно на снимок. На круглом лице появилась легкая улыбка, и у следящего за профессором Ренделла вновь возродилась надежда.
   Шли секунды молчания. Профессор Монти опустил фотографию себе на колени, но взгляда с нее не спускал. Его губы зашевелились, и Ренделлу пришлось придвинуться поближе, чтобы ухватить перепутанные и едва слышимые слова.
   - Правда, это правда, - говорил профессор Монти. - Я написал это.
   Он поднял голову и встретился взглядом с Ренделлом.
   - Я, Иаков Юст, я был свидетелем всем этим событиям. - Его губы вновь зашевелились, голос сделался громче: - Я, Иаков из Иерусалима, Брат Господа нашего, Иисуса Христа, преемника Господа, старший из живущих ныне братьев и сын Иосифа из Назарета, вскоре предстану я перед синедрионом и первосвященником Анной, обвиненный в противозаконном поведении главенствования в общине последователей Иисусовых...
   Ренделл откинулся на спинку стула.
   Господи, сказал он сам себе, старик считает, будто он Иаков из Иерусалима, брат Иисуса Христа.
   Профессор Монти воздел глаза к потолку. Он продолжал говорить, в треснувшем голосе было слышно все больше живости:
   - Другие сыновья Иосифа, выжившие братья Господа Нашего и мои, это Иуда, Симон, Иосия, Уд, но все они за пределами Иудеи и Идумеи, потому то я один остался, дабы сказать о перворожденном и самом любимом сыне.
   Профессор Монти на своем английском с итальянским акцентом цитировал начальные части арамейских папирусов, что входили в Евангелие от Иакова Международного Нового Завета. Но было в его цитировании нечто неожиданное, странное. Наконец Ренделл понял: перечисляя братьев Иисуса и Иакова, профессор Монти заполнил лакуну в третьем папирусе, ту его часть, что была уничтожена еще две тысячи лет назад.
   Вот это было уже неожиданно, если не учитывать одну возможность - что профессор Монти был, сейчас или когда-то, столь ознакомлен с библейскими познаниями, что называл имена братьев Иисуса по другим источникам: из Евангелия от Матфея, из Деяний, из раннего церковного историка Евсевия, включая в свою речь.
   - Я, Иаков Юст, брат Господа Нашего...
   Профессор Монти, не прерываясь, продолжил свою безумную декламацию.
   Охваченный печалью к старику, к бедной Анжеле, Ренделл только сидел и печалился.
   Слова профессора Монти становились все более неразборчивыми. В конце концов он замолчал и уставился на деревья в саду за окном.
   Ренделл осторожно вынул фотографию из пальцев старика и положил ее назад в портфель. После этого он выключил магнитофон и глянул на часы. Синьора Бранчи должна была вернуться через минуту или две.
   Он поднялся со стула.
   - Благодарю вас, профессор Монти, за ваше сотрудничество.
   К изумлению Ренделла, профессор также встал со своего кресла. Он казался даже меньше, чем раньше. После этого, шаркая ногами, он прошел мимо Ренделла к письменному столу. Там уселся на стул. Могло показаться, что он уже забыл, зачем сюда пришел. Затем профессор открыл ящик и извлек из него чистый лист бумаги и карандаш.
   С его помощью он нанес на листок несколько штрихов, осмотрел свое творение, прибавил еще пару штрихов и остался довольным собой. После этого он взял листок и протянул его Ренделлу.
   - Это вам, - сообщил он.
   Ренделл принял бумажку; ему было интересно, что Монти нарисовал на ней.
   - Подарок, - пробормотал профессор. - Это спасет вас. Подарок от Иакова.
   Ренделл развернул листок. На нем был грубый рисунок.
   Насколько Ренделлу удалось понять, это был детский, примитивный и таинственный набросок рыбы и пронзившего ее копья.
   Это был подарок от Иакова, талисман, что спасет Ренделла, как обещал профессор. Правда, никакого смысла во всем этом Ренделл обнаружить не мог. Зато его интересовало, а какое значение этот рисунок имел для затуманенного разума профессора. Ренделл вздохнул. Все равно он уже никогда этого не узнает, да и смыла в этом никакого.
   Ренделл услышал, как открылась дверь.
   Очень быстро он свернул рисунок, сунул его во внутренний карман пиджака, поблагодарил профессора, оставив его сидящим за столом, и направился к синьоре Бранчи, которая ждала его в дверном проеме.
