Страница:
– Кто следующий? – спросила Глазкова.
– Я, – ответила Ольга.
Девушка подошла к педагогу, протягивая зачетную книжку.
– Ольга Юшина, – прочитала Глазкова имя студентки. – Берите билет.
Задержав дыхание, Ольга взяла со стола билет.
– «Война и мир» Льва Толстого, – прочитала девушка.
– Идите готовьтесь.
Студентка направилась за свободную парту возле окна. «Война и мир» была одной из многочисленных книг, включенных в программу и обойденных вниманием Ольги. Несколько раз девушка начинала чтение великого романа, но каждый раз застревала на пятой или шестой странице. Подобно большинству однокурсников, студентка филологического факультета университета не в силах была одолеть и малой части монументального четырехтомника.
Впрочем, Ольга была спокойна. Девушка верила, ее новый приятель не подведет, и, сев за парту, приготовилась писать конспект.
Волков, услышав, какой билет взяла Ольга, направился в туалет. Одна из кабинок оказалась свободной. Заняв ее, оперативник опустился на унитаз, открыл сумку и начал искать нужный конспект.
– Так, – произнес старший лейтенант, – литература. Где у нас «Война и мир»? Кажется, здесь. Или не здесь…
В сто четвертом продолжались экзамены. К столу педагога подошел долговязый студент с кучерявой головой и очками на широком мясистом носу. Он держал в руках листок с конспектом, где было написано всего несколько строчек.
– Какой у вас вопрос? – спросила Глазкова.
– «Божественная комедия» Данте.
– Очень хорошо. Готовы отвечать?
– В целом… да.
– Что значит в целом?
– Я имею в виду… в общих чертах.
Глазкова посмотрела в зачетную книжку студента.
– Значит, вы, Чеботарев, не готовы?
– Я готов.
– Перескажите мне легенду о Франческе и Паоло.
Чеботарев погрустнел.
– Легенда о Франческе и Паоло… – произнес он. – Легенда эта начинается с того, что Франческа знакомится с Паоло…
– Любопытно.
Чеботарев грустно потупил глаза.
– Что же вы не продолжаете? – спросила Глазкова.
Студент молчал.
– Ну хорошо, – сказала преподаватель, – я поставлю вам «удовлетворительно» в случае, если вы мне хотя бы назовете фамилию Франчески.
Вопрос звучал издевательски. Было понятно, что явно не читавший «Божественной комедии» Чеботарев был не в силах назвать фамилию героини. Получив «неуд», студент покинул экзаменационное помещение.
К этому моменту Волков уже успел надиктовать Ольге изрядную часть ответа на билет.
– По жанровой форме «Война и мир» не исторический роман, а семейная хроника, – продолжал диктовать оперативник. – Хроника жизни нескольких семейств: Болконских, Ростовых, Курагиных…
Вскоре старший лейтенант дошел до описания Толстым вторжения Наполеона…
– Кто следующий? – спросила Глазкова.
– Я, – сказала остроносая девушка, сидевшая за партой в переднем ряду.
– Ваша фамилия?
– Виноградова.
– Пожалуйста.
Упругой походкой, в которой угадывалась спортсменка, Виноградова подошла к столу экзаменатора и заняла место напротив Глазковой.
– Какой у вас вопрос?
– «Песнь о нибелунгах».
Виноградова сразу начала отвечать, говоря быстро и отчетливо, словно опасаясь, что ее вот-вот прервут, не дав рассказать самого главного, и оттого стремилась поскорее изложить экзаменатору имевшиеся знания…
Неожиданно Волков, диктовавший ответ на билет, сидя на унитазе, почувствовал, как из соседней кабинки потянуло знакомым ему запахом. Оперативник принюхался. Сомнений не оставалось. За пластиковой перегородкой кто-то закурил марихуану.
В ухажере студентки сразу проснулся задремавший было милиционер. Он сунул конспекты в сумку и, выйдя из кабинки, постучал в соседнюю дверь. Ответили не сразу. Волков постучал еще раз. Наконец скрипнула щеколда, и в образовавшемся проеме показалась взлохмаченная голова молодого человека лет двадцати двух.
– Тебе чего, братан? – обратился он к Волкову. – Покурить хочешь?
Оперативник молчал.
– Есть у меня немного с собой. – Парень хлопнул по боковому карману пиджака. – Могу отсыпать. За умеренную плату, конечно.
Милиционер достал и раскрыл перед курильщиком удостоверение.
– Уголовный розыск, – сказал оперативник.
От неожиданности парень открыл рот.
– Доставай, что у тебя в кармане, – продолжил старший лейтенант.
– Нет у меня ничего.
– Доставай, если не хочешь ближайшие пару лет провести за решеткой.
Аргумент Волкова подействовал на парня. Сунув руку в карман пиджака, он извлек из него спичечный коробок.
– Высыпай в унитаз.
– Да ты что, братан? – попытался возразить курильщик.
– Я тебе не братан! Высыпай!
Курильщик понял, что с ним не шутят. Повернувшись к унитазу, он с грустью высыпал в него содержимое коробка.
– Спусти воду, – сказал Волков.
Тяжело вздохнув, парень спустил воду.
– Так-то лучше, – удовлетворенно произнес оперативник.
Он вернулся в свою кабинку и попытался вновь сосредоточиться на конспекте. После случившегося мысли его путались в голове.
– Черт знает что, – вздохнул милиционер. – И здесь сплошные наркоманы.
В конце концов милиционер успокоился и начал искать конспект, диктовку которого прервал несколько минут назад.
– Что там было? – произнес Волков. – Ах да… Наполеон… Наполеон… – Порывшись в бумагах, оперативник наткнулся на заметки о Наполеоне. – Вот, Наполеон…
Пять минут спустя студентка Виноградова блестяще закончила отвечать на вопрос по «Песни о нибелунгах».
– Спасибо, Таня, – сказала Глазкова.
– Я могу еще рассказать о последних исследованиях этого произведения, – не могла угомониться студентка. – Это связано с археологическими находками на севере Германии.
– Спасибо, достаточно, я вижу, что вы владеете вопросом. Было бы неплохо, если бы все так готовились.
Виноградова скромно улыбнулась.
– Ставлю вам «отлично».
– Спасибо, Антонина Петровна. До свидания.
– До свидания.
Встав, Виноградова направилась к двери.
