Еще Том подумал о том, что «Джейтест» — это, наверное, как говорят статистики, «дискриминирующий фактор». Люди для него не равны. Любящих боевые искусства он вроде как-то привечает.
   Он много еще о чем успел подумать, сидя за рулем своего прокатного «опель-карата», и даже начал потихоньку нервничать: уж не упустил ли он, часом, непредсказуемую Циньмэй. Сказала мамаше, что к Мастеру опаздывает, а сама — ну, скажем... Тут Том задумался, обычно ему неплохо удавалось интуитивно прогнозировать поступки людей, едва только им увиденных, иногда даже по фото. Циньмэй была не тем человеком. Тому в равной степени было трудно представить этот экзотический экземпляр своей «коллекции» как на великосветском рауте или, скажем, в седле — верхом на чем-нибудь чистопородном, из Метрополии вывезенном, так и в подпольном притоне наркоты — там тоже часто можно встретить народ голубых кровей. Возможно, Циньмэй родилась не там и не тогда. И не дело федерального следователя гадать о том, где эти «там» и «тогда», которые бывают впору странным девицам из высшего общества. А вот и она сама — перебросив спортивную сумку через плечо, чуть устало, размашистым шагом идет домой усердная ученица Мастера Лю. Все-таки Тому удалось не проворонить ее.
   — Циньмэй! — тихо окликнул он. — Циньмэй!
* * *
   — Я не займу у вас много времени, — как можно более успокаивающим тоном заверил он девушку. — Скорее уж наоборот — подброшу домой, если вы не возражаете.
   — Нам не по дороге. Я иду вовсе не домой. — Черные непроницаемые глаза наследницы третьей доли капиталов «Линчжи» не выражали ровным счетом ничего.
   Или выражали что-то, достигшее той степени, когда это что-то — ярость, страх, любовь или иное безумие — становится уже невоспринимаемым в будний день на пыльной окраинной улице города Лагодо. Собеседником, приехавшим по казенной надобности.
   — Нам все-таки, мисс, по дороге. Куда вас довезти, если не секрет? Разговор наш не терпит отлагательств.
   — Поезжайте прямо, — все так же неопределенно, с хорошей дикцией и легким акцентом — в семье Цзун Вана говорили на языке далекой родины — и без какого-либо выражения ответила Циньмэй и, открыв заднюю левую дверцу кара, устроилась на «генеральском месте».
   — Собственно, у меня даже не вопрос к вам, мисс, — сообщил Том, трогая машину. — Просьба. Нам с вами есть о чем поговорить с одним человеком — с профессором Кайлом Васецки.
   — О чем? — Циньмэй смотрела только на дорогу.
   — Об амулетах Империи Зу. О тех амулетах, на которых Белый Знак. И о том, что бывает, когда люди с такими амулетами на плечах переставляют кубики в одной головоломке.
   Воцарилось молчание.
   — Кайл Васецки, — произнесла Циньмэй. — Он здесь — в Лагодо?
   — Боюсь, что нам придется съездить к нему в гости. в Вестуич. Это не так далеко. — Том помолчал, тоже разглядывая дорогу. Потом добавил: — И будет лучше, если вы захватите с собой ту... коробку. Каменную. «Джейтест».
   Последовала пауза. Которая могла закончиться всем, чем угодно, — например, просто ударом ребром ладони по его, Тома, шее. Ну к этому он, допустим, был готов. «Хуже, если в дело пойдут боевые умения Воинов Зу», — подумал он.
   Циньмэй молчала минуты полторы.
   — За коробкой придется заехать. К Иннинь, моей подруге. Это в другую сторону.
   — Вы говорили, кажется, что с ее братом... С братом госпожи Иннинь что-то произошло? — припомнил Том.
   — У вас прямо магнитофон в черепушке, — констатировала девушка. — У Иннинь брат и вправду заболел: у него «синдром кокона».

Глава 6
ВЫБОР

   — Теперь расскажите, пожалуйста, как вам досталась эта коробочка, — как можно мягче попросил Том. — Вы ведь теперь и сами поняли, насколько это опасная игрушка.
