Пока в кабинете Мухомора шло бурное обсуждение, что имел в виду Максимов, на дежурный пульт пожарной станции поступило сообщение о пожаре в Двенадцатом отделении милиции. Причиной сигнала стал дым в кабинете Петренко, из-за которого сработала аварийная сигнализация.
Бригада пожарных во главе с бригадиром Дмитрием Васарским срочно выехала на Восемнадцатую линию Васильевского острова. Красная машина понеслась по городу, воя на ходу и не реагируя на запретительные сигналы светофора.
– Быстрее, быстрее, – подгонял Васарский водителя. – А то на пепелище приедем…
Между тем совещание у Мухомора продолжалось.
– Я вот что думаю, – произнес подполковник. – Он пишет не о нынешних теплых днях, а о позапрошлых.
– Совершенно верно, Юрий Саныч, – сказал Соловец.
– Что это может значить?
– Может быть, что-то связанное с его прошлым?
– Вот и я думаю. Мне известно, что незадолго до того, как его задержали, он вместе с Куликовой отдыхал в Одессе, в Аркадии.
Оперативники переглянулись.
– То есть вы думаете…
– Да, я думаю, не там ли собака зарыта?
– В Одессе сейчас тоже холодно, товарищ подполковник, – заметил Волков.
– Уж теплее, чем здесь, – сказал Дукалис.
– Я когда после задержания допрашивал Максимова, он мне сказал, что рано или поздно опять побывает в Одессе.
– С какого вокзала поезда на Одессу идут? – поинтересовался Дукалис.
– С Витебского, – сказал Соловец. – Каждый день.
– Я считаю, надо сделать вот что. – Мухомор обвел взглядом подчиненных. – Отправляйтесь на вокзал и в аэропорт и выясните, не приобретался ли билет в Одессу на фамилию Веры Куликовой.
– Вы считаете, Максимов поедет в Одессу вместе с Куликовой? – спросил Соловец.
– Я считаю, что она для нас сейчас единственная зацепка.
– Хорошо, Юрий Саныч.
От дыма в горле Мухомора продолжало першить. Кроме того, подполковник чувствовал легкую тяжесть в голове после водки, выпитой вчера на фуршете во Дворце молодежи.
– Налей-ка мне стаканчик воды, – попросил Мухомор Волкова.
Старший лейтенант встал из-за стола и подошел к тумбочке, на которой стояли графин с водой и стаканы. Наполнив стакан до краев, оперативник поставил его на стол перед Мухомором. Вода, плеснувшая через край, оставила на столе мокрый круг. Взяв стакан в руку, подполковник со вздохом взглянул на воду.
– Я ведь уже неоднократно говорил, что мебель боится воды, – сказал Мухомор.
– Простите, Юрий Саныч.
– Да я-то прощу, а что будет со столом?
– В следующий раз буду аккуратнее.
– Если мы так будем себя вести, у нас никакой мебели не останется, ни столов, ни стульев – ничего.
Волков понурил голову.
– Запомните раз и навсегда, – сказал Мухомор, подняв указательный палец, – мебель боится воды!
Того, что случилось в следующее мгновение, не ожидал никто. В ближайшем от Мухомора окне неожиданно появилась пожарная лестница, а еще мгновение спустя возникла голова пожарного в каске. В руках у него был шланг, металлическим наконечником которого он разбил стекло. Мощная струя воды хлынула в кабинет подполковника, сметая все на своем пути.
– Что такое?! – успел крикнуть Мухомор.
– Не волнуйтесь, ребята! – ответил пожарный. – Сейчас потушим!
– Что потушим? – воскликнул Соловец.
– Как что? Пожар!
– Нет здесь пожара! – попытался объяснить Ларин.
Но было уже поздно. Струя воды окатила оперативников, смела все со столов, опрокинула стулья, затушила буржуйку и образовала глубокую лужу на полу. Потеряв дар речи, промокшие до костей милиционеры потрясенно смотрели на устроенный пожарными погром.
23
24
25
Бригада пожарных во главе с бригадиром Дмитрием Васарским срочно выехала на Восемнадцатую линию Васильевского острова. Красная машина понеслась по городу, воя на ходу и не реагируя на запретительные сигналы светофора.
– Быстрее, быстрее, – подгонял Васарский водителя. – А то на пепелище приедем…
Между тем совещание у Мухомора продолжалось.
– Я вот что думаю, – произнес подполковник. – Он пишет не о нынешних теплых днях, а о позапрошлых.
– Совершенно верно, Юрий Саныч, – сказал Соловец.
– Что это может значить?
– Может быть, что-то связанное с его прошлым?