– Кто следующий? – спросила Глазкова.
– Я, – ответила Ольга.
– Вы готовы?
– Да.
– Тогда прошу.
Девушка заняла место напротив экзаменатора.
– Какой у вас вопрос?
– «Война и мир» Льва Николаевича Толстого.
– Я вас слушаю.
Ольга опустила глаза на листок, густо исписанный убористым почерком.
– Лев Николаевич Толстой начал работу над романом «Война и мир» в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году, – начала студентка. – К этому моменту писатель уже имел репутацию маститого автора…
За окнами аудитории полной грудью дышал июнь. В университетском дворе щебетали птицы. Мир был наполнен удивительной музыкой. Жизнь в городе била ключом. Университет, переживавший экзаменационную пору, суетился, говорил, спешил, старался покончить с делами до наступления каникул.
Ольга Юшина гладко и последовательно излагала ответ на вопрос билета. Обрисовав образы Толстого, она дошла до изложения классиком наполеоновской кампании.
– С наступлением холодов наполеоновская армия покинула сгоревшую Москву и отправилась обратно во Францию, – продолжила Ольга. – Преследования российских войск и холода ускорили ее гибель. Бросив армию, Наполеон умчался в Париж. Вернувшись в столицу, Бонапарт развернул кипучую деятельность по созданию новой армии. В это время во главе с Россией возникает новая коалиция против Франции, в состав которой вошли Англия, Пруссия, Австрия, Швеция, Испания и Португалия. Наполеон Бонапарт опять создал армию в пятьсот тысяч человек, но она состояла из подростков. Весной тысяча восемьсот тринадцатого года еще существовала возможность заключения мира…
– Постойте, – прервала студентку Глазкова. – Что вы мне рассказываете?
– «Войну и мир», – не моргнув глазом, ответила девушка.
Преподаватель поправила очки.
– В какой главе вы вычитали про антинаполеоновскую коалицию и новую армию Наполеона?
– Я не помню точно ее номера…
– Зато я хорошо помню, что ничего этого в романе нет.
Ольга опустила глаза в конспект, судорожно пытаясь понять, что происходит.
– Скажите лучше, у кого вы брали ваши шпаргалки? – произнесла Глазкова.
– У меня нет шпаргалок, честное слово!
– Вы же знаете, я не против шпаргалок, я против того, чтобы они были безграмотными.
Ольга не знала, что ответить.
– Скажите, милочка, вы читали роман? – спросила педагог;
– Читала.
– Тогда ответьте мне на простой вопрос: в скольких мужчин влюблялась Наташа Ростова?
Ольга попыталась восстановить в памяти содержание виденного в детстве фильма «Война и мир», но никого, кроме Вячеслава Тихонова в роли князя Болконского, вспомнить не смогла. Все-таки она решила попытать счастье, сказав наугад.
– В восьмерых, – произнесла студентка.
Глазкова вздохнула и вывела «неуд» в лежавшей перед ней зачетке.
– Идите, Юшина.
– Но, Антонина Петровна…
– Идите, у вас будет целое лето, чтобы прочитать Толстого. Придете осенью, тогда поговорим и о Наполеоне, и о сердечных привязанностях Наташи Ростовой.
С глазами, полными слез, Ольга вышла из аудитории. В коридоре ее ждал Волков. Улыбаясь, оператив-" ник подошел к девушке, думая, что ее глаза наполнены слезами радости.
– Тебя можно поздравить?
Студентка зло посмотрела на старшего лейтенанта:
– Что ты мне надиктовал?
– То, что ты просила.
– Я спрашиваю, что ты мне надиктовал?
Волков понял: случилось нечто непредвиденное.
– Успокойся, Оленька, я диктовал тебе конспекты, которые ты сама мне дала.
– Покажи.
Молодые люди подошли к подоконнику. Порывшись в сумке, оперативник достал тетрадки. Перелистав их, он отыскал ту, из которой почерпнул сведения о Наполеоне.
– Вот.
– Что это?
– Как что? Война, Наполеон.
– Это же конспекты по истории!
Волков начал понимать, что произошло. Из-за инцидента в туалете оперативник перепутал конспекты и, продиктовав первую часть ответа на вопрос из конспекта по литературе, вторую взял из конспекта по истории.
– Елки-палки, – произнес милиционер.
– Давай мои записи, – строго сказала Ольга.
Волков протянул девушке тетрадки.
– Держи свои микрофоны. – Студентка отдала старшему лейтенанту выданную ей аппаратуру.
– Оленька, не сердись.
Не прощаясь, девушка повернулась и зашагала в сторону лестницы. Пока Волков рассовывал по карманам петличку с микрофоном и наушник, студентка скрылась из виду.
– Чертов наркоман! – ругнулся оперативник, вспомнив взлохмаченного парня из туалета.
Старший лейтенант спустился по лестнице в вестибюль и вышел на улицу. Июньское солнце ударило в: глаза. Он закурил.
От здания университета, расположенного на Университетской набережной, до Восемнадцатой линии, где находилось Двенадцатое отделение, было не более пятнадцати минут ходьбы. Волков взглянул на часы. Двенадцать пятьдесят. Оперативник заранее отпросился с работы до обеда, срок его отгула подходил к концу.
«Пора в „контору“», – решил милиционер.
Он перешел проезжую часть и, пройдя мимо стоявших на автобусной остановке студентов, направился вдоль Невы в сторону Румянцевского сада.
11
12
– Я, – ответила Ольга.
Девушка подошла к педагогу, протягивая зачетную книжку.
– Ольга Юшина, – прочитала Глазкова имя студентки. – Берите билет.
Задержав дыхание, Ольга взяла со стола билет.
– «Война и мир» Льва Толстого, – прочитала девушка.
– Идите готовьтесь.
Студентка направилась за свободную парту возле окна. «Война и мир» была одной из многочисленных книг, включенных в программу и обойденных вниманием Ольги. Несколько раз девушка начинала чтение великого романа, но каждый раз застревала на пятой или шестой странице. Подобно большинству однокурсников, студентка филологического факультета университета не в силах была одолеть и малой части монументального четырехтомника.
Впрочем, Ольга была спокойна. Девушка верила, ее новый приятель не подведет, и, сев за парту, приготовилась писать конспект.
Волков, услышав, какой билет взяла Ольга, направился в туалет. Одна из кабинок оказалась свободной. Заняв ее, оперативник опустился на унитаз, открыл сумку и начал искать нужный конспект.