   — Я знала это с самого начала, — ответила Циньмэй. — Но я думала, что окажусь сильнее ее. Ведь школа Мастера Лю берет начало от испытаний, которые должны были пройти ученики Воинов Зу, чтобы самим стать Воинами... И... не называйте Ларец игрушкой.
   — Откуда это у вас? Что это за школа Мастера Лю? Почему... Зачем вам вообще становиться Воином Зу? Вы же — женщина. Вам на роду написано стать матерью, вырастить и воспитать детей. И детей их детей. Разве не так прожили жизнь ваши бабушка, мать?..
   Циньмэй молчала. И ей-богу, никогда федеральный следователь Томас Лэмберт Роббинс не слышал более презрительного безмолвия, чем это молчание угловатой, дикой девушки, уставившейся на проносящийся за окном кара довольно унылый пейзаж.
   — Возможно, вам интересно будет узнать, следователь, что по отцовской линии все мои родственники — члены Сообщества Зу. Вам знакомо имя Эс-дар-Сая?
   Тома слегка передернуло: адепт учения Эйч-Эрн.
   — Разве его заносило в эти края?
   — И еще — он же один из немногих, при жизни причисленных к сонму пантеона пестрой веры. Ласковый Бог Измены. Нет, на Джее он никогда не был. Но наша ветвь — отцовская — по прямой идет от него. И всю секту Мастера Лю поддерживали ученики и последователи Эс-дара. И все мои братья и сестры сейчас в Стае. Из тех, кто жив, конечно. И я там буду. Но для этого надо быть одним из первых в секте Мастера Лю. Но я хочу большего. Еще большего. Так что если мне и продолжать род отца, то совсем не так, как учили вас, мистер.
   — Вы так открыто признаетесь в принадлежности к Эйч-Эрн? — с чуть напускным удивлением спросил Том.
   — А разве учение Эйч-Эрн существует? — традиционным вопросом ответила ему Циньмэй
   Крыть было нечем, ибо первый параграф устава учения гласил: «Всякий, утверждающий, что Тайное Учение, именуемое Эйч-Эрн, существует, — лжец, и верить его дальнейшим словам противно естеству Разума».
   Второй параграф того же устава или, по крайней мере, самого распространенного его апокрифа утверждал: «Все изложенное в параграфе первом есть не что иное, как ложь, сказанная хитрецами для глупцов».
   — Конечно же нет, — иронически согласился Том. — Так же как и пестрая вера.
   — Ошибаетесь, — все так же глядя в окно, возразила Циньмэй. — Пестрая вера существует. Но не всерьез, конечно. Не всерьез — есть разница. А потом, мистер, я уже вас раскусила: с вами надо играть напрямую или... Впрочем, обойдусь без «или».
   — Вы, я вижу, не лишены дара психолога, — скупо сделал собеседнице комплимент Том.
   — В Стае без этого нельзя, — как о чем-то само собой разумеющемся сказала девушка. И на минуту задумалась. — Все это время... Пока Секта существует на Джее, люди Учения собирали все, что относится к Древним Империям. Вам не понять, но сам Эрн — он оттуда идет, из Старых Миров. Но это — не для вас. Вам важно вот что: разбогатевшие люди Секты — такие, как мой отец, вкладывали деньги в то, что осталось от Империй. Вы думаете, в музее Академии собрана самая большая коллекция реликвий Зу и Ю? Или где-нибудь в Метрополии? Смешно. Это здесь — в тайниках Секты можно найти такое, что и не снилось высоколобым мудрецам из университетских лабораторий.
   — И я думаю, что та коробочка, за которой мы с вами едем, стоит не на последнем месте в списке этих диковин? — осторожно предположил Том.
   — Да, далеко не на последнем. — Циньмэй косо улыбнулась. — Когда Марика предложила отцу эту... вещь, все наши были потрясены. Вы сами должны понять, что этой штуке практически нет цены. Но в конце концов мы нашли... общий язык.
