Ишков Михаил. В рабстве у бога

   Они прочли мне и приглашенной Каллиопе, которая несколько натянуто поздоровалась со своим подобием в лице биокопии, лекцию о принципах, положенных в основу созидания вселенных. Вкратце суть её состояла в том, что со всех сторон нас окружает небытие. Оно и в нас тоже. Оно преследует и настигает нас, хватает за горло. Оно знает, что мы его добыча. Небытие убивает, но убивает руками бытия. Как бы ни был долог наш век, все равно судьба едина - смерть. Так во всем. Мы бежим от небытия и тем самым созидаем особую среду, прячем голову под крылышко культуры, культуры бытия, неуклонно строим мост над серым лимбо. На этот мост люди взгромоздили свои идолы и скрижали; на нем, поджав ноги, сидят Платон и Аристотель, Спиноза и Гегель, Маркс и Хайдеггер.
   Именно небытие - или серое лимбо - породило окружающий нас мир, встроило в него время. Все это сотворилось по определенному принципу Нечетного и Четного...
   Так как сразу уразуметь эту мудрость было невозможно, мне пришлось заучивать отдельные тексты наизусть. Каллиопа после некоторого размышления пришла к выводу, что философия небытия сходна с одной публикацией в научном журнале, а концепция Чета и Нечета сродни древнекитайскому учению об Инь и Ян - мужском и женском начале. Они как бы являются контрапунктами мироздания.
   В ту пору Каллиопа под руководством знахарки ди занималась синтезом снадобья, которое должно было поставить на ноги Георгия-меченосца. Тоска, которую я испытывал в первые дни её пребывания в подземелье, прошла. Стало однозначно ясно, что между нами не может быть близости. В который раз мне приходилось постигать эту незамысловатую истину! Еще с той поры, когда я спрятал её одеяние и в уплату она достала для меня радугу с неба.
   Ее божественное тело, сотканное из морской пены, аромата цветов и вечернего ветерка, могло принадлежать единственному мужчине на земле - её мужу. Однако всякий раз, когда она обнаженной прогуливалась по жилому отсеку, меня начинало коробить. Что за радость дразнить меня, прямого потомка Аполлона и Всеслава, бога, уверовавшего во Христа, преклонившего перед ним колени! Память о крещении, которое он сотворил собственной рукой, я буду хранить вечно. Благоуханье его пальцев, к которым я припал после омовенья, до сих пор жгло губы. Я не мог и не хотел осквернить их поцелуем, не рожденным любовью. Хотя, может, причина и проще и глубже - просто я люблю другую женщину. Ту, которая ждала меня.
   Как они там, мои волчатки? Пусть никогда не коснется их перст Змея Огненного Волка! Пусть никогда не придется давать клятву на верность цветку кочедыжника и Алатырь-камню, всем камням господину! Пусть минуют их вещие сны!..
   И все равно присутствие Каллиопы в её естественном цветущем, соблазнительном виде смущало и тревожило меня. Если порядок расстановки книг на полках мог являться свидетельством греховности моей натуры, то что могла сказать по поводу присутствия Каллиопы знахарка ди?
   - Не будь таким глупым, Серый, - ответила Каллиопа, сев ко мне на колени и приложив пальчик к моим губам. - Их вовсе не интересуют ни наша нравственность, ни возможное грехопадение. Ты так ничего и не понял в этих существах. Они считают, что книги на полках расставлены в беспорядке, и это раздражает их.
   - Интересно, в каком же порядке, по мнению ди, они должны быть выстроены?
   - Вот это я и пытаюсь выяснить. Вот поэтому и цвету в этом каменном мешке. И не ради тебя, а ради них развела здесь растения, заставила их выбросить бутоны. Говорят, красота спасет мир, вот я и спасаю...
   Она легонько щелкнула меня по носу, и этот слабый, обворожительный укор я долго ощущал на коже.
   Делать было нечего, я вздыхал и, преодолевая неохоту, садился за изучение текстов, в которых была записана мудрость свихнувшейся разумной машины.
   Итак, небытие, несуществование является началом всего. Небытие существует. Несуществующее существует. Что за бред!
   С другой стороны, кто и когда видел вечное бытие? Только в воображении. "И то только потому, что ты недостаточно резв и не способен обернуться столь быстро, чтобы заметить за своей спиной небытие.