– Так, – произнес старший лейтенант, – литература. Где у нас «Война и мир»? Кажется, здесь. Или не здесь…
В сто четвертом продолжались экзамены. К столу педагога подошел долговязый студент с кучерявой головой и очками на широком мясистом носу. Он держал в руках листок с конспектом, где было написано всего несколько строчек.
– Какой у вас вопрос? – спросила Глазкова.
– «Божественная комедия» Данте.
– Очень хорошо. Готовы отвечать?
– В целом… да.
– Что значит в целом?
– Я имею в виду… в общих чертах.
Глазкова посмотрела в зачетную книжку студента.
– Значит, вы, Чеботарев, не готовы?
– Я готов.
– Перескажите мне легенду о Франческе и Паоло.
Чеботарев погрустнел.
– Легенда о Франческе и Паоло… – произнес он. – Легенда эта начинается с того, что Франческа знакомится с Паоло…
– Любопытно.
Чеботарев грустно потупил глаза.
– Что же вы не продолжаете? – спросила Глазкова.
Студент молчал.
– Ну хорошо, – сказала преподаватель, – я поставлю вам «удовлетворительно» в случае, если вы мне хотя бы назовете фамилию Франчески.
Вопрос звучал издевательски. Было понятно, что явно не читавший «Божественной комедии» Чеботарев был не в силах назвать фамилию героини. Получив «неуд», студент покинул экзаменационное помещение.
К этому моменту Волков уже успел надиктовать Ольге изрядную часть ответа на билет.
– По жанровой форме «Война и мир» не исторический роман, а семейная хроника, – продолжал диктовать оперативник. – Хроника жизни нескольких семейств: Болконских, Ростовых, Курагиных…
Вскоре старший лейтенант дошел до описания Толстым вторжения Наполеона…
– Кто следующий? – спросила Глазкова.
– Я, – сказала остроносая девушка, сидевшая за партой в переднем ряду.
– Ваша фамилия?
– Виноградова.
– Пожалуйста.
Упругой походкой, в которой угадывалась спортсменка, Виноградова подошла к столу экзаменатора и заняла место напротив Глазковой.
– Какой у вас вопрос?
– «Песнь о нибелунгах».
Виноградова сразу начала отвечать, говоря быстро и отчетливо, словно опасаясь, что ее вот-вот прервут, не дав рассказать самого главного, и оттого стремилась поскорее изложить экзаменатору имевшиеся знания…
Неожиданно Волков, диктовавший ответ на билет, сидя на унитазе, почувствовал, как из соседней кабинки потянуло знакомым ему запахом. Оперативник принюхался. Сомнений не оставалось. За пластиковой перегородкой кто-то закурил марихуану.
В ухажере студентки сразу проснулся задремавший было милиционер. Он сунул конспекты в сумку и, выйдя из кабинки, постучал в соседнюю дверь. Ответили не сразу. Волков постучал еще раз. Наконец скрипнула щеколда, и в образовавшемся проеме показалась взлохмаченная голова молодого человека лет двадцати двух.
– Тебе чего, братан? – обратился он к Волкову. – Покурить хочешь?
Оперативник молчал.
– Есть у меня немного с собой. – Парень хлопнул по боковому карману пиджака. – Могу отсыпать. За умеренную плату, конечно.
Милиционер достал и раскрыл перед курильщиком удостоверение.
– Уголовный розыск, – сказал оперативник.
От неожиданности парень открыл рот.
– Доставай, что у тебя в кармане, – продолжил старший лейтенант.
– Нет у меня ничего.
– Доставай, если не хочешь ближайшие пару лет провести за решеткой.
Аргумент Волкова подействовал на парня. Сунув руку в карман пиджака, он извлек из него спичечный коробок.
– Высыпай в унитаз.
– Да ты что, братан? – попытался возразить курильщик.
– Я тебе не братан! Высыпай!
Курильщик понял, что с ним не шутят. Повернувшись к унитазу, он с грустью высыпал в него содержимое коробка.
– Спусти воду, – сказал Волков.
Тяжело вздохнув, парень спустил воду.
– Так-то лучше, – удовлетворенно произнес оперативник.
Он вернулся в свою кабинку и попытался вновь сосредоточиться на конспекте. После случившегося мысли его путались в голове.
– Черт знает что, – вздохнул милиционер. – И здесь сплошные наркоманы.
В конце концов милиционер успокоился и начал искать конспект, диктовку которого прервал несколько минут назад.
– Что там было? – произнес Волков. – Ах да… Наполеон… Наполеон… – Порывшись в бумагах, оперативник наткнулся на заметки о Наполеоне. – Вот, Наполеон…
Пять минут спустя студентка Виноградова блестяще закончила отвечать на вопрос по «Песни о нибелунгах».
– Спасибо, Таня, – сказала Глазкова.
– Я могу еще рассказать о последних исследованиях этого произведения, – не могла угомониться студентка. – Это связано с археологическими находками на севере Германии.
– Спасибо, достаточно, я вижу, что вы владеете вопросом. Было бы неплохо, если бы все так готовились.
Виноградова скромно улыбнулась.
– Ставлю вам «отлично».
– Спасибо, Антонина Петровна. До свидания.
– До свидания.
Встав, Виноградова направилась к двери.
– Кто следующий? – спросила Глазкова.
– Я, – ответила Ольга.
– Вы готовы?
– Да.
– Тогда прошу.
Девушка заняла место напротив экзаменатора.
– Какой у вас вопрос?
– «Война и мир» Льва Николаевича Толстого.
– Я вас слушаю.
Ольга опустила глаза на листок, густо исписанный убористым почерком.
– Лев Николаевич Толстой начал работу над романом «Война и мир» в тысяча восемьсот шестьдесят третьем году, – начала студентка. – К этому моменту писатель уже имел репутацию маститого автора…
За окнами аудитории полной грудью дышал июнь. В университетском дворе щебетали птицы. Мир был наполнен удивительной музыкой. Жизнь в городе била ключом. Университет, переживавший экзаменационную пору, суетился, говорил, спешил, старался покончить с делами до наступления каникул.
Ольга Юшина гладко и последовательно излагала ответ на вопрос билета. Обрисовав образы Толстого, она дошла до изложения классиком наполеоновской кампании.
