Иванов Андрей Юрьевич. Последняя загадка

   – Похвально.
   – Я сама приняла решение пройти обряд крещения.
   – Вот как…
   – Это было пять лет назад, когда я училась в торговом техникуме. В детстве меня не крестили, родители до сих пор атеисты.
   – Не были они против?
   – Я посоветовалась с мамой, она сказала, что не возражает.
   – Не все родители благоволят стремлению чад своих слиться воедино со святой церковью.
   – С тех пор как я прошла обряд крещения, во мне что-то изменилось.
   – Что, дочь моя?
   – Во мне родились новые силы, а в жизни появился смысл, которого не было прежде.
   – Отрадно слышать это.
   – Спасибо, отец Викентий.
   – А скажи мне, дочь моя, давно ли ты была на исповеди? – Священник посмотрел в глаза девушке.
   Продавщица потупила взгляд:
   – Честно сказать, никогда не была.
   Лицо человека в рясе стало строгим.
   – Нехорошо, дочь моя.
   – Простите, отец Викентий.
   – Это ведь не мне, это тебе нужно, дитя мое.
   – Понимаю.
   Отец Викентий укоризненно покачал головой. Затем служитель культа окинул взглядом помещение салона. Кроме него, в зале присутствовали еще двое покупателей. Возле дальнего прилавка стоял охранник в камуфляже.
   – Прости меня, дочь моя, – сказал священник. – У меня есть дело к вашему охраннику.
   – Конечно, отец Викентий, вон он стоит.
   – Вижу, дитя мое.
   Положив на прилавок золотой крест, священник направился к человеку в камуфляже. Проходя по залу, отец Викентий достал из портфеля пистолет и направил его на охранника. Прежде чем тот успел опомниться, раздался выстрел…
 

* * *

   Когда шавермы, принесенные Дукалисом, были съедены, оперативники закурили.
   – Хорошо, но мало, – вздохнул Ларин.
   – Да, я бы добавил, – согласился Дукалис.
   – До закрытия осталось сорок минут, – сказал Соловец. – Потерпите.
   Ларин выпустил изо рта несколько колец дыма й в этот момент заметил двух девушек, проходивших мимо машины. Девушки не спеша шли по Невскому, разглядывая витрины. Одна из них была высокой и стройной, вторая ниже и плотнее спутницы.
   – Смотри, Толян, – обратился Ларин к товарищу, – девушки специально для нас.
   – Не отвлекай его, – сказал Соловец.
   Пройдя мимо автомобиля оперативников, девушки свернули за угол. Ларин посмотрел на часы. Девятнадцать двадцать пять. Вечер казался безвозвратно потерянным.
   Неожиданно поступил сигнал на рацию, находившуюся в машине.
   – Слушаю, – сказал Соловец.
   – Ограблен ювелирный магазин на углу Невекого и Суворовского, – раздалось по рации.
   – Едем! – крикнул майор.
   Ларин, сидевший за рулем, нажал на газ, и автомобиль рванулся с места в сторону Суворовского.
   – Откуда там ювелирный, его же нет в справочнике! – воскликнул Дукалис.
   – Спроси у того, кто этот справочник составлял, – ответил Соловец.
   Не реагируя на запрещающие сигналы светофора, «Жигули» понеслись по Невскому и остановились возле магазина, расположенного на углу.
   – Здесь! – крикнул Соловец.
   Оперативники выскочили из машины. Несколько мгновений спустя они уже находились в зале ювелирного салона. В углу, раскинув руки, лежал окровавленный охранник. За прилавком стояла белая как полотно продавщица. Милиционеры подошли к ней.
   – Майор Соловец, Уголовный розыск, – представился оперативник.
   – Козлова Екатерина.
   – Это вы позвонили в милицию?
   – Да, в милицию и в «скорую». Вы приехали первыми.
   Оперативники осмотрели зал магазина, имевший сводчатые потолки.
   – Ты не помнишь, как там в открытке у Максимова? – спросил Соловец у Ларина.
   Ларин наморщил лоб, вспоминая стихи.
   – «В алмазах небо я увижу, когда на невском берегу под эту сводчатую крышу в вечерних сумерках войду», – процитировал преступника капитан.
   Соловец кивнул на сводчатый потолок:
   – Вот что он имел в виду.
   Ларин посмотрел на продавщицу:
   – Скажите, Екатерина, в каком году открылся ваш салон?
   – Мы начали работать полгода назад.
   Оперативники переглянулись.
   – Толян, какого года у нас справочник? – спросил Соловец.
   Дукалис пожал плечами:
   – Не помню, кажется, прошлого.
   – Вот именно что прошлого.
   – Надо бы купить свежий, – произнес Ларин.

