У них даже маски надеты под капюшонами, тоже правильно, чтобы потом в случае чего никто из забеременевших после мессы никому не смог предъявить претензий. Или из заболевших веселенькой венерической болезнью.
Алтарь сатанисты используют в качестве траходрома. Поливают кровью, чертят странные знаки, настраивают себя на сексуальный лад. А чуть поодаль у них горит костер. Олицетворение геенны огненной. Ну и конечно, толстые черные свечи расставлены в понятном только им одним порядке.
Они уже настроились на разврат, оглядывают плотоядно друг дружку... самое время устроить им явление.
Наскоро леплю тело из огня, все ж таки свет - моя стихия, даже если он получается в результате костра. Тело у меня выходит славным, от души - сквозь кожу прорываются языки пламени, рога даже несколько тяжеловаты и тянут голову вниз, отчего взгляд выходит еще более насупленным, шипы топорщатся агрессивно и коряво в причудливом беспорядке, создавая дополнительный хаос моему облику, когти такой шикарной длины, будто я их не стриг с рождения, а копыта едва не роют землю... э-э... тут нет земли, каменный пол... ну, ладно, будем считать, что и копыта тоже что-то страшное делают. И, конечно, хвост. Он возносится над моей головой, заменяя ангельский нимб. Смертельно опасный нимб получился. В левой руке сжимаю внушительные вилы, нарочито раскоряченные и приукрашенные дополнительными крючьями. Ах, и в конце концов создаю, собственно, конец. Стараюсь с удвоенной силой, отчего конец получается даже более чем удвоенным. Нет, не раздвоенным, это было бы слишком, просто - утяжеленная версия. Впечатляет. Это чудовище гипертрофированно вздымается мне почти до груди. Вах! Давненько я себя не видел в этаком обличьи! Небось, если в зеркало посмотрел бы - сам бы... скажем, испугался.
И, конечно, в процессе явления я зверски рычу! Р-р-р-р! Я голоден! Жр-р-рать хочу! А ну подайте-ка мне мясца помоложе да послаще!
Увидевши меня, то есть, того, кого они тут долго и упорно вызывали, народ почему-то с воплями начинает разбегаться. Плошки с кровью выпотрошенной курицы летят на пол, забрызгивая красным мечущиеся полуобнаженные тела. Кто-то падает ниц и начинает по-человечески молиться Господу Богу. Ага, вспомнили, наконец, кому молиться положено?
Для порядка плещу в их сторону малой толикой пламени, так, чтоб чуть плащи подпалить, ну, не зажечь, конечно, а только напугать. Впрочем, напугал я их уже достаточно. А чего испугались, собственно? Звали меня? Звали. Ну так я и пришел!
Но разговаривать со мной или возносить мне хвалу дальше уже никто не хочет, перепуганные насмерть сатанисты рванули к выходу так, что их теперь и Гавриил с его крылышками не догонит.
Смеюсь довольно. Позабавился на славу. В следующий раз они крепко подумают, прежде чем собираться по ночам да вершить мрачные ритуалы.
Вдыхаю полной грудью в опустевшей часовне и внезапно замечаю сбоку шевеление. Оборачиваюсь. Ну, надо же! Я этого не заметил. К перевернутому кресту (а какая разница, что перевернутый, крест - он и в Африке крест) привязана обнаженная девчонка. Либо с нее начать хотели, либо она - тоже предмет антуража. Девчонка дрожит и не сводит с меня вытаращенных глаз. Секунду думаю, что будет не совсем правильно сейчас уйти и оставить ее привязанной, вдруг сатанисты до утра побояться вернуться на место свершения ритуала, а она будет вынуждена висеть на кресте бессмысленно. Антураж-то уже никому не нужен. Вообще все подобные украшения не мной придуманы, и моего облика это тоже касается. Это люди сами постарались, у них фантазия буйная.
Приближаюсь к девчонке, параллельно уменьшая все выпяченное напоказ. Вижу в ее глазах все тот же неубывающий ужас и почти все убираю. Но не все, нужно оставаться в образе.
- Ш-ш-ш, - говорю ей, - не бойся, сейчас я тебя отвяжу.
Но стоит мне только протянуть руку, как она начинает бешено извиваться, биться, повиснув на веревках. Ей же больнее.
- Ну, все, все, не буду я тебя есть, успокойся, - бурчу почти нормальным тоном, - вообще людей не ем, люблю кашу.
- Кашу? - девчонка услышала, видимо, знакомое слова и со страху решила его повторить.
- Ага, кашу, пшеничную, - киваю и дотягиваюсь когтем до веревок, удерживающих ее левую руку.
Ловко разрезаю веревку, а девчонка забивается в угол, ее удерживает привязанная правая рука.
Поднимаю чей-то брошенный черный плащ и оборачиваю вокруг талии. Нехорошо пугать ребенка столь развитым достоинством. С другой стороны, этот ребенок тоже пришел сюда не в песочнице играть.
Снова двигаюсь по направлению к ней, будучи уже частично прикрытым.
Она блеет слабым голосом:
- Неужели это ты, Сатана?
- А что, непохож? - интересуюсь для поддержания разговора.
- Похож, - всхлипывает девчонка.
- То-то же, - значительно говорю с умным видом.
Тянусь к ее правой руке, а она вдруг начинает тараторить:
- Пожалуйста, Повелитель, прости, пощади, не обижай, я жить хочу!
- Ну, так и будешь жить, - говорю, - ты молодая совсем, тебе жить да жить. Детишек родишь.
- Нет! - кричит девчонка, и я понимаю, что сболтнул лишнее. Она подумала, что это ей от меня придется детишек рожать.
Она кричит, бьется, как ненормальная, мешает мне разрезать веревку, потому что боюсь зацепить и ее руку заодно.
- А ну успокойся! - рявкаю на нее, - если сейчас не перестанешь дергаться - сразу под меня ляжешь!
Только вы не подумайте ничего такого. Не собирался я исполнять угроз! Просто прикрикнул, чтобы слушалась.
Какими глазищами она на меня посмотрела! Мне даже стыдно стало...
- Да не буду я тебя трогать, только веревку разрежу. Чтобы ты тихо - мирно домой пошла. Хорошо?
А какие слезы по ее щекам текут! Прозрачные, крупные. Красота!
- Хо-о-ро-шо... - заикается бедняга.
Ладно, придется убирать с себя весь ужас. И следующую попытку развязать веревки я делаю уже в почти человеческом облике. Теперь девчонка не дергается и я благополучно освобождаю ее.
Протягиваю ей еще один подобранный с полу плащ. Она берет его, а потом говорит почти смущенно:
- Да у меня тут одежда недалеко.
- Прекрасно, - говорю, - одевайся - и брысь отсюда!
Она опасливо на меня поглядывает, пока я жду, когда она оденется и покинет поле боя. Усаживаюсь на алтарь и оглядываю часовенку еще раз.
