Страница:
Погрузившись в светящийся туман, я принялся, как безумный, целовать лицо, грудь, живот, бедра Нефертити, а ей не терпелось поскорее припечатать меня к камню, чтобы снова оседлать, словно Доллара, сбежавшего от неё ночью. Сопротивляться этому у меня не было ни желания, ни сил. Плиты были твердыми, мокрыми и прохладными, но я даже не замечал такого неудобства. Когда мы, наконец, насладились друг другом, то заметили, что были в это утро под портиком храма не одни. Рядом с нами, сплелись в страстных объятьях золотоволосый ангел и женщина с карминово-красными волосами. Небо к тому времени уже окрасилось багрянцем зари.
Эвфимия, издав свой последний крик, прижала к груди золотокудрую голову Уриэля, крылья которого торчали вверх и бурно трепетали от восторга. В изумлении она уставилась на меня своими черными, окаймленными золотом, глазами. Видимо сама мысль о том, что простой смертный может провести с женщиной весь остаток дня, вечер и ночь, да еще так желать её под утро, была для нее полным откровением. Это поразило её настолько, что она протянула ко мне свою прохладную, гладкую руку и коснулась моего горячего, потного плеча.
Нефертити, сидевшая на мне верхом и страстно сжимавшая мои бока своими круглыми коленками, словно тисками, выгнулась к Эвфимии всем телом и, как-то странно улыбнувшись повелительнице змей, вдруг протянула к ней руки и буквально силой вытащила девушку из-под Уриэля, обняла и, положив её ко мне на грудь, принялась страстно целовать. Гидра поначалу пыталась слабо сопротивляться, но это длилось очень не долго и её руки тоже обняли мою знойную царицу.
На меня это подействовало, словно искра на сухой порох и я весь вспыхнул новой волной бушующей страсти. Узкое, гибкое тело Эвфимии тотчас оказалось между двух яростных огней. Электризующая прохлада тела гидры действовала на меня все более возбуждающе и я принялся целовать её шею и маленькое ушко, страстно нашептывая ей страстные признания. Нефертити, которая, сидя на мне, вновь было начала делать тазом, ритмичные круговые движения, быстро соскользнула с меня, с таким глубоким вздохом, словно покидала меня навсегда. Именно она развернула Эвфимию ко мне лицом и я встретился взглядом с её испуганными, золотыми глазами с узкими щелочками змеиных зрачков.
Мои руки только что лежали на огненных бедрах Нефертити и все еще хранили жар её тела. Медленно, чтобы не испугать Эвфимию, я протянул ладони к её лицу и приблизил его к своим губам. От этой фантастической девушки веяло, какой-то невероятно приятной прохладой. Целовать её ароматные, мускусные губы было огромным наслаждением, но еще большим наслаждением было обнимать её гибкое, сильное и узкое тело, от которого также веяло прохладой.
Эвфимия, извиваясь в моих объятьях, застонала:
— О люди, я и не знала о том, как вы горячи…
Медленно, словно в густой мед, я погружался в эту чарующую прохладу, пахнущую мускусом. Девушка, повелительница змей, и сама извивалась в моих объятьях, как юркая змейка. Нефертити, которая не хотела оставлять нас наедине, горячей тенью нависла над нами и прижалась к узкой спине Эвфимии своим раскаленным животом, от чего гидра выгнулась и издала протяжный, громкий и торжествующий звук. Видимо, такого наслаждения этой красавице с прохладной кожей, источавшей горьковато-сладкий, пряный аромат, никогда еще не приходилось испытывать.
Да и мне, признаться, тоже. В хрупкой гидре Эвфимии оказалось столько страсти и страсть эта была столь сильна и напориста, что я едва не терял сознание, обнимая эту красавицу с твердыми, упругими и холодными грудями, впивающимися в мое разгоряченное тело, словно туго слепленные и заледенелые на морозе снежки. Моя божественная царица плотно припечатывая девушку ко мне, извивалась на ней своим горячим, словно пустыня, телом и тоже издавала страстные звуки.
Уриэль сидел рядом, наблюдал за тем, как неистово извивались наши тела и нервно курил сигарету за сигаретой. Уже совсем рассвело, когда наши тела, наконец, остановились и мы с Нефертити откатились от затихшей и изнывающей от любовной истомы Эвфимии. Красавица-египтянка отнеслась к этой забаве с немалой долей юмора и, рассмеявшись, сказала:
— Мой повелитель, по-моему мы, наконец, согрели эту бедную малышку, которая так презрительно отзывалась о нас, простых смертных…
— Но разве я могла знать, что огонь ваших тел может быть так приятен, люди? Ведь до этого дня все ваши мужчины бежали от меня прочь, как от прокаженной. - Тихо и свистяще отозвалась на смех Нефертити Эвфимия.
Присев на ступенях поудобнее, я взял Эвфимию на руки и принялся нежно баюкать её. Нефертити снова приблизилась к нам и присела так, чтобы наша прохладная подруга вновь оказалась меж двух горячих тел. Нежно целуя то одну, то другую красавицу, лаская их обоих, я устало спросил Нефертити:
— Божественная, почему ты зовешь меня повелителем, ведь это ты царица, а не я, простой смертный?
Дрожащей рукой, я жестом попросил Уриэля, чтобы он угостил меня сигаретой. Ангел, который, вопреки своим привычкам, сидел на каменных плитах, скрестив под собой ноги, вывернул крыло под совершенно немыслимым углом и достал из под перьев пачку сигарет и зажигалку. По его улыбающейся физиономии я понял, что он не был на меня в обиде за мою выходку, так ловко спровоцированную Нефертити, которая нежно и успокаивающе гладила Эвфимию по узкой спине.
Повелительница змей лежала у меня на руках и смотрела на каменный свод купальни и её губы непроизвольно улыбались. Ни её, ни мою египетскую царицу, совершенно не беспокоил дым сигареты. Даже наоборот, он им, похоже, нравился. Эвфимия, не переставая улыбаться, все время что-то нашептывала мне, но так тихо, что я ничего не мог расслышать. Она уже немного пришла в себя и теперь ласкала своей узкой, прохладной рукой то мое лицо, то пышную, упругую грудь египтянки. Нефертити подняла на меня свои глаза, сияющие от счастья и тихо сказала мне:
— Но повелитель мой, ведь ты носишь на пальце перстень самого бога солнца Ра и ты такой же горячий, как и повелитель моей юности, который когда-то взял меня в Парадиз Ланд после того, как моя жизнь в Зазеркалье была окончена…
Не вдаваясь в дальнейшие подробности, я щелчком отправил окурок в купальню, где он тут же был поглощен прозрачным зеркалом воды. Блестящая гладь бассейна при этом, даже не колыхнулась, а окурок исчез без малейшего следа. Обняв обеих красавиц, я поднялся с каменных плит и направился к бассейну, движением головы, приглашая Уриэля, составить нам компанию. Ангел, который, уже достаточно хорошо знал о вредной привычке этой магической купальни бесследно растворять все, что не относилось к живой плоти, положил сигареты и зажигалку подальше от воды и последовал за нами.