   ...Развитие состоит в наращивание бытия, его интенсификации. Но чем интенсивнее бытие, тем оно хрупче, тем сильнее подвержено гибели. Жизнь не может долго удерживаться на вершине бытия. Отсюда сон и смерть.
   Время порождает пространство. Последнее - это остановившееся время, последовательность, ставшая расположенностью. Если бы существовало мировое сознание, то пространство можно было назвать его памятью. В пространстве больше бытия, чем во времени: все части пространства существуют.
   Я перевел дух - подобная заумь могла утомить кого угодно. В этом случае я должен был согласиться с синклитом ди - от вернослужащего Дхарма, обремененного подобными мыслями, можно было всего ожидать. Предстоящая встреча начинала все больше и больше тревожить меня.
   Ладно, что там насчет Чета и Нечета?
   Четное есть порождение Нечетного, оно не более, чем внешнее, двустороннее (правое и левое) проявление Нечетного.
   Что ж, в этом есть смысл - небытие рождает бытие в форме пространства и времени.
   Ни Нечетное, ни Единица не прибавляются к Четному. Они цементируют Симметричное, дают ему точку опоры, тем самым определяя его Нечетным...
   Ни Нечетное, ни Единица не прибавляются к Нечетному: они превращают Центрированное в Симметрично расположенное.
   Эти изменения всего лишь видоизменение видимости, видоизменение формы; они совершенно безотносительны к изменениям количественным.
   Два - в Одном!
   В этом смысле все Четные одинаковы между собой как выражение симметричного размещения, а Нечетные - как выражение расположения иерархического. Все Нечетные являются аналогом Целого, то есть, Единого, рассматриваемого в качестве сложной, составной Единицы.
   * * *
   Между тем ковчег уже вплотную подплывал к скальному обломку, вращавшемуся в свободном пространстве.
   Это был первый материальный объект, встреченный мной в космосе угловатая, гранитная (по свидетельству скафандра) глыба с посверкивающими в немигающих солнечных лучах прожилками какого-то минерала. Прикрепиться к ней не составило труда. Тут же включился двигатель и нас начало разгонять по направлению к Солнцу. Движение совершалось по замысловатой траектории таким образом, чтобы после нескольких витков вокруг Луны упасть на её обратную сторону в района расположения приводной станции. Во время облета мне следовало детальным образом, мысленно, визуально и во всех других диапазонах электромагнитных излучений обшарить поверхность нашего спутника на предмет наличия на нем форпоста архонтов.
   Приземлился я - скорее, рухнул - неподалеку от кратера Планка. Траектория падения была очень полога - так, чтобы метеорит ударился в скалу, а я, в нужный момент расставшийся с глыбой, пролетел бы узким, с отвесными скатами ущельем и вырвался бы на равнину Южного моря, где должен был затаиться и прочувствовать обстановку. Маневр, с точки зрения космической механики, был невероятно сложен, и, хотя при той мощности двигателя и помощи со стороны ковчега, безопасность была гарантирована, все равно я почувствовал оторопь, когда меня плавно и сильно закружило в невесомости, когда навалилась компенсируемая в большей своей части сила тяжести, когда сероватый, испещренный кратерами, темными пятнами, серебристыми морями, диск нашего спутника начал неотвратимо надвигаться на меня. Луна внезапно обрела шарообразность, ещё несколько мгновений и подо мной поплыли щербатые вершины лунных гор.
   Наконец я, словно часть разделяющейся боеголовки, отодвинулся в сторону. Спустя несколько мгновений гранитная глыба, с которой я успел породниться - прошлое её было туманно - врезалась в скалу. Плеснуло ослепительным белым пламенем, и я нырнул в глубочайшую, беспросветную тьму. Как бы заглянул в бездонье ночи... Следом навалилась тяжесть, свидетельствующая о начале торможения.
   Над поверхностью Южного моря - пологой равнине с редкими нагромождениями скал, присыпанных крупным гравием - я снизился до нескольких десятков метров и наконец, зависнув в тени невысокого, на удивление круглого холма, осторожно прилунился. Горизонт мгновенно съежился...
   Интересно, каким по счету гонцом я был послан в логово Дхарма? Я тут же придавил эту мысль - даже шелестом посторонних эмоций я не должен был выдать свое местонахождение.
