Ирвинг Уоллес. Слово (Том 2)

   Домине де Фроом предоставил вторую половинку: что в этот роковой день профессор встречался именно с Робертом Лебруном.
   Соединенные вместе, эти две половинки образовывали указание. Не совсем уверенное, основанное на слухах и совпадениях, но, все-таки, указание единственное указание, способное привести к Лебруну, и к возможной правде.
   И вот сейчас, утром, Ренделл ожидал в гостиной дома профессора Монти возле Пьяцца дель Пополо. Дом был старый, по размеру более похожий на двухуровневую современную квартиру; сейчас он был отремонтирован и отделан в весьма приятном стиле. Гостиная была обставлена венецианской мебелью с зелено-золотой обивкой, очень дорогой и очень удобной. Экономка Лукреция, уже пожилая женщина с огромной грудью, в аквамариновом халате, что выглядел на ней как цирковой шатер, очень тепло приветствовала гостя на своем лучшем английском. Он принесла Ренделлу кофе с пирожными, вручила итальянско-английский словарь и разговорник, оставленные Анжелой, после чего отправилась на поиски ящика с заметками со стола профессора Монти.
   Ренделл подошел к круглому столику, на котором стоял поднос с угощением, и налил себе кофе. Самое важное, размышлял он, что Анжела с сестрой сохранила в неприкосновенности все бумаги отца, что лежали у него на столе в тот несчастный вечер. И вот теперь пришел задать критические вопросы: действительно ли профессор Монти в тот самый майский день, год и два месяца тому назад, покидал университет, чтобы встретиться с Робертом Лебруном? И есл так, сделал ли профессор, человек вечно занятой, отметку о своем свидании с Лебруном? Или же о не побеспокоился об этом? А может он побоялся записать эту встречу?
   Ренделл уже пил кофе, когда Лукреция появилась вновь, неся с собой крепкий картонный ящик. Ренделл поставил чашку на стол, чтобы помочь женщине, но, не успел он сделать это, как он уже опустила ящик у его ног.
   - Вы просмотреть этот один, - низким голосом сказала она, - а я пойду за еще один, следующий.
   Она вышла, а Ренделл опустился на ковер и, скрестив ноги, развернул крышки ящика. Не спеша, он начал вынимать оттуда содержимое.
   Его не интересовали голубые папки со статьями, чернильный прибор из оникса, такая же ручка или пустой блокнот для заметок.
   Профессор, назначающий столько много встреч, должен был бы как-то отмечать их, записывать в чем-то вроде настольного календаря или специальном блокноте. Ренделл понятия не имел, чем пользуются для этих целей в Италии - и не хотел спрашивать об этом у Анжелы - но ведь должно было иметься хоть что-то, какая-то запись, пускай даже от секретаря, если только Монти не держал все в своей голове.
   Еще какие-то бумаги, последние не прочитанные распечатки статей или выступлений, корреспонденция, на которую профессор уже никогда не ответит.
   Очень осторожно Ренделл погрузил руки в недра ящика, почти что на половину его высоты, и тут извлек кожаный, вишнево-красного цвета ежедневник с большой скрепкой между обложкой и листами. На обложке золочеными буквами по-итальянски было написано: AGENDA.
   Сердце Ренделла забилось сильнее.
   Он открыл ежедневник там, где была скрепка.
   Сверху на листе стояла дата: 8 Maggio.
   На разлинованной странице были отмечены утренние, дневные, вечерние часы. Некоторые строки были заполнены черными чернилами, скорее всего, рукой самого профессора Монти.
   Взгляд Ренделла медленно скользил по странице, изучая каждую запись:
   10:00 ... Conferenza con professori
   12:00 ... Pranzo con professori
   14:00 ... Visita del professore Pirsche alla Facolta
   Ренделл проверил ключевые слова по итальянско-английскому словарю, но пока что никакого намека не имелось. В этот роковой день было совещание, ланч с кем-то из факультетских преподавателей, встреча самого Монти с каким-то зарубежным (по-видимому, немецким) профессором у него в кабинете.