– Вот и я думаю. Мне известно, что незадолго до того, как его задержали, он вместе с Куликовой отдыхал в Одессе, в Аркадии.
Оперативники переглянулись.
– То есть вы думаете…
– Да, я думаю, не там ли собака зарыта?
– В Одессе сейчас тоже холодно, товарищ подполковник, – заметил Волков.
– Уж теплее, чем здесь, – сказал Дукалис.
– Я когда после задержания допрашивал Максимова, он мне сказал, что рано или поздно опять побывает в Одессе.
– С какого вокзала поезда на Одессу идут? – поинтересовался Дукалис.
– С Витебского, – сказал Соловец. – Каждый день.
– Я считаю, надо сделать вот что. – Мухомор обвел взглядом подчиненных. – Отправляйтесь на вокзал и в аэропорт и выясните, не приобретался ли билет в Одессу на фамилию Веры Куликовой.
– Вы считаете, Максимов поедет в Одессу вместе с Куликовой? – спросил Соловец.
– Я считаю, что она для нас сейчас единственная зацепка.
– Хорошо, Юрий Саныч.
От дыма в горле Мухомора продолжало першить. Кроме того, подполковник чувствовал легкую тяжесть в голове после водки, выпитой вчера на фуршете во Дворце молодежи.
– Налей-ка мне стаканчик воды, – попросил Мухомор Волкова.
Старший лейтенант встал из-за стола и подошел к тумбочке, на которой стояли графин с водой и стаканы. Наполнив стакан до краев, оперативник поставил его на стол перед Мухомором. Вода, плеснувшая через край, оставила на столе мокрый круг. Взяв стакан в руку, подполковник со вздохом взглянул на воду.
– Я ведь уже неоднократно говорил, что мебель боится воды, – сказал Мухомор.
– Простите, Юрий Саныч.
– Да я-то прощу, а что будет со столом?
– В следующий раз буду аккуратнее.
– Если мы так будем себя вести, у нас никакой мебели не останется, ни столов, ни стульев – ничего.
Волков понурил голову.
– Запомните раз и навсегда, – сказал Мухомор, подняв указательный палец, – мебель боится воды!
Того, что случилось в следующее мгновение, не ожидал никто. В ближайшем от Мухомора окне неожиданно появилась пожарная лестница, а еще мгновение спустя возникла голова пожарного в каске. В руках у него был шланг, металлическим наконечником которого он разбил стекло. Мощная струя воды хлынула в кабинет подполковника, сметая все на своем пути.
– Что такое?! – успел крикнуть Мухомор.
– Не волнуйтесь, ребята! – ответил пожарный. – Сейчас потушим!
– Что потушим? – воскликнул Соловец.
– Как что? Пожар!
– Нет здесь пожара! – попытался объяснить Ларин.
Но было уже поздно. Струя воды окатила оперативников, смела все со столов, опрокинула стулья, затушила буржуйку и образовала глубокую лужу на полу. Потеряв дар речи, промокшие до костей милиционеры потрясенно смотрели на устроенный пожарными погром.
23
На следующий день оперативникам удалось выяснить, что на ближайший воздушный рейс до Одессы взят билет на имя Веры Куликовой. Было принято решение устроить засаду в аэропорту. Оперативная бригада на «уазике» приехала к зданию аэровокзала за два часа до одесского рейса. В машине находились Петренко, Соловец, Дукалис, Волков и Ларин.
– Приехали, – сказал капитан, когда автомобиль остановился возле входа.
– Выходим, – произнес подполковник.
Покинув машину, милиционеры зашли в помещение. Поднявшись по лестнице, они оказались на втором этаже. Дукалис с грустью посмотрел в сторону буфета.
– Рассредоточимся, – сказал Мухомор. – Я встану возле окошка регистрации.
– А нам куда, Юрий Саныч? – спросил Соловец.
– Вы с Лариным идите в буфет, а Волков и Дукалис останутся в зале. Связь держим по рации.
– Можно мне тоже в буфет? – робко поинтересовался Дукалис.
– Отставить разговоры.
– Есть.
– Выполняйте задание.
– Слушаюсь, товарищ подполковник.
Милиционеры расположились на местах, указанных
Мухомором. Ларин и Соловец подошли к стойке бара и начали изучать меню. Все столики, кроме одного, были заняты. У стойки стояла очередь из трех человек.
– Что будем пить? – спросил коллегу Ларин.
– Я кофе.
– А я, пожалуй, сок. Как думаешь, не могла Куликова решить одна в Одессу слетать?
– Ты бы полетел один зимой в Одессу?
Ларин пожал плечами. Юноша и девушка, стоявшие первыми, купили по бутылке минеральной воды и отошли от стойки. Полный пожилой господин, переминавшийся с ноги на ногу перед оперативниками, начал делать заказ.
