Исакова Галина. Мы с Варварой ходим парой…

   Смотрю краем глаза: морда сидит на газоне, цирку дивится и врубиться не может: то ли лыжи не едут, то ли мама… того… Не выдержала, подбежала, смотрит заискивающе, мол, вы придуриваетесь, да? Это же игра такая, да? «Нет, — говорю, Мишка у нас теперь главный строевой полковник, а ты иди кури, Варишна, раз маму не слушаешь».
   «Да как же не слушаю-то! — кричит Варишна. — Да что ж это делается, люди добрые! Да самозванец он! Лжедмитрий! Я очень даже слушаюсь! Да в первых рядах слушаюсь! Да с любого аккорда! Да мне сыра не надо — только дай послушаться лишний раз!»
   А нам с Михой уже море по колено, мы наяриваем «рядом!», «сидеть!», «лежать!»…
   И что делает моя собака. Понуро, как пригретая сирота, пристраивается сбоку и тоже выполняет команды! Вот это фокус! Просто таки победа российской науки, я вам скажу. Триумф мировой кинологии. Выполняет, главное, команды и смотрит со слезой.
   Не стала я над девочкой издеваться. Ладно, говорю, оба молодцы! Играем! Ох, и досталось Михе! Уж она трепала его будь здоров! Из него и без того набивка лезла, а в конце прогулки Мишаня лишился последнего уха.
   Дома, пока мы ужинали, присмиревший Мишка тихо сидел в коридоре на стуле. Потом я села писать этот рассказик, а Мишку Варя в зубах унесла на подстилку. И лапой сверху — чтоб не сбег. Чтоб под присмотром, значит, был и к маме втихаря не подлизывался, гад поролоновый.

12 сентября
Повара и поварята

   Сегодня в приступе кулинарного безумства решила добить мясо, которое неделю назад осталось от шашлыков. Неделю оно мерзло в холодильнике, часть была отдана Варваре. Варвара не ломалась и ела на ура.
   Сегодня я решила, что надо мяском угостить и себя. А то перла три кило — остатков с турбазы, и все псу под хвост? Разморозила, кинула в сковородку, высыпала из пачки макароны, налила водицы и сунула в духовку. Минут через 40 запахло жареным. Точнее, горелым. Это гадские макароны, вместо того, чтобы млеть в мясном соусе, взяли и обгорели. И как с жить с такими ненадежными продуктами? Ни на кого нельзя положиться! Сгорели не совсем до углей, чтобы есть невозможно, но по вкусу больше напоминали задубевшую яичную скорлупу. А мясо чуток не дожарилось… Или как там это называется? Не докоптилось. Нет…, не допеклось, короче.
   Варвара опять не ломалась и ела на ура.