   Ренделл просмотрел страницу дальше, и тут его взгляд зацепился за следующую строчку:
   16:00 ... Appuntamento con R.L. da Doney.
   Importante.
   Ренделл сидел, не двигаясь.
   Он перевел.
   16:00 означало четыре часа вечера.
   R. означало Роберт, L. - Лебрун.
   Doney означало всемирно известный ресторан-кафе на свежем воздухе римское gran caff( - на Виа Витторио Венето, неподалеку от гостиницы "Эксельсиор".
   Appuntamento con R.L. da Doney. Importante означало - Встреча с Робертом Лебруном в "Дони". Важно.
   Ощущая дрожь первооткрывателя, Ренделл понял, что он нашел то, что искал. Майским вечером прошлого года профессор Монти записал, что должен встретиться с Робертом Лебруном в кафе "Дони". Именно там, по словам де Фроома, Лебрун открыл предполагаемую подделку профессору Монти, и именно с этого момента начался путь профессора в пучины безумия.
   Весьма скользкий намек на прошлые события, но уже реальный, очень материальный.
   Ренделл положил ежедневник в картонный ящик, сверху уложил остальные бумаги и поднялся на ноги.
   В этот момент в комнату вошла Лукреция со вторым ящиком.
   - Здесь ящик, там только научные книги, журналы, ничего больше, объявила она.
   Ренделл быстро направился к ней.
   - Большое спасибо, Лукреция, мне не нужно их просматривать. Я уже нашел то, что искал. Еще раз, огромное вам спасибо.
   Он поцеловал экономку пухлую щеку и оставил с полными изумления, широко раскрытыми глазами.
   * * *
   РЕНДЕЛЛ ВЫШЕЛ ИЗ ТАКСИ у входа в гостиницу "Эксельсиор". Он прошел мимо главного входа в отель, мимо группы шоферов, лениво сплетничающих на солнышке, после чего остановился на тротуаре, открывая для себя сцену, на которой Роберт Лебрун должен был сделать свое шокирующее признание профессору Монти.
   Кафе-ресторан "Дони" было разделено на две части. Сам ресторан находился в помещении, что составляло продолжение первого этажа отеля "Эксельсиор". Кафе же, чьи столики находились снаружи, занимало часть улицы Виа Витторио Венето от края подъезда в гостиницу до дальнего угла.
   Само же кафе представляло собой два ряда столиков и стульев. С одной стороны опорной линией служила стена ресторана, с другой - припаркованные автомобили и оживленное движение по Виа Венето. Разделяющий голубые столики проход служил для посетителей и официантов.
   Стоя сейчас в невыносимой жаре и рассматривая кафе, Ренделл был рад тому, что оно было защищено от солнца двумя синими навесами. В это время, перед самым полднем, оно выглядело достаточно привлекательно, хотя еще и ничего не обещало в успехе поисков Ренделла.
   За столиками сидело очень мало посетителей - в основном, туристов, как догадался Ренделл. Сцена представляла собой чуть ли не натюрморт, и даже те, кто двигался, делали это крайне медленно. Эта чертова римская жара, подумал Ренделл, способна расплавить любые амбиции и инициативы.
   С той малой информацией, что была в его распоряжении, следовало хорошенько продумать собственные действия. Итак, год и два месяца назад, как он полагал, именно Роберт Лебрун пригласил профессора Монти встретиться с ним. Следовательно, именно Лебрун должен был назвать имя "Дони" в качестве места их встречи. Если же он выбрал "Дони", которое не было какой-то заурядной кафешкой, а действительно очень популярным, это случилось потому, что "Дони" было ему знакомо. Если это было правдой конечно, все это могло быть совершенно и не так, но уж "если" - тогда и сам Роберт Лебрун должен был быть знаком для тех, кто здесь работает.