   Вокруг стыла кладбищенская тишина. Мысленно слившись с окружающим пейзажем, впитав шумы-вдохи лунной земли, прислушавшись к бесконечно печальному рассказу застывших на поверхности каменного моря скал о безрадостной весной неподвижности, об усталости от покоя, я тем не менее ни вблизи, ни вдали не смог уловить всплеска мысли - пусть пр(клятой, пропитанной злобой, отчаянием.
   Ничего!
   Никакого шевеления разума. Видно крепко прошелся фламатер по поверхности нашего спутника, напрочь вымел нечисть. Бесполезно было искать следы материальной деятельности архонтов. Они по натуре своей разрушители. Хотя мне приходилось встречать жаждущих созидания демонов. Стоило им хотя бы что-нибудь сотворить собственными руками, и они сознавали, что это хорошо. Тогда перед подобными, увидевшими свет исчадиями открывалась трудная, едва натоптанная дорожка в Миры просветления. Это был долгий, едва ли одолимый для вывернутой наизнанку души путь.
   Лунные сутки я так и провел в тени. Для начала залег в тайном логове. Местность вокруг напоминала развалины. С бегом Солнца по однообразному черному небосводу менялась температура - более ничего... Если где-то в недрах небесного тела ещё теплилась жизнь, пусть даже в неорганической форме, то разве что в планетарном ядре. Но даже оттуда, даже отголоском до меня не долетали мысленные крики злобной красавицы Воглеа. Помалкивали датчики, сброшенные мной во время облета Луны. Замерли стрелки на циферблатах, составлявших чудесный браслет. На одном из них отсчитывалось лунное время, на следующем земное - девятого часового пояса, - а вот этот, как объяснил фламатер, итожил галактическое. За весь тот срок, что я следил за этим циферблатом, стрелки на нем даже не шевельнулись, как, впрочем, и во всех остальных девяти окошечках. Может, масштаб был мелковат? Или рано мне было пользоваться галактическим временем?
   Я поднял голову, огляделся.
   Тишина, глушь. Безмолвный, отвердевший от холода край.
   Наконец, час пробил. Пора, мой друг, пора! Робея взлетел я над присыпанной мелкой дресвой поверхностью. Впереди меня ждало свидание с Дхармом. Я вообразил его древним - куда там патриархам! - с седой до пят бородой, сгорбленным стариком. Едва переставляя ноги, опираясь на клюку, бродит он по каменистой, неровной поверхности Луны. Путь его не знал конца, как, впрочем, и начала.
   Нить размышлений уводила его далеко в глубины соотношения Чета и Нечета - именно эту тему в качестве досуга давным-давно вложил в его ячейки библиограф ди.
   Реальность оказалось куда проще. Первобытней, что ли... Никакого намека на библейские реминисценции. Без труда я отыскал мелкий неприметный кратер, примыкавший к обрывистому склону хребта. Вал кратера служил как бы предмостным укреплением к зубчатым угрюмым вершинам. В изломистой, расширяющейся расщелине, чье устье выбегало прямо к замершему в центре полукружья Каменному пальцу, - обнаружилась броневая, изрытая щербинами, присыпанная пылью плита. Я сунул руку в отверстие, помыслил слова команды на русском языке, - потом подождал немного, пока не ожил запорный механизм. Плита дрогнула и отъехала в сторону, и я оказался в привычно сработанном, полукруглом шлюзе. Не спеша, участок за участком, начали просыпаться скругленные стены - по ним побежали светлячки, огневые змейки и спиральки. Наконец под потолком кроваво-красным светом загорелась лампа. Точно такая же, как и в том шлюзе, где отдыхал койс. Я приблизился к овальному, обработанному до зеркальной поверхности входу, вообразил черту, потом две черты, подождал.
   - Фу-фу, - наконец пришел ответ. - Русской кости здесь слыхом не слыхать, видом не видать, а нынче русская кость сама ко мне явилась. Зачем, добрый молодец пожаловал?
   - Познакомиться с тобой, Дхарм, желаю, ума-разума набраться. Слышал я о твоей мудрости...
   - Что ж ты о ней слышал?
   Я воспроизвел текст, заученный мной на Земле.
   Четное порождено Нечетным...
   Наступила тишина. Я с надеждой глянул на дверь. Она не шелохнулась.
   Наконец пришел ответ.
   - Сам-то понял, что здесь нагородил? Ступай, добрый молодец, и познай самого себя. Потом приходи.
   - Па-азвольте! - возмутился я. - Человек за тридевять земель явился. У меня дело, не терпящее отлагательств.
   Никакого ответа.