– Будьте любезны, – произнес он, – налейте мне кружку пива, дайте салат оливье, порцию сосисок, бутерброд с беконом и пачку сигарет.
– Каких? – спросила девушка за стойкой.
– «Ленинград».
Работница бара начала наливать пиво в кружку.
– Нет, пожалуй, бутерброд не с беконом, а с сыром, – произнес полный господин.
Оперативники терпеливо наблюдали за девушкой, выполнявшей заказ. Получив пиво, закуску и расплатившись, посетитель буфета направился к единственному свободному столику.
– Чашку кофе, – сказал Соловец.
– Стакан томатного сока, – добавил Ларин.
Получив кофе и сок, оперативники расположились возле потягивавшего пиво полного господина.
– Ты чего такой грустный, Андрюха? – спросил Соловец.
– Что теперь с буржуйкой делать будем? Мухомор велел ее убрать из «конторы».
– Отнеси домой.
– У меня квартира и так маленькая. Забери себе на дачу.
– Хорошо, заберу, когда в ближайшее время туда поеду. А пока надо ее в хозчасть оттащить.
– Слава Богу, Мухомор успел квартальный отчет сдать. Он на чернильном принтере отпечатан, от воды превратился бы в одно чернильное пятно.
– Да, глупо с этими пожарными получилось.
– Не то слово.
– Ты не знаешь, здесь курят?
Ларин пожал плечами:
– Боюсь, что нет.
Дукалис и Волков прогуливались по залу.
– Георгич с Лариным небось пивко потягивают, – вздохнул Дукалис.
– Не думаю, – возразил Волков.
– Если бы «контора» была застрахована от наводнения, могли бы немалую страховку получить.
– Это же не наводнение.
– Хуже чем наводнение. Пол еще дня два сохнуть будет.
– Как бы он теперь от холода не замерз.
– Пусть замерзает, станем на коньках кататься.
– А ты умеешь?
– В детстве с родителями ездил в Парк культуры и отдыха. Там раньше дорожки заливали, коньки напрокат давали.
– Не тяжело тебе было кататься? – поинтересовался Волков.
– Это я сейчас толстый, а раньше был стройнее тебя.
– Верится с трудом.
Разговаривая, оперативники продолжали зорко наблюдать за публикой в зале. Вот человек с двумя мощными чемоданами прошел мимо милиционеров. Вот мама с маленькой дочкой не спеша направились в буфет. Вот группа подростков, шумно смеясь, подошла к кабинке регистрации. Жизнь аэропорта текла буднично и неторопливо.
Наконец женский голос по трансляции объявил о начале регистрации пассажиров на одесский рейс. Возле регистрационного окошка выстроилась очередь.
– Внимание, Толян, – сказал Волков,
– Не волнуйся, Слава.
Прошло еще минут пятнадцать, прежде чем в одной из пассажирок, стоявшей в очереди, оперативники узнали Веру Куликову.
– Смотри, Толян. – Волков толкнул локтем Дукалиса.
– Вижу, Слава.
Волков связался по рации с Петренко.
– Юрий Саныч, видим Куликову.
– Она одна?
– Одна.
– Будьте внимательны, где-то рядом должен быть Максимов.
Но Максимов стоял в очереди впереди Куликовой. Из предосторожности любовники решили не идти к самолету вдвоем. Когда оперативники передали подполковнику, что видят Куликову, Максимов уже проходил регистрацию. Он держал в руках паспорт на имя Владимира Сергеевича Пашкова. Багаж преступника составляла небольшая туго набитая сумка. Пройдя регистрацию, Максимов направился в сторону накопителя. Шаг его был уверенным и упругим.
– Максимов, стойте! – вдруг услышал преступник.
Оглянувшись, он увидел Петренко с пистолетом в руке. Несколько мгновений Максимов и Петренко смотрели в глаза друг другу.
– Ты? – произнес преступник.
– Да, я.
– Это первая загадка, которую ты отгадал.
– Для тебя она будет последней.
Максимов усмехнулся.
– Пошли. – Петренко кивнул в сторону зала.
Преступник молча развернулся и сделал пару шагов. Но в следующее мгновение он резко дернулся в сторону и мощным движением руки метнул сумку в подполковника. Удар был настолько сильным, что Мухомор едва устоял на ногах. Мгновения, пока подполковник приходил в себя, хватило, чтобы Максимов в два прыжка достиг лестницы, ведущей вниз, в накопитель.
– Стой! – крикнул Мухомор.
Но Максимов уже бежал, перепрыгивая через ступеньки. Мухомор хотел выстрелить, но в накопителе были люди, с которыми секунду спустя смешался преступник.