- Где я вообще? - спрашиваю от нечего делать.
- В Нижнем Новгороде, - отвечает девчонка.
Одевшись, подходит ко мне уже не так боязливо:
- А ты - правда, дьявол?
- Самый настоящий, - киваю который уже раз.
Лицо девчонки находится на одном уровне с моим, потому что она уже обулась, а я наоборот, присел на алтарь.
Она совсем близко ко мне подходит, смотрит во все глаза.
- Это невозможно, - говорит, - я не верила, что дьявол существует.
Пожимаю плечами:
- Ну, теперь будешь знать, что существует. И даже наблюдает за человеческими поступками. За твоими в том числе. И если что не так - сразу наказывает.
- А ты симпатичный, - внезапно выдает это существо, только что бывшее смертельно напуганным. А что вы хотите - она девушка, и присутствие любого представителя мужского полу действует на нее определенным образом, то есть - взбадривает.
- Я каким угодно могу быть, сама видела, - отрезаю довольно-таки сурово.
- Таким ты мне больше нравишься.
- Ты уже оделась? - спрашиваю, направляя ее мысли в нужное русло.
Не хватало еще, чтобы девочка вознамерилась приобрести себе демонического возлюбленного. Я - не твой уровень, малышка.
- Оделась.
- Ну, так и топай отсюда к папе с мамой.
- А почему ты так ведешь себя при даме?
Охренеть! Рановато я убрал свои адские причиндалы, если эта "дама" позволяет себе такие вольности.
- Потому что, деточка, я - таки дьявол, и не советую меня злить! - заявляю довольно злобно.
- Ты добрый, - говорит она, - ты меня домой проводишь?
Вот это дела! Вот что значит - обойтись без жестокостей!
- Я почти голый, - поскольку больше сказать нечего, говорю то, что думаю.
- Ничего, - она уже улыбается, - тут много одежды осталось, чьи-нибудь джинсы тебе наверняка подойдут.
Она в целом права. Тут неизвестно сколько добираться до ее дома, а на дворе - глухая ночь. Ворчу, но одеваюсь и обуваюсь. Теперь приходится следить за пламенем под кожей, чтобы одежду не спалило.
Выходим из часовни, вокруг темнота и полная тишина, местечко заброшенное, и никто из приятелей-сатанистов не решился вернуться и проверить, что случилось с девушкой на кресте. Сатанисты-эгоисты.
Довожу девчонку до дома и планирую без лишних разговоров удалиться. Не тут-то было...
У девочкиного подъезда ее ждет парень. М-да... Интересно, чего он будет делать?
- Это что такое? - хмуро спрашивает парень.
А ну-ка, ну-ка, посмотрим... судя по всему, парень не в курсе, куда ходит девочка и чем занимается по ночам. Что сейчас будет плести наша детка?
- Это... это... Дэмьен... его так зовут...
Едва удерживаюсь, чтобы не захохотать. Да, думаю, Дэмьен, ребенок Розмари... то бишь, по книге - мой собственный сын. Даже в Нижнем Новгороде читают подобное?
- Ну, здорово, Дэмьен... - недобро цедит парень, - и откуда ты взялся?
- Издалека, - отвечаю.
- И пойдешь ты сейчас, наверно, тоже далеко, - он почти угрожает.
Девчонка понимает, что происходит на ее глазах, отчего эти самые глаза лезут буквально ей на лоб. Правильно лезут. Вот сейчас из-за ее глупости парень рискует погибнуть - только потому, что она ходит на сатанинские мессы и предлагает дьяволу проводить себя до дому. Страх ее, вероятно, велик, но и парень ей, видимо, дорог. Она не дает мне ответить, выскакивает между мной и парнем, цепляется за его руки и начинает молоть чушь:
- Сенечка, пожалуйста, не надо грубить! Я была у подружки, а Дэмьен - ее знакомый, зашел в гости, а я видишь, как допоздна засиделась, вот он меня и проводил. Человек времени своего не пожалел, а ты тут начинаешь...
- Не тараторь, все я понимаю! Трубку ты не берешь, по ночам тебя дома нет, а когда я прихожу незапланированно - тебя провожает какой-то Дэмьен! Уж не звездела бы!
- Все, хватит! - с нажимом говорю я, - не шумите, надоели!
- Эт-то что такое? - еще сильнее заводится парень и делает те два шага в мою сторону, что нас разделяли.
- Сенечка, не надо! - пищит девчонка.
Я смотрю в его глаза и даю ему на пробу немножко той бездны, что колышется за моей спиной - немножко моей памяти.
И говорю, насмешливо растягивая слова:
- Се-енечка, не на-а-адо...
И Сенечка затыкается. Его глаза широко распахиваются, а он медленно отступает назад... испугался мальчик. И где-то там в темноте он натыкается на скамейку и тяжело опускается на нее. Плетью обуха не перешибешь. Да и откуда тут взяться плети?
- Простите его, Повелитель! - девчонка падает передо мной на колени.
- Прощаю, - развязным тоном заявляю я, - но если хоть раз замечу в грязных делах - плохо будет и тебе, и ему. Я тебе не добрый ангел, чтобы постоянно прощать! Я - дьявол! Моя задача - казнить!
28.
Алтарь сатанисты используют в качестве траходрома. Поливают кровью, чертят странные знаки, настраивают себя на сексуальный лад. А чуть поодаль у них горит костер. Олицетворение геенны огненной. Ну и конечно, толстые черные свечи расставлены в понятном только им одним порядке.
Они уже настроились на разврат, оглядывают плотоядно друг дружку... самое время устроить им явление.
Наскоро леплю тело из огня, все ж таки свет - моя стихия, даже если он получается в результате костра. Тело у меня выходит славным, от души - сквозь кожу прорываются языки пламени, рога даже несколько тяжеловаты и тянут голову вниз, отчего взгляд выходит еще более насупленным, шипы топорщатся агрессивно и коряво в причудливом беспорядке, создавая дополнительный хаос моему облику, когти такой шикарной длины, будто я их не стриг с рождения, а копыта едва не роют землю... э-э... тут нет земли, каменный пол... ну, ладно, будем считать, что и копыта тоже что-то страшное делают. И, конечно, хвост. Он возносится над моей головой, заменяя ангельский нимб. Смертельно опасный нимб получился. В левой руке сжимаю внушительные вилы, нарочито раскоряченные и приукрашенные дополнительными крючьями. Ах, и в конце концов создаю, собственно, конец. Стараюсь с удвоенной силой, отчего конец получается даже более чем удвоенным. Нет, не раздвоенным, это было бы слишком, просто - утяжеленная версия. Впечатляет. Это чудовище гипертрофированно вздымается мне почти до груди. Вах! Давненько я себя не видел в этаком обличьи! Небось, если в зеркало посмотрел бы - сам бы... скажем, испугался.