   — Ваш отец, — осторожно продолжил Том, — оплатил вступление Марики в общину Кунта-ин-Шая, а...
   — И вступление в общину, и многое другое. Она стала далеко не бедной девочкой — Марика Карои.
   — Кстати, где она сейчас? — уже чисто рефлекторно поинтересовался Том.
   — Вам это так уж важно знать, мистер? — Циньмэй пожала плечами. — Я и правда не знаю этого. Мы стали неинтересны друг другу с какого-то момента. Точнее — нет. Мы стали бояться одна другую. Так сказать будет вернее. Я не понимала тогда... Только теперь, пожалуй, до меня начало доходить. Понимаете, я считала себя сильной. Только потому, что не боюсь страданий и смерти — это каждый в Стае может. Я думала — тем он и страшен — «Джейтест». Тем, что несет испытуемому смерть и страдания. Я дурой была тогда. Нет ничего проще, чем убить человека или пытать его. Но когда в твоем распоряжении целая планета, набитая разными чудесами, разве достойно размениваться на такие мелочи? Ну посмотрите, разве Дракон тот хотел убить Кайла Васецки? Если бы захотел, справился бы запросто. А двойники те — им-то ничего не стоило любого из вас прикончить без лишнего шума. Нет, у них все тоньше было задумано — у тех, кто испытывал оруженосцев на право быть Воинами Зу. Ведь Дракон не по Кайлу ударил — по всем людям. По Джею вообще. А двойники эти — они не в смерть, в колдовство какое-то тянули. Порчу на людей наводили. Детишек тех...
   Циньмэй запнулась.
   Том воспользовался короткой паузой, чтобы спросить ее о том, с чего, собственно, и хотел начать разговор:
   — Скажите, кто привел в действие эту штуку? Неужели вы сами?
   — Да, сама. — Девушка окинула Тома недоуменным взглядом.
   Тот постарался никак не реагировать на него.
   — И когда это произошло? — продолжил он разговор по намеченной схеме.
   — Не сразу. Только через несколько лет после того, как эта вещь попала к нам в руки.
   — К нам — это к кому именно?
   — Я говорю про Стаю. Все, что связано с Древними Империями, общая собственность Стаи. Я — только хранитель ее.
   — Ну, — чуть иронично заметил Том, — кое-чем из оставшихся от Империй пожитков владеют шесть музеев здесь, на Джее, и двенадцать разных коллекций по всей Федерации.
   — Думают, что владеют. — Глаза Циньмэй холодно блеснули удивлением, насколько бестолковым оказался ее собеседник.
   — И вас признали лучшей кандидатурой на такое вот испытание? — Том постарался, чтобы в голосе его не прозвучало ни нотки иронии.
   — Наш род — один из высших в Стае. Отец в том же ранге, что и Мастер Лю. Но он был слишком стар, чтобы пройти Испытание.
   — Но в конце концов вы же — женщина.
   — Я уже говорила, что испытывается не сила, а дух воина. Нет ничего проще, чем просто уничтожить его. И нет ничего труднее, чем сломить его дух. Для этого требуются поистине изощренные испытания. Но я думала, что буду сильнее этого. Что сама справлюсь. А теперь...
   — Что — теперь? — очень осторожно спросил Том.
   — Что теперь — сами увидите, — бесстрастно ответила Циньмэй. — Теперь поломалась я. Иначе — черта с два я с вами сейчас болтала бы про все это. Кстати, мы уже два квартала мимо нужного поворота пилим.
   Чертыхнувшись про себя, Том занялся баранкой, а вслух спросил:
   — И вас ни капли не смущает мысль о том, что я, как федеральный следователь, могу просто конфисковать то, что вы окрестили «Джейтестом»? В целях дальнейшего ведения порученного мне расследования.