   Ренделл изучал взглядом нескольких, похожих на сомнамбул официантов. Они были одеты в белые пиджаки с голубыми эполетами, высокие жесткие воротнички с темно-голубыми галстуками-бабочками, черные брюки; дополнительными аксессуарами служили меню в лавандового цвета обложках или пустые подносы. Возле двери между задними столиками, которая вела в ресторан и откуда сейчас доносились аплодисменты, стоял пожилой итальянец, в котором чувствовалось нечто начальственное. Он тоже выглядел очень торжественно - ярко-голубой пиджак, накрахмаленный воротничок и галстук-бабочка, брюки, надеваемые под смокинг - и он единственный выглядел живым. Старший официант, решил Ренделл.
   Он сошел с тротуара, сразу же почувствовав облегчение в спасительной тени, и уселся за свободный столик лицом к улице. Через пару минут официант обратил на него внимание и легкой походкой протанцевал к его столу, положив перед Ренделлом меню в лавандового цвета обложке.
   Открыв меню, Ренделл, как бы нехотя, спросил:
   - А старшего официанта поблизости нет?
   - Si, - ответил подошедший официант и подозвал пожилого: - Джулио!
   Джулио подошел очень быстро, держа наготове блокнот для приема заказов и карандаш.
   - Что вам угодно, сэр?
   Ренделл с отсутствующим видом продолжал изучать меню. Все в нем было перечислено дважды - на итальянском и на английском языке. Поначалу глаз остановился на Gelati<Мороженое>, но потом зацепился на Granita di limone Лимонный щербет - 500 лир.
   - Я хочу заказать щербет, лимонный, - сказал Ренделл.
   Джулио отметил в своем блокноте.
   - Что-нибудь еще?
   - Нет, это все.
   Джулио вырвал листок с заказом, вручил приготовившемуся официанту и забрал меню.
   - Вообще-то говоря, - сказал Ренделл, - имеется еще кое-что, чего я хочу, но это уже никак не связано с вашим меню. - Он достал свой бумажник и вынул оттуда три крупного размера банкноты достоинством по 1000 лир. - Я американский писатель, и мне нужна кое-какая информация. Возможно, вы сможете оказать мне помощь.
   На профессионально-каменном лице старшего официанта не отразилось ни тени эмоций. Зато глаза его приклеились к банкнотам в руке Ренделла.
   - Вполне возможно, - сказал он. - Буду очень рад помочь вам.
   Ренделл свернул деньги и сунул их в теплую руку старшего официанта.
   - Джулио, как долго вы работаете в "Дони"?
   - Пять лет, сэр. - После этого он сунул банкноты в карман, бормоча при этом: - Grazie, сэр.
   - А работали ли вы, то есть, я хочу сказать, не были ли вы в отпуске, в мае прошлого года?
   - Ну конечно, сэр, - сейчас он был готов к услугам, вежливый, настроенный крайне дружелюбно. - Ведь это перед наплывом туристов, но все равно, работы очень, очень много.
   - То есть, скорее всего, вы были тогда на работе. Сейчас я скажу, что мне нужно. Я занимаюсь кое-какими исследованиями, и имеется один человек, который, как мне сказали, часто заходит в "Дони". Мой приятель встретил этого человека здесь год назад, в мае. Мне сообщили, что разыскиваемый мною человек регулярно посещает это кафе. Вы различаете постоянных посетителей?
   Джулио расцвел.
   - Ну конечно же. Это не обязательно входит в мои обязанности, но, желательно, чтобы я был в хороших отношениях с нашими постоянными клиентами. И я знаю каждого из них по имени, известно мне и про их характер и подробности жизни. Именно это и делает мою профессию столь ценной. И кто же этот человек, о котором вы хотите узнать?
   - Он француз, но проживает в Риме, - сообщил Ренделл. - Понятия не имею, как часто он ходит в "Дони", но мне сказали, что здесь он бывает. Ренделл затаил дыхание, после чего произнес то, о чем молил, чтобы звуки эти подействовали как сказочный сезам. - Его зовут Роберт Лебрун.