21 сентября

    Оркестр! Пунш!
   Как мы с коллегами пуншевали. Из всех живущих на земле глинтвейн не пил, наверное, только мой брат. И еще пятилетний сын моей подруги. Первый — по причине чрезмерного увлечения работой, второй — по малолетству и пока еще здоровому образу жизни. Впрочем, нельзя сказать, что глинтвейн — это первая ступень в мир нехороших зависимостей. Если по чуть-чуть, да не часто, да в непогоду, да в хорошей компании — тогда можно. Согревает и тело, и душу, и гонорарный фонд редакции.
   История умалчивает, кто первым из журналистов редакции предложил расцветить промозглый, осенний вечер бодрящими напитками: глинтвейном, грогом и пуншем. Главное, что все как-то подозрительно легко согласились.
   То, что грог не случится, стало понятно еще в магазине. Главный его ингредиент — ром — оказался мало того что среди нас непопулярным, так еще и дорогим. Поэтому на ром махнули рукой и закупили чего попроще: яблок, апельсинов, шоколада, изюма и, конечно, красного сухого вина в демократичных трехлитровых коробках. И коньяка — для пунша, испить который еще оставалась надежда.
   Глинтвейн готовится на раз-два. Подогретое вино плюс пряности. Приготовить его может даже неумеха, вершиной кулинарного творчества которого являются горячие бутерброды. Разумеется, можно готовить глинтвейн «по-научному», сварив отдельно пряности и только потом добавив их в чуть подогретое вино… Но можно на первых порах не заморачиваться и варить по-простому: вино вылить в кастрюлю, добавить дольки яблок, апельсинов, лимона, пряности — какие есть под рукой (корица, гвоздика), сахар — туда же. Главное — глинтвейн, как и кофе, ни в коем случае не должен закипать. Нагревать вино следует до тех пор, пока не исчезнет образующаяся сначала белая пена. Т. е. градусов до 70-ти. Ненаучно это проверяется рукой.
   Наша компания, являя между собой нечто среднее между неумехами и эстетами, решила сварить глинтвейн «по-болгарски». Смесь вина, сахара, нарезанных кубиками яблок, пряностей (гвоздика, корица, зерна черного перца) довели почти до кипения, сняли с огня и дали настояться минут 15. Процедили, разлили по бокалам, положив в каждый по кусочку лимона и по нескольку кубиков яблок. Желающим также были выданы соломинки для коктейля, что оказалось весьма кстати, но вызвало непродолжительную дискуссию: а пили ли английские графы, уютно устроившись в кресле у камина, глинтвейн через пластмассовые трубочки?
   Благодать сошла на нас примерно на третьем глотке. Мир как-то сразу и вдруг заиграл красками, знакомые лица коллег оказались вполне симпатичными, тело стало расслабленным, мысли плавными, а душа нежной и ласковой. Тут надо обязательно указать еще на одно замечательное качество глинтвейна. Он волшебно преобразует самое неказистое винцо в горячий нектар. Многократными экспериментами достоверно установлено: не надо брать дорогие сорта вин — результат будет практически неотличим для «Каберне» и какого-нибудь «Бургунь Пино Нуар 1998».
   А вот табуретка от того, что вы, сидя на ней, пьете глинтвейн, не преобразится в мягкое кресло. Об этом мы не подумали, и спина еще долго ныла, что ей хочется прислониться к чему-нибудь устойчивому. И ноги укрыть. И чтобы свечи, И музыка…
   Очень подошли принесенные кем-то красные салфетки. Они придали интерьеру законченность и уютную торжественность. В такие моменты по сценарию полагается начинать медленные чувственные танцы. Парами. Под красивую мелодию.
   Но в компании был дефицит мужчин, поэтому обошлись без танцев — включили свет и скоротали часок за игрой в лото. Чувственность игре придало то, что на деньги: 10 копеек карточка. Мелочь? Вы не видели лица нашей журналистки, когда она сорвала банк! Джулия Робертс на вручении «Оскара»!
   Во втором отделении вечера значился «Шведский пунш». Его приготовление доверили единственному мужчине, потому что рецепт не терпел вольностей вроде «кардамона на глазок» или «щепотки имбиря». Пусть и с помощниками. Готовили по бумажке: 50 мл коньяка, литр вина, 2 чайные ложки сахара, по чайной ложке имбиря и кардамона. В вино налили коньяк, добавили специи и подогрели. Затем ароматную жидкость сняли с огня, дали настояться и подали на стол. По идее, его надо было остудить, потом процедить, потом снова подогреть, но времени на эти церемонии уже не хватило. Изюм бросили на дно бокалов, залили пуншем, а шоколад пожевали просто так.
   Для тихого вечера напиток оказался сложноват. Он сильно пах коньяком и по вкусу напоминал крепкий чай с душком. Смаковать пунш было трудновато, но в одном все сошлись: напиток очень согревает. Особенно душу, которую уже после двух-трех глотков потянуло на русские народные песни. Еле отбились…
   Домой расходились с неохотой, теплые и разнеженные. Вот и теперь, когда прохладно и мечтаешь согреться чем-нибудь вкусненьким, так и хочется воскликнуть: «Оркестр! Пунш!».