   Выйдя в коридор, он подождал, пока медсестра не закроет двери на ключ. Когда она присоединилась к нему, то сказала:
   - Сейчас я отведу вас к синьорине Монти.
   Только Ренделл еще не был готов к уходу. У него имелось еще одно дело.
   - Синьора Бранчи, меня интересует, могу ли я встретиться с кем-нибудь из врачей или же психиатров, кто занимается случаем профессора Монти? Я имею в виду того самого доктора, кто тесно работает с пациентом?
   - Да, конечно. У нас здесь семь докторов, но всех возглавляет доктор Вентури. Именно он и курирует профессора Монти с того самого времени, как тот поступил на Виллу Беллависта. Его кабинет находится этажом выше.
   - А можно встретиться ним, хотя бы ненадолго?
   - Подождите здесь. Я узнаю, не занят ли доктор.
   * * *
   КАК ОКАЗАЛОСЬ, ДОКТОР ВЕНТУРИ не был занят.
   Директор клиники был лысеющим, худощавым итальянцем с сочувствующими, влажными темными глазами, кривым носом и беспокойными руками. Он вообще не походил на врача, и Ренделл решил, что все это потому, что на докторе был модный пиджак, а не традиционный белый халат.
   Когда Ренделл спросил у него про этот обязательный атрибут, доктор Вентури объяснил совершенно добродушно и естественно:
   - Обычна больничная униформа создает дистанцию между врачом и пациентом, а мы не считаем это желательным. Мы хотим, чтобы наши взбудораженные пациенты почувствовали равенство со своими врачами. Для нас весьма важно, чтобы каждый пациент - включая сюда и профессора Монти - не чувствовали свое отличие. Мы желаем, чтобы наши пациенты нам доверяли, считали нас своими друзьями.
   Кабинет доктора Вентури тоже был совершенно не похож на кабинет врача, как не был похож на врача его хозяин. Усевшись на стуле с живенькой обивкой в цветочек напротив стола доктора Вентури, изготовленного в стиле ампир, Ренделл осматривал комнату, меблированную современными диванами, с вьющимися растениями и абстрактными картинами на стенах.
   В последней отчаянной попытке обнаружить хоть какую-нибудь разгадку тайны папируса номер девять Ренделл кратко описал доктору Вентури свою неудачную встречу с профессором Монти. Закончил он рассказом о мании профессора, будто он является Иаковом Юстом, братом Иисуса Христа.
   - А вел ли профессор себя так же и ранее? - хотелось знать Ренделлу.
   - Частенько, - ответил доктор, взяв со стола нож для разрезания писем, положив его обратно, затем взяв в руки карандаш и положив его назад. - И это для нас самое странное. Его поведение никак не соответствует общим симптомам. Видите ли, если кто-то считает себя мессией - или же братом Иисуса, как в данном случае - то это, чаще всего, параноик с комплексом превосходства. Профессор Монти же имеет потерю памяти и связанные с истерией симптомы кататонии, основанные на чувстве вины. С клинической точки зрения совершенно непонятно, как у него может быть мания, потому что, в большинстве случаев, пациент в его состоянии не может считать себя обладающим идентичностью такой возвышенной личности как Иисус или Иаков, но, скорее всего, такой личности, которая испытывает чувство вины за что-то, что принесло вред тому же Иисусу или Иакову. Его сегодняшнее поведение, когда он выступает в роли брата Христа, для меня совершенно необъяснимо. Но, понятное дело, мы слишком мало знаем о прошлой внутренней жизни профессора, о его психике, и, к сожалению, вряд ли мы узнаем о ней больше.
   Ренделл устроился поудобнее на стуле.
   - То есть, вы хотите сказать, что ничего не знаете о практической деятельности профессора Монти и его археологических раскопках?
   - А, мистер Ренделл, так вам известно, про открытие Монти в Остиа Антика? Я не мог говорить об этом, пока...
   - Я вхожу в проект, доктор Вентури.
   - Я не знал об этом. Я пообещал дочери профессора никогда не говорить об этом с чужаками. И я держу свое слово.
   - Как много вам известно о работах профессора? - поинтересовался Ренделл.