Воды магической купальни вздыбились, почувствовав плоть существ, которых им было приказано, омолаживать, лечить, холить и всячески лелеять, но ко мне они отнеслись с полным равнодушием. Моя собственная магия, как это не было прискорбно, совершенно не воспринимала меня, хотя купание в этой компании оказалось довольно приятным.
Зато женщину-человека, женщину-гидру и ангела воды купальни обработали по первому разряду и те восторженно взвизгивали на вершине огромного водяного горба. Когда вода в начале бассейна успокоилась, а в средней части взметнулись вверх серебряные струи фонтана и купальщики стали выбираться на каменные плиты чтобы сделать короткую пробежку к другому портику, я, наконец, выдал им еще один маленький секрет своей магической купальни:
— Девочки, Ури, не торопитесь… Если вы сейчас мысленно загадаете какое-нибудь сокровенное желание, касающееся вашего внешнего вида и проплывете с этой мыслью под фонтаном, до противоположного конца бассейна, то оно воплотится в вашем теле. Заодно это касается любых ваших пожеланий относительно любовных возможностей и физической силы.
Первой с места сорвалась Эвфимия. Она плыла с завидной скоростью, извиваясь всем телом. За ней поплыла саженками Нефертити, а затем рванул Уриэль. Мне было бы за ними не угнаться. Даже ангел со своими крыльями, совершенно неуместными в воде и тот умудрялся плыть намного быстрее меня, но я никуда особенно и не торопился, ведь день только начинался. Проплыв за этими стремительными пловцами несколько метров, я выбрался на ступени и повернул назад.
Подойдя к Мальчику, который, как всегда терпеливо ждал меня, я быстро натянул джинсы и тенниску на мокрое тело и с помощью Кольца Творения привел в идеальный порядок тунику Нефертити. Велев своему коню самостоятельно отправляться в конюшню, я присел на ступеньки магической купальни и принялся торопливо жевать ореховые батончики, запивая их фантой. После этой ночи, до краев наполненной наслаждением, мне жутко хотелось есть и спать, ведь магическая купальня освежила меня только на несколько минут.
После того, как мои друзья приняли магическую ванну, подавая тунику Нефертити, я обратил внимание на то, что у нее весьма уменьшился объем бедер и ягодиц, что, впрочем, совсем не испортило её женственной фигуры. С ангелом, похоже ничего не случилось, ну, может быть, восстановилось количество перьев. У Эвфимии же, насколько я смог заметить, не только изменился аромат её тела.
К мускусно-горьковатому запаху тела Эвфимии, прибавился явственный запах ландыша и фиалок, но, что самое обидное, её необычный, синеватый, раздвоенный на конце язычок, который доставлял мне столько удовольствия при поцелуях, превратился в самый обычный, розовый язычок, такой же, как у всех других девушек. Крепко поцеловав меня на прощание, Эвфимия торжествующе выдрала из крыла ангела белоснежное перо, поцеловала его в щеку и гордо удалилась в сторону опушки Драконова леса.
Уриэль и Нефертити после купания были вновь свежи, бодры и энергичны. Ангел взмыл в воздух и мигом перелетел через поляну к своей хижине, египетская царица шла легким, пружинистым шагом и что-то напевала, зато я плелся через микенскую площадь-поляну как побитый пес, мечтая хоть немного поспать перед тем, как заняться охранительной магией, чтобы не упустить по рассеянности ни одно из имен Смерти.
Лаура, разбуженная Мальчиком, вышла к нам навстречу и, посмотрев на меня с легкой улыбкой, едва заметно вскинула брови и, кажется, вздохнула. Две мои красавицы обнялись, как старые подруги и я, прежде чем ускользнуть от них в свою спальню, поинтересовался у своей подруги:
— Как список имен Смерти, Лаура, готов?
— Да, милорд, я убрала все повторения и мне осталось только окончательно все проверить. Я решила, что лучше сделать это на свежую голову.
Погладив девушку по щеке, я сказал ей:
— Вот и хорошо, любимая, умница. Как только все закончишь, помоги Нефертити собраться в дорогу, после того, как я заряжу для вас обереги охранительной магией, она отправится на крылатом коне в дальний путь, к себе домой, в Золотой замок мага Альтиуса. Приготовь для нее, пожалуйста, теплые вещи, там на высоте жуткий холод.
Не знаю, что больше изумило Лауру, то, что я после этого ночного безумства назвал её любимой при Нефертити или то, что я вызвался помочь египетской царице добраться из этой лесной глуши до цивилизованного, по меркам Парадиз Ланда, мира. Во всяком случае она так и застыла с открытым от удивления ртом, что и позволило мне смыться без лишних слов.
К полудню все было готово к тому, чтобы я, наконец-то, раз и навсегда избавился от всяческого беспокойства за жизнь и безопасность своих друзей. Во мне зрела уверенность в том, что мне еще не раз придется браться за оружие для того, чтобы достичь цели, правда, я не знал какой именно. А раз так, то мне следовало, по крайней мере, сделать своих друзей неуязвимыми, если я не мог сделать этого для себя самого.
Вместе с тем мне не хотелось бросать на произвол судьбы жителей Микен после того, как кто-то напустил на них ужасное чудовище. Кто-то должен был защитить их от, вполне возможного, вторичного нападения. Мой выбор пал на одного Антиноя, поскольку Пан куда-то сбежал от своих подруг.
После полудня жизнь в Микенах на несколько часов замирала и я мог спокойно провести сеанс магии, не возбуждая излишнего любопытства сатиров и их подруг. Собрав свой маленький отряд на зеленой полянке между хижин, я превратил большой камень, принесенный Горыней и Хлопушей из леса, в круглый, изящный столик на точеной ножке.
Выложив на столик золотые чешуйки-обереги, я велел всем своим друзьям, с которыми прибыл Микены, а так же Антиною и Нефертити раздеться, встать в круг и взяться за руки и за гривы наших магических коней, с которых были сняты даже недоуздки, чтобы образовалось одно живое кольцо. Как только это было исполнено, я, обходя их по кругу, провел голубым лучом по траве и возвел сияющий голубой барьер, который поднимался вверх на несколько десятков метров.