   Веселенькое дело - ступай, мол, и познай самого себя. Как говаривал мой знакомый Сократ - нет ничего труднее подобного мероприятия. Самое же легкое, утверждал тот же мудрец, давать советы другим.
   - Что там у нас с припасами? - поинтересовался я у ковчега.
   - На пару недель хватит.
   Теперь мне стали понятны гнев и возмущение фламатера - подобный тип кого угодно мог вывести из себя. Я представил протокол, в который скрупулезно заносились ответы вернослужащего Дхарма. Синклит, по-видимому, выслушивая их, терял дар речи. Да, на такое дело не всякого пошлешь, пусть он даже из вернослужащих вернослужащий. Тут до меня начал доходить свет истины, которую вложил в свой ответ свихнувшийся искусственный разум. Ведь он всерьез твердил о проникновении в самого себя. Койс ему не собеседник, он давным-давно познал, что и кто он есть, а Дхарму свежатинку подавай. Прозрений ему надо, божественных откровений, исповедей. Этого, пожалуй, он от меня не дождется. Кто я? Представитель рода, полученного в результате скрещивания несовместимых, на первый взгляд, геномов. Человековолк или волкочеловек? Или, может, человекобог? Спаситель, прости грешнику богохульные мысли! Вразуми и просвети! Подскажи, как устроен мир, как я устроен?
   М-да, и как же мы устроены? Две ипостаси живут во мне, живут не совсем ладком, но на части друг дружку не рвут. Тоже загадка - как мирный обыватель, этакий чуть-чуть образованный Санчо Панса, вообразивший себя Донкихотом, слился с жаждущим подвигов, героических деяний вурдалаком?
   ...На исходе пятого земного дня я кое-как разобрался в мудреном пароле ди. Мне стал ясен их взгляд на сущность формы. Что-то в этих воззрениях было от диалектики, однако метафизика Чета и Нечета ни в коем случае не претендовала на всесторонность и всеохватность. Этот принцип касался только кажущейся оболочки мира и явлений.
   Плюс и минус, два полюса, глубь и высь - им никогда не слиться, никогда не расстаться. Они едины и разобщены. Они симметричны относительно друг друга. Они - Чет! Тогда Нечет - нечто объединяющее их, возводящее в систему, являющее сущность как особенное. Два угла треугольника цементируются третьим углом - и перед нами законченная фигура. Единица! Вот в чем разгадка. Два скрепляется одним. Добро и зло в мире - два полюса, плюс и минус. Что же их скрепляет? Создатель? Он уравновешивает добро и отсутствие добра? "Свет" и "тьма" объединяются в "сутки".
   Все это я выложил на исходе первой земной недели. После некоторой паузы на меня грудой посыпались мысленные вопросы - только успевай отвечать:
   Что круглее колеса?
   - Солнце круглее колеса.
   Где веселее всего поют на святки?
   - На небе.
   Где садится солнце и где покоятся ноги мертвеца?
   - К западу садится солнце и к востоку ложатся ноги мертвеца.
   Что есть серое лимбо?
   - Серое лимбо есть ничто - мати всякого бытия. Изначально в нем по воле Творцов произошел Большой взрыв. Серое лимбо не имеет пространственных измерений, оно одновременно и точка, и весь окружающий мир. Серое лимбо или несуществование имеет бесконечное множество временных измерений, оно может развиваться по любому из заложенных Творцами планов. Серое лимбо - это и есть небытие.
   Где самый широкий мост?
   - По льду самый широкий мост.
   Куда всех выше дорога?
   - В рай самая высокая дорога.
   Что изначально - дух или материя?
   - Нет ни духа, ни материи, только духовное и материальное.
   - Что лучше всего украшает царский чертог?
   - Человек самое благородное украшение царского чертога.
   Дверь распахнулась. Я вошел внутрь. Правда, утверждать, что познал самого себя, я до сих пор не берусь.