   Но старший официант на это имя не отреагировал никак.
   - Лебрун, - медленно повторил он.
   - Роберт Лебрун.
   Джулио напряг всю свою память.
   - Я стараюсь вспомнить. Нет, никак. У нас нет постоянного посетителя, которого бы я знал под таким именем. А я бы обязательно вспомнил.
   Ренделл пал духом. Но тут он попробовал вспомнить, как домине де Фроом описывал Лебруна.
   - Может быть я расскажу, как он выглядит...
   - Пожалуйста.
   - Ему уже за восемьдесят. Носит очки. Очень морщинистое лицо. Немного сутулится. Где-то вашего роста. Вот так Роберт Лебрун выглядит. Это поможет?
   Джулио был расстроен.
   - Простите, но у нас так много...
   Тут Ренделл вспомнил кое-что еще.
   - Погодите, имеется еще одна вещь, уж которую вы обязательно должны были отметить. Его походка. Он ходит, прихрамывая. Очень давно он потерял ногу, и теперь у него протез.
   Джулио тут же расплылся в улыбке.
   - О, у нас имеется один такой. Вот только я не знал, что он француз, поскольку его итальянский язык превосходен, он и сам совершенный римский джентльмен. Но только зовут его вовсе не Лебрун. Вообще-то говоря, я не знаю его настоящее имя, если не считать того, как он сам нам представляется. Когда он выпьет слишком много Перно или Негрони, то начинает шутить и говорить, что его зовут Тоти, Энрико Тоти. Это такая местная шутка. Вы не понимаете ее?
   - Нет.
   Джулио поднял палец.
   - Если вы отправитесь в Сады Боргезе, пройдетесь по паркам, где много статуй, то вот там имеется один очень большой памятник обнаженного героя на кубическом каменном пьедестале, и вот у этого человека только одна нога. Сам он оперся на камень, одну ногу отставил, а культя левой ноги тоже лежит на камне. На основании статуи написано "Энрико Тоти", и говорят, что он умер в 1916 году. Этот вот человек, Тоти, несмотря на то, что у него была только одна нога, записался добровольцем в итальянскую армию во время Австро-Венгерской войны, но его, конечно же, отбраковали. Но он записывался добровольцем снова и снова, от него уже не могли отвязаться, поэтому записали в итальянскую армию с его одной ногой и костылем, он сражался и даже был великим героем. И вот этот наш одноногий клиент шутил, что много лет назад он был героем и что его звали Тоти. И это единственное имя....
   - Тоти? - переспросил Ренделл. - Ну, это совершенно не похоже на Лебрун. Ну конечно, у него могло быть много имен. - Тут Ренделл заметил, что старший официант улыбается, и ему было интересно узнать, почему. - Что случилось, Джулио?
   - Я тут вспомнил еще одно имя. Глупое, но...
   - Вы хотите сказать, что этот Тоти использует еще одно имя?
   - Глупое имя, очень глупое. Но вот девушки с улицы - ну, вы понимаете, какие девушки? - они назвали его так, потому что он такой умный и притворяется элегантным, хотя на самом деле очень бедный и жалкий. Они называют его, - Джулио хихикнул, - Дукой Минимо, что означает - Герцог Ничего. Именно таким вот прозвищем они его одарили.
   Ренделл в возбуждении стиснул руку официанта.
   - Значит, его зовут так? Тоти, он же Дука Минимо, он же Роберт Лебрун. Это именно тот человек, которого я разыскиваю.
   - Я рад, - заявил Джулио. Три тысячи лир теперь без всякого принадлежали ему.
   - Он все еще посещает "Дони"? - хотелось знать Ренделлу.
   - Ну да, чуть ли не каждый вечер, если только погода хорошая. Он приходит на свой aperitivo точно к пяти часам, перед тем, как начнется час пик, он заказывает Перно 45 или Негрони, рассыпает шутки и читает свои газеты.
   - Он был тут вчера?