– Стой! – еще раз крикнул подполковник, вклиниваясь в толпу.
Максимов выбежал налетное поле. Преступник помчался в сторону самолетного ангара. Миновав накопитель, Мухомор оказался на поле и продолжил преследование. Между ним и Максимовым было около тридцати метров, но это расстояние быстро увеличивалось.
– Стой, стрелять буду! – крикнул милиционер.
Он выстрелил, но промахнулся. Максимов забежал в ангар, ворота которого были распахнуты. Десять секунд спустя к ангару подбежал Мухомор. С пистолетом на изготовку подполковник вошел внутрь. Вдруг из-за створки металлической двери выскочил Максимов. В два прыжка преступник оказался возле милиционера. В руках у него был металлический прут, подобранный на полу ангара. Оставалась доля секунды на размышление. Петренко выстрелил. Пуля, попавшая в грудь Максимову, заставила преступника отшатнуться назад. Несколько секунд он стоял, схватившись за грудь рукой, затем качнулся и упал на спину.
Мухомор подошел к раненому Максимову. Тот лежал с открытыми глазами, сжимая рукой, рану на груди. Подполковник склонился и заглянул ему в глаза. Максимов был мертв.
– Приехали, – сказал капитан, когда автомобиль остановился возле входа.
– Выходим, – произнес подполковник.
Покинув машину, милиционеры зашли в помещение. Поднявшись по лестнице, они оказались на втором этаже. Дукалис с грустью посмотрел в сторону буфета.
– Рассредоточимся, – сказал Мухомор. – Я встану возле окошка регистрации.
– А нам куда, Юрий Саныч? – спросил Соловец.
– Вы с Лариным идите в буфет, а Волков и Дукалис останутся в зале. Связь держим по рации.
– Можно мне тоже в буфет? – робко поинтересовался Дукалис.
– Отставить разговоры.
– Есть.
– Выполняйте задание.
– Слушаюсь, товарищ подполковник.
Милиционеры расположились на местах, указанных
Мухомором. Ларин и Соловец подошли к стойке бара и начали изучать меню. Все столики, кроме одного, были заняты. У стойки стояла очередь из трех человек.
– Что будем пить? – спросил коллегу Ларин.
– Я кофе.
– А я, пожалуй, сок. Как думаешь, не могла Куликова решить одна в Одессу слетать?
– Ты бы полетел один зимой в Одессу?
Ларин пожал плечами. Юноша и девушка, стоявшие первыми, купили по бутылке минеральной воды и отошли от стойки. Полный пожилой господин, переминавшийся с ноги на ногу перед оперативниками, начал делать заказ.
– Будьте любезны, – произнес он, – налейте мне кружку пива, дайте салат оливье, порцию сосисок, бутерброд с беконом и пачку сигарет.
– Каких? – спросила девушка за стойкой.
– «Ленинград».
Работница бара начала наливать пиво в кружку.
– Нет, пожалуй, бутерброд не с беконом, а с сыром, – произнес полный господин.
Оперативники терпеливо наблюдали за девушкой, выполнявшей заказ. Получив пиво, закуску и расплатившись, посетитель буфета направился к единственному свободному столику.
– Чашку кофе, – сказал Соловец.
– Стакан томатного сока, – добавил Ларин.
Получив кофе и сок, оперативники расположились возле потягивавшего пиво полного господина.
– Ты чего такой грустный, Андрюха? – спросил Соловец.
– Что теперь с буржуйкой делать будем? Мухомор велел ее убрать из «конторы».
– Отнеси домой.
– У меня квартира и так маленькая. Забери себе на дачу.
– Хорошо, заберу, когда в ближайшее время туда поеду. А пока надо ее в хозчасть оттащить.
– Слава Богу, Мухомор успел квартальный отчет сдать. Он на чернильном принтере отпечатан, от воды превратился бы в одно чернильное пятно.
– Да, глупо с этими пожарными получилось.
– Не то слово.
– Ты не знаешь, здесь курят?
Ларин пожал плечами:
– Боюсь, что нет.
Дукалис и Волков прогуливались по залу.
– Георгич с Лариным небось пивко потягивают, – вздохнул Дукалис.
– Не думаю, – возразил Волков.
– Если бы «контора» была застрахована от наводнения, могли бы немалую страховку получить.
– Это же не наводнение.
– Хуже чем наводнение. Пол еще дня два сохнуть будет.
– Как бы он теперь от холода не замерз.
– Пусть замерзает, станем на коньках кататься.
– А ты умеешь?
– В детстве с родителями ездил в Парк культуры и отдыха. Там раньше дорожки заливали, коньки напрокат давали.
– Не тяжело тебе было кататься? – поинтересовался Волков.