«Скажите, пожалуйста…»

   Когда мы гуляем с Варварой, то практически каждый день стабильно отвечаем на три вопроса: «Ой, а это что за порода?», «Она у вас злобная?» и «А ест много?».
   Как только вижу обращенный ко мне взор прохожего, говорю сразу, на опережение: «Мастиф. Незлобная. Килограмм в день».
   Прохожий только откашляется и заведет: «Скажите, пожалуйста…», а у меня уже ответ от зубов отскакивает: «Мастиф. Незлобная. Килограмм в день».
   И вот сегодня ситуация повторяется. Идет навстречу мужичок, смотрит на нас, явно хочет что-то спросить.
   Набираю полну-грудь воздуха. «Мастиф, — произношу я громко и отчетливо, тщательно артикулируя, чтоб не терять времени на повторы. — Незлобная! Килограмм в день!».
   Мужичок оторопел, остановился, стоит, моргает. «Спасибо, конечно, за политинформацию, — осторожно говорит он, — но вообще-то я хотел спросить, где здесь автосервис».
 
   Какой-то автосервис ему интереснее моей собаки! Подумаешь!…

25 сентября

   Мы с Варварой очень любим рыбу. Не всю, конечно, и без фанатизма, но горбушу любим. Запеченную. И с лимончиком сверху Вах!… И консервы любим. И морскую капусту. Не всю, конечно, и не всегда… Но «в охотку» любим. Когда-нибудь мы уже перестанем есть мясо и перейдем на рыбу. (Варвара прочитала через плечо и настоятельно попросила исправить местоимение «мы» на «я». Ошибка, говорит, и ненужное обобщение. Она, Варвара, без мяса жить несогласная!)
   Так вот, когда-нибудь я перейду на рыбу. А рецепты ее приготовления начну собирать уже сейчас. Особенно рецепты класса «Для косоруких» — тем, кому медведь на кулинарное ухо наступил.
   У кого бы я ни спрашивала, никто не может объяснить, почему это так вкусно: хлеб, «рыбная консерва» и сверху огурец. Но делаю такой бутерброд уже лет пятнадцать — с голодных времен общаги. Одно на другое, каплю майонеза — и в духовку. Через пять минут достаешь, водружаешь сверху, как флаг над Рейхстагом, дольку прохладного маринованного или соленого огурчика — и готово!
   Почему рыба с огурцом улетает со свистом — не понимаю. Но факт. Сегодня у меня не было майонеза (ограничиваю себя), да и духовку было лень включать, а микроволновку не лень, но потом, наверное, попахивало бы рыбой, так что соорудила просто «консерву» с огурцом. Вот, сижу, жую. Вкууууууусно!

Метитация

   Да, ребятушки, бутерброды — это хорошо. А вот меня в данный момент топит. Квартиру, в смысле. И сижу я, как старик, почти у синего моря, и гляжу на это текущее по стенам безобразие, и поделать ничего не могу. Потому что верхних тоже топит. И все сидят, ждут сантехника, прощаются — кто с ремонтами, а кто и со сладкой идей поспать посередине дня. Поскольку работал полночи и буквально с утра сильно мечтал о кроватке.
   И пришла я домой. И было мне хорошо от предвкушения. И размышляла я о высоких технологиях, о XXI веке, когда вот так — мимоходом, убежав с работы пораньше, — можно открыть Интернет-счет в банке. И ненавязчиво покидать безнал со счета на счет. И получить вторую карточку Visa. И словно шутя заплатить за телефон, плюя на очереди в сберкассе, да и на саму сберкассу. Человек — царь природы и технологий!
   А с текущими вешними водами по стенам, ешкин хвост, сделать ничего не может. Кровать манила, манила и обиделась. А человек пошел, покурил да и засел в интернет… Зато у меня теперь есть свой — не китайский! — водопад для медитаций. И уже на стене, устанавливать не надо! Сплошная экономия!
 
   (на мотив «Песня не прощается с тобой»)

 
А воду перекрыли… всю… и надоооолго!…
А воды в чайнике нету… и не будет.
А провода залило тоже…,
И было замыкание, ла-ла…,
И света в той части квартиры поэтому нет тоже…
А лило с девятого этажа…,
А долилось уже до первого и пошло в щитовую, ла-ла…,
И спать не ляжешь, потому что все ходят и ругаются,
А я выпила джинчику, и мне уже все равно…
А у Варвары — бычий член.
Песня не прощается с тобой!
 