– С наступлением холодов наполеоновская армия покинула сгоревшую Москву и отправилась обратно во Францию, – продолжила Ольга. – Преследования российских войск и холода ускорили ее гибель. Бросив армию, Наполеон умчался в Париж. Вернувшись в столицу, Бонапарт развернул кипучую деятельность по созданию новой армии. В это время во главе с Россией возникает новая коалиция против Франции, в состав которой вошли Англия, Пруссия, Австрия, Швеция, Испания и Португалия. Наполеон Бонапарт опять создал армию в пятьсот тысяч человек, но она состояла из подростков. Весной тысяча восемьсот тринадцатого года еще существовала возможность заключения мира…
– Постойте, – прервала студентку Глазкова. – Что вы мне рассказываете?
– «Войну и мир», – не моргнув глазом, ответила девушка.
Преподаватель поправила очки.
– В какой главе вы вычитали про антинаполеоновскую коалицию и новую армию Наполеона?
– Я не помню точно ее номера…
– Зато я хорошо помню, что ничего этого в романе нет.
Ольга опустила глаза в конспект, судорожно пытаясь понять, что происходит.
– Скажите лучше, у кого вы брали ваши шпаргалки? – произнесла Глазкова.
– У меня нет шпаргалок, честное слово!
– Вы же знаете, я не против шпаргалок, я против того, чтобы они были безграмотными.
Ольга не знала, что ответить.
– Скажите, милочка, вы читали роман? – спросила педагог;
– Читала.
– Тогда ответьте мне на простой вопрос: в скольких мужчин влюблялась Наташа Ростова?
Ольга попыталась восстановить в памяти содержание виденного в детстве фильма «Война и мир», но никого, кроме Вячеслава Тихонова в роли князя Болконского, вспомнить не смогла. Все-таки она решила попытать счастье, сказав наугад.
– В восьмерых, – произнесла студентка.
Глазкова вздохнула и вывела «неуд» в лежавшей перед ней зачетке.
– Идите, Юшина.
– Но, Антонина Петровна…
– Идите, у вас будет целое лето, чтобы прочитать Толстого. Придете осенью, тогда поговорим и о Наполеоне, и о сердечных привязанностях Наташи Ростовой.
С глазами, полными слез, Ольга вышла из аудитории. В коридоре ее ждал Волков. Улыбаясь, оператив-" ник подошел к девушке, думая, что ее глаза наполнены слезами радости.
– Тебя можно поздравить?
Студентка зло посмотрела на старшего лейтенанта:
– Что ты мне надиктовал?
– То, что ты просила.
– Я спрашиваю, что ты мне надиктовал?
Волков понял: случилось нечто непредвиденное.
– Успокойся, Оленька, я диктовал тебе конспекты, которые ты сама мне дала.
– Покажи.
Молодые люди подошли к подоконнику. Порывшись в сумке, оперативник достал тетрадки. Перелистав их, он отыскал ту, из которой почерпнул сведения о Наполеоне.
– Вот.
– Что это?
– Как что? Война, Наполеон.
– Это же конспекты по истории!
Волков начал понимать, что произошло. Из-за инцидента в туалете оперативник перепутал конспекты и, продиктовав первую часть ответа на вопрос из конспекта по литературе, вторую взял из конспекта по истории.
– Елки-палки, – произнес милиционер.
– Давай мои записи, – строго сказала Ольга.
Волков протянул девушке тетрадки.
– Держи свои микрофоны. – Студентка отдала старшему лейтенанту выданную ей аппаратуру.
– Оленька, не сердись.
Не прощаясь, девушка повернулась и зашагала в сторону лестницы. Пока Волков рассовывал по карманам петличку с микрофоном и наушник, студентка скрылась из виду.
– Чертов наркоман! – ругнулся оперативник, вспомнив взлохмаченного парня из туалета.
Старший лейтенант спустился по лестнице в вестибюль и вышел на улицу. Июньское солнце ударило в: глаза. Он закурил.
От здания университета, расположенного на Университетской набережной, до Восемнадцатой линии, где находилось Двенадцатое отделение, было не более пятнадцати минут ходьбы. Волков взглянул на часы. Двенадцать пятьдесят. Оперативник заранее отпросился с работы до обеда, срок его отгула подходил к концу.
«Пора в „контору“», – решил милиционер.
Он перешел проезжую часть и, пройдя мимо стоявших на автобусной остановке студентов, направился вдоль Невы в сторону Румянцевского сада.
11
Пятнадцать минут спустя Волков переступил порог Двенадцатого отделения милиции. Еще через несколько минут старший лейтенант вошел в кабинет, в котором работал Ларин. Капитан сидел за столом, разбирая бумаги.
– Здорово, Андрей, – сказал Волков.
– Привет, Слава.
– Как дела?
– Идут потихоньку. Чаю хочешь?
– Не откажусь.
– Тогда ставь чайник.
Волков подошел к тумбочке, на которой стоял электрический чайник, и наполнил его из графина.
– Что делаешь? – спросил старший лейтенант.
– Разбираюсь с текучкой. – Ларин внимательно посмотрел на товарища. – Вид у тебя какой-то взъерошенный.
Волков пожал плечами.
– Что-нибудь случилось? – спросил капитан.
– Все в порядке.
– Ты откуда идешь?
– Из университета.
– Что там делал?
– Встречался с одной студенткой. Видимо, в последний раз.
Чайник вскипел. Волков взял из тумбочки пару чайных пакетиков и, бросив их в чашки, залил кипятком.
– Тебе сколько сахара?
– Положи одну ложку, пожалуйста.
Положив в чай сахар, Волков поставил чашки на стол. В этот момент дверь отворилась, в кабинет вошел Соловец.
– Чайком балуетесь? – сказал майор.
– Ничего крепче, к сожалению, нет.
– Я, пожалуй, к вам присоединюсь. – Соловец подошел к тумбочке и приготовил себе чай.
Оперативники расположились вокруг стола.
– Выяснил я, по каким телефонам звонили грабители, – сказал Ларин, сделав пару глотков.
– Узнал, кто по тем адресам проживает? – спросил Соловец.
– А как же, вот список. – Ларин протянул майору бумагу.
– Есть кто-нибудь из них в нашей картотеке?
– В картотеке нет, но вот что интересно… – Ларин сделал большой глоток. – Трое из проживающих по этим адресам учились в одной школе.