И, конечно, в процессе явления я зверски рычу! Р-р-р-р! Я голоден! Жр-р-рать хочу! А ну подайте-ка мне мясца помоложе да послаще!
Увидевши меня, то есть, того, кого они тут долго и упорно вызывали, народ почему-то с воплями начинает разбегаться. Плошки с кровью выпотрошенной курицы летят на пол, забрызгивая красным мечущиеся полуобнаженные тела. Кто-то падает ниц и начинает по-человечески молиться Господу Богу. Ага, вспомнили, наконец, кому молиться положено?
Для порядка плещу в их сторону малой толикой пламени, так, чтоб чуть плащи подпалить, ну, не зажечь, конечно, а только напугать. Впрочем, напугал я их уже достаточно. А чего испугались, собственно? Звали меня? Звали. Ну так я и пришел!
Но разговаривать со мной или возносить мне хвалу дальше уже никто не хочет, перепуганные насмерть сатанисты рванули к выходу так, что их теперь и Гавриил с его крылышками не догонит.
Смеюсь довольно. Позабавился на славу. В следующий раз они крепко подумают, прежде чем собираться по ночам да вершить мрачные ритуалы.
Вдыхаю полной грудью в опустевшей часовне и внезапно замечаю сбоку шевеление. Оборачиваюсь. Ну, надо же! Я этого не заметил. К перевернутому кресту (а какая разница, что перевернутый, крест - он и в Африке крест) привязана обнаженная девчонка. Либо с нее начать хотели, либо она - тоже предмет антуража. Девчонка дрожит и не сводит с меня вытаращенных глаз. Секунду думаю, что будет не совсем правильно сейчас уйти и оставить ее привязанной, вдруг сатанисты до утра побояться вернуться на место свершения ритуала, а она будет вынуждена висеть на кресте бессмысленно. Антураж-то уже никому не нужен. Вообще все подобные украшения не мной придуманы, и моего облика это тоже касается. Это люди сами постарались, у них фантазия буйная.
Приближаюсь к девчонке, параллельно уменьшая все выпяченное напоказ. Вижу в ее глазах все тот же неубывающий ужас и почти все убираю. Но не все, нужно оставаться в образе.
- Ш-ш-ш, - говорю ей, - не бойся, сейчас я тебя отвяжу.
Но стоит мне только протянуть руку, как она начинает бешено извиваться, биться, повиснув на веревках. Ей же больнее.
- Ну, все, все, не буду я тебя есть, успокойся, - бурчу почти нормальным тоном, - вообще людей не ем, люблю кашу.
- Кашу? - девчонка услышала, видимо, знакомое слова и со страху решила его повторить.
- Ага, кашу, пшеничную, - киваю и дотягиваюсь когтем до веревок, удерживающих ее левую руку.
Ловко разрезаю веревку, а девчонка забивается в угол, ее удерживает привязанная правая рука.
Поднимаю чей-то брошенный черный плащ и оборачиваю вокруг талии. Нехорошо пугать ребенка столь развитым достоинством. С другой стороны, этот ребенок тоже пришел сюда не в песочнице играть.
Снова двигаюсь по направлению к ней, будучи уже частично прикрытым.
Она блеет слабым голосом:
- Неужели это ты, Сатана?
- А что, непохож? - интересуюсь для поддержания разговора.
- Похож, - всхлипывает девчонка.
- То-то же, - значительно говорю с умным видом.
Тянусь к ее правой руке, а она вдруг начинает тараторить:
- Пожалуйста, Повелитель, прости, пощади, не обижай, я жить хочу!
- Ну, так и будешь жить, - говорю, - ты молодая совсем, тебе жить да жить. Детишек родишь.
- Нет! - кричит девчонка, и я понимаю, что сболтнул лишнее. Она подумала, что это ей от меня придется детишек рожать.
Она кричит, бьется, как ненормальная, мешает мне разрезать веревку, потому что боюсь зацепить и ее руку заодно.
- А ну успокойся! - рявкаю на нее, - если сейчас не перестанешь дергаться - сразу под меня ляжешь!
Только вы не подумайте ничего такого. Не собирался я исполнять угроз! Просто прикрикнул, чтобы слушалась.
Какими глазищами она на меня посмотрела! Мне даже стыдно стало...
- Да не буду я тебя трогать, только веревку разрежу. Чтобы ты тихо - мирно домой пошла. Хорошо?
А какие слезы по ее щекам текут! Прозрачные, крупные. Красота!
- Хо-о-ро-шо... - заикается бедняга.
Ладно, придется убирать с себя весь ужас. И следующую попытку развязать веревки я делаю уже в почти человеческом облике. Теперь девчонка не дергается и я благополучно освобождаю ее.
Протягиваю ей еще один подобранный с полу плащ. Она берет его, а потом говорит почти смущенно:
- Да у меня тут одежда недалеко.
- Прекрасно, - говорю, - одевайся - и брысь отсюда!
Она опасливо на меня поглядывает, пока я жду, когда она оденется и покинет поле боя. Усаживаюсь на алтарь и оглядываю часовенку еще раз.
- Где я вообще? - спрашиваю от нечего делать.
- В Нижнем Новгороде, - отвечает девчонка.
Одевшись, подходит ко мне уже не так боязливо:
- А ты - правда, дьявол?
- Самый настоящий, - киваю который уже раз.
Лицо девчонки находится на одном уровне с моим, потому что она уже обулась, а я наоборот, присел на алтарь.
Она совсем близко ко мне подходит, смотрит во все глаза.
- Это невозможно, - говорит, - я не верила, что дьявол существует.
Пожимаю плечами:
- Ну, теперь будешь знать, что существует. И даже наблюдает за человеческими поступками. За твоими в том числе. И если что не так - сразу наказывает.
- А ты симпатичный, - внезапно выдает это существо, только что бывшее смертельно напуганным. А что вы хотите - она девушка, и присутствие любого представителя мужского полу действует на нее определенным образом, то есть - взбадривает.
- Я каким угодно могу быть, сама видела, - отрезаю довольно-таки сурово.
- Таким ты мне больше нравишься.
- Ты уже оделась? - спрашиваю, направляя ее мысли в нужное русло.
Не хватало еще, чтобы девочка вознамерилась приобрести себе демонического возлюбленного. Я - не твой уровень, малышка.
- Оделась.
- Ну, так и топай отсюда к папе с мамой.
- А почему ты так ведешь себя при даме?
Охренеть! Рановато я убрал свои адские причиндалы, если эта "дама" позволяет себе такие вольности.
- Потому что, деточка, я - таки дьявол, и не советую меня злить! - заявляю довольно злобно.
- Ты добрый, - говорит она, - ты меня домой проводишь?
Вот это дела! Вот что значит - обойтись без жестокостей!
- Я почти голый, - поскольку больше сказать нечего, говорю то, что думаю.
- Ничего, - она уже улыбается, - тут много одежды осталось, чьи-нибудь джинсы тебе наверняка подойдут.