   — Я же вас не считаю идиотом, — с откровенной досадой оборвала его Циньмэй. — Мы — люди Стаи — человека чувствуем через каменные стены, каков он и что собой представляет. Вы же лучше меня понимаете, что, пока ваши яйцеголовые будут мудрить над камушками этими да железками, здесь полпланеты в коконы завернутся. В саван. Я думала, что справлюсь сама. Но потом поняла, что только того, что может дать Мастер Лю... Того, что дано ему, мало. Я и сама думала, как выйти на декана Васецки. Но с этимничего не бывает случайным: вот вы первыми сами пришли. Я же по вам вижу, что действовать будете, ни на кого не оглядываясь. Стоп. Это здесь. Заверните в ворота.
* * *
   Двор был невелик, а Иннинь уже ждала их у входа в небольшой, старой постройки коттедж, из таких состояла вся эта часть города. Подруга Циньмэй была тоньше ее, гораздо живее и женственней, но постарше ее выглядела. Была она уже умненькой восточной красавицей на выданье, а не зажатым внутренним заклятьем учеником злого колдуна, как дочь Вана. Впрочем, разницу эту ощущал, наверное, только посвященный.
   — Это Том, — без особых уточнений представила спутника Циньмэй. — Ему надо показать Куна. И еще, я пришла взять ту вещь.
   — Куна забрали, — тихо, без всякого выражения, сказала Иннинь. — А про вещь они не знали, даже не спросили.
   — Кто? Кто забрал вашего брата? — поспешно спросил Том.
   Иннинь смотрела словно куда-то сквозь него. Может, он и не существовал для нее вовсе.
   — Кто забрал Куна? — повторила вопрос Роббинса Циньмэй.
   — Люди на машине с крестами. Как «Амбуланс» — белая с красными крестами, только военная. Сейчас по всему городу забирают людей с синдромом.
   Том, не дожидаясь конца разговора, забарабанил по клавишам блока связи. Дважды чертыхнулся про себя, ошибочно набрав коды доступов. Потом окликнул девушек:
   — Ваш брат, мисс Иннинь, в «Рэмпартс» — это военный госпиталь. Я думаю, мне надо будет побывать там. Вы, мисс Циньмэй, можете присоединиться ко мне. Вместе с... предметом. А вам, мисс, — он взглянул на Иннинь, — лучше ждать здесь. Мы сообщим вам все, что будет необходимо. Прошу вас не покидать дом.
   — Разумеется, — ответила Иннинь и протянула подруге цветастый сверток.
   — Это — он? — недоверчиво спросил Том.
   Циньмэй коротким, быстрым движением развернула сверток, и Роббинс увидел предмет, знакомый ему только по паре фотографий и по довольно лаконичным описаниям.
   — Вы хотя бы запомнили комбинацию знаков, которая выпала вам? — спросил Том Цинь.
   — Я сняла это «Полароидом», — ответила она. — И старалась ничего не трогать после.
   — После чего?
   — После того, как эта... вещь словно бы раскалилась и так... зазвучала. Комбинация не изменилась. Никто не трогал вещь.
   Том вздохнул:
   — Сначала мы завезем эту игрушку в центральный банк. Пусть побудет там — в абонентском ящике.
   — Не игрушку — Ларец. — На секунду хрипловатый голос Цинь стал резким. — Не стоит запирать эту штуку в металл.
   Она осторожно коснулась тусклой поверхности кубиков.
   — Тогда, с вашего позволения, оставим ее в филиале... моей конторы. Там будет кому присмотреть за этим.
   Циньмэй ничем не выразила отношения к этому предложению.
   — Еще раз попрошу вас никуда не отлучаться, мисс Иннинь, — повторил он, обращаясь к хозяйке дома.
   — Разумеется, мистер. Ведь надо следить за детьми. Их у Куна двое — мальчик и девочка. А госпожу Рэнго — это его жена. Ее забрали тоже. Это... это не заразно?
   — Никто не знает этого, мисс, — ответил Том и рванул машину с места.
   — Так повезем этов филиал моей конторы? — спросил Том.
   — Нет. У меня есть идея получше. Сверните здесь. — Циньмэй на что-то решилась. — Все равно придется вам это показать. И это по дороге. Еще раз сверните. Дальше — пешком.