Взяв в руки распечатку списка имен смерти, я принялся чуть слышно читать магический заговор, который уже со вчерашнего дня был в моей голове. Не обращаясь ни к кому персонально, я призывал все высшие силы и самого Господа Бога оберегать своих друзей от смертельной опасности, исходящей от всяческих врагов и недругов.
Призывал я Господа Бога и к тому, чтобы сделать тщетными все усилия врагов наслать на них смерть, имена которой я сейчас назову и которые должны будут запечатлеться на золоте, рожденном не по приказу мага, а добытому из недр Парадиз Ланда и Зазеркалья. При этом я держал руки прижатыми к груди, а голову низко склоненной.
Камень Творения, пробужденный моими словами, в течении всего того времени, пока я возносил свои просьбы небесам, изливал из себя уже не свет, а осязаемо плотные струи некой субстанции ярко-голубого цвета. Субстанция эта, походила на непрозрачный газ или тончайшую пылевую взвесь и вскоре покрыла весь круг и поднялась нам до щиколоток и если она плотно обхватывала ноги моих друзей, то меня она совершенно не касалась и отстояла от моих кроссовок сантиметров на пять. Как только я закончил читать вступительную речь, этот газ перестал вытекать из Камня Творения и застыл, словно стекло, или голубой, искрящийся на солнце лед.
Взяв в руки стопку листков, я принялся вполголоса, скороговоркой, называть все известные мне имена смерти в алфавитном порядке. После каждой остановки, сделанной в конце имени смерти, над голубой субстанцией, поднимался тонкий, всего в четыре-пять миллиметров, слой искрящегося яркой голубизной и чистым золотом света.
Чем больше имен смерти я называл, тем выше он поднимался. Поскольку читал я весьма быстрой скороговоркой, то эти пульсирующие толчки были довольно частыми. Вскоре мои друзья оказались залиты этим светом сначала по колено, затем по пояс и через полчаса свет полностью поглотил их и стал вздыматься все выше и выше и мы, словно оказались внутри цилиндра с серебряной крышечкой на самом верху.
Часа через полтора эта серебряная крышечка стала совсем крохотной, так как поднялось высоко к небу, а слой голубой взвеси у ног моих друзей стал таким тонким, что был едва виден среди зеленой травы. Имена смерти на листках кончились, но непрозрачная голубая субстанция на дне светящегося, голубого цилиндра еще оставалась и я озадаченно почесал затылок. Нужно было срочно вспоминать упущенные или придумывать новые имена смерти. Я немного поднапряг мозги и выдал такое определения смерти, что и сам обалдел:
— Смерть, вызванная погружением в сжиженный газ…
Голубая взвесь выдала еще одну пульсацию.
— Смерть от вакуума…
Следующая вспышка голубого света.
Тут меня понесло и я стал сыпать совершенно уж фантастическими именами смерти, вроде гравитационного коллапсора или темпорального ускорения. Минут через пятнадцать, после моего очередного словесного пассажа, вспышки пульсирующей вспышки света не последовало, а у меня на языке как раз вертелось, сказать про смерть от энтропии. Не веря своим глазам, которые уже устали от этого миганья, я нагнулся и раздвинул траву - вся голубая субстанция исчезла без следа и тогда я закончил магическую формулу следующими словами:
— Пусть эти имена смерти навсегда будут запечатлен на золотых оберегах, которые, будучи помещенные в тело моих спутников в количестве семи штук, сберегут их жизни. Аминь.
В тот же миг столб голубого света, в считанные доли секунды вошел в золотые обереги и на каждом из них появился ярко-синий глазок. Собрав все обереги в большую фарфоровую супницу, я стал по очереди обходить всех своих друзей и вкладывать в их тела обереги.
Один глазок я прикладывал ко лбу, следующий к сердцу, еще один возлагал на пупок, если таковой, конечно, имелся. Антиной, к примеру, был без пупка. По оберегу я прикладывал к запястьям и последнюю пару, прикладывал к коленям, как своих друзей обладающих речью, так и безмолвствующих, но от того не менее умных и находчивых. Начал я с Лауры, так как именно её я встретил первой.
Обереги медленно погружались в загорелое, золотистое и ароматное тело девушки, не доставляя ей никакого беспокойства, словно они опускались в мед или сгущенку. Следующим был Мальчик, за ним Уриэль, потом Доллар, братья-вудмены со своими магическими конями, маг Антиной, остававшийся в Микенах сторожем, остальные наши магические кони, красавец-пегас и последней была несравненная красавица Нефертити, которая обнимала Лауру, как сестру. Как только последние две золотые чешуйки проникли в круглые коленки царицы, я встал, непроизвольно зевнул и, снимая защиту, сказал:
— Все ребята, теперь вами можно, при необходимости, затыкать жерла вулканов или сбрасывать вас неприятелю на голову с десятикилометровой высоты, все равно вам ничего не будет, вы теперь полностью неуязвимы.
Антиной первым подошел ко мне, но вовсе не со словами благодарности, а лишь за тем, что бы осмотреть Камень Творения на перстне великого бога солнца Ра. Он был цел целехонек и ему ничего не сделалось. Качая головой, маг сказал:
— Это самая величайшая из всех магий, начиная с самого первого дня Творения, мой повелитель, и я преклоняю колени перед твоим могуществом.
Антиной попытался было бухнуться на колени, но я его вовремя подхватил, увещевая по-дружески:
— Ладно, ладно, за повелителя я тебя прощаю, но вот на колени вставать не смей. Этого я терпеть не могу.
Подойдя к Лауре я обнял и поцеловал её, после чего удовлетворенно кивнул головой и перешел к Нефертити, но та не стала дожидаться когда я запечатлею на её губах поцелуй и сама обняла и поцеловала меня. Еще раз удовлетворенно кивнув головой, я подытожил:
— Итак, ребята, все в полном порядке и я кажется ничего не напортачил, мои девочки остались все такие же сладенькие. А теперь давайте одевайтесь и принимайтесь за работу, хватит прохлаждаться. Даю вам ровно три часа на сборы и в путь, в Малую Коляду. Ури, готовься, ты летишь в Золотой замок на разведку, сдашь нашу богоподобную красавицу Нефертити на попечение мага Альтиуса и вернешься вместе с Узиилом в Микены и уже отсюда дуй прямиком в Малую Коляду.