15

   Час спустя Волков все еще сидел в машине на набережной Обводного канала, возле сорок четвертого дома. По радио негромко звучала музыка ретроканала: оперативник любил песни прошлых лет. Старший лейтенант барабанил пальцами по торпеде в такт музыке.
   Во внутреннем кармане Волкова лежала фотография Веры Куликовой, которую оперативник извлек из дела Максимова. На снимке женщина стояла в обнимку с преступником на дачном участке. За их спинами пышно цвели яблони.
   Два часа назад Куликова прошла мимо автомобиля старшего лейтенанта и вошла в подъезд четырехэтажного жилого дома с темно-коричневыми облупившимися от времени стенами. Волков сразу узнал ее. Женщина лет сорока двух, Куликова почти не изменилась. Стройная фигура, вьющиеся каштановые волосы, красивое лицо и уверенная походка.
   Итак, Куликова была дома, оставалось ждать возможного прихода к ней Максимова. Морозный вечер окутал сумеречный город. Канал покрывала бледная ледяная скорлупа. Редкие прохожие быстрыми тенями скользили по набережной. Одна из теней приблизилась к автомобилю Волкова. Раздался стук. Волков опустил стекло.
   Возле автомобиля стояла пожилая дама вызывающего вида. Ее старое темно-зеленое пальто было в заплатах и жирных пятнах. Пышные рыжие волосы заплетены в косу, на лицо нанесен толстый слой косметики.
   Голову женщины украшала старомодная каракулевая шапочка, на ногах были потрескавшиеся сапоги, а шею окутывал бежевый пуховый платок. На правой руке висела старинная сумочка. Дама смотрела на милиционера сквозь очки с толстыми линзами.
   «Должно быть, бывшая актриса», – решил Волков.
   – У вас не найдется огня? – сказала прохожая, поднося сигарету ко рту.
   Вынув из кармана зажигалку, Волков дал даме прикурить.
   – Спасибо, – затянувшись, произнесла женщина.
   – Не за что.
   – Вы меня очень выручили, так хотелось курить, и ни у кого вокруг не было спичек.
   Волков молча закрыл окно машины, курящая женщина не спеша направилась к подъезду дома. Оперативник тоже вынул из пачки сигарету, однако, покрутив ее в руках, вложил обратно в пачку. Курить не хотелось.
   «Сейчас бы стаканчик пива», – подумал Волков.
   Оперативник окинул взглядом промерзшую пустынную набережную. Рядом не было ни одного продовольственного магазина. Вздохнув, старший лейтенант посмотрел на часы.
   – Эх… – Время, казалось, остановилось навсегда.
   Между тем рыжая женщина в зеленом пальто поднялась на третий этаж темно-коричневого здания и остановила взгляд на тридцать девятой квартире. У двери, обитой черным дерматином, имелся крючок для сумок на уровне пояса. Медная ручка потемнела от времени. Железная табличка с номером квартиры была покрыта ржавчиной. Несколько минут простояв молча возле двери, рыжая женщина позвонила.
   Минуты полторы спустя дверь отворилась. На пороге стояла Куликова. Хозяйка квартиры была одета в длинный серый халат и мягкие красные тапочки. Она взглянула на женщину в зеленом пальто.
   – Я никогда не подаю, – произнесла Куликова, собираясь закрыть дверь.
   – Я ничего не прошу.
   – Покупать я тоже ничего не буду.
   – Разве я вам что-то предлагаю?
   Куликова хотела закрыть дверь, но рыжая женщина жестом остановила ее.
   – Я сама хочу вам кое-что подарить.