– Это я сейчас толстый, а раньше был стройнее тебя.
– Верится с трудом.
Разговаривая, оперативники продолжали зорко наблюдать за публикой в зале. Вот человек с двумя мощными чемоданами прошел мимо милиционеров. Вот мама с маленькой дочкой не спеша направились в буфет. Вот группа подростков, шумно смеясь, подошла к кабинке регистрации. Жизнь аэропорта текла буднично и неторопливо.
Наконец женский голос по трансляции объявил о начале регистрации пассажиров на одесский рейс. Возле регистрационного окошка выстроилась очередь.
– Внимание, Толян, – сказал Волков,
– Не волнуйся, Слава.
Прошло еще минут пятнадцать, прежде чем в одной из пассажирок, стоявшей в очереди, оперативники узнали Веру Куликову.
– Смотри, Толян. – Волков толкнул локтем Дукалиса.
– Вижу, Слава.
Волков связался по рации с Петренко.
– Юрий Саныч, видим Куликову.
– Она одна?
– Одна.
– Будьте внимательны, где-то рядом должен быть Максимов.
Но Максимов стоял в очереди впереди Куликовой. Из предосторожности любовники решили не идти к самолету вдвоем. Когда оперативники передали подполковнику, что видят Куликову, Максимов уже проходил регистрацию. Он держал в руках паспорт на имя Владимира Сергеевича Пашкова. Багаж преступника составляла небольшая туго набитая сумка. Пройдя регистрацию, Максимов направился в сторону накопителя. Шаг его был уверенным и упругим.
– Максимов, стойте! – вдруг услышал преступник.
Оглянувшись, он увидел Петренко с пистолетом в руке. Несколько мгновений Максимов и Петренко смотрели в глаза друг другу.
– Ты? – произнес преступник.
– Да, я.
– Это первая загадка, которую ты отгадал.
– Для тебя она будет последней.
Максимов усмехнулся.
– Пошли. – Петренко кивнул в сторону зала.
Преступник молча развернулся и сделал пару шагов. Но в следующее мгновение он резко дернулся в сторону и мощным движением руки метнул сумку в подполковника. Удар был настолько сильным, что Мухомор едва устоял на ногах. Мгновения, пока подполковник приходил в себя, хватило, чтобы Максимов в два прыжка достиг лестницы, ведущей вниз, в накопитель.
– Стой! – крикнул Мухомор.
Но Максимов уже бежал, перепрыгивая через ступеньки. Мухомор хотел выстрелить, но в накопителе были люди, с которыми секунду спустя смешался преступник.
– Стой! – еще раз крикнул подполковник, вклиниваясь в толпу.
Максимов выбежал налетное поле. Преступник помчался в сторону самолетного ангара. Миновав накопитель, Мухомор оказался на поле и продолжил преследование. Между ним и Максимовым было около тридцати метров, но это расстояние быстро увеличивалось.
– Стой, стрелять буду! – крикнул милиционер.
Он выстрелил, но промахнулся. Максимов забежал в ангар, ворота которого были распахнуты. Десять секунд спустя к ангару подбежал Мухомор. С пистолетом на изготовку подполковник вошел внутрь. Вдруг из-за створки металлической двери выскочил Максимов. В два прыжка преступник оказался возле милиционера. В руках у него был металлический прут, подобранный на полу ангара. Оставалась доля секунды на размышление. Петренко выстрелил. Пуля, попавшая в грудь Максимову, заставила преступника отшатнуться назад. Несколько секунд он стоял, схватившись за грудь рукой, затем качнулся и упал на спину.
Мухомор подошел к раненому Максимову. Тот лежал с открытыми глазами, сжимая рукой, рану на груди. Подполковник склонился и заглянул ему в глаза. Максимов был мертв.
24
Долгожданное потепление наконец вывело город из холодного оцепенения. Горожане с удовольствием прогуливались по заснеженным улицам, после двадцатипятиградусных морозов температура «минус два» казалась весенней. Мегаполис дышал полной грудью, предвкушая скорую радость новогодних торжеств.
Мухомор не зря опасался попадания воды на белорусскую мебель. После инцидента с пожарными столы и стулья в кабинете подполковника пришли в негодность. Дерево ссохлось, потрескалось и изогнулось. Петренко с болью в сердце смотрел на то, во что превратилась обстановка, которой он так гордился. В конце концов подполковник распорядился вернуть себе мебель из кабинета Соловца, а испорченную белорусскую мебель отнести на помойку. Столы и стулья, некогда находившиеся у Петренко, вернулись на прежнее место. Соловец, в свою очередь, забрал мебель из кабинета Ларина, а тот вынес стол и стулья из помещения, занимаемого Дукалисом и Волковым. В результате перестановок, затеянных милиционерами, старшие лейтенанты остались в пустом кабинете, где в углу возле стены сиротливо стоял шкаф, а на стене висел плакат с календарем на фоне ночного Петербурга.