– Любопытно, – произнес Волков.
– Узнал в какой? – спросил Соловец.
– В триста сорок седьмой.
– Где она находится?
– На Маяковского, четырнадцать.
Оперативники задумались.
– Вот что, – сказал Соловец, – я сейчас в Главк еду. Загляну по дороге в эту школу. Чем черт не шутит. Дай-ка мне список.
Ларин протянул майору бумагу…
В школе шли экзамены. Соловец направился в кабинет директора, чтобы узнать, кто был классным руководителем у закончивших в прошлом году школу Виктора Петрова, Дмитрия Полищука и Анны Кузнецовой.
– Они учились у Вероники Николаевны Толкачевой, – сказала директор, пожилая женщина с расплывшейся фигурой в платье, которое украшала брошь в виде бабочки.
– Могу я поговорить с ней?
– Конечно. Загляните в учительскую на втором этаже.
Поднявшись на второй этаж и зайдя в учительскую, Соловец увидел трех женщин, беседовавших между собой.
– Здравствуйте, – сказал оперативник. – Где мне найти Веронику Николаевну Толкачеву?
– Это я, – произнесла подтянутая женщина лет тридцати двух, сидевшая в кресле возле окна.
Соловец посмотрел на учительницу. Облик молодой женщины, одетой в белую блузку и черную джинсовую юбку, не вязался с представлениями оперативника о внешности педагога. Волосы Толкачевой были коротко пострижены, на щеках проступил легкий румянец, издали учительницу можно было принять за ученицу старших классов.
– Меня зовут Соловец Олег Георгиевич, – сказал майор, – я из Уголовного розыска. Мне нужно с вами поговорить.
– Пойдемте в мой класс, – сказала женщина, вставая, – Там сейчас никого нет.
Соловец и Толкачева вышли из учительской и зашагали по длинному школьному коридору, характерные запахи которого напомнили оперативнику его школьное детство. Школа, где учился Олег, располагалась на Петроградской стороне. Она была настолько маленькой, что уроки в ней проходили в две смены. Во втором и третьем классах Соловец учился по вечерам. Оперативник вспомнил, как зимой во время уроков он смотрел в окно на темное декабрьское небо. В такие дни, выходя из школы, он со школьными друзьями шагал домой по хрустевшему снегу, вдыхая морозный воздух и глядя на звезды.
– Сюда, пожалуйста, – сказала Толкачева, показывая на дверь класса.
Они вошли в помещение, где напротив доски рядами были расставлены столы, а на стене висел портрет президента.
– Присаживайтесь.
– Спасибо.
Учительница и оперативник сели.
– А я еще помню парты с откидывавшимися крышками, – сказал милиционер.
– Я таких уже не застала.
– В первом классе, помню, нам запрещали пользоваться шариковыми ручками.
– Чем же вы писали?
– Чернильными. У меня на руках всегда были чернильные пятна. Со второго или третьего класса разрешили шариковые.
Нахлынувшие волной воспоминания уходили в песок, пора было начать разговор о деле.
– Вероника Николаевна, – произнес оперативник, – я хочу поговорить о Викторе Петрове, Дмитрии Полищуке и Анне Кузнецовой. Они учились в вашем классе?
– Да, они были моими учениками.
– Вы бы не могли рассказать мне о них?
– Их в чем-то подозревают?
– Они могут быть причастны к делу, которое мы расследуем.
– Что конкретно вас интересует?
– Характер, привычки.
– Названные вами ребята не были моими любимцами.
– Как они учились?
– Витя Петров был закоренелым троечником, учился из рук вон плохо, прогуливал уроки. Я часто видела, как он катался на роликовых коньках.
– Что можете сказать о Полищуке?
– Этот был, как у нас говорят, хорошистом.
– Что это значит?
– Четверочником. Способности у него хорошие, но Полищук – типичный лентяй.
– В чем это выражалось?
– Он мог учиться лучше, но, как бы вам объяснить, все время недотягивал.
– Какой предмет вы преподаете?
– Русский и литературу.
– Какие оценки получали у вас Петров и Полишук?
– У Петрова была тройка, у Полищука четверка.
– А у Кузнецовой?
– Тоже четверка.
– Что вы можете о ней сказать?
Толкачева задумалась.
– Видите ли, – произнесла учительница, – это странная девочка,
– Что в ней странного?
– Мне никогда не удавалось приблизиться к ней. Она всегда как будто отстранялась. И я видела, что не только от учителей, но и от одноклассников.
– У нее были подруги?
– Была одна девочка, я часто видела их вместе. Но после девятого класса она ушла из школы. Я не знаю, встречались ли они потом. Что касается ее оценок… Училась Аня неважно – тройки, четверки.
– Скажите, Вероника Николаевна, каковы были отношения между Петровым, Полищуком и Кузнецовой?
– Мне кажется, такие же, как с другими учениками. Хотя…
– Вы что-то вспомнили?
– Да. В одиннадцатом классе у нас произошел скандальный случай. В тот день было шесть уроков. Первые четыре – практика на заводе, а потом химия и литература. Так вот, Петров, Полищук и Кузнецова дружно прогуляли практику. Потом стало известно, что в это время они пили вино.
– Они сами сознались?
– Нет, один из учителей случайно увидел их, когда ребята были в винном магазине. А когда они пришли на химию, наша учительница заметила, что от Петрова пахнет спиртным. Он, конечно, все отрицал.
– У вас, случайно, нет фотографии класса?
– Есть.
– Покажите, пожалуйста.
Толкачева подошла к шкафу, стоявшему в углу класса. Открыв его, учительница достала альбом в синем переплете.
– Вот, – сказала она.
Соловец начал листать сборник фотографий одиннадцатого «Б» класса триста сорок седьмой школы. Под заключенными в овальные рамки фотопортретами учеников стояли имена и фамилии.
– Виктор Петров, – прочитал оперативник подпись под снимком узколицего светловолосого парня. – Дмитрий Полищук. – Фотография пухлого парня была на следующей странице альбома. – Анна Кузнецова. – Коротко стриженная девочка серьезным взглядом смотрела на майора.
– Здесь фотографии учеников и учителей, – сказала Толкачева.
Вслед за учениками перед Соловцом появились портреты педагогов и работников школы. Неожиданно одно из лиц показалось ему знакомым. Фотография была сильно подретуширована, это мешало оперативнику вспомнить ее владельца.