Решение послать Уриэля в Золотой замок, а затем вернуться в Микены, возникло у меня совершенно спонтанно. Все бросились одеваться, кроме вудменов, которым их старший брат что-то прошептал. В глазах Осляби я прочитал странное выражение, когда он отвел Горыню и Бирича подальше от наших хижин, поставил под деревьями и затем принес ротный пулемет. Тщательно целясь в родных братьев, он сказал:
— Михалыч, токмо не подумай о том, что я в тебе хучь минуточку сумлеваюсь, просто хочу показать этим обломам, что твоя магия шибко сильная.
Пулемет задрожал в руках Осляби, глухо, но отчетливо затакал, выпуская длиннейшую очередь. Магические пули с визгом рикошетировали от вудменов, которые даже не стали делать попытки как-то уклониться от потока пуль и лишь щурились и клацали зубастыми пастями. После этого он снял с плеча свой калаш и, вручая это оружие Антиною, произнес следующие напутственные слова:
— Однако паря нам пора, а ты останешься здеся и будешь стеречь Микены от всякой напасти. Михалыч много добра тута сделал, не ровен час, кто спалить все захочет и споганить. Так что ты не дозволяй никому шалить.
Пока Уриэль и Горыня объясняли Антиною про то, как правильно обращаться с оружием, я поднялся с Нефертити и Лаурой в хижину. Девушка отобрала для царицы небольшой гардеробчик, но если для нее большинство вещей, купленных мною для своей дочери были великоваты, то для Нефертити они, явно, были малы.
Подогнав наряды с помощью магии, мы одели девушку в брючный, темно-синий костюм-тройку типа унисекс, слегка мешковатого фасона, что отлично скрывало наплечную кобуру и два пистолета Стечкина у нее под мышками. Встав перед засмущавшейся красавицей на колени, я обул её в модельные лаковые туфли на высоком каблуке. Из египетской царицы получилась элегантная и очень красивая бизнес-вумен.
В большие седельные сумки были сложены и другие немудреные подарки, такие как полная коллекция напитков, расфасованных в точную копию оригинальной посуды, изготовленной мною из горного хрусталя и фирменный, литровый пузырь "Метаксы" в картонной коробке, мой подарок магу Альтиусу, чтобы тот посмотрел на то, до чего в итоге докатилась древняя Эллада, некогда бывшая его вотчиной.
Самой же большой ценностью моя нечаянная любовница считала большую, расписную, черно-лаковую и никогда не иссякающую амфору, в которую была налита вода из моей магической купели. Теперь Нефертити имела в своих руках, обработанных магией Кольца Творения, мощнейший козырь для дворцовых интриг, так как могла превратить ненадолго любой бассейн, имеющийся в замке, в молодильный агрегат.
Разумеется, седельные сумки были набиты и другими, не менее ценными подарками, продублированными мною, которые могли пригодиться молодой, очаровательной женщине для обольщения обитателей Золотого замка. Перебросив тяжеленные седельные сумки через плечо, я обнял своих очаровательных подруг и повел их на стартовую площадку, куда уже вывели огромного магического крылатого коня Узиила.
Крепко обняв и жарко поцеловав, напоследок, эту удивительную женщину, я помог ей взобраться в седло и начал было объяснять своей царице как управлять пегасом, но нарвался на её ироничную улыбку и такую отповедь:
— Мой повелитель, на таком крылатом скакуне я летала над Нилом, еще будучи девчонкой.
Смущенно хихикнув, я сказал ей:
— Пардон, мадам, маху дамши… Виноват, исправлюсь.
Нефертити, чьи глаза вдруг наполнились слезами, порывисто наклонилась ко мне и сказала, крепко поцеловав:
— Мой повелитель, я никогда не забуду свою клятву и у тебя будет столько страстных ночей со мной, сколько ты, отныне, пожелаешь мне подарить.
Ангел, вооруженный до зубов, уже описывал над нами широкие круги, отчаянно дымя сигаретой. Он был тепло одет и готов к высотному полету. Нефертити вложила в дубликат портативного музыкального центра "Сони", который она поставила к себе на колени, компакт-диск, быстро нашла нужную ей песню и нажала на клавишу. Над Микенами разнеслись истошно громкие звуки "Зайки". Филя Киркоров, определенно, был в Парадиз Ланде вне конкуренции.
Узиил, повинуясь опытной всаднице, сделал короткий разбег и взлетел плавно, как бабочка. Без мощного стартового прыжка и вихрей из-под крыльев, валящих провожающих с ног. Через несколько минут белоснежный красавец-пегас и сопровождающий его ангел, были уже высоко в небе.
Уриэль быстро встал пегасу в кильватер и Узиил замахал крыльями мощно и часто, набирая скорость, а мне стало немножко грустно. Обняв Лауру, я крепко поцеловал девушку, но совсем не так, как целовал царицу Египта сегодняшней долгой ночью. Неуязвимая охотница нежно обняла меня и не стала задавать никаких вопросов, ведь это она научила меня дарить любовь всем женщинам, которые того от меня желали.
В пятом часу пополудни мы выехали из Микен тихо, по-английски, простившись только с Антиноем и Паном, которого, впрочем, мы встретили в лесу, где он прятался от своих подруг. Наш путь лежал примерно в том же направлении, где находилась скала с высотным холостяцким жилищем ангела Уриэля-младшего. Если мысленно разделить Парадиз Ланд не на две половинки, западную и восточную, а на четыре четвертинки и представить себе, что Миттельланд начинается на севере и заканчивается на юге, то нам нужно было ехать на северо-запад, в то время как Синий замок находился от Микен строго по направлению на север.
До Малой Коляды, столицы вудменов Западного Парадиза, вело несколько дорог, но я выбрал пусть и не самую короткую, но зато самую удобную. Нам предстояло преодолеть путь длиной около тысячи двухсот лиг. Однако, поскольку туда вела из Микен довольно неплохая лесная дорога-тропа, то мы должны были добраться до Малой Коляды за пятеро суток, если будем скакать по двенадцать часов в день и не отвлекаться на охоту и прочие пустяки. Просидеть двенадцать часов в седле, теперь для меня не было особой проблемой, а уж для моих спутников и подавно.