   (Ремарка. У Варвары — вкусняшка такая, не подумайте чего… Я рассказывала, помните?)

Просто так. Чтобы оттянуть уборку

   Воскресенье сегодня, уборка по плану, а убирать-то не хочется совсЭм. Девушка Варя созрела и линяет, как бешеный еж, скидывая рога и ороговевшие части тела, шуба сыпется иголками, привет вам, старые, не выброшенные до мая елки! Ковер седой, как питерский берег в тумане, клининговые службы, для профессиональной уборки, вызывать дорого, а мы и так вошли в пору финансового кризиса, сидим на воде и каше, ну это ладно, это завтра кончится.
   В прошлые выходные, устав запинаться о клубки шерсти, решила-таки почистить ковер. Пылесос, вкусив шерсти, на третьей минуте ушел в глухую несознанку. Тряпка порвалась на пятой. Щетка сказала, что она для одежды, а ваши рогожки чистите сами. Вздохнула. Набрала в ведерко водички, встала на коленочки, окунула ручки в ведерко и ладонями стала возить по ковру, собирая шерсть. Сначала хорошо пошло, а потом, чувствую, горятЬ мои руки, кожу сдираю помаленьку…, но все равно, как пионер-герой, сорок минут ползала, чистила вручную. Уфффф… Потом застелила чистоту старыми половичками, а все равно толку — чуть.
   Сегодня мне снова светит эротическая поза «зю» да что-то не сильно манит. Утром нагло проспала выставку, куда была приглашена смотреть на наших детей. Надо было придумать выставку в 10 утра (в 9 по-старому, сегодня же часы перевели!) в конце географии!? Нет, хватит с нас подвигов! Хотя жаль, конечно, но поспать — это святое. В воскресенье даже хрюндель спит так сладко, что стаскиваться с кровати раньше двенадцати просто кощунство. К тому же британские ученые очень вовремя подсуетились и доказали-таки, что рано вставать вредно для здоровья. От этого подскакивает давление, томление и прочие огорчения.
   Зачем нам огорчения? Ни к чему! Для поднятия духа мы вчера даже такое кино посмотрели — закачаешься. Маньяк всех резал бензопилой, мы лежали, боялись. А в самый напряженный момент, когда он медленно, шаг за шагом, с душераздирающими паузами, поднимался по скрипучей лестнице на чердак, где спряталась главная героиня, Варвара от напряжения ка-ак хм… пукнет! Вот это, я понимаю, долби стерео! Вот это было эффектно! Героиня еще держалась, а я уже смотрела из-под одеяла. Варвара яблок наелась, плюс переживала за сенбернара, которого первым убили. Так что вечер мы провели в удушающей атмосфере.
   Спали тревожно, подоткнув одеяло, и морщась от светившей в окно полной луны. Какие там выставки.
   Еще я морально созрела убирать на улице за собакой, вот. Обдумываю процесс. Сразу нашла трудность — в доме нет стольких мешков для мусора. Еще поймала себя на разгулявшемся бытовом шовинизме. Смотрю на других собак и в глубине души искренне недоумеваю; ну как можно было завести такого крокодила? В любой породе вижу какой-то изъян, одни не слишком красивые, другие мелкие, третьи дурные, четвертые голые, пятые сильно мохнатые, у шестых ушей нет, у седьмых вообще ничего…, одна пасть на ножках. Нет, не подумайте плохого — всех люблю, всех глажу, играю, гуляю. Но вот поди ж ты, случился неострый приступ непонимания — как можно заводить кого-нибудь, кроме мастифа? Где у людей глаза-то? Наверное, они в жизни чего-то упустили. Ощущаю себя Мессией, не меньше. Знание — в массы!
   Ура! Позвонила подруга. Накупила мороженого, придет спасать нас от голодной смерти и уборки. Едет. Любоваться на наш новый комбинезон. Ползание по ковру, кажется, отменяется. Расскажу ей, как мы чуть не превратились в Пожарную команду. Не в смысле тушения на водах, а в плане внешнего вида. У меня куртка элегантного фиолетово-красного цвета, пик фантазии китайских мастеров, красная шапка, сапоги с красными полосками, у Варишны комбинезон тоже с красными вставками. Так получилось. Прихожу покупать ей ошейник, а нашего размера только красные. Жуть. Я говорю: «Только не красные! Мы и так, как пожарная команда!»
   Продавщица на секунду брови свела, кончиком носа пошевелила, словно что-то вспоминая, и радостно улыбнувшись, выдала; «А! Так это вы! Большая собака в красном и девушка в красном! По Ботанике ночью ходите. Рассказывали про вас!»
   Ошейник я не купила. Еще свежи в памяти обзывания моего демисезонного наряда — «Пчела Майя» из-за бочкообразной курточки, а тут уж новое подоспело — Пожарная команда. Нет, чтоб, я не знаю, Летнее Утро. Пропавшие Нимфы. Или там Снежная Каравелла. Или, на худой конец, Песни Ветра… Нет ведь! Новые, блин, Жильцы Мавзолея. Караван, блин, ходячих историй…