   Далее все оказалось подвластно человеческим рукам. Технический гений ди перехвалить было невозможно. Несмотря на то, что за шесть с половиной миллионов лет оборудование заметно одряхлело, мне не пришлось долго возиться с оживлением всей совокупности искусственных разумов различных рангов, которые, соединенные в цепь, и составляли интеллектуальное поле приводной станции. К несчастью оказалось, что около четырех миллионов лет назад рядом со станцией упал крупный метеорит и крепко встряхнул её, поэтому включить ремонтную программу было непростым делом. Пришлось повозиться. Как объяснил мне Дхарм, в результате сотрясения, сравнимого со взрывом ядерного заряда, резко увеличилась вероятность отказа в цепях, отвечающих за старт фламатера. Когда эта величина перешла за допустимый предел, специальный контр(лер отключил станцию и законсервировал её на очень низком энергетическом уровне. Тем самым исключалась возможность - в пределе, в бесконечности - выхода приводного маяка из строя. Напряжения в цепях хватало как раз на размышления о структуре мироздания. Вот почему так усложнился пароль. Все это делалось с единственной целью - не допустить на станцию существо, не обладающее определенной подготовкой. Занимаясь познанием самого себя, разум приводной станции регулярно пересылал на фламатер отчеты о проделанной работе. Я про себя отметил, что ничего другого ждать от вернослужащего второго ранга и ждать было нечего.
   Хочу сказать, что большего зануду я в жизни не встречал. Мало того, что во время расконсервации станции он замучил меня вопросами. Когда же я со своей стороны проявлял интерес к той или иной стороне культуры и цивилизации Ди, он с ручками заливал меня болтовней, в которой не за что было ухватиться. Конечно, кое о чем он проговаривался. Почему, например, по мнению ди, при сотворении мира был выбран именно четырехмерный континуум? Потому, объяснял мне голос, что это самая стабильная комбинация. Два пространственных измерения скрепляются третьим и как единое целое они симметричны времени. Вот тебе и Четное! Оно в свою очередь цементируется изначальным замыслом. Отчего же время однонаправлено? В том-то и смысл искусственный разум явно испытывал оживление и восторг, втолковывая истину такому бестолковому повелителю, как я - время является физическим воплощением Идеи построения мира. Оно и программа, и вектор... Выходит, и Цель существует? А как же, радостно вскрикнул Дхарм. План не может одновременно и составляться, и осуществляться. Значит, он был написан до сотворения мира? Конечно, в предыдущей вселенной...
   Час от часу не легче!
   Голова раскалывалась от его болтовни, и я отбивался анекдотами от этого настырного, свихнувшегося на желании воспитать ученика по образу и подобию своему. Как же, в руки искусственной форме попала неразвитая естественная оболочка! Дхарм, как всякий зануда, миллионы лет мечтал об этом. Возможно, поэтому его очень интересовали любые сведения о нашей расе. За те несколько земных суток, что я провел на станции, мне удалось кое-как растолковать ему, кто такие пьяницы, любовники, боцман, Абрам и Сара, чукча, армянское радио, прапорщик, старшина, американец, француз и русский и что такое самолет; жираф, слон, мартышка, генерал, гарнизон, Одесса и что может делать лицо мужского пола под кроватью и в шкафу; что такое кровать и шкаф; лицо кавказской национальности, чурка, хохол, москаль, Вовочка, поручик Ржевский, английский лорд и французская баронесса, отправился муж на курорт, приходит мужик в зоопарк, а интеллигент в баню...
   Прелюбопытнейшая получилась энциклопедия. Надеюсь, Дхарм был удовлетворен - ему будет что, посасывая трубочку, порассказать там, на родине, своим дружкам-вернослужащим.
   Глава 8
   Не было той меры предосторожности, которую бы мы не обсудили с фламом, капитаном и начальником экспедиции во время подготовки экспедиции на Титан. Отправиться туда я должен был на койсе, который в свою очередь с неделю дотошно подыскивал форму естественного небесного тела. Поражала тщательность, с какой вернослужащий аппарат подбирал размер, химический состав - остановились на обычном для метеоритов сплаве железа с никелем форму, параметры траектории. Я не раз заикался, что в состоянии в одиночку посетить окрестности Сатурна и посетить Титан. К чему эти сложности? Мне так хотелось прогуляться по Солнечной системе, воочию убедиться, что на скорости в несколько сот километров в секунду начинает оживать космический пейзаж, приходят в движение планеты. Это должно было быть увлекательнейшее путешествие, однако мне постоянно долбили одно и то же - необходимо обеспечить полную скрытность посещения стартовой базы, особенно осторожно я должен вести себя при подлете к Сатурну. Ни единого шага без согласования с койсом, никакой самостоятельности. Моя задача - дать команду для расконсервации станции, вести кое-какие уточнения и изменения в программу. Собственно, команду приводная станция уже подала, мое дело только, вести кое-какие уточнения и изменения в программу. Всякие посторонние переговоры запрещены, связь с фламатером будет поддерживать койс. Я же должен был затаиться и сидеть в рубке тихо, как мышь. Забудь и думать о космических прогулках, кроме тех, которые были внесены в расписание полета. Я обещал выполнить этот приказ, хотя в душе полагал, что был способен на большее.