   Это был уже чисто китайский квартал, построенный словно для киносъемок, тесный и одноэтажный. Но за низкой кирпичной стеной с деревянными, в темно-красный цвет выкрашенными воротами им открылся довольно просторный и как-то по-весеннему голый сад. В глубине его виднелся невысокий — в полтора этажа — сложенный из грубых плит местного известняка павильон, к которому вела украшенная разноцветным гравием дорожка.
   Том чуть вздрогнул, с опозданием заметив в тихом поклоне склонившуюся мужскую фигуру, почти незаметную между деревьями. И вторую — столь же почтительную. Третью, четвертую. Оружия у них не было — у этих незаметных людей в пустом саду. Но от этого не стало спокойнее — совсем нет. Что-то угрожающее, напряженное было в этой черно-зеленой пустоте, так неожиданно разверзшейся среди шумного людского муравейника. И кланялись прихотливо расставленные в этой пустоте фигуры вовсе не гостю, а Циньмэй. А может, чему-то еще, что воплощалось в хрупкой, быстрой, как ртуть, фигурке, скользящей мимо них.
   — Это — мемориал отца, — пояснила китаянка.
   Не отвечая на поклоны, она быстро шла по дорожке, и Том еле успевал за ее летящей походкой. На мгновение она замедлила шаг: в дерн у дорожки были впечатаны две простых гранитных плиты.
   — Брат, — сказала она в пустоту. А может, привычно окликнула тень в весеннем саду.
   — Ваши отец и брат похоронены здесь? — то ли спросил, то ли констатировал Том, тоже помешкав секунду у могильных плит.
   Ответа он не удостоился.
   Циньмэй решительно прошла в низкие, охрой окрашенные двери павильона. Том, пригнувшись, вошел вслед за ней.
   Это был зал, точнее, просто большая, погруженная в полутьму комната с низким потолком, укрепленным простыми деревянными стойками, с вытянувшимися под самой кровлей окнами-щелями, через которые видно было только блеклое в этот вечер небо Джея. Тяжелые низкие сундуки, черные, со скупым узором, стояли вдоль стен, закрытые бамбуковыми панно. У противоположной входу стены курился небольшой жертвенник, и в воздухе стоял терпкий аромат тлеющих в нем трав.
   — Здесь принимают в Посвященные, — быстро, как о чем-то само собой разумеющемся, сообщила Циньмэй. — И здесь мы храним... Ну, то, что непосвященные называют реликвиями. Инструменты Магии.
   — Это... м-м... Все это — собственность вашей семьи? — осторожно спросил Том.
   — Нет. — Девушка безразлично пожала плечами. — Далеко не все. Мы — лишь хранители. Но эти предметы... они хранятся здесь уже много десятилетий. А раньше сберегались в других... таких же местах.
   Она подошла к одному из сундуков и с неожиданной легкостью откинула его массивную крышку. Сняла и отложила в сторону плоскую коробку, первой стоявшую под крышкой. Том засмотрелся на странноватое мерцание диковинных амулетов, разложенных в ней. Ему показалось, что все это уже было с ним. И в то же время — словно он читал все это в книге, которую ребенком видел во сне.
   — Кладите... вещь сюда. Здесь она лежала все эти годы, пока я не дала ее Кану.
   — Кану? — спросил Том. — Зачем вы давали эту вещь ему? Он...
   — Кан читает знаки Зу. Он мог постичь тайный смысл того жребия, который я выбрала тогда. Только восемь человек в секте читают Зу. — Циньмэй взяла янтарный короб из рук Тома. — Кан читает очень глубоко. Точнее, читал. Сейчас он становится коконом.
   — Вы не боитесь этого? — Том решился наконец заглянуть в глаза Цинь. — Ведь никто не знает на самом деле — заразен ли этот...
   — Нет, я не боюсь стать коконом, — твердо глядя ему в глаза, ответила китаянка. — Я знаю, что вызывает синдром. Ведь это я вызвала его в мир.