– Докатились, – сказал Дукалис, оглядывая пустое помещение.
– Допрыгались, – согласился Волков.
– Надо что-то делать, а то пока дождемся новой мебели из Управления, сто лет пройдет.
– Согласен.
– У тебя дома есть что-нибудь лишнее?
– Разве что табуретка.
– Одна?
– Если обе сюда принесу, самому на кухне сидеть не на чем будет.
– Дома можно и на диване посидеть.
– Что мы все обо мне? Сам-то что принести сможешь?
– У меня есть столик раскладной, я его для пикников покупал. Сосем новый, почти не пользовался.
– Он же низкий.
– Да, низкий, а что делать?
Дукалис только махнул рукой.
– У меня еще раскладушка в кладовке имеется.
– На кой черт она нам?
– Лежать и сидеть можно.
– Зря мы тогда нашу мебель на дрова порубили, – вздохнул Дукалис.
– Знал бы, где споткнешься, солому бы постелил… В четырнадцать тридцать началось оперативное совещание в кабинете Петренко.
– Сначала по поводу мебели, – начал Мухомор. – Как я предупреждал, дерево оказалось неводостойким. Поэтому результат попадания жидкости не заставил себя ждать. Это хороший урок на будущее.
– А нам что теперь делать, Юрий Саныч? – спросил Дукалис.
– В каком смысле?
– Мы же остались ни с чем, ни сидеть, ни работать не на чем, – сказал Волков.
– Поставлю вопрос в Главке, – произнес Мухомор. – А пока суд да дело, надо, чтобы каждый принес из дома что-нибудь. – Подполковник обвел глазами подчиненных. – Так сказать, поддержал товарищей.
– Сделаем все, что сможем, – заверил шефа Соловец.
– Постараемся, – сказал Ларин.
– Вот-вот, постарайтесь, – кивнул Мухомор. – Теперь второй вопрос. Сегодня я получил документы из тюремной больницы, где лежал Максимов. Оказывается, Максимов был болен раком, жить ему оставалось несколько месяцев.
– А знал ли об этом Максимов? – спросил Соловец.
Мухомор задумался.
– Думаю, знал.
– Почему вы так считаете?
– То, что Максимов знал о своей близкой смерти, объясняет его желание устроить последнюю гастроль. Впрочем, это только предположение, проверить которое мы уже не сможем.
Мухомор снял и положил на стол очки.
– Как я обещал, за раскрытие дела Максимова нам предстоит поощрение в виде почетных грамот, – произнес подполковник.
– Вы говорили про повышение в звании, – сказал Дукалис.
– Не все сразу.
– А премия? – поинтересовался Ларин.
– Я же сказал, не все сразу. Завтра в семнадцать часов нас ждут в Смольном, в двести четвертом кабинете. Грамоты будет вручать лично товарищ Иванищев.
– Может, поговорить с ним по поводу мебели? – робко предложил Дукалис.
– Не надо беспокоить серьезных людей такими мелочами.
– Хорошо, Юрий Саныч.
– Попрошу всех быть в форме и побриться.
– Не волнуйтесь, товарищ подполковник, – успокоил шефа Соловец.
Мухомор не зря опасался попадания воды на белорусскую мебель. После инцидента с пожарными столы и стулья в кабинете подполковника пришли в негодность. Дерево ссохлось, потрескалось и изогнулось. Петренко с болью в сердце смотрел на то, во что превратилась обстановка, которой он так гордился. В конце концов подполковник распорядился вернуть себе мебель из кабинета Соловца, а испорченную белорусскую мебель отнести на помойку. Столы и стулья, некогда находившиеся у Петренко, вернулись на прежнее место. Соловец, в свою очередь, забрал мебель из кабинета Ларина, а тот вынес стол и стулья из помещения, занимаемого Дукалисом и Волковым. В результате перестановок, затеянных милиционерами, старшие лейтенанты остались в пустом кабинете, где в углу возле стены сиротливо стоял шкаф, а на стене висел плакат с календарем на фоне ночного Петербурга.
– Докатились, – сказал Дукалис, оглядывая пустое помещение.
– Допрыгались, – согласился Волков.
– Надо что-то делать, а то пока дождемся новой мебели из Управления, сто лет пройдет.
– Согласен.
– У тебя дома есть что-нибудь лишнее?
– Разве что табуретка.
– Одна?
– Если обе сюда принесу, самому на кухне сидеть не на чем будет.
– Дома можно и на диване посидеть.