   – Я не нуждаюсь в ваших подарках.
   – Думаю, о моем подарке вы часто мечтаете.
   – Объясните, чего вы хотите, или уходите.
   – А если не уйду?
   – Собираетесь остаться на площадке?
   – Нет, у вас.
   С этими словами женщина, ловким движением сняв парик и очки, посмотрела в глаза Куликовой. У хозяйки квартиры перехватило дыхание. Перед ней стоял мужчина. Последний раз Куликова видела его семь лет назад.
   – Петя… – произнесла женщина.
   – Теперь узнала?
   – Я так и не смогла привыкнуть к твоим переодеваниям.
   – К ним никто не может привыкнуть.
   – Ты всегда любил удивлять…
   – Можно мне войти?
   Куликова задумалась.
   – Ты считаешь, после стольких лет можешь прийти ко мне без предупреждения, без звонка, свалиться как снег на голову…
   – Даже если бы я хотел тебя предупредить, все равно не смог бы этого сделать.
   – Почему?
   Максимов махнул рукой:
   – Долго объяснять. Впрочем, я могу уйти.
   – Ладно, заходи. Только ненадолго.
   Максимов зашел в квартиру, Куликова закрыла за ним дверь.
   – Раздевайся, – сказала женщина.
   Мужчина снял пальто, размотал шарф, стащил сапоги.
   – Надень тапки, – сказала Куликова.
   – Спасибо. Мне нужно смыть косметику.
   – Иди в ванную.
   Минут через пять Максимов вернулся в коридор аккуратно причесанный, без следов грима на лице. Перед Куликовой стоял мужчина лет пятидесяти с крупной мускулистой фигурой, волевым лицом и острым взглядом. Волосы его были коротко подстрижены и зачесаны назад.
   – Так-то лучше, – улыбнулся Максимов.
   Куликова внимательно осмотрела внезапного гостя.
   – Ты мало изменился. Только лицо как-то осунулось.
   – Я приехал не с курорта.
   – Знаю.
   – А ты совсем не изменилась.
   – Не надо меня обманывать.
   – На сей раз я говорю правду.
   Куликова вздохнула:
   – Проходи.
   – С удовольствием.
   Они вошли в комнату, Куликова зажгла Свет, Максимов осмотрелся.
   – Будешь чай или кофе? – спросила хозяйка.
   – Чай.
   – Сейчас приготовлю.
   Женщина направилась на кухню. Гость прошелся вдоль стен, на которых в рамках под стеклами висели фотографии. С большинства снимков смотрела Вера Куликова. Вот она с институтскими подругами, вот на городской набережной, вот в обнимку с дочерью… На, одной из фотографий Куликова стояла в купальнике возле кромки воды. Максимов долго рассматривал этот снимок.
   В комнату вошла хозяйка, она катила перед собой фуршетный столик, на котором стояли две чашки чаю, блюдце с порезанным лимоном, варенье и розетки.
   – Садись. – Куликова кивнула на кресло, стоявшее возле дивана.
   – У меня есть кое-что к чаю.
   – Ты всегда приходил не с пустыми руками.
   – Сейчас принесу.
   Максимов вышел в коридор, подошел к висевшему на вешалке зеленому пальто и извлек из его недр бутылку коньяка. Вернувшись в комнату, он поставил коньяк на столик. Куликова достала из серванта пару рюмок. Наполнив их, гость посмотрел в глаза хозяйке.
   – Давай за встречу.
   – Давай.
   Они выпили, Максимов положил лимон на язык.
   – Тебя досрочно освободили? – спросила Куликова.
   – Да.
   – Мне казалось, по таким статьям досрочно не освобождают.
   – В моем случае сделали исключение.
   – Давно ты в городе?
   – Около месяца.
   – Мог бы позвонить.