– Кто это? – спросил оперативник.
– Наш бывший завхоз.
– Почему бывший?
– В прошлом году его уволили из школы.
– За что?
Учительница махнула рукой:
– Неприятная история.
– Расскажите, пожалуйста.
– Дело в том, что в январе прошлого года Александр Николаевич был уличен в растрате школьных денег.
– Милицию вызывали?
– Нет, коллектив решил обойтись без громкого скандала. Понимаете, в этом случае пострадала бы репутация школы.
– Твердяков Александр Николаевич, – прочитал милиционер имя бывшего завхоза.
Глядя на портрет мужественного человека сорока с лишним лет, Соловец мучительно пытался вспомнить, где он его видел.
– Спасибо, Вероника Николаевна, – сказал оперативник, закрыв альбом. – Вы позволите взять его на несколько дней?
– Возьмите. Только, пожалуйста, с возвратом.
– Разумеется. Как мне связаться с вами?
– Запишите телефон. – Толкачева продиктовала Соловцу номер домашнего телефона.
– Вот моя визитка.
Простившись с учительницей, милиционер вышел на улицу Маяковского. Шофер Витя скучал в припаркованном рядом со школой «уазике». Соловец сел в машину.
– Куда теперь? – спросил водитель.
– В Главк.
Витя завел мотор. Соловец достал из кармана сигареты. Машина тронулась. Закурив, оперативник молча смотрел на город за окном «уазика». Автомобиль свернул на улицу Некрасова и, миновав ее, пересек Литейный. Вскоре машина оказалась на улице Пестеля, а затем въехала на Пантелеймоновский мост. Милиционер равнодушно взглянул на Фонтанку, и вдруг его словно ударило током. Соловец вспомнил, где видел Александра Твердякова. Уволенный завхоз триста сорок седьмой школы работал катерщиком на пристани.
– Здорово, Андрей, – сказал Волков.
– Привет, Слава.
– Как дела?
– Идут потихоньку. Чаю хочешь?
– Не откажусь.
– Тогда ставь чайник.
Волков подошел к тумбочке, на которой стоял электрический чайник, и наполнил его из графина.
– Что делаешь? – спросил старший лейтенант.
– Разбираюсь с текучкой. – Ларин внимательно посмотрел на товарища. – Вид у тебя какой-то взъерошенный.
Волков пожал плечами.
– Что-нибудь случилось? – спросил капитан.
– Все в порядке.
– Ты откуда идешь?
– Из университета.
– Что там делал?
– Встречался с одной студенткой. Видимо, в последний раз.
Чайник вскипел. Волков взял из тумбочки пару чайных пакетиков и, бросив их в чашки, залил кипятком.
– Тебе сколько сахара?
– Положи одну ложку, пожалуйста.
Положив в чай сахар, Волков поставил чашки на стол. В этот момент дверь отворилась, в кабинет вошел Соловец.
– Чайком балуетесь? – сказал майор.
– Ничего крепче, к сожалению, нет.
– Я, пожалуй, к вам присоединюсь. – Соловец подошел к тумбочке и приготовил себе чай.
Оперативники расположились вокруг стола.
– Выяснил я, по каким телефонам звонили грабители, – сказал Ларин, сделав пару глотков.
– Узнал, кто по тем адресам проживает? – спросил Соловец.
– А как же, вот список. – Ларин протянул майору бумагу.
– Есть кто-нибудь из них в нашей картотеке?
– В картотеке нет, но вот что интересно… – Ларин сделал большой глоток. – Трое из проживающих по этим адресам учились в одной школе.
– Любопытно, – произнес Волков.
– Узнал в какой? – спросил Соловец.
– В триста сорок седьмой.
– Где она находится?
– На Маяковского, четырнадцать.
Оперативники задумались.
– Вот что, – сказал Соловец, – я сейчас в Главк еду. Загляну по дороге в эту школу. Чем черт не шутит. Дай-ка мне список.
Ларин протянул майору бумагу…
* * *
Сорок минут спустя милицейский «уазик» остановился возле пятиэтажного кирпичного дома на улице Маяковского, где располагалась триста сорок седьмая школа. Здание было построено в шестидесятые годы, на его стенах имелись обрамленные круглыми рамками барельефы с портретами выдающихся людей всех времен и народов. Похожие как две капли воды Менделеев, Пушкин, Толстой, Ленин и Маркс отличались друг от друга лишь растительностью на головах.В школе шли экзамены. Соловец направился в кабинет директора, чтобы узнать, кто был классным руководителем у закончивших в прошлом году школу Виктора Петрова, Дмитрия Полищука и Анны Кузнецовой.
– Они учились у Вероники Николаевны Толкачевой, – сказала директор, пожилая женщина с расплывшейся фигурой в платье, которое украшала брошь в виде бабочки.
– Могу я поговорить с ней?
– Конечно. Загляните в учительскую на втором этаже.
Поднявшись на второй этаж и зайдя в учительскую, Соловец увидел трех женщин, беседовавших между собой.
– Здравствуйте, – сказал оперативник. – Где мне найти Веронику Николаевну Толкачеву?
– Это я, – произнесла подтянутая женщина лет тридцати двух, сидевшая в кресле возле окна.
Соловец посмотрел на учительницу. Облик молодой женщины, одетой в белую блузку и черную джинсовую юбку, не вязался с представлениями оперативника о внешности педагога. Волосы Толкачевой были коротко пострижены, на щеках проступил легкий румянец, издали учительницу можно было принять за ученицу старших классов.
– Меня зовут Соловец Олег Георгиевич, – сказал майор, – я из Уголовного розыска. Мне нужно с вами поговорить.
– Пойдемте в мой класс, – сказала женщина, вставая, – Там сейчас никого нет.
Соловец и Толкачева вышли из учительской и зашагали по длинному школьному коридору, характерные запахи которого напомнили оперативнику его школьное детство. Школа, где учился Олег, располагалась на Петроградской стороне. Она была настолько маленькой, что уроки в ней проходили в две смены. Во втором и третьем классах Соловец учился по вечерам. Оперативник вспомнил, как зимой во время уроков он смотрел в окно на темное декабрьское небо. В такие дни, выходя из школы, он со школьными друзьями шагал домой по хрустевшему снегу, вдыхая морозный воздух и глядя на звезды.