– Что мы все обо мне? Сам-то что принести сможешь?
– У меня есть столик раскладной, я его для пикников покупал. Сосем новый, почти не пользовался.
– Он же низкий.
– Да, низкий, а что делать?
Дукалис только махнул рукой.
– У меня еще раскладушка в кладовке имеется.
– На кой черт она нам?
– Лежать и сидеть можно.
– Зря мы тогда нашу мебель на дрова порубили, – вздохнул Дукалис.
– Знал бы, где споткнешься, солому бы постелил… В четырнадцать тридцать началось оперативное совещание в кабинете Петренко.
– Сначала по поводу мебели, – начал Мухомор. – Как я предупреждал, дерево оказалось неводостойким. Поэтому результат попадания жидкости не заставил себя ждать. Это хороший урок на будущее.
– А нам что теперь делать, Юрий Саныч? – спросил Дукалис.
– В каком смысле?
– Мы же остались ни с чем, ни сидеть, ни работать не на чем, – сказал Волков.
– Поставлю вопрос в Главке, – произнес Мухомор. – А пока суд да дело, надо, чтобы каждый принес из дома что-нибудь. – Подполковник обвел глазами подчиненных. – Так сказать, поддержал товарищей.
– Сделаем все, что сможем, – заверил шефа Соловец.
– Постараемся, – сказал Ларин.
– Вот-вот, постарайтесь, – кивнул Мухомор. – Теперь второй вопрос. Сегодня я получил документы из тюремной больницы, где лежал Максимов. Оказывается, Максимов был болен раком, жить ему оставалось несколько месяцев.
– А знал ли об этом Максимов? – спросил Соловец.
Мухомор задумался.
– Думаю, знал.
– Почему вы так считаете?
– То, что Максимов знал о своей близкой смерти, объясняет его желание устроить последнюю гастроль. Впрочем, это только предположение, проверить которое мы уже не сможем.
Мухомор снял и положил на стол очки.
– Как я обещал, за раскрытие дела Максимова нам предстоит поощрение в виде почетных грамот, – произнес подполковник.
– Вы говорили про повышение в звании, – сказал Дукалис.
– Не все сразу.
– А премия? – поинтересовался Ларин.
– Я же сказал, не все сразу. Завтра в семнадцать часов нас ждут в Смольном, в двести четвертом кабинете. Грамоты будет вручать лично товарищ Иванищев.
– Может, поговорить с ним по поводу мебели? – робко предложил Дукалис.
– Не надо беспокоить серьезных людей такими мелочами.
– Хорошо, Юрий Саныч.
– Попрошу всех быть в форме и побриться.
– Не волнуйтесь, товарищ подполковник, – успокоил шефа Соловец.
25
На следующий день в семнадцать часов двадцать минут Петренко, Соловец, Ларин, Дукалис и Волков вышли из кабинета Иванищева в Смольном. В руках милиционеры держали почетные грамоты. Настроение было приподнятым. Каждый чувствовал себя героем.
– Это дело надо отметить, – сказал Соловец. – Как вы считаете, Юрий Саныч?
– Не возражаю, – улыбнулся Мухомор.
– Может, пойдем в здешний буфет? – предложил Дукалис.
– Я слышал, здесь коньяк недорогой, – поддержал коллегу Волков.
– А я бы лучше водочки выпил, – произнес Ларин.
Мухомор задумался.
– Предлагаю провести это мероприятие в родных стенах, – сказал подполковник. – В моем кабинете. Там как-то уютнее.
Оперативники переглянулись.
– Правильно, Юрий Саныч, – согласился с шефом Соловец.
– Дома всегда лучше, – сказал Ларин.
– Надо только выпивку и закуску купить, – заметил Дукалис.
– По дороге и купим, – произнес Волков.
Воодушевленные перспективой застолья, милиционеры зашагали по коридору в сторону выхода. Вдруг они увидели идущего им навстречу журналиста Епифанова. Подойдя к работникам органов, корреспондент остановился.
– Добрый вечер, – сказал он, протянув руку.
– Здравствуйте, товарищ корреспондент, – ответил Мухомор, пожимая руку работнику прессы.
– Здрасьте, – улыбнулся Волков.
– Приветствую вас, – сказал Дукалис.
– Добрый вечер, – произнес Соловец.
– Какими судьбами? – спросил Ларин.
Епифанов обменялся рукопожатиями с работниками Двенадцатого отделения.
– Брал интервью у вице-губернатора по культуре, – сказал журналист. – В двести восемнадцатом кабинете, вон там. – Он показал рукой на дверь кабинета, расположенного в стороне, куда направлялись милиционеры. – А сейчас иду к самому губернатору Санкт-Петербурга. У меня с ним назначена встреча на половину шестого.