Она в целом права. Тут неизвестно сколько добираться до ее дома, а на дворе - глухая ночь. Ворчу, но одеваюсь и обуваюсь. Теперь приходится следить за пламенем под кожей, чтобы одежду не спалило.
Выходим из часовни, вокруг темнота и полная тишина, местечко заброшенное, и никто из приятелей-сатанистов не решился вернуться и проверить, что случилось с девушкой на кресте. Сатанисты-эгоисты.
Довожу девчонку до дома и планирую без лишних разговоров удалиться. Не тут-то было...
У девочкиного подъезда ее ждет парень. М-да... Интересно, чего он будет делать?
- Это что такое? - хмуро спрашивает парень.
А ну-ка, ну-ка, посмотрим... судя по всему, парень не в курсе, куда ходит девочка и чем занимается по ночам. Что сейчас будет плести наша детка?
- Это... это... Дэмьен... его так зовут...
Едва удерживаюсь, чтобы не захохотать. Да, думаю, Дэмьен, ребенок Розмари... то бишь, по книге - мой собственный сын. Даже в Нижнем Новгороде читают подобное?
- Ну, здорово, Дэмьен... - недобро цедит парень, - и откуда ты взялся?
- Издалека, - отвечаю.
- И пойдешь ты сейчас, наверно, тоже далеко, - он почти угрожает.
Девчонка понимает, что происходит на ее глазах, отчего эти самые глаза лезут буквально ей на лоб. Правильно лезут. Вот сейчас из-за ее глупости парень рискует погибнуть - только потому, что она ходит на сатанинские мессы и предлагает дьяволу проводить себя до дому. Страх ее, вероятно, велик, но и парень ей, видимо, дорог. Она не дает мне ответить, выскакивает между мной и парнем, цепляется за его руки и начинает молоть чушь:
- Сенечка, пожалуйста, не надо грубить! Я была у подружки, а Дэмьен - ее знакомый, зашел в гости, а я видишь, как допоздна засиделась, вот он меня и проводил. Человек времени своего не пожалел, а ты тут начинаешь...
- Не тараторь, все я понимаю! Трубку ты не берешь, по ночам тебя дома нет, а когда я прихожу незапланированно - тебя провожает какой-то Дэмьен! Уж не звездела бы!
- Все, хватит! - с нажимом говорю я, - не шумите, надоели!
- Эт-то что такое? - еще сильнее заводится парень и делает те два шага в мою сторону, что нас разделяли.
- Сенечка, не надо! - пищит девчонка.
Я смотрю в его глаза и даю ему на пробу немножко той бездны, что колышется за моей спиной - немножко моей памяти.
И говорю, насмешливо растягивая слова:
- Се-енечка, не на-а-адо...
И Сенечка затыкается. Его глаза широко распахиваются, а он медленно отступает назад... испугался мальчик. И где-то там в темноте он натыкается на скамейку и тяжело опускается на нее. Плетью обуха не перешибешь. Да и откуда тут взяться плети?
- Простите его, Повелитель! - девчонка падает передо мной на колени.
- Прощаю, - развязным тоном заявляю я, - но если хоть раз замечу в грязных делах - плохо будет и тебе, и ему. Я тебе не добрый ангел, чтобы постоянно прощать! Я - дьявол! Моя задача - казнить!
28.
В следующую секунду открываю глаза и обнаруживаю себя лежащим на полу в ванной. Еще через секунду дверь распахивается и внутрь врываются оба пришельца.
- Что тут происходит? - с ходу рычит Ио.
- Все в порядке! - сажусь и поднимаю вверх руки, вроде как сдаюсь снова, - я посетил черную мессу в мою честь, только и всего.
- Что за бред?
- Сатанисты, - поясняю я, - это такие люди, которые мне поклоняются. Я их об этом не просил. Но у людей вечно едет крыша, то на одном, то на другом. Им нужно увлекаться чем-то, а мистика - это так соблазнительно! Вот они и придумали поклоняться дьяволу.
- Люцифер, почему ты вечно говоришь не о том, о чем у тебя спрашивают?
- Ты спросила - что за бред, вот я и рассказываю.
- Ты прекрасно понимаешь, что я хотела спросить на самом деле!
- Не понимаю! Хотела спросить - спрашивай!
- Ладно, - вдруг успокаивается Ио, - я тебя предупреджаю - еще одно внезапное исчезновение - и тебе же будет хуже! Поверь, ты еще не со всеми нашими возможностями познакомился.
Наутро нас разбудил Фэриен. Добытчик информации. Попивая кофе, он зачитывал вчерашние милицейские сводки и местами похохатывал. Потому что наша троица числилась подозреваемыми в последнем убийстве. А также в подделке удостоверений работников прокуратуры. Кое-кто из высокого правоохранительного начальства подумывал, что нас следует подозревать во всей серии убийств. Ну, наконец-то человечество подозревает Люцифера в совершении убийств! С особым удовольствием он зачитывал наши приметы.
Может, стоит ждать ареста и обыска? Мы же совсем и не скрываемся, не меняем внешность и ведем себя довольно заметно. Все-таки зря я фантазировал по поводу моей явки с повинной. Накаркал, наверно.
Естественно, пришельцы не приняли во внимание возможность облавы и... оказались правы. Наверно, среди работников гостиницы не было осведомителей.
Я слушаю эти разговоры вполуха. Потому что мне не слушать надо, а думать. Чего я, собственно, тяну? На что надеюсь? На то, что проблему разрешит кто-то за меня? И таким образом снимет с меня ответственность? С чего бы это кому-то оказывать мне поблажки? Кому-то... можно подумать, я не знаю, кому... конечно, Богу. Это он меня поставил перед таким жестким выбором. Нет, я не прав. Откуда было ему знать, что мне будет тяжело решиться на ее убийство? Ха! Оттуда, что он БОГ! Это его работа, это его дар - знать все заранее! Я никогда не мог этого осознать и понять - как же так, у смертных всегда есть выбор - а ОН знает, каким именно этот выбор окажется. Разве так бывает? Разве это можно совместить? Где здесь свобода выбора, если результат заранее известен?
Это значит, ОН уже знает, что именно я выберу, что сделаю. Какой тогда смысл в моих терзаниях? Доведи мне свою волю - я ее исполню. Хоть раз за все эти долгие тысячелетия - яви мне свое мнение - и я подчинюсь! Скажи мне хоть слово! Ну, что тебе стоит? Разве я был плохим слугой? Ведь всего раз посмел возразить! Или... это наконец-то меня настигло ТВОЕ наказание? Не только быть вышвырнутым из рая, но и - стать причиной гибели созданного ТОБОЮ мира? И все это - только за мою гордыню? Нет, этого не может быть... я того не стою... это несравнимо. Тогда - почему теперь все зависит от меня? Неужели мне вправду предоставлен шанс оправдаться? Но почему - таким образом?