   Том наклонил голову, ожидая хоть какого-то объяснения. Но объяснений не последовало: Цинь опустила шкатулку внутрь сундука, осторожно водрузила плоскую коробку-панель сверху и все так же легко и бесшумно опустила на нее тяжелое черное дерево крышки. Потом, не оборачиваясь, быстро прошла к жертвеннику, взяла с тусклого бронзового блюда перед ним пригоршню какого-то снадобья и подкормила огонь. Тот не то чтобы разгорелся — просто его отсветы стали ярче и как-то пронзительней поблескивать в металле кованых узоров сундуков и мелких фигурок и амулетов, расставленных в незаметных нишах по стенам, развешанных в укромных углах зала. Казалось, что в воздухе замерцали огненные искры.
   «Странный это храм, — подумал Том. — И буддийское в нем что-то, и боги пестрой веры, будь она неладна, здесь поставлены».
   Циньмэй отвернулась от жертвенника и сделала знак сутулой фигуре, еле заметной в сумраке за алтарем. Роббинс не то что не заметил ее — просто принял сперва за изваяние. Фигура приблизилась к китаянке, и в полутьме тихо зазвучали совершенно непонятные Тому слова. Он вздохнул, терпеливо ожидая, когда снова удостоится внимания дочери владельца «Линчжи». Та закончила разговор быстро и энергично. Но вместо того, чтобы вернуться к спутнику, она опустилась перед алтарем на скрещенные ноги и замерла в ритуальной позе медитации. Том осторожно подошел к ней и затаил дыхание за ее спиной.
   — Пойдемте, — наконец быстро и глухо произнесла Цинь и, легко вскочив на ноги, почти бегом заторопилась вверх по узенькой, жженого дерева лесенке, отсеченной от комнаты с талисманами легкой бамбуковой занавеской.
   Она и сама была почти незаметна, и скрытую за ней лестницу и стену делала такими же незаметными занавеска эта.
   Цинь и не думала оборачиваться на ходу, чтобы проверить, успевает ли за ней Том. Следователь уже стал привыкать к манерам этого своего партнера в этом зыбком деле. Странное чувство охватило его, когда он нырнул в нарезанную мелкими полосками тень, — чувство сродни тому, которое испытала та девочка из сказки, которая шагнула сквозь зеркало.
   Узкий проход, дверь, просто обитая железом, и такой же бесхитростный замок на ней. За дверью оказался спуск куда-то вниз, в темноту, освещенную скупым светом флюоресцентных ламп. Тамбур с дверьми похитрее. Это уже где-то много ниже мостовой. Коридор пошире и дальше — комната, в которой за металлическом столом резались в карты два охранника. Появление Циньмэй заставило их вскочить. Один деловито что-то дожевывал, стараясь, впрочем, делать это как можно более незаметно. Цинь коротко сказала им обоим что-то по-китайски и кивнула замешкавшемуся Тому, чтобы он проходил в соседнюю комнату. Там было что-то вроде операционной — бестеневая лампа под низким потолком, стол с фиксаторами, шкафы с инструментами, общая белизна и запах дезинфекции.
   — Вот, — сказала Цинь, подходя к тяжелой, с колесом гермозапора и иллюминатором, двери, — смотрите сюда.
   Она вся сгорбилась и подперла ставшим неожиданно угловатым под тонким трикотажем майки плечом железный косяк. Том заглянул в поблескивающее изнутри проникавшим светом оконце — туда, за бронестекло иллюминатора.
   Это очень походило на внутренность печи для обжига кирпича — так же голо, светло и даже уютно. Посреди залитой теплым красновато-оранжевым светом комнаты, с пустыми шершавыми стенами, на высоком, неудобном стуле почти спиной к двери сидел сухонький подслеповатый старичок. Какой-то очень уж выцветший, белесый. В такой же, как он сам, выцветшей, когда-то синей, униформе — хлопчатобумажных брюках и рубашке. Он был занят: тихо и внимательно рассматривал свои руки. Или что-то, что было в них. Делал он это почти не шевелясь, очень терпеливо, временами только еле заметно помаргивая и шевеля губами. Ничего в увиденном не должно было пугать — чем, собственно, страшен старый, выживший из ума китаец? Старый и немощный. Старый и... И почему-то нечеловечески жуткий, как бывают отвратительны и мерзки люди и вещи, встречающие нас в стране больного сна.