Октябрь
А как в такой ситуации поступит ваша собака?

   Воскресенье, середина дня, неплохая погода. Мы пошли в лес. Мы — это моя подруга, Варвара и я. Листьями пошуршать, палки покидать, у озера горячий чай из термоса попить, поболтать и подышать. Лес — это большой лесопарк, малолюдный, хотя и не заброшенный. Дошли до озера, сели, пьем чай, видами наслаждаемся. Собака сзади где-то, по кустам бродит, палки ищет. Тишина, простор, покой, народу никого. «Октябрь уж наступил, уж роща отряхает…»
   Откуда взялась эта машина? Она резко затормозила в нескольких метрах от нас, прямо перед носом. Смотрю, в машине веселая гоп-компания, шпана лет по 17-20. Человек… ну, наверное, сколько там в «девятку» войдет? Двое впереди, трое-четверо сзади. Рожи протокольные, штаны спортивные, мат через слово, музон, все дела. Ведут себя так, как будто нас нет. Ну, то есть в контакт не вступают. Один побежал к воде с канистрой, другой номера протирает, двое чуть ли не за нашей спиной пошли мочиться, остальные из тачки выгружаются.
   Не скажу, что мы струхнули — нет. Но напряглись. Уж больно вид у парней не консерваторский. Угрозы вроде и нет, но намерения не ясны. Точнее, не оглашены. Их пятеро-шестеро, нас двое. Вокруг лес… Тут, слышу, с басовитым лаем, больше похожим на тяжелый кашель разбуженного медведя, несется из кустов моя драгоценная собака. Выбегает на поляну и встает ровно посредине между нами и парнями, мордой к ним. Шерсть на загривке красивым гребнем, хвост в боевом поднятии. Лает. Угрожающе, но без наскоков.

В жизни всегда есть место подвигу

   Я командую: «Тихо! Ко мне!» Не слишком, впрочем, усердствую, чтобы, значит, у парнишек прыти поубавилось. Собака идет ко мне, но не доходит, а опять же встает лицом к ним. Поза напряженная, в простонародье — стойка. Требовать исполнения команды до конца не стала: мы в это время уже встали и покидаем место. Команда «Рядом!». Выполняется не идеально, а так, как будто прикрывает наш отход: чуть сзади, с выворачиванием головы и прощальным рыком в сторону противника. На поводок ее брать не стала.
   Вот это хорошая фраза, подходящая — у противника именно что поубавилось прыти. Двое полезли обратно в машину, другой, ляпнув «ни… уя себе гиена!», двинул в ту же сторону, а тот, который от воды возвращался, толстый недомерок, так и замер. Но стал что-то громкое и неприличное орать и канистрой махать.
   Вот честно, как на духу, признаюсь. Сказала собаке: «Иди куси толстого». Не столько для собаки, сколько для подруги и для себя. Это был жест мести, громкого хлопка дверью — за испорченный отдых. Собака такую команду не знает, поэтому я не очень рисковала.
   Короче, толстого разрешила облаять. Издалека. Когда мы уже покидали берег. Акция устрашения. Ушли мы красиво, гордо. Только настроение было испорчено вот этим ожиданием разборок, никому не нужных «контактов» любого рода, наглостью. Обратную дорогу собака вела себя как ни в чем не бывало. А мы с подружкой уже не смогли вернуться в состояние блаженной созерцательной расслабленности.
   А как повела бы в такой ситуации ваша собака? И как в идеале должна вести себя собака, когда явной угрозы нет, но ситуация двусмысленная и очень напряженная? Может ли принимать решение самостоятельно?