Первый этап пути, когда нам нужно было пересечь Драконов лес, был самый легкий, ведь кроме того, что дорога извивалась, как змея, огибая огромные секвойи, не было никаких хлопот. Посочувствовав Пану и рассказав ему, напоследок, о том, как он может резко, буквально в разы, повысить свою мужскую силу в магической купели, мы дали коням шенкелей и пустили их широкой, размашистой рысью, временами переходящей в галоп. В Драконовом лесу было тихо и покойно, стук конских копыт заглушали высокие папоротники и мы мчались по дороге, причудливо петляющей в зеленоватом мареве среди огромных, красно-коричневых колонн.
Эвфимия, издав свой последний крик, прижала к груди золотокудрую голову Уриэля, крылья которого торчали вверх и бурно трепетали от восторга. В изумлении она уставилась на меня своими черными, окаймленными золотом, глазами. Видимо сама мысль о том, что простой смертный может провести с женщиной весь остаток дня, вечер и ночь, да еще так желать её под утро, была для нее полным откровением. Это поразило её настолько, что она протянула ко мне свою прохладную, гладкую руку и коснулась моего горячего, потного плеча.
Нефертити, сидевшая на мне верхом и страстно сжимавшая мои бока своими круглыми коленками, словно тисками, выгнулась к Эвфимии всем телом и, как-то странно улыбнувшись повелительнице змей, вдруг протянула к ней руки и буквально силой вытащила девушку из-под Уриэля, обняла и, положив её ко мне на грудь, принялась страстно целовать. Гидра поначалу пыталась слабо сопротивляться, но это длилось очень не долго и её руки тоже обняли мою знойную царицу.
На меня это подействовало, словно искра на сухой порох и я весь вспыхнул новой волной бушующей страсти. Узкое, гибкое тело Эвфимии тотчас оказалось между двух яростных огней. Электризующая прохлада тела гидры действовала на меня все более возбуждающе и я принялся целовать её шею и маленькое ушко, страстно нашептывая ей страстные признания. Нефертити, которая, сидя на мне, вновь было начала делать тазом, ритмичные круговые движения, быстро соскользнула с меня, с таким глубоким вздохом, словно покидала меня навсегда. Именно она развернула Эвфимию ко мне лицом и я встретился взглядом с её испуганными, золотыми глазами с узкими щелочками змеиных зрачков.
Мои руки только что лежали на огненных бедрах Нефертити и все еще хранили жар её тела. Медленно, чтобы не испугать Эвфимию, я протянул ладони к её лицу и приблизил его к своим губам. От этой фантастической девушки веяло, какой-то невероятно приятной прохладой. Целовать её ароматные, мускусные губы было огромным наслаждением, но еще большим наслаждением было обнимать её гибкое, сильное и узкое тело, от которого также веяло прохладой.
Эвфимия, извиваясь в моих объятьях, застонала:
— О люди, я и не знала о том, как вы горячи…
Медленно, словно в густой мед, я погружался в эту чарующую прохладу, пахнущую мускусом. Девушка, повелительница змей, и сама извивалась в моих объятьях, как юркая змейка. Нефертити, которая не хотела оставлять нас наедине, горячей тенью нависла над нами и прижалась к узкой спине Эвфимии своим раскаленным животом, от чего гидра выгнулась и издала протяжный, громкий и торжествующий звук. Видимо, такого наслаждения этой красавице с прохладной кожей, источавшей горьковато-сладкий, пряный аромат, никогда еще не приходилось испытывать.
Да и мне, признаться, тоже. В хрупкой гидре Эвфимии оказалось столько страсти и страсть эта была столь сильна и напориста, что я едва не терял сознание, обнимая эту красавицу с твердыми, упругими и холодными грудями, впивающимися в мое разгоряченное тело, словно туго слепленные и заледенелые на морозе снежки. Моя божественная царица плотно припечатывая девушку ко мне, извивалась на ней своим горячим, словно пустыня, телом и тоже издавала страстные звуки.
Уриэль сидел рядом, наблюдал за тем, как неистово извивались наши тела и нервно курил сигарету за сигаретой. Уже совсем рассвело, когда наши тела, наконец, остановились и мы с Нефертити откатились от затихшей и изнывающей от любовной истомы Эвфимии. Красавица-египтянка отнеслась к этой забаве с немалой долей юмора и, рассмеявшись, сказала:
— Мой повелитель, по-моему мы, наконец, согрели эту бедную малышку, которая так презрительно отзывалась о нас, простых смертных…
— Но разве я могла знать, что огонь ваших тел может быть так приятен, люди? Ведь до этого дня все ваши мужчины бежали от меня прочь, как от прокаженной. - Тихо и свистяще отозвалась на смех Нефертити Эвфимия.
Присев на ступенях поудобнее, я взял Эвфимию на руки и принялся нежно баюкать её. Нефертити снова приблизилась к нам и присела так, чтобы наша прохладная подруга вновь оказалась меж двух горячих тел. Нежно целуя то одну, то другую красавицу, лаская их обоих, я устало спросил Нефертити:
— Божественная, почему ты зовешь меня повелителем, ведь это ты царица, а не я, простой смертный?
Дрожащей рукой, я жестом попросил Уриэля, чтобы он угостил меня сигаретой. Ангел, который, вопреки своим привычкам, сидел на каменных плитах, скрестив под собой ноги, вывернул крыло под совершенно немыслимым углом и достал из под перьев пачку сигарет и зажигалку. По его улыбающейся физиономии я понял, что он не был на меня в обиде за мою выходку, так ловко спровоцированную Нефертити, которая нежно и успокаивающе гладила Эвфимию по узкой спине.
Повелительница змей лежала у меня на руках и смотрела на каменный свод купальни и её губы непроизвольно улыбались. Ни её, ни мою египетскую царицу, совершенно не беспокоил дым сигареты. Даже наоборот, он им, похоже, нравился. Эвфимия, не переставая улыбаться, все время что-то нашептывала мне, но так тихо, что я ничего не мог расслышать. Она уже немного пришла в себя и теперь ласкала своей узкой, прохладной рукой то мое лицо, то пышную, упругую грудь египтянки. Нефертити подняла на меня свои глаза, сияющие от счастья и тихо сказала мне:
— Но повелитель мой, ведь ты носишь на пальце перстень самого бога солнца Ра и ты такой же горячий, как и повелитель моей юности, который когда-то взял меня в Парадиз Ланд после того, как моя жизнь в Зазеркалье была окончена…
Не вдаваясь в дальнейшие подробности, я щелчком отправил окурок в купальню, где он тут же был поглощен прозрачным зеркалом воды. Блестящая гладь бассейна при этом, даже не колыхнулась, а окурок исчез без малейшего следа. Обняв обеих красавиц, я поднялся с каменных плит и направился к бассейну, движением головы, приглашая Уриэля, составить нам компанию. Ангел, который, уже достаточно хорошо знал о вредной привычке этой магической купальни бесследно растворять все, что не относилось к живой плоти, положил сигареты и зажигалку подальше от воды и последовал за нами.