   - На самом деле, крайне мало. Когда меня привлекли для этого случая, имя профессора Монти мне уже, естественно, было знакомо. Его имя вообще хорошо известно в Италии. От его дочерей я узнал, что он проводил раскопки в Остиа Антика, и что эти раскопки могут иметь огромное значение для библейской истории и теологии. Мне сказали, что это может стать краеугольным камнем для новой Библии.
   - Но суть открытия вам не известна?
   - Нет. Не хотите ли вы сказать, что если бы я знал, то смог бы лучше понять галлюцинации, связанные с идентификацией его как Иакова, брата Иисуса Христа?
   - Это могло бы пролить определенный свет, доктор. Ну и действительно, то, что открыл профессор Монти, приведет к появлению совершенно новой Библии.
   - Я так и подозревал. Совсем недавно, в нашей римской газете "Ил Мессаджеро" я прочитал три статьи британского журналиста... забыл его имя...
   - Седрик Пламмер?
   - Правильно, Пламмер. В статьях не было ничего определенного, сами они были длинными, но фактов маловато, относительно секретной подготовки в Амстердаме к изданию новой Библии, версии, основанной на новейших открытиях; версии, поддерживаемой церковными консерваторами с целью поддержания статус кво. Материал был занимательный, но настолько напичканный слухами и спекуляциями, что я не мог воспринимать его серьезно.
   - Можете воспринимать его серьезно, - сказал Ренделл.
   - Ага, так значит это и есть та самая грядущая Библия, за которую наш пациент несет ответственность? - Доктор Вентури рассеянно перевернул страницу настольного календаря, потом обратно. - Очень плохо, что профессор Монти не сможет насладиться плодами собственных трудов. Что же касается его маний, то даже если новая Библия и сможет прояснить для нас их природу, сомневаюсь, чтобы это объяснение имело для него лично какое-либо значение. Но не произошло ли чего-либо еще во время вашей сегодняшней встречи?
   - Боюсь, что нет, - ответил Ренделл. Но затем он кое-что вспомнил и сунул руку в карман пиджака. - Если не считать вот этого. - Он развернул листок бумаги и показал его врачу. - Профессор Монти нарисовал это для меня, когда я уже уходил. Он сказал, что это подарок, который спасет меня.
   - А, рыба, - понимающе сказал доктор Вентури.
   Он не стал брать рисунок у Ренделла, а вместо этого порылся в лежащих на столе папках и открыл одну из них. Оттуда он вынул несколько листов и разложил их по одному на столе, показывая все шесть Ренделлу. На каждом листке была вариация эскиза с пронзенной копьем рыбой, подобной той, что была у Ренделла в руках.
   - Видите ли, мистер Ренделл, у меня имеется личная коллекция искусства профессора Монти, - сказал врач. - Да, да, он делает эти рисунки в качестве подарков для меня или медсестер. Боюсь, что все его искусство ограничивается этим единственным объектом - рыбой. Она стала для него навязчивой идеей. Нам не известно, чтобы он нарисовал что-либо иное с тех самых пор, как находится под нашей опекой. Только рыба.
   - Но она должна что-то означать, - задумчиво сказал Ренделл. - Вы не пытались размышлять над тем, что он пытается нам сообщить?
   - Естественно, вот только не могу конкретно представить, что же именно, за исключением того, что рыба тесно связана с его манией, заставляющей его считать, будто он живет в первом веке. Как вы несомненно знаете, первые последователи Христа, ранние христиане, когда их преследовали, использовали символ рыбы, чтобы в тайне идентифицировать себя друг перед другом. Источник этого визуального пароля довольно интересен. Для Его первых апостолов Мессия был известен как "Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель", что, в переводе на греческий, язык римских оккупантов, звучало как Iesous Christos, Theou, Uios, Soter. Начальные буквы этих пяти греческих слов произносятся как I-CH-TH-U-S, теперь мы произносим это как ICHTYS - слово, которое по-гречески означает рыба. Даже сегодня мы называем науку, изучающую рыб, ихтиологией. Итак, вы видите, начальные буквы имени Иисуса Христа и его титулов произносятся как рыба - символ идентификации преследуемого со всех сторон христианского культа.
   - Очень интересно, - признал Ренделл. Он еще раз поглядел на рисунок Монти. - Ну а копье. Ведь оно же не было частью символа, правда?