   Старик шестым чувством, наверное, угадал, что на него смотрят, замер, как только может замереть и без того неподвижный человек, а потом нехотя и неловко, словно кукла, ведомая неумелым кукловодом, стал, пришлепывая сандалиями, перебираться от стула к двери. Остановился перед нею, жалко и просяще улыбаясь прямо в глаза Тому.
   — Эт-то... Это — господин Ван? — спросил Роббинс.
   Неожиданно пересохшее горло подвело его.
   — Это былгосподин Ван, — не оборачиваясь к стеклу как-то уже привычно, пояснила Цинь. — Мой покойный отец.
   Она тоже в упор рассматривала Тома, откровенно изучая его реакцию на то, что он видел перед собой. Оба эти взгляда: выцветших, ставших умоляющими бельмами, глаз отца и жестких, но тоже с какой-то слепой поволокой глаз его суровой дочери — показались Тому одинаково безумными. Он сосредоточил взгляд на лице старика. Тот, уловив, наверное, это к нему внимание и улыбаясь по-прежнему растерянно и умоляюще, поднял на уровень лица дрожащую руку, предлагая Тому что-то, лежащее на ней. Сначала следователь подумал, что это какие-то мелкие птичьи яйца, но потом понял: нет, что-то другое.
   Руки старика вздрагивали, и маленькие белые кругляшки один за другим валились на пол — вниз, куда взгляд Тома проникнуть не мог. Подслеповатый безумец за окном попробовал наконец попридержать разбегающиеся с ладони белые комки. Непослушные пальцы мяли их, крошили. Сухая труха сыпалась в ладони, на рукава и грудь старика.
   — Пойдемте, — резко сказала девушка. — Вы видели, теперь — пойдемте.
   — А что это у него? — Том не мог оторвать взгляда от иллюминатора. — Что у него в руках? Он словно хочет, чтобы я у него взял.
   — Пойдемте. — Циньмэй, не оборачиваясь, пошла к двери.. — Это — смерть. Хуже смерти.
* * *
   Циньмэй смотрела перед собой невидящим взглядом. Словно превратилась в неподвижную куклу. У Тома тоже не было настроения затевать разговор.
   «Будь оно все проклято, — думал он, — в городе эпидемия. Может, по всей Колонии. И я, федеральный следователь, последним узнаю об этом. Между делом. Нянчась с чокнутыми бабами».
   Госпиталь «Рэмпартс» затесался между громадными, за высокими заборами скрытыми блокгаузами военной зоны Лагодо. Да и сама она занимала несколько таких же безликих и хорошо охраняемых железобетонных корпусов.
   «Господи, с кем же они тут собираются воевать? — недоуменно подумал Том. — Хотя, конечно, современные планетарные ВС не для этого и созданы, чтобы сражаться с реальным противником. Ну как иначе кормить и содержать под контролем прорву бездельников, которым просто нет места в теперешнем суперавтоматизированном цикле производства-потребления? Хотя и опасная это затея — тысячи тысяч людей, бесцельно слоняющихся около современного оружия, — а все-таки популярная в Мирах Периферии. Несмотря ни на что, популярная».
   При входе в закрытый блок «Чаттам» ему долго пришлось доказывать, что он представляет на Джее не киностудию «Уорнер бразерс» и не заведения Барнума. Здешняя охрана просто отродясь не видела удостоверение федерального следователя. Когда наконец явившаяся после долгих телефонных переговоров высокая шишка в белом халате, накинутом на полковничий мундир, вложила ума-разума своим подчиненным, Том, буркнув: «Эта девушка со мной», проследовал внутрь медицинского святилища. Все кому не лень отдавали ему честь и спешили упредить любой могущий возникнуть вопрос.