29 октября
Хозяин-однолюб — патология?

    Большинство форумчан имеют по две, три, пять, девять собак. Рекорд тут у нас 16, по-моему? И возникает у меня мысль: «Я-то хочу еще?» А вот не хочу Мне так хорошо с моей одной-единственной собакой. Самодостаточно. Один хозяин — одна собака, я у нее, она у меня.
   Когда я долго не могла продать щенка, у меня пять месяцев было две собаки. И поняла, что не мое. Хотя весело, конечно, не спорю. И когда тебе двое радуются — тоже неплохо. И на прогулках интереснее. И собакам вдвоем не так скучно. Вот это, пожалуй, для меня аргумент весомый: завела бы вторую собаку — для ПЕРВОЙ… Чтобы ей было веселее. Но как-то несерьезно это, инфантильно, неправильно. И вот думаю: почему я не хочу ни вторую, ни третью, ни десятую собаку? Ни другой породы, ни маленькую, ни большую, ни щенка, ни потеряшку. Мне вообще кажется, что большинство собак сильно проигрывают моей — по всем статьям. Нет у меня истерики: хочу еще!. Может, я моральный урод? Или не собачник? Может, эгоистка? Или здравый смысл имеющая?
   Сейчас мы с собакой представляем некоего Кентавра — единое целое. И мне не хочется, чтобы было Я плюс собаки.
   Я люблю свою конкретную собаку…, вот и все…
 
   Собака должна к тебе сама прийти, тогда и проживет долго, и все будут счастливы…

2 ноября
Я хочу помочь себе разобраться

   Дело в том, что у нас во дворе бегает давно уже, с полмесяца, рыжий кобель овчарки или лайки. Скорее всего, метис, но славный, явно потеряшка — в ошейнике и даже в строгаче, с обрывками каких-то веревок.
   Мне кажется, его никто не ищет, потому что он бегает по одним и тем же маршрутам, и если бы хозяин хотел — найти собаку труда не составило бы. Вот именно что — «бы». Никто, видимо, не ищет.
   А пес славный, ласковый и… потерянный. Сначала дичился, а теперь уже ослабел — подпускает меня, я его глажу, а он глаза закрывает. Устал он…, измучился…, кормлю его иногда…
   Я не знаю…, сама измучилась…, болит у меня за него душа…, сердце плачет… Вот именно этот пес, конкретный рыжий пес тревожит мою совесть. Я потом места себе не нахожу. Варвара ревнует. По условиям — не могу я его взять. Не могу. Съемная квартира, живу одна, да и все остальное до кучи…
   Но каждый день я его вижу… Он смотрит на меня…, только меня подпускает… Что-то в нем такое… Я боюсь за него, и когда вижу, испытываю облегчение и острый укол в сердце. Облегчение — жив! И такую лавину сочувствия к нему, что меня аж сметает… Сижу рядом с ним, глаза на мокром месте. Приют? Рука не поднимается, хотя я думала об этом. А вдруг он все-таки чей-то? Взять? Но я в явном аффекте…
   Он напоминает мне рыжего пса, за которым я с умилением наблюдала несколько лет с балкона — когда у меня еще не было собаки. Та рыжая собака воплощала для меня идеал отношений Человека и Собаки. Хозяин пожилой был… Может, это тот же самый пес…
 
   Вон он спит… рыжая морда… на коврике… Мы его взяли.