Господи, отец мой небесный, даже если ты не хочешь меня слышать - ты не можешь меня не слышать! Я не помощи прошу и не жалости - я признаю, что недостоин! Мне не справиться с этой ношей! Господи, этот крест - не по мне! Неужели ты не видишь? Чего ты от меня хочешь?
Не могу больше об этом думать, мне больно!!!
Но и перестать думать тоже не могу, мыслям, как и сердцу, не прикажешь.
Без аппетита поглощаю завтрак, не чувствуя вкуса блюд, и в таком же отрешенном состоянии сваливаюсь на диван в гостиной. Мое состояние близко к тому, в каком я обычно веду поиск, поэтому пришельцы уважительно на меня поглядывают и на время оставляют в покое. Я, между прочим, тоже никого не трогаю. Просто разваливаюсь на диване и пытаюсь чем-либо занять себя и отвлечься от тяжелых дум.
Ио собирается то ли к парикмахеру, то ли к стилисту, то ли к визажисту, короче, к какому-то специалисту наверняка сложной ориентации, и уходит в приподнятом настроении. А Фэриен с ней не уходит. Остается в номере. Меня стеречь. Он начинает приставать с вопросами:
- Может, ты поговоришь со мной?
- М-м?
Он улыбается:
- Я не только сексуально озабоченное животное... я могу тебя понять. О чем ты думаешь?
Ага, так я тебе и сказал! А если и, правда, сказать: "А думаю я, "милый", о том, как тебя объе...ать в некотором другом, не в постельном, смысле. А так сказать, по жизни. Я думаю о том, как разрушить твои планы с наименьшими потерями". Вот он обрадуется! Моей откровенности и желанию "излить ему душу"! Подставляй, Фэриен, я тебе изолью! Подставляй, чего не жалко!
Вместо всего вышеперечисленного, усмехнувшись своим мыслям, говорю кратко:
- Ни о чем.
Он стремительно, по-кошачьему гибко опрокидывает меня на спину, придавливая собой, приближает ко мне вплотную свое лицо, всматривается в меня и досадливо бормочет:
- Если бы я мог забраться в твою голову!
- Обойдешься! - отвечаю я.
- Это необходимо, - серьезно и откровенно отвечает он, - я хочу проникнуть глубже, хочу познать тебя всего, и в первую очередь - твои мысли. Я чувствую - что-то в тебе бродит, что-то ты замышляешь. Ты ведешь какую-то свою игру...
- А ты - нет?
Наши взгляды скрещиваются, словно шпаги. У него - своя правда, у меня - своя. Он ищет во мне слабину, как прорастающая травинка ищет крохотную трещинку в асфальте, чтобы пролезть в нее и в конечном итоге постоянным, всевозрастающим напором взломать асфальт!
Господи, во мне этих трещинок - навалом, их много, как ни в ком другом! Как мне выстоять?
Открывается дверь, и является Ио. Обновленная то ли парикмахером, то ли стилистом, то ли визажистом. Но явно необычной ориентации, поскольку выглядит она очень гламурно. Вызывающе, агрессивно и полуобнаженно. Волосы заколоты эксклюзивно, поскольку местами пряди торчат из прически так, будто она уже дня два с этой прической ходит. Это и называется "эксклюзив", это и является шедевром работы любого уважающего себя парикмахера - уложить волосы так, чтобы создавалось впечатление, что ты только что из стога сена вылез. В отношении к Ио - вылезла. Ее платье тоже выглядит так, будто его немножко изорвали в хаотичном беспорядке. Красота - страшная сила!
- М-м, - мурлычет она, - мальчики, да я вижу, вы уже развлекаетесь?
- Развлеклись, - уточняю я, обрывая ее сладкие мысли. И спихиваю с себя Фэриена.
- Как я выгляжу? - она крутится перед нами, обольстительно улыбаясь.
- Потрясающе, - бурчу в ответ.
Я не сказал "хорошо", я сказал "потрясающе", потому как потрясения бывают разные, и не всегда положительные.
Ио смотрит на меня совсем недобро, сощуривается:
- Ты слишком независим... ты мне не нравишься.
Да я тоже от тебя отнюдь не в восторге, думаю я.
- Ты вполне способен что-нибудь скрывать, - медленно говорит она, - пора узнать, о чем ты думаешь.
Не понимаю, о чем она говорит, но ее слова меня пугают. Если она проникнет в мои планы - моя игра проиграна!
Она раскладывает мои руки в стороны и ложится на меня грудью.
Я усмехаюсь - все-таки опять секс?
А потом мое тело пронзает дикая, зубодробительная боль, сравнимая разве что с болью от тысяч ядовитых иголок, впившихся во все мое тело! Я судорожно вдыхаю, и меня трясет, как от удара током. Боль продолжает вливаться в меня, ее тело - источник боли - жжет меня, как раскаленный металл. Я пытаюсь ее с себя скинуть, и мне это почти удается, но, когда вижу, что вместе с нею приподнимается и моя кожа, уже сплавившаяся с ее, последние силы покидают меня.
Она срастается со мной, прорастает в мое тело! Я вижу, что ее грудь и живот уже наполовину скрылись в моей плоти, вонзая боль глубже и глубже в меня. Как будто... как будто меня придавливает раскаленной плитой, сжигающей меня заживо.
От болевого шока мысли путаются, и мне кажется, что по венам, уже захваченным ею, в меня поступает яд. Или наркотик, дурманящий голову. Мои мысли обретают форму. Их можно увидеть... можно пролистать назад, день за днем, все шесть тысячелетий моей памяти! Нельзя этого допустить!
Отворачиваюсь от приближающегося ко мне ее лица и вижу, что мою левую руку уже полностью заняла ее рука. Моя рука длиннее, чем ее - потому выглядит лишь перчаткой для ее руки.
"Мне нельзя этого допустить! - думаю я, и вижу эту мысль в виде тревожно гудящего колокола, - мне нужна помощь!"
- Уже жалеешь? - спрашивает меня Ио, ее щека почти любовно прижимается к моей - и я получаю новую порцию боли. Ее лицо ближе, ближе... еще ближе... оно уже начинает погружаться в мое.
"Кто-нибудь! - думаю я, - отзовитесь хоть кто-нибудь! Гавриил!"
"Все нормально, держись!" - откликается он.
Тело Ио полностью внутри меня, но ее голова проникла только на сантиметр или два.
А я держусь. Разрываемый болью и отравленный дурманом, с видениями, проносящимися перед затуманенными глазами, пронзаемый судорогами, как молниями, я держусь, потому что должен!
Ио рычит что-то на непонятном мне языке, и Фэриен бесплотной тенью скользит в нее, сливаясь с ней и со мной, и она становится сильнее. И с новой яростью давит на меня.
Я лежу, мои руки раскинуты крестом, и во мне ворочается эта жуткая тварь.
"Терпи", - опять слышу голос Гавриила.