– Я вижу, вы не стоите на месте, – заметил Мухомор.
– Да, работаем. Кстати, статьи, которые я написал о вашем учреждении, имели хорошие отклики. Мне бы хотелось продолжить эту тему. Так сказать, развить и углубить.
– Не вижу противопоказаний, – сказал Петренко. – Приходите в любой день, для прессы всегда найдем время.
– Спасибо. С вашего позволения, я откланяюсь, меня ждет губернатор.
– Всего доброго.
Простившись с журналистом, милиционеры направились по коридору в сторону лестницы. Проходя мимо двести восемнадцатого кабинета, Соловец обратил внимание, что на его двери отсутствует ручка…
– Вот я и пришел за интервью, – сказал журналист, пожимая руку оперативнику.
Старший лейтенант вздохнул.
– Ну пойдемте, – сказал он, показав рукой в сторону кабинета.
Собеседники подошли к двери. Открыв ее, Волков пропустил в помещение Епифанова. То, что увидел журналист, войдя в кабинет, никак не вязалось с его представлениями о том, как должно выглядеть рабочее место работника правопорядка.
Посреди комнаты стоял раскладной столик, заваленный бумагами, вокруг которого имелись табуретка, венский стул и шезлонг, в котором сидел Дукалис.
– Присаживайтесь, – сказал Волков, кивнув на стоявшее возле окна кресло-качалку.
– Это дело надо отметить, – сказал Соловец. – Как вы считаете, Юрий Саныч?
– Не возражаю, – улыбнулся Мухомор.
– Может, пойдем в здешний буфет? – предложил Дукалис.
– Я слышал, здесь коньяк недорогой, – поддержал коллегу Волков.
– А я бы лучше водочки выпил, – произнес Ларин.
Мухомор задумался.
– Предлагаю провести это мероприятие в родных стенах, – сказал подполковник. – В моем кабинете. Там как-то уютнее.
Оперативники переглянулись.
– Правильно, Юрий Саныч, – согласился с шефом Соловец.
– Дома всегда лучше, – сказал Ларин.
– Надо только выпивку и закуску купить, – заметил Дукалис.
– По дороге и купим, – произнес Волков.
Воодушевленные перспективой застолья, милиционеры зашагали по коридору в сторону выхода. Вдруг они увидели идущего им навстречу журналиста Епифанова. Подойдя к работникам органов, корреспондент остановился.
– Добрый вечер, – сказал он, протянув руку.
– Здравствуйте, товарищ корреспондент, – ответил Мухомор, пожимая руку работнику прессы.
– Здрасьте, – улыбнулся Волков.
– Приветствую вас, – сказал Дукалис.
– Добрый вечер, – произнес Соловец.
– Какими судьбами? – спросил Ларин.
Епифанов обменялся рукопожатиями с работниками Двенадцатого отделения.
– Брал интервью у вице-губернатора по культуре, – сказал журналист. – В двести восемнадцатом кабинете, вон там. – Он показал рукой на дверь кабинета, расположенного в стороне, куда направлялись милиционеры. – А сейчас иду к самому губернатору Санкт-Петербурга. У меня с ним назначена встреча на половину шестого.
– Я вижу, вы не стоите на месте, – заметил Мухомор.
– Да, работаем. Кстати, статьи, которые я написал о вашем учреждении, имели хорошие отклики. Мне бы хотелось продолжить эту тему. Так сказать, развить и углубить.
– Не вижу противопоказаний, – сказал Петренко. – Приходите в любой день, для прессы всегда найдем время.
– Спасибо. С вашего позволения, я откланяюсь, меня ждет губернатор.
– Всего доброго.
Простившись с журналистом, милиционеры направились по коридору в сторону лестницы. Проходя мимо двести восемнадцатого кабинета, Соловец обратил внимание, что на его двери отсутствует ручка…
* * *
Неделю спустя, возвращаясь из курилки, Волков встретил Епифанова в коридоре «конторы».– Вот я и пришел за интервью, – сказал журналист, пожимая руку оперативнику.
Старший лейтенант вздохнул.
– Ну пойдемте, – сказал он, показав рукой в сторону кабинета.
Собеседники подошли к двери. Открыв ее, Волков пропустил в помещение Епифанова. То, что увидел журналист, войдя в кабинет, никак не вязалось с его представлениями о том, как должно выглядеть рабочее место работника правопорядка.
Посреди комнаты стоял раскладной столик, заваленный бумагами, вокруг которого имелись табуретка, венский стул и шезлонг, в котором сидел Дукалис.
– Присаживайтесь, – сказал Волков, кивнув на стоявшее возле окна кресло-качалку.