Воды магической купальни вздыбились, почувствовав плоть существ, которых им было приказано, омолаживать, лечить, холить и всячески лелеять, но ко мне они отнеслись с полным равнодушием. Моя собственная магия, как это не было прискорбно, совершенно не воспринимала меня, хотя купание в этой компании оказалось довольно приятным.
Зато женщину-человека, женщину-гидру и ангела воды купальни обработали по первому разряду и те восторженно взвизгивали на вершине огромного водяного горба. Когда вода в начале бассейна успокоилась, а в средней части взметнулись вверх серебряные струи фонтана и купальщики стали выбираться на каменные плиты чтобы сделать короткую пробежку к другому портику, я, наконец, выдал им еще один маленький секрет своей магической купальни:
— Девочки, Ури, не торопитесь… Если вы сейчас мысленно загадаете какое-нибудь сокровенное желание, касающееся вашего внешнего вида и проплывете с этой мыслью под фонтаном, до противоположного конца бассейна, то оно воплотится в вашем теле. Заодно это касается любых ваших пожеланий относительно любовных возможностей и физической силы.
Первой с места сорвалась Эвфимия. Она плыла с завидной скоростью, извиваясь всем телом. За ней поплыла саженками Нефертити, а затем рванул Уриэль. Мне было бы за ними не угнаться. Даже ангел со своими крыльями, совершенно неуместными в воде и тот умудрялся плыть намного быстрее меня, но я никуда особенно и не торопился, ведь день только начинался. Проплыв за этими стремительными пловцами несколько метров, я выбрался на ступени и повернул назад.
Подойдя к Мальчику, который, как всегда терпеливо ждал меня, я быстро натянул джинсы и тенниску на мокрое тело и с помощью Кольца Творения привел в идеальный порядок тунику Нефертити. Велев своему коню самостоятельно отправляться в конюшню, я присел на ступеньки магической купальни и принялся торопливо жевать ореховые батончики, запивая их фантой. После этой ночи, до краев наполненной наслаждением, мне жутко хотелось есть и спать, ведь магическая купальня освежила меня только на несколько минут.
После того, как мои друзья приняли магическую ванну, подавая тунику Нефертити, я обратил внимание на то, что у нее весьма уменьшился объем бедер и ягодиц, что, впрочем, совсем не испортило её женственной фигуры. С ангелом, похоже ничего не случилось, ну, может быть, восстановилось количество перьев. У Эвфимии же, насколько я смог заметить, не только изменился аромат её тела.
К мускусно-горьковатому запаху тела Эвфимии, прибавился явственный запах ландыша и фиалок, но, что самое обидное, её необычный, синеватый, раздвоенный на конце язычок, который доставлял мне столько удовольствия при поцелуях, превратился в самый обычный, розовый язычок, такой же, как у всех других девушек. Крепко поцеловав меня на прощание, Эвфимия торжествующе выдрала из крыла ангела белоснежное перо, поцеловала его в щеку и гордо удалилась в сторону опушки Драконова леса.
Уриэль и Нефертити после купания были вновь свежи, бодры и энергичны. Ангел взмыл в воздух и мигом перелетел через поляну к своей хижине, египетская царица шла легким, пружинистым шагом и что-то напевала, зато я плелся через микенскую площадь-поляну как побитый пес, мечтая хоть немного поспать перед тем, как заняться охранительной магией, чтобы не упустить по рассеянности ни одно из имен Смерти.
Лаура, разбуженная Мальчиком, вышла к нам навстречу и, посмотрев на меня с легкой улыбкой, едва заметно вскинула брови и, кажется, вздохнула. Две мои красавицы обнялись, как старые подруги и я, прежде чем ускользнуть от них в свою спальню, поинтересовался у своей подруги:
— Как список имен Смерти, Лаура, готов?
— Да, милорд, я убрала все повторения и мне осталось только окончательно все проверить. Я решила, что лучше сделать это на свежую голову.
Погладив девушку по щеке, я сказал ей:
— Вот и хорошо, любимая, умница. Как только все закончишь, помоги Нефертити собраться в дорогу, после того, как я заряжу для вас обереги охранительной магией, она отправится на крылатом коне в дальний путь, к себе домой, в Золотой замок мага Альтиуса. Приготовь для нее, пожалуйста, теплые вещи, там на высоте жуткий холод.
Не знаю, что больше изумило Лауру, то, что я после этого ночного безумства назвал её любимой при Нефертити или то, что я вызвался помочь египетской царице добраться из этой лесной глуши до цивилизованного, по меркам Парадиз Ланда, мира. Во всяком случае она так и застыла с открытым от удивления ртом, что и позволило мне смыться без лишних слов.
К полудню все было готово к тому, чтобы я, наконец-то, раз и навсегда избавился от всяческого беспокойства за жизнь и безопасность своих друзей. Во мне зрела уверенность в том, что мне еще не раз придется браться за оружие для того, чтобы достичь цели, правда, я не знал какой именно. А раз так, то мне следовало, по крайней мере, сделать своих друзей неуязвимыми, если я не мог сделать этого для себя самого.
Вместе с тем мне не хотелось бросать на произвол судьбы жителей Микен после того, как кто-то напустил на них ужасное чудовище. Кто-то должен был защитить их от, вполне возможного, вторичного нападения. Мой выбор пал на одного Антиноя, поскольку Пан куда-то сбежал от своих подруг.
После полудня жизнь в Микенах на несколько часов замирала и я мог спокойно провести сеанс магии, не возбуждая излишнего любопытства сатиров и их подруг. Собрав свой маленький отряд на зеленой полянке между хижин, я превратил большой камень, принесенный Горыней и Хлопушей из леса, в круглый, изящный столик на точеной ножке.
Выложив на столик золотые чешуйки-обереги, я велел всем своим друзьям, с которыми прибыл Микены, а так же Антиною и Нефертити раздеться, встать в круг и взяться за руки и за гривы наших магических коней, с которых были сняты даже недоуздки, чтобы образовалось одно живое кольцо. Как только это было исполнено, я, обходя их по кругу, провел голубым лучом по траве и возвел сияющий голубой барьер, который поднимался вверх на несколько десятков метров.