Мне тяжело, эта пытка длится дольше, чем я могу выдержать, но я умудряюсь даже сжать в кулак захваченную левую руку.
И тогда пришелец наконец-то отпускает меня. С гневным ропотом на своем языке чудовище откатывается в сторону, и краем глаза я вижу, на что оно похоже. Но объяснить вам этого не смогу. Не было на земле такого существа. И я все еще надеюсь, что и не будет.
Спустя мгновение уже на могу вспомнить, что именно видел, а оно разделяется на два - на Ио и Фэриена.
"Спасибо", - мысленно шепчу Гавриилу.
"Отработаешь!" - слышу улыбку в его ответе, - я, кстати, почти не помогал тебе. Ты справился сам".
И я чувствую, что он меня оставляет. И усмехаюсь своим мыслям о том, что моя бедная голова - это место встречи... вот только сейчас туда рвалось чуждое существо, и присутствовал архангел.
Я слабо отворачиваюсь от моих палачей и закрываю глаза. Спать...
Они ходят кругами у кровати, вокруг меня, и переговариваются по-своему. Я понимаю, что они даже и не переговариваются, а это он, пришелец, думает вслух.
Пусть думает лучше! Пусть знает, что меня непросто сломать!
После этой неудачной для Ио и Фэриена попытки проникнуть в мою память те странные противоречивые отношения, что установились между нами в последнее время, испортились окончательно.
Потому что они уверились в том, что я не так-то прост, и ожидать от меня можно всякого.
Каждую минуту я ждал угрозы уничтожить меня, если я сейчас же не найду Энжи или тем более откажусь драться с ней.
В конце концов, дождался.
Ио, тяжело дыша скорее всего от гнева, нависла над креслом, в котором я в данный момент сидел, схватила меня за плечо, вспарывая ногтями кожу, глубоко проникая в мышцы, и не терпящим возражений голосом заявила:
- Я даю тебе неделю, Люцифер! С этого момента - семь дней и семь ночей. Этого хватило твоему Господу, чтобы создать этот убогий мир, этого тем более должно хватить тебе, чтобы найти девчонку и сразиться с ней! Если неделя пройдет, а ты будешь так же тупо сидеть в кресле - ты умрешь! - ее голос переходит в крик, - Ты меня понял?
- Да, - отвечаю.
Спокойно отвечаю, чтобы не злить ее. Я вижу, что она на пределе.
Она отнимает руку от моего израненного плеча, видит кровь на своих пальцах, больше похожих сейчас на сведенные злобной судорогой крючья, и брезгливо держа руку подальше от своего платья, уходит в ванну - смыть мою кровь.
Опять одежда испорчена!
Ко мне подходит Фэриен. Как вы мне надоели! Оба!
- Тебе чего? - рычу я, - Второе плечо подставить?
Он робко улыбается:
- Ты не злись на нее... на нас... мы устали не меньше, чем ты...
- Так и убирались бы отсюда!
- Ты пойми... я и о тебе думаю тоже...
Ой, смешно! Они решили сыграть в "плохого и хорошего полицейского"?
- Да? И как же ты обо мне думаешь?
- Я помогу тебе справиться с Анжелой. Правда, я могу помочь!
- Я тебе не верю!
Фэриен наклоняется к самому моему уху, и его голос понижается до шепота:
- Лично мне более симпатичен ты, чем она, Анжела. Я хочу, чтобы победил ты... понимаю, о чем ты думаешь, ты правильно об этом думаешь. Нам нужен тот из вас, кто окажется более сильным. И в любом случае - одолеет ли она тебя или ты - ее, в любом случае победитель получит в довесок к силе - цепь. Ио все равно, кто это будет, ее цель - свести вас вместе и заставить биться, а мне не все равно!
Вероятно, он видит, с каким выражением я на него смотрю, потому что торопится добавить-дошептать:
- Нет-нет... она меня сейчас не слышит... мы не совсем - одно целое... считай, что у пришельца - как бы шизофрения, понимаешь?
Я понимаю, что, наверно, у меня у самого скоро начнется шизофрения.
Отчаявшись, видя в моих глазах недоверие, он добавляет:
- Чтобы быть одним, нужно наше обоюдное волеизъявление. Да просто природа у нас совсем другая! Ты можешь говорить со мной, а она об этом не узнает, если я не захочу!
- А как же "глубокое проникновение"?
- Меня она такому не подвергнет! Она постоянно доминирует и командует, она меня тоже иногда выводит! Мы как сиамские близнецы - и не можем друг без друга, и, бывает, раздражаем один другого. У нас сложная природа, Люцифер, тебе не понять! И объяснять долго.
Он присаживается на подлокотник кресла:
- Хочу, чтобы ты знал - я на твоей стороне! И хочу, чтобы ты - выжил! Я могу тебе помочь, если ты будешь со мной откровенен.
Я усмехаюсь:
- Ты можешь доказать, что Ио тебя не слышит?
Он замолкает. Он знает, что не может этого доказать. Я уже знаю об их телепатической связи, и знаю, что она может подключиться к любой его игре, лишь бы выведать мои тайны.
- Ты мне не веришь, - констатирует он.
- Какой ты умный мальчик! - иронизирую я.
- Что тут происходит? - с ходу рычит Ио.
- Все в порядке! - сажусь и поднимаю вверх руки, вроде как сдаюсь снова, - я посетил черную мессу в мою честь, только и всего.
- Что за бред?
- Сатанисты, - поясняю я, - это такие люди, которые мне поклоняются. Я их об этом не просил. Но у людей вечно едет крыша, то на одном, то на другом. Им нужно увлекаться чем-то, а мистика - это так соблазнительно! Вот они и придумали поклоняться дьяволу.
- Люцифер, почему ты вечно говоришь не о том, о чем у тебя спрашивают?
- Ты спросила - что за бред, вот я и рассказываю.
- Ты прекрасно понимаешь, что я хотела спросить на самом деле!
- Не понимаю! Хотела спросить - спрашивай!
- Ладно, - вдруг успокаивается Ио, - я тебя предупреджаю - еще одно внезапное исчезновение - и тебе же будет хуже! Поверь, ты еще не со всеми нашими возможностями познакомился.
Наутро нас разбудил Фэриен. Добытчик информации. Попивая кофе, он зачитывал вчерашние милицейские сводки и местами похохатывал. Потому что наша троица числилась подозреваемыми в последнем убийстве. А также в подделке удостоверений работников прокуратуры. Кое-кто из высокого правоохранительного начальства подумывал, что нас следует подозревать во всей серии убийств. Ну, наконец-то человечество подозревает Люцифера в совершении убийств! С особым удовольствием он зачитывал наши приметы.
Может, стоит ждать ареста и обыска? Мы же совсем и не скрываемся, не меняем внешность и ведем себя довольно заметно. Все-таки зря я фантазировал по поводу моей явки с повинной. Накаркал, наверно.