– Сюда, пожалуйста, – сказала Толкачева, показывая на дверь класса.
Они вошли в помещение, где напротив доски рядами были расставлены столы, а на стене висел портрет президента.
– Присаживайтесь.
– Спасибо.
Учительница и оперативник сели.
– А я еще помню парты с откидывавшимися крышками, – сказал милиционер.
– Я таких уже не застала.
– В первом классе, помню, нам запрещали пользоваться шариковыми ручками.
– Чем же вы писали?
– Чернильными. У меня на руках всегда были чернильные пятна. Со второго или третьего класса разрешили шариковые.
Нахлынувшие волной воспоминания уходили в песок, пора было начать разговор о деле.
– Вероника Николаевна, – произнес оперативник, – я хочу поговорить о Викторе Петрове, Дмитрии Полищуке и Анне Кузнецовой. Они учились в вашем классе?
– Да, они были моими учениками.
– Вы бы не могли рассказать мне о них?
– Их в чем-то подозревают?
– Они могут быть причастны к делу, которое мы расследуем.
– Что конкретно вас интересует?
– Характер, привычки.
– Названные вами ребята не были моими любимцами.
– Как они учились?
– Витя Петров был закоренелым троечником, учился из рук вон плохо, прогуливал уроки. Я часто видела, как он катался на роликовых коньках.
– Что можете сказать о Полищуке?
– Этот был, как у нас говорят, хорошистом.
– Что это значит?
– Четверочником. Способности у него хорошие, но Полищук – типичный лентяй.
– В чем это выражалось?
– Он мог учиться лучше, но, как бы вам объяснить, все время недотягивал.
– Какой предмет вы преподаете?
– Русский и литературу.
– Какие оценки получали у вас Петров и Полишук?
– У Петрова была тройка, у Полищука четверка.
– А у Кузнецовой?
– Тоже четверка.
– Что вы можете о ней сказать?
Толкачева задумалась.
– Видите ли, – произнесла учительница, – это странная девочка,
– Что в ней странного?
– Мне никогда не удавалось приблизиться к ней. Она всегда как будто отстранялась. И я видела, что не только от учителей, но и от одноклассников.
– У нее были подруги?
– Была одна девочка, я часто видела их вместе. Но после девятого класса она ушла из школы. Я не знаю, встречались ли они потом. Что касается ее оценок… Училась Аня неважно – тройки, четверки.
– Скажите, Вероника Николаевна, каковы были отношения между Петровым, Полищуком и Кузнецовой?
– Мне кажется, такие же, как с другими учениками. Хотя…
– Вы что-то вспомнили?
– Да. В одиннадцатом классе у нас произошел скандальный случай. В тот день было шесть уроков. Первые четыре – практика на заводе, а потом химия и литература. Так вот, Петров, Полищук и Кузнецова дружно прогуляли практику. Потом стало известно, что в это время они пили вино.
– Они сами сознались?
– Нет, один из учителей случайно увидел их, когда ребята были в винном магазине. А когда они пришли на химию, наша учительница заметила, что от Петрова пахнет спиртным. Он, конечно, все отрицал.
– У вас, случайно, нет фотографии класса?
– Есть.
– Покажите, пожалуйста.
Толкачева подошла к шкафу, стоявшему в углу класса. Открыв его, учительница достала альбом в синем переплете.
– Вот, – сказала она.
Соловец начал листать сборник фотографий одиннадцатого «Б» класса триста сорок седьмой школы. Под заключенными в овальные рамки фотопортретами учеников стояли имена и фамилии.
– Виктор Петров, – прочитал оперативник подпись под снимком узколицего светловолосого парня. – Дмитрий Полищук. – Фотография пухлого парня была на следующей странице альбома. – Анна Кузнецова. – Коротко стриженная девочка серьезным взглядом смотрела на майора.
– Здесь фотографии учеников и учителей, – сказала Толкачева.
Вслед за учениками перед Соловцом появились портреты педагогов и работников школы. Неожиданно одно из лиц показалось ему знакомым. Фотография была сильно подретуширована, это мешало оперативнику вспомнить ее владельца.
– Кто это? – спросил оперативник.
– Наш бывший завхоз.
– Почему бывший?
– В прошлом году его уволили из школы.
– За что?
Учительница махнула рукой:
– Неприятная история.
– Расскажите, пожалуйста.
– Дело в том, что в январе прошлого года Александр Николаевич был уличен в растрате школьных денег.
– Милицию вызывали?
– Нет, коллектив решил обойтись без громкого скандала. Понимаете, в этом случае пострадала бы репутация школы.
– Твердяков Александр Николаевич, – прочитал милиционер имя бывшего завхоза.
Глядя на портрет мужественного человека сорока с лишним лет, Соловец мучительно пытался вспомнить, где он его видел.
– Спасибо, Вероника Николаевна, – сказал оперативник, закрыв альбом. – Вы позволите взять его на несколько дней?
– Возьмите. Только, пожалуйста, с возвратом.
– Разумеется. Как мне связаться с вами?
– Запишите телефон. – Толкачева продиктовала Соловцу номер домашнего телефона.
– Вот моя визитка.
Простившись с учительницей, милиционер вышел на улицу Маяковского. Шофер Витя скучал в припаркованном рядом со школой «уазике». Соловец сел в машину.
– Куда теперь? – спросил водитель.
– В Главк.
Витя завел мотор. Соловец достал из кармана сигареты. Машина тронулась. Закурив, оперативник молча смотрел на город за окном «уазика». Автомобиль свернул на улицу Некрасова и, миновав ее, пересек Литейный. Вскоре машина оказалась на улице Пестеля, а затем въехала на Пантелеймоновский мост. Милиционер равнодушно взглянул на Фонтанку, и вдруг его словно ударило током. Соловец вспомнил, где видел Александра Твердякова. Уволенный завхоз триста сорок седьмой школы работал катерщиком на пристани.
12
Имея фотографии подозреваемых выпускников и бывшего завхоза, оперативники установили наблюдение за причалом. Ларин и Дукалис стали завсегдатаями кафе, расположенного на набережной. Волков с Настей Абдуловой, изображая молодую супружескую пару, начали каждый день кататься по Неве на милицейском катере без опознавательных знаков. Катер речной милиции постоянно находился наизготове возле пирса на канале Грибоедова.