Взяв в руки распечатку списка имен смерти, я принялся чуть слышно читать магический заговор, который уже со вчерашнего дня был в моей голове. Не обращаясь ни к кому персонально, я призывал все высшие силы и самого Господа Бога оберегать своих друзей от смертельной опасности, исходящей от всяческих врагов и недругов.
Призывал я Господа Бога и к тому, чтобы сделать тщетными все усилия врагов наслать на них смерть, имена которой я сейчас назову и которые должны будут запечатлеться на золоте, рожденном не по приказу мага, а добытому из недр Парадиз Ланда и Зазеркалья. При этом я держал руки прижатыми к груди, а голову низко склоненной.
Камень Творения, пробужденный моими словами, в течении всего того времени, пока я возносил свои просьбы небесам, изливал из себя уже не свет, а осязаемо плотные струи некой субстанции ярко-голубого цвета. Субстанция эта, походила на непрозрачный газ или тончайшую пылевую взвесь и вскоре покрыла весь круг и поднялась нам до щиколоток и если она плотно обхватывала ноги моих друзей, то меня она совершенно не касалась и отстояла от моих кроссовок сантиметров на пять. Как только я закончил читать вступительную речь, этот газ перестал вытекать из Камня Творения и застыл, словно стекло, или голубой, искрящийся на солнце лед.
Взяв в руки стопку листков, я принялся вполголоса, скороговоркой, называть все известные мне имена смерти в алфавитном порядке. После каждой остановки, сделанной в конце имени смерти, над голубой субстанцией, поднимался тонкий, всего в четыре-пять миллиметров, слой искрящегося яркой голубизной и чистым золотом света.
Чем больше имен смерти я называл, тем выше он поднимался. Поскольку читал я весьма быстрой скороговоркой, то эти пульсирующие толчки были довольно частыми. Вскоре мои друзья оказались залиты этим светом сначала по колено, затем по пояс и через полчаса свет полностью поглотил их и стал вздыматься все выше и выше и мы, словно оказались внутри цилиндра с серебряной крышечкой на самом верху.
Часа через полтора эта серебряная крышечка стала совсем крохотной, так как поднялось высоко к небу, а слой голубой взвеси у ног моих друзей стал таким тонким, что был едва виден среди зеленой травы. Имена смерти на листках кончились, но непрозрачная голубая субстанция на дне светящегося, голубого цилиндра еще оставалась и я озадаченно почесал затылок. Нужно было срочно вспоминать упущенные или придумывать новые имена смерти. Я немного поднапряг мозги и выдал такое определения смерти, что и сам обалдел:
— Смерть, вызванная погружением в сжиженный газ…
Голубая взвесь выдала еще одну пульсацию.
— Смерть от вакуума…
Следующая вспышка голубого света.
Тут меня понесло и я стал сыпать совершенно уж фантастическими именами смерти, вроде гравитационного коллапсора или темпорального ускорения. Минут через пятнадцать, после моего очередного словесного пассажа, вспышки пульсирующей вспышки света не последовало, а у меня на языке как раз вертелось, сказать про смерть от энтропии. Не веря своим глазам, которые уже устали от этого миганья, я нагнулся и раздвинул траву - вся голубая субстанция исчезла без следа и тогда я закончил магическую формулу следующими словами:
— Пусть эти имена смерти навсегда будут запечатлен на золотых оберегах, которые, будучи помещенные в тело моих спутников в количестве семи штук, сберегут их жизни. Аминь.
В тот же миг столб голубого света, в считанные доли секунды вошел в золотые обереги и на каждом из них появился ярко-синий глазок. Собрав все обереги в большую фарфоровую супницу, я стал по очереди обходить всех своих друзей и вкладывать в их тела обереги.
Один глазок я прикладывал ко лбу, следующий к сердцу, еще один возлагал на пупок, если таковой, конечно, имелся. Антиной, к примеру, был без пупка. По оберегу я прикладывал к запястьям и последнюю пару, прикладывал к коленям, как своих друзей обладающих речью, так и безмолвствующих, но от того не менее умных и находчивых. Начал я с Лауры, так как именно её я встретил первой.
Обереги медленно погружались в загорелое, золотистое и ароматное тело девушки, не доставляя ей никакого беспокойства, словно они опускались в мед или сгущенку. Следующим был Мальчик, за ним Уриэль, потом Доллар, братья-вудмены со своими магическими конями, маг Антиной, остававшийся в Микенах сторожем, остальные наши магические кони, красавец-пегас и последней была несравненная красавица Нефертити, которая обнимала Лауру, как сестру. Как только последние две золотые чешуйки проникли в круглые коленки царицы, я встал, непроизвольно зевнул и, снимая защиту, сказал:
— Все ребята, теперь вами можно, при необходимости, затыкать жерла вулканов или сбрасывать вас неприятелю на голову с десятикилометровой высоты, все равно вам ничего не будет, вы теперь полностью неуязвимы.
Антиной первым подошел ко мне, но вовсе не со словами благодарности, а лишь за тем, что бы осмотреть Камень Творения на перстне великого бога солнца Ра. Он был цел целехонек и ему ничего не сделалось. Качая головой, маг сказал:
— Это самая величайшая из всех магий, начиная с самого первого дня Творения, мой повелитель, и я преклоняю колени перед твоим могуществом.
Антиной попытался было бухнуться на колени, но я его вовремя подхватил, увещевая по-дружески:
— Ладно, ладно, за повелителя я тебя прощаю, но вот на колени вставать не смей. Этого я терпеть не могу.
Подойдя к Лауре я обнял и поцеловал её, после чего удовлетворенно кивнул головой и перешел к Нефертити, но та не стала дожидаться когда я запечатлею на её губах поцелуй и сама обняла и поцеловала меня. Еще раз удовлетворенно кивнув головой, я подытожил:
— Итак, ребята, все в полном порядке и я кажется ничего не напортачил, мои девочки остались все такие же сладенькие. А теперь давайте одевайтесь и принимайтесь за работу, хватит прохлаждаться. Даю вам ровно три часа на сборы и в путь, в Малую Коляду. Ури, готовься, ты летишь в Золотой замок на разведку, сдашь нашу богоподобную красавицу Нефертити на попечение мага Альтиуса и вернешься вместе с Узиилом в Микены и уже отсюда дуй прямиком в Малую Коляду.
Решение послать Уриэля в Золотой замок, а затем вернуться в Микены, возникло у меня совершенно спонтанно. Все бросились одеваться, кроме вудменов, которым их старший брат что-то прошептал. В глазах Осляби я прочитал странное выражение, когда он отвел Горыню и Бирича подальше от наших хижин, поставил под деревьями и затем принес ротный пулемет. Тщательно целясь в родных братьев, он сказал:
— Михалыч, токмо не подумай о том, что я в тебе хучь минуточку сумлеваюсь, просто хочу показать этим обломам, что твоя магия шибко сильная.