Естественно, пришельцы не приняли во внимание возможность облавы и... оказались правы. Наверно, среди работников гостиницы не было осведомителей.
Я слушаю эти разговоры вполуха. Потому что мне не слушать надо, а думать. Чего я, собственно, тяну? На что надеюсь? На то, что проблему разрешит кто-то за меня? И таким образом снимет с меня ответственность? С чего бы это кому-то оказывать мне поблажки? Кому-то... можно подумать, я не знаю, кому... конечно, Богу. Это он меня поставил перед таким жестким выбором. Нет, я не прав. Откуда было ему знать, что мне будет тяжело решиться на ее убийство? Ха! Оттуда, что он БОГ! Это его работа, это его дар - знать все заранее! Я никогда не мог этого осознать и понять - как же так, у смертных всегда есть выбор - а ОН знает, каким именно этот выбор окажется. Разве так бывает? Разве это можно совместить? Где здесь свобода выбора, если результат заранее известен?
Это значит, ОН уже знает, что именно я выберу, что сделаю. Какой тогда смысл в моих терзаниях? Доведи мне свою волю - я ее исполню. Хоть раз за все эти долгие тысячелетия - яви мне свое мнение - и я подчинюсь! Скажи мне хоть слово! Ну, что тебе стоит? Разве я был плохим слугой? Ведь всего раз посмел возразить! Или... это наконец-то меня настигло ТВОЕ наказание? Не только быть вышвырнутым из рая, но и - стать причиной гибели созданного ТОБОЮ мира? И все это - только за мою гордыню? Нет, этого не может быть... я того не стою... это несравнимо. Тогда - почему теперь все зависит от меня? Неужели мне вправду предоставлен шанс оправдаться? Но почему - таким образом?
Господи, отец мой небесный, даже если ты не хочешь меня слышать - ты не можешь меня не слышать! Я не помощи прошу и не жалости - я признаю, что недостоин! Мне не справиться с этой ношей! Господи, этот крест - не по мне! Неужели ты не видишь? Чего ты от меня хочешь?
Не могу больше об этом думать, мне больно!!!
Но и перестать думать тоже не могу, мыслям, как и сердцу, не прикажешь.
Без аппетита поглощаю завтрак, не чувствуя вкуса блюд, и в таком же отрешенном состоянии сваливаюсь на диван в гостиной. Мое состояние близко к тому, в каком я обычно веду поиск, поэтому пришельцы уважительно на меня поглядывают и на время оставляют в покое. Я, между прочим, тоже никого не трогаю. Просто разваливаюсь на диване и пытаюсь чем-либо занять себя и отвлечься от тяжелых дум.
Ио собирается то ли к парикмахеру, то ли к стилисту, то ли к визажисту, короче, к какому-то специалисту наверняка сложной ориентации, и уходит в приподнятом настроении. А Фэриен с ней не уходит. Остается в номере. Меня стеречь. Он начинает приставать с вопросами:
- Может, ты поговоришь со мной?
- М-м?
Он улыбается:
- Я не только сексуально озабоченное животное... я могу тебя понять. О чем ты думаешь?
Ага, так я тебе и сказал! А если и, правда, сказать: "А думаю я, "милый", о том, как тебя объе...ать в некотором другом, не в постельном, смысле. А так сказать, по жизни. Я думаю о том, как разрушить твои планы с наименьшими потерями". Вот он обрадуется! Моей откровенности и желанию "излить ему душу"! Подставляй, Фэриен, я тебе изолью! Подставляй, чего не жалко!
Вместо всего вышеперечисленного, усмехнувшись своим мыслям, говорю кратко:
- Ни о чем.
Он стремительно, по-кошачьему гибко опрокидывает меня на спину, придавливая собой, приближает ко мне вплотную свое лицо, всматривается в меня и досадливо бормочет:
- Если бы я мог забраться в твою голову!
- Обойдешься! - отвечаю я.
- Это необходимо, - серьезно и откровенно отвечает он, - я хочу проникнуть глубже, хочу познать тебя всего, и в первую очередь - твои мысли. Я чувствую - что-то в тебе бродит, что-то ты замышляешь. Ты ведешь какую-то свою игру...
- А ты - нет?
Наши взгляды скрещиваются, словно шпаги. У него - своя правда, у меня - своя. Он ищет во мне слабину, как прорастающая травинка ищет крохотную трещинку в асфальте, чтобы пролезть в нее и в конечном итоге постоянным, всевозрастающим напором взломать асфальт!
Господи, во мне этих трещинок - навалом, их много, как ни в ком другом! Как мне выстоять?
Открывается дверь, и является Ио. Обновленная то ли парикмахером, то ли стилистом, то ли визажистом. Но явно необычной ориентации, поскольку выглядит она очень гламурно. Вызывающе, агрессивно и полуобнаженно. Волосы заколоты эксклюзивно, поскольку местами пряди торчат из прически так, будто она уже дня два с этой прической ходит. Это и называется "эксклюзив", это и является шедевром работы любого уважающего себя парикмахера - уложить волосы так, чтобы создавалось впечатление, что ты только что из стога сена вылез. В отношении к Ио - вылезла. Ее платье тоже выглядит так, будто его немножко изорвали в хаотичном беспорядке. Красота - страшная сила!
- М-м, - мурлычет она, - мальчики, да я вижу, вы уже развлекаетесь?
- Развлеклись, - уточняю я, обрывая ее сладкие мысли. И спихиваю с себя Фэриена.
- Как я выгляжу? - она крутится перед нами, обольстительно улыбаясь.
- Потрясающе, - бурчу в ответ.
Я не сказал "хорошо", я сказал "потрясающе", потому как потрясения бывают разные, и не всегда положительные.
Ио смотрит на меня совсем недобро, сощуривается:
- Ты слишком независим... ты мне не нравишься.
Да я тоже от тебя отнюдь не в восторге, думаю я.
- Ты вполне способен что-нибудь скрывать, - медленно говорит она, - пора узнать, о чем ты думаешь.
Не понимаю, о чем она говорит, но ее слова меня пугают. Если она проникнет в мои планы - моя игра проиграна!
Она раскладывает мои руки в стороны и ложится на меня грудью.
Я усмехаюсь - все-таки опять секс?
А потом мое тело пронзает дикая, зубодробительная боль, сравнимая разве что с болью от тысяч ядовитых иголок, впившихся во все мое тело! Я судорожно вдыхаю, и меня трясет, как от удара током. Боль продолжает вливаться в меня, ее тело - источник боли - жжет меня, как раскаленный металл. Я пытаюсь ее с себя скинуть, и мне это почти удается, но, когда вижу, что вместе с нею приподнимается и моя кожа, уже сплавившаяся с ее, последние силы покидают меня.
Она срастается со мной, прорастает в мое тело! Я вижу, что ее грудь и живот уже наполовину скрылись в моей плоти, вонзая боль глубже и глубже в меня. Как будто... как будто меня придавливает раскаленной плитой, сжигающей меня заживо.