   - Нет, - ответил доктор Вентури, возвращая собственную коллекцию рисунков в папку. - Нет, похоже, что это прибавление исключительно профессора Монти. Копье - или пика, или гарпун, что бы это ни было является, скорее всего, негативным символом. Тем не менее, кто может сказать, что у него в мыслях на самом деле? Представляя самого себя Иаковом, братом, возможно, он открывает нам ревнивое соперничество по отношению к Иисусу, рыбе, пронзая ее? А может он чувствует, что копье, вонзенное в символ его брата, это и оружие, направленное на него самого? Тут мы ничего не можем сказать. Боюсь, что этот символ, как и многие вещи, связанные с профессором Монти, так и останутся тайной.
   Доктор Вентури вынул хорошо обкуренную пенковую трубку и кисет с табаком.
   - Вы не против...?
   Ренделл тут же достал свою прямую трубку, а после того, как они обменялись собственными табачными смесями и закурили, он вернулся к проблеме профессора Монти. Но на сей раз Ренделл решил отступить во времени.
   - Доктор, - спросил он, - а когда профессор Монти впервые попал в вашу клинику? И, если конечно вы вправе это рассказать, какими были обстоятельства его помещения сюда?
   - Обстоятельства? - Доктор Вентури выпустил клуб дыма. - Да, конечно, история болезни - это дело конфиденциальное, но когда Анжела Монти предупредила меня о том, что привезет вас сюда, она же попросила, чтобы и я, и персонал честно рассказали о состоянии ее отца.
   - Она сейчас в приемном покое, - незамедлительно сообщил Ренделл. Если вы желаете проконсультироваться с ней опять...
   - В этом нет необходимости... - Доктор Вентури потянул из своей пенковой трубки и положил ее на керамическую пепельницу. - Мое собственное участие в этом клиническом случае началось... дайте-ка вспомнить... около года и двух месяцев назад. Мой коллега - оказалось, что он был семейным врачом Монти - предупредил, что мои услуги срочно необходимы одному из его пациентов, в то время находившемуся в Policlinico, университетской больнице. Оказалось, что этим пациентом был профессор Августо Монти. Совершенно неожиданно с ним случился резкий нервный припадок. Я сразу же приехал туда, осмотрел профессора и диагностировал состояние.
   - И что же привело его в больничную койку?
   Доктор Вентури рассеянно взял свою трубку, положил на место, схватил карандаш и начал что-то черкать в блокноте.
   - Вы хотите знать обстоятельства, приведших к его ограничению свободы в клинике? За пару дней до срыва, как я узнал потом, он исполнял свои текущие обязанности в Римском университете. Он читал лекции студентам в Aula di Archeologia. Еще он проводил совещание с коллегами по факультету. В это же самое время он занимался вопросом предоставления ему средств, чтобы вести раскопки в Пелле. Опять же, в тот самый день, как и всегда в рабочие дни, он принимал посетителей.
   - Что это были за посетители?
   - Обычные люди, с которыми может встречаться известный археолог. Время от времени он же может встретиться с коллегами и известными ему профессорами из других стран или же с правительственными чиновниками. Возможно, торговцами полевым оборудованием, студентами старших курсов или редакторами археологических журналов. Я не знаю, чем конкретно он занимался в тот самый день. Возможно, его дочери смогут рассказать вам больше. Я знаю лишь то, что то самое утро он в основном провел в университете, раз или два куда-то уходил, а потом вернулся в университет, чтобы еще поработать. Вечером, когда он не вернулся домой на обед, его дочь, Анжела, позвонила дежурному, чтобы тот напомнил ее отцу о возвращении домой. Дежурный поднялся в кабинет начальника археологического отделения. Он постучал, но никакого ответа не получил. Дежурному это показалось странным, поскольку свет в кабинете горел. Тогда он вошел и увидал профессора Монти за столом на столе все было в беспорядке, лампа перевернута - а сам профессор бормотал какую-то бессмыслицу, типа того, что вы сами недавно слышали от него самого. Он был полностью дезориентирован, а потом вообще впал в ступор. Перепуганный дежурный позвонил его дочери, после чего та сразу же вызвала скорую помощь.
   Ренделл передернул плечами, представляя, какой ужас должна была пережить Анжела.
   - А профессор приходил потом в сознание?
   - После того - то есть, за год и пару месяцев - ни разу, - признался со вздохом Вентури. - Что-то, если говорить просто, перещелкнуло у него в мозгу. Он полностью утратил, если применить профессиональный жаргон, свои мозги. И с тех пор он уже не смог восстановить связи с реальностью.