   – Не будем об этом. Я здесь, и это главное.
   Максимов вновь наполнил рюмки.
   – Давай за тебя, – сказал он.
   – Спасибо.
   – Я рад, что ты не изменилась. Оставайся такой всегда!
   Собеседники чокнулись и выпили.
   – Как дочка? – спросил Максимов.
   Куликова улыбнулась:
   – Вышла замуж.
   – Вот как…
   – Ей ведь в прошлом году стукнуло девятнадцать.
   Максимов вздохнул:
   – Чужие дети растут быстро. Когда мы с тобой познакомились, ей было десять.
   – Ты все помнишь.
   – Иногда мне кажется, у меня слишком хорошая память. Многое хотелось бы забыть.
   – Со мной та же беда.
   – Кто твой зять?
   – Работает в каком-то банке.
   – Вы часто видитесь?
   – Общаемся по праздникам. Они живут в Озерках.
   Максимов посмотрел на пляжную фотографию Куликовой:
   – Я помню этот снимок.
   – Еще бы, ты ведь сам его делал.
   – Да, помню.
   – Я часто вспоминаю то лето.
   – А я вспоминал его последние семь лет каждый день.
   Куликова улыбнулась:
   – Там было хорошо…
   – Помнишь ручную обезьянку на улице?
   – Которая чуть не укусила меня?
   – Да.
   – Конечно, помню.
   – А поездку на теплоходе?
   – Когда мы встретили твоего друга из Грузии?
   – Я с тех пор его так и не видел.
   Максимов разлил коньяк.
   – Выпьем за наше прошлое. Те три года были самыми лучшими в моей жизни. Особенно месяц в Одессе.
   Они выпили.
   – Недавно моя подруга побывала в Одессе. Судя по ее рассказам, там все переменилось. Город не узнать.
   – Питер за это время тоже сильно изменился.
   – Живя в городе, этого не замечаешь.
   – Расскажи мне о себе. Как ты живешь? С кем встречаешься?
   – Нечего рассказывать.
   – Неужели за эти годы ничего не происходило?
   – Происходило. Сюда приходили и уходили мужчины… Последний из них ушел три месяца назад.
   – Ты жалеешь об этом?
   Куликова пожала плечами:
   – Не знаю. Мне кажется, мои чувства притупились. Жизнь течет медленно, одним словом, полный штиль.
   – Ты рада, что я его нарушил?
   – Пока не поняла.
   – Где ты работаешь?
   – В «Каравелле».
   – Это ресторан?
   – Да, на Малой Садовой. Официанткой.
   – Раньше ты работала на Гороховой.
   – Наше кафе разорилось.
   – А как дела в «Каравелле»?
   – Неплохо. Особенно в периоды праздников. Скоро все это закрутится, Новый год, Рождество…
   – Значит, ты богатеешь?
   – Не я, а мой хозяин. Приходи, сам все увидишь.
   – Я бы пришел, но, боюсь, меня там уже ждут.
   – Кто?
   – Те, кто сейчас думает обо мне. – Максимов наполнил рюмки. – Честно говоря, я волновался, когда шел сюда.
   – Почему?
   – Разные мысли приходили в голову.
   – Думал, жива я или нет?
   – Больше о том, с кем и как ты живешь.
   – Давай теперь выпьем за тебя. С возвращением!
   – Спасибо.
   Куликова и Максимов выпили. Гость посмотрел на гитару, стоявшую в углу.
   – Ты до сих пор играешь? – спросил он.
   – Теперь уже совсем редко. А ты?
   – Семь лет не брал в руки инструмент.
   – Хочешь попробовать?
   – Хочу.
   Максимов взял гитару и бережно погладил по струнам.
   – Я помню, как в Одессе ты пел всю ночь напролет, – произнесла Куликова.
   – В Аркадии?
   – Да.
   – Сейчас я уже так бы не смог.
   Максимов взял аккорд. Звук струн наполнил притихшую комнату. Гость запел негромким хрипловатым голосом:

 
Без перемен в твоем пустынном доме,
Где я бывал давно и где оставил след.
Без перемен, и все, как прежде, кроме
Того, что много лет уже меня здесь нет.
 
 
Глядят со стен тускнеющие снимки,
Один из них я сделал сам давным-давно.
Без перемен былое тает в дымке,
Его тревожить после стольких лет смешно.
 
 
Зачем же я звоню в твою квартиру,
Зачем вхожу и говорю тебе «Привет»?
Без перемен в твоем пустынном мире,
Где больше нет ни поражений, ни побед.
 
 
Согрей мне чай, на улице морозно,
Тебе и мне сегодня некуда спешить.
Часы стучат, еще не очень поздно,
Но поздно в наших судьбах что-то изменить.
 
 
Сидим пьем чай, в твоих глазах усталость,
Сидим, как прежде, в тех же позах и молчим.
Я знаю сам, что на ночь не останусь,
Прошло сто лет, я сам себе кажусь чужим.
 
 
Про все забудь, усталость унесется,
Пора идти, трамвай последний ждет уже.
Без перемен пускай все остается
В пустынном доме и пустующей душе.
 

   Допев, Максимов отложил в сторону гитару.
   – Ты действительно хочешь, чтобы все осталось без перемен? – спросила Куликова.
   – Я хочу, чтобы у нас с тобой все началось сначала.
   – Думаешь, это возможно?
   – Думаю, да. – Максимов сел на диван рядом с Куликовой, обнял ее за талию и притянул к себе.
   За окном догорал январский вечер. Снег опускался на обледеневшую набережную. Подслеповатые окна домов, вытянувшихся вдоль канала, вглядывались в морозный сумрак.