   Недели через полторы койс, называвший себя "Быстролетным" (свое родовое имя он порой переводил и как "Исчезающий мгновенно") скроил что-то напоминающее атлетическую гантель, в которой одно шарообразное утолщение занимал собственно койс, другое - склады необходимого оборудования, жилой отсек, запас боеприпасов, выделенных нам начальником вооружений. Самое пристальное внимание было уделено устройству входного шлюза - покидать астероид я имел право только по определенной программе и только получив соответствующее разрешение. Во время тренировок мне приходилось по четверти часа ожидать разрешение. Это было невыносимо. Каждое мое движение, каждый шажок опутывалось параграфами инструкций, часами тренировок. К чему все это?! Я уже успел доказать на Луне, что способен самостоятельно принимать решения. Сначала нас вообще хотели поместить в ядро кометы, способной доставить к Сатурну, однако расчеты показали, что подобный вариант может растянуться на годы, и синклит, как мне было заявлено, решил поступить вопреки законам небесной механики и действовать "напролом". Моему удивлению не было предела - это они называют "напролом"! Здесь скрывалась какая-то загадка - я решил, что эта подготовка, неисчислимое количество бессмысленных мероприятий, более походила на ритуал, что, по-видимому, было связано с традициями ди. Чем дальше, тем все с более откровенной насмешкой я наблюдал за шаманскими действиями койса. Я мог понять, по какой причине высокотехнологичный аппарат маскируется под безжизненную металлическую глыбу в несколько десятков тонн весом. Но когда под транслируемый в телепатический эфир, вызывающий зубную боль, заунывный хорал, койс неожиданно приобретал вид гигантской птицы Рух или становился похож на исполинского плезиозавра с необыкновенно толстым туловищем, маленькой гребенчатой головкой, коротенькими задними и передними когтистыми лапками и мощным хвостом, - я просто пожимал плечами. А то ещё обернется головастиком или явно стилизованным китом.
   Признаюсь, я очень нравился себе в облике волка. Этакое одетое в броню чудовище - грудь, живот, спину, даже лапы прикрывали рельефно штампованные, поразительно точно сочлененные, броневые пластины. Привычный стакан-шлем с округлым донышком автоматически заменялся поблескивающей, устрашающего вида волчьей мордой. Видали бы вы, какое жуткое впечатление производила моя разеваемая пасть... Слышали бы рев, которым я сотрясал свободное пространство в диапазоне психоволн! Меня не оставляла мечта этаким гоголем пробежать по улицам Нью-Йорка, Парижа, Москвы, Шанхая. Что тогда бы значили големы, кингконги, гонгоферы, ожившие динозавры и прочая паучья пакость! К сожалению, эта броня, которой оборачивался Ковчег была не более, чем декорация. Только с помощью Каллиопы я мог быть превращен в волка и обратно человека. На мне до сих пор проклятьем висело отсутствие волшебного пояса. Я по-прежнему расхаживал в трех шкурах. Правда, с помощью целительницы ди я освоил несколько технологий превращения в волка, но это был мучительно долгий процесс. Сначала мне надо было загрузиться энергией, потом впасть в сон и уже там, в дреме, с помощью особых заклинаний сменить обличье. На это уходили драгоценные минуты, порой десятки минут, что вызывало нескрываемое раздражение синклита и фламатера. Они советовали поднапрячься, преодолеть психологический барьер, наяву уверить себя, что это возможно, что это пустяк. Я старался и так, и этак, изо всех сил пытался преодолеть психологический барьер - ничего не выходило.К тому же обратный переход в человеческую личину могла сотворить только Калиоппа. Когда же я ставил вопрос о возвращении пояса, синклит отмалчивался...
   Между тем флам и королева фей совместно разработали набор обличий, которые в свернутом состоянии поместили в запасник койса. Здесь были демоны ночи, ракшасы, летучая охота, парочка ведьм страхолюдной наружности с длинными распущенными волосами. Хотели даже изготовить полдюжины циклопов в натуральную величину, но эти графы в ведомостях расходуемых материалов оказались вычеркнутыми.