   - Вчера я не работал в эту смену. Если хотите, я могу узнать...
   Джулио направился к трем официантам, что-то спросил у них, и двое из них засмеялись и закивали.
   Старший официант вернулся с улыбкой на лице.
   - Все правильно. Этот Тоти - ваш Лебрун, как вы его называете, был вчера здесь в течение часа, в свое обычное время. Скорее всего, сегодня он тоже будет здесь в пять вечера.
   - Замечательно, - ответил на это Ренделл. - Прекрасно. - Он вновь достал свой бумажник и извлек из него банкноту достоинством в 5000 лир. Показав ее ошеломленному официанту, он сказал: - Джулио, для меня это очень важно...
   - Благодарю вас, сэр, от всей души благодарю. Все, что смогу, я сделаю с огромной радостью.
   - Сделайте. Я прийду сюда где-то без четверти пять. Когда Тоти, или же Лебрун, появится здесь, покажите его мне. А уже я займусь всем остальным. Если случится так, что он появится раньше, позвоните мне в номер. Я остановился в "Эксельсиоре". Мое имя Стивен Ренделл. Вы не забудете? Стивен Ренделл.
   - Я не забуду ваше имя, мистер Ренделл.
   - Еще одно дело, Джулио. Этот наш приятель, Лебрун... как он приходит в "Дони" каждодневно? Я имею в виду, он приходит пешком или приезжает на такси?
   - Нет, он приходит на своих двоих.
   - Выходит, он живет где-то рядом, по соседству. Ведь он же не может проходить большие расстояния на своем протезе, не так ли?
   - Похоже, вы правы.
   - Ну хорошо, - сказал Ренделл, поднимаясь с места. - Благодарю вас за все, Джулио. Встретимся без четверти пять.
   - Сэр, а как же ваш лимонный щербет?
   - Приношу свои извинения, но свой десерт сегодня я уже получил.
   * * *
   РЕНДЕЛЛ ПРОВЕЛ ПЯТЬ БЕСПОКОЙНЫХ ЧАСОВ в своем двойном номере гостиницы "Эксельсиор.
   Он старался не думать о том, что ждет его впереди. Ренделл положил свой портфель на кровать, открыл его и вынул папку с корреспонденцией. Усевшись за столом со стеклянной столешницей рядом с единственным окном своего номера, он решил заняться письмами.
   Он написал банальное сыновнее письмо своим матери и отцу в Оук Сити, включающее поздравления своей сестре Клер и дяде Герману. Помимо того он написал краткую писульку, скорее туристическую, чем отцовскую, своей дочери Джуди в Сан Франциско. Он даже начал было письмо Джиму Маклафлину из Рейкеровского Института, объясняя в нем, что "Ренделл Ассосиэйшн" пыталась выявить его месторасположение в течение нескольких недель, чтобы сообщить: в связи с определенными, не зависящими от них обстоятельствами (не мог же он упоминать Тауэри или продажу компании концерну "Космос") фирма не сможет поработать с Институтом. Но это письмо Ренделл не смог закончить и в конце концов порвал уже написанное.
   Поскольку он никак не ответил на письмо своего адвоката, Ренделл решил позвонить Тэду Кроуфорду в Нью-Йорк, но тут до него дошло, что у него нет никакого терпения на это. Даже не испытывая голода, Ренделл позвонил в отдел обслуживания и заказал то, что должно было стать легким обедом, но на самом деле превратилось в каннелони с грибами и вареного цыпленка с томатным соусом и сладким перцем, которые он съел, даже не замечая вкуса.
   После этого Ренделл решил дать знать Анжеле, что задержался в Риме, но потом предпочел отказаться от звонка, чтобы не придумывать новую ложь или заставлять ее предполагать нечто дурное. Вместо этого он раздумывал над возможностью позвонить Джорджу Уилеру в Амстердам, чтобы объяснить собственное отсутствие, поскольку до дня объявления Международного Нового Завета оставалось всего шесть суток, но потом он решил отложить этот звонок - и соответственное раздражение со стороны американского издателя - пока не встретится с Робертом Лебруном.