Пулемет задрожал в руках Осляби, глухо, но отчетливо затакал, выпуская длиннейшую очередь. Магические пули с визгом рикошетировали от вудменов, которые даже не стали делать попытки как-то уклониться от потока пуль и лишь щурились и клацали зубастыми пастями. После этого он снял с плеча свой калаш и, вручая это оружие Антиною, произнес следующие напутственные слова:
— Однако паря нам пора, а ты останешься здеся и будешь стеречь Микены от всякой напасти. Михалыч много добра тута сделал, не ровен час, кто спалить все захочет и споганить. Так что ты не дозволяй никому шалить.
Пока Уриэль и Горыня объясняли Антиною про то, как правильно обращаться с оружием, я поднялся с Нефертити и Лаурой в хижину. Девушка отобрала для царицы небольшой гардеробчик, но если для нее большинство вещей, купленных мною для своей дочери были великоваты, то для Нефертити они, явно, были малы.
Подогнав наряды с помощью магии, мы одели девушку в брючный, темно-синий костюм-тройку типа унисекс, слегка мешковатого фасона, что отлично скрывало наплечную кобуру и два пистолета Стечкина у нее под мышками. Встав перед засмущавшейся красавицей на колени, я обул её в модельные лаковые туфли на высоком каблуке. Из египетской царицы получилась элегантная и очень красивая бизнес-вумен.
В большие седельные сумки были сложены и другие немудреные подарки, такие как полная коллекция напитков, расфасованных в точную копию оригинальной посуды, изготовленной мною из горного хрусталя и фирменный, литровый пузырь "Метаксы" в картонной коробке, мой подарок магу Альтиусу, чтобы тот посмотрел на то, до чего в итоге докатилась древняя Эллада, некогда бывшая его вотчиной.
Самой же большой ценностью моя нечаянная любовница считала большую, расписную, черно-лаковую и никогда не иссякающую амфору, в которую была налита вода из моей магической купели. Теперь Нефертити имела в своих руках, обработанных магией Кольца Творения, мощнейший козырь для дворцовых интриг, так как могла превратить ненадолго любой бассейн, имеющийся в замке, в молодильный агрегат.
Разумеется, седельные сумки были набиты и другими, не менее ценными подарками, продублированными мною, которые могли пригодиться молодой, очаровательной женщине для обольщения обитателей Золотого замка. Перебросив тяжеленные седельные сумки через плечо, я обнял своих очаровательных подруг и повел их на стартовую площадку, куда уже вывели огромного магического крылатого коня Узиила.
Крепко обняв и жарко поцеловав, напоследок, эту удивительную женщину, я помог ей взобраться в седло и начал было объяснять своей царице как управлять пегасом, но нарвался на её ироничную улыбку и такую отповедь:
— Мой повелитель, на таком крылатом скакуне я летала над Нилом, еще будучи девчонкой.
Смущенно хихикнув, я сказал ей:
— Пардон, мадам, маху дамши… Виноват, исправлюсь.
Нефертити, чьи глаза вдруг наполнились слезами, порывисто наклонилась ко мне и сказала, крепко поцеловав:
— Мой повелитель, я никогда не забуду свою клятву и у тебя будет столько страстных ночей со мной, сколько ты, отныне, пожелаешь мне подарить.
Ангел, вооруженный до зубов, уже описывал над нами широкие круги, отчаянно дымя сигаретой. Он был тепло одет и готов к высотному полету. Нефертити вложила в дубликат портативного музыкального центра "Сони", который она поставила к себе на колени, компакт-диск, быстро нашла нужную ей песню и нажала на клавишу. Над Микенами разнеслись истошно громкие звуки "Зайки". Филя Киркоров, определенно, был в Парадиз Ланде вне конкуренции.
Узиил, повинуясь опытной всаднице, сделал короткий разбег и взлетел плавно, как бабочка. Без мощного стартового прыжка и вихрей из-под крыльев, валящих провожающих с ног. Через несколько минут белоснежный красавец-пегас и сопровождающий его ангел, были уже высоко в небе.
Уриэль быстро встал пегасу в кильватер и Узиил замахал крыльями мощно и часто, набирая скорость, а мне стало немножко грустно. Обняв Лауру, я крепко поцеловал девушку, но совсем не так, как целовал царицу Египта сегодняшней долгой ночью. Неуязвимая охотница нежно обняла меня и не стала задавать никаких вопросов, ведь это она научила меня дарить любовь всем женщинам, которые того от меня желали.
В пятом часу пополудни мы выехали из Микен тихо, по-английски, простившись только с Антиноем и Паном, которого, впрочем, мы встретили в лесу, где он прятался от своих подруг. Наш путь лежал примерно в том же направлении, где находилась скала с высотным холостяцким жилищем ангела Уриэля-младшего. Если мысленно разделить Парадиз Ланд не на две половинки, западную и восточную, а на четыре четвертинки и представить себе, что Миттельланд начинается на севере и заканчивается на юге, то нам нужно было ехать на северо-запад, в то время как Синий замок находился от Микен строго по направлению на север.
До Малой Коляды, столицы вудменов Западного Парадиза, вело несколько дорог, но я выбрал пусть и не самую короткую, но зато самую удобную. Нам предстояло преодолеть путь длиной около тысячи двухсот лиг. Однако, поскольку туда вела из Микен довольно неплохая лесная дорога-тропа, то мы должны были добраться до Малой Коляды за пятеро суток, если будем скакать по двенадцать часов в день и не отвлекаться на охоту и прочие пустяки. Просидеть двенадцать часов в седле, теперь для меня не было особой проблемой, а уж для моих спутников и подавно.
Первый этап пути, когда нам нужно было пересечь Драконов лес, был самый легкий, ведь кроме того, что дорога извивалась, как змея, огибая огромные секвойи, не было никаких хлопот. Посочувствовав Пану и рассказав ему, напоследок, о том, как он может резко, буквально в разы, повысить свою мужскую силу в магической купели, мы дали коням шенкелей и пустили их широкой, размашистой рысью, временами переходящей в галоп. В Драконовом лесу было тихо и покойно, стук конских копыт заглушали высокие папоротники и мы мчались по дороге, причудливо петляющей в зеленоватом мареве среди огромных, красно-коричневых колонн.