16

   Петренко не мог налюбоваться новой мебелью. Утром, придя в кабинет, подполковник вновь прошелся вдоль стульев, бережно поглаживая их по спинкам. Затем он сел за стол и положил ладони на свежеотполированную поверхность. Раздался стук в дверь.
   – Войдите, – сказал подполковник.
   В кабинет вошел Чердынцев.
   – Доброе утро, Юрий Саныч, – сказал майор.
   – Здравствуй.
   – Красивая у вас мебель.
   – Спасибо, Боря, сам не могу нарадоваться.
   – Скажите, а на вахте не планируется замена стула?
   Мухомор задумался.
   – Пока нет, но, возможно, в перспективе поставим об этом вопрос.
   – Очень хотелось бы, Юрий Саныч.
   – Не все сразу, Борис, в каждом деле должна быть постепенность. Вот в кабинетах мебель поменяли, теперь будем работать и с другими помещениями.
   – Понимаю, Юрий Саныч.
   В руках Чердынцева были увесистый пакет и красочный конверт.
   – Что это у тебя? – спросил Мухомор.
   – Почта, товарищ подполковник.
   – Покажи.
   – Вот. – Майор положил почту перед шефом.
   Мухомор надел очки.
   – Так… – произнес он, рассматривая пакет и конверт. – Что тут у нас? Посылка и конверт на мое имя.
   – Утром пришли.
   – Ладно, Борис, ты иди, я с этим поработаю.
   – Слушаюсь, товарищ подполковник. – Чердынцев вышел из кабинета.
   Мухомор решил начать с маленького конверта. Он достал из ящика стола ножницы и аккуратно срезал край. В конверте лежало сложенное вдвое приглашение.
   – «Уважаемый господин Петренко, – прочитал Мухомор. – Мы имеем честь пригласить Вас на премьеру Европейского театра „Театр“. Двадцать первого декабря в помещении концертного зала Дворца молодежи Вы увидите пьесу „Пьеса“ по мотивам поэмы Валерия Брюсова. Ваши места находятся в зоне для особо важных персон, третий ряд, кресла номер одиннадцать и номер двенадцать. После спектакля состоится банкет. Спонсоры мероприятия: продюсерский центр „Северная звезда“, АО „Аврора“, ресторан „Граф Толстой“. С нетерпением ждем Вас на премьере».
   Не будь приглашение именным, Мухомор подумал бы, что оно предназначено не для него. Подполковник перечитал и повертел в руках бумагу.
   – Странно… – произнес он.
   Откинувшись на спинку стула и сняв очки, Петренко стал размышлять, почему кто-то решил пригласить его в театр. Мухомор перебрал в голове знакомых театральных деятелей. Их у подполковника было немного. Он знал Вадима Марецкого, бывшего актера Большого драматического театра, нынешнего алкоголика, часто проводившего время в «обезьяннике». Был у Мухомора знакомый Федор Демешко, заместитель директора Дома культуры имени Первого мая, подполковник регулярно встречал его на банкетах во Дворце милиции. Наконец, знал Мухомор монтировщика Театра имени Симонова Аркадия Месхиева, человека, проходившего по делу о пропаже из театра осветительных приборов. Кроме этих троих, Петренко не смог вспомнить никого из театрального мира. Вряд ли кто-то из них мог прислать ему приглашение. Тогда кто?
   Мухомор встал и прошелся по кабинету. Подполковник вспомнил, что жена давно просила сходить с ней куда-нибудь. Почему бы не воспользоваться неожиданным приглашением? Должно быть, в Управлении порекомендовали театру пригласить на премьеру лучших милиционеров района. Последняя мысль особенно понравилась Мухомору. Подполковник вернулся за стол и спрятал приглашение в ящик стола.
   – Так, что тут еще?..
   Вскрыв бандероль, он обнаружил несколько номеров разных газет.
   – «Санкт-Петербургская правда», – прочитал Петренко название одной из них. – Любопытно…
   Перелистав газету и обнаружив на последней странице в рубрике «Криминальная хроника» обведенную фломастером статью «Почему у нас множатся убийства?», Мухомор начал чтение:
 

   «Вопрос, вынесенный в заголовок, задают себе сегодня все честные россияне. Впрочем, после слова „убийства“ можно поставить запятую и продолжить список преступлений, совершающихся сегодня в стране. Изнасилования, грабежи, кражи, взятки, нападения собак на людей… Почему это происходит в государстве, где уровень преступности некогда был самым низким в мире?
   Попробуем ответить на этот вопрос, воспользовавшись конкретным примером. Недавно сотрудники Двенадцатого отделения милиции раскрыли жестокое кровавое преступление. Прямо на улице был зверски убит работник автопарка шофер Василий Борисов. Как символично, что в первую очередь смерть косит людей труда! Приступив к расследованию, сотрудники милиции сразу выделили несколько версий случившегося, но развязка оказалась самой неожиданной. Убийцей Борисова была его собственная теща, женщина, тоже вышедшая из рабочей среды и угодившая в конце жизни на скамью подсудимых.
   Итак, двое людей, всю жизнь напряженно трудившихся на благо семьи и государства, оказались жертвами насилия, один погиб, другая попала за решетку. Можно ли представить, чтобы такое случилось двадцать лет назад? Никогда! В единой и могучей державе, которую мы потеряли, рука тещи никогда не поднялась бы на зятя! В нынешней же экономической обстановке, когда пожилая женщина влачила жалкое существование, живя на нищенскую пенсию, ей ничего не оставалось, как выместить свои боль и разочарование на случайно подвернувшемся под руку близком человеке.
   Думается, другой важной причиной случившегося стали иностранные и отечественные боевики, с утра до вечера крутящиеся по телевизору и демонстрирующие насилие и разврат. Выросло целое поколение молодежи, не. видевшей на экранах, ничего, кроме крови и секса.
   До тех пор, пока мы не вернем то, что у нас отняли, пока не восстановим государство в прежних границах и не отдадим ему то, что у него украли, тещи будут убивать зятьев, братья – братьев, а дети – родителей.
   Пора встать плечом к плечу и сказать «нет!» прогнившему режиму, служащему и потворствующему преступности!