   Чем больше он старался изгнать Лебруна из своих мыслей, тем труднее это было. Ренделл мерил шагами свой гостиничный номер, пока не изучил каждый дюйм узора на восточном ковре, каждую трещинку на бюро с мраморной столешницей и цветочной вазой, любую мелочь в собственном отражении в зеркале.
   Он присоединился к Возрождению Два в Амстердаме чуть более двух недель назад, чтобы заняться жизненно важной работой, чтобы самому узнать значение веры. Тем не менее, половину этого времени, вплоть до переломного момента в Риме, он затратил на усилия уничтожить единственное, во что он мог еще поверить.
   Все началось с прокола Богардуса. А может это было лишь маленьким толчком в пути к отделению от других, поскольку прокол заключался в нем самом. Его личном проколе, на что указывала Анжела, на что время от времени указывали все близкие ему люди, по причине его личного жестокого цинизма. Так что вся его охота была безумием, если только ее рациональная составляющая не была честной. А его рациональная составляющая состояла в том, что уж если верить, то эта вера не должна полагаться на неоспоримое мистическое суеверие. Все следует ясно понимать реальность.
   И вот теперь, в конце концов, все свелось к личности Роберта Лебруна. Так или иначе, но последний ответ мог дать только Лебрун.
   Такими были его мысли в гостиничном номере, и те же самые мысли занимали его, когда Ренделл вновь уселся за столом в кафе "Дони", такой же беспокойный и нетерпеливый. Он даже никак не мог понять, хочется ли ему, чтобы Лебрун признался, или нет. Единственное, что он желал наверняка, это то, чтобы встреча наконец-то состоялась.
   Уже раз в десятый за последние пятнадцать минут Ренделл поглядел на часы, на так медленно ползущие по циферблату стрелки. Уже было шесть минут шестого вечера. Он отпил еще один глоток Дюбонне и тут краем глаза заметил, что старший официант, Джулио, бочком подбирается к нему.
   Снизив голос, итальянец произнес:
   - Мистер Ренделл, он здесь.
   - Где?
   - За моей спиной, в этом же ряду, за третьим столиком. Можете его распознать.
   Джулио отступил на шаг в сторону, и Ренделл повернул голову.
   Он был здесь, именно такой, каким описал его де Фроом, но только все в нем было еще более утрирированно. Он выглядел меньшим, более скукоженным, чем Ренделл ожидал. Каштановые тонкие волосы, явно крашеные. Лицо скелета, изъеденное временем, кожа да кости. Круглые очки в проволочной стальной оправе с тонированными линзами. Сильно изношенный габардиновый пиджак свисал с его плеч, пустые рукава болтались свободно, в стиле модничающих итальянцев и жизнерадостных молодых актеров. Старик выглядел заброшенным и каким-то антикварным, но не немощным. Перед ним стоял одинокий бокал с напитком, а сам он был поглощен чтением газеты.
   Ренделл быстро поднялся из-за своего стола.
   Дойдя до цели, он отодвинул свободный стул напротив хозяина стола и, как бы нехотя, уселся на нем.
   - Мсье Роберт Лебрун, - сказал он. - Надеюсь, вы доставите мне удовольствие, позволив предложить вам выпить и представиться самому.
   Морщинистое лицо Лебруна показалось над краем газеты; его пустые серые глаза были насторожены. Влажные губы зашевелились, выдавая недостаток зубов во рту.
   - Кто вы такой? - прокаркал он.
   - Меня зовут Стивен Ренделл. Сам я писатель из Нью-Йорка, но еще занимаюсь рекламой. Я ожидал здесь, чтобы встретиться с вами.
   - Чего вы хотите? Вы сказали - Лебрун? Где вы слыхали это имя?
   Манеры француза никак не походили на дружеские, и Ренделл понимал, что должен действовать быстро.