От болевого шока мысли путаются, и мне кажется, что по венам, уже захваченным ею, в меня поступает яд. Или наркотик, дурманящий голову. Мои мысли обретают форму. Их можно увидеть... можно пролистать назад, день за днем, все шесть тысячелетий моей памяти! Нельзя этого допустить!
Отворачиваюсь от приближающегося ко мне ее лица и вижу, что мою левую руку уже полностью заняла ее рука. Моя рука длиннее, чем ее - потому выглядит лишь перчаткой для ее руки.
"Мне нельзя этого допустить! - думаю я, и вижу эту мысль в виде тревожно гудящего колокола, - мне нужна помощь!"
- Уже жалеешь? - спрашивает меня Ио, ее щека почти любовно прижимается к моей - и я получаю новую порцию боли. Ее лицо ближе, ближе... еще ближе... оно уже начинает погружаться в мое.
"Кто-нибудь! - думаю я, - отзовитесь хоть кто-нибудь! Гавриил!"
"Все нормально, держись!" - откликается он.
Тело Ио полностью внутри меня, но ее голова проникла только на сантиметр или два.
А я держусь. Разрываемый болью и отравленный дурманом, с видениями, проносящимися перед затуманенными глазами, пронзаемый судорогами, как молниями, я держусь, потому что должен!
Ио рычит что-то на непонятном мне языке, и Фэриен бесплотной тенью скользит в нее, сливаясь с ней и со мной, и она становится сильнее. И с новой яростью давит на меня.
Я лежу, мои руки раскинуты крестом, и во мне ворочается эта жуткая тварь.
"Терпи", - опять слышу голос Гавриила.
Мне тяжело, эта пытка длится дольше, чем я могу выдержать, но я умудряюсь даже сжать в кулак захваченную левую руку.
И тогда пришелец наконец-то отпускает меня. С гневным ропотом на своем языке чудовище откатывается в сторону, и краем глаза я вижу, на что оно похоже. Но объяснить вам этого не смогу. Не было на земле такого существа. И я все еще надеюсь, что и не будет.
Спустя мгновение уже на могу вспомнить, что именно видел, а оно разделяется на два - на Ио и Фэриена.
"Спасибо", - мысленно шепчу Гавриилу.
"Отработаешь!" - слышу улыбку в его ответе, - я, кстати, почти не помогал тебе. Ты справился сам".
И я чувствую, что он меня оставляет. И усмехаюсь своим мыслям о том, что моя бедная голова - это место встречи... вот только сейчас туда рвалось чуждое существо, и присутствовал архангел.
Я слабо отворачиваюсь от моих палачей и закрываю глаза. Спать...
Они ходят кругами у кровати, вокруг меня, и переговариваются по-своему. Я понимаю, что они даже и не переговариваются, а это он, пришелец, думает вслух.
Пусть думает лучше! Пусть знает, что меня непросто сломать!
После этой неудачной для Ио и Фэриена попытки проникнуть в мою память те странные противоречивые отношения, что установились между нами в последнее время, испортились окончательно.
Потому что они уверились в том, что я не так-то прост, и ожидать от меня можно всякого.
Каждую минуту я ждал угрозы уничтожить меня, если я сейчас же не найду Энжи или тем более откажусь драться с ней.
В конце концов, дождался.
Ио, тяжело дыша скорее всего от гнева, нависла над креслом, в котором я в данный момент сидел, схватила меня за плечо, вспарывая ногтями кожу, глубоко проникая в мышцы, и не терпящим возражений голосом заявила:
- Я даю тебе неделю, Люцифер! С этого момента - семь дней и семь ночей. Этого хватило твоему Господу, чтобы создать этот убогий мир, этого тем более должно хватить тебе, чтобы найти девчонку и сразиться с ней! Если неделя пройдет, а ты будешь так же тупо сидеть в кресле - ты умрешь! - ее голос переходит в крик, - Ты меня понял?
- Да, - отвечаю.
Спокойно отвечаю, чтобы не злить ее. Я вижу, что она на пределе.
Она отнимает руку от моего израненного плеча, видит кровь на своих пальцах, больше похожих сейчас на сведенные злобной судорогой крючья, и брезгливо держа руку подальше от своего платья, уходит в ванну - смыть мою кровь.
Опять одежда испорчена!
Ко мне подходит Фэриен. Как вы мне надоели! Оба!
- Тебе чего? - рычу я, - Второе плечо подставить?
Он робко улыбается:
- Ты не злись на нее... на нас... мы устали не меньше, чем ты...
- Так и убирались бы отсюда!
- Ты пойми... я и о тебе думаю тоже...
Ой, смешно! Они решили сыграть в "плохого и хорошего полицейского"?
- Да? И как же ты обо мне думаешь?
- Я помогу тебе справиться с Анжелой. Правда, я могу помочь!
- Я тебе не верю!
Фэриен наклоняется к самому моему уху, и его голос понижается до шепота:
- Лично мне более симпатичен ты, чем она, Анжела. Я хочу, чтобы победил ты... понимаю, о чем ты думаешь, ты правильно об этом думаешь. Нам нужен тот из вас, кто окажется более сильным. И в любом случае - одолеет ли она тебя или ты - ее, в любом случае победитель получит в довесок к силе - цепь. Ио все равно, кто это будет, ее цель - свести вас вместе и заставить биться, а мне не все равно!
Вероятно, он видит, с каким выражением я на него смотрю, потому что торопится добавить-дошептать:
- Нет-нет... она меня сейчас не слышит... мы не совсем - одно целое... считай, что у пришельца - как бы шизофрения, понимаешь?
Я понимаю, что, наверно, у меня у самого скоро начнется шизофрения.
Отчаявшись, видя в моих глазах недоверие, он добавляет:
- Чтобы быть одним, нужно наше обоюдное волеизъявление. Да просто природа у нас совсем другая! Ты можешь говорить со мной, а она об этом не узнает, если я не захочу!
- А как же "глубокое проникновение"?
- Меня она такому не подвергнет! Она постоянно доминирует и командует, она меня тоже иногда выводит! Мы как сиамские близнецы - и не можем друг без друга, и, бывает, раздражаем один другого. У нас сложная природа, Люцифер, тебе не понять! И объяснять долго.
Он присаживается на подлокотник кресла:
- Хочу, чтобы ты знал - я на твоей стороне! И хочу, чтобы ты - выжил! Я могу тебе помочь, если ты будешь со мной откровенен.
Я усмехаюсь:
- Ты можешь доказать, что Ио тебя не слышит?
Он замолкает. Он знает, что не может этого доказать. Я уже знаю об их телепатической связи, и знаю, что она может подключиться к любой его игре, лишь бы выведать мои тайны.
- Ты мне не веришь, - констатирует он.
- Какой ты умный мальчик! - иронизирую я.