   - И нет никакой надежды вернуть ему сознание?
   - Кто может сказать, мистер Ренделл? Кто знает, что в будущем случится в науке, медицине, психиатрии; какие лекарства придумает биохимия для излечения умственных расстройств? Только к настоящему времени ничего такого нет. Но, можете быть уверены, мы будем пробовать все возможное. Через несколько дней после случившегося я перевел профессора Монти сюда, на Виллу Беллависта. Мы применили самые разные виды лечения: психотерапию, фармакологическое лечение, электрошок под анестезией. Пока что это ни к чему не привело. Сегодня все наши усилия заключаются в том, чтобы успокоить его, дать возможность спать. Мы пытаемся хоть чем-нибудь занять его. Мы регулярно приводим его в наши мастерские, старясь увлечь плетением или ткачеством, опять же, хотим заинтересовать его занятиями в бассейне, но он не проявляет к этому интереса. Чаще всего он сидит у окна, смотрит куда-то вдаль, слушает музыку, иногда смотрит телевизор, хотя не думаю, будто его интересует то, что он видит на экране.
   - Анжела, то есть, мисс Монти, считает ли она, что у него иногда случаются проблески сознания?
   Доктор Вентури пожал плечами.
   - Она его дочь. Если это помогает чувствовать себя лучше, мы ей в этом не препятствуем.
   - Понятно, - задумчиво сказал Ренделл. - Ну хорошо, а посетители? Бывают ли у профессора какие-нибудь посетители кроме его двух дочерей?
   - Дочери, внуки по праздникам, и еще - на его день рождения - была их экономка.
   - И никого со стороны?
   - А больше никому и не разрешено, - сообщил доктор Вентури. - Очень немногие люди просили разрешения встретиться с профессором. Всем им было отказано. Дочери профессора решили, что пребывание отца здесь, его болезненное состояние необходимо, насколько это возможно, удерживать в тайне. Только лишь члены семьи и лица, их сопровождающие, могут встречаться с ним.
   - Ну хорошо, и все же: люди посторонние, - настаивал Ренделл. - Вы сами говорили, что было несколько человек, которые просили встречи. Вы не можете вспомнить, кто это был?
   Доктор Вентури взмахнул своей пенковой трубкой.
   - Имена я вряд ли вспомню. Кто-то из старых учеников профессора и его коллеги по университету. Но им сообщили, что профессор страдает нервным расстройством, и что ему необходим покой. Кое-кто пытался встретиться с ним в первые месяцы, но им отказали. Больше я о них не слышал.
   - А кто-нибудь еще? - спросил Ренделл. - Неужто за последние месяцы не было никаких попыток встретиться?
   - Ну, вы сейчас сказали об этом... да, был один, и я вспоминаю его, потому что он вел себя крайне настойчиво, опять же, это человек очень известный.
   - Кто же это был? - Ренделлу и самому было интересно узнать это.
   - Известный священнослужитель, Преподобный Мартин де Фроом подал письменную просьбу о встрече с профессором Монти. Должен сказать, это произвело на меня впечатление. Не знал, что он и профессор Монти были приятелями. Вскоре после этого мне сообщили, что они приятелями никогда и не были. Но я надеялся, что подобный визит сможет как-то стимулировать пациента, поэтому и передал просьбу преподобного отца для согласования дочерям профессора. Они отказали и, следует добавить, довольно-таки резко. Пришлось сообщить де Фроому, что никакие посетители к профессору Монти не допускаются. Кстати, вы первый человек со стороны, которому было разрешено встретиться с профессором с тех пор, как он пребывает здесь. - Вентури глянул на часы, стоящие у него на столе. - У вас есть еще какие-нибудь вопросы, мистер Ренделл?
   - Нет, - понимаясь с места, ответил ему тот. - Здесь мне больше нечего спрашивать... или узнавать.
   * * *
   ОБРАТНАЯ ПОЕЗДКА В РИМ, на машине Джузеппе с ее кондиционером, особой радости не принесла.
   Сидевшая напротив него Анжела заставила Ренделла рассказать обо все произошедшем во время его встречи с ее отцом, а затем и с доктором Вентури.
   Очень кратко, как бы мимоходом, Анжела вспоминала о том, каким был ее отец в прошлые годы, о ясности и отточенности его ума. Какая жалость, с бесконечной печалью заметила она, что отец так и не узнает о тех чудесах, к которым приведет его открытие.