Специальный корреспондент Е. П. Ифанов».

 
   Мухомор положил газету на стол.
   – Да… – произнес подполковник.
   Самолюбию Петренко польстило, что пресса обратила внимание на дело, распутанное его подчиненными. Отложив «Санкт-Петербургскую правду», он взял в руки газету «Петербургский либерал» и, найдя в ней обведенную фломастером статью под названием «Преступность и мы», начал читать:
 

   «Вновь приходится возвращаться к разговору о преступности. Преступность является неотъемлемой частью нашей жизни, ее невозможно до конца искоренить. Мы знаем, что даже в процветающих странах существуют преступные группировки.
   Задача нашего общества заключается в том, чтобы сделать преступность подконтрольной и прогнозируемой. Возможно ли это? Попробуем разобраться на конкретном примере.
   Шофер Василий Борисов был убит средь бела дня собственной тещей. Убит жестоко и хладнокровно. Деревянная скалка проломила голову работнику автопарка. Истекая кровью, он попытался назвать подоспевшим на место преступления работникам Двенадцатого отделения милиции имя убийцы, но смерть помешала ему. Милиционеры начали расследование. Сначала под подозрение попал директор мебельной фабрики, основным продуктом которой являлись гробы. Но оказалось, предприниматель не имеет отношения к преступлению. Да и будет ли состоятельный деловой человек совершать убийство?
   Человек, адаптированный в обществе, занимающий в нем солидное устойчивое положение, никогда не станет преступником. Поэтому государство должно стремиться к тому, чтобы все его граждане были если не мебельными королями, то хотя бы потребителями, способными приобретать продукцию мебельных фабрик.
   Кто же оказался преступником? Как и следовало ожидать, это была деклассированная личность, у которой не было ни высокой зарплаты, ни положения в обществе. Конечно, сыграли роль и родственные связи, так как Борисова убила собственная теща, но не это главное. Семейная ссора стала лишь последней каплей в конфликте, имевшем более глубокие корни.
   Много приходится слышать о том, что преступность-де провоцируется боевиками и милицейскими сериалами, демонстрирующимися по телевизору. Позволим себе в этом усомниться. Напротив, показываемое по телевизору насилие заставляет людей выплеснуть накопившиеся в них отрицательные эмоции, сопереживая экранным героям. Не в этом, повторимся, причина стремительно растущей преступности.
   Пока в стране не будут созданы нормальные экономические условия и не воцарится комфортный инвестиционный климат, мы ежедневно будем читать в газетах о новых преступлениях.
   Консультант по криминальным проблемам

В. О. Нафипе».

 
   Мухомор снял очки и откинулся на спинку стула.
   – Витиевато, – произнес подполковник.
   То, что городские газеты написали о деятельности сотрудников Двенадцатого отделения милиции, обрадовало милиционера. На столе перед Петренко лежала еще одна газета.
   – «Желтый попугай», – прочитал название Мухомор.
   Газета была толще других, но имела небольшой формат. Надев очки и отыскав в «Желтом попугае» обведенную фломастером статью «Скалка, проломившая голову шофера», подполковник углубился в чтение:
 

   «Какими только орудиями не пользуются современные киллеры! Это и автоматы, и двустволки, и пистолеты с глушителями. По-прежнему в моде охотничьи ножи и заточки. Однако недавно в Петербурге появился убийца, удививший город необычным орудием преступления.
   Страсти, разгоревшиеся в семье шофера Борисова, бушевали подобно волнам шекспировской бури из «Короля Лира». Жена шофера была заподозрена супругом в измене. Разрываемый на части ревностью, Борисов попытался объясниться, но его половина не пожелала разговаривать на эту тему.