   - Насколько я понимаю, когда-то вы были приятелем профессора Августо Монти, что вы совместно проводили археологические исследования.
   - Монти? Что вы знаете о Монти?
   - Я близкий приятель одной из его дочерей. Кстати, я сам встречался вчера с ним.
   Лебрун тут же проявил заинтересованность, но держался настороженно.
   - Говорите, вы видели Монти? Если так, скажите, где вы его видели?
   Ладно, подумал Ренделл, первое испытание.
   - Он сейчас в Вилла Беллависта. Я посетил его, разговаривал с ним, переговорил с его врачом, доктором Вентури. Ренделл поколебался, но тут же выставил себя на второе испытание. - Я кое-что знаю о вашем сотрудничестве с профессором Монти, об открытии в Остиа Антика.
   Запавшие глаза жестко поглядели на Ренделла. Вялые губы опять зашевелились.
   - Он говорил вам обо мне?
   - Не совсем. Не прямо. Кстати, с памятью у него не в порядке.
   - Продолжайте.
   - Но мне позволили заглянуть в его личные бумаги, все те документы, что были в его распоряжении, когда год назад вы встречались с ним в "Дони".
   - Так вам известно об этом.
   - Известно, мсье Лебрун. Это, и еще другое. Мое любопытство публициста и писателя, вполне понятно, возросло. И я приложил усилия найти вас. Я хотел переговорить с вами по-дружески, надеясь, что мои слова послужат нам обоим на пользу.
   Лебрун сдвинул очки повыше к переносице, потер щеку, как бы пытаясь принять решение относительно этого чужака. Похоже, его зацепило, но настороженность его не отпускала.
   - Как я могу быть уверенным в том, что вы не лжете?
   - Относительно чего?
   - Будто вы виделись с Монти. Повсюду так много шарлатанов. Так как я могу быть уверенным?
   Да, в этом была сложность.
   - Не знаю, какое доказательство я могу вам предоставить, - сказал Ренделл. - Я видел Монти, мы говорили довольно долго - большинство из этого было бессмыслицей - и я ушел с... ну ладно, что я могу сказать?
   - Я должен быть уверен, что вы видели его, - невозмутимо повторил старик.
   - Но я же действительно видел его. Он даже дал мне...
   Совершенно неожиданно вспомнив о том, что он сунул в карман пиджака, покидая комнату профессора, Ренделл вынул листок бумаги и развернул его на столе. Он понятия не имел, что может данное обозначать для Лебруна, но это было единственное, что дал ему Монти. Ренделл толкнул рисунок в сторону француза.
   - Монти сделал этот рисунок для меня, эту вот пробитую копьем рыбу, и дал в качестве прощального подарка. Не знаю, обозначает ли это что-либо для вас, но он нарисовал это мне, отдал это мне. Это единственная вещь, которую я могу показать вам, мсье Лебрун.
   На Лебруна же рисунок, как могло показаться, оказал живительный эффект. Держа листок бумаги в нескольких дюймах от глаза - единственного глаза, только сейчас Ренделл заметил, что второй глаз старика был затянут пленкой катаракты - Лебрун изучил рисунок и вернул его Ренделлу.
   - Да, мне это знакомо.
   - Так вы удовлетворены?
   - Я удовлетворен тем, что этот рисунок я часто делал сам.
   - Вы? - воскликнул сбитый с толку Ренделл.
   - Рыба. Христианство. Копье. Смерть христианства. Мое желание, коротко объяснил тот. - Я не удивлен, что Монти воспроизвел это. Его последнее воспоминание. Я предал христианство и Монти. Так что, смерть мне. Его желание. Вот так-то, если, конечно, это нарисовал он.
   - А кто еще мог знать об этом? - не отставал Ренделл.
   - Возможно, его дочь.
   - Она уже никогда не видела его душевно здоровым после вашей последней встречи с ним.
   Лебрун бросил на Ренделл сердитый взгляд.
   - Может и так. Если вы виделись с Монти, не вспоминал ли он обо мне или же о моей работе?