В четверг в восемнадцать тридцать читавший газету Ларин и куривший сигарету Дукалис, как всегда, сидели в кафе возле причала. Летний вечер начал опускаться на утомленный город. Праздные пешеходы гуляли вдоль главной водной артерии Санкт-Петербурга.
Дочитав, Ларин положил газету на стол.
– Что там пишут? – спросил Дукалис.
– Какой-то журналист предотвратил ограбление Эрмитажа.
– Как это?
– Гулял ночью по городу и увидел, что грабители лезут по трубе в окно второго этажа.
– Есть, значит, еще честные журналисты в Питере, – сделал вывод Дукалис.
– Еще по кофе? – предложил Ларин.
Дукалис тяжело вздохнул и затушил сигарету.
– У меня от этого кофе уже изжога.
– Пей чай.
– Видеть его не могу.
– Тогда минералку.
– Да ну ее. Андрюха, может, по пиву?
– После работы, Толян.
Поморщившись, Дукалис вынул из пачки новую сигарету.
– А я себе еще кофе возьму, – сказал Ларин.
Взяв у стойки кофе, капитан вернулся за столик с чашкой в руке.
– Ты бы поменьше курил, Толян, – сказал он, размешивая сахар.
– А что еще делать? О, вспомнил, мне частушку вчера рассказали. Прочитать?
– Валяй.
Дукалис затянулся и, выпустив дым, продекламировал:
– Я ее знал, Толян.
– А вот еще одна…
– Погоди-ка! – Ларин жестом остановил товарища.
К причалу подъехала дорогая иномарка, из которой вышли двое мужчин и две девушки. Громко о чем-то разговаривая и смеясь, компания направилась к стоявшим возле причала катерам. Мужчины начали переговоры с курившим трубку пожилым бородатым катерщиком.
Не только оперативники следили за подъехавшими к причалу любителями водных прогулок. Стоя неподалеку от компании, за ней внимательно наблюдал Твердяков. Когда переговоры были закончены и мужчины с девушками погрузились на катер бородача, Твердяков вынул из кармана рацию.
– Встречайте клиентов на Мойке возле ДК связи, – сказал бывший завхоз.
– Вас понял, – раздалось в ответ.
Твердяков не знал, что его переговоры по рации пеленгуют работники речной милиции. Услышав последние слова катерщика, они связались сначала с Лариным и Дукалисом, а затем с Волковым и Абдуловой.
Ответственным за операцию, как старший по званию, был Ларин.
– Действуйте вместе с Волковым, – передал капитан милиционерам. – Брать преступников нужно только с поличным.
– Вас понял, – ответил милиционер.
Катер водной милиции и катер с Волковым и Абдуловой тронулись по Неве в сторону Мойки…
В тот день бомжей Петровича и Степаныча с утра, как обычно, мучило похмелье. Как назло последние деньги приятели потратили накануне, купив литровую бутылку водки, которую распили на Марсовом поле в обществе двух сильно помятых собутыльниц.
Переночевав на скамейках, бомжи утром начали подсчитывать гремевшую в карманах мелочь.
– Сколько у тебя? – спросил Петрович.
– Рубль сорок.
В четверг в восемнадцать тридцать читавший газету Ларин и куривший сигарету Дукалис, как всегда, сидели в кафе возле причала. Летний вечер начал опускаться на утомленный город. Праздные пешеходы гуляли вдоль главной водной артерии Санкт-Петербурга.
Дочитав, Ларин положил газету на стол.
– Что там пишут? – спросил Дукалис.
– Какой-то журналист предотвратил ограбление Эрмитажа.
– Как это?
– Гулял ночью по городу и увидел, что грабители лезут по трубе в окно второго этажа.
– Есть, значит, еще честные журналисты в Питере, – сделал вывод Дукалис.
– Еще по кофе? – предложил Ларин.
Дукалис тяжело вздохнул и затушил сигарету.
– У меня от этого кофе уже изжога.
– Пей чай.
– Видеть его не могу.
– Тогда минералку.
– Да ну ее. Андрюха, может, по пиву?
– После работы, Толян.
Поморщившись, Дукалис вынул из пачки новую сигарету.
– А я себе еще кофе возьму, – сказал Ларин.
Взяв у стойки кофе, капитан вернулся за столик с чашкой в руке.
– Ты бы поменьше курил, Толян, – сказал он, размешивая сахар.
– А что еще делать? О, вспомнил, мне частушку вчера рассказали. Прочитать?
– Валяй.
Дукалис затянулся и, выпустив дым, продекламировал:
Ларин криво улыбнулся:
В нашем маленьком селе
Парни все грабители.
Ехал дедушка с говном,
И того обидели.
– Я ее знал, Толян.
– А вот еще одна…
– Погоди-ка! – Ларин жестом остановил товарища.
К причалу подъехала дорогая иномарка, из которой вышли двое мужчин и две девушки. Громко о чем-то разговаривая и смеясь, компания направилась к стоявшим возле причала катерам. Мужчины начали переговоры с курившим трубку пожилым бородатым катерщиком.
Не только оперативники следили за подъехавшими к причалу любителями водных прогулок. Стоя неподалеку от компании, за ней внимательно наблюдал Твердяков. Когда переговоры были закончены и мужчины с девушками погрузились на катер бородача, Твердяков вынул из кармана рацию.
– Встречайте клиентов на Мойке возле ДК связи, – сказал бывший завхоз.
– Вас понял, – раздалось в ответ.
Твердяков не знал, что его переговоры по рации пеленгуют работники речной милиции. Услышав последние слова катерщика, они связались сначала с Лариным и Дукалисом, а затем с Волковым и Абдуловой.
Ответственным за операцию, как старший по званию, был Ларин.
– Действуйте вместе с Волковым, – передал капитан милиционерам. – Брать преступников нужно только с поличным.
– Вас понял, – ответил милиционер.
Катер водной милиции и катер с Волковым и Абдуловой тронулись по Неве в сторону Мойки…
В тот день бомжей Петровича и Степаныча с утра, как обычно, мучило похмелье. Как назло последние деньги приятели потратили накануне, купив литровую бутылку водки, которую распили на Марсовом поле в обществе двух сильно помятых собутыльниц.
Переночевав на скамейках, бомжи утром начали подсчитывать гремевшую в карманах мелочь.
– Сколько у тебя? – спросил Петрович.
– Рубль сорок.