   - Он уже знает о них, - убеждал ее Ренделл. - Он знал об этом с того самого момента, как сделал его. Он знал и наслаждался тем, что предоставил всему миру.
   - Какой ты милый, - сказала Анжела, целуя Ренделла в щеку. - Какой ты добрый.
   Она пригласила его встретиться с сестрой и ее детьми на обеде у них дома. Ренделл подумал над этим и решил отказаться, хотя ему очень хотелось остаться.
   - Нет, мне кажется, будет лучше, если ты сама проведешь это время с семьей, - сказал он. - А у нас еще будет куча времени. Опять же, мне нужно срочно вернуться в Амстердам. Великий день приближается. И Уилер может быть крайне недоволен, поскольку меня нет на рабочем месте.
   - Так ты прямо сейчас и улетаешь?
   - Может быть, попозже вечером. Пока я здесь, нужно заняться своей личной корреспонденцией. Как только я вернусь в Амстердам, на это просто не будет времени. Мне нужно написать письма отцу и матери, а еще дочери. Не нужно забывать и о кое-каких делах. Например, о Джиме Маклафлине, парне из Рейкеровского Института. Я тебе рассказывал о нем. Пока что мой адвокат не смог обнаружить его местопребывания. Вот я и думаю написать Маклафлину личное письмо, которое можно будет ему отослать. Так что, скорее всего, постараюсь успеть на последний рейс.
   - Пускай Джузеппе подбросит тебя вначале в гостиницу "Эксельсиор", предложила Анжела, - а уже потом отвезет меня домой.
   Ренделл дал указания водителю и повернулся к Анжеле.
   - Ты вернешься в Амстердам завтра утром?
   Она ответила ему улыбкой.
   - Завтра вечером, если только мой шеф не выгонит меня за это. Я хочу заняться покупками с сестрой, повести племянников в Сады Боргезе, может быть еще встретиться с несколькими приятелями. Ничего, если твой секретарь вернется завтра к вечеру?
   - Хорошего здесь мало, но я буду ждать.
   Анжела внимательно посмотрела на Ренделла. Она уже не улыбалась.
   - И еще одно я хочу спросить. Стив...
   - Да?
   - Как только мы снова вернемся в Амстердам, что будет потом?
   - Потом? Конечно же, работа. Будем работать без просыпу, чтобы сделать проект в срок. - Он глянул на ее пытливое лицо и наконец-то до него дошло: - А, ты имеешь в виду, собираюсь ли я продолжать свои изыскания относительно этого фрагмента и его фотокопии? Нет, Анжела. Твой отец был последней остановкой на этом пути. Тупиком. Даже если бы я и хотел, мне некуда идти. Откладываю свою кепку следопыта и лупу в кладовку. Отправляю своего Шерлока Холмса в отставку в пользу кропотливого сбора нектара. Полностью возвращаюсь к рекламной кампании. Я отдаю всего себя на дело продажи Слова.
   - Даже если сомнения остались?
   - Анжела, я дошел сюда, до Рима. У меня всегда были сомнения относительно всяких тайн, равно как всегда было настороженное отношение к вере. Ты знаешь молитву Эрнеста Ренана? "О, Господи, если Господь имеется, спаси мою душу, если душа у меня имеется". Так и со мной.
   Анжела рассмеялась.
   - И как ты можешь жить с этим?
   - Должен. У меня нет другого выбора. - Ренделл погладил руку Анжелы. Ну ладно. Я пошел. Вот и моя гостиница. Ладно, дорогая. Еще один поцелуй. Встретимся завтра.
   Выйдя из опеля и поглядев на то, как машина удалилась, Ренделл, держа портфель под мышкой, направился в прохладный вестибюль "Эксельсиора". Задержавшись у стойки администратора, чтобы взять ключ от номера, он пошел к лифтам.
   Один из лифтов уже дошел до нижнего этажа, и теперь из него выходили пассажиры. Ренделл встал в стороне до тех пор, пока все не вышли, вошел в кабину, повернувшись, чтобы нажать на кнопку пятого этажа. Уже сделав это, Ренделл вдруг понял, что кто-то вошел в кабину сразу же за ним и теперь протягивает руку, чтобы нажать кнопку четвертого этажа. Судя по одежде, это был какой-то священник.