Длинные истории Рыжего

Как все случилось.
Доживем до понедельника

Часть первая

   Пятнадцать минут второго. Уснувший микрорайон, забывшийся в своем куцем сне под тонкой колючей суконкой ноябрьского неба. Темные дворы, дыры проулков… Мы сидим на земле — все трое и думаем о жизни. Я курю, Варвара пытается дремать, Рыжий ждет приговора. Какая рука связала нитки наших судеб в один клубок?
   Все началось, с того, что несколько недель назад в нашем дворе появился большой рыжий пес, по всей видимости, потерявшийся. При ближайшем рассмотрении он оказался кобелем, сильно смахивающим на лайку — такие же стоячие уши, пушистый хвост кольцом, густой подшерсток. На собаке болтался кожаный потрепанный ошейник, проржавевший строгач с обрывками полуистлевших веревок. Пес явно когда-то был домашним: не дичился людей, хотя вел себя с достоинством.
   Шли дни, октябрь сменился ноябрем, а пес так и бегал по дворам, искал, ждал. Потом уже не бегал, а понуро ходил, нюхая голую мусорную землю, по которой ветер, ища развлечений, перекатывал бумажки, мешки, обрывки чьей-то сытой вкусно пахнущей жизни. Ярко-рыжая шуба пса поблекла, к ободранному боку прицепились репьи, глаза подернулись дымкой тоски.
   Он еще ждал, но никто не приходил. Он укладывался спать всегда на одном месте — между домами, свернувшись калачиком, уткнув растрескавшийся нос в теплое брюхо. Он учился быть незаметным и учился никого не ждать. Он смотрел на меня как-то особо. Он просто смотрел, ни о чем не спрашивая. Поднимал на меня глаза — так смотрят потерявшие надежду люди. Теперь знаю, какого цвета боль. Карего. С золотым отливом.
   Я уходила от этого взгляда, как могла. Шла другими тропинками, меняя маршруты, старалась не думать о нем, развлекая себя искристыми воспоминаниями… Даже про себя никак не называла эту собаку… Названное Имя — ключ к сердцу. То, что имеет имя — уже не может быть не твоим.
   По ночам пес выл. Я лежала в теплой постели, на своем далеком пятом этаже в безликой, одной их сотни, многоэтажек, и знала — этот вой по мою душу. По мою сытую, привыкшую к комфорту, душу, изъеденную мелочными страстишками, страхом и туповатой беготней за главным призом — деньгами… Души осталось мало — это и есть малодушие. И она разболелась, душа. Душонка. Разболелась, расплакалась. Так ноет больной зуб, так саднит порезанный палец… Но эта боль была сильнее. Я не могла ее убаюкать, заглушить, задвинуть. Я могла только одно — что-то сделать.
   Пожалуй, это не была Моя собака. Моя — чтобы сразу, всем сердцем и на веки вечные. Порода, темперамент, пол — все не мое. С Варварой нам было вполне уютно, без зияющих пустот, куда могла бы поместиться еще одна собака.
   Карие глаза. Вот, что полоснуло по сердцу, оставляя глубокий кровавый след. Глаза, в которых умерло даже отчаяние. Глаза, все понявшие. И простившие — меня. За то, чего я не сделала. Глаза, равнодушные даже к смерти.
   Вчера у меня был очень трудный день. На работе сдавали отчеты и планировали будущее, а мой путь домой растянулся на полтора часа пешим ходом — под унылый рассказ подруги о том, как ее все достало. Я вымоталась, устала и была на эмоциональном пределе. Мечтала только об одном — отгулять с собакой, лечь, вытянув ноги, и прикрыть покрасневшие, как у кролика, глаза. Прикрыть их теплыми, влажными веками и разрешить себе не думать — ни о потерянном рыжем псе на стылой земле, ни о своей газете, которая мечтает о сверхприбылях, ни о таможнях в московском аэропорту и измучившейся подруге Татьяне. Мне не хотелось думать даже о своей собаке, ждущей меня в сумеречной квартире. На сегодня пыток мне было уже достаточно. Более чем. Я шла домой и предвкушала большую чашку горячего чая.