Страница:
- Мы позаботимся об этом, сэр! - пообещал министр иностранных дел, и было непонятно, что именно он имеет в виду - молчание разведки или вознесение душ. - Полагаю, милорд, что в связи с трагическим инцидентом следовало бы наметить основные линии британской политики. Ближайшие недели обещают быть весьма бурными...
- Полагаю, что на Балканах начнется схватка, которая будет нам весьма кстати! - прямолинейно брякнул Черчилль. Ему удалось загнать мячик в лунку, и он победоносно смотрел теперь на Грея. Министр подогнал свой мяч к самому краю лунки и изогнулся для решающего толчка.
- Сэр Уинстон прав - это выгодный момент для начала войны! - убежденно высказался сэр Герберт. - Германия жаждет утвердиться на Балканах и вытеснить нас и французов из Турции и с Ближнего Востока. Она готова к войне с Францией и Россией. Вместе с тем ее большая морская программа еще не завершена и кайзер надеется на наш нейтралитет...
Сэр Эдуард выпрямился, так и не сделав удара.
- Мы не можем позволить себе отсрочку войны, джентльмены! - решительно произнес он. - В противном случае Россия слишком утвердится в Персии, укрепится в Средней Азии, приблизившись к Афганистану и Индии... К тому же, если при русском дворе одержит верх немецкая партия и Россия забудет про свои союзнические обязательства Франции, Британская империя окажется на грани больших неприятностей. Как можно скорее мы должны столкнуть Россию и Францию с Германией и Австрией.
- Вы глубоко правы, достопочтенный сэр! - с чувством изрек морской министр. - Пока Россия и Франция будут обескровливать себя на полях сражений с Германией, мы должны стоять в стороне и помогать союзникам только нашим флотом, ведя морские операции по истощению центральных держав. Когда же все стороны настолько ослабеют, что не смогут протестовать, мы продиктуем им свои условия!..
Между тем кэди приготовили мячи для продолжения игры. Джентльмены прервали на несколько минут обсуждение политических задач. Но вот белые твердые комочки резины со свистом улетели к следующей лунке. Спортсмены мгновенно превратились в членов кабинета.
- Боюсь, однако, что кайзер не захочет начинать большую войну, если узнает о непременном нашем участии в ней! - вернулся к теме министр иностранных дел.
- Морская разведка также располагает подобными сведениями, - лаконично добавил Черчилль.
- Джентльмены! Я мог бы предложить следующую тактику, которая была бы весьма действенна для втягивания Германии в большую войну, - сообщил лорд Асквит, равномерно вышагивая по газону. - Правительству и дипломатическим представителям следует до последнего момента - пока Германия и Франция, Австрия и Россия не войдут в необратимый конфликт - производить впечатление, что Британия останется в любом случае нейтральной, что мы стоим выше всей этой ссоры... Когда же война разгорится вовсю, мы начнем воевать на море, направив во Францию лишь такой экспедиционный корпус, какой не позволит французам лишить нас плодов победы.
- Мистер премьер-министр глубоко прав! - поддержал Асквита Черчилль. Более того. Наш экспедиционный корпус можно отправлять во Францию только тогда, когда боши уже несколько обескровят ее.
- Вы забыли русский "паровой каток", который способен достичь Берлина за две-три недели! - вмешался в разговор Эдуард Грей. - И вообще, примите во внимание неисчислимые людские резервы этого колосса на Востоке. Иногда мне становится дурно при мысли о всех этих массах пушечного мяса, которое может в один прекрасный момент прозреть и повернуть штыки против нас!..
От досады сэр Эдуард так сильно ударил свой мяч, что он улетел за каменную изгородь. Кэди побежал разыскивать белый шарик в некошеной траве. Упрямый спортсмен-министр отправился туда же своей характерной походкой.
- Из русского "парового катка" нужно выпустить пар вместе с кровью! - с неожиданной ненавистью крикнул вслед Грею морской министр. Сэр Герберт, прицеливаясь к своему мячу, с одобрением подумал о молодом первом лорде Адмиралтейства. Премьер предрекал, что с таким темпераментом и имперской страстью он далеко пойдет в политике, где напористость иногда заменяет ум и талант. А здесь явно имелся и ум.
- Не нужно так волноваться, мой друг! - покровительственно изрек Асквит. - Вы правы в том отношении, что если Россия выйдет победительницей из этой войны, то перспективы Британии в Европе и Азии будут весьма мрачными. Балканы практически превратятся в вассальную провинцию Российской империи: за счет Богемии, Моравии, Словакии и других славянских областей, находящихся ныне под короной Габсбургов, славянская махина еще больше увеличится; захватив Босфор и Дарданеллы, Петербург выведет русский военный флот в колыбель европейской цивилизации - Средиземное море.
- Еще опаснее, если Россия осуществит эти цели без войны, - перебил довольно невежливо своего премьера морской министр, - в результате дворцовых переворотов во всех этих мелких и диких балканских княжествах, сговорившись с Вильгельмом за наш счет. Русский царь станет диктовать свою волю Европе, как когда-то это делал Александр I. А потом - России вовсе необязательно овладевать Персией. Сделает она ее своим прочным союзником - великая и могучая Британская империя со всеми нашими жемчужинами превратится в разрезанный надвое организм! Нет! Любой ценой мы должны именно сейчас столкнуть Россию с центральными державами, ослабить их до такой степени, чтобы они и подумать не могли о каком-то ущемлении британских интересов!..
Над головами игроков просвистел, словно пуля, мяч.
- Итак, джентльмены! Мы все - за немедленную и спасительную для Британии европейскую войну! - резюмировал появившийся вслед за своим мячом сэр Эдуард Грей. - Ну что ж! Наша дипломатия готова приложить к этому все усилия...
- Что касается британского флота, то я отменяю ежегодные маневры и приказываю провести пробную мобилизацию, в ходе которой Гран-Флит придет в боевую готовность!..
- А я, джентльмены, буду молить бога простить мне мои прегрешения, если они есть! - с постной миной завершил политическую часть беседы премьер.
Партнеры перешли на более легкомысленные темы, энергичнее заработали ногами и клюшками. Белые мячи полетели к лункам. Чисто английский уик-энд принял обычные традиционные формы. С войной было решено.
22. Северное море, июль 1914 года
Повелитель Германской империи кайзер Вильгельм при всей немецкой личной экономности и бережливости тратил большие государственные деньги на придание особого блеска своему двору. Двор должен был потрясать правителей и министров чужих стран могуществом и величием императора, многочисленностью челяди и роскошью дворцов.
600 комплектов парадных ливрей хранилось в кладовых дворца. Самих же слуг было столько, что частенько они болтались без дела по Берлину. Принадлежности дворцового стола оценивались в два миллиона марок. Около 200 экипажей ежедневно обслуживали придворных - обер-гофмейстерину, придворных дам, генерал- и флигель-адъютантов, директоров департаментов, обер-гофмаршала и прочих.
Каждый день двора был похож на праздник, наполненный яркими красками и пышными представлениями. Но великому кайзеру все быстро надоедало. Он утолял свою жажду внешних эффектов и популярности путешествиями или торжественными выездами, когда толпы народа глазели на него, как на циркового слона. Лучше всего он чувствовал себя на борту любимой яхты "Гогенцоллерн". Ритмичный стук судового двигателя словно баюкал императора, плеск воды о борта успокаивал нервную систему, а морской ветер, напоенный солью и свежестью, немного кружил голову. Курсы плаваний "Гогенцоллерна" под штандартом отдыхающего императора были довольно однообразны - норвежские фиорды Северного моря или солнечная весенняя Адриатика, где Вильгельм приобрел остров Корфу и выстроил на вершине горы дворец с просторными солнечными залами.
Июльский маршрут 1914 года не должен был отличаться от обычного и вызывать чьи-либо подозрения. Нельзя было также далеко уходить от главных сил германского флота. "Гогенцоллерн" готовился крейсировать в Северное море.
Днем 6 июля императорский поезд из 12 вагонов медленно втягивался в лабиринт путей военной гавани Вильгельмсгафена. Состав подали на пирс, где перед строем почетного караула в полной парадной форме замерли пятидесятилетний командующий Флотом открытого моря адмирал Ингеноль и его помощник контр-адмирал Хиппер.
В лучах яркого солнца купались надстройки, скошенные трубы и мачты императорской яхты, на которой уже приготовились поднять личный штандарт императора рядом с военно-морским флагом империи. Опытный машинист остановил вагон монарха напротив ковра, на котором Вильгельм должен был принять рапорт адмирала. Поодаль, прижатые оцеплением моряков к кормовым трапам пришвартованных миноносцев, почтительно обнажили головы горожане, пришедшие приветствовать обожаемую особу его величества.
Оркестр грянул императорский марш, толпа заорала "Хох!", когда на ступеньках площадки показался Вильгельм. Его сопровождали начальник морского генерального штаба адмирал Поль и начальник морского кабинета кайзера адмирал Мюллер. Командующий флотом не удивился, когда не увидел всегда сопровождавшего императора морского министра. Ему уже сообщили, что его высокопревосходительство адмирал фон Тирпиц убыл "на охоту" в Тюрингский лес.
Рапорт и приветствие не заняли много времени. По красной ковровой дорожке Вильгельм приблизился к трапу "Гогенцоллерна", пригласив адмиралов следовать за собой.
Хозяин и гости прошли на императорскую палубу, и пока ее величество в сопровождении двух любимых фрейлин переходила из вагона на корабль, император провел небольшой военный совет.
- Господа, в силу важной дипломатической необходимости я отправляюсь в путешествие по фиордам Норвегии. Однако прошу иметь в виду, что вскоре в империи будет объявлен кригсгефарцуштанд*. Мы должны быть готовы начать борьбу с легкомысленными французами и коварной нацией обманщиков - Англией. Привести в боевую готовность Флот открытого моря и вспомогательные эскадры... - Кайзер повернулся к адмиралу Полю и продолжал отдавать команды: - Предупредите адмиралов Сушона в Средиземном море и Шпее в Китае, что обстановка внушает тревогу. Однако в их распоряжении остается примерно три недели, и они смогут принять меры предосторожности... Вам всем, господа, надлежит проверить готовность секретных баз в уединенных пунктах нейтральных стран по приему наших крейсеров и снабжению их топливом и боезапасом, Вильгельм был в экстазе, волнение не оставляло его уже несколько дней. Слушатели это чувствовали. Нервность императора понемногу передавалась морякам, они начинали осознавать важность предстоящих дней, ради которых император и фон Тирпиц работали долгие годы, терпя критику левых в рейхстаге, добиваясь новых ассигнований на военно-морской флот, форсируя строительство его боевых сил и военно-морских баз...
______________
* Состояние военной опасности.
Император между тем продолжал набрасывать основы стратегии германского флота, построенные на том факте, что для разгрома Франции потребуется всего три-четыре недели. Вслед за падением Парижа сухопутная армия должна будет передислоцироваться против России и разгромить этого союзника Франции. Тогда военно-морская сила Германии будет значительно увеличена за счет первоклассных кораблей русского флота, взятых в контрибуцию, и обрушится со всей тевтонской мощью на этих британских мерзавцев! Теперь или никогда!..
Адмиралы молчали, потрясенные приближением момента, который должен был увенчать их славой. Вильгельм поднялся с кресла, закрывая военный совет.
- Эскадры вывести в Северное море для последнего мирного учения! "Гогенцоллерн", как всегда, сопровождают два миноносца для поручений. Связь шифром по искровому телеграфу! С нами бог! Он покарает Англию!
Адмиралы покинули борт яхты и, стоя на пирсе, ждали, когда "Гогенцоллерн" отвалит. Вильгельм подошел к леерам. Его душа вибрировала в унисон с палубой, под которой тысячесильная машина набирала мощь и проворачивала винты. "Скоро начнется наш марш к триумфу!" - ликовал кайзер. Били литавры, и пронзительно свистели дудки оркестра, трещали барабаны, возбужденно ревела толпа.
Кайзер опирался правой рукой о поручень, его усы грозно топорщились; он представил себя на боевом мостике флагманского линкора, добивавшего огнем орудий главного калибра жалкие остатки британского Гранд-Флита. Необыкновенное воодушевление, воцарившееся в его душе после получения известия об убийстве эрцгерцога, несло его, словно по воздуху.
"Гогенцоллерн" проходил мимо дредноутов и крейсеров с выстроенными на палубах четкими линейками матросов. Над рейдом неслись звуки оркестров, грозные крупповские орудия подняли свои жерла. Скоро они пошлют тонны металла и взрывчатки не против дощатых мишеней, а в живую плоть британского флота.
Долго, пока мог видеть, кайзер не отводил взора от стройной линии боевых кораблей Флота открытого моря, его любимого детища и честолюбивой надежды.
Волнение не оставляло императора все три недели, проведенные им на борту яхты в норвежских фиордах. Оно выливалось в резолюциях, которыми кайзер испещрял поля телефонных докладов, поступавших к нему с Вильгельмштрассе.
...Мирно синеет вода в фиорде. В ее глади отражаются скалы и сосны на них. Редкие белые облака проплывают над горами и морем. На берегу - домики, крашенные охрой, с белыми оконными переплетами и дверями, пузатые парусники рыбаков у причалов, белая строгая церковь. Это мирная Норвегия...
На письменный стол перед кайзером флаг-офицер кладет доклад германского посланника в Вене. Старый дипломат начал его словами: "Я пользуюсь каждым удобным случаем, чтобы спокойно, но настойчиво и серьезно предостерегать от необдуманных шагов..."
В бешенстве дернулся в кресле Вильгельм. Его рука, вспарывая стальным пером бумагу, чертит: "Кто его на это уполномочил? Это глупо! Это вовсе не его дело!.. Если дела потом пойдут неладно, будут говорить, что Германия не захотела! Пусть Чиршки изволит бросить эти глупости. С сербами нужно покончить, и чем скорее, тем лучше".
Пейзаж, дышащий миром, звон колокола сельской церковки, призывающий прихожан на молитву, не смягчали горевшее огнем войны сердце кайзера...
Флаг-офицер подает императору сообщение из Вены о предполагавшемся предъявлении Сербии чрезвычайно тяжелых, почти невыполнимых требований, сформулированных так, чтобы их нельзя было принять. Но шифровка заканчивалась словами: "Если сербы согласятся выполнить все предъявляемые требования, то такой исход будет крайне не по душе графу Берхтольду, и он раздумывает над тем, какие еще поставить условия, которые оказались бы для Сербии совершенно неприемлемыми".
Вильгельм возмущен малодушным предположением. Он пишет на полях: "Очистить Санджак! Тогда сразу произойдет свалка! Австрия немедленно должна вернуть его себе, чтобы предотвратить возможность объединения Сербии с Черногорией и отрезать сербов от моря!"
...Император получает сообщение, что премьер одной из двух частей Австро-Венгрии - граф Тисса - призывает к сдержанности и осторожности. Кайзер мгновенно взрывается резолюцией: "Это по отношению к убийцам-то? После того, что случилось? Бессмыслица!" Чуть ниже приписывает: "Я против военных советов и совещаний. В них всегда одерживает верх трусливое большинство". Телеграф уносит его резолюции послам и министрам для сведения и руководства к действию...
"Гогенцоллерн" разводит пары, поднимается все севернее, почти до мыса Нордкап. Природа становится суровее, погода - прохладнее. Кайзера не могут развлечь удовольствия, приносившие ему отдохновение еще год назад - беседы о живописи и архитектуре, чтение книг и пасьянс.
Флаг-офицер докладывает императору одно из лицемерных писем лорда Грея, полное миролюбивых фраз и неисполнимых предложений. Вильгельм пишет на нем:
"Как я могу решиться успокаивать австрийцев! Негодяи (сербы) агитировали за убийство, их необходимо согнуть в бараний рог... Это возмутительное британское нахальство!.. Я не считаю себя вправе, подобно Грею, давать его императорскому величеству Францу-Иосифу указания, как ему защищать свою честь. Грею это нужно объяснить ясно и определенно; пусть он видит, что я не щучу. Сербия - разбойничья шайка, которую нужно наказать за убийство! Я не стану вмешиваться ни в какие дела, подлежащие разрешению императора. Это чисто британские взгляды и манера снисходительно давать указания. С этим нужно покончить! Император Вильгельм".
Наступает 20 июля. Начальник морского кабинета адмирал Мюллер получает указание кайзера доверительно сообщить директорам крупных германских судоходных компаний о возможности военных осложнений и о необходимости вывода в связи с этим всех германских торговых судов из будущих вражеских портов, дабы противник не захватил их в качестве призов. Еще только 20 июля!
В эти же дни он отдает приказ о скрытном проведении мобилизационных мероприятий, в том числе и о возвращении Флота открытого моря с учений. Канцлер Бетман делает попытку по телеграфу предостеречь императора, но получает ответ: "Неслыханное предложение! Прямо невероятное!.. Штатский канцлер до сих пор не оценил положение!"
На следующий день Бетман вновь хлопочет против слишком поспешной мобилизации, настаивает на сохранении спокойствия. "Спокойствие - это долг мирных граждан! - отвечает ему Вильгельм. - Спокойная мобилизация - вот так новое изобретение!"
На "Гогенцоллерн" поступает сообщение из Вены. В нем до сведения императора доводится, что Берхтольд заверил русского посланника в отсутствии всяких завоевательных планов и вообще говорил с ним в примирительном тоне. Вильгельм делает на полях пометку:
"Совершенно излишне! Создает впечатление слабости... Этого нужно избегать по отношению к России. У Австрии есть достаточные основания. Теперь нечего ставить на обсуждение уже сделанные шаги... Осел! Необходимо, чтобы Австрия забрала Санджак, а то сербы доберутся до Адриатики!.. Сербия не государство в европейском смысле, а разбойничья шайка!"
...Большими шагами меряет кайзер тиковую палубу "Гогенцоллерна". Он даже не может спать после обеда. Офицеры яхты и миноносцев по очереди делают ему доклады о выдающихся морских сражениях. При этом особенно важным считается так препарировать историю, чтобы британский флот во всех случаях демонстрировал свои недостатки. Только это немного успокаивает императора, и он спокойно отходит ко сну...
Наконец терпение его иссякло, он приказывает взять курс на Вильгельмсгафен. Повелитель возвращается в свою столицу, чтобы из берлинского Шлосса руководить последними приготовлениями к давно взлелеянной им войне.
Главное, что Вильгельм решил осуществить в эти ответственные дни, обмениваться с Николаем такими телеграммами, которые усыпили бы бдительность российского родственничка и как можно далее оттянули мобилизацию русской армии. Еще лучше, если эта мобилизация начнется, когда германская армия будет уже полностью отмобилизованной и начнет свои военные действия - так думал великий Гогенцоллерн.
23. Потсдам, июль 1914 года
Вильгельм совершал утренний моцион верхом по парку Сансуси. Крупной рысью шел любимый копь Солдат. Чуть сзади императора держался принц Генрих Прусский, только что вернувшийся из Англии, где он встречался с королем Георгом V. Принц Генрих не успел выспаться с дороги, как его поднял адъютант императора и предложил сопровождать державного брата на прогулке. Теперь он трясся в седле, хотя не любил верховую езду, а обожал автомобили. Он знал, что Вильгельм с нетерпением ждет его отчета о поездке в Англию, что от его доклада, вероятно, зависит, быта большой войне сейчас или Германии следует подождать, пока Англия сама не сцепится с Россией из-за Персии и Туркестана.
"Сколько он еще будет так мчаться? - думал Генрих. - Ведь не станешь самые конфиденциальные вещи выкрикивать на скаку..." Утро было жарким, принц Генрих быстро утомился. Адъютанты обоих братьев держались чуть поодаль.
Наконец они подъехали к картинной галерее и, спасаясь от солнца, вошли внутрь. Кайзер обожал живопись. Но он слышал, что среди современных художников нет никого, кто хотя бы приближался к старым мастерам. Поэтому, когда он хотел отдохнуть или умерить свое волнение, вызванное политическими врагами - внешними или внутренними, - всегда обращался к коллекции, собранной его предками - королями и курфюрстами.
Все эти дни он был на пределе. Даже путешествие на "Гогенцоллерне" в норвежские фиорды на этот раз не принесло никакого успокоения, хотя кайзер надеялся, что северная природа ниспошлет ему трезвую голову и холодный разум.
Сегодня из-за волнения Вильгельм не мог принять доклад принца Генриха о его пребывании в Англии у себя в кабинете и решил поговорить с ним здесь, в картинной галерее, среди полотен великих мастеров. Под золочеными сводами галереи за зашторенными окнами было прохладно. Мраморный пол из бело-коричневых плит также отдавал холодком. Служители плотно затворили двери за вошедшими, и под сводами раздались гулкие шаги четырех человек. Адъютанты, как и раньше, держались позади шагах в пятнадцати.
- Мой дорогой Генрих, насколько успешной была твоя миссия? - задал первый вопрос Вильгельм. Он остановился у полотна Рубенса "Святой Иероним" и сделал вид, что его очень интересует картина. На самом деле он ничего не видел, а был весь обращен в слух.
- Вилли, я много раз беседовал с нашим послом в Лондоне Лихновским... начал принц.
- Этот господин безобразно для истинного немца влюблен в Англию и корчит из себя джентльмена! - прервал его злой репликой император.
- Именно так, но для этой страны Лихновский - самый лучший посол, отметил Генрих и продолжал: - Лихновский каждый день встречался с Греем, и тот всячески подчеркивал, что, пока дело идет о локализованном столкновении между Австрией и Сербией, Англии это не касается...
- И это все?! - нетерпеливо рявкнул император.
- Нет, это только начало их бесед... Грей также сказал, что он лично был бы взволнован, если бы общественное мнение России заставило царя выступить против Австрии, а в случае вступления Австрии на сербскую территорию опасность европейской войны надвинется вплотную...
- Что ты никак не можешь подойти к сути - вступит Англия в войну или не вступит, если мы нападем на Францию и Россию?! - рассердился император. Это главный вопрос, от которого зависит, быть или не быть войне сейчас. Я не могу рисковать против объединенной коалиции Франции, России и Англии хотя бы в первые два месяца. Моей армии нужно три недели, чтобы разгромить Францию, и еще немного времени; чтобы до основания потрясти Россию. Тогда может вступать в войну и Англия, я разгромлю ее на море и на суше! Самое главное полезут англичане в драку сразу или, как обычно, будут выжидать - чья возьмет?
- Я могу тебе только сказать, что Грей дословно заявил Лихновскому следующее... - Принц Генрих доспал из внутреннего кармана маленькую записную книжку и зачитал: - "Всех последствий подобной войны четырех держав, - Грей совершенно недвусмысленно подчеркнул число "четыре", - Францию, Россию, Австро-Венгрию и Германию, - прокомментировал свои записки принц и продолжил чтение: - совершенно нельзя предвидеть".
- Что еще говорил Грей? - нетерпеливо перебил император снова.
- Лихновский докладывал, что Грей пустился в дурацкие рассуждения о том, что война вызовет обнищание и истощение, а возможно, и революционный взрыв. Он болтал об ущербе, который военные действия принесут мировой торговле, то есть самим англичанам, и прочий вздор... Лихновский твердо заявляет, что о возможности вмешательства в войну пятой державы - Англии Греем не было сказано ни единого слова.
- А что мой братец Георг? - вопросил Вильгельм. Он стал немного успокаиваться от приятных вестей, принесенных Генрихом. Тут только он увидел полотно, перед которым стояли, и поразился тому, что глаз святого Иеронима, словно живой, смотрит поверх него, императора, предвидя далекое будущее. Сам Вильгельм не мог такого, и ему сделалось неприятно. Он отошел от картины Рубенса и подошел наугад к другой. Это оказалось полотно Караваджо "Фома неверующий". Напряженная фигура Фомы отвечала его собственному настроению, и он остался подле картины, остро воспринимая то, о чем говорил брат.
- Король отдает себе совершенно ясный отчет в серьезности положения, рассказывал принц Генрих. - Он был даже несколько взволнован. ("Не так, как ты сейчас", - злорадно подумал Генрих, видя почти невменяемое состояние Вильгельма.) Жоржи уверял меня, что он и его правительство сделают все, чтобы локализовать войну между Сербией и Австрией. "Мы приложим все усилия, - сказал он дословно, - чтобы не быть вовлеченными в войну и остаться нейтральными"... Я полностью убежден в серьезности этих слов Георга, как и в том, что Британия сначала действительно останется нейтральной... Но сможет ли она долго оставаться вне схватки?.. - заключил принц. - Об этом я не могу судить.
- Полагаю, что на Балканах начнется схватка, которая будет нам весьма кстати! - прямолинейно брякнул Черчилль. Ему удалось загнать мячик в лунку, и он победоносно смотрел теперь на Грея. Министр подогнал свой мяч к самому краю лунки и изогнулся для решающего толчка.
- Сэр Уинстон прав - это выгодный момент для начала войны! - убежденно высказался сэр Герберт. - Германия жаждет утвердиться на Балканах и вытеснить нас и французов из Турции и с Ближнего Востока. Она готова к войне с Францией и Россией. Вместе с тем ее большая морская программа еще не завершена и кайзер надеется на наш нейтралитет...
Сэр Эдуард выпрямился, так и не сделав удара.
- Мы не можем позволить себе отсрочку войны, джентльмены! - решительно произнес он. - В противном случае Россия слишком утвердится в Персии, укрепится в Средней Азии, приблизившись к Афганистану и Индии... К тому же, если при русском дворе одержит верх немецкая партия и Россия забудет про свои союзнические обязательства Франции, Британская империя окажется на грани больших неприятностей. Как можно скорее мы должны столкнуть Россию и Францию с Германией и Австрией.
- Вы глубоко правы, достопочтенный сэр! - с чувством изрек морской министр. - Пока Россия и Франция будут обескровливать себя на полях сражений с Германией, мы должны стоять в стороне и помогать союзникам только нашим флотом, ведя морские операции по истощению центральных держав. Когда же все стороны настолько ослабеют, что не смогут протестовать, мы продиктуем им свои условия!..
Между тем кэди приготовили мячи для продолжения игры. Джентльмены прервали на несколько минут обсуждение политических задач. Но вот белые твердые комочки резины со свистом улетели к следующей лунке. Спортсмены мгновенно превратились в членов кабинета.
- Боюсь, однако, что кайзер не захочет начинать большую войну, если узнает о непременном нашем участии в ней! - вернулся к теме министр иностранных дел.
- Морская разведка также располагает подобными сведениями, - лаконично добавил Черчилль.
- Джентльмены! Я мог бы предложить следующую тактику, которая была бы весьма действенна для втягивания Германии в большую войну, - сообщил лорд Асквит, равномерно вышагивая по газону. - Правительству и дипломатическим представителям следует до последнего момента - пока Германия и Франция, Австрия и Россия не войдут в необратимый конфликт - производить впечатление, что Британия останется в любом случае нейтральной, что мы стоим выше всей этой ссоры... Когда же война разгорится вовсю, мы начнем воевать на море, направив во Францию лишь такой экспедиционный корпус, какой не позволит французам лишить нас плодов победы.
- Мистер премьер-министр глубоко прав! - поддержал Асквита Черчилль. Более того. Наш экспедиционный корпус можно отправлять во Францию только тогда, когда боши уже несколько обескровят ее.
- Вы забыли русский "паровой каток", который способен достичь Берлина за две-три недели! - вмешался в разговор Эдуард Грей. - И вообще, примите во внимание неисчислимые людские резервы этого колосса на Востоке. Иногда мне становится дурно при мысли о всех этих массах пушечного мяса, которое может в один прекрасный момент прозреть и повернуть штыки против нас!..
От досады сэр Эдуард так сильно ударил свой мяч, что он улетел за каменную изгородь. Кэди побежал разыскивать белый шарик в некошеной траве. Упрямый спортсмен-министр отправился туда же своей характерной походкой.
- Из русского "парового катка" нужно выпустить пар вместе с кровью! - с неожиданной ненавистью крикнул вслед Грею морской министр. Сэр Герберт, прицеливаясь к своему мячу, с одобрением подумал о молодом первом лорде Адмиралтейства. Премьер предрекал, что с таким темпераментом и имперской страстью он далеко пойдет в политике, где напористость иногда заменяет ум и талант. А здесь явно имелся и ум.
- Не нужно так волноваться, мой друг! - покровительственно изрек Асквит. - Вы правы в том отношении, что если Россия выйдет победительницей из этой войны, то перспективы Британии в Европе и Азии будут весьма мрачными. Балканы практически превратятся в вассальную провинцию Российской империи: за счет Богемии, Моравии, Словакии и других славянских областей, находящихся ныне под короной Габсбургов, славянская махина еще больше увеличится; захватив Босфор и Дарданеллы, Петербург выведет русский военный флот в колыбель европейской цивилизации - Средиземное море.
- Еще опаснее, если Россия осуществит эти цели без войны, - перебил довольно невежливо своего премьера морской министр, - в результате дворцовых переворотов во всех этих мелких и диких балканских княжествах, сговорившись с Вильгельмом за наш счет. Русский царь станет диктовать свою волю Европе, как когда-то это делал Александр I. А потом - России вовсе необязательно овладевать Персией. Сделает она ее своим прочным союзником - великая и могучая Британская империя со всеми нашими жемчужинами превратится в разрезанный надвое организм! Нет! Любой ценой мы должны именно сейчас столкнуть Россию с центральными державами, ослабить их до такой степени, чтобы они и подумать не могли о каком-то ущемлении британских интересов!..
Над головами игроков просвистел, словно пуля, мяч.
- Итак, джентльмены! Мы все - за немедленную и спасительную для Британии европейскую войну! - резюмировал появившийся вслед за своим мячом сэр Эдуард Грей. - Ну что ж! Наша дипломатия готова приложить к этому все усилия...
- Что касается британского флота, то я отменяю ежегодные маневры и приказываю провести пробную мобилизацию, в ходе которой Гран-Флит придет в боевую готовность!..
- А я, джентльмены, буду молить бога простить мне мои прегрешения, если они есть! - с постной миной завершил политическую часть беседы премьер.
Партнеры перешли на более легкомысленные темы, энергичнее заработали ногами и клюшками. Белые мячи полетели к лункам. Чисто английский уик-энд принял обычные традиционные формы. С войной было решено.
22. Северное море, июль 1914 года
Повелитель Германской империи кайзер Вильгельм при всей немецкой личной экономности и бережливости тратил большие государственные деньги на придание особого блеска своему двору. Двор должен был потрясать правителей и министров чужих стран могуществом и величием императора, многочисленностью челяди и роскошью дворцов.
600 комплектов парадных ливрей хранилось в кладовых дворца. Самих же слуг было столько, что частенько они болтались без дела по Берлину. Принадлежности дворцового стола оценивались в два миллиона марок. Около 200 экипажей ежедневно обслуживали придворных - обер-гофмейстерину, придворных дам, генерал- и флигель-адъютантов, директоров департаментов, обер-гофмаршала и прочих.
Каждый день двора был похож на праздник, наполненный яркими красками и пышными представлениями. Но великому кайзеру все быстро надоедало. Он утолял свою жажду внешних эффектов и популярности путешествиями или торжественными выездами, когда толпы народа глазели на него, как на циркового слона. Лучше всего он чувствовал себя на борту любимой яхты "Гогенцоллерн". Ритмичный стук судового двигателя словно баюкал императора, плеск воды о борта успокаивал нервную систему, а морской ветер, напоенный солью и свежестью, немного кружил голову. Курсы плаваний "Гогенцоллерна" под штандартом отдыхающего императора были довольно однообразны - норвежские фиорды Северного моря или солнечная весенняя Адриатика, где Вильгельм приобрел остров Корфу и выстроил на вершине горы дворец с просторными солнечными залами.
Июльский маршрут 1914 года не должен был отличаться от обычного и вызывать чьи-либо подозрения. Нельзя было также далеко уходить от главных сил германского флота. "Гогенцоллерн" готовился крейсировать в Северное море.
Днем 6 июля императорский поезд из 12 вагонов медленно втягивался в лабиринт путей военной гавани Вильгельмсгафена. Состав подали на пирс, где перед строем почетного караула в полной парадной форме замерли пятидесятилетний командующий Флотом открытого моря адмирал Ингеноль и его помощник контр-адмирал Хиппер.
В лучах яркого солнца купались надстройки, скошенные трубы и мачты императорской яхты, на которой уже приготовились поднять личный штандарт императора рядом с военно-морским флагом империи. Опытный машинист остановил вагон монарха напротив ковра, на котором Вильгельм должен был принять рапорт адмирала. Поодаль, прижатые оцеплением моряков к кормовым трапам пришвартованных миноносцев, почтительно обнажили головы горожане, пришедшие приветствовать обожаемую особу его величества.
Оркестр грянул императорский марш, толпа заорала "Хох!", когда на ступеньках площадки показался Вильгельм. Его сопровождали начальник морского генерального штаба адмирал Поль и начальник морского кабинета кайзера адмирал Мюллер. Командующий флотом не удивился, когда не увидел всегда сопровождавшего императора морского министра. Ему уже сообщили, что его высокопревосходительство адмирал фон Тирпиц убыл "на охоту" в Тюрингский лес.
Рапорт и приветствие не заняли много времени. По красной ковровой дорожке Вильгельм приблизился к трапу "Гогенцоллерна", пригласив адмиралов следовать за собой.
Хозяин и гости прошли на императорскую палубу, и пока ее величество в сопровождении двух любимых фрейлин переходила из вагона на корабль, император провел небольшой военный совет.
- Господа, в силу важной дипломатической необходимости я отправляюсь в путешествие по фиордам Норвегии. Однако прошу иметь в виду, что вскоре в империи будет объявлен кригсгефарцуштанд*. Мы должны быть готовы начать борьбу с легкомысленными французами и коварной нацией обманщиков - Англией. Привести в боевую готовность Флот открытого моря и вспомогательные эскадры... - Кайзер повернулся к адмиралу Полю и продолжал отдавать команды: - Предупредите адмиралов Сушона в Средиземном море и Шпее в Китае, что обстановка внушает тревогу. Однако в их распоряжении остается примерно три недели, и они смогут принять меры предосторожности... Вам всем, господа, надлежит проверить готовность секретных баз в уединенных пунктах нейтральных стран по приему наших крейсеров и снабжению их топливом и боезапасом, Вильгельм был в экстазе, волнение не оставляло его уже несколько дней. Слушатели это чувствовали. Нервность императора понемногу передавалась морякам, они начинали осознавать важность предстоящих дней, ради которых император и фон Тирпиц работали долгие годы, терпя критику левых в рейхстаге, добиваясь новых ассигнований на военно-морской флот, форсируя строительство его боевых сил и военно-морских баз...
______________
* Состояние военной опасности.
Император между тем продолжал набрасывать основы стратегии германского флота, построенные на том факте, что для разгрома Франции потребуется всего три-четыре недели. Вслед за падением Парижа сухопутная армия должна будет передислоцироваться против России и разгромить этого союзника Франции. Тогда военно-морская сила Германии будет значительно увеличена за счет первоклассных кораблей русского флота, взятых в контрибуцию, и обрушится со всей тевтонской мощью на этих британских мерзавцев! Теперь или никогда!..
Адмиралы молчали, потрясенные приближением момента, который должен был увенчать их славой. Вильгельм поднялся с кресла, закрывая военный совет.
- Эскадры вывести в Северное море для последнего мирного учения! "Гогенцоллерн", как всегда, сопровождают два миноносца для поручений. Связь шифром по искровому телеграфу! С нами бог! Он покарает Англию!
Адмиралы покинули борт яхты и, стоя на пирсе, ждали, когда "Гогенцоллерн" отвалит. Вильгельм подошел к леерам. Его душа вибрировала в унисон с палубой, под которой тысячесильная машина набирала мощь и проворачивала винты. "Скоро начнется наш марш к триумфу!" - ликовал кайзер. Били литавры, и пронзительно свистели дудки оркестра, трещали барабаны, возбужденно ревела толпа.
Кайзер опирался правой рукой о поручень, его усы грозно топорщились; он представил себя на боевом мостике флагманского линкора, добивавшего огнем орудий главного калибра жалкие остатки британского Гранд-Флита. Необыкновенное воодушевление, воцарившееся в его душе после получения известия об убийстве эрцгерцога, несло его, словно по воздуху.
"Гогенцоллерн" проходил мимо дредноутов и крейсеров с выстроенными на палубах четкими линейками матросов. Над рейдом неслись звуки оркестров, грозные крупповские орудия подняли свои жерла. Скоро они пошлют тонны металла и взрывчатки не против дощатых мишеней, а в живую плоть британского флота.
Долго, пока мог видеть, кайзер не отводил взора от стройной линии боевых кораблей Флота открытого моря, его любимого детища и честолюбивой надежды.
Волнение не оставляло императора все три недели, проведенные им на борту яхты в норвежских фиордах. Оно выливалось в резолюциях, которыми кайзер испещрял поля телефонных докладов, поступавших к нему с Вильгельмштрассе.
...Мирно синеет вода в фиорде. В ее глади отражаются скалы и сосны на них. Редкие белые облака проплывают над горами и морем. На берегу - домики, крашенные охрой, с белыми оконными переплетами и дверями, пузатые парусники рыбаков у причалов, белая строгая церковь. Это мирная Норвегия...
На письменный стол перед кайзером флаг-офицер кладет доклад германского посланника в Вене. Старый дипломат начал его словами: "Я пользуюсь каждым удобным случаем, чтобы спокойно, но настойчиво и серьезно предостерегать от необдуманных шагов..."
В бешенстве дернулся в кресле Вильгельм. Его рука, вспарывая стальным пером бумагу, чертит: "Кто его на это уполномочил? Это глупо! Это вовсе не его дело!.. Если дела потом пойдут неладно, будут говорить, что Германия не захотела! Пусть Чиршки изволит бросить эти глупости. С сербами нужно покончить, и чем скорее, тем лучше".
Пейзаж, дышащий миром, звон колокола сельской церковки, призывающий прихожан на молитву, не смягчали горевшее огнем войны сердце кайзера...
Флаг-офицер подает императору сообщение из Вены о предполагавшемся предъявлении Сербии чрезвычайно тяжелых, почти невыполнимых требований, сформулированных так, чтобы их нельзя было принять. Но шифровка заканчивалась словами: "Если сербы согласятся выполнить все предъявляемые требования, то такой исход будет крайне не по душе графу Берхтольду, и он раздумывает над тем, какие еще поставить условия, которые оказались бы для Сербии совершенно неприемлемыми".
Вильгельм возмущен малодушным предположением. Он пишет на полях: "Очистить Санджак! Тогда сразу произойдет свалка! Австрия немедленно должна вернуть его себе, чтобы предотвратить возможность объединения Сербии с Черногорией и отрезать сербов от моря!"
...Император получает сообщение, что премьер одной из двух частей Австро-Венгрии - граф Тисса - призывает к сдержанности и осторожности. Кайзер мгновенно взрывается резолюцией: "Это по отношению к убийцам-то? После того, что случилось? Бессмыслица!" Чуть ниже приписывает: "Я против военных советов и совещаний. В них всегда одерживает верх трусливое большинство". Телеграф уносит его резолюции послам и министрам для сведения и руководства к действию...
"Гогенцоллерн" разводит пары, поднимается все севернее, почти до мыса Нордкап. Природа становится суровее, погода - прохладнее. Кайзера не могут развлечь удовольствия, приносившие ему отдохновение еще год назад - беседы о живописи и архитектуре, чтение книг и пасьянс.
Флаг-офицер докладывает императору одно из лицемерных писем лорда Грея, полное миролюбивых фраз и неисполнимых предложений. Вильгельм пишет на нем:
"Как я могу решиться успокаивать австрийцев! Негодяи (сербы) агитировали за убийство, их необходимо согнуть в бараний рог... Это возмутительное британское нахальство!.. Я не считаю себя вправе, подобно Грею, давать его императорскому величеству Францу-Иосифу указания, как ему защищать свою честь. Грею это нужно объяснить ясно и определенно; пусть он видит, что я не щучу. Сербия - разбойничья шайка, которую нужно наказать за убийство! Я не стану вмешиваться ни в какие дела, подлежащие разрешению императора. Это чисто британские взгляды и манера снисходительно давать указания. С этим нужно покончить! Император Вильгельм".
Наступает 20 июля. Начальник морского кабинета адмирал Мюллер получает указание кайзера доверительно сообщить директорам крупных германских судоходных компаний о возможности военных осложнений и о необходимости вывода в связи с этим всех германских торговых судов из будущих вражеских портов, дабы противник не захватил их в качестве призов. Еще только 20 июля!
В эти же дни он отдает приказ о скрытном проведении мобилизационных мероприятий, в том числе и о возвращении Флота открытого моря с учений. Канцлер Бетман делает попытку по телеграфу предостеречь императора, но получает ответ: "Неслыханное предложение! Прямо невероятное!.. Штатский канцлер до сих пор не оценил положение!"
На следующий день Бетман вновь хлопочет против слишком поспешной мобилизации, настаивает на сохранении спокойствия. "Спокойствие - это долг мирных граждан! - отвечает ему Вильгельм. - Спокойная мобилизация - вот так новое изобретение!"
На "Гогенцоллерн" поступает сообщение из Вены. В нем до сведения императора доводится, что Берхтольд заверил русского посланника в отсутствии всяких завоевательных планов и вообще говорил с ним в примирительном тоне. Вильгельм делает на полях пометку:
"Совершенно излишне! Создает впечатление слабости... Этого нужно избегать по отношению к России. У Австрии есть достаточные основания. Теперь нечего ставить на обсуждение уже сделанные шаги... Осел! Необходимо, чтобы Австрия забрала Санджак, а то сербы доберутся до Адриатики!.. Сербия не государство в европейском смысле, а разбойничья шайка!"
...Большими шагами меряет кайзер тиковую палубу "Гогенцоллерна". Он даже не может спать после обеда. Офицеры яхты и миноносцев по очереди делают ему доклады о выдающихся морских сражениях. При этом особенно важным считается так препарировать историю, чтобы британский флот во всех случаях демонстрировал свои недостатки. Только это немного успокаивает императора, и он спокойно отходит ко сну...
Наконец терпение его иссякло, он приказывает взять курс на Вильгельмсгафен. Повелитель возвращается в свою столицу, чтобы из берлинского Шлосса руководить последними приготовлениями к давно взлелеянной им войне.
Главное, что Вильгельм решил осуществить в эти ответственные дни, обмениваться с Николаем такими телеграммами, которые усыпили бы бдительность российского родственничка и как можно далее оттянули мобилизацию русской армии. Еще лучше, если эта мобилизация начнется, когда германская армия будет уже полностью отмобилизованной и начнет свои военные действия - так думал великий Гогенцоллерн.
23. Потсдам, июль 1914 года
Вильгельм совершал утренний моцион верхом по парку Сансуси. Крупной рысью шел любимый копь Солдат. Чуть сзади императора держался принц Генрих Прусский, только что вернувшийся из Англии, где он встречался с королем Георгом V. Принц Генрих не успел выспаться с дороги, как его поднял адъютант императора и предложил сопровождать державного брата на прогулке. Теперь он трясся в седле, хотя не любил верховую езду, а обожал автомобили. Он знал, что Вильгельм с нетерпением ждет его отчета о поездке в Англию, что от его доклада, вероятно, зависит, быта большой войне сейчас или Германии следует подождать, пока Англия сама не сцепится с Россией из-за Персии и Туркестана.
"Сколько он еще будет так мчаться? - думал Генрих. - Ведь не станешь самые конфиденциальные вещи выкрикивать на скаку..." Утро было жарким, принц Генрих быстро утомился. Адъютанты обоих братьев держались чуть поодаль.
Наконец они подъехали к картинной галерее и, спасаясь от солнца, вошли внутрь. Кайзер обожал живопись. Но он слышал, что среди современных художников нет никого, кто хотя бы приближался к старым мастерам. Поэтому, когда он хотел отдохнуть или умерить свое волнение, вызванное политическими врагами - внешними или внутренними, - всегда обращался к коллекции, собранной его предками - королями и курфюрстами.
Все эти дни он был на пределе. Даже путешествие на "Гогенцоллерне" в норвежские фиорды на этот раз не принесло никакого успокоения, хотя кайзер надеялся, что северная природа ниспошлет ему трезвую голову и холодный разум.
Сегодня из-за волнения Вильгельм не мог принять доклад принца Генриха о его пребывании в Англии у себя в кабинете и решил поговорить с ним здесь, в картинной галерее, среди полотен великих мастеров. Под золочеными сводами галереи за зашторенными окнами было прохладно. Мраморный пол из бело-коричневых плит также отдавал холодком. Служители плотно затворили двери за вошедшими, и под сводами раздались гулкие шаги четырех человек. Адъютанты, как и раньше, держались позади шагах в пятнадцати.
- Мой дорогой Генрих, насколько успешной была твоя миссия? - задал первый вопрос Вильгельм. Он остановился у полотна Рубенса "Святой Иероним" и сделал вид, что его очень интересует картина. На самом деле он ничего не видел, а был весь обращен в слух.
- Вилли, я много раз беседовал с нашим послом в Лондоне Лихновским... начал принц.
- Этот господин безобразно для истинного немца влюблен в Англию и корчит из себя джентльмена! - прервал его злой репликой император.
- Именно так, но для этой страны Лихновский - самый лучший посол, отметил Генрих и продолжал: - Лихновский каждый день встречался с Греем, и тот всячески подчеркивал, что, пока дело идет о локализованном столкновении между Австрией и Сербией, Англии это не касается...
- И это все?! - нетерпеливо рявкнул император.
- Нет, это только начало их бесед... Грей также сказал, что он лично был бы взволнован, если бы общественное мнение России заставило царя выступить против Австрии, а в случае вступления Австрии на сербскую территорию опасность европейской войны надвинется вплотную...
- Что ты никак не можешь подойти к сути - вступит Англия в войну или не вступит, если мы нападем на Францию и Россию?! - рассердился император. Это главный вопрос, от которого зависит, быть или не быть войне сейчас. Я не могу рисковать против объединенной коалиции Франции, России и Англии хотя бы в первые два месяца. Моей армии нужно три недели, чтобы разгромить Францию, и еще немного времени; чтобы до основания потрясти Россию. Тогда может вступать в войну и Англия, я разгромлю ее на море и на суше! Самое главное полезут англичане в драку сразу или, как обычно, будут выжидать - чья возьмет?
- Я могу тебе только сказать, что Грей дословно заявил Лихновскому следующее... - Принц Генрих доспал из внутреннего кармана маленькую записную книжку и зачитал: - "Всех последствий подобной войны четырех держав, - Грей совершенно недвусмысленно подчеркнул число "четыре", - Францию, Россию, Австро-Венгрию и Германию, - прокомментировал свои записки принц и продолжил чтение: - совершенно нельзя предвидеть".
- Что еще говорил Грей? - нетерпеливо перебил император снова.
- Лихновский докладывал, что Грей пустился в дурацкие рассуждения о том, что война вызовет обнищание и истощение, а возможно, и революционный взрыв. Он болтал об ущербе, который военные действия принесут мировой торговле, то есть самим англичанам, и прочий вздор... Лихновский твердо заявляет, что о возможности вмешательства в войну пятой державы - Англии Греем не было сказано ни единого слова.
- А что мой братец Георг? - вопросил Вильгельм. Он стал немного успокаиваться от приятных вестей, принесенных Генрихом. Тут только он увидел полотно, перед которым стояли, и поразился тому, что глаз святого Иеронима, словно живой, смотрит поверх него, императора, предвидя далекое будущее. Сам Вильгельм не мог такого, и ему сделалось неприятно. Он отошел от картины Рубенса и подошел наугад к другой. Это оказалось полотно Караваджо "Фома неверующий". Напряженная фигура Фомы отвечала его собственному настроению, и он остался подле картины, остро воспринимая то, о чем говорил брат.
- Король отдает себе совершенно ясный отчет в серьезности положения, рассказывал принц Генрих. - Он был даже несколько взволнован. ("Не так, как ты сейчас", - злорадно подумал Генрих, видя почти невменяемое состояние Вильгельма.) Жоржи уверял меня, что он и его правительство сделают все, чтобы локализовать войну между Сербией и Австрией. "Мы приложим все усилия, - сказал он дословно, - чтобы не быть вовлеченными в войну и остаться нейтральными"... Я полностью убежден в серьезности этих слов Георга, как и в том, что Британия сначала действительно останется нейтральной... Но сможет ли она долго оставаться вне схватки?.. - заключил принц. - Об